Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Демократия в российском научном дискурсе конца 80-х - начала 90-х годов 15
1. Эволюция и кризис социалистической теории демократии
2 Поиск новой парадигмы демократии 32
Глава 2. Проблема перехода к демократии в научном дискурсе 90-х - начале 2000-х годов 56
1. Предпосылки формирования транзитологических моделей перехода к демократии
2. Современные транзитологические концепции перехода к демократии 88
Заключение 140
Литература
- Эволюция и кризис социалистической теории демократии
- Поиск новой парадигмы демократии
- Предпосылки формирования транзитологических моделей перехода к демократии
- Современные транзитологические концепции перехода к демократии
Введение к работе
В течение уже десяти лет в России осуществляются крупномасштабные политические и экономические преобразования, декларируемой целью которых является создание и утверждение развитой демократической системы. Этот процесс, в определенной степени являясь частью общемирового явления, обозначенного как третья волна демократизации, с момента своего возникновения находится в поле зрения как западных, так и отечественных исследователей. И если мнения западных транзитологов, используемые ими подходы, а также эволюция их взглядов на процессы в России относительно известны, то серьезного осмысления подобных закономерностей и эволюции научной мысли отечественных авторов пока не произошло. Тем не менее, подобная саморефлексия позволяет выявить проблемы, появляющиеся как в области методологии, так и в общем направлении развития науки, что является достаточно актуальной и необходимой задачей для любого научного направления и особенно, для недавно сформировавшейся дисциплины, к которой в нашей стране относится политическая наука. Поэтому, постановка и решение подобной проблемы является значительным шагом в развитии не только самого транзитологического направления, но и всей российской политической науки в целом.
Политическая наука в России развивается уже в течение более чем десяти лет, и все это время одной из центральных ее тем были разворачивающиеся политические процессы. Их составляющей частью выступает российский демократический транзит, где основное внимание уделяется факторам и механизмам, определяющим его направление или оказывающим на него существенное влияние. За это время был накоплен огромный массив работ, рассматривающих особенности и проблемы создания отечественного демократического режима на основе таких подходов как исторический, социокультурный, элитистский, институциональный. Среди авторов, работы которых составляют ядро отечественной транзитологической мысли можно выделить исследования А.Ю. Мельвиля, Г.Г. Дилигенского, В.В. Согрина, И.М. Клямкина, Л.Ф. Шевцовой, В.Я. Гельмана, В.А. Ачкасова, СМ. Елисеева, Л.В. Сморгунова, С.А. Ланцова, К.С. Гаджиева, А.С. Ахиезера,1 А.И. Соловьева.
Но помимо этого, в последнее время в исследованиях, посвященных процессу перехода к демократии, явно обозначились кризисные тенденции. Это выразилось в спаде интереса к данному процессу, существенному уменьшению количества публикуемого по этой проблематике материала, при условии, что сам процесс перехода не завершился и существующая в России политическая система, с функциональной точки зрения, далека от соответствия принципам и нормам демократии. Данное обстоятельство указывает, что кризис является проявлением внутриакадемических процессов, находящихся во взаимосвязи с процессами политическими.
Исходя из этого можно говорить о создании в российской транзитологии к настоящему моменту необходимого базиса, позволяющего не только проанализировать ее развитие и эволюцию, подвести промежуточные итоги этого развития, но также сделать определенные выводы относительно введения необходимых корректировок и новых методов исследования.
Степень научной разработанности темы. Не смотря на то, что исследования проблем становления нового демократического режима в России проводятся отечественными авторами в течение относительно длительного промежутка времени, попытки критического рассмотрения основных используемых подходов и методик, а также способность созданных теорий адекватно описывать существующую реальность стали появляться в российской политической науке совсем недавно. Иначе говоря, решение таких проблем как классификация существующих подходов, оценка эффективности развития отдельного научного направления, и его способность решить поставленные задачи, особенно необходимая для науки находящейся в процессе становления, до недавнего момента просто отсутствовало. Вероятно, причины этого лежат как в особенностях существования и функционирования такой сферы человеческой деятельности, как наука, так и в специфике развития российской политологии. Если говорить об общих тенденциях развития данной науки, то опыт запада показывает, что критическая оценка применяющихся для анализа теорий и подходов появляется в тот момент, когда они либо оказываются неспособными адекватно описать новые явления, либо сделанные на их основе выводы не соответствуют существующей действительности. Очевидно, что эволюция отечественной транзитологии и политической науке вообще подтверждают данное правило.
Говоря о специфике развития отечественной науки, традиционно подчеркивают ее молодость. Несмотря на то, что некоторые зачатки этой науки стали формироваться еще при советском строе, что нашло свое отражение в создании в 60-х годах советской ассоциации политических наук, ее реальное наполнение, в большей степени соответствовавшее изучаемой проблематике, стало формироваться только после краха социалистического строя. При условии, что длительная традиция существования данной отрасли отсутствовала, ее внутреннее формирование, стало осуществляться в форме импортирования опыта, накопленного зарубежной наукой. Несомненно, данный процесс является закономерным и естественным для науки, находящейся в процессе становления. Проблема заключалась в том, что используемый в анализе инструментарий, создавался западными исследователями на основе изучения транзитов стран Латинской Америки и Южной Европы, протекавших в совершенно иных условиях, чем современный российский посткоммунистический переход. Отечественные исследователи, используя его сами неоднократно указывали на уникальность отечественного перехода, который не вписывался в рамки правил, созданный на основе анализа иных переходов к демократии.
Среди авторов, пытающихся с критических позиций подойти к проблеме исследования российского демократического перехода, и методологических основ отечественной политической науки вообще можно выделить работы А.Д. Богатурова, В.И. Пантина, А.В. Лукина, В.В. Радаева, В.Я. Гельмана, Б.Г. Капустина. Если попытаться в обобщенном виде представить их основное содержание, то оно, прежде всего, будет сводиться к подчеркиванию отсутствия в отечественных работах самобытных или адаптированных методов исследования, и ориентации российских ученых-политологов на западные методы познания процессов перехода при условии низкого уровня их эвристической значимости для анализа российской действительности. Иначе говоря, под сомнение ставятся все объяснительные концепции переходного периода, созданные отечественными авторамп в течение 90-х гг. вследствие, либо использования западных подходов для обработки иного эмпирического материала, либо вообще полного отсутствия каких-либо аналитических схем при условии достаточно хорошего знания исследователями западных источников. Как раз на последней проблеме развития российской политологии сосредотачивает свое внимание А. Богатуров.
Согласно наблюдениям автора, сделанным в процессе его многократных посещений различных учебных заведений страны и научных конференций, отечественная политология и ее познание современных переходных процессов сводиться, прежде всего, к банальному переводу и представлению мнения западных исследователей относительно ситуации в России. При этом детальное знание западных подходов не находит соответствующего отражения в дальнейшем самостоятельном познании российской ситуации, которое сводится к простому описанию полученного эмпирического материала с использованием заимствованных понятий. Причем такой «описательный» подход характерен не только для молодых ученых, но и для их более маститых коллег, что, по мнению автора, не способствует решению гносеологических задач, стоящих перед политической наукой. Результатом этого становится то, что накопленный огромный эмпирический материал живет отдельно от используемых для его объяснения схем и концепций, порожденных иными условиями и реалиями. Соответственно, стратегия, должна заключаться в том, чтобы «...критически воспринимать идеи западных коллег, выявлять пределы применимости их теоретических построений и ревизовать их, чтобы получить новое теоретическое знание».2
Своеобразным продолжением начатого обсуждения проблем отечественно политологии стала публикация В. Пантина, который также как и А. Богатуров видит весьма серьезное препятствие в «некой интеллектуальной "незрелости" российской гуманитарной мысли. Оно включает в себя недостаточно разработанную методологию, неорганичное, несвободное и отчасти некритическое усвоение постулатов и догм западной науки, нежелание понять причины их возникновения и область применимости, попытки либо механически приспособить их для истолкования российского опыта, либо столь же механически отвергнуть, не вникая в причины того, почему они "не стыкуются" друг с другом».3 Причины этого автор усматривает как в нарушении преемственности, надломе интеллектуальной традиции в сочетании с недостаточным осмыслением дореволюционного и советского развития России, так и в господстве официальной марксистско-ленинской идеологии, которая априори поставляла общественным дисциплинам «истины», а любые западные теории становились объектом высокомерной «критики». Соответственно, современное некритическое заимствование западных идей есть определенная реакция на прошлое состояние гуманитарных наук, которые оказались перед лицом необходимости полного парадигмального изменения после краха идеологии. Но в то же самое время оно существенно не изменило процесс познания российской действительности, который с точки зрения его принципа остался прежним, - а именно опирающимся на теории, созданные на ином эмпирическом материале, без должной адаптации к российским условиям. И именно в «доработке» западного исследовательского аппарата с учетом российского эмпирического материала видит автор одну из основных задач стоящих перед отечественными учеными, решение которой позволит вывести гуманитарную науку из кризиса и способствовать адекватному познанию ситуации, сложившейся вокруг российского демократического транзита.
Очевидно, что основное внимание этих авторов сосредоточилось, прежде всего, на критике методов исследования, используемых именно в российской политической науке, и лишь частично затрагивают теории, созданные западными социальными науками. Подчеркивание необходимости создать свою собственную теорию на основе зарубежных или модифицировать их так, чтобы получить познавательный механизм российской реальности, вполне могут быть адекватным ответом на сложившуюся в политологии ситуацию, поскольку очевидно, что только российские исследователи, наблюдая процесс изнутри, могут создать теорию посткоммунистической трансформации.
Но можно встретить иные взгляды на направления дальнейшего развития отечественных транзитологических исследований. Так, в частности В. Радаев считает, что проблема отечественной науки заключается не в отходе от копирования и необходимости создания своих самостоятельных методов исследования, а в разработке своей национальной теории, которая отличается не особыми методами, а собственным кругом решаемых задач. Но на данном этапе развития это невозможно силу «недостаточности и разорванности профессиональной коммуникации»,4 что становиться существенным препятствием для появления своих научных школ, базирующихся на едином академическом информационном поле. Теория, по мнению автора, всего лишь инструмент познания окружающей действительности и в области их создания лидером является Запад, а нашим исследователям остается лишь отбор необходимых инструментов.
Несомненно, В. Радаев прав, рассматривая научную теорию как универсальный инструмент познания, но проблема как раз в том, что совокупность этих теорий не всегда является эффективным инструментом, даже не смотря на то, что создана на основе западного рационализма. Как раз на этом обстоятельстве сосредотачиваются такие исследователи как А. Лукин, В. Гельман, Б. Капустин.
Если согласно рассмотренным выше теориям неспособность дать адекватную характеристику российским процессам лежит в разрыве между механизмами познания западных теорий и спецификой российского эмпирического материала, то в работах данных авторов основное внимание уделяется уже непосредственно западному транзитологическому направлению и применимости созданных в нем теорий для анализа проблем посткоммунистического перехода. Этот вопрос оказался поставленным вследствие очевидности того факта, что созданные внутри западной транзитологии методы и подходы оказались неспособны дать непротиворечивую и исчерпывающую картину российского перехода и, более того, определить основные факторы определяющие становление демократии в странах пост-СССР и, прежде всего - России. Подобные суждения стали появляться не только в работах отечественных, но и зарубежных авторов,5 что служит дополнительным подтверждением того, что данная проблема действительно остро встала в текущий период времени.
В качестве примеров наиболее распространенных подходов и моделей выделяют такие известные как одномерная модель Й. Шумпетера, предполагающая в качестве необходимого и достаточного условия демократизации наличие свободных соревновательных выборов, и двумерная модель Р. Даля,6 дополняющая схему Шумпетера таким индикатором как уровень политического участия. При использовании таких моделей, равно как и целого ряда других, по мнению В. Гельмана, от взгляда исследователя ускользает сама познаваемая реальность, поскольку те факты, которые не вписываются в узкие рамки этих подходов - просто отбрасываются. В итоге возникает эффект, обозначенный автором как «столкновение с айсбергом», при котором происходит пренебрежение внесистемными факторами, что допустимо при описании западных систем и приводит к сведению эвристической ценности исследования до нуля при обращении к политической системе России. Но основные выводы В. Гельмана не совпадают с мнением таких ученых как В. Пантин и о А. Лукин, призывающих к отходу от использования западных разработок, и носят скорее более конкретных характер, указывая на необходимость отказа от нормативных схем и использования теорий среднего уровня, очевидно вслед за В. Радаевым, усматривая проблему не столько в отсутствии собственных теорий, сколько в необходимости выборочного использования российскими политологами западных аналитических схем, а также признания их ограниченного, неуниверсального характера при практическом применении.
Таким образом, можно выделить две основные причины, которые, по мнению российских исследователей, влияют на отсутствие в отечественной транзитологии четких аналитических моделей перехода к демократии. Во-первых, это некритическое заимствование отечественными авторами моделей, разработанных западной политической наукой, которые, в свою очередь, также не свободны от недостатков. Будучи сформированными на основе западного же эмпирического материала большинство из них оказывается бессильными дать адекватный анализ постсоветской реальности. И, во-вторых, отсутствие в российской науке на данный момент предпосылок для создания своих собственных научных школ, что связано с разорванностью информационного поля, препятствующего свободному обмену идеями и превращающего тем самым академическое пространство в огромное количество мелких, разрозненных и замкнутых на себе островов научной мысли.
Особенностью данных публикаций является попытка определить состояния современной научной мысли, но безотносительно рассмотрения ее эволюции и тех факторов, которые оказывали и продолжают оказывать на нее воздействие. Это своеобразная констатация факта, подведение промежуточного итога, который не создает целостной картины развития такого понятия как демократия, ее значения и сущности для исследователей, которые изменялись в течение последнего десятилетия. Поэтому рассмотренные мнения ученых в определенной степени оказываются включенными в сам этот процесс эволюции, являясь его органичным продолжением и мы, соответственно, не можем их рассматривать как исследования, абстрагированные от процесса создания транзитологических концептов, стоящие над ними, хотя представленные в них выводы имеют определенную практическую ценность для нашего исследования, что и стало причиной их выделения в общей совокупности рассмотренных источников.
Если же говорить о работах, пытающихся описать именно эволюцию научной мысли и стремящихся создать ее классификацию на основе выделенных исследовательских подходов, то в качестве таких можно выделить публикации В. Гельмана9 и А. Тешкиной.10 В. Гельман предлагает использовать две классификации исследовательских подходов - генетическую - предполагающую использование в качестве критерия область возникновения теории, и тематическую, в основании которой лежит выделение наиболее распространенных направлений исследования. Исходя из первого критерия, автор делит все существующие теории на прикладные и академические, а в соответствии со вторым выделяет три блока тем - дискуссии об авторитаризме и демократии, обсуждение роли элит в процессе перехода и концепции промежуточных и альтернативных форм политических режимов. Работа В. Гельмана является самой первой отечественной публикацией, где сделана попытка рассмотреть многообразие концепций перехода к демократии, появившихся в отечественной политологии. Естественно, представленное исследование несвободно от существенных недостатков, в качестве которых можно выделить описательность, не предполагающей глубоко анализа проблемы и выпадение из обзора целого ряда концепций, но, тем не менее, она заложила некоторые основы для дальнейших исследований в этой области.
Иную классификация российских транзитологических подходов представлена в исследовании А. Томкиной и В. Григорьева. По способу интерпретации происходящего всю эволюцию исследований они делят на два этапа - 1985-1991 и 1992-1996. На первом этапе развития дискурса объяснительные модели следовали за логикой социально-политических процессов, и поэтому здесь могли существовать только два подхода - либерально-демократический (антикоммунистический) и антилиберально-консервативный (коммунистический). На втором этапе, по мнению авторов, мы можем наблюдать множество дискурсов, среди которых выделяются такие подходы как модернизационный, евразийство и цивилизационный. Очевидно, что основой для выделения подходов на первом и втором этапах служат механизмы перехода к развитой политической и общественной системе.
Представленная здесь классификация охватывает большую часть существующих на тот период времени концепций перехода, но основная ее проблема, на наш взгляд, заключается в попытке авторов охватить весь российский демократический дискурс, существующий как на академическом, так и на публицистическом уровне. В один ряд поставлены такие авторы как Ю. Власов, С. Говорухин, Л. Абалкин и Т. Заславская, В. Согрин, что не позволяет говорить о том, что же в действительности является чисто научной теорией, а что плодом собственных размышлений писателей о судьбах Родины, которые к тому же являются отражением общественных настроений.
Предметом данного исследования является эволюция теоретических концепций перехода России к демократии, созданных в отечественной политической науке в 90-е годы XX столетия. Исходя из этого были подвергнуты критическому анализу научные работы, рассматривающие процесс перехода России от авторитаризма к демократии, опубликованные в виде монографий и статей в периодических изданиях. Целью исследования является выделение и классификация основных факторов, определяемых авторами в качестве обязательного условия становления нового политического режима начиная с момента постановки проблемы во второй половине 80-х гг. и до текущего момента, рассмотрение предпосылок, предопределивших появление и эволюцию представленных позиций, а также общая характеристика полученных в результате исследований результатов.
Данная цель достигается решением следующих задач:
• определить роль и место перехода России к демократии в структуре политической науки;
• выявить основные условия и предпосылки эволюции концепции перехода к демократии от идеологического монизма к научному плюрализму;
• представить основные этапы развития теории перехода России к демократии;
• выделить и обосновать критерии дифференциации основных методологических и теоретических подходов;
• проанализировать представленные в отечественной политической науке условия и факторы перехода России к современной демократической системе;
• выявить теоретико-методологические предпосылки, повлиявшие на становление основных подходов к исследованию российского демократического транзита;
• исследовать основные политические и экономические факторы, оказавшие влияние на становление и развитие теоретических концепций российского демократического транзита;
• выявить культурные и социальные факторы, повлиявшие на становление и развитие теоретических концепций российского демократического транзита;
• определить степень и формы влияния западной научной мысли на формирование теоретических концепций российского демократического транзита.
В представленном исследовании в качестве методологической основы используются классические принципы и методы научного анализа, выработанные в области философии, социологии и политической науке. В качестве основных методов использованы такие общенаучные методы как восхождение от абстрактного к конкретному, единства исторического и логического, системный подход, сочетающий в себе внутритипологический и историко-генетический подход, применяемый не просто для вычленения многообразия подходов и концепций, но и описывающий причины их возникновения. Среди специфических методов, использованных в диссертации можно выделить интерпретациионный метод и сравнительно-сопоставительный подход, использованный как для отражения изменений, происходивших в концепциях демократического транзита в процессе разворачивания дискурса, появления новых теорий в поле проблемы, так и их сопоставления с политической реальностью, способностью максимально приблизиться к ее адекватному описанию. Под дискурсом мы понимаем коммуникативное событие, происходящее между говорящим, слушающим (наблюдателем и др.) в процессе коммуникативного действия в определенном временном, пространственном и проч. контексте. Это коммуникативное действие может быть речевым, письменным, иметь вербальные и невербальные составляющие.11
На защиту выносятся следующие, претендующие на новизну, положения:
• выделены критерии, на основе которых происходило разграничение основных периодов и подходов в развитии отечественного изучения российского перехода к демократии;
• раскрыто влияние мировой политической мысли на формирование отечественных концепций российского демократического транзита;
• прослежена корреляционная связь между динамикой экономического развития России и доминированием подходов;
• обоснован ненаучный характер моделей, созданных в советский период;
• обосновано слабое внимание исследователей к использованию неоинституциональной методологии в процессе создания российской концепции демократизации;
• на основании проведенного исследования доказано существенное падение интереса в отечественной политической науке к проблеме перехода России к демократии;
• выявлены теоретико-методологические причины, повлиявшие на формирование российских подходов к исследованию демократического транзита, и раскрыто негативное влияние отождествления отечественного перехода с процессами трансформации в других странах.
Практическая значимость исследования. Полученные в ходе исследования результаты являются первым в отечественной политологии научным знанием, представленным в работе подобного уровня и выполненным на основе тщательного изучения российских и зарубежных источников, касающихся проблемы перехода России от авторитаризма к демократии. Они могут быть использованы как для критического осмысления традиции, сложившейся вокруг изучения посткоммунистических транзитов, и общих методологических проблем становления и развития российской политической науки, так и для дальнейшего изучения самих демократических переходов с учетом уже сделанных выводов.
Эволюция и кризис социалистической теории демократии
Становление и развитие теории демократии, а также механизмов перехода к ней в отечественных общественных науках имеет достаточно давнюю традицию, формирование которой началось в социалистический период. Демократия в научных исследованиях этого исторического момента занимала особенное положение, которое было продиктовано внутриполитическими условиями. Их суть заключалось в следующем: все, что так или иначе касалось политической сферы, попадало в сферу функционирования социалистической идеологии, и, как следствие, становилось объектом пристального контроля партийного аппарата. Соответственно, обсуждение данного политического режима могло вестись исследователями исключительно в рамках марксистско-ленинского учения, а изучение иных демократических систем, прежде всего западных, могло осуществляться только с позиций критики.
В советских общественных науках трактовка демократии строилась исходя из принципа противопоставления той демократии, которая сформировалась в буржуазных государствах Западной Европы, что соответствовало заложенному классиками марксизма - ленинизма учению об этом политическом строе. Созданное на основе классового подхода, оно было элементом общей социально-политической теории марксизма, где демократия являлась этапом в развитии общества от капитализма к коммунизму и была тесным образом связана с существованием классов, «...нельзя говорить о «чистой демократии», пока существуют различные классы, а можно говорить только о классовой демократии». Для авторов демократия не мыслилась как внеклассовый строй и могла быть либо буржуазной, либо социалистической. При этом критерию истинности отвечала последняя, которая является «властью, осуществляемой через трудящихся и для трудящихся, обеспечивающей фактическую демократию для подавляющего большинства общества».13 Это и отличает ее от той, которая существует в буржуазном обществе, функционирующей для незначительного меньшинства, в то время как неимущие и трудящиеся массы отстранены от реального участия в политике. Социалистическая демократия, устанавливаемая диктатурой пролетариата, должна была выполнить две задачи: заменить старую буржуазную государственную машину посредством насилия по отношению к меньшинству, и способствовать строительству нового общества.14 В этом смысле она становилась последней формой государственного устройства, после которого государство как таковое отмирает. Данный процесс начинается еще в процессе функционирования демократии, когда будет полностью уничтожен один из противостоящих друг другу классов - а именно класс капиталистов.15
Механизмы реализации такого типа демократии были связаны с деятельностью таких общественно-политических организаций как Коммунистическая партия, Профсоюзы и Комсомол, где массы должны были проходить практическую школу управления и «оказываться участниками политики социалистического строительства в производственной, социально-бытовой и культурной областях»,16 главенствующую роль среди которых занимала партия. Таким образом, представленная модель сочетала в себе элементы как представительной так и прямой демократии, которая должна была осуществляться через всенародное обсуждение важнейших законопроектов, личное участие каждого гражданина в выборах представителей в органы власти, осуществление трудящимися контроля за деятельностью организаций и предприятий и т.д.
После признания марксизма-ленинизма в качестве единственно верного учения и превращения его в базовую идеологию Советского Союза, классовый подход и марксистско-ленинское учение в целом, стали основой развития общественных наук, что позволяло советским исследователям говорить о сложившейся социалистической системе исключительно в рамках существующей концепции, подвергая критике иные теории, созданные в западных социальных науках. Понятие социалистической демократии в определенной степени приобрело «священное» значение, что означало отсутствие возможности ее пересмотра или появления альтернативных позиций. Подобные идеологические запреты распространялись на всю сферу гуманитарных наук, что во многом определило специфику отечественной обществоведческой мысли. Она заключалась в трактовке тех или иных понятий, затрагивающих советскую политическую систему, исключительно в рамках существующей традиции, определенной классиками. Как отмечает профессор А. Федосеев: «Официально формулируемые положения политической теории отрывались от реальной действительности, абсолютизировались и канонизировались. Они фактически превращались в чисто идеологические постулаты, принимаемые на веру. В результате принижения профессиональной позиции ученого в советском обществоведении того времени широкое распространение получили такие отрицательные явления как догматизм и начетничество, цитатничество и схематизм ...».17
Существование раз и навсегда определенного понятия, закрепленного политически, не могло способствовать развитию дискуссии вокруг понятия демократии, ее параметров и условий функционирования. До конца 80х гг. в отечественных гуманитарных науках можно найти либо описание сущности демократии в ее марксисткой трактовке, либо представление западноевропейских теорий, критически рассмотренных через призму марксизма. Само же появление работ касающихся проблем демократии и основных условий, необходимых для перехода к ней произошло в конце 80х гг., что было связано с теми преобразованиями, начало которым положил новый Генеральный Секретарь ЦК КПСС М. Горбачев.
В ситуации, которая сложилась в СССР, партия являлась главным хранителем идеологических ценностей. И основным условием для публичного высказывания своего мнения относительно того или иного элемента действующей системы, умеренной критики ее в целом и возникновения дискуссии являлось согласие на нее именно партии. Естественно, что подобная дискуссия должна была вестись только в пределах обозначенных партией границ и сама она занимала бы в этом дискурсе определенное место. Подобная ситуация обычно возникает в тот период времени когда необходимость реформ становится очевидным и обязательным условием сохранения власти у данной политической группы, что традиционно обозначается в транзитологических исследованиях как умеренная либерализация. Поэтому для перехода дискурса в активное состояние требовалось изменение позиции внутри самой партии, которое бы указало ученым новые границы для исследований. Таким знаковым событием стали заявления М. Горбачева о необходимости реформировать действующую систему, выразившиеся в его выступлениях и речах. Именно они нашли отражение в формирующихся в отечественной науке взглядах на демократию. Первоначально, его позиция была ключевой для развития научного демократического дискурса в СССР, и без ее рассмотрения не удастся дать полноценный анализ господствовавших внутри академического сообщества представлений о данном политическом режиме и механизмах его достижения.
Поиск новой парадигмы демократии
В рассматриваемый период благодаря существенным политическим изменениям произошло размежевания прежде единого концептуального пространства. На месте единственной ортодоксальной парадигмы начинают формироваться два подхода, в рамках которых демократия рассматривается с диаметрально противоположных позиций относительно значения в ней социализма. Но это не предполагало использование иных методологических установок, позволяющих иначе представить процесс создания демократии в СССР. Соответственно, основной механизм перехода заключался в копировании ряда политических институтов, относящихся к западной политической системе.
Пошаговая либерализация М. Горбачева, кульминацией которой стала XIX партконференция, где реформаторская риторика Генерального Секретаря приняла радикальные оттенки, призывы к созданию правового государства, гражданского общества, системы власти отдаленно напоминающей ту, что существовала на Западе, наряду с предыдущей критикой существующей системы социализма, оказали существенное влияние на развитие концепции становления демократии, которая в конце 1988-начале 1989 года вступила в новую фазу своего развития. О ее начале позволяют говорить изменения, произошедшие как в характере публикуемых статей, так и в самой структуре дискурса, который стал утрачивать единство, свойственное исследователям на первом этапе его развития, постепенно смещаясь в сторону плюрализации. Именно в этот период стало возможным появление различных позиций и представлений о тех качествах, которые должна была принять демократия в СССР и способах перехода к ней.
Наиболее яркой чертой публикуемых исследований стал отход большей части авторов от ортодоксальной и переход на позиции новых парадигм, на основе которых стали рассматриваться проблемы демократического устройства. Эти парадигмы можно обозначить как социал-демократическая и либеральная. Основной характеристикой работ, созданных в рамах первой было стремление объединить элементы социалистической модели с западным опытом построения демократических систем, при общей неизменности основных принципов социализма. Именно этим она отличалась от программы западной социал-демократии, нацеленной на включение элементов социализма в капиталистическую систему. Вторую же парадигму отличала резкая критика системы социализма и, как следствие, обоснование необходимости ориентироваться исключительно на западный опыт построения демократии. Несомненно, первая парадигма, являясь более разработанной, и действуя в идеологических рамках, указанных партией, первоначально, оказалась более распространенной.
На методологическом уровне отличия новых подходов не были существенными. В этот период времени марксистская парадигма продолжает еще занимает доминирующие позиции в области академических исследований и все появляющиеся новые подходы, так или иначе, оформляются под ее воздействием. Это приводило к тому, что они, следуя в русле теории марксизма, создавались как макросоциальные теории. Их особенность заключается в том, что они положительно решают проблему эмерджентности, т.е. исходят из того, что целое нечто большее, чем сумма его частей. Поэтому в этих теориях общество есть нечто большее, чем сумма отдельных индивидов и их действий. Оно (общество) изменяется согласно определенным общим универсальным законам независимо от национальных, исторических, религиозных, культурных традиций. Последние оказывают своеобразное сопротивление этим законам развития, но не могут его остановить. Целью развития является достижение социального прогресса, которое в подобных условиях приобретает единые для всех обществ черты. Отсюда вытекает, что условия развития также носят универсальный объективный характер и могут быть заимствованы для достижения соответствующих результатов. Именно такая логика была свойственна марксизму, который в качестве условия прогресса выделял уровень экономического развития, и на ней же строились теории, которые появлялись в отечественных обществоведческих науках. В частности, выделяемые нами социал-демократический и либеральный подходы.
Появление новой социал-демократической парадигмы достаточно отчетливо проявилось на первом «круглом столе» по проблеме демократии, проведенном на страницах журнала «Мировая экономика и международные отношения», где произошло размежевание его участников на сторонников той или иной концепции. Сам факт проведения «круглого стола» по данной проблеме говорит не только о том значении, которое приобрела проблема демократии и механизмов перехода к ней, но и о вступлении научного обсуждения проблематики в активную фазу, что было невозможно ранее, в силу господства одной единственно верной позиции, определяющей границы развития. Начало открытой дискуссии стало своеобразным предвестником глубоких изменений как в политическом процессе, так и его теоретическом осмыслении.
На этом «круглом столе» построение социалистической демократии на основе таких принципов как самоуправление, гуманизм и антибюрократизм пока еще представляется в качестве основной цели политических реформ.43 Но вместе с этим в выступлениях Г. Дилигенского внимание акцентируется также на необходимости учитывать опыт построения западной демократии, что свидетельствует о начале становления новой точки зрения на механизмы демократизации и эволюции социалистической модели демократии: «Принятый КПСС...курс на демократизацию рассчитан на создание принципиально нового, не имеющего прецедента в истории, демократического устройства общества. Это означает, что он не может не опираться на весь всемирно-исторический опыт борьбы за демократию, на все, что...стало органическим компонентом человеческой цивилизации». С подобным призывом органично сочетается радикальное по своей сути выступление А. Миграняна, который одним из первых заявил о необходимости объективно оценивать западный опыт построения демократического общества, и подверг критике господствовавшее в Советском Союзе искаженное представление о демократии: «...у нас были искажены представления о развитых индустриальных странах Запада и демократии в этих странах...и это было связано с нашим пониманием капитализма или нашим не желанием понимать его в современных формах. ...наше понимание демократии ...сводилось к некоторому набору банальных мифологем, вдалбливающихся изо дня в день в головы наших людей». Очевидно, что критика, в частности, была направлена и против ранее господствовавшей концепции социалистической демократии, которую большинство отечественных ученых прежде рассматривало как новую идеальную модель политической системы социализма. Но данное выступление, видимо, нельзя рассматривать в качестве прямого призыва отказаться от социализма и начать исследовать механизмы и пути перехода к либеральной демократии, хотя оно было своеобразным заявлением о существовании иной точки зрения на обсуждаемую проблему.
Предпосылки формирования транзитологических моделей перехода к демократии
Как мы видели, научные исследования, связанные с изучением политических проблем зачастую попадают под влияние тех процессов, которые разворачиваются в государстве. Определяет это не только вероятная зависимость исследователей от решения политических элит (как это было в СССР), но и их вовлеченость в этот процесс в качестве аналитиков. Естественно, что при существовании такой тесной взаимосвязи наиболее существенные социально-политические и экономические изменения оказывают радикальное влияние на развитие научных концепций, изменяя их содержание и общее направление. Таким переломным моментом для отечественных исследований проблем перехода России к демократии стал распад советского государства и начало радикальных экономических преобразований в 1992 году. Именно эти события внесли серьезные изменения в содержание публикуемых статей, что, учитывая характер научного дискурса на рубеже эпох, является вполне закономерным, так как первые результаты реформ кардинальным образом противоречили тем идеалистическим представлениям о демократии и рыночной экономике, а особенно механизмах их становления, которые сформировались в академических кругах, а также всецело охватили общество на закате перестройки. Миф о демократии, представление о ней как о «земном рае», который можно достичь буквально за «одну ночь», в основе которого лежало отождествление демократии с политическими институтами, оказался настолько привлекательным и ярким, что разрушить его могла только попытка реализации. Хотя, как мы уже отмечали, в конце 80-х гг. и появился ряд публикаций, предостерегающих от чрезмерной идеализации демократии и пытающихся критически рассмотреть возможность ее быстрого установления в Советском Союзе, они не смогли изменить ни общих настроений, ни стремления нового правительства следовать в их курсе. Мгновенного прыжка из авторитаризма в демократию жаждали все, но ни общество, ни государство, ни ученые оказались не готовы к его возможным негативным результатам. Поэтому резкий диссонанс между ожиданиями и действительностью, протекающий на фоне распада целого государства, вызвал серьезный социальный кризис.
Особенность большинства отечественных теоретических моделей и представлений созданных до 1991 г. заключалась в том, что они не предполагали длительного перехода к демократии, а тем более имеющего столь тяжелые последствия. Процесс перехода к демократии, редуцированный исследователями до механического переноса политических институтов, после 1991 г. предстал в совершенно ином свете. Таких трудностей не предвидел практически никто и первые результаты потребовали ответа на вопрос о причинах подобного несоответствия действительности господствовавшим ожиданиям. Решение этой задачи и привело к формированию цивилизационного подхода, который первоначально стал основным в исследованиях, посвященных российскому демократическому транзиту.
Его появление в отечественных исследованиях явилось вполне закономерным, поскольку с одной стороны он опирался на укоренившийся методологический фундамент, в качестве которого выступал марксизм-ленинизм, а с другой -представлял естественную реакцию ученых на западный характер начатых преобразований. Если рассматривать его с точки зрения методологии, то это был последний в отечественных исследованиях транзита подход, выполненный на макросоциальном уровне, т.е. охватывал значительные временные рамки и стремился представить процесс перехода как поступательное линейное движение, протекающее в определенном направлении, под воздействием одного единственного фактора. В таком ключе функционировала детерминистская модель марксистско-ленинского учения, и его влияние, не смотря на практически публичное отречение от него подавляющего большинства представителей академической сферы в конце перестройки, продолжало сказываться на уровне методологии, тем более, что другие представления пока еще не сформировались.
Стремление же ученых использовать именно цивилизационный подход, нацеленный на рассмотрение государства или группы государств, имеющих отличительные черты, преимущественно социокультурного характера, как отдельного образования, для объяснения происходящих событий, очевидно, было продиктовано основной идеологической линией проводимых реформ, которая самими реформаторами была представлена как либеральная. Как отмечает петербургский профессор В. А. Гуторов: «Ориентация новой политической элиты, пришедшей к власти на волне «перестройки» и утвердившей свое господство в результате политического переворота в октябре 1993 г., на создание в России демократической модели либерального общества имела ярко выраженный идеологический характер».91 Именно эта идеологическая оболочка составляла суть обоснования, которое сводилось к подчеркиванию несовместимости западного либерализма и российской действительности, обладающей целым набором специфических черт.
Рассмотрение через призму этого подхода подходу придавало либерализму цивилизационные характеристики и делало его неотъемлемым атрибутом западной цивилизации, конкретные элементы которого при простом копировании не имеют шансов на успех в России. «Россия это особый мир. Ее история - это история развития уникальной мировой культуры, отличающейся от культур Запада и Востока»;92 «В современном российском обществе практически нет ни экономических, ни социальных, ни культурно-политических, ни историко-психологических предпосылок формирования либерализма в западном его понимании».93 Подобные представления практически сразу же стали доминирующими, о чем говорят не только отдельные публикации, появившиеся в это время, но и тематические выступления исследователей в редакциях журналов в рамках проведения «круглых столов».
Специфика страны стала основой нового объяснительного конструкта и позволила исследователям дать самый первый, и наиболее простой ответ относительно скрытых механизмов отечественного перехода к демократии. Представить то, что России, как и современным развитым демократиям, придется пройти достаточно длительный эволюционный путь развития, прежде чем здесь сформируется современная демократическая система было достаточно сложно, поскольку фактор времени не укладывался в представление о возможности простого перенесения уже готовой модели демократии на новую почву, и которую не нужно было бы создавать заново и адаптировать. Поэтому из этого и вытекало, что если первые попытки создания демократии и рынка в его западном варианте не дают быстрого положительного результата, то они не подходят и необходимо искать свой путь в демократию. Кроме того, использование российской специфичности в качестве фактора препятствующего успешной вестернизации имеет глубокие корни в традиции отечественной философской и политической мысли. Естественно, что это не предполагало отказа от перехода к демократии, но он должен был не противоречить основным традициям российского общества. Исходя из этого, данное направление цивилизационного подхода можно обозначить как консервативное.
Обращает на себя внимание тот факт, что попытка объяснить первые неудачи реформ через специфику России имело свое логическое продолжение в отсутствии критики правительства, которое не смогло ее учесть, что явилось бы свидетельством неподготовленности реформ, их спонтанности. Уникальность выступила в качестве объективного непредсказуемого фактора препятствующего как реформаторским усилиям правительства, так и вносящим элемент спонтанности в научные исследования. Она стала своеобразным механизмом частичного оправдания ошибок, допущенных во время теоретической проработки реформ и на начальном этапе их реализации, но полностью не снимала той ответственности, которая лежала на реформаторах. Это позволяет нам предположить, что цивилизационный поход при исследовании процесса перехода носил не только объяснительный, но и умеренно критический характер.
Современные транзитологические концепции перехода к демократии
В рассматриваемый во втором параграфе период происходит переход исследований к транзитологической парадигме, о чем говорит начало изучения демократизации через призму условий, включенных в контекст политического режима. С этого момента факторы перехода теряют свою самостоятеьность, выступая как взаимосвязанные и взаимодополняемые условия, рассматриваемые в общем функционировании существующего режима. Это связано с попыткой определить механизм перехода непосредственно к демократии, что привело к доминированию в работах уже не социокультурного, а элитистского или процедурного подхода. Кроме того, исследователи обращают внимания на признаки демократического режима, в которых определенное место заняла процедура выборов.
Анализ развития преобразований в России и процесс ее перехода к демократии начал строиться на основе уже существующих подходов и факторов. Следует отметить, что все они были импортированы из западной политической науки, где в разной степени использовались для создания моделей перехода к демократии в Латинской Америке и Южной Европе в 70-80-е годы XX столетия. Но если в западной транзитологии эти подходы отличались достаточной теоретической разработанностью и опорой на эмпирические исследования положительного опыта перехода к демократии, то в отечественной науке обсуждение сразу приняло во многом спекулятивный характер вследствие отсутствия достаточного эмпирического материала. Это наложила негативные оттенки на обсуждение проблемы. Оно чаще всего развертывалось в контексте анализа условий, препятствующих становлению демократии. Только после прошествия пяти лет с момента начала обсуждения вариантов развития России обозначилась тенденция к выделению одного из них, который мог претендовать на определенную масштабность. Именно она и стала проявляться после лета 1996 года в целом ряде публикаций. Получившийся в ее результате аналитический материал стал обладать более сложной структурой и речь в нем шла уже не о функционировании отдельных условий, влияющих на развитие демократии в России, а о политическом режиме взятом как целое. Среди авторов, одними из первых проанализировавших развитие российского политического режима и проблемы его демократизации можно выделить Лилию Шевцову, Владимира Гельмана, Сергея Хенкина.
Для того, чтобы представить контуры и методы перехода России к демократии, оказалось необходимо прежде всего установить, что из себя представляет созданная после краха социализма политическая система. Потребность в этом была продиктована отсутствием в отечественной политологической литературе работ, пытающихся дать полный или более глубокий ее анализ, что в частности, может быть объяснено восприятием исследователями созданной системы как незавершенной, находящейся в процессе преобразования. Кроме того, отсутствовали какие либо значимые факты, позволявшие говорить о некоторой стабилизации системы, переход ее в фазу «застывания». После выборов такое ощущение появилось. Исходя из этого, основное внимание стало уделяться анализу механизмов и сил принимавших активное участие в создании политического режима. Естественно, что в качестве такой силы стала выступать действующая политическая элита. Именно она, а не массы выступила в качестве основного активного элемента политических преобразований, деятельность и решения которой были представлены в качестве ключевых для хода политических преобразований. На эту руководящую роль элиты указывали практически все ученые, так или иначе пытающиеся до 1996 года описать процесс становления демократии. Можно даже говорить о складывании традиции отечественной транзитологии, где активная роль перехода и ответственность за просчеты возлагалась на политическую элиту, тогда как роль политической культуры представляется пассивной, препятствующей примитивным методам реформирования, не учитывающих российских особенностей.
Анализ созданного политического режима в первых транзитологических исследованиях российских ученых строился на основе изучения деятельности элит и ее качественных характеристик. В принципе, представления о ее особенностях уже сформировались за счет более ранних исследований. Оставалось только вписать их в процесс складывания существующего политического режима, проследить роль элит в этом явлении и оценить шансы на успех становления демократии в России. Основным для всех публикаций стало развитие традиции, заложенной в исследованиях О. Крыштановской и Г. Ашина, в которых внимание уделялось механизмам рекрутирования элиты, что нашло свое отражение в подчеркивании факта отсутствия смены политической элиты в момент перехода к новым институтам и принадлежность ее, включая главу государства, к представителям прежней, советской номенклатуры. Если описывать созданный режим как гибридный, совмещающий в себе элементы новой и старой системы, а именно такой, по мнению исследователей, его характеристика будет наиболее точной, то как раз старым элементом в нем и будет выступать элита. «Старым в посткоммунистической России оказывается то, что, казалось бы, выглядит совершенно по-новому - государственная власть, которая невероятным образом одержала очередную победу над обществом.... "Демократические" преобразования не обернулись для прежней элиты ни перераспределением собственности в экономике, ни поражением в правах в социальной сфере, ни декоммунизацией...»; «По существу, новая конфигурация власти - это в значительной степени не что иное, как вновь вышедшие на поверхность клановые структуры, сформированные при коммунизме и лишь несколько обновленные за счет представителей иных групп»; «Новая политическая элита складывалась главным образом из бывших партийных и советских работников, а новая хозяйственная элита рекрутировала кадры из комсомольцев и хозяйственников».159 Собственно несменяемость элиты, причина которой является объективным фактором российской действительности (прежняя система просто не давала возможности сформироваться контрэлите), не является единственной и главной причиной политического застоя. Существовал еще целый ряд факторов объективного и субъективного содержания, приведших к отказу от создания политического режима на основе либерально-демократических принципов и становлению режима личной власти президента, играющего роль арбитра в «закулисных» схватках элиты. В качестве таких факторов выделяют, прежде всего, отсутствие сильного лидера, для которого реформы являются основным или единственным средством политического выживания, и консенсуса ведущих элит по вопросам основных направлений развития общества. Необходимость этих факторов для успешного перехода, подтверждалась, по мнению специалистов, не только опытом западных демократических транзитов, но и практикой построения демократии в Центральной Европе.
