Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Значение языка как смыслообразующего явления культуры
1 Основные подходы к языку как феномену культуры 15
2 Феномен сигнификации в смысловом поле философских категорий формы и содержания 37
3 Языковая картина мира после «лингвистического поворота» 58
Глава 2. Роль музыки как средоточия невербального смысла в культуре
1 Анализ музыки как звучащей формы культуры в историческом и теоретическом аспектах 83
2 Полная характеристика смысла в вербальном и невербальном измерении 109
3 Проекция времени в музыкальном образе 129
Заключение 151
Список использованной литературы 156
- Основные подходы к языку как феномену культуры
- Феномен сигнификации в смысловом поле философских категорий формы и содержания
- Анализ музыки как звучащей формы культуры в историческом и теоретическом аспектах
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Особенность философии культуры состоит в том, что в ней осуществляется рефлексия относительно содержания культуры на путях рационально-теоретического мышления. По словам Э. Кас-сирера философское постижение культуры «не удовлетворяется конечным продуктом, но желает понять и тот особый способ производства, который производит данный продукт. Ведь от этой производительной активности, от длящейся и постоянно возобновляемой работы духа зависит в конечном счете не только язык, но и миф, и религия, и искусство. Понять и прояснить это для каждой отдельной отрасли духовной деятельности человека, понять во всей ее индивидуальности и особенности, во всей неповторимости формы и способа существования должна философия» . Тем самым философия направляет свои усилия на уяснение условий существования культуры и ее форм и стремится обнаружить их сущность.
Знаково-символические системы, в которых представлен человеку мир, их интерпретацию, необходимо выделить в особую область. Актуальность нашего изучения языка и музыки как знаково-символических звуковых смысло-образующих систем вызвана односторонностью существующих к ним подходов и основанных на этих подходах исследований. Они в основном проводятся в позитивистском ключе, а те, которые ведутся в русле герменевтики, зачастую не опираются на конкретный материал, отказываются от дефиниций, уходят в тавтологии.
Парадокс современной философии культуры состоит в том, что изучение культурных феноменов ведётся в рамках социологии и социальной философии, психологии, семиотики, эстетики без должной опоры на достижения таких философских дисциплин как онтология и гносеология. Однако без такого обращения представляется сложным определение сущностных признаков культурных феноменов, а также сохранения целостностного подхода к ним.
Кассирер Э. Лекции по философии и культуре//Культурология. XX век: Антология М., 1995. С. 111.
В самом факте наличия или отсутствия геометрического подобия между художественными, научными или иными образами, какими пользуется культура, и отображаемыми в них объектами (природными или социальными), содержится слишком серьезное качественное различие в способах и результатах освоения человеком действительности, чтобы философия могла этот факт игнорировать.
Историки, семиологи при подходе к этой проблеме подчеркивают противостояние устных и письменных форм культуры. М. Мак-Люэн, автор знаменитой «Галактики Гутенберга», считает, что мы погружены в неразбериху и состояние неустойчивости, поскольку существуем одновременно в двух противоположных формах общества и опыта, мировоззрения и самовыражения. Такое разделение культур, по мнению У. Эко, существовавшее еще во времена средневековья, определяло различия между теми, кто способен был читать рукописи и, значит, критически осмысливать религиозные, философские и научные вопросы, и теми, кто воспитывался исключительно посредством образов в соборе — отобранных и обработанных их творцами. Мак-Люэн утверждает, что с наступлением электронной эры наступает эпоха абсолютной «власти визуализации».
На уровне обыденного сознания не всегда удается осознать, что те информационные фрагменты, которые мы наблюдаем на экране и которые в силу этого для нас очевидны и выглядят как единственно объективные, на самом деле являются скомпонованными. В результате если текст как некоторая система понятий предоставляет человеку возможность аналитической работы над ним, то визуальные средства могут навязывать индивиду конкретное восприятие информации, которое рационально контролируется им в меньшей степени, что создает невиданные ранее возможности для манипулирования сознанием как отдельного человека, так и общества в целом.
Успешное существование экранной культуры само по себе отражает тенденцию к усилению роли обыденного (или массового) сознания в современной культуре, когда повседневные представления заполняют собой все культурное
5 пространство. Само это пространство теряет свою разнородность, и образы обыденного (массового) сознания равномерно заполняют его; хотя особенностью индивидуального сознания является то, что оно способно отражать объективную реальность не только посредством общезначимых представлений и понятий, но и более непосредственно: через личностно-экзистенциальные образования (личностные смыслы), которые существуют как средоточие невербального смысла в культуре.
Таким образом, исследователи разных научных областей актуализируют специфику современной культуры. В то же время собственно философских исследований существенных отличий визуальных и звуковых форм культуры, насколько можно судить, не проводилось.
В дополнение к сказанному надо отметить, что в связи с нарастанием в современной музыкальной сфере противоречивых тенденций назрела необходимость общефилософского исследования музыкального образа в аспектах теории и истории культуры. Разнообразие музыкальной практики, в которой, с одной стороны, наблюдается чрезвычайное распространение и «потребление» образцов «масскультуры», а с другой — все большее усложнение языка профессионального серьезного творчества, потребовало изучения музыки в ее диспо-зиционности по отношению к другой звуковой форме культуры - языку. Часто авербальность музыки принимается за асемантичность. Необходимость утверждения содержательной, смысловой нагруженности музыкального искусства обосновывает намерение автора включиться в дискуссию на эту тему. Темпо-ральность, как одна из главных характеристик музыки, нуждается в новом он-то-гносеологическом объяснении. Поэтому, считает диссертант, философский анализ современного состояния культуры должен основываться на выявлении сущностных, глубинных «механизмов» построения ее звуковых форм, разрушение «экранной» культурой которых ведет к иному сценарию развития смыс-лообразования в духовной сфере.
Возможное решение проблемы смыслообразования в перспективе показало бы, что все ценности и оценки (эстетические, этические, религиозные...) яв-
ляются производными, вторичными от смысла как такового (абстракции смысла). Автор считает, что решение этой проблемы позволит также построить теорию познания без ссылок на сверхприродный дух как эталон человеческого сознания; найти переходные ступени между эмоциональной и рассудочной сферой; надлежащее место в гносеологии для веры, убеждений, воли и т.д., и, кроме того, на новом уровне обсуждать проблемы высших ценностей - добра, красоты, истины, блага, счастья.
Степень разработанности проблемы. Настоящая работа представляет собой исследование, проделанное на стыке таких наук, как философия культуры, гносеология, музыковедение, эстетика, а также таких дисциплин как семиология, лингвистика, психология и традиционная логика, фоносемантика. Междисциплинарные исследования сейчас достаточно широко распространены. Можно назвать философов, семиологов, лингвистов, в особенности представителей аналитической философии, а также музыковедов, труды которых получили, несомненно, культурологическое звучание и составили вклад в теорию и историю культуры. Это, например, Ф. де Соссюр, Л.Витгенштейн, У. Эко, Т. де Мауро, М.Фуко, Ж.Делез, Ф.Гваттари, Ж. Деррида, Х.-Г. Гадамер, С.-К. Лангер, среди отечественных мыслителей это А.А.Потебня, А. Ф.Лосев, Ю.С.Степанов, А.Н. Портнов, Э.А. Тайсина и др. Их идеи пополнили наши представления о генезисе культуры, механизмах трансляции и интерпретации культурных текстов, специфике культурных феноменов. Интересны исследования М. Парри различий устных и письменных обществ, устной и письменной поэзии как диаметрально противоположных форм культуры. Дальнейшее развитие этой проблематики как различие визуальных и слуховых форм мышления и организации опыта в обществе и политике представлено в работах М. Мак - Люэна. В отечественной философии культуры такой подход практически отсутствует.
Существующие основные походы к языку - рефликсивно-аналитический (Л.Витгенштейн), онтологический (К.Маркс, М.Хайдеггер), лингво-логический (Ф. Де Соссюр, Ж.Деррида, А.А. Потебня), семиотический (У.Эко, Ч.С. Пирс, Ч. У. Моррис и другие) акцентируют внимание на различных ролях и ипостясях
7 языка в культуре, сходных только в одном: язык является системой знаков особого рода, центральной, по отношению к которой все другие языки будут определяться как псевдо-языки, квази-языки и т.д. Однако дальше начинаются разночтения. Для объединения весьма разнородных философских исследований языка периода «лингвистического поворота» использовались разные термины, в частности, «неопозитивизм», который был вытеснен позднее названием «аналитическая философия». Аналитическая философия подразумевает анализ употребления языковых знаков и выражений в качестве источника постановки и решения философских проблем. Понятие анализа в этом смысле было введено в XX веке в работах Б.Рассела и Дж.Мура и развито в «Логико-философском трактате» Л.Витгенштейна. Таким образом, произошел переход от одного объекта исследования к другому: от человека и мира к языку, на котором можно говорить о человеке и мире. Фактически основной задачей философии в таком понимании стало решение семантических проблем языка. Семантика приходит к следующим принципам:
Слово не тождественно вещи, которую оно называет.
Языковой знак не может полностью и адекватно представить соответствующий объект, или, иначе говоря, языковое выражение не дает полной картины реального явления.
Анализируя естественный язык, мы еще больше удаляемся от реальности. Передать реальность с помощью языка невозможно.
В рамках аналитической философии выделяются два основных направления: философия логического анализа и лингвистическая философия.
Философствующие логики отвлекаются от языка в целом и фиксируют свое внимание и научный интерес на изолированном знаке. Лингвистическая философия, напротив, концентрирует внимание на содержательном анализе обыденного языка, пытаясь устранить (или, вернее, «расширить») норматив его употребления.
Философствующие лингвисты объявляют своим объектом язык как таковой, то есть систему знаков, по отношению к которой изолированный знак яв-
8 ляется лишь элементом и не анализируется как самостоятельная глубокая сущность, таящая в себе загадки смысла. Среди основных представителей философии логического анализа Б.Рассел, «ранний» Витгенштейн, представители Венского кружка, львовско-варшавской логической школы и некоторые другие. Источниками лингвистической философии стали работы Дж.Мура и «позднего» Витгенштейна («Философские исследования»).
Диссертант акцентирует внимание на том, что в рамках этой традиции не уточненными остаются механизмы интерпретационного процесса, отсутствует серьезная экспликация уровней внутреннего содержания языка в сознании, не назван способ представленности мира в языке. Работы «позднего» Витгенштейна посвящены изучению обыденного языка и прояснению механизмов его употребления и семантики.
Другая традиционная проблема, а именно проблема знака, значения и смысла в настоящее время грозит приобрести характер «вечной». Несмотря на усилия десятков и даже сотен ученых и прошедшие сотни лет, она так и не получила общепризнанного целостного философского объяснения. В то же время сама история культуры есть передача ее эйдосов через определенный механизм придания смыслов, поэтому опыт решения данной проблемы необходим.
Попытки философского изучения природы музыки и осмысления ее с точки зрения философских категорий начинаются со времен древних греков (пифагорейцы, Платон, Аристотель), продолжаются в средние века (Августин, Боэций, Дж.Царлино, В.Галилей), в трудах немецкой философии (А.Шопенгауэр, Ф.Ницше, Ф.Шеллинг, Г.В.Ф.Гегель), формалистов (Э.Ганслик, Р.Циммерман), франкфуртской школой (Т.Адорно), в трудах по семиотике и символизму (С.-К. Лангер), отечественными философами и музыковедами (А.Ф. Лосев, В.Медушевский, Б.Яворский, Б.Асафьев, А.Швейцер, М.Аркадьев, А. Горохов, Т.В. Чередниченко, В. К. Суханцева, И. А.Герасимова, А.Б. Денисова, Е.В. Синцов, Т. Ю. Гордеева и другие).
Тем не менее, несмотря на разработку различных аспектов музыки как формы культуры (музыкальное содержание, музыкальный образ как вид худо-
9 жественного образа, общие вопросы музыки как вида искусства, ее положение в системе искусств, феномен музыкального звука), систематические научные труды по вопросу сущности музыки как звуковой формы культуры практически отсутствуют. Преобладают узко специализированные исследования отдельных сторон музыки или музыкального произведения или общеэстетические исследования, решающие проблемы искусства. Следует также отметить и недостаточность подхода к определению музыкального образа с точки зрения музыковедения или эстетики. Расплывчатость, полисемантичность дефиниций, характеристик, их «нестыковка», отсутствие общих знаменателей в соответствующих работах показывают необходимость расширения представления о генезисе музыкального образа с позиций гносеологии и онтологии, что позволит рассмотреть его сущность, структуру и функции.
Объектом диссертационного исследования являются язык и музыка как звуковые смыслообразующие формы культуры, предметом - диспозицион-ность языка и музыки (их сходство и противопоставленность) в аспектах семиотики и феноменологии.
Цель и задачи исследования. Основной целью диссертационной работы является установление закономерности проявления смысла в звучащих формах культуры - языке и музыке. Ее достижению служит постановка и решение следующих задач:
спецификация категорий формы и содержания в концептуальном поле семиотики;
демонстрация подобия и различия звучащих форм культуры;
прояснение процедуры обнаружения сущностной (философской) картины мира в культурных феноменах языка и музыки;
4) анализ одной из основных характеристик человеческого бытия, а
именно, темпоральности через музыкальный образ и категорию Dasein.
Методологической и теоретической основой исследования стали философские и культурологические концепции о происхождении языка и музыки, об истоках их развития; концепций, изучающих язык и музыку как знаковую
систему; труды по семиотике, лингвистике, фоносемантике, психологии восприятия.
В ходе рассмотрения проблемы понимания и смысла мы руководствовались идеей развертывания понимания как онтологического определения человеческого бытия, что потребовало изучения как теоретико-философского, так и социально-психологического аспектов указанной проблемы, которые представлены в рамках семиотики, феноменологии, герменевтики, экзистенциализма.
В связи с этим методологической основой исследования стали:
идеи о бытии как месте (или моменте) пребывания сущего (Г.В.Ф.Гегель, К. Маркс, М.Хайдеггер, и др.);
научные концепции о произвольности/непроизвольности, конвенцио-нальности/неконвенциональности языкового знака (В.Гумбольдт, А. А. Потебня, Ф. де Соссюр, У.Эко и др.);
положения о соответствии организационной структуры знаков объектам действительности (Аристотель, Л.Витгенштейн, Э.Гуссерль и др.);
феноменология Э. Гуссерля; концепция герменевтики Х.-Г. Гадамера, диалектика Г.В.Ф.Гегеля.
Научная новизна работы и теоретическая значимость:
впервые тематизируется диспозиция языка и музыки как «звучащих» форм культуры в аспекте их смыслообразующей роли в духовном мире;
раскрываются философские основы конструирования смысла средствами языка и музыки;
применяется комплексный культурологический подход, объединяющий приемы герменевтики, семиотические техники, феноменологические практики и диалектические принципы с целью конкретизации традиционного философского онто-гносеологического подхода к языку и музыке;
выявляются семантические характеристики звуковых синтагм (речевых высказываний, музыкальных фраз) во временном аспекте.
Тезисы, выносимые на защиту:
- Язык и его знаки являются топосом рождения смысла и значения в их
лексическом воплощении, чему помогает способность языка к абстрагирова
нию и обобщению (генетические родство мышления и языка), а для музыки
концептуальное содержание (понятия, суждения, умозаключения и пр.), кото
рое в ней, несомненно, может быть обнаружено, не представляет собой имма
нентно данной «местности» (в аристотелевском категориальном смысле).
- Язык является образом мира на уровне системы и мировоззренческой
интерпретации этой системы, но на уровне отдельных языковых знаков он про
изволен, конвенционален, не имеет родового сходства с обозначаемым. В отли
чие от языка, музыка является топосом бытия смысла в его целостнонерасчле-
ненности (кроме программной музыки), где восприятие/представление еще не
отделены от понятийно-идейного содержания и они вместе - от мелодического,
художественного оформления, т.е. музыка в большей мере обладает достоинст
вом непосредственного переживания сущности человеческого бытия.
Звучащие формы культуры способны передать сущность времени, в отличие от наглядно-изобразительных форм с элементами звучания (кино и театр), которые передают явление времени. Последние передают время опосредованно, через пространство, тогда как музыка и язык - непосредственно. В отличие от незвуковых форм культуры, язык и музыка сохраняют привилегию непосредственного явления времени в его реальной «развертке», т.е. это явление, сопровождающееся его восприятием и осмыслением, конгруэнтное течению физического порядка протекания процессов одного вслед за другим.
Существует закономерный переход от феноменального к существенному, то есть от форм проявлений смыслов в различных культурных сферах к философской рефлексии и далее - языку интерпретации самой рефлексии. Потому на этом уровне субъект познания созерцает сущность через феномен. Однако эта сущность не неподвижная субстанция, а процесс, отношение, связь, закон, всеобщий род, а раз так - то и причина.
- Смыслы конституируют онтологию Мира и онтологию Культуры.
Именно благодаря смыслам Мир представлен в его целостности. Благодаря ос
мысленности, которая подразумевает личностное участие человека в конструи
ровании мира, его сопричастности культурным смыслам, преодолевается хаос
чувственных впечатлений, и мир является нам как целостная структура, как
живой онтологизированный текст, созданный человеком.
- Возникнув, точнее, будучи открытым или изобретенным, смысл высту
пает скрепляющим началом человеческого бытия и сознания, мира культуры и
всего мироздания. Смыслы образуют идеальное измерение бытия, то есть саму
духовную культуру. Полная характеристика смысла имеет вид модели, пред
ставляющей собой подобие «квинтового круга». Диспозиционность языка и му
зыки состоит не только в вербальности/авербальности, но и в том, что субстан
ция языка - смысл, а субстанция музыки - переживание смысла бытия.
Научно-практическая значимость диссертации заключается в генерализации результатов различных философских и научных исследований.
Полученные результаты и выводы служат философской основой для развития фоносемантической транскрипции единой картины мира, открывают новые стороны образного познания действительности. Философско-теоретический характер работы позволяет использовать ее в общеобразовательной практике. Междисциплинарный характер исследования позволяет его применить более широко - в культурологии, теории музыки, лингвистике. Развиваемые диссертантом положения включены в практику преподавания общего курса философии и культурологии.
Апробация работы.
Существенные аспекты содержания настоящей работы изложены в 9 публикациях автора и апробированы в сообщениях и докладах, с которыми автор выступала на международной научной конференции «Социальное знание: формации и интерпретации» (г. Казань, 1996 г.), на третьем международном симпозиуме «Феномены природы и экология человека» (г. Казань, 1997 г.), на конференции «Современный мир и богословские науки» (г. Казань, 1998 г.), на
13 международной научной конференции «Кому принадлежит культура? Общественные науки и перспективы исследования социокультурных перемен» (Казань, 1998 г.), на международной научно-практической конференции «Интеграция отечественной высшей школы в мировое образовательное пространство» (Казань, 2003 г.), на итоговой конференции молодых ученых и специалистов Казанского государственного педагогического университета (апрель 2004г.). Список опубликованных результатов исследования:
Философы XX века: Мартин Хайдеггер // Методическая разработка. - Казань, КГПУ, 1996, 17с. (в соавтарстве).
Язык как явление культуры в традиции феноменологии и экзистенциализма// Тезисы международной научной конференции «Социальное знание: формации и интерпретации». - Казань, РЦМС КГУ,
1996, С.28 (в соавторстве).
Язык и сознание в традиции феноменологии и экзистенциализма // Статья в сборнике по материалам международной научной конференции «Социальное знание: формации и интерпретации». — Казань, РЦМС КГУ, 1996, С.87 - 92 (в соавтарстве).
Основные проблемы радикального искусства // Тезисы II Республиканской научной конференции молодых ученых и специалистов. — Казань, 1996. С.25-26.
О смысле феномена // Тезисы и доклады третьего международного симпозиума «Феномены природы и экология человека». - Казань,
1997, С. 96.
Процесс интерпретации музыки как текста // Тезисы Международной научной конференции «Кому принадлежит культура? Общественные науки и перспективы исследования социокультурных перемен». - Казань, 1998, С. 98.
Проблема смысла в герменевтической парадигме // Статья в сборнике по материалам Казанской историко-богословской конферен-
ции «Современный мир и богословские науки». - Казань: издание Казанской Духовной семинарии, 1999. С. 90-96.
Концепции современного естествознания // Учебно - методическое пособие для дистанционного обучения. - Казань, ТИСБИ, 2000. 51с.
Процесс образования и процесс понимания // Статья в сборнике по материалам Международной научно-практической конференции «Интеграция отечественной высшей школы в мировое образовательное пространство». - Казань, Академия управления ТИСБИ, 2003. Часть 1.С. 332-340.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав (в каждой три параграфа), заключения и списка использованной литературы.
Основные подходы к языку как феномену культуры
Западноевропейская философия XX века, как известно, сделала преимущественным предметом своего интереса язык. Общий интерес к язьжу обнаружили представители таких разных и даже противоположных направлений, как позитивизм, экзистенциализм и материализм (все в позднейших модификациях). Интерпретация как объяснение смыслов становится в конце XX века своеобразным методом познания, и каждый философ вносит в тот или иной нарратив свою энергетику и свою силу осознания. Мы считаем необходимым рассмотрение основных рациональных и иррациональных подходов к языку с целью выявления точек соприкосновения, а также возможности их сведения в некий единый методологический комплекс. Рассмотрение множества интерпретаций в таком ракурсе позволит составить объемный и системный подход к исследуемому нами объекту - языку.
Западноевропейская философия XX в. в целом представляет собой трансформации кантианства, хотя сам Кант в свое время избегал исследовать язык. По свидетельству крупнейшего современного семиолога Т. де Мауро, он счел такую задачу избыточно сложной. Поэтому разнообразные неокантианцы, взявшись все-таки за ее решение в культурологическим контексте, пользовались не столько теоретическими выкладками, сколько методологией Канта. Это направление условно можно назвать рефлексивно-аналитическим. Дилемма аналитических и синтетических суждений в научном познании, введенная Кантом, хорошо послужила нео- и постпозитивистам для дифференциации контекста обоснования, на которое будто бы только и способна философия, и контекста открытия, удела и дела частных наук. (Аналитические суждения не содержат в предикате новой информации, они лишь истолковывают субъект; синтетические же суждения есть приращение информации). В логическом синтаксисе и логической семантике объектом исследования стал язык науки, который должен являться текстом, свободным от всего личностного, исторического, этического, мировоззренческого и т.п. Этот текст состоит из четырех видов базовых протокольных (Витгенштейн говорил «атомарных») предложений, которые можно и должно анализировать с позиции логики. Эти четыре вида суть предложения предмета (вопросы), предложения метода (нормативы), предложения факта и предложения теории. Первые исследует интеррога-тивная логика, вторые — логика норм и оценок. К фактам уже приложимы такие оценки, как истинность и ложность; правда, коэффициент вероятности включает значения от 0 до 1. И только предложения теории могут оцениваться в двузначной логике, либо как истинные, либо как ложные. Собственную концепцию истинности как выполнимости определенных условий логической проверки на достоверность предложил лидер второго центра неопозитивизма — львовско-варшавской школы, польский философ А.Тарски. Хорошо известна короткая история принципа и процедуры верификации и ее конец; здесь мы не будем специально на ней останавливаться, напомнив лишь, что сам этот принцип вошел в противоречие с собой, поскольку не мог быть сведен к наблюдаемым данным.
Философская деятельность К.Поппера и позднего Л.Витгенштейна послужила переходным звеном от нео- к постпозитивизму. Поппер называл свою философию критическим негативизмом, что само по себе знаменательно. Витгенштейн же, с чьим именем связывается понятие «лингвистического поворота» западноевропейской философии XX века, в первый период творчества изучал язык науки; но во второй период творчества он перешел к исследованию естественного разговорного человеческого языка
Здесь уместно провести параллель с классическим материализмом: «Философам достаточно было бы свести свой язык к обыкновенному языку, от которого он абстрагирован, чтобы узнать в нем извращенный язык действительного мира и понять, что ни мысли, ни язык не образуют сами по себе особого царства, что они - только проявления действительной жизни» К. Маркс, Ф. Энгельс. Немецкая идеология.- М.: Политиздат, 1988. С.421.
Для самого Маркса язык есть непосредственная действительность мысли. Это онтологический подход: «Сознание (das BewuBtsein) никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием (das bewuBt Sein), а бытие людей есть реальный процесс их жизни»1.
Одно из наиболее интересных и перспективных тенденций изучения естественного языка на онтологическом направлении прослеживается в трудах классика экзистенциализма МХайдеггера: «Язык впервые мостит пути и подступы для всякой воли к размышлению. Без слова любому действию не хватит того измерения, в котором оно могло бы обрести себя и оказать воздействие. Причем язык никогда не есть просто выражение мысли, чувства или желания. Язык - то изначальное измерение, внутри которого человеческое существо вообще впервые только и оказывается в состоянии отозваться на бытие и его зов и благодаря этой отзывчивости принадлежать бытию»2.
Философ придавал первостепенное значение искренности языка, его способности и готовности «все говорить» умеющему слушать. (Хорошо известна его ставшая афоризмом фраза «давать слово языку как языку»).
Хайдеггер различает подлинное и неподлинное бытие, подлинный и неподлинный язык. Экзистенциалы характеризуют подлинное бытие и направление к нему. Характеристику неподлинного мира, мира вещей дает система категорий. Подлинное бытие представляет собой индивидуальный внутренний мир человека; язык есть способ существования индивидуального самосознания. И наоборот, индивидуальное самосознание - место, где скрывается сущность языка, или язык сущности.
Феномен сигнификации в смысловом поле философских категорий формы и содержания
Как мир неисчерпаем для познания, так и представление о языке не остается неизменным. Оно меняется вместе с изменением представлений (обьщенных и научных) о внешнем и внутреннем мире.
Понимание языка в философии языка и в истории лингвистических учений производно от мировоззрения соответствующей эпохи. Так, первичное определение языка как совокупности имен вещей, представляющее язык в виде некой номенклатуры, проистекает из представления о мире как совокупности вещей1.
В рационалистической интерпретации по отношению к мышлению, уже обладающему собственной внутренней организацией, оперирующему готовыми законченными понятиями как элементами содержания, язык служит внешнему воплощению, выражению мысли, оставаясь в основе своей пассивным началом. Эта пассивность, исключающая активное влияние языка на формирование уже каким-то образом сформированной мысли, не означает, однако, ни абсолютной зависимости языка от мышления, ни обязательного и полного их тождества. Согласно воззрениям авторов школы Пор-Рояля, несмотря на определяющее влияние структуры логического суждения на грамматическую категоризацию, в языке действуют не только законы разума, но также эмоции, воля, капризы и прихоти говорящих: «Тон значит порой не меньше, чем сами слова. Бывает голос для наставлений, голос для лести, голос для порицания. Часто хотят, чтобы слова не просто дошли до ушей того, к кому обращаются, а задели и уязвили его; ...тон является частью внушения и необходим для образования в уме той идеи, которую в нем хотят запечатлеть» . Наконец, языку свойственны закономерности собственно языкового выражения, диктуемые линейным характером материальной — звуковой — стороны, которая представляет собой протяженную субстанцию.
Положение о языке как основе мира культуры, о том, что языка без голоса не бывает, формулирует известный лингвист Э.Бенвенист: «...Способность к символизации у человека достигает своего наивысшего выражения в языке, который является символическим по преимуществу; все другие системы коммуникации — графические, жестовые, визуальные и т.д., производны от языка и предполагают его существование»1.
Когда под влиянием сенсуализма наряду с мышлением, осуществляемым в языковой форме, вычленяется неопределенное, бесформенное доязыковое мышление, оно, в сущности, характеризуется в духе Платона и Аристотеля как чистая первая материя. По отношению к этому бесформенному мышлению язык выступает уже как активное творящее начало, под действием которого лишь заданная в первичной мыслительной материи возможность мышления превращается в действительность, потребность в понятии претворяется в понятийное мышление. Сходным образом язык как форма воздействует на столь же неопределенную и изначально бесформенную звуковую материю, в результате возможность высказывания осуществляется в действительной речи.
Сведение языка к совокупности отношений и само выделение типов отношений между языковыми элементами становятся возможными на рубеже XIX—XX вв. в результате осознания структурированности реального мира. Определение языка в качестве орудия для разнообразнейших индивидуальностей и как выражения духа народа появляется тогда, когда человек выделил себя из природы и осознал это, когда более или менее оформилось национальное самосознание. В этой связи вполне закономерно, что в философии языка семантическая парадигма предшествует прагматической и синтактической.
Понимание языка как диалектики противоположностей, из которых важнейшими являются содержание и форма, складывается довольно поздно (Ф. Де Сос-сюр, Л.Ельсмлев, Н.Я. Марр, В. фон Гумбольдт, Э.Сепир и др.). До тех пор пока в языке, а точнее - в выражаемом с его помощью содержании не видят ничего специфически языкового, несвойственного самим вещам, либо мыслям о них; до тех пор, пока мышление представляется единым и универсальным, а весь язык по существу сводится к его внешней форме, и только с ней связываются межъязыковые различия, вопрос о соотношении формы и содержания применительно к самому языку и не ставится — как бы в отсутствие у него собственного содержания. В основном обсуждается соотношение мышления, мыслительного содержания и языка как его формы, причем обычно отношение между мыслительным содержанием и его языковым выражением считается произвольным, и словесные знаки квалифицируются как типичные символы (в Пирсовском смысле).
Чтобы выделить собственно языковое содержание, необходимо было осознать специфичность языкового отражения действительности.
Лишь начиная с XVIII в., в философии и лингвистике утверждается мысль о влиянии языка на восприятие внешнего мира — о.том, что люди «...привыкли постигать вещи тем способом, каким эти вещи выражены на родном языке»1, что человек «...живет с предметами так, как их преподносит ему язык»2, что «...вещи, качества и события вообще воспринимаются так, как они называются» .
Появление в теории языка понятия собственно языкового образа (языковой картины) мира предполагает (помимо выделения человеком самого себя из окружающего мира, различения мыслящего субъекта и объекта мысли) осознание нетождественности языка и мышления и соответственно отказ от логистического сведения содержательной стороны языка исключительно к мыслительному содержанию, одинаковому, общему для всех языков, и выделение наряду с мыслительным особого языкового содержания. Этому способствовало, с одной стороны, открытие неязыкового мышления и установление неоднородности языкового мышления у разных народов и в разные времена, а с другой — выявление закономерностей грамматической категоризации на материале все более расширяющегося круга языков, разграничение в языке лексического и грамматического.
С утверждением в науке диалектического метода все более важная роль отводится временному фактору: «возраст» мира меняется с «возрастом» языка, отражающим ступень культурного развития и степень развития сознания. Как показал А.А. Потебня, различение относительно субъективного и относительно объективного содержания мысли, содержания самосознания, способность к отвлеченному мышлению — в частности, способность представлять качества и действия независимо от субстанции, способность к выражению отношений, количества и качества языковых категорий — явления развивающиеся. В ходе познания объективного мира происходит эволюция самосознания и отношения личности к миру. Соответственно преображается и языковая картина мира.
Анализ музыки как звучащей формы культуры в историческом и теоретическом аспектах
Музыкальное произведение в его полноте живет только в процессе его исполнительского, конкретно-инструментального осуществления. «Всмотримся в структуру слова: ис-полнение — это воссоздание самой бытийной структурности произведения, выведение его в полноту своего бытия»1. Исполнение-интерпретация дает возможность нотной фиксации оформиться, подняться до высот индивидуально-художественной ценности.
Рассмотрим подробнее обе звуковые формы культуры - язык в виде речи и музыка — сопоставимы в важном аспекте интонации. В интонемах речи в качестве их составляющих выделяются:
1) «мелодическая» составляющая, которая в универсальном, общелингвистическом плане должна следовать тенденции к подъёму высоты голоса от некоторой средней величины (нормальной для данного говорящего) и после дующему её падению, но может модифицироваться в зависимости от фонологической системы языка, интонационного типа, места информационного фокуса и поведения предударных и послеударных слогов;
2) динамическая составляющая, которая, следуя общефонетической универсалии, должна стремиться к падению в конце синтагмы или фразы и в своей конкретной форме зависит от типа интонационного контура и места главноударного слова;
3) временная (темпоральная) составляющая, которая зависит от фонологической системы данного языка и среднего темпа речи говорящего индивида, служит выделению информационно более значимых звеньев высказывания путём ускорения темпа речи на этих участках и замедления темпа на других участках;
4) паузы различной длительности, обеспечивающие членение на синтагмы и объединение синтагм между собой.
В совокупности и взаимодействии друг с другом они формируют интонационные контуры речи и имеют свои функции: различинение завершённости и незавершённости сообщения, повествования и вопроса, значения определённой эмоциональной окраски. Мелодическая кривая (повышение и падение тона) как бы сплетена в одно целое с той динамической структурой, в которой выделяется акцентная вершина. Ударение обеспечивает структурную целостность фраз и синтагм. Синтагматическое ударение цементирует синтагму, опираясь на одно из словесных ударений и выделяя информационно-смысловой фокус синтагмы. Фразовое ударение объединяет фразу, опираясь на одно из синтагматических ударений и выделяя информационно-смысловой фокус фразы.
Обычно считается, что они в основном передают только эмоционально-психологического настроения говорящего (категоричность, сомнение, недовольство, гнев, ласка, насмешка, ирония и т.п.).
Однако Э. Сепир в работе «Речь как черта личности» выделяет голос в качестве особой функциональной единицы: «Мы можем даже дойти до предположения о том, что голос в некотором смысле является символическим показателем личности в целом. ... На втором (невербальном - Р.К.) уровне языкового поведения мы имеем ряд факторов, таких, как интонация, ритм, относительная плавность/гладкость и темп, каждый из которых при анализе распадается на два различных уровня, социальный и индивидуальный; более того, социальный уровень в общем случае также должен быть разделен на два уровня — уровень того социального стереотипа, который мы называем языком, и уровень нерелевантных с точки зрения языка речевых навыков, но характерных для каждой социальной группы»1. То же самое отмечал и Ф. Ницше, когда говорил «Наиболее вразумительными в языке является не слово, а тон, сила, модуляция, темп, с которыми проговаривается ряд слов, — короче, музыка за словами, страсть за этой музыкой, личность за этой страстью: стало быть все то, что не может быть написано» . Таким образом, выразительные средства речи и музыки могут служить раскодировке информации о личности, принадлежащей определенному социуму. А это указывает на процесс закрепления определенных смыслов невербальными средствами.
Социальный слой, выраженный в таких средствах, имеет своим истоком древнейшие архетипические интонации, которые возникли в первичном и ещё нерасчленимом массиве человеческой практики, в грубо утилитарной потребности элементарной коммуникации, в древнейших приспособительных реакциях человеческого субъекта на внешнюю среду и материальный мир. Музыкальная интонация имеет генезис, общий со становлением человека как родового, социального существа; она неотделима от процессов развития мышления и речи. Мы разделяем взгляды Б.Л. Яворского2, одного из создателей теории интонации, который считал, что интонация была первым в истории человечества принципом речи. Это замечание ученого содержит также указание на то, что интонация как эмоциональное выражение отношения к какому-либо объекту возникла раньше слова — знака, замещающего объект в мышлении и речи.
Но по мере того, как первобытная практика обнаруживает очертания дея-тельностно-преобразовательного, целеполагательного освоения мира, рефлекторная коммуникативность расчленяется, дифференцируется, структурируется. Стихийно-чувственное начало восприятия звучащего мира рафинируется, что проистекает, разумеется, на протяжении целых эпох; из акустической среды выделяются очищенные звучания, несущие смысловую нагрузку уже в виде определённых типов интонации; последние постепенно утрачивают прямую связь с речевыми интонациями и приобретают новые, не содержащиеся в их внему-зыкальном бытии свойства. Эмоциональная выразительность в «очищенном» виде подлежит с этого момента воспроизведению и восприятию в рамках музы кальной формы. Выделившись с течением исторического времени в самостоятельное явление, она «живет» в культуре по своим законам.
