Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Генезис права: гештальтсоциологическая модель
1. Бытие права и бытие в праве: теоретико-методологическая основа гештальтсоциологического анализа правовой действительности 21
2. Этический императив, моральный дух и правовая установка, или к вопросу о социальной формуле нормативного регулирования 55
ГЛАВА 2. Гражданское общество и правовое государство: спрос на права и предложение права
1. Общественный строй и социальный порядок: демократия как форма общественного договора 91
2. Порядок прав и правовой порядок, или к вопросу о правовом равновесии общественной системы 133
ГЛАВА 3. Социальный генезис права: от борьбы за права до права на право
1. Правовые отношения и социальный контроль, или правовые технологии как механизм социального развития 170
2. Правовое сознание и сознание права: правовой интерес как мера социальной рациональности 211
ГЛАВА 4. Патологии права: декомпрессия права и правовые бифуркации
1. Девиация как норма и норма как девиация, или право как балансир конфликтогенности общества 248
2. «Эффектность» закона и эффективность права: к вопросу о волюнтаризме в праве 274
Заключение 306
Библиография
- Этический императив, моральный дух и правовая установка, или к вопросу о социальной формуле нормативного регулирования
- Порядок прав и правовой порядок, или к вопросу о правовом равновесии общественной системы
- Правовое сознание и сознание права: правовой интерес как мера социальной рациональности
- «Эффектность» закона и эффективность права: к вопросу о волюнтаризме в праве
Введение к работе
Актуальность темы исследования
Российский политико-правовой порядок за последние десятилетия пережил целый ряд трансформаций. Сложившийся формат взаимодействия «государство-общество» во многом отличается как от поздней советской, так и от постсоветской модели.
Если советский государственно-правовой механизм, настроенный на формирование «дисциплинированного» народа, даже в последние годы своего существования опирался на тоталитарные принципы формализации общественных отношений, то постсоветский политико-правовой режим, напротив, выступая системой защиты корпоративных интересов отдельных социальных групп, создавал тем самым, благоприятные условия для повышения конфликтогенности и разобщенности российского общества.
Сегодня политико-правовой порядок подвергается реформированию по формуле, которую когда-то описал В. Соловьев: «право есть принудительное требование реализации определенного минимального добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла». Впрочем, не следует спешить с восторженными оценками происходящих изменений, поскольку развитие последних зачастую подчиняется печально известному принципу – «шаг вперед, два шага назад». Свобода слова, свобода совести, свобода предпринимательства, многие другие права и свободы нашли свое отражение и защиту в официальной политико-правовой доктрине. Однако, ограничение избирательных прав и отсутствие единого, общепринятого цивилизационного вектора развития, коррумпированность чиновничьего аппарата и «лоскутная» структура правового сознания свидетельствуют о том, что государственно-правовое устройство современной России во многом еще носит характер переходного.
Так, современная законодательная практика зачастую приводит к правовому волюнтаризму советского образца, когда право формируется на основе здравого смысла законодателя, подчас имеющего мало общего с реальными потребностями общества, и как следствие, находящее в общественном сознании ничего, кроме возмущения и протеста. Кроме того, отсутствие отработанных механизмов социальной амортизации правовых изменений, ведет к трансформациям правового сознания россиян. Происходит правовая ресоциализация, а подчас и десоциализация общественного сознания, правовая система перестает восприниматься как основной механизм разрешения социальных конфликтов в обществе, и вновь становится лишь механизмом государственного администрирования.
В экономической науке хорошо известно и широко используемо понятие экономического равновесия, означающее состояние экономической системы, характеризуемое наличием сбалансированности, уравновешенности двух разнонаправленных факторов, к примеру, спроса и предложения, доходов и расходов и т.д. «Любая правовая система находится в состоянии эквилибриума, peaлизуя требования, предъявляемые к обществу, государству и праву», – указывал Л. Фридмен. Действительно, правовая система, будучи общественной подсистемой не меньшего социального значения, а, порой, куда большей социальной сложности, чем экономическая, также находится в состоянии латентной нестабильности: каждую минуту происходит нарушение субъективного права, влекущее возникновение специфически правового интереса – требования защиты права, каждый час проходит работа по защите нарушенного права правоохранительными органами, каждый день совершаются социально значимые действия, направленные на принятие законодательных и иных правовых актов.
Изложенные аспекты позволяют определить стратегическую научную проблему отечественной социологии – проблему устойчивости, сбалансированности правовой системы Российской Федерации. Учитывая в своей деятельности закономерности функционирования правовой системы, закономерности социального генезиса права, законодатель мог бы уберечь себя от справедливой критики, обеспечив общество тем правом, в котором само общество испытывает спрос. А. Смол и Д. Винсент в этой связи писали: «Социология родилась из современной страсти к улучшению общества». Можно сказать, что социология права родилась из вечной страсти человека к улучшению правового порядка; и именно социальный генезис или социальная причинность права стала основным, главным предметом ее изучения. Как отмечали В.П. Казимирчук и В.Н. Кудрявцев, именно социологический подход становится гносеологической основой выведения социальных закономерностей правового феномена.
Итак, субъекты отечественного законотворчества нуждаются в эффективной социальной формуле правового регулирования, а субъекты социальной реальности – в механизмах социальной амортизации правовых изменений. Тем не менее, проблематика сбалансированности правовых систем еще недостаточно разработана. Методология гештальтсоциологии, где «каждая социальная система есть не просто единичное, отдельное явление, особая субстанция, но и воля к особенному, одним словом – образ, по-другому – гештальт», открывает новые, доселе не исследованные возможности для социологического анализа феномена права. Перечисленные доводы позволяют констатировать чрезвычайную актуальность проблематики данного исследования.
Степень разработанности проблемы
В развитии социологии права принято выделять ряд основных этапов. При этом единая для научного направления периодизация не сформирована.
Так, Е.В. Масловская выделяет три основных этапа. На первом этапе (конец XIX – начало XX вв.) развитие научного направления определялось созданием европейскими социологами (Г. Спенсер, Э. Дюркгейм, М. Вебер, Е. Эрлих и др.) классических социолого-правовых теорий. Для второго этапа (30-60-е гг. XX в.) характерным было распространение эмпирических и прикладных исследований в данной области, прежде всего, американскими учеными (П. Сорокин, Т. Парсонс, Р.К. Мертон, Р. Паунд, О.У. Холмс, К. Ллевеллин, Дж. Фрэнк и др.). Наконец, на третьем этапе (с 70-х гг. XX в.) происходит переосмысление классического теоретического наследия и разработка принципиально новых концепций права европейскими социологами (Н. Луман, Ю. Хабермас, М. Фуко, П. Бурдье и др.).
В.А. Глазырин выделяет два периода в развитии отечественной социологии права. Так, на первом этапе официальное признание V Международным социологическим конгрессом социологии права в качестве автономного научного направления, стимулировало многочисленные эмпирические исследования и методологические разработки в этой области отечественными учеными-правоведами (С.В. Боботов, А.А. Герцензон, В.П. Казимирчук, М.Э. Казмер, Д.А. Керимов, В. Кнапп, В.П. Кудрявцев, В.В. Лапаева, В.С. Нерсесянц, В.Н. Протасов, Л.И. Спиридонов, В.А. Туманов, Л.С. Явич и др.); кроме того, проводились работы по переводу профильных публикаций зарубежных исследователей (Ж. Карбонье, К. Кульчар, А. Подгурецкий и др.) на русский язык.
Начало второго этапа связано с публикацией в 1995 году В.П. Казимирчуком и В.Н. Кудрявцевым первого отечественного учебного пособия по социологии права. С этого времени начинается период современной социологии права (В.А. Бачинин, В.В. Варчук, В.А. Глазырин, Ю.И. Гревцов, В.Н. Ксенофонтов, В.В. Лапаева, В.М. Сырых, Э.В. Тадевосян и др.).
Следует отметить, что социологической проблематикой правового феномена отечественные ученые профессионально занимались и до официальной институционализации направления. Так, творчество Н.И. Кареева, Б.А. Кистяковского, М.М. Ковалевского, Н.М. Коркунова, С.А. Котляревского, П.И. Новгородцева, Е.Н. Трубецкого, Н.А. Гредескула, П.И. Стучки, Е.Б. Пашуканиса и многих других является признанным наследием отечественной социолого-правовой школы.
Основоположником социологии права сегодня принято считать Е. Эрлиха; именно он в работе «Основы социологии права» заложил фундамент современного научного направления. Его концепция получила название «живого права», поскольку социология права, в отличие от догматической юриспруденции, призвана исследовать право во взаимодействии с социальными явлениями, а не в отрыве от них. Подобный взгляд привел к трансформациям в правопонимании; так, право из совокупности правовых норм превратилось в «живой порядок», систему правоотношений. Концепция Е. Эрлиха получила название еще и теории «свободного права»; так, законодатель не создает, а лишь формирует нормы права на основании тех, что уже найдены юристами (судом) в повседневной практике; таким образом, в вопросе социального генезиса права доминирующее место отводилось свободе судейского усмотрения.
Экономический кризис 1930-х гг. создал в США благоприятные возможности для пропаганды социолого-правовых идей; главой научного направления здесь становится видный юрист, декан гарвардской школы права Роско Паунд; он видел задачу социологии права в том, чтобы изучить юридическую систему с функциональной точки зрения, с позиций преследуемых ею социальных целей; в то же время, цель права – достижение компромисса между личностью и обществом, а функция права – социальное регулирование, достижение социальной гармонии. Таким образом, право воспринималось им как «инструмент социального контроля» для согласования компромиссов интересов, а юриспруденция – как «социальная инженерия», призванная обеспечить гармонию социальных интересов.
Указанное направление в социологическом по своей сути изучении феномена права представителями юридического научного сообщества получило название социологической юриспруденции. Впрочем, право как социальный феномен рассматривается также в многочисленных трудах признанных социологов. Так, О. Конт исследовал право с позиций «солидарности общества»; Г. Спенсер рассматривал место права в структурно-функциональном устройстве общества; Э. Дюркгейм анализировал общество как ценностно-нормативную систему и право как ее часть; М. Вебер изучал формы легитимации власти и место в ней права; Т. Парсонс видел в праве средство социального контроля, Р. Мертон – форму социальной адаптации.
Подобное направление в социологическом изучении феномена права, условно именуемой правовой социологией, в качестве отдельной отрасли социологической науки, увы, пока не выделяется. В среде зарубежных исследователей принято различие между социологической юриспруденцией, как отраслью правоведения, и правовой социологией, как разделом общей социологии. Так, еще в 1970-е годы Н. Риффель выделял тех, кто воспринимает социологию права как вспомогательную юридическую дисциплину (А. Нуссбаум, К. Ллевеллин и др.); тех, кто для кого социология права – это разновидность теории права (Э. Дюркгейм, А. Хегестрем, В. Лундштодт, Н. Луман и др.); и, наконец, тех, для кого социология права является отраслью общей социологии или самостоятельной социологической дисциплиной (Е. Эрлих, Ж. Гурвич, М. Вебер, Р. Кениг и др.).
В современной зарубежной социологической практике изучение правовой сферы ведется одновременно с позиций социологической юриспруденции и правовой социологии; впрочем, формируется социология права зачастую как раздел общей социологии. Хотя в научной литературе и ведутся дискуссии о дисциплинарных границах социологической юриспруденции и правовой социологии, однако, само существование правовой социологии права как раздела общей социологии сомнению не подвергается.
В работах российских ученых подобное различение также имеет место. Так, в серии дискуссионных статей, посвященных выяснению предмета социологии права и характере научной дисциплины, одни исследователи (В.А. Бачинин, В.В. Варчук, В.А. Глазырин, Э.В. Тадевосян, В.Н. Ксенофонтов) рассматривали социологию права как раздел общей социологии; другие (Ю.И. Гревцов, В.В. Лапаева, В.М. Сырых) – определяли социологию права как отрасль юриспруденции, настаивая на «внесоциологическом» характере социологии права.
Можно сказать, что спор относительно того, какой именно подход – юридико-социальный или же социально-правовой – будет более полно отражать картину социального бытия права, – это спор относительно места того или иного направления в общей теории социологии права. Как видится, на вопросы, касающиеся социального генезиса и социального назначения права, правосознания и правового поведения и пр. призвана ответить общая часть социологии права или правовая социология; на вопросы, связанные с социальными технологиями правового регулирования, повышением эффективности права – особенная часть или социологическое правоведение.
Таким образом, отечественная социология права существует в виде двух разрозненных направлений; их объединение в рамках единого социологического научного знания о праве является исключительно актуальной, первостепенной задачей для социологов права.
В начале XX века Х.Эренфельс в статье «О качестве формы» (1890), посвященной исследованию восприятия, впервые использовал термин «гештальт»; в частности, он утверждал, что гештальт-качества характеризуются «сверхсуммативностью» (в восприятии системы присутствуют признаки, отсутствующие в восприятии элементов) и «транспозитивностью» (гештальт системы остается, даже если элементы меняют собственную фактуру). Впрочем, специальной теории гештальта ученый не создал; а сущность понятия «гештальт» он раскрывает в своей статье «Экспериментальные исследования восприятия движения» (1912) М. Вертгеймер: «…есть сложные образования, в которых свойства целого не могут быть выведены из свойств отдельных частей и их соединений, но где, напротив, то, что происходит с какой-нибудь частью сложного целого, определяется внутренними законами структуры всего целого».
Эти идеи легли в основу гештальтпсихологии. Представители этого направления утверждали, что живые организмы воспринимают вещи не как изолированные элементы, но как интегрированные перцептуальные паттерны – значимые организованные целостности, которые проявляют свойства, отсутствующие в их частях. Сегодня гештальт-методология с успехом используется также и в иных сферах социально-гуманитарного знания, как, например, в философии науки и философии истории.
У истоков гештальтсоциологии сегодня стоит немецкий социолог Александр Дайксель. Согласно его учению, «социолог направляет свое внимание на замкнутые системы, будь то семья, народ, производство, государство. Профессия социолога состоит в познании систем и управлении ими; это почти всегда социальные системы, которые можно распознать и описать. Однако, если цель “системной теории” Т. Парсонса – описывать системы (а не жизнь), то цель социологии А. Дайкселя – это работа с жизнью и ее явлениями. Каждая социальная система есть не просто единичное, отдельное явление, особая субстанция, но и воля к особенному, одним словом – образ, по-другому – гештальт».
Как показывает анализ, гештальтсоциологическая методология нуждается в концептуализации и разработке категориального аппарата; в потенциале именно гештальтсоциология может стать объединительной платформой для двух направлений в социологии права – правовой социологии и социологической юриспруденции. Кроме того, современная методология социологической науки требует переосмысления богатого опыта социолого-правовых исследований советского периода.
Цель и задачи диссертационного исследования
Цель диссертационного исследования – создать теоретическую модель социального генезиса права на основе гештальтсоциологической методологии.
Достижение цели исследования предопределило решение следующих задач:
уточнить предмет, раскрыть методологию и разработать категориальный аппарат гештальтсоциологической парадигмы;
изучить право как нормативную систему общественного пространства устойчивой социальности, определить основной вектор развития феномена;
выявить закономерности и выделить этапы социального генезиса права;
сформировать теоретическую модель социальной формулы правового регулирования, апробировать ее путем гештальтсоциологического и сравнительно-исторического анализа;
разработать механизм воздействия правовой нормы на общественные отношения;
дать характеристику общим принципам и наметить оптимальный способ социальной амортизации правовых изменений;
рассмотреть патологичность права в ее развитии, охарактеризовать виды патологий права;
Объект и предмет исследования
Объект исследования – общество, как форма устойчивой социальной реальности. Предмет исследования – право, как нормативная система общества, в ракурсе социального генезиса.
Теоретико-методологические основы диссертации
Многогранность объекта и предмета изучения, сложность рабочих гипотез и задач обусловили синтез общесоциологического подхода – с одной стороны, и специально-социологического подхода к анализу исследуемых правовых явлений и процессов – с другой. Теоретическая база диссертационного исследования основана на научных монографиях и научных статьях отечественных и зарубежных исследователей, материалах научных семинаров, симпозиумов, конференций, в той или иной мере, имеющих отношение к решению задач диссертации.
В диссертации применялись принципы общесоциологических теорий М. Вебера, Э. Дюркгейма, К. Маркса, Т. Парсонса, П. Сорокина, Э. Фромма и др.; специальных социологических теорий А. Дайкселя, Р. Дарендорфа, Ч. Кули, Л. Козера, Р. Мертона и др. В диссертации применены результаты междисциплинарных социолого-правовых исследований Р. Давида, Р. Иеринга, Б. Кистяковского, Ж. Карбонье С. Котляревского, Н. Коркунова, К. Ллевеллина, Е. Трубецкого, Р. Паунда, Л. Петражицкого, Э. Росса, Э. Саттерленда, Е. Эрлиха и др. Активно используется методологический инструментарий отечественных социологов права, работавших в советский период. Так, в работе нашли отражение фундаментальные исследования признанных классиков отечественной социологии права – В.П. Казимирчука, Д.А. Керимова, В.П. Кудрявцева, В.С. Нерсесянца, Л.С. Явича и др.
Методологической основой исследования послужили общенаучные (системный, сравнительно-исторический), специально-юридические (сравнительно-правовой, формально-логический), а также социологические методы контент-анализа документов, структурно-функционального анализа, гештальтсоциологического анализа и др.
Эмпирической базой диссертации послужили:
нормативные правовые акты;
официальные статистические данные;
результаты социологических исследований, проведенных в разное время Институтом социально-политических исследований РАН, Институтом социологии РАН, Институтом государства и права РАН, Научно-исследовательским институтом законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ, Всероссийским центром изучения общественного мнения, Фондом «Общественное мнение» и ряда других организаций.
Новизна диссертационного исследования
Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней обоснована методология гештальтсоциологического анализа социально-правовых явлений, что позволило выявить и сформулировать закономерности социального генезиса феномена права. Кроме того, в диссертационной работе:
Уточнен предмет и разработан категориальный аппарат гештальтсоциологической парадигмы (пространство социальности, харизма, гештальт-гравитация, социальная формализация, социальный синтез и др.).
Обосновано авторское определение права, выделены три сущности права, определен критерий его социальной эффективности (правовой комфорт).
Сформирована теоретическая модель социальной формулы правового регулирования.
Обозначены функции социально-правового управления.
Определена оптимальная схема механизма воздействия правовой нормы на регулируемые ею общественные отношения.
Исследованы глубинные источники правосознания, правовой установки и правового поведения личности (правовой интерес).
Типологизированы правовые отношения и правовые интеракции.
Детализированы общие принципы социальной амортизации правовых изменений.
Выявлены позитивно-юридические, позитивно-социальные и социально-юридические патологии права; проведена классификация позитивно-социальных патологий (деформация права, правовая декомпрессия, бифуркация права, девальвация права).
Основные положения, выносимые на защиту
-
Гештальтсоциология представляет собой систематическое знание о социальных образах (социальных гештальтах), их составе, структуре, функциях и пр. Право – нормативная система, обеспечивающая устойчивость общественного пространства социальности. Гештальт всякого общества является производной величиной от его правовой системы. Право – это соглашение о свободе, обремененной обязанностью, охраняемое властью государственного принуждения. Следует различать три сущности права: предложение права, спрос на права и правовые ожидания. Критерием социальной эффективности права является концепция правового равновесия, основанная на достижении правового комфорта. Правовой комфорт – это справедливость, заключенная в праве и отраженная социальностью.
-
Право возникает в борьбе, являясь средством закрепления социального неравенства. Право, возникая в виде «инфра-права», становится «интересом, отстаиваемым в борьбе» или «прото-правом», и в силу последовательности генезиса права становится «позитивным государственным правопорядком» – «нормо-правом». Однако со временем «борьба за право» утрачивает революционный характер и приобретает эффективную социальную форму, когда защита права не требует излишних затрат социальной энергии, и сменяется эффективными механизмами правореализации и правозащиты. Этот феномен объясняется эволюционностью права. Социальная технология нормотворчества предполагает соответствие позитивной воле законодателя социального интереса, ее несоблюдение ведет к повышению конфликтогенности общества, что происходит в силу третьей закономерности генезиса права – необходимости права. Таким образом, последовательность, эволюционность и необходимость права – это три общие закономерности генезиса права, на которых покоится равновесие правовой системы общества, и от изучения и соблюдения которых зависит эффективность правового регулирования.
-
Оптимальная графическая схема механизма эффективного воздействия правовой нормы на регулируемые ею общественные отношения выглядит так:
где, «O» – правовые ожидания, «N» – правовая норма, «S» – общественные отношения, на которые она воздействует; «R» – отрицательные явления и «Z» – положительные факторы которые влияют на данные общественные отношения, на саму норму и друг на друга, «K» – правовой комфорт.
-
Общественные отношения обеспечивают баланс между неограниченной внутренней и ограничиваемой внешней свободой субъекта социальности, служат своеобразным буфером примирения и согласия на уровне общественного пространства. Они включают в себя правовые отношения, как правовую разновидность нормативных отношений, а также правовые интеракции, как социальные интеракции, имеющие своим источником внутреннюю свободу субъекта социальности формализованную правом. Можно также говорить о позитивных, негативных и нейтральных правоотношениях, а также о положительных, отрицательных и «нулевых» правоотношениях. Общественное сознание создает спрос на права и на правовую динамику в обществе. Оценка права порождает право на основе существующего предложения права и правового комфорта. Следует различать положительную, отрицательную, и «нулевую» правовые установки.
-
Главным интересом субъекта социальности, пребывающего в условиях гештальт-гравитации общественной системы, можно назвать правовой интерес, или закрепленные социальностью гарантии социального комфорта. В то же время, глубинным источником правосознания, правовой установки, а следом и правового поведения личности, становится право на право, как соглашение о свободе иметь субъективное право, обремененное обязанностью признавать объективное право. На основе механизма восприятия социальных явлений и их оценки, в частности, отношения к праву, происходит выбор между «социальным» и «агрессивным», «конфликтным» поведением.
-
Социальный конфликт подразумевает столкновение субъектов социальности, их ценностей, интересов, мнений и пр. Именно конфликты вызывают к жизни потребность субъектов общественного пространства социальности в гарантированных свободах. Правовая форма социального конфликта приобретает существенный признак – связь конфликта с правом. При этом существует различие между правовым конфликтом, возникающим по поводу признания свобод (политико-правовой конфликт), и правовым конфликтом, возникающим по поводу обременения свободных воль обязанностями (юридический конфликт).
-
В современном обществе все чаще возникают правовые нормы, не основанные и никак не связанные с конфликтом; зачастую они становятся источником конфликта. Подобный феномен называется патологией права. Так, в отличие от «позитивно-юридических» патологий права, или нарушений в нормировании, в случае нарушений самих норм права, следует говорить о социально-юридических патологиях права. Позитивно-социальные патологии права – это социальные отклонения, связанные с деформациями самой общественной системы. Когда патологии в нормировании приводят к правонарушениям, иными словами, ошибочная формализация влечет за собой формально неправомерное поведение, мы имеем дело с деформацией права. В обратном случае, когда безошибочная формализация влечет правонарушение, причина кроется в утрате правом статуса социального регулятора, или в правовой декомпрессии общества. Кроме того следует выделять бифуркацию права, как расщепление основной культуры права на основную и субкультуру, а также девальвацию права, как утрату правом собственной нормативной ценности.
Теоретическая значимость и практическая ценность работы
Теоретическая значимость диссертационной работы состоит в том, что ее основные положения и выводы могут быть использованы при разработке политики, направленной на повышение эффективности правового регулирования в Российской Федерации. Концепция равновесия правовой системы, правового комфорта, правовых ожиданий могут быть использованы в процессе дальнейшей разработки самой идеи и принципов построения отдельных национальных моделей правового государства. Целесообразно их использование при разработке нормативных документов, реализующих отдельные меры социального контроля.
Практическая ценность диссертации заключается в том, что материалы исследования могут применяться в учебном процессе при чтении лекций по курсам общей социологии, социологии права, политической социологии, социологии государственного управления и др.
Апробация результатов диссертационного исследования
Основные положения диссертации прошли апробацию в рамках спецкурса «Социология права» и спецсеминара «Устойчивость правового порядка России в зеркале актуальных реформ политико-правовой системы», проводимых автором на протяжении ряда лет на социологическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова. Результаты диссертационного исследования были доложены в рамках таких научных мероприятий, как
Всероссийские научные конференции «Ломоносов» и «Ломоносовские чтения» в 2002-2008 гг.;
Всероссийские научные конференции «Сорокинские чтения» в 2004-2007 гг.;
II Всероссийский социологический конгресс «Российское общество и социология в XXI веке: социальные вызовы и альтернативы» (2003);
Всероссийский социологический конгресс «Глобализация и социальные изменения в современной России» (2006).
Материалы диссертации были также использованы в ряде научных проектов, выполненных по программам научных исследований РГНФ, РФФИ и других фондов.
Основные положения диссертации нашли отражение в 37 научных публикациях автора, в том числе в трех монографиях (одна – в соавторстве) и девяти статьях в журналах, рекомендованных ВАК, общим объемом более 65 п.л.
Структура и объем диссертации
Диссертация состоит из введения, четырех глав, восьми параграфов, заключения и библиографии. Объем диссертации – 349 печатных страниц.
Этический императив, моральный дух и правовая установка, или к вопросу о социальной формуле нормативного регулирования
Разобраться в обозначенном вопросе можно, как видится, путем анализа правовой действительности сквозь призму гешталътсоциологи-ческого подхода, когда право рассматривается в отрыве от государства, как самостоятельный социальный институт, призванный формировать социальный образ, социальный гешталът общественной системы. Проследив саму возможность и насыщенность такого анализа, мы, гипотетически должны прийти к мысли о самодостаточности социологии как «социальной физики» и таким образом доказать самостоятельность и полноценность социологического анализа социальной, а вместе с ней и правовой действительности.
«Перенос информации - типичное свойство причинности в сфере социальных явлений, - указывает В.Н. Кудрявцев. — Например, весь процесс создания социальных норм, усвоения их людьми, их соблюдения и исполнения протекает в этой форме причинного взаимодействия. Сведения о нормах поведения, системе ценностей, о практике общественных отношений воспринимаются через различные каналы информации и формируют мировоззрение, психологию, весь внутренний облик человека. Вещество и энергия выступают при этом лишь как материальные носители этой информации» . Действительно, социальное пространство, в его отличие от физического, обладает существенным признаком - оно состоит из взаимодействия не «физических тел», а тел социальных, по-другому, из актов коммуникации, или «актов передачи информации от одной системы к другой посредством специальных материальных носителей или сигналов»1.
Так, выделение расщепляющимся атомом урана колоссальной энергии - это информация, которую хранит в себе объективная реальность, иными словами, объективная информация; в тот момент, когда эта объективная информация становится известна ученому, она превращается в протосоци-алъную информацию; и лишь став информацией об открытом знании, предметом передачи от одного человека к другому, от социальной группы к социальной группе, от общества к обществу, она приобретет форму социальной информации.
Структуру социальной информации можно определить как, во-первых, источник (субъект) социальной информации, во-вторых, адресат (объект), и в-третьих, это предмет информационного послания. Так, заметка в газете «Спорт-Экспресс» о результате футбольного матча между командами «Спартак» и «ЦСКА» - это социальная информация, поскольку это (а) передаваемая редакцией газеты (б) сообществу любителей футбола (в) информация о достижениях и поражениях футбольных команд. Другим примером социальной информации может послужить дорогой аксессуар, к примеру, часы марки «Breguet»: это (а) информация, передаваемая владельцем часов (б) собеседнику (в) относительно собственных материальных достижений и вкусовых предпочтений. Наконец, оценка студента, объявляемая преподавателем по итогам экзамена, - это (а) сообщение преподавателем (б) студенту (в) о его, студента, достижениях. Несложно заметить, что отличие первого примера от второго и третьего - это предмет информационной нагрузки. Так, в первом случае - это действительно третье лицо, тогда как во втором и в третьем - источник и адресат информационного обмена- соответственно. Это позволяет говорить о различных видах социальной информации - предметной (первый пример), субъектной (второй пример, предмет — источник или субъект информации) и адресной или объектной (третий пример; предмет — адресат информации).
Физика как одна из основных областей естествознания - это наука о свойствах и строении материи, о формах ее движения и изменения, об общих закономерностях явлений природы1. Другими словами, пользуясь собственно естественнонаучной терминологией, - это наука о взаимодействии между материей и энергией . Можно сказать, что социальная физика — это наука о взаимодействии социальной материи и социальной энергии. В физике материя - это понятие, обозначающее отличительный признак очевидной пространственной телесности ; социальной материей мы можем назвать очевидную телесность социального пространства, проще говоря, социальное тело.
Очевидному наблюдению сегодня поддаются такие формы социальной материи, как личность, социальная группа, социум, общество и цивилизация; впрочем, появление еще одной формы очевидной социальной телесности, социального тела - человечества - думается, можно смело прогнозировать. Общепринятого понимания энергии сегодня не существует, поэтому его можно свести к философскому пониманию как способности при определенных условиях произвести, ускорить, затормозить движение, изменить его направление или быть порожденной движением4. Тогда, по аналогии, социальную энергию MODICHO определить как способность при определенных условиях произвести, ускорить, затормозить социальное движение, изменить его направление или быть пороэюденной социальным движением. Будучи проявлением коммуникативной активности людей, социальная информация является результатом некоего социального движения (достижения, открытия и пр.), и, в то же время, становится источником нового социального движения — становится причиной социально-ориентированных поступков и действий людей. Получается, что сущностью социального движения, является социальная информация, но и сама социальная информация является проявлением социального движения. Под социальным движением, как видится, следует понимать способность субъекта социальности - социального тела - к изменениям собственной социальности. Таким образом, изыскания социальной физики можно свести к социальному движению социальных тел. Однако возникает вполне закономерный вопрос: что есть собственно социальность?
Порядок прав и правовой порядок, или к вопросу о правовом равновесии общественной системы
Одним из самых тяжелых наследий российской правовой культуры считается высокая степень ее конфликтности и низкий потенциал компромисса, согласия и толерантности. В частности, указывается, что именно такие особенности нашей культуры как, «идейно-политическая поляризация и отсутствие традиций компромисса способствовали тому, что начавшаяся в конце 1991 года ускоренная модернизация сверху не только не уменьшила, но и в известной степени увеличила кон-фликтогенность общества ... Создание рыночной экономики и демократического правового государства сопровождается социально-экономическими потерями для большинства населения, которые наложились на дезинтеграцию Советского Союза (фактически - исторической России), экономический кризис, радикальное перераспределение собственности и власти, взрыв этнонациональных конфликтов и обострение соперничества между федеральным центром и регионами, беспрецедентный рост преступности» .
Указываются причины наших бед: «...и в царской России и в Советском Союзе вплоть до второй половины 80-х годов почти все принципиальные конфликты либо загонялись вглубь либо подавлялись, обостряя противоречия в обществе ... В этих условиях система политических и правовых ценностей, вносимая в сознание массы, вела к формированию авторитарной личности, в которой сочетались непререкаемая исполнительность и своеволие, бюрократический произвол. Исключалось право на политическую инициативу. Тем самым ставились преграды формированию уважения к закону, становлению ценностей как общественно значимых, всеобщность которых зиждется на добровольном принятии их в качестве принципов индивидуального поведения» .
Смею не согласиться с данной позицией. Даже подобные, совершенно отрицательные по своей сути качества правовой культуры как правовой и политический конформизм народа, непререкаемая исполнительность граждан, своеволие и произвол бюрократии вместе с отсутствием права на политическую инициативу у всех вышеперечисленных не идут ни в какое сравнение с теми отрицательными тенденциями в формировании правовой культуры, что мы наблюдаем сегодня. Бюрократический беспредел и административная коррупция, политическое хамство власти и политическая же апатия народа, правовое «двоедушие» судов и нарастание тенденций самосуда - лишь верхушка айсберга.
Таким образом, слом старой политической культуры привел к тому, что сегодня в обществе усиливается ощущение утраты ценностей, забвения, «переоценки ценностей» и т.д. «Ситуация забвения - это положение, когда не только не знают, как дальше жить, но и затрудняются остановиться в своем выборе приемлемого образца из прошлого или современного опыта» . И если старая система политических и правовых ценностей, вно симая сознание массы, вела к формированию авторитарной личности, то сегодня та же система, но модернизированная ведет к формированию анархичной личности, личности, не выбирающей ни одну из систем ценностей - ни коммунистическую, ни либеральную, отрицающей ценность ценностей, в том числе и правовых - в принципе.
ВТ. Графский отмечает, что «право и справедливость как ценности всегда тесно взаимообусловливались практически во всех системах права -от древности до современных национальных систем. Справедливость в самой структуре правового общения тесно связана прежде всего с достижением или обеспечением такого результата разрешения правовых конфликтов, как достижение добра, пользы» . Очевидно, что право, не приносящее пользы, не способствующее решению конфликтов и достижению справедливости в глазах субъектов права теряет ценность, в виду чего выпадает из соционормативной системы регуляции. Соответственно такое право не способно выполнять функцию регулятора, а значит об эффективной правовой работе речи быть не может. И наоборот, лишь право, имеющее в глазах субъектов ценность, способно влиять на их поведение, быть «путеводной звездой» в поисках благополучия, основой правовой работы.
Таким образом, оценка права - это ключевой фактор, когда мы говорим о действии права в принципе. Оценка открытости и функциональности политической системы, профессионализма и порядочности законодателей, грамотности, правильности и справедливости законов, надежности системы правосудия, гарантирующей всеобщность, а не избирательность законов, все эти и многие другие факторы оценки права влияют в конечном счете на ценность права, а следовательно, на его действенность, эффективность, оптимальность и пр.
Правовое сознание и сознание права: правовой интерес как мера социальной рациональности
И далее, «люди не свободны в принятии решений, пока законы внешнего мира действуют как слепая непознанная сила. Только научное осознание закономерностей общественного развития, необходимости и неодолимости их действия становится основой определения той меры свободы, которую государство на данном историческом этапе может зафиксировать в правах и обязанностях граждан. Социалистическое государство, опираясь на подлинно научное знание объективных законов общественного развития, стремится к точному и всестороннему выявлению как объективных, так и субъективных факторов, с тем чтобы права и обязанности граждан соответствовали достигнутому этапу развития. Свобода личности — это важнейший элемент и движущая сила социалистической демократии, основа массового практического участия трудящихся в управлении обществом и государством» .
В качестве другого принципа во взаимоотношениях государства и личности в социалистическом обществе выдвигалась идея «социалистической законности». Вот как последняя выглядела в глазах стороннего исследователя: «несоблюдение права в Советском Союзе — это не только посягательство на интересы тех или иных лиц, это не только вызов морали, это вместе с тем угроза успешному осуществлению государственной политики, писал Р. Давид. В буржуазных странах способы, с помощью которых заключается, толкуется и исполняется договор, отвечают прежде всего частным интересам, а в Советском Союзе - интересам успешного планирования и развития национальной экономики ... Все советское право нацелено на создание нового социального порядка» . И далее, «нарушение права привлекает поэтому внимание не только того, кто явился непосредственной жертвой этого нарушения, но и государственных органов и самого государства ... Принцип законности в Советском Союзе более необходим и соблюдается строже, чем в буржуазных странах, где право стремится прежде всего к установлению справедливости в отношениях между частными лицами и где оно, следовательно, расширяет сферу своего воздействия лишь постольку, поскольку заинтересованные лица предпринимают те или иные действия для защиты своих прав. В Советском Союзе, где праву отведены иные функции, принцип законности пытались соблюдать более строгим образом и более действенно гарантировать уважение к этому принципу. И общество, и власть были здесь заинтересованы в этом гораздо больше, чем в буржуазных странах» . В этом заключалась специфика общественного договора страны Советов.
Основной, если не единственной, формой общественного договора на сегодня является конституция. В частности, это «основной закон государства, нормативный правовой акт, обладающий высшей юридической силой и регулирующий основы организации государства и общества»3.
Понятие общественного договора известно общественной мысли уже не первое столетие, однако сам механизм, если угодно, — реальный процесс заключения соглашения между обществом и государством так и остались вне научного описания. В каждом отдельном случае мы имеем дело с «конкретными историческими условиями», «национальной самобытностью», «экономическими факторами», «политическими причинами»; говорить же о технологии не приходится. Тем не менее политические события последних лет, в особенности наиболее яркие из них, как то: «демократическая зачистка» Югославии, «силовая демократизация» Афганистана и Ирака, осуществленные по инициативе «развитого полушария планеты», заставляют задуматься о тех глобальных проблемах, с которыми наша страна вполне может столкнуться; особое значение в этой связи приобре тает проблематика условий общественного договора, являющихся источником государственной власти и суверенитета; от их исполнения зависит жизнеспособность правового, а вместе с ним и всего социального порядка. «Величайшая проблема для человеческого рода, разрешить которую вынуждает его природа, — указывает И. Кант, — достижение всеобщего правового гражданского общества»1.
Сегодня идею гражданского общества зачастую отождествляют с идеей демократии. Так, «...демократия подразумевает, что политическая власть имеет своим источником народ, — другими словами, демократия подразумевает что власть не только опирается на согласие народа (в противном случае всякий упрочившийся режим был бы демократическим), но и что она проистекает из народной воли» , - пишет Ф. Бенетон. Поскольку демократия должна быть не просто согласована, но и «основана на народной воле», а источником последней, как видится, может быть лишь гражданское общество, таким образом демократия подразумевает что власть проистекает из гражданского общества.
Подобное отождествление, на наш взгляд, не совсем правомерно, поскольку, не всякое гражданское общество подразумевает демократический политико-правовой режим и не всякий демократический режим имеет источником гражданское общество. Примером первого случая могут послужить современные страны исламского Востока, когда «гражданственность» простых, к тому же зачастую юных людей, политическими умельцами технично направляется в русло террора; в качестве примера второго случая достаточно вспомнить демократические преобразования позднего СССР и ранней РФ, когда тоталитарное мышление и полное отсутствие гражданственности подвергалось неумелому скрещиванию с либерально-демократическими устоями.
«Эффектность» закона и эффективность права: к вопросу о волюнтаризме в праве
Как видится, свобода жить, свобода перемещаться и свобода выбора не являются идентичными понятиями праву на жизнь, праву на перемещения и праву на выбор. Между двумя рядами понятий стоит ключевое различие: свобода предполагает самостоятельность, тогда как право - гарантии. Более того, подчас именно это различие наполняет вышеуказанные понятия противоположным смыслом. К примеру, свобода личности на жизнь предполагает самостоятельность личности в процессе удовлетворения своих потребностей, даже если это удовлетворение осуществляется в ущерб другим; тогда как право на жизнь включает в себя свободу личности на жизнь, означает гарантии. Сегодня возникает довольно парадоксальная ситуация; как уже указывалось всякий живой человек обладает естественными потребностями: это потребность в безопасности, потребность в «отрицательной энтропии», потребность в деятельности и потребность в управлении. И если вторые две потребности в своей сути основываются на первых двух, то последние являют собой основу основ человеческого существования - безопасность и «отрицательная энтропия», без которых человек обречен на гибель. Проблема заключается в том, что право на жизнь, которое провозглашается сегодня — это не более как профанация, поскольку соблюдение права человека на жизнь, предполагает обеспечение хотя бы минимальных условий жизни — безопасности и потребления. Как видится, гарантий права на жизнь сегодня не существует, это право не связано с источником позитивного права - государством, ведь признание права должно сопровождать его (права) обеспечение; так, признание права на жизнь должно сопровождать признание права человека на безопасность и минимальное потребление.
Учитывая тот факт, что свобода - это социальное явление, поскольку подразумевается свобода воли человека от чужой воли, а не абсолютная свобода от окружающей, объективной реальности, указанные гарантии противоречат самой основе либеральной идеологии, укрепившейся в современном мире, поскольку гарантировать подобные права способно лишь государство. Получается, что право на жизнь провозглашаемое сегодня -всего лишь профанация, всего лишь красивая «вывеска», за которой скрывается совсем иное, даже противоположное - право человека на жизнь по сути означает право человека на свободу - свободу жить и свободу умереть.
Как уже отмечалось, право по своей сути - это соглашение о свободе, обремененной обязанностью, контроль за исполнением которого осуществляет государство.
А. Подгурецкий определял право как «формализацию взаимных обязанностей и правомочий, которые применительно к существующему, накопленному общественному опыту поддерживают данную социальную систему. Или же, еще проще: право - это формализация отношений взаимных правомочий и обязанностей, поддерживающих данную социальную систе ГЛАВА -150 му. Понимание права только как действующего права суживает это понимание и заставляет рассматривать беспорядки, вызванные притеснениями и составляющие законное выражение протеста, только как нарушение правового порядка. Но как было показано выше, такая точка зрения является слишком узкой ... В соответствии с предложенным определением формализованный образец поведения, то есть взаимное отношение правомочий и обязанностей, выраженное обычно в общественном сознании, также является правом, хотя бы этот образец поведения и не был записан в виде правового предписания ... Поэтому представляется необходимым различать две формы права: (а) действующее право, то есть право, которое является выражением актуальных решений о том, как данная социальная система в данное время и в данном месте должна функционировать; (б) правовое чувство, которое иногда совпадает с действующим правом, а иногда и не совпадает, которое в целом является выражением внутренних процессов, происходящих в недрах данной социальной системы, а также зачастую и предвосхищает официальное право» .
Б.А. Кистяковский в этой связи писал, что «при социально-научном изучении права надо признать осуществление права основным моментом для познания его и соответственно этому исходить из рассмотрения права в его воплощении в правовых отношениях. Итак, надо смотреть на то право, которое живет в народе и выражается в его поведении, в его поступках, в его сделках, а не на то право, которое установлено в парагра-(pax кодексов» .
А.-Ж. Арно утверждает, что «подобно тому, как ультрафиолетовые и инфракрасные лучи обязаны своим названием месту своего нахождения в конце светового спектра, едва различимого человеческим глазом, следует признать за «инфра-правом» все то, что соприкасается с чисто И далее: «...право и "инфра-право" образуют как бы две параллельно функционирующие системы ... Под «инфра-правом» Ж. Карбонъе разумеет систему норм и технических процедур, которые заведомо лишены и организационной техники исполнения и официальных исполнителей. По его мнению, «обыденное право», образующее основную часть инфра-права, возникает из практической потребности не искушенных в правовой технике людей создать для себя некое подобие кодекса поведения, опирающегося на действие автономно существующих обычаев, перемешанных с элементами государственного правопорядка. Он полагает, что элементы, составляющие «инфра-право», обладают свойствами интернормативности, в смысле смешения норм с обыденными представлениями и с обычной практикой, которая расценивается исполнителями как имеющая правовое значение»2.
