Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Подходы к исследованию эмоционального концепта «cTpax»/«fear» 12
1. Понятие эмоционального концепта в лингвистической парадигме 12
2. Процедуры анализа эмоционального концепта 20
3. Место эмоции страха в системе человеческих эмоций 24
3.1. Классификация типов страха 30
3.2. Связь страха с другими эмоциональными состояниями 37
3.2.1. Вербализация связей страха с другими чувствами в художественной коммуникации 41
4. Многоаспектная природа феномена страха 49
4.1. Философский аспект 49
4.2. Психологический аспект 52
4.3. Социальный аспект 54
4.4. Лингвистический аспект 56
Выводы по Главе 1 58
Глава И. Объективация эмоционального концепта «CTpax»/«fear» в английской и русской лингвокультурах 61
1. Подходы к классификации лексико-семантических средств объективации эмоционального концепта «CTpax»/«fear» 61
2. Лексические средства первичной номинации эмоционального концепта «CTpax»/«fear» 66
2.1. Синонимические ряды номинантов эмоционального концепта «CTpax»/«fear»: сопоставительный аспект 66
2.1.1. Синонимический ряд слова страх в русскоязычной лексикографии.. 69
2.1.2. Синонимический ряд слова^/еш- в англоязычной лексикографии 78
2.2. Деривационный потенциал номинантов эмоционального концепта «CTpax»/«fear» в сопоставительном аспекте 90
2.3. Синтагматические отношения лексических единиц, называющих эмоциональный концепт «cTpax»/«fear» 101
3. Лексические средства вторичной номинации эмоционального концепта «CTpax»/«fear» 108
3.1. Метафорическое осмысление эмоционального концепта «страх» в сопоставительной перспективе 108
4. Лексические средства дескрипции эмоционального концепта «CTpax»/«fear».". 115
4.1. Фразеологические единицы, объективирующие эмоциональный концепт «cTpax»/«fear» 115
4.2. Предметно-образное содержание пословиц и поговорок, объективирующих эмоциональный концепт «страх» в английской и русской лингвокультурах 131
4.3. Невербальные маркеры страха и их вербализация в художественной коммуникации: сопоставительный аспект 138
В ыводы поГлавеП 153
Заключение 156
Библиография 161
- Место эмоции страха в системе человеческих эмоций
- Лексические средства первичной номинации эмоционального концепта «CTpax»/«fear»
- Метафорическое осмысление эмоционального концепта «страх» в сопоставительной перспективе
- Предметно-образное содержание пословиц и поговорок, объективирующих эмоциональный концепт «страх» в английской и русской лингвокультурах
Введение к работе
В лингвистическом мире все больше внимания уделяется изучению проблем эмотиологии (взаимосвязи языка и эмоций). Лингвистика в течение долгого времени занималась в основном вопросами интеллектуального в языке, игнорируя тот факт, что именно эмоции регулируют процессы поведения и определяют то, как человек интерпретирует окружающий мир, воспринимает и порождает речь.
В 1987 г. в Берлине на XIV Международном конгрессе лингвистов говорилось о тесной связи когниции и эмоции, об огромной лингвистической значимости изучения этой стороны языка (Шаховский 1995). Начиная с этого времени и до сегодняшнего дня, накопилось большое количество исследований, связанных с отражением эмоций в языке, с эмоциональными характеристиками слова и текста, эмотивными смыслами и эмоциональными доминантами текста, эмоциональными концептами и метафорами: С.Г. Воркачев, Е.В. Димитрова, СВ. Ионова, Н.А. Красавский, В.В. Леонтьев, Е.Ю. Мягкова, Н.Н. Панченко, В.А. Пищальникова, Я.А. Покровская, Ю.А. Сорокин, О.Е. Филимонова, В.И. Шаховский, P. Ekman, W. Friesen, G. Lakoff, Z. Koveczes, A. Wierzbicka и
др.
Лингвисты, занимающиеся проблемами текстолингвистики, акцентируют внимание на том, что любой художественный текст облигаторно воспроизводит эмоциональную жизнь людей; что целью речевой деятельности людей в большинстве случаев является эмоциональный контакт или аффектация чувств. Естественно, в художественном тексте эмоции не наблюдаются прямо, а только через специфические языковые знаки, которые материальны, наблюдаемы и служат для манифестации эмоций. При изучении эмоциональности художественного текста на иностранном языке необходимо учитывать межкультурную специфику манифестации эмоций, что объясняется двойственной природой самой эмоции (как универсального психологического, физиологического переживания, с одной стороны, и как эмоционального концепта,, характеризующегося специфическим, культурно-маркированным осмыслением и оязыковлением, с другой).
Известно, что эмоция по своей сути невербальна, однако в рамках психолингвистики и эмотиологии говорят о вербализации эмоции. Таким образом, имеется как минимум две семиотические системы эмоций - Body Language и Verbal Language (Шаховский 1995) Эмоция обязательно выражается невербально, непосредственно при ее переживании, а адекватное обозначение эмоции в языке нередко оказывается затруднительным, что объясняется нечетким денотатом эмоции. Как правило, наблюдается значительный разрыв между сложностью эмоциональных переживаний и экспрессивными возможностями художественного творчества, поэтому процесс самовыражения практически никогда не достигает своей полной реализации.
Эмоции тесно связаны со знаниями, они изменчивы во времени -разному возрасту человека «приписывают» свои эмоции, различным эпохам свойственны более или менее доминантные эмоции. Страх входит в список фундаментальных эмоций (P. Ekman, W. Friesen, К. Izard, A. Wierzbicka, А.Н. Леонтьев, С. Рубинштейн и др.), обладает основными характеристиками эмоции: универсальность, узнаваемость, возможность вербализации.
Страх является одной из доминантных эмоций человека. Страх первобытного человека перед явлениями природы, страх войны, страх за свою жизнь, за жизнь близких и дорогих людей, страх перед неизвестным будущим -все это может являться примерами, подтверждающими универсальность и доминантность этой эмоции.
С другой стороны, являясь составной частью культуры народа, эмоция, несмотря на свою универсальность, обладает некоторыми специфическими для каждого народа чертами (это отмечается всеми вышеперечисленными и другими авторами), что объясняется имеющейся у народа картиной мира: субъективного образа окружающей действительности, который определяется различными для каждого этноса знаковыми формами. В частности, культурная специфика эмоции (в нашем случае страха) проявляется в том, что универсальные характеристики страха как эмоции по-разному оцениваются и осмысливаются народом. Таким образом, анализ языковых средств (фразеологических, метафорических единиц, паремиологических выражений) объективации страха позволит исследовать и сопоставить общие и
культуроспецифические семантические признаки номинантов эмоционального концепта «cTpax»/«fear» в английской и русской лингвокультурах.
Вследствие вышесказанного актуальность исследования заключается в том, что страх имеет высокую социальную значимость и характеризуется способностью влиять на деятельность человека. Исследование концептов является одним из важнейших направлений развития современной лингвистики. Концепт «страх» не получил достаточного освещения в сопоставительных исследованиях английской и русской лингвокультур.
Эмоция страха, с точки зрения языковой объективации и описания невербальных проявлений переживания данной эмоции, привлекала внимание многих исследователей.
В последние десятилетия предпринимались попытки толкования страха посредством метаязыка (Вежбицкая 1996), проводился анализ фразеологических единиц, отражающих физиологическое проявление страха на материале русского языка (Феоктистова 1996, Семененко 2002), рассматривались фонационно-просодические, мимические и жестовые маркеры страха в различных культурах (Морозов 2001, Крейдлин 2000), страх рассматривался как составная часть эмоциональной концептосферы немецкого и русского языков (Красавский 2001).
Однако, по нашим данным, осуществление комплексного анализа средств объективации страха на различных уровнях языка с привлечением исследования невербальных особенностей проявления страха не проводилось. Отсутствие комплексного исследования эмоционального концепта «страх» в сопоставительной перспективе на основе английского и русского языков определило выбор темы диссертации.
Объектом данного сопоставительного исследования является наивно-языковое представление о страхе, реконструируемое из употребления соответствующих языковых единиц в английском и русском языках.
Страх характеризуется многообразием форм своего существования и проявления. Учитывая жизненную важность, базовость исследуемой эмоции, можно предположить, что потенциал средств вербализации феномена страха высок и отличается специфической лексикой и синтаксисом.
Предметом исследования являются сходства и различия языковых средств номинации и дескрипции страха в сопоставительном аспекте.
Цель исследования заключается в выявлении и сопоставлении лексико-фразеологических средств, номинирующих и описывающих концепт «страх»/«ґеаг» и различных его проявлений на материале английского и русского языков с последующим выделением общих и культуроспецифических характеристик этого концепта.
В связи с поставленной целью обозначен следующий круг задач:
описать прототипическое представление о страхе на основе философских, психологических и социологических исследований;
определить ассоциативные связи страха с другими эмоциями, чувствами и состояниями и проследить особенности их языковой репрезентации;
определить корпус языковых единиц, реализующих в своих семантических структурах значение страха;
4) описать базовые семантические признаки номинантов страха в обоих
языках;
5) выявить специфику метафорического и фразеологического
осмысления страха в английской и русской лингвокультурах;
6) провести сопоставительную интерпретацию английских и русских
паремий, объективирующих страх;
7) проанализировать средства вербализации авербальных маркеров
страха в сопоставляемых лингвокультурах.
Цели и задачи настоящего исследования определили выбор следующих методов анализа:
дефиниционно-компонентный анализ, используемый для описания семантического содержания номинативных единиц, репрезентирующих страх;
контекстуальный анализ, позволяющий проследить специфику функционирования языковых единиц в тексте;
интерпретативный анализ, устанавливающий характер осмысления концепта в наивном языковом сознании на основе различных средств его реализации;
4) сопоставительный метод, позволяющий установить сходства и различия в языковой реализации концепта «страх» в английской и русской лингвокультурах.
Научную новизну выполненного исследования мы усматриваем в том, что в диссертации проведен комплексный анализ лингвистических средств (лексических и фразеологических) вербального выражения страха; установлена базовая смысловая структура концепта, синтагматические связи номинантов исследуемого концепта; выявлены единицы, описывающие невербальное проявление страха; изучена специфика паремиологической интерпретации страха в английском и русском языках.
Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в развитии основных положений лингвистики эмоций и лингвокультурологии применительно к концепту «страх» в английской и русской языковых картинах мира.
Практическая ценность исследования заключается в том, что основные положения и выводы предлагаемой работы могут найти применение в практике лингвокультурологических исследований национально-культурной специфики языкового сознания. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в лекционных курсах по общему и сопоставительному языкознанию, страноведению, в спецкурсах по лингвокультурологии, теории перевода и теории межкультурной коммуникации, а также при разработке тематики выпускных квалификационных работ и магистерских диссертаций.
Источником материала исследования являются тексты художественной прозы англоязычных и русских авторов XX века, фразеологические, паремиологические, синонимические, антонимические и толковые словари. Корпус сплошной выборки составил около 2000 примеров вербализации концепта, что обеспечивает достоверность и объективность результатов исследования.
Теоретической базой исследования послужили работы отечественных и зарубежных учёных в области лингвокультурологии, психолингвистики, концептологии, эмотиологии (Воркачев 1995, Красавский 2001, Кубрякова
1996, Степанов 1997, Стернин 1999, Телия 1999, Филимонова 2001,
Шаховский 1988, Buchowski 1996, Dirven 1997, Ekman, Friesen 1975, Foolen
1997, Koveczes 1990, Wierzbicka 1985 и др.).
Методологической базой для данной работы служат некоторые постулаты когнитивной лингвистики, лингвокультурологии и эмотиологии:
Мыслительные категории практически неотделимы от языковых категорий (Кубрякова 1996, Демьянков 1996).
Концепт является «сгустком культуры», единицей языкового сознания и лучше всего раскрывается в слове (Попова, Стернин 1999, Степанов 1997, Вежбицкая 1996, Карасик 1996 и др.).
Концепт объективируется на различных уровнях языка, значительным количеством синонимов, является темой большого количества пословиц, поговорок, метафор и фразеологизмов (Москвин 1997, Красных 2003, Степанов 1997 и др.).
В основе эмоционального концепта находится универсальное понятие об эмоции, которая являясь важной составляющей жизни человека, находит отражение в языке (Красавский 2001, Фрумкина 2000, Шаховский 1988,2001,2003).
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования были изложены на аспирантских семинарах, на заседаниях кафедры языкознания ВГПУ, на заседаниях научно-исследовательской лаборатории «Язык и личность», на межвузовских и внутривузовских научных конференциях профессорско-преподавательского состава ВГПУ (Волгоград 2000 - 2004), на международном симпозиуме молодых ученых «Лингвистическая панорама рубежа веков» (Волгоград, ВГПУ, май 2000), на международном симпозиуме «Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста» (Волгоград, ВГПУ, май 2003) и нашли отражение в 7 публикациях.
На защиту выносятся следующие положения:
1. В силу того, что в основе исследуемого концепта находится универсальное понятие эмоции страха, языковые средства репрезентации невербальных маркеров переживания и проявления страха, оценочные и
образные компоненты, выделяемые в составе значения лексических и фразеологических единиц, объективирующих данный концепт, в целом совпадают в английском и русском языках. Семантические признаки «эмоциональное чувство/состояние», «реакция на опасность», «отрицательное/негативное» являются родовыми и облигаторно реализуются в значении единиц, объективирующих концепт.
2. Семантические признаки «продолжительность», «интенсивность»,
«манипуляция/воздействие на человека» являются дифференциальными в
английском и русском языках и лежат в основе градации лексических средств
номинирования концепта.
3. Английские и русские номинанты страха, образующие
синонимические ряды, обнаруживают количественные расхождения (11 имен в
английском и 7 в русском языках) и актуализируют различные признаки
концепта «страх», что затрудняет их взаимопереводимость. При употреблении
одного из номинантов русского концепта «страх» языковым сознанием, как
правило, актуализируется один семантический признак, который становится
доминантным в определенном контексте. При употреблении каждого
номинанта английского концепта «fear» помимо инвариантных семантических
признаков, дополнительно актуализируется один семантический признак,
который и получает отдельное имя.
4. Наличие различных семантических признаков исследуемого концепта
в результате исследования его отражения на лексико-фразеологическом уровне
свидетельствует о различиях национального менталитета англичан и русских.
Структура диссертации: исследование состоит из Введения, двух Глав, Заключения, Библиографии, Списка источников материала, Приложения.
Во Введении аргументируется выбор темы исследования, методы анализа, определяется объект и предмет, цель и конкретные задачи, обосновывается актуальность и новизна исследования, его теоретическая и практическая ценность.
В 1 Главе очерчиваются контуры концептологического исследования, выделяются наиболее актуальные для исследования положения когнитивной лингвистики, описываются психологические, социальные и философские
аспекты страха, выясняются связи данной эмоции с другими эмоциями, чувствами и состояниями и рассматривается специфика их языкового отражения.
Место эмоции страха в системе человеческих эмоций
В науке на сегодняшний день не существует единой точки зрения относительно первичности эмоций в жизни человека. Болынинствр исследователей (Вилюнас 1984, Горелов, Седов 1997, Изард 2000, Леонтьев 1984, Рубинштейн 1984, Dirven 1997, Ekman 1975 и др.) в противовес тем, кто, полагают, что смыслом человеческого существования является познавательная деятельность, относят человека к разряду эмоционально-социальных существ, подчеркивая тот факт, что научение через переживание может быть более важно, чем накопление информации. Мы, вслед за вышеперечисленными авторами, будем придерживаться той точки зрения, что эмоции образуют основную мотивационную систему человека, контролируют и направляют нашу деятельность.
В рамках проводимого исследования считаем необходимым отметить, что эмоции, в отличие от инстинкта, драйва и рефлекса, служат средством коммуникации между людьми. Доказательством того, что эмоции обеспечивают социальную связь между людьми не только одного социума, но и между людьми, принадлежащими разным культурам, является целый ряд исследований (Изард 2000, Ekman & Friesen 1985), подтверждающих, что хотя переживание эмоции совершенно лично, ее выразительный компонент, прежде всего мимические комплексы, социален.
Некоторые эмоции (в том числе и страх) являются универсальными, общекультурными; их физиологическое проявление, кодирование и декодирование в общем одинаково для людей всего мира, безотносительно к их культуре, языку, образовательному уровню. Именно за счет универсальности мимического и физиологического проявления страха (и любой другой эмоции) становится возможным межкультурное общение, хотя с другой стороны, нельзя оставлять без внимания культурную специфику проявления и переживания эмоции, которая обусловлена социальными, культурно-историческими нормами отдельно взятого общества.
Система социальной коммуникации, основанная на эмоциональной экспрессии, необходима для выживания и благополучия человека. Человек не был бы в полной мере человеком, если бы не умел испытывать гнев, радость, печаль, страх. Являясь высшей формой модели поведения, эмоции обеспечили новый тип мотивации, новые, более сложные модели поведения, вариативность поведения, необходимые для успешного взаимодействия индивида с окружающей средой и для успешной адаптации. Отличительной чертой эмоции является также тот факт, что несмотря на свою мотивационную мощь (поц мотивацией мы понимаем «активацию одного или нескольких базовых чувств», [Изард 2000: 16]) не определяют поведения человека непосредственно, а служат лишь фактором, влияющим на его поведенческие тенденции, в отличие от рефлексов и инстинктов [А.Н. Леонтьев 1984: 163-166].
Для возбуждения эмоции необходим некий стимул или раздражитель. Это может быть любое событие, явление окружающего мира, а не обязательно действие. Затем возникает некое отношение к этому явлению или событию. Это отношение имеет положительный или отрицательный знак. Так, эмоции окрашивают окружающий мир, мобилизуют энергию, руководят мыслительной и физической активностью индивида, направляют её в определённое русло (Горелов 1997, Литвак 1993, Щербатых 2001 и др). Однако существует другая точка зрения, которая заключается в том, что деятельность, т.е. совершение ряда определенных действий, провоцирует переживание той или иной эмоции. Так, у А.Н Леонтьева находим: «Чтобы испытать эмоции удовольствия, счастья, нужно стремиться не к переживанию их, а к достижению таких целей, которые порождают эти переживания» [А.Н. Леонтьев 1984: 165]. Таким образом, механизм возникновения эмоции по А.Н. Леонтьеву выглядит следующим образом: сначала возникает мотив, который, хотя и «не осознается актуально, тем не менее не отделен от сознания» [там же]; затем мотив определяет деятельность человека, в результате которой в зависимости от поставленной ранее цели возникает эмоция отношения или оценки к проведенной деятельности, или ее результатам. Причем не всегда положительный результат деятельности вызывает ожидаемую положительную эмоцию. На наш взгляд, приведенные выше механизмы возникновения эмоции имеют право на существование и применимы к любой эмоции: совершение определенного поступка и его последующие анализ и оценка могут спровоцировать страх «Что же я наделал?! Что мне теперь за это будет?!», и, с другой стороны, возникновение страха, обусловленное объективной опасностью, диктует дальнейшие действия субъекта.
Среди множества научных дефиниций эмоции более всего нам импонирует определение, данное М.Е. Литваком. Оно привлекает своей простотой и в тоже время емкостью: «Эмоция - есть психический процесс І отражающий отношение человека к самому себе и окружающему миру» [Литвак 1993: 4], характеризующийся мимическими, психосоматическими, поведенческими изменениями и находящий отражение в языке. Данное определение мы принимаем за рабочее в нашем исследовании.
В нашей работе мы последовательно будем раскрывать сущность каждой из перечисленных особенностей эмоции через эмоцию страха.
Эмоция страха входит в число базовых эмоций (К. Изард, Р. Кемпински, М.Е. Литвак, М. Монтень, В.И. Шаховский, Ю.С. Щербатых, D. Goleman, P. Ekman, W. Friesen, A. Wierzbicka и др.) и является врожденной, т.е. испытываемой каждым человеком. Однако врожденный страх - это простейший уровень страха. В ходе своего развития исследуемая эмоция утратила прямую инстинктивную основу и приобрела сложнообусловленный характер, дифференцировалась и образовала многообразные виды так называемых высших эмоциональных процессов: социальных, эстетических, интеллектуальных, которые теперь составляют основу эмоциональной жизни человека (А.Н. Леонтьев 1984).
Переживание эмоции обусловливает определенный, прогнозируемый поведенческий паттерн. В случае, когда человек испытывает страх, возможны несколько моделей поведения: он бросается наутек, или его «парализует», или человек решается на агрессию.
Реакции страха наблюдаемы во всем животном мире, разумеется, качество переживания разное, в зависимости от ступени развития.
Если стеблем травы подразнить какое-нибудь насекомое, то это вызовет у него либо сильные, хаотические движения бегства, либо оно замирает в неподвижности. Тот же самый тип реакции можно встретить и у человека в ситуации максимальной опасности - реальной либо воображаемой. Говорится, что человек «замер», «обезумел» от страха.
Лексические средства первичной номинации эмоционального концепта «CTpax»/«fear»
Именами исследуемого ЭК является существительное страх в русском языке и fear соответственно в английском. Однако данный номинант для каждого отдельно взятого языка, как всякое другое слово, представляет собой элемент лексико-семантической системы языка и реализуется в составе определенной лексической парадигмы, позволяющей, по мнению С.Г. Воркачева, интерпретировать его как имя смыслового ряда, образованного синонимами, соотносимыми с семантикой этого слова [Воркачев, цит. по: Дорофеева 2002: 93 - 94].
Основываясь на мнении о том, что не существует полных синонимов, мы естественно предполагаем возможность выявления различительных семантических признаков, позволяющих осуществить лексическую градацию средств, номинирующих cmpax/fear в английской и русской лингвокультурах, с целью дальнейшего сопоставления полученных результатов и выявления общих и специфических характеристик ЭК «страх» в английской и русской лингвокультурах.
Цель данной части нашего исследования заключается в выявлении общих (инвариантных) семантических признаков, составляющих ядро понятия cmpax/fear на основе дефиниционного и компонентного анализов значений лексем, входящих в синонимический ряд слов cmpax/fear; выделить специфические (варьирующиеся) семантические признаки, позволяющие разграничить лексемы, номинирующие ЭК «cmpax»/«fear», смоделировать шкалу лексической градации переживания эмоции страха (по возможным признакам). Для достижения поставленной цели нам предстоит провести компонентный анализ значений лексем, объективирующих ЭК «страх» в рамках отдельно взятого языка (английского и русского), а затем сопоставить полученные результаты.
Считаем необходимым начать сопоставительное исследование с анализа семантических минимумов слов страх и fear, поскольку каждое из них является доминантой синонимического ряда, а значит, содержит самые типичные признаки и потому может считаться эквивалентом другого.
Страх по определениям русских толковых словарей - «состояние сильной тревоги» [ТСУ, MAC, ССР ЛЯ], «душевного смятения» [MAC], вызванное ожиданием «реального или воображаемого бедствия» [ТСУ, МТСРЯ, ТСД, ССРЛЯ], «какой-то опасности» МАС2, МТСРЯ]. На основании приведенных толкований мы выделяем следующие семантические признаки «страха»:
1) состояние; 2) крайняя тревога; 3) реальная опасность; 4) воображаемая опасность; 5) душевное смятение.
В английском языке fear определяется как «an unpleasant, painful, emotional state» [WNID3, POD, PED, NBED, CEED, LDELC], «strong feeling» [OALDCE, WNWDAE3, SD, HD, CEED, WNPD], «caused by the nearness» [OALDCE, POD, PED, WNWDAE3, SD, LDELC], «possibility» [OALDCE, HD, CODCE, HSD], «expectations» [NBED, LDELC, CEED] «of danger, evil, harm»,, «anticipation of pain» [WN1D3, WNWDAE3, SD, HD], «accompanied by anxiety and agitation» [WNWDAE3] and «heightened autonomic activity (nervous system)» [WNID3]. Выделяем следующие семантические признаки:
1) неприятное состояние; 2) болезненность; 3) близость опасности; 4) возможность опасности; 5) ожидание опасности; 6) психосоматические изменения.
В результате сопоставления конкретизирующих признаков, составляющих содержательные минимумы значений страх/fear в 17 англоязычных и 12 русских словарных изданиях, мы приходим к выводу, что семантическое представление исследуемых единиц оказывается различным для представителей английской и русской культур. Результаты сопоставления отражены в Таблице №3: Прокомментируем таблицу.
1. В английских дефинициях существенным признаком является признание чувства, описываемое словом fear неприятным эмоциональным состоянием (14 из 17 источников), что для русского языка является менее существенным (4 из 12 источников);
2. В английских дефинициях fear присутствует дополнительный признак «pain» в 2 из 17 источников, а также признак «ожидание боли» (в 4 из 17 словарей), в русских словарях описываемый признак не зафиксирован;
3. Для русского национального сознания релевантным является признак «душевное смятение»: в лексеме страх характеристика, указывающая на беспокойство, волнение, тревожное состояние выделяется в 8 из 12 источников, тогда как в английском языке этот признак не выделяется;
4. Существенным признаком чувства, называемого страх/fear является его причина - «ожидание опасности, бедствия» (в 6 из 12 русских источников и в 13 из 17 английских). Однако характер опасности может быть различным: в английских дефинициях выделяется возможная, близкая опасность или просто её ожидание (13 из 17 источников). Для русского национального сознания релевантным можно назвать реальную или воображаемую опасность (6 из 12 словарей).
Метафорическое осмысление эмоционального концепта «страх» в сопоставительной перспективе
Средствами вторичной номинации ЭК «CTpax»/«fear» мы считаем единицы, в основе которых лежит какое-либо сравнение, определенное формальное или функциональное сходство между различными фрагментами действительности. Кроме того, исследование и выявление ассоциаций, положенных в основу «переименования» уже существующих предметов или абстрактных сущностей, позволяет раскрыть новые грани исследуемого концепта.
Метафора как средство вторичной номинации известна в лингвистическом мире уже давно, и исследованием сущности метафоры занимаются многие как отечественные, так и зарубежные ученые (Ю.Д.
Апресян 1993, В.Ю. Апресян 1993, Арутюнова 1990, Кубрякова 1996, Москвин 1996, Телия 1999а, Buchowski 1996, Cameron 1993, Lakoff 1993, Ortony 1993).
Поскольку наше исследование проводится в русле когнитивной лингвистики, то рассматривать метафору мы будем с позиций когнитивного подхода. Суть данного подхода, основоположником которого считается Дж. Лакофф, заключается в том, что метафора является не просто средством познания окружающего мира или украшающим речь тропом, а в первую очередь средством, которое организует наши мысли, оформляет мнения.
Метафора, с точки зрения Дж. Лакоффа и его последователей (Buchowski 1996, Cameron 1993, Lakoff 1993, Ortony 1993 и др.), подразумевает понимание/наименование первичного или основного понятия (target domain) посредством других многочисленных понятий/наименований (source domain), причем в содержании и того и другого понятия должны обнаруживаться общие признаки, на основании которых рождается метафора [Lakoff 1993: 206 - 207].
В рамках когнитивного подхода метафора рассматривается не как явление языка (matter of language), а как явление мысли, разума (matter of thought, reason). В основе концептуальной метафоры лежит некий обобщенный образ или представление (generalization), которые реализуются неким множеством языковых выражений (linguistic expressions).
Таким образом, анализ использования концептуальных метафор в художественной коммуникации позволит выделить глубинные, зачастую неосознаваемые, когнитивные модели, содержащиеся в сознании носителей сопоставляемых языков, что, в свою очередь, даст дополнительную информацию о том, как ЭК «страх» воспринимается и осмысливается людьми, принадлежащими к разным лингвокультурам.
В результате анализа фактического материала (200 метафорических выражений: 80 английских и 120 русских), отобранного из произведений художественной литературы английского и русского языков, в рамках сопоставляемых языков выделились 14 групп, реализующих тот или иной метафорический образ при объективации страха. Из выделенных групп 9 образов, лежащих в основании метафорического осмысления исследуемого концепта, являются общими для английского и русского языков, 4 метафорических образа актуализируются только в рамках русского языка и 1 образ концептуальной метафоры является специфическим для английского языка.
Наиболее часто (30 примеров: 13 английских и 17 русских) в обоих языках страх осмысливается через метафорический образ СТРАХ ЕСТЬ БОЛЕЗНЬ: микроб страха, впасть в паралич (от) страха, парализованный страхом, приступ страха, заболеть от страха, заболеть страхом. Как видно из приведенных примеров, симптомы или проявление страха-болезни очень серьезные, практически неизлечимые, что актуализирует семантический признак «крайняя степень интенсивности» страха (умирать от страха, в лихорадке от страха), метафоры также актуализируют влияние страха на поведение человека, особенно подчеркивая оцепенение, невозможность действия (сковал паралич страха). Данный метафорический образ подтверждает выделенный нами ранее семантический признак «оцепенение», который зафиксирован в лексикорафичесих дефинициях имен исследуемого концепта в английском и русском языках (ужас, horror, consternation).
В результате анализа метафор данной модели мы встретились с развернутыми метафорами, представляющими собой целый текст описания состояния страха как некоего заболевания:
«Он заболел - в него вошел микроб страха. Он еще жил, дружил, а микроб в нем рос, он клубился от нетерпения его сожрать ... . И однажды он стал больше его самого — это был огромный страх» (Вайнеры, ЛСт).
В данном примере страх уподобляется быстро прогрессирующему заболеванию, остановить которое невозможно, тем самым актуализируются семы «интенсивность», «воздействие на человека».
Для английского языка осмысление страха через образ болезни также характерно (13 примеров), только симптомы проявления страха-болезни не так вредны и неизлечимы как в русском: a sickening fear, fever giving fright, the epidemic of fear, sick with anxiety/fear, to make smb. sick with dread. Английским языковым сознанием переживание страха связывается с физическим недомоганием (тошнота).
Своеобразным продолжением медицинской темы в переосмыслении страха можно назвать модель метафор, объединенных образом СТРАХ ЕСТЬ ЯД/ВРЕДНОЕ ВЕЩЕСТВО (12 примеров: 5 английских и 7 русских): едкая атмосфера испуга, не отравленной постоянным, ежеминутным страхом, страх отравил все ее существо, poisonous fear.
Страх обеими культурами воспринимается как нечто плохое, отрицательно воздействующее на человека, как некий неблагоприятный фактор, который может испортить жизнь, лишив человека покоя, душевного равновесия, что отражается в литературе, а в значении концепта «CTpax»/«fear» имеет вид семантических признаков «отрицательное, негативное», «беспокойство», «разочарование».
В обоих языках выделяется модель метафоры, в которой наблюдается ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ страха, т.е. антропоморфные метафоры, с помощью которых происходит уподобление концепта страха субъекту действия (26 примеров: 7 английских и 19 русских):
«Ушел страх, растворилась боль» (Вайнеры ЛПС), «Ужас почти сразу прошел» (Оруэлл, 1984), «...по лицу ее прошел испуг» (Астафьев, ЯД), « Когда исчезает первый испуг, остается горькое чувство одиночества» (Столесен, НВС); «When the fear left her alone she finally relaxed» (Allende, HS).
В рамках этой модели выделен возможный вариант, где страх воплощается в образе атакующего, активного субъекта. Подобные метафоры обнаруживаются в обоих языках (10 примеров: 4 английских и 6 русских):
«Его охватил отвратительный ужас» (Оруэлл, 1984), «Он страх управляет им всегда, он подчинил его, как раба» (Вайнеры, ЛСт), «...и только звериный, животный страх перед Фоксом, видимо напугавшим его на всю жизнь, царствовал над нам безраздельно» (Вайнеры, ЭМ), «She found that strange that with terror catching her breath she could speak so calmly» (Maugham, PV), «He was seized with panic» (Williamson, BM), «The horror grasped her, tightened her chest...» (Allende, HS).
Предметно-образное содержание пословиц и поговорок, объективирующих эмоциональный концепт «страх» в английской и русской лингвокультурах
Пословицы и поговорки творятся народом на протяжении тысячелетий, поэтому их исследование (так же как и исследование фразеологизмов) представляет определенный вклад в исследование концепта с точки зрения его диахронического становления. Именно в пословично-поговорочном фонде языка накоплена информация и ясно просматривается специфика представления и осознания страха.
Несмотря на долгую историю существования, вопрос о разграничении терминологических статусов пословиц и поговорок до сегодняшнего дня остается открытым. В данном параграфе мы не ставим задачу рассмотреть обозначенную проблему во всей полноте.
Многие исследователи разграничивают термины «пословица» и «поговорка» на основании принципа синтаксической законченности. К числу характеристик, объединяющих пословицы и поговорки и позволяющих назвать их единым термином «паремия», относятся: источник происхождения (в основном они - результат народного творчества), устойчивость воспроизведения в речи, отражение и обобщение жизненных закономерностей, назидательный и рекомендательный характер.
С позиций нашего исследования не имеет принципиального значения традиционное разграничение вышеназванных понятий, поскольку нас интересуют не семантическое или структурное отличие пословиц от поговорок или от фразеологизмов, а осмысленные и опредмеченные в языке жизненные закономерности, ситуации, отражающие страх, отношение носителей наивного сознания к переживанию страха, к людям, подверженным страху, рекомендации по его преодолению. Условимся, что в данной работе мы будем употреблять термины «паремия», «пословица» и «поговорка» как синонимы.
В качестве критерия классификации паремий нами были выделены некие инвариантные значения (идеи), объединяющие некоторое множество пословичных единиц из английского и русского языков (см. Приложение №1).
Анализ паремий в количестве 240 единиц (122 английских и 118 русских), объективирующих ЭК «страх» в английской и русской лингвокультурах, свидетельствует о том, что в предметно-образном содержании исследуемого концепта гораздо больше различных, специфических, чем общих характеристик исследуемого концепта.
Отобранные пословичные единицы позволили выделить 13 тематических групп, из них только 5 являются общими для обеих культур. Эти совпадения являются общими в том смысле, что в языках обнаруживаются пословицы на эту тему, но они не могут быть названы эквивалентами, поскольку обнаруживают сходство по идее, но расходятся по лексико-грамматическому оформлению.
И английский, и русский языки располагают пословицами, которые объединены идеей: «Пережив однажды ситуацию страха, человек начинает бояться всего, даже самого незначительного». В русском языке эта идея воплощается через зооморфизмы (которые распространены в русскоязычных пословицах и поговорках), к примеру: Пуганая ворона куста боится, в английском языке находим: A burnt child dreads the fire. Кроме того, английская пословица Threatened folks live the longest: they take precautions свидетельствует о том, что для англичанина свойственно принимать меры предосторожности, чтобы впредь избежать опасной ситуации: в психологии это называется адаптивная функция страха (более подробно см. Щербатых 2001, Изард 2000).
Осмысление страха через смерть находит свое воплощение и в пословицах. Пословицы, объединенные данной тематикой, были обнаружены в обоих языках, но отношение к смерти как причине возникновения страха различно для сопоставляемых культур. Для сознания русскоязычного человека, смерть является неизбежностью, которая рассматривается как переход на другой уровень существования, страх смерти это естественное чувство человека: Жив смерти боится, смерть не рассматривается как высшая форма страха: Страх сильнее смерти. Русское сознание не отстраняется от смерти, а примиряется с ней, превращает ее в факт жизни. Подобное восприятие смерти русским сознанием объясняется традиционно русским отношением к жизни: ко всему надо относиться по-доброму, даже к смерти, принимая ее [Попова, Стернин 2001: 141 - 142]. В англоязычных пословицах страх смерти, с одной стороны, признается самым интенсивным: The fear of death is more to be dreaded, than the death itself а, с другой стороны, - осуждается: If you fear death, you are already dead.
Сопоставляемые культуры выделяют такую характерную черту ЭК «страх», как способность управлять поступками людей (следует отличать от использования страха как средства манипулирования). Английское языковое сознание различает: а) положительное воздействие страха, подчеркивающая научающую (адаптивную) функцию страха: A good scare is worth more to a man than good advice, Fear is the beginning of wisdom; б) негативное воздействие на поступки человека: Our fears do make us traitors, A slave to fear creates the hell on earth; в) нейтральное воздействие страха: Men who are afraid are in love with fear, Those who came were not afraid: those who were afraid didn t come.
В русском языке страх рассматривается в основном как нейтральный регулятор поступков людей: На всяку беду страху не напасешься, Не стоит тратить свою жизнь на страх. Данные пословицы носят больше прескриптивный, философский характер, являются размышлениями о значимости страха и его месте в жизни человека, что в некоторой степени коррелирует с восприятием смерти (см. выше).
