Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Понятие органической демократии 14
Глава II. Предпосылки возникновения органической демократии 47
Глава III. Политическая система в условиях органической демократии: попытка прогноза 75
Заключение 139
Библиографический список 147
Приложения
- Понятие органической демократии
- Предпосылки возникновения органической демократии
- Политическая система в условиях органической демократии: попытка прогноза
Введение к работе
Актуальность темы исследования.
Проблемы, связанные с совершенствованием демократии и, тем более, ее качественным улучшением имеют огромное значение не только для академической науки, представителей властных структур, но и для каждого гражданина в отдельности, поскольку касаются его неотъемлемого права участвовать в выработке и принятии политических решений. Они приобретают особую актуальность на фоне общей нестабильной геополитической и экономической ситуации в мире, особенно в России, находящейся уже не один десяток лет в эпицентре эпохальных для судеб человечества событий. Тем не менее, в условиях все возрастающего интереса к демократии, политологическое содержание данной категории остается неясным. Во многом это связано с таким положением дел, когда приходится спорить о демократии вообще, отстаивать ее преимущества в сравнении с авторитарными методами правления.
В какой-то период времени простой отказ от ранее господствовавших представлений, попытки рассмотрения демократии в качестве исключительно политической или социально-культурологической категории давали ощутимый положительный результат, позволяли как бы взглянуть на предмет заново, выявить его, прежде скрытые идеологическими наслоениями, грани. Однако одного такого отрицания было недостаточно, чтобы объяснить явное несовершенство существующих политических институтов.
Одной из причин недостаточной проработанности теории демократии, особенно в отечественной литературе, стало то, что большинство исследователей стремились описывать ту демократию, которая уже давно сложилась в странах Западной Европы и Северной Америки, а именно, либеральную, буржуазную демократию, которая представлялась если и не идеальным типом политического устройства общества, то, по крайней мере, более или менее реальным приближением к такому типу. С другой стороны, консерватив-
но настроенные мыслители, используя очевидную вторичность и несамостоятельность данной позиции, пытались пересмотреть критику в отношении политической природы социалистических обществ, надеялись обнаружить в них элементы некой альтернативной системы народовластия и, на основании этого, рассматривать категорию демократии в сравнительно-историческом плане. В то же время в политологии становились популярными различные теории, пытающиеся выйти за пределы идеологической дихотомии: демократия — тоталитаризм, высказывающие предположение о возможности качественного, кардинального улучшения существующей демократической модели.
В этих условиях стало необходимым вернуться ко многим, казалось прежде уже решенным, вопросам, например, к старому постулату о заведомой недемократичности института представительства народных интересов. В этом смысле, как нам видится, не лишена научной востребованности идея, согласно которой демократия, возникшая изначально как способ выражения гражданами своей воли напрямую, возникшая естественно, органически из потребностей человеческого коллектива, впоследствии оторвавшаяся от своих корней, отгородившаяся от породившего ее субъекта, народа, стеной представительства, должна наконец обрести полноценный органический характер, только, разумеется, в новых условиях, вооруженная по последнему слову техники, опирающаяся на иную социальную и экономическую базу.
Постановка вопроса о возможности прямой демократии на общенациональном и даже общемировом уровне, в условиях еще не исчерпанного потенциала существующей системы представительства интересов, является безусловно спорной, остро дискуссионной. Но она выводит отечественную науку из области узкоспециальной и эпигонской проблематики, предлагая ей альтернативные западной «теории демократии» ряд посылок, пытающихся рассматривать новые реалии, абстрагируясь от ставшими клише «новых» подходов, зачастую представляющих собой некритически воспринятые рядом отечественных исследователей схемы западных политологов, признан-
ные более аргументированными только по принципу оппозиции (да и то не всегда верно определенной) существовавшим в советской науке догмам.
Степень разработанности проблемы.
Термин органическая демократия является многомерным, но смысл его в общем-то прозрачен, органическая — значит целостная, более совершенная в сравнении с предшествующими ей формами, прежде всего, в сравнении с современной представительной демократией, получившей в трудах Р. Даля [51; 52] условное название полиархии (власти многих).
Если попытаться суммировать разноголосицу существующих мнений, обнаруживается наличие двух полярных точек зрения. Сторонники первой (Ф. Теннис, Н.П. Алексеев, А. Бенуа, А.Г. Дугин и др.) определяют органическую демократию как политический режим, который основывается на признании народа единой органической общностью, спаянной собственной культурно-исторической традицией, находящейся в основании политической системы и служащей критерием принятия конституционных решений [56, С. 371-372]. Это традиционалистская точка зрения на феномен органической демократии, настаивающая на возвращении к каким-то формам общинной организации общества (В.В. Голышев, Р. Зеебер, О. Шпан и др.) [46, С. 140-141; 132], в том числе и на качественно новой экономической и политической основе (К. Маркс, Ф. Энгельс, В.И. Ленин) [143, С. 105-107; 142, С. 336].
Второй подход исходит из принципиально иной посылки, согласно которой демократия основывается на «мере участия каждого человека и группы, составляющей народ, в самоуправлении политией» [65, С. 319]. В этом случае не отрицается конечная цель демократии, — достижение ею такого состояния, когда, выражаясь образно, каждый будет руководить всем [65, С. 319]. Однако теоретические попытки развить этот тезис, не говоря о реальной политической практике, до сих пор не увенчались значительным успехом.
В силу своей многозначности термин органическая демократия в той или иной формулировке (партисипаторная, делиберативная, агрекативная,
6 сообщественная, коммунитарная и т.п.) нашел широчайшее распространение в трудах современных политологов либерального направления, объединенных неприятием существующей демократической парагдигмы сдержек и противовесов и настаивающих на необходимости и возможности перехода к качественной иной, более совершенной модели.
В отличие от теоретиков плюралистической и элитарной теории демократии, сторонники делиберативной концепции ставят задачу достижения более высокого уровня свободы и равенства, требуя расширения политического участия всех без исключения социальных групп, повышения образовательного и культурного уровня низших слоев общества (К. Макферсон, Дж. Мэнсбридж, Ф. Грин и др).
Часть элитаристов, например Р. Даль, признают право личности на неподчинение даже в условиях современного полиархического государства, если решения, принятые демократическим путем, ущемляют самые глубинные человеческие убеждения [52, С.109].
Помимо концепций, прямо касающихся темы нашего исследования, существует огромная масса теорий, затрагивающих отдельные аспекты проблемы. В эту группу входят, прежде всего, аналитические обзоры, посвященные целиком или частично марксистской теории органической демократии (Ю.А. Васильчука, В.Л. Иноземцева, Т.И. Ойзермана и др.) [33; 66; 114]. Не потеряли своей значимости обзорные статьи A.M. Миграняна, в которых достаточно подробно излагаются проблемы и достижения сторонников делиберативной (обсудительной) и партисипаторной (участнической) концепций демократии [99; 100]. Ценны фактическим и сопоставительным материалом критические замечания И. Шапиро, особенно в плане различия агрекативного (созидательного) и делиберативного подходов [164], а также статьи Ш.Н. Эй-зенштада, В. Шапиро [167; 162]. Представляет несомненный интерес философский анализ гносеологической концепции классического марксизма В.Н. Бондаренко, позволяющий сделать ряд выводов политологического характера в отношении проблем соотношения личного и родового, высветить субъ-
ективизм марксистских представлений о коммунистическом будущем человечества [30].
Для понимания особенностей функционирования политической системы в условиях органической демократии важны выводы, содержащиеся в работах Д. Истона, Д. Эстина и, особенно, А. Лейпхарта (теория сообществен-ной демократии) [161; 86]. Представляет практический интерес критика либеральной теории демократии Дж. Сартори и Ж. Эллюля [168]. Наиболее значимыми, не имеющими аналогов в отечественной науке, представляются статьи Т. Бекера, Т. Дворжецкого, Г. Селноу, Р. Хилтца, X. Рейнгольда и др. [50], посвященные так называемой «электронной демократии» (согласно классификационной таблице М. Хагена) [173]. К. Оффе и У.К. Пройс в добавление к теоретическим построениям предлагают проекты реальной перестройки существующей политической системы на органических началах [115].
Обзоры, посвященные зарубежным концепциям, содержатся в статьях и сообщениях В.А. Гуторова, С. Бондаренко, И. Раимбердиевой и др [50; 31; 128]. Большей самостоятельностью отличаются работы А. Кричевца и А. Прохорова [78], С.Н. Пшизовой, Д.И. Шаронова (анализ теории органической демократии И.А. Ильина) [123; 125; 165]. B.C. Нерсесянцу принадлежит единственная в своем роде, по крайней мере в отечественной науке, полноценная (в экономико-правовом ключе) разработка альтернативной демократической модели [НО].
Процессуальная сторона органической демократии, причины возникновения этого политического феномена, достаточно подробно анализируются в разработках, посвященным глобальным проблемам современности. Прежде всего это обещающий анализ Р.Х. Чилкота теорий сравнительной политологии [161], концепция периферийного капитализма С. Амира [17], теория новейших тенденций в трансформации демократического медийного организма Д. Рашкоффа [130], анализ структуры современного общества и перспективы его развития Л.Н. Фенина [151], наблюдения об особенностях российской
«электронной демократии» и ее соотношении с политической практикой А.Ю.Горгевой [43], концептуальные замечания относительно истоков и перспектив либерального движения Н.Б. Чувилиной [163].
Представляют практический интерес работы, посвященные проблемам глобализации, «информационного общества», местного самоуправления и федерализма (3. Бжезинского, Б.Г. Каландии, С.А. Миронцевой, А.А. Муратова, О.Ю. Аболина, Ю.Н. Дорожкина и Г.Г. Подовжней и т.д.) [28; 71; 103; 105; 12; 55].
Для анализа составных частей политической системы в условиях органической демократии, выявления ее специфики и перспектив имеют значение работы В.В. Согрина (проявления прямой демократии в политической истории современной России, анализ возможных альтернатив сложившемуся конституционному строю) [138], Е.А. Ануфриева, Л.И. Газизовой (теория политической социализации) [19; 37], работы В.Н. Руденко (теория современной непосредственной демократии) [133], Дж. Зиммери, М. Башимова (анализ особенностей и перспектив института уполномоченного по правам человека) [24], статьи А.А. Галкина, К.Г. Холодковского [38; 158], монография Ю.Н. Никифорова и А.Ю. Никифорова [113] об особенностях постсоветского партогенеза, работы некоторых других исследователей, критически оценивающих результаты развития российского общества в буржуазном направлении. Ценна своей практической значимостью попытка И.В. Аверкиева не только объективно оценить сложившуюся в стране ситуацию с формированием гражданского общества, но и обнаружить новые разновидности неформальных объединений [13].
Несмотря на внешне внушительный список подходов, «теорий» органической демократии, большая часть их, в строгом смысле, не является политологическими концепциями, поскольку не существует общепринятой терминологии в отношении альтернативных форм демократии. Нельзя не заметить, что сам термин продолжает функционировать на периферии политической науки. Фактически, органическая демократия не выступает в качестве
комплексного, самостоятельного объекта исследования, не говоря уже о предметном анализе отдельных ее сторон. В этом смысле можно с уверенностью говорить лишь о косвенной, эпизодической и, стало быть, недостаточной степени изученности органической демократии.
Отсутствие общей теории органической демократии, означает также отсутствие собственной методологии, хотя бы подходов к ее выработке, единого категориального аппарата. Представляющий для нас интерес термин никак не увязан с основными понятиями политической науки и, тем более, с понятиями из других смежных сфер общественного знания.
Сказанное позволяет следующим образом сформулировать объект и предмет исследования.
Объект исследования — теория и практика органической демократии в современных условиях.
Предмет исследования — сущность, особенности и политическая система органической демократии.
Целью диссертационного исследования является политологический анализ органической демократии.
Исходя из этого можно обозначить следующие задачи исследования:
рассмотреть и изучить литературу по интересующей проблеме, определить степень сопричастности предмету исследования тех или иных концепций, теоретических и практических разработок, относящихся к проблемам современной демократии, ее альтернативным формам;
дать политологическую трактовку термина органическая демократия и вытекающих из него определений, уточнить базовые категории в рамках определяемых начал общей теории органической демократии, применительно к современному обществу вне традиционалистской парадигмы;
определить и классифицировать предпосылки возникновения органической демократии;
основываясь на анализе эмпирических фактов, попытаться очертить контуры политической системы в условиях органической демократии, под-
вергнув полученную модель первичному политологическому разбору; обозначить специфику элементов органической демократии в различных внешних условиях, установить связи между ними;
выявить главную особенность органической демократии и на основе этого обозначить магистральное направление ее развития и перспективы практической реализации теории органической демократии;
выдвинуть конкретные предложения и научно-практические рекомендации по выработке, отвечающей вызовам времени, парадигмы демократических преобразований в РФ.
Теоретической основной исследования послужили политологические и близкие им по содержанию теории (общая теория демократии, плюралистическая, делиберативная, партисипаторная, организмическая), теории социально-философского и педагогического толка (теория органической демократии «новых правых», теория цивилизма, концепция глобалистического общества, концепция демократического образования), теории находящиеся на стыке экономических, политических и правовых знаний: неравномерного развития, капиталистической периферии, современной прямой демократии, а также масса оценочных суждений, касающихся отдельных технологических и нормативно-ценностных аспектов проблемы.
Для решения поставленных задач был использован комплекс методов исследования: общенаучных методов (анализ и синтез, диалектический, функционально-структурный и сравнительный), а также совокупность методов, особенно часто применяемых в политологии (институциональный, исторический и экстраполятивный).
Источниково-эмпирическую базу исследования составили:
— законодательные акты, документы прикладного нормативно-
правового характера, конституции ряда европейских стран, программы поли
тических партий;
— анализ информации содержащейся на сетевых новостных лентах,
форумах, электронных страницах, в заявлениях отдельных общественных
деятелей, анализ радиотелевизионных сообщений;
Основные результаты исследования, определяющие его научную новизну, заключаются в следующем:
— выделены наиболее важные направления в изучении органической
демократии: традиционалистское, право-либеральное, смешанное, руссоист-
ско-радищевское, делиберативно-партисипаторное, неомарксисткое;
—уточнено понятие органической демократии как формы демократии, наиболее совершенной с точки зрения современной политологической теории и практики, апеллирующей не к воле отдельных субъектов политики, но к воле личностей, сопрягающейся с волей общества, не ограниченной, в своей основе, формальными конституционно-правовыми рамками;
выявлены и классифицированы предпосылки возникновения органической демократии: по масштабу — а) общие, б) специфические для стран старой буржуазной демократии, в) специфические для стран транзита, и по характеру — а) связанные с кризисом буржуазной демократии, б) связанные с появлением элементов качественно новой политической системы;
на основе конкретных примеров перечислены и частично описаны следующие элементы политической системы, соотносимые с органической демократией: компоненты вертикальной организации человеческого общества; законодательные акты и процедуры, обеспечивающие правовую базу прямой демократии; формальные и неформальные виды взаимодействий между субъектами политического процесса в условиях органической демократии; традиции, обычаи соответствующие новой политической системе;
выявлена главная особенность органической демократии как формы демократии в условиях текущего политического процесса — органическая демократия как политический режим в настоящий момент времени только формируется, зарождается;
— определены перспективы практической реализации теории органической демократии, выражающиеся в неизбежности ее перехода из категории объективно-идеальных конструктов в категорию явлений эмпирической реальности; разработаны конкретные меры по оптимизации демократического процесса, в первую очередь в современной России, среди которых можно выделить следующие: максимизация усилий по скорейшему завершению буржуазно-демократических преобразований в странах транзита; создание системы общественного, параллельного государственному, контроля за результатами выборов; создание системы более оперативного информирования граждан о политических инициативах власти, хотя бы в рамках предлагаемых буржуазно-демократическими партиями; ограничение бюрократического произвола в отношении формирующихся институтов органической демократии; пересмотр законов, касающихся права граждан непосредственно выражать свою политическую волю.
Теоретическое значение результатов исследования заключается в разработке альтернативного существующим в политологии подхода к органической демократии, основывающегося на методологии диалектического материализма, учете накопленных в рамках либеральной, неомарксистской, традиционалистской моделей материала. Представляя собой своего рода совокупность ряда наработок, новый подход позволяет выделить ряд проблем в области представлений о сущности политической системы, политического процесса, политического режима, возможности и характера эволюционных изменений нынешнего общественного порядка.
Практическая значимость исследования.
Выдвинутые в порядке рабочей гипотезы концептуальные положения могут быть использованы для выработки долгосрочной общественной и государственной доктрины проведения демократических реформ как в странах старой либеральной демократии, так и в странах только недавно вступивших на этот путь. Предложенные конкретные меры по качественному совершенствованию существующего законодательства (выборного, прямых форм на-
родного правления) представляют интерес для налаживания адекватного диалога между властью и обществом. Ряд прозвучавших в диссертационном исследовании суждений может быть включен в общий курс политологии, философии, а также специальных политологических дисциплин и тематических разделов (сравнительной политологии, истории политических учений, теории демократии), войти в качестве проблемного материала в учебные пособия и методические разработки.
Апробация основных положений диссертационного исследования была осуществлена через публикации и выступления, отражающие результаты исследования, в ходе обсуждения проблемы на всероссийских и международных научно-практических конференциях: «Личность. Общество. Государство. Религия» (Уфа, 2003); «Политическая трансформация: общероссийский контекст и региональная специфика» (Уфа, 2003); «Противостояние интересов и поиск истины» (Уфа, 2004); «Изменяющаяся Россия: динамика и перспективы (Уфа, 2004); «Демократия и местная власть» (Уфа, 2004).
Структура диссертации отражает логику исследования и состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка (176 наименований источников) и приложений. Объем текста—172 страницы.
Понятие органической демократии
С политологической точки зрения термин органическая демократия достаточно противоречив. Его использовали многие исследователи, порой вкладывая в данное понятие различный смысл. Если попытаться суммировать разноголосицу существующих мнений, обнаружится наличие двух полярных точек зрения. Сторонники первой (Ф. Теннис, Н.Н. Алексеев, А. Бе-нуа, А.Г. Дугин и др.) определяют органическую демократию как политический режим, который основывается на признании народа единой органической общностью, спаянной собственной культурно-исторической традицией, находящейся в основании политической системы и служащей критерием принятия конституционных решений [56, С. 371-372]. Второй подход, либеральный, исходит из того, что демократия зиждется на обязательном участии отдельных граждан или групп в делах общества [65, С. 319].
Первая точка зрения восходит к утверждению Э. Берка о том, что права человека не могут быть рассматриваемы вне культурно-исторического контекста. В противном случае они превращаются в голую абстракцию не наполненную реальным содержанием [148, С. 39].
Однако стоит отметить глубокую разницу между философии традиционалистов XX века и воззрениями представителей неоконсерватизма — Ф. Хайека, К. Поппера, X. Аренд, признававших не только основные догмы либерализма: конституционализм, принцип разделения властей, парламентаризм, всеобщее избирательное право, но либерализм в целом, как единственную идеологию, противостоящую как коммунизму, так и фашизму [154, С. 30]. Традиционалисты, в свою очередь, отвергают не только либерализм, но и марксизм в его социал-демократическом прочтении [56, С. 314-317]. В смысле отрицания духа Просвещения, породившего оба эти течения общественно-политической мысли, концепция традиционалистов является прямой продолжательницей органицистских теорий XIX века Э. Тэна, Ж. Мэстра, А. То-квиля. Тем не менее, между ними есть существенное различие. Порицая буржуазный порядок, сторонники аристократического правления рассматривали любой политический процесс как механическое взаимодействие отдельных индивидуумов [97]. В то же самое время, относящие себя к традиционалистам новые правые, A.M. Брук, Р. Генон, А. Бенуа, подчеркивали историко-культурную специфику общества, сопрягая ее с идеей Ш. Монтескье о зависимости формы правления от физико-географических условий и феноменом «коллективного бессознательного» [56, С. 382].
Немаловажное значение имеет и тот факт, что сегодняшние традиционалисты придерживаются в основном левых убеждений, в том числе и в России, что не мешает им причудливо сочетать в своей политической философии весьма разнородные элементы [7, С. 8]. Политические силы, не чурающиеся открытого признания своих идейных установок, ныне представляют собой скорее исключение [119], чем правило. Тоже самое можно сказать в отношении магистральной политологической концепции, фактически наложившей негласное вето на использование терминов лишенных смысловой многомерности, настаивающей на замене их специфическими политологическими категориями, выдаваемыми за общие (полиархичес-кая, делиберативная, дефектная, сообщественная, либеральная и т.п. «демократии», но только не «буржуазная демократия») [105, С. 20; 63]. Это видно из анализа выступлений представителей властной элиты, когда очевидно авторитарный и буржуазный по своему содержанию политический курс выдается одновременно за демократический, либеральный и социальный [53].
При всей новизне мотивировок, выводы новых правых в своей содержательной части не отличаются оригинальностью, включая в себя такие традиционные постулаты как правление интеллектуальной элиты и принцип избранного участия в политической жизни общества [56, С. 368]. Если для А.Токвиля главный недостаток демократии кроется в опасности установления безответственной тирании большинства, то для новых правых — в безудержном индивидуализме, подрывающем устои общества, делающем невоз 16 можным ощущение сопричастности с властью, ее сакрализацию [72, С. 25-30].
Несмотря на скептичное отношение к буржуазной демократии, антимодернисты XIX века имеют больше точек соприкосновения с либеральной мыслью XX столетия, чем с идеологией традиционалистов.
Традиционалистский идеал органической демократии, в целом, носит подчеркнуто исторический (в XX в.), либо местнический (как, например, у А. Токвиля) характер. Небезынтересно в этой связи процитировать мнение В.В. Голышева, который писал, что «западная система формальной выборной демократии (выродившаяся в России в криминальную систему обмана и подкупа электората) должна быть заменена органической демократией, подразумевающей деятельное участие в управлении страной лучших представителей общин. Демократия такого типа (демократия «граждан», а не «плебса») характерна для Древней Греции и современной Швейцарии» [46, С. 140-141].
Античные мыслители, в частности Платон, сравнивали государство с живым организом [44, С. 17]. В части, которая настаивает на примате общего, государственного над единичным, особенным, концепция Платона перекликается с убеждением «новых правых» в существовании кровной связи между человеком и нацией. Возрождая классический консерватизм начала XIX века, с его романтическим воспеванием феодальных порядков, такой подход резко противостоит либеральному консерватизму А. Токвиля.
По нашему мнению, идея Платона о первенстве коллективного начала над началом индивидуальным, явно не вписывается в им же созданный конструкт совершенного политического организма, когда проблемы любого гражданина рассматриваются как проблемы государственной значимости [117, С. 239]. Как показывает опыт масштабных социальных потрясений, в ходе которых происходила кардинальная смена правящих элит, в самой природе элиты заложена ее отчужденность от широких масс [89].
Предпосылки возникновения органической демократии
Выявление предпосылок возникновения органической демократии, на наш взгляд, будет затруднительно вне их связи с особенностями политического процесса, в данном случае демократического, относительно того комплекса общественных проблем, которые составляют содержание понятия современность. Есть смысл пересмотреть некоторые, ставшие базисными, положения, выяснив степень их полноты и точности в интерпретации ряда интересующих нас явлений политической жизни, ответив, таким образом, на вопрос: обоснованно ли будет определить эти явления как условия при которых складывание элементов органической демократии неизбежно, или, по крайней мере, вероятно. Только после этого станет возможным перейти к рассмотрению политической системы в условиях органической демократии и, на основании этого, выделить особенности новой формы организации общества, обозначить ее перспективы.
Транзитологическая модель политического процесса, получившая распространение в политологической науке 90-х гг. XX в., склонна рассматривать демократию в качестве абсолютно универсальной категории. Отсюда ее заведомая противоречивость. С одной стороны, транзитология признает характер необратимости демократических перемен, с другой — отмечает их преимущественно верхушечный характер.
По мнению О.Г. Харитоновой, демократический политический процесс характеризуется отнюдь не борьбой элит, а, скорее всего, борьбой внутри одной властной, кастово замкнутой группы [157, С. 72]. Подобная точка зрения, очевидно, базируется на утверждении либерально настроенных политологов о возможном нейтральном и даже положительном характере существующей политической власти (при этом, в качестве примера, В.Г. Ледяев ссылается на власть учителя над учеником, хотя понятно, что такой пример имеет весьма косвенное отношение к политической сфере) [85, С. 269]. С одной стороны, это утверждение содержит верное положение: пока надстройка общества не вступила в неснимаемое противоречие с его базисом, совокупностью исторически-определенных производственых отношений, возможно говорить о борьбе группировок радикалов и умеренных внутри прежней политической элиты, однако, с другой стороны, наступление масштабного социально-экономического кризиса означает исчерпание возможностей конституционно-правового разрешения противоречий. Это, в частности, признает Р.Х. Чилкот, анализируя взаимодействие базиса и надстройки [161, С. 458]. Исходя из этого, нам представляется, что главным политическим движителем выступает не закон, а абсолютный суверенитет народа, выражающийся в праве на восстание и насильственную смену существующей власти—ликвидацию качественно-диалектического противоречия.
Наиболее слабым моментом в либеральной аргументации мирного развития демократического политического процесса является положение о конце колониальной эпохи. Однако если принять во внимание сущностную характеристику глобализма, заключающуюся, прежде всего, в экономическом порабощении бывших колоний, а также постсоциалистических стран, испытывающих огромные трудности в реструктуризации своей промышленности, оправданно вести речь о глобалистической экспансии [95, С. 46], которая позволила капиталистам пойти на значительные уступки в плане дальнейшего расширения избирательных прав граждан, расширения представительной демократии, оптимизации соответствующего политического процесса, посредством переноса системы ограниченной демократии за границу.
Только в период с 1977 года по 1985 г. общий размер задолженности развивающихся стран вырос с 328 млр. долл. до 1000 млр. долл. Долговые платежи выросли с 39,6 млр. долл. до 142,9 млр. долл. По оценкам современных экономистов, всего лишь 358 миллиардеров владеют таким же богатством, как и 2,5 миллиарда человек, вместе взятые, почти половина населения Земли. Суммарная задолженность развивающихся стран неизменно увеличивается и в одном только 1996 году выросла на 1,94 миллиарда долларов, почти вдвое превысив прирост десятилетней давности [95, С. 46].
По мнению архитекторов нового мирового порядка, для «производства товаров первой необходимости и предоставления всех дорогостоящих услуг» в XXI столетии будет достаточно 20 процентов населения. Остальные 80 процентов ждет участь безработных, своеобразных люмпен-пролетариев [95, С. 22].
О надвигающемся масштабном кризисе свидетельствуют такие факты, как усилившиеся процессы классовой дифференциации в прослойке квалифицированных рабочих и служащих (с 1973 по 1994 год среднестатистическая зарплата сократилась на 19%, минимальная на 25%, в то время как с 1980 г. богатейший 1% семей США удвоил свои доходы) [95, С. 161], продолжение методического наступления на права трудящихся. Так, стоило руководству фирмы «Виссман» — специализирующейся на изготовлении отопительных котлов, заявить о перемещении производства в Чехию, как 96 процентов рабочих согласились на сверхурочные работы без дополнительной оплаты, лишь бы не были закрыты цеха в Германии [95, С. 177].
Несмотря на все уверения транзитологов и модернистов, не стихает накал классовой борьбы в начале нового XXI века. Почти ни один выпуск новостей не обходится без упоминания об очередной крупной забастовке. Особенно поражают ее масштабы в развивающихся странах. Так в состоявшейся 24 февраля 2004 года общенациональной забастовке в Индии, приняло участие около 20 миллионов (!) человек [107]. Совсем по-российски звучат требования бастующих работников системы социального обеспечения Великобритании, озабоченных тем, что индексация их зарплаты не поспевает за ростом инфляции. Выступление британских бюджетников, состоявшееся неделей раньше, признано крупнейшим за последние тринадцать лет [35].
В новых условиях протекает трансформация политического процесса, в частности демократического политического процесса. Глобализм, как в свое время империализм, подрывает одну из важнейших базовых составляющих правового государства — безопасность граждан, а также ведет к росту националистических, сепаратистских, изоляционистских (в полном противоречии с провозглашаемыми принципами) настроений в обществе. По мнению Г-П. Мартина и X. Шумана, «если ни по одной из жгучих проблем будущего правительства не могут принять ничего, кроме как ссылаться на непреодолимые ограничения международной экономики, то политика в целом становится спектаклем бессилия, а демократическое государство утрачивает свою легитимность» (курсив мой. — И. А.) [95, С. 28].
Авторы разоблачают лицемерие новой буржуазии, повинной, по их мнению, в росте популярности националистов типа Ж. Ле Пена и Иорга Хай-дера. Они убеждены в антидемократической, тоталитарной направленности глобалистического политического процесса, называя его всемирной гонкой за достижение максимальной эффективности и минимальных зарплат [95, С. 29].
Политическая система в условиях органической демократии: попытка прогноза
Согласно общепринятому определению, политическая система — это совокупность политических институтов, норм, ценностей, идей и отношений, в которых реализуется политическая власть. Политическая система имеет институциональную, нормативную, коммуникативную и ценностную подсистемы. Институциональная подсистема включает такие элементы как государство, политические партии и движения, группы лоббирования, средства массовой информации.
Таким образом, политическая система — многоплановая категория. Рассмотрение политической системы, соответствующей органической демократии, позволяет наиболее полно выявить не только особенности, направления развития данной формы организации властных отношений, но и перспективы практической реализации теории органической демократии.
Новая политическая система не возникает на пустом месте. Она вырастает из недр старой. В техническом плане этот процесс представляет собой одновременную (но не всегда односкоростную) эволюцию внешних факторов, воздействующих на складывающуюся политическую систему, и эволюцию общества, приводящих к изменениям структуры политической системы, изменениям связанным с кризисом старых институтов и рождением новых.
Исходя из этой логики, мы постараемся последовательно рассмотреть динамику внешних и внутренних составляющих политической системы, проанализировать их состав, структуру, природу взаимоотношений между элементами органической и представительной буржуазной демократии на основе примеров из российской и международной практики.
Р. Даль справедливо отмечает, что демократия не имела бы никакого оправдания, если она не была основана на честных процедурах выработки и принятия коллективных решений. По его мнению, обоснование этого тезиса лежит в плоскости локковской теории врожденных прав. Их признание и соблюдение составляют гарантии того, что выборы будут демократическими [51,С. 112].
Однако из теории Д. Локка следуют два противоречивых вывода: с одной стороны следует признать, что все люди обладают изначально равными политическими правами, но с другой — неравенство имущественного и социального положения отдельных граждан не может не ограничивать их политические права, например реальную возможность быть избранными на высокий пост. Если так, то врожденные права обращаются в пустую фикцию.
Но дело даже не в этом. Порочна сама система представительного правления, представляющая, по признанию Р. Даля, по существу смесь монархии и аристократической демократии, система, которая возникла из средневековой практики совещания королей с представителями сословий [52, С. 45]. Очевидно, что она не может обеспечить учета не то что интересов отдельной личности, но даже трудящегося класса в целом. Более или менее полно такая система обеспечивает интересы буржуазии, а зачастую даже не большей ее части, а избранного меньшинства, финансовой и чиновничьей верхушки. Есть все основания полагать, что последняя модель реализовалась в России в результате бюрократической революции 1991-1993 годов, когда старая номенклатура (в центре и некоторых «проблемных» регионах) была оттеснена на периферию политической жизни.
Близкой к позиции Р. Даля своей критической направленностью нам представляется позиция Дж. Сартори и Ж. Эллюля. Продолжая развивать критический посыл Р. Михельса, последний подвергает решительной критике базовый тезис либеральной теории демократии о политической системе, основывающейся на выборных органах власти, более или менее полно отражающих мнение избирателей (демоса). На самом деле их значение сегодня сведено «исключительно к одобрению решений, подготовленных экспертами и группами, оказывающими давление» [168, С. 242]. Убеждение в народном характере парламента есть чистая иллюзия, попытка выдать желаемое за действительное.
По мнению Дж. Сартори, парламенты просто неспособны выполнять функции, которыми наделяет их политическая идеология. Причина слабости представительных органов власти в том, что они, по существу, являются группой людей, представляющих, в лучшем случае, репрезентативную выборку нескольких политических партий, проекцию самих этих партий в парламенте. Дж. Сартори раскрывает его антидемократическую сущность. Партийный контроль означает на деле контроль бюрократии над принятием решений. Что касается самой бюрократии, то ее роль давно стала синонимом авторитарных методов правления [168, С. 242].
Как считает Ж. Эллюль, самая большая проблема заключается в том, что избирательное право (право голосования) не имеет ничего общего с настоящей властью; оно не является также формой контроля за ней [168, С. 250-280]. Мы продолжим эту ценную мысль, заметив, что избирательное право не может контролировать власть, не будучи властью в полном смысле этого слова.
Гипотетически, тип политической системы, соответствующий органической демократии, представляется уже чем-то новым, не имеющим аналогов в мировой истории. Признавая верность в своей основе принципа прямого народного правления, он выходит далеко за его рамки, отграничивая общество от институтов представительства, учреждений бюрократических, в корне враждебных, с органической точки зрения, стремлению граждан самостоятельно принимать решения и возможности реализовывать их в том случае, если они не вредят интересам других граждан.
Интересно в этой связи отметить существующее среди либералов предубежденное отношение к прямой демократии. Некоторые исследователи прямо связывают ее с тоталитаризмом, системой так называемого «демократического централизма», хотя как раз-то такая аналогия не работает. Советская система, как вообще любая тоталитарная система, была правлением немногих, порой даже одного, а не мифического большинства. Напротив, неоконсервативный подход настаивает на преимуществах прямого народного правления на уровне местной власти, и это при том, что он признает все базовые либеральные ценности в общегосударственных масштабах [103, С. 41-42].
Но политическая система, соответствующая буржуазной демократии, не является чем-то уникальным. На наш взгляд, имеющееся в политологии общее представление о политической системе, логично увязывается с неомарксистским, рассматривающим любую, актуально выраженную в конкретный исторический момент политическую систему как составную часть определенного типа общественно-экономической формации, включающего в себя две неравновесные категориальные части — базис и надстройку. Базис (инфраструктура) определяется уровнем развития производительных сил (средства производства, организация производства) и соответствующими этому уровню производственными отношениями. Надстройка, находящаяся в прямой зависимости от базиса, разлагается на два подуровня —политико-правовой и идеологический [161, С. 206] (см. Схема 1. Политический режим и политическая система. Приложение 2.).
Политическая система общества, в рациональном понимании, таким образом, может рассматриваться только как часть общественно-экономической формации, причем далеко не как главная часть, хотя на уроне подсистемы (элемента надстройки) политическая система, очевидно, выступает первичной по отношению к идеологической, также соотносится с нею, как производственные отношения с производительными силами.
С.Н. Пшизова кратко резюмирует основные тенденции развития демократии на рубеже тысячелетий, отмечая большой спектр существующих мнений по поводу возможности перехода к прямой демократии, посредством все расширяющихся возможностей отдельных граждан к свободному доступу к информации и средствам выражения личной политической воли [123, С. 42-43].
