Содержание к диссертации
Введение
Глава I: Общие проблемы неоконсерватизма . 21
1. Особенности политического развития западного общества. 21
1.1 Феномен «неоконсервативной волны» в политической жизни Запада 21
1.2 Изменения в массовом движении и антиконсервативная оппозиция 26
1..3 Активизация центристских сил 30
2. Сущность неоконсерватизма 70-80 годов. 33
2.1. Экономические предпосылки и программа. 33
2.1.1. Практика «смешанной экономики»: кейнсианство и социал-реформистская концепция 33
2.1.2. Кризис социал-реформистской модели экономики. 36
2.1.3. Экономическая программа нового консерватизма. 40
2.2. Социально-психологические основы неоконсерватизма. 47
2.2.1. Неоконсервативная эволюция общественно- политических настроений в 70-х годах 47
2.2.2. Неоконсерватизм и общественное сознание 80-х годов. 51
2.3. Идеологические основы неоконсерватизма. 55
2.3.1. Формирование идейно-политических установок. 55
2.3.2. Неоконсервативный мировоззренческий комплекс. 62
Примечания. 74
Глава 2: Неоконсерватизм в Великобритании . 77
1. Английская традиция сбалансированной конституции и «торизм» в 20 веке. 77
2. Английская культура и упадок индустриального духа 1850- 1980 гг. 82
3. Социально-экономические воззрения и политика британских консерваторов 91
3.1. Патерналистская традиция консерваторов после второй мировой войны 92
3.2. Новые консерваторы 70-80-х годов. 108
3.3. Усиление межпартийного соперничества в Великобритании (70-80 годы) 115
3.3.1. Экспансия нового торизма. 119
3.3.2. Кризис лейборизма. 125
3.3.3. Выборы 1983 и перегруппировка в левом крыле рабочего движения. 129
3.3.4. Новый тур межпартийной борьбы и расстановка сил после 1987 года . 133
Примечания. 141
Глава 3: Тэтчеризм . 147
1. «Тэтчеризм» как практика неоконсерватизма. 147
1.1. Сокращение государственных расходов и политика занятости 147
1.2. Промышленная политика. 158
1.3. Профсоюзная политика. 167
1 2. Внешняя политика. 177
3. М. Тэтчер, личность и стиль политического лидерства . 187
Примечания. 203
Заключение 207
- Феномен «неоконсервативной волны» в политической жизни Запада
- Английская традиция сбалансированной конституции и «торизм» в 20 веке.
- Новый тур межпартийной борьбы и расстановка сил после 1987 года
- М. Тэтчер, личность и стиль политического лидерства
Феномен «неоконсервативной волны» в политической жизни Запада
Новые тенденции в политической жизни западных стран проявились еще в начале 60-х годов. Они превратились в атаку на сложившиеся методы политического управления, и её пик пришелся на конец 70-х начало 80-х гг.
Это подтвердилось в событиях 1968 г. во Франции, «горячей осени» 1969 г. в Италии, в забастовках британских шахтеров 1972 и 1974 гг. (последняя из них привела к падению консервативного правительства Э. Хита1), в США - кульминация борьбы за окончание войны во Вьетнаме. Это свидетельствовало о глубоком идейном и моральном кризисе западного буржуазного общества. Повсеместно возникло новое левое течение. В идейно-теоретическом плане «новые левые» представляли собой смесь концепций «постиндустриализма», маоизма и утопического социализма. Возникает «неомарксизм». Его приверженцы, не состоя в коммунистических партиях, пытались привести марксистский анализ в соответствие с реалиями последней трети XX в. Пересматривались некоторые из основных догм марксизма, ленинизм трактовался как «отклонение» от марксизма.
Как реакция на подъем левого движения с конца 60-х г. начинает проявляться неоконсерватизм. Его активность быстро растет в «своих» партиях. Широкую известность получали заявления таких правых деятелей, как Э. Пауэлл (Великобритания), Дж. Уоллес (США), Ф.-И. Штраус (ФРГ). Отчетливо проявляются новые тенденции в сфере идеологии: работы Ф. Хайека, групп ученых-обществоведов из Института Адама Смита в Великобритании, «новых экономистов» во Франции и пр. Авангардом этого течения стала «чикагская школа», признанным лидером - Милтон Фридман.
Новые правые сосредоточили критику больше на буржуазно-либеральных и социал-демократических течениях, стоявших у власти, а не на своих противниках из леворадикального лагеря. Под вопрос ставились кейнсианские методы регулирования. В противовес кейнсианской доктрине была выдвинута монетаристская концепция .
Энергетический кризис 1973 г., перешедший в глубочайший циклический кризис, привел к резкому ухудшению экономической ситуации, демонстрируя несостоятельность практиковавшихся методов экономической политики. Это дало толчок к распространению идеи восстановить «нормальное» функционирование рыночной экономики путем повышения роли конкуренции, предпринимательской инициативы и личной ответственности граждан за собственное благосостояние. Это и предлагалось монетаристами, создавшими идейно-теоретический плацдарм для проведения такой политики. Их подготовка спровоцировала лавинообразное нарастание неоконсервативных настроений среди экономически активного избирателя. Происходит активизация социологов и политологов правой ориентации, выдвигающих требования ограничения расплодившихся «групп давления», укрепления «законности и порядка», повышения авторитета государства, твердого противостояния «коммунистической угрозе»3.
В США с этих позиций начинают выступать многие авторитеты в области политической социологии - Д. Белл, С. Липсет и др., во Франции - это плеяда «новых философов», многие из которых были идеологами или прямыми участниками майских событий 1968 г.
Главная причина правого поворота была вовсе не в захвате инициативы интеллектуалами «неоконсервативной волны», а в факте глубокой укорененности рыночного сознания и либеральной идеологии в западном обществе. В общественном мнении усиливалось недовольство сложившимися стереотипами политического поведения, повышалась роль "постматериальных" ценностей, приобретал все большее значение комплекс понятий «качество жизни». Росли раздражение бюрократизацией общественной жизни и стремление к ее демократизации, обеспечению и развитию личных свобод.
Избиратели стали связывать с усилением активности левых распространение таких явлений, как вседозволенность, деградация нравов, упадок семьи и семейных устоев, наркомания. Идеологи и пропагандисты «новых левых» не только не выступали против этих явлений, но порой оправдывали их, давая правым повод утверждать, что их распространение есть результат «чрезмерной демократии», ослабления авторитета власти, следствие моральной распущенности, исходящей от самих левых сил. Сходным образом воспринимались и рост преступности, терроризм, выглядевший в глазах многих людей как органическая часть деятельности левых.
Антипатию многих «добропорядочных граждан» вызывали и подчеркнутое безразличие идеологов и активистов «новых левых» к национальным чувствам, их космополитизм и национальный нигилизм.
Негативным было отношение общественного мнения к рабочему и профсоюзному движению, особенно в области повышения заработной платы. Очевидно, в условиях, когда инфляция стала «бичом номер один», а борьба за повышение заработной платы заслонила собой другие направления профсоюзной борьбы, все то, что воспринималось в отношении своего профсоюза как нормальная реакция на ситуацию, в отношении остального движения рассматривалось как преследование эгоистических, корпоративных интересов в ущерб общенациональным.
Все это, равно как и явная неспособность стоящих у власти правительств справиться с решением проблем, способствовало усилению пессимистических и просто упаднических настроений. Сами идеи общественного прогресса начинают в глазах значительной части населения утрачивать прежнюю привлекательность, широкое распространение получают индивидуалистические тенденции, отмечается даже рост своего рода «ностальгии по буржуазности»4.
Избиратель проявлял неудовлетворенность положением дел в обществе. Общественное мнение в тот период можно охарактеризовать как «кризисное сознание». Обращает внимание на себя усиление элементов иррациональности в нем, общая неустойчивость, «поисковая направленность» . В условиях растущего критического настроя по отношению к левым силам и их неспособности изменить стандарты мышления и поведения открывались широкие перспективы перед неоконсерваторами. Почва для неоконсервативного поворота становилась год от года благоприятнее.
Начиная с середины 70-х г. почти повсюду на Западе, начинает набирать силу «неоконсервативная волна». Хотя неоконсерватизм стал выражать преобладающие настроения общества, но в деловых и в политических кругах сохранились влиятельные силы, не готовые идти далеко по пути социальной и политической конфронтации. Они предпочитали действовать более осторожными методами. И крупные политические сражения, в ходе которых неоконсерваторы, начиная с середины 70-х г. утверждают свою общественно-политическую гегемонию, происходят не только между консервативными и социал-демократическими партиями, но и внутри самого консервативного лагеря.
Великобритания, «больной человек» Западной Европы, перенесла обострение социально-политических противоречий. В партии консерваторов произошел переворот, в результате на смену старому консервативному истеблишменту пришла группа деятелей новой формации во главе с М. Тэтчер.
Победа Тэтчер и последующее превращение «тэтчеризма» в доминирующее политическое течение партии тори развязали своего рода цепную реакцию и в ряде других ведущих правоцентристских партий стран Запада. В некоторых из них также произошли, хотя и не в столь драматической форме, смена лидеров и обновление руководящей верхушки. В республиканской партии США «неоконсервативное обновление» было связано с выдвижением в 1979-1980 гг. Р. Рейгана кандидатом в президенты и последующей его победой на выборах.
Завоевав лидирующее положение в большинстве партий правого фланга, неоконсерваторы с конца 70-х годов повели борьбу за государственную власть. Они начинают одерживать на выборах одну победу за другой, тесня и вынуждая к обороне своих соперников, т. е. прежде всего социал-демократов и умеренные, буржуазно-либеральные партии. Одновременно или сразу после победы британских консерваторов в 1979 г. и американских республиканцев в 1980 г. неоконсервативные силы приходят к власти в Бельгии, Голландии, Дании, добиваются, хотя и ненадолго, успеха в Канаде, Австралии, Новой Зеландии. В Японии, неоконсервативный политический курс утверждается в начале 80-х годов как результат перемен, происшедших внутри правящей либерально-демократической партии.
Английская традиция сбалансированной конституции и «торизм» в 20 веке.
В отличие от континентального, английский консерватизм возник в уже пережившей революцию, модернизированной конституционной стране, и поэтому он сразу стал не только мировоззрением, школой, идеологическим течением, но и готовой к управлению государством политической «партией». Историки идентифицируют партийную сущность английского консерватизма с торизмом, хотя вследствие ситуативной сложности политической борьбы и особенностей английской истории некоторые выдающиеся консерваторы - и в их числе сам Э.Бёрк - были вигами, а известнейший консервативный политик Англии XX в. Уинстон Черчилль в течение 12 лет тоже был в либеральной партии.
В соответствии с основной идеей английского консерватизма главным принципом политики тори был и остается «тримминг» -балансировка, настройка, приспособление, что является излюбленным пунктом обвинения со стороны противников и главным предметом гордости самих тори.
Идея баланса, известная еще из «Политики» Аристотеля, есть основная идея английского консерватизма. «Последовательность никогда не была достоинством тори, - пишет Гилмор, - впрочем, нет ее ни у одной политической партии. Но другие партии хотя бы считают, что они должны быть последовательны. Мы убеждены в обратном, и в этом смысле у нас слово не расходится с делом. Мы защищали сначала протекционизм, потом свободное предпринимательство, потом снова протекционизм и снова свободное предпринимательство - в зависимости от экономических обстоятельств. Мы поддерживали то государство, то индивида, потому что и государство и индивид меняются - и когда нам говорят, что мы «вдруг» стали врагами государства, мы отвечаем, что того государства, которое мы защищали, сто лет назад, уже не существует».
Английский консерватизм - меньше всего «изм», продолжает Гилмор. Это не идеология, не доктрина. Это часть английской истории и часть истории консервативной партии - и всё-таки это нечто большее, чем просто деятельность. Консерватизм может быть определен только негативно. Во-первых, тори никогда не выступают за прогресс, и, однако на чаше исторических весов их реформы перевешивают и количеством, и качеством реформы их противников. «Самым ретроградным в смысле реформ, - доказывает автор, - за всю новую историю Англии, было либеральное правительство вига Пальмерстона (1856-1866), а из трех великих реформистских правительств XIX в. два - Пила (1841-1846) и Дизраэли (1874-1880) - были правлением тори. Почти все законы, улучшавшие условия труда и жизни рабочих, проходили от этих правительств».
Второе, чем не, является английский консерватизм, - это группой давления. Сочувствуя и частному землевладению, и частному предпринимательству, защищая капиталистическую систему в целом, партия тори, в отличие от групп давления, старающихся воздействовать на власть и вынудить ее к чему-то, но не брать на себя ее функции, - это партия не протеста, а власти. Любители протестовать пусть идут в либералы.
И отсюда вытекает третье «не» консерватизма, заявляет И. Гилмор -то, что он не классовая идеология, а национальная партия. Заветная мечта консервативного лидера - быть, по словам премьер-министра Болдуина, лидером тех, «кто не принадлежит ни к какой политической партии»1. Перед современным политическим консерватизмом стоит задача: «любой идеологической пеной» удовлетворить национальные потребности в том их противоречивом комплексе, какой сложился на сегодня в большинстве наций покой и безопасность, с одной стороны, и высокое качество жизни, с другой. Консерваторы прекрасно видят, что эти желания не всегда совместимы. После войны жажда покоя и безопасности подорвала такие стимулы экономического процветания, как предпринимательский дух, конкурентный азарт, самоограничение, способность к риску и жертве, словом, протестантскую этику труда. Они понимают, что это привело страну к экономическому отставанию и ослабило ее международные позиции, но они помнят, чему учил Бёрк: «Ничто не может оправдать управление людьми вопреки их желаниям». И. Гилмор вынужден признать, что последние десятилетия - время увлечения эстетикой, контркультурой, буддизмом, маоизмом, терроризмом -обнаружили, что, хотя политик «не должен быть проповедником», он уже «не может быть и функционером. Ему надо найти средний путь между конторой и кафедрой».
Гилмор и О Салливен, давая определения их отечественному консерватизму (который одновременно выступает в качестве идеального образца этой идейно-политической позиции), представляют действительно преобладающую прагматическую ветвь в консервативном мышлении. Однако, переходя к описанию родных истоков и продолжая сосредоточивать внимание на «здоровых» консервативных качествах -утилитаризме, трезвости балансировке, Гилмор и О Салливен фактически отыскивают и привлекают из прошлого лиц, казалось бы, выходящих за границы консервативного канона. «Свои» же предки оказываются подчас не такими уж трезвыми прагматиками, как этого хотелось бы «нормальному тори», и обнаруживают родство с неистовых полемизмом французов и романтизмом немцев. Среди привлекаемых фигур лорд Галифакс, Болинброк, Юм, Бёрк, Колридж, Карлейль, Дизраэли. Эмпирический принцип консерватизма обратил Гилмора к такой антикварной предконсервативной фигуре, как основоположник «тримминга» виконт Галифакс (163 5-1695). Для либеральных и либертарных неоконсерваторов нет более близкого и внятного эпизода в исторической литературе, чем защита английского пути становления свободы лордом Генри Болинброком (I678-I75I). Однако либеральный Гилмор размежевывается с традиционалистом Болинброком, который не видел нужды в партии, контролирующей разделение властей. Мечта о беспартийной Англии с отцом-монархом во главе, о доброй Англии с ее давними обычаями, хорошими манерами, тоном и старозаветным добросердечием делает Болинброка в глазах Гилмора, не верящего в возможность общественного консенсуса, утопической разновидностью консерватора.
Д. Юм (1711-1776) импонирует неоконсерваторам своей демократичностью, скептическим позитивизмом, чуждым «доктринерству и мессианизму». В отличие от «слепых иерархистов» типа де Местра, Юм признавал жажду равенства, и, прежде всего материального равенства, одной из важных потребностей человеческой натуры.
Колридж (1772-1834), одна из самых ярких в английском консерватизме фигур, глубоко «разорван» в своих поисках свободы, в своей философии несовершенства. Разрыв прослеживался и в том, что на сегодня представляет серьезный интерес для неоконсерваторов, - в своем отношении к демократии и массовому обществу.
Идея государства у Колриджа выводилась из английской истории, из «поведения наших предков, которые со времен Альфреда и до наших дней вели себя так, как будто есть нечто, ради чего стоит жить и умирать: некая конечная цель, которую не имеет смысла теоретически анализировать, ибо разум здесь бессилен, но которая бросает обратный свет на всю нашу историю, придавая ей непрерывность, единство и лишь отчасти постигаемый разумом смысл». Но не менее Бёрка «верный Богу и королю», Колридж возлагал большие надежды на само государство, в котором искал защиту для рядовых людей, ставших объектами промышленного прогресса. Ориентацию Колриджа на государственные меры «а 1а Кейнс», характерные для современного «государства всеобщего благосостояния», О Салливен не считает большим просчетом, ввиду условий, когда опасность проникновения государства в частную жизнь еще не могла быть осознана.
Эта «утопия», пишут И. Гилмор и О Салливен, противоречит трезвым консервативным принципам Колриджа, но полностью соответствует его «натуре» и его философии истории.
Новый тур межпартийной борьбы и расстановка сил после 1987 года
Стремясь извлечь уроки из двух поражений подряд, лейбористское руководство, актив партии попытались внести соответствующие коррективы в ее деятельность. Уже осенью 1983 г. партия избрала нового, относительно молодого и энергичного лидера, приемлемого для обоих основных течений и преисполненного стремления восстановить ее единство и боеспособность. Новый лидер с самого начала взял курс на приспособление идеологических и программных установок партии к национальным традициям, с одной стороны, и состоянию широкого общественного мнения - с другой. В статье, опубликованной после его избрания еженедельником «New statesman» и озаглавленной "Мой социализм", Н. Киннок заявлял, что социализм в Великобритании следует рассматривать не иначе как «продолжение исторических, социальных и демократических традиций страны» . Соответственно и средством достижения стоящих перед партией целей должны стать борьба за избирателя и деятельность в стенах парламента. Внепарламентские же действия, заявлял Киннок, должны быть «дополнением» внутрипарламентской активности лейбористов, и не более.
В позициях, занимаемых Н. Кинноком, равно как и в эволюции его взглядов, довольно адекватно отражаются те общие изменения, которые претерпевают после 1983г. программные и политические установки партии. Начатая сразу же после выборов работа по обновлению этих установок привела к принятию ряда документов, довольно существенно меняющих сложившийся в начале 80-х годов облик партии. Среди них такие, как программное заявление «Новая Британия - новое партнерство», делающее упор уже не на национализацию и перераспределение собственности и власти, а на укрепление социального мира для достижения общенациональных целей, и, прежде всего, быстрой модернизации всей экономики, решения резко обострившихся социальных проблем.
Вместо обязательства, содержащегося в документах начала 80-х годов о выходе из ЕЭС, с 1984 года в документах, статьях, программах и выступлениях руководящих деятелей партии (включая занимающих умеренно левые позиций) все больше акцентировалась необходимость разработки и осуществления «европейского» варианта решения экономических и социальных задач . Особое значение придается вопросам подготовки и переподготовки рабочей силы. В специальном документе говорится даже о том, что нужно превратить Британию в «обучающееся общество» .
В идейно-теоретическом плане большое внимание стало уделяться возрождению на современной основе концепций муниципального и кооперативного социализма, тщательно изучался опыт предприятий, находящихся под контролем муниципалитетов (в том числе распущенного консерваторами весной 1986 г. совета Большого Лондона). Более активно стали разрабатываться проблемы экономической демократии. Тем самым партия и ее руководство пытались преодолеть этатистский крен, преобладавший в послевоенные десятилетия.
Предпринятые лейбористами усилия, казалось, начали приносить плоды. С весны 1985 г. они стали опережать консерваторов в опросах общественного мнения, «переигрывать» их на местных и дополнительных парламентских выборах.
Однако уже с осени 1986 г. положение стало вновь довольно резко меняться в пользу консерваторов. И данные опросов, и результаты местных и дополнительных выборов начали обнаруживать слабость позиций лейбористов, ненадежность их успехов. Уровень оказываемой им поддержки, поднявшийся с весны 1985 г. выше 35 %-ной отметки (но так ни разу и не достигший 40 %), вновь опустился за эту критическую черту91. Несмотря на активную предвыборную кампанию, партия не смогла сколько-нибудь существенно укрепить свои позиции и, в общем, и в целом осталась на прежних рубежах. Мало чем отличался от результатов 1983 г. и исход выборов для других партий. Консерваторы в целом удержали свои позиции, что же касается партий Альянса, то при сравнительно небольшом снижении числа поданных за них голосов их престижу и амбициям был нанесен довольно сильный удар.
Итоги выборов 1987 г., несмотря на то, что они практически ничего не изменили в раскладе политических сил, поставили перед всеми партиями довольно острые проблемы, причем в особо сложном положении оказались оппозиционные партии.
Перед лейбористами еще острее, чем после выборов 1983 г., встал вопрос о расширении своей социальной базы.
Правда, на этот раз они несколько укрепили свои позиции среди более состоятельных групп электората. С 25 до 32 % возросла доля проголосовавших за них рабочих-владельцев собственных домов, с 17 до 21 % - служащих и с 11 до 14%- избирателей из «среднего класса». Однако основные приобретения лейбористов были куда более ощутимы именно среди наименее состоятельной части демонстрировавшей по-прежнему самый низкий уровень поддержки лейбористов в районах Южной и Средней Англии, где они получили всего 24% голосов. На юго-востоке страны за них проголосовала еще меньшая часть избирателей -всего 16,8%92.
В результате такого рода распределения электората сохранилась не просто диспропорция в соотношении голосов, но и крайне опасная для лейбористов концентрация основного контингента их избирателей в наименее перспективных с точки зрения социально-экономического и политического положения слоев и групп населения.
Согласно данным проведенных в день выборов 1987 г. обследований, доля голосов квалифицированных рабочих, поданных за консерваторов, возросла до 40 %, а у лейбористов осталась на том же уровне (36 %). Полученный же лейбористами некоторый прирост голосов среди неквалифицированных рабочих и беднейших слоев населения (который возрос с 43 до 48 %) лишь еще более усилил диспропорцию в их социальной базе.
Политический раскол британского рабочего класса стал в 80-е годы фактом, и какими бы преходящими моментами его не объяснять, совершенно очевидно, что основной, главной причиной явилась происшедшая в его рядах дифференциация. Третье подряд поражение лейбористов на выборах 1987 г. лишь продемонстрировало все значение указанных объективных обстоятельств, те трудности, с которыми сталкивается партия в своих попытках восстановить утраченные позиции.
Однако консерваторы, несмотря на беспрецедентный успех на трех выборных кампаниях подряд, едва ли имели основания почивать на лаврах. В ряде регионов, где сосредоточены в основном переживающие кризис старые отрасли промышленности, тори оказались в политической изоляции. Так, в Шотландии им удалось получить большинство лишь в 10 из 70 избирательных округов. В крупнейших городах Северной и Северо-западной Англии, таких как Манчестер, Ливерпуль, Ньюкасл, правящая партия вообще оказалась не в состоянии провести в парламент ни одного своего кандидата. Значительно снизилась ее поддержка и в Уэльсе, где в последние годы также обострились социально-экономические проблемы, возросла безработица.
Если и нужны были какие-то подтверждения того, что многочисленные группы населения в различных частях страны испытывают чувства глубокого отчуждения в отношении правительства, то выборы показали это со всей очевидностью.
Выборы 1987 г., таким образом, воочию продемонстрировали неразрешенность проблем, вставших перед основными партиями страны еще после выборов 1983 г.. Консерваторы не смогли доказать, что они являются партией, представляющей всю нацию. Лейбористы оказались не в состоянии преодолеть «кризис доверия» и выйти на уровень поддержки, характерный для трех первых послевоенных десятилетий. Партии центра не сумели реализовать свои заявки на роль полноправного участника борьбы за правительственную власть.
Все это побудило все три основные политические силы предпринять новые, в чем-то неординарные усилий, нацеленные на реализацию оказавшихся столь трудноразрешимых задач. При этом, поскольку решить их они могли только за счет друг друга, это, естественно, резко усилило и без того крайне острое межпартийное соперничество.
Что касается консерваторов, то уже в первом своем выступлении после выборов 1987 г. М. Тэтчер заявила о новом приоритетном направлении консервативной политики - решении социально-экономических проблем пришедших в упадок «внутренних городских -территорий». Подавляющее большинство таковых расположено в тех самых районах Северной Англии, Шотландии и Уэльса.
М. Тэтчер, личность и стиль политического лидерства
Накануне всеобщих выборов 1983 г. журнал "Economist" вышел со статьей «Источник - это Маргарет Тэтчер»46. 7 июля 1984 г. Экономист в публикации крайне левого толка отмечает, что второе правительство Маргарет Тэтчер готовится стать самым авторитарным британским правительством со времен Второй Мировой войны, и многое из неправильного коренится в личности самого премьер министра.
18 января 1986 г. в разгар Вестландского кризиса этот же журнал рассуждал: «Её стиль больше не является её достоинством. Это её наибольший недостаток». На самом деле миссис Тэтчер и её стиль руководства так доминировали на политическом поприще в 1986 г., что Иэн Эткен был подвигнут на комментарий (Гардиан 28 июля 1986), что «настоящие источники» безработицы, социальной политики не были видны.
В данном параграфе предполагается увязать «за» и «против» четырех критических пунктов, содержащих главные обвинения против её стиля управления.
(А) Маргарет Тэтчер следует экстремистской идеологической линии.
Аргументы «за».
Журнал «Обсервер/Харрис» в 1984 г.47 отметил, что в чистой пропорции общественное мнение считает Маргарет Тэтчер слишком правой: 59% согласились с этим утверждением, хотя 29% выразили несогласие. Но обвинение в экстремистской идеологии сделано частично внутри самой Консервативной партии. «Мокрые» (так на политическом жаргоне назывались все тори, не поддерживавшие жестких мер неоконсерваторов, но лояльных им) как Пим и Гилмор утверждали, что Консерваторы никогда не цеплялись за какие-либо политические догмы и установки. Для защиты и продвижения таких принципов как свобода, конкуренция, частная собственность и патриотизм они используют какую угодно политику, обусловленную конкретикой обстановки. Прагматизм был во все времена их определяющим принципом. Миссис Тэтчер как всегда перевернула на голову это фундаментальное утверждение торизма. Она страстно высказалась за консерватизм, который ближе к либерализму XIX в. К этому она добавила её собственную версию викторианских ценностей Грэнтхэмского лавочника из среднего класса: бережливость, упорный труд, усердие, уважение к собственности, самоограничение и центральное значение семейной жизни. Её критики говорят, что её самой большой ошибкой было сделать ставку на теорию Милтона Фридмана, исповедующего идею о том, что инфляция может быть обуздана контролем предложения денег: циркуляцией наличных и кредитов в экономической системе. Ухудшая положение неидеологизированных членов в её партии, вера М. Тэтчер в саму себя, похоже, выживает и даже растет назло противникам, следящим за её действиями. «Я политик, потому что в конфликте между добром и злом я верю, что, в конце концов, добро восторжествует» — заявила она в сентябре 1984 г.
Аргументы «против».
Поскольку так высок уровень критики поднятой против неё, М.Тэтчер могла бы кое-что принять даже с гордостью. Она свободно согласится с тем, что она «состоявшийся политик», который «желает изменить сердце и душу нации»49. Она разделяет мнение лорда Блэйка, высказанное в 1976 г. о том что: «Ничего не будет достаточно, кроме кардинального изменения направления, которое с 1945 г. всегда продвигали лейбористы, а консервативная партия принимала»50. Она осознавала то, что была «повстанцем в правительстве»51, что её энтузиазм и напор поколебали и даже поглотили устоявшийся скептицизм консервативного истеблишмента, что следует из заявленного Хьюго Янгу «Если я сдамся - мы проиграем, - добавляя (возможно смягчая), - я надеюсь, это не звучит отталкивающе»52. Ясное послание, волнующе и страстно составленное было необходимо, для того чтобы получить хоть шанс на принятие. Её защитники сказали бы на это, что «тэтчеризм» объединяет идеи лучших и светлейших консервативных умов, и только из того, что она строго держится своих взглядов не следует то, что она не сможет поменять политику, когда нужно, или отступить, когда условия потребуют.
Согласно её собственному мнению, а также мнению её советника Найджела Лоусона, экономик никогда не была в лучшей форме. Несмотря на мировой спад начала восьмидесятых более одного миллиона новых рабочих мест было создано за годы правления М.Тэтчер. Экономический рост с 1981 года удерживался на уровне 3% ("Economist" 1986 г.). Британская промышленность никогда не была в лучших условиях для бурного развития. Более того, М. Тэтчер может заявить, отчасти справедливо, что её миссия по изменению британской политической культуры выполнена. Её инстинктивное мнение о том, что центральная платформа британской политики была правее, чем предполагал Эдвард Хит, было оправданно. Она катализировала прорыв вправо и главные изменения в общественном сознании в таких сферах как экономика, оборона, закон и порядок. Даже Хьюго Янг из "Guardian" заметил: «Глубинный процесс национального преобразования имел место в последние несколько лет. Тэтчеризм представляет ядро веры, которая доминирует в политической мысли, вплоть до того, что мы все тэтчеристы теперь»5 .
(Б) Премьер-министр слабо прислушивается к советам.
Аргументы «за».
Теперь изредка наблюдатели за Уайтхоллом отмечают вакуум политических советов на Даунинг-стрит №10. Хотя у предыдущего премьера были команды способных советников у Маргарет Тэтчер ни одного. Согласно статье "Economist" от 7 июля 1984 г.: «Даунинг-стрит №10, эпицентр британской политической жизни до любопытного пустое место. Премьер-министр парит по его коридорам в одиночестве как ястреб, ищущий добычи». Её советники зачастую совместители и временщики, а настоящим влиянием наделены теневые фигуры такие как Бернар Ингхэм (пресс-секретарь), Дэвид Вольфсон (Глава администрации) и «старший кнут» Джон Уэйкмэн - действительно «тяжеловесы». После Вестландского скандала «Экономист» отмечал, что большинство фатальных ошибок было сделано некомпетентной «кухонной дворней». «Это портрет высокопоставленных участников «Уотергейтских слушаний»» - отмечает журнал, напоминая ей о совете данном семью годами раньше, к которому ей следовало бы обратиться: «сильный частный офис политически подкованных советников» (25 января 1986г.). Проблема, кажется, в том, что Маргарет Тэтчер признает только свои собственные неизменные установки. «Мы имеем наиболее политически скрытное правительство современности»54. "Economist" отмечает, что Маргарет Тэтчер недовольна Королевскими комиссиями и постоянно высказывалась в пользу коротких расследований, часто предпринимаемых в бухгалтерии. Она настолько уверена в ответах, что не видит необходимости советоваться. Следствием этой иллюзии был манифест из серии ложных суждений, следовавший за её переизбранием в 1983 г. Топ менеджмент штаб-квартиры Консервативной партии заплатил высокую цену за это в июле 1985 г. Вестландский скандал, провал «Торгового билля» в апреле 1986 г. и так далее.
Аргументы «против».
Против этого обвинения может быть выставлено то, что персонал кабинета М. Тэтчер в январе 1983 г. был несколько большим, чем персонал из 69 человек, оставшихся после ухода Кэллагана . У нее всегда было политическое подразделение, сначала ведомое сэром Джоном Хоскинсом, затем Фердинандом Маунтом и далее Брайэном Гриффитом. С 1983 г. подразделение удвоилось численно. Вдобавок к этому идет некоторое число совершенно разных экспертов, привлекаемых из внешней среды, в качестве советников. Сэр Альфред Шерман, директор правого крыла Центра Политических исследований: «Зачем создавать источник идей, если у Консервативной партии есть собственный?» Профессоры Дуглас Хаг и Алан Уолтере и дипломат сэр Энтони Парсонз. А для чего тратить общественные деньги, если их участие может быть обеспечено на совместительской основе? В 1982 г. Маргарет Тэтчер предложила собрать всех советников и ассистентов на Даунинг-стрит №10 в департаменте премьер-министра. Но эта идея была раскритикована на корню потому, что это могло бы сделать её офис слишком могущественным. Не полностью, но вероятно Тэтчер приняла бы одно обвинение: она уверена в том, чего хочет сделать и это определяет прямое движение к этому. Подавляющее большинство в 1983 г. на выборах даёт ей право поступать так56.
