Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Общие вопросы изучения эмоций 17
1. Дефиниции эмоции 17
2. Базовые эмоции 22
3. Эмоции в языковой картине мира 28
4. Концепт и понятие эмоции 33
Выводы к первой главе 37
Глава вторая. Изучение эмоций в науках о человеке 39
1. Речь об эмоциях в философских текстах 39
2. Эмоции как предмет психологии 63
Выводы ко второй главе 71
Глава третья. Методы лингвистического исследования именования эмоции «страх» 74
1. Подходы к изучению эмоций в лингвистике 74
2. Этимологический анализ лексем как метод изучения лексики эмоции страха 83
3. «Ролевой подход» к исследованию концепта «страх» 88
3.1. Семантические падежи 89
Выводы к третьей главе 94
Глава четвертая. Классификация лексем, номинирующих эмоцию «страх», в русском, немецком и английском языках 95
1. Принципы классификации 95
2. Классификация именований эмоции страха: 101
Индивид в роли «протагониста» 105
Страх в роли «протагониста» 150
Выводы к четвертой главе 161
Заключение 172
Литература 176
1. Источники 176
2. Словари 176
3. Исследования... 178
- Дефиниции эмоции
- Речь об эмоциях в философских текстах
- Подходы к изучению эмоций в лингвистике
- Принципы классификации
Введение к работе
Эмоции - как и все, так или иначе связанное с человеком, его природой, поведением, представлениями и т.п. - уже давно интересуют философов, антропологов, психологов, лингвистов, социологов, психиатров, культурологов, историков, - всех тех, в чью сферу научно-практических интересов они частично или полностью попадают.
Сами эмоции - явление социального и психологического порядка, занимающее важное место и в жизни человека, и в его языке.
Уже давно изучение того, как эмоции «подаются» в языке, занимает не только психологов и лингвистов, но и социологов, культурологов, антропологов и т.д. За последние 10-15 лет в отечественной и зарубежной науке применялись и применяются различные подходы к рассмотрению и анализу данного психического феномена. К таким подходам относятся ' филологический, социологический, культурологический, психологический и ряд других. Об актуальности этой проблемы свидетельствует выделение лингвистики эмоций в отдельное направление современного языкознания (подробнее см., например, [Ярошевский 1985]).
Важность эмоций и вызываемых ими состояний для человека не подвергается на сегодняшний день никакому сомнению. Эмоции, «будучи сконцентрированы на небольшом участке подкорки головного мозга, являются нашим биологическим термостатом; они также напрямую связаны и с когницией. Несмотря на то, что эмоции встроены в наш язык в качестве некоего неопределенного концепта, современные научные исследования постепенно уточняют терминологию и изменяют некоторые из прежних
положений относительно их биологии (происхождения) и функционирования»1 [Syl wester 2001].
Однако даже, несмотря на большое количество исследований в этих областях (см., например, [Lakoff - Johnson 1980], [Шаховский 1987], [Бабенко 1989], [Damasio 1995], [Фомина 1996], [Перфильева 1997], [Мягкова 2000], [Weigand 2004] и множество других), все еще остается нерешенным целый ряд проблем. В частности, нет единодушия исследователей в том, как определять сам термин «эмоция». Кроме того, до сих пор еще нет общепризнанной классификации эмоций и эмоциональных состояний, а «существующие многочисленные описания и классификации так называемой эмоциональной лексики вряд ли можно назвать исчерпывающими» [Мягкова 2000, 4].
В данной работе к эмоциям мы относим и то, что психологи называют
«аффектами» (сильными эмоциональными кратковременными
переживаниями, сопровождаемые резко выраженными двигательными и висцеральными проявлениями), и «собственно эмоциями» (более длительные состояния, иногда лишь слабо проявляющиеся во внешнем поведении), и «чувствами» (обладающие отчетливо выраженным предметным характером), и «настроениями» (длительными эмоциональными состояниями).
Объектом диссертационной работы является концепт «страх», представленный в полных корпусах текстов Михаила Булгакова (285 релевантных употреблений), Курта Тухольсокого (381 релевантное употребление) и их переводов на английский язык; а также вопросы выражения и функционирования этой эмоции в речи.
В корпусе текстов Михаила Булгакова мы рассматриваем лексемы: страх, ужас, боязнь и испуг; а в произведениях Курта Тухольского — Angst,
1 «Emotion, centered principally in a small set of sub-cortical brain systems, is our biological thermostat, and so it's central to cognition. Although emotion is embedded in our language as a somewhat vague concept, recent scientific developments are clarifying the terminology, and changing some previously held beliefs about its biology and function».
Furcht, Entsetzen и Schreck. В качестве английских слов, обозначающих эмоцию страха, взяты лексемы, употребляемые для перевода русских и немецких именований страха, используемых в произведениях вышеназванных авторов. Этими именованиями являются существительные fear, fright, terror, horror и anxiety.
Среди анализируемых слов нет английских dread, funk, the shakes и awe, так как они не использовались при переводе русских и немецких текстов на английский язык.
Не рассматривается немецкая лексема Grauen, отсутствующая в текстах Курта Тухольского.
В данной работе мы также не рассматриваем слово тревога. Эмоция, обозначаемая этой лексемой, рассматривается психологами как самостоятельная, хотя и близкая страху. Ср.: «Страх нельзя отождествлять с тревогой. Страх - это совершенно определенная, специфичная эмоция», в то время как «тревога - это комбинация, или паттерн эмоций, и эмоция страха -лишь одна из них» [Изард 1999,293].
В качестве основания, которое помогает разграничить эти два эмоциональных состояния, выступает критерий, «введенный <.. .> Ясперсом (Jaspers, 1948), в соответствии с которым тревога ощущается вне связи с каким-либо стимулом («свободно плавающая тревога»), тогда как страх соотносится с определенным стимулом» (цит. по: [Березин 1988, 222]).
В этой связи уместно будет заметить, что в ряде авторитетных словарных статей «страх» описывается через эмоцию тревоги, например:
«страх - состояние сильной тревоги, беспокойства (обычно перед какой-л. опасностью, бедой и т.п.); боязнь» [ССРЛЯ 1948-65];
«страх - состояние крайней тревоги и беспокойства от испуга, от грозящей или ожидаемой опасности, боязнь, ужас» [Ушаков 1935-40].
На наш взгляд, объяснением этой тенденции является именно тот факт, что среди ученых еще нет единого понимания эмоций. Другой причиной нечеткого разграничения этих двух эмоциональных состояний можно назвать то, что сами они являются чрезвычайно близкими друг другу, и, соответственно, в ряде случаев отделить их друг от друга достаточно сложно.
Об актуальности исследования свидетельствует то обстоятельство, что разработка вопросов, связанных с лингвистическим аспектом эмоций, приобретает все больший интерес.
На сегодняшний день еще недостаточно изучены не только сами эмоции, но и их языковая репрезентация, а также закономерности того, как они упоминаются в речи. Соответственно, когнитивным и лингвистическим особенностям концепта «страх», их проявлению в исследуемых языках, адекватному переводу лексики данной эмоции с одного языка на другой и посвящена данная работа. Заметим, что данное описание выходит за рамки «чисто» языкознания, а затрагивает также философские, психологические и культурные особенности каждого из трех узусов.
Научная новизна исследования состоит в том, что в данной работе используется метод сплошной обработки корпусов текстов исследуемых авторов и их переводов на рассматриваемые языки. Обращение к художественным текстам как материалу для проведения исследования позволяет более полно проанализировать (чем, например, при анализе словарных статей и/или отдельных произведений), проверить и уточнить полученные данные на широком материале.
В нашем исследовании на первом его этапе делается попытка классификации лексем поля «страх». В основе данной диссертационной работы лежит лингвопсихологический подход, исследующий предмет, исконно являвшийся прерогативой психологического анализа -ментальность, вопросы, связанные с восприятием, осмыслением и
выражением эмоций, - лингвистическими методами на материале связанного художественного текста, а не словарных статей.
Основная цель работы заключается во всестороннем лингвистическом описании концепта «страх» на материале трех исследуемых языков, изучении особенностей актуализации этого концепта в обыденном массовом сознании. Для решения данной задачи выводится общая классификация контекстов употребления лексики, обозначающей эмоцию страха в русском, немецком и английском языках. Такая классификация поможет выяснить общие закономерности функционирования указанных лексем, а также различия в их употреблении и понимании русской, немецкой и английской культурами.
Данное исследование поможет понять, насколько схоже социумы, говорящие на русском, немецком и английском языках, ощущают и воспринимают эмоцию страха.
Материалом исследования послужили полные корпусы текстов ' художественной литературы, а именно, полные собрания сочинений ' Михаила Булгакова и Курта Тухольского, а также их переводы на английский язык. Выбор этого языкового материала обусловлен следующими причинами:
Произведения этих писателей относятся примерно к одному и тому же периоду времени - первой трети XX века. Таким образом, в соответствии с одним из принципов контрастивной лингвистики, мы сопоставляем исследуемые языки (на примере конкретно взятых лексем) на одном и том же этапе их развития.
Большинство произведений М.А. Булгакова и К. Тухольского объединяет сатирико-саркастическая и критическая направленность. Это стилистическое сходство также является необходимым условием при сопоставлении фактов тех или иных языков методами корпус-лингвистики.
Лексика, являющаяся объектом рассмотрения и изучения лингвистики эмоций (или эмотологии - науки, разрабатывающей лингвистическую концепцию эмоций), может быть разделена, по мнению многих ученых, на две большие группы (в соответствии с различной функциональной природой этих слов):
1. Лексемы, выражающие эмоции [Гак 1998], или эмоциональная
лексика [Шаховский 1987; Бабенко 1994]. Этот тип используется для выражения эмоций говорящего и эмоциональной оценки объекта речи (экспрессивная и прагматическая функции). К эмоциональной лексике относят эмоционально окрашенные слова, содержащие эмоциональный компонент3.
2. Лексемы, сообщающие об эмоциях [Гак 1998], или лексика эмоций
[Шаховский 1987; Бабенко 1994]. Эти слова ориентированы на
объективацию эмоций в языке и их инвентаризацию (номинативная
функция). Таким образом, лексика эмоций включает слова, предметно-
логическое значение которых составляют понятия об эмоциях.
Такого деления придерживается сегодня большинство исследователей, например, [Мальцев 1963а/19636, Шмелев 1977, Шмидт 1979, Лукьянова 1986, Шаховский 1987 и др.], которые отрицают саму возможность включения в состав эмотивной лексики слов, называющих эмоции. Другие исследователи (например, [Бабенко 1994]) предлагают сделать «эмотивную лексику» общим понятием для эмоциональной лексики и лексики эмоций.
Именования эмоций являются своеобразными «метаэмоциями, а не самими эмоциями», «понятийными обозначениями» последних и не эмотивны по своей сути (то есть не содержат чувственного компонента) [Шаховский 1987, 94]. Такие слова как, например, страх, радость, ужас и
2 Эту лексику еще называют «эмотивной».
3 В нашей работе мы не будем подробно обосновывать правомерность выделения чувственного компонента
(который иногда еще называют «эмосема»). Отметим лишь, что мы придерживаемся точки зрения,
противоположной той, которую обосновывали [KirchgaBner 1971; Ludwig 1976; Viehweger 1977; Hanse
1979], отрицавшие наличие чувственного компонента как такового.
др. - это обозначения эмоций, «опосредованные мышлением, в понятиях» [Кафиатуллина 1982, 9].
Существуют работы, в которых делается попытка уточнить, детализировать или же откорректировать данную классификацию. Например, Б. Волек полагает, что, в сущности, речь идет о различных эмотивных знаках, «значение которых может конституироваться либо понятиями, либо прямыми эмоциональными переживаниями» [Волек 1995, 16].
Итак, слова, которые содержат так называемый чувственный компонент, будем называть эмотивной лексикой. К лексике эмоций мы
относим лексемы, называющие эмоцию, но не выражающие ее.
Основными методами нашей работы являются:
1. Синтаксическая и лексико-семантическая разновидности
контрастивного анализа контекстов с именованиями эмоции «страх», выявленных в результате сплошной выборки из полных корпусов текстов исследуемых писателей. Такой подход, позволяющий сопоставить между собой все контексты, сходен с социологическим методом сплошной выборки и гарантирует относительную представительность (репрезентативность) и полноту анализа.
Существует точка зрения (например, В.Г. Гак), в соответствии с которой сравнительный, компаративный, контрастивный, конфронтативный и сопоставительный подходы к изучению языка рассматриваются как разные названия одного и того же метода.
Мы придерживаемся несколько иного подхода к трактовке данных терминов, принимая сходство этих методов, но, в то же время, разделяя их задачи и способы анализа информации.
Заметим, что в данном случае речь идет об именованиях эмоций. Сюда не включаются слова, содержащие чувственный компонент, например, ''Что за страхи ты мне тут рассказываешь?!', 'Ванюша только что приехал! Радость-то какая!' и т.п.
Когда мы рассматриваем, например, способы перевода русских контекстов с лексемами поля «страх» на английский язык, где последний выступает в роли языка-цели, а русский в качестве исходного языка, - в этом случае мы имеем дело с односторонним методом. Двусторонний же метод применяется, например, при сопоставлении текстов (при этом все они рассматриваются как равноправные) для ответа на вопрос, насколько схоже воспринимается различными социумами эмоция страха.
Контрастивный анализ, используемый в данной работе, всегда включает в себя два этапа:
«стадию описания, когда каждый из двух языков описывается на соответствующем уровне»;
«стадию сопоставления языков для осуществления их сравнения» [Джеймс 1989, 233].
Существует два вида контрастивного анализа:
Односторонний метод «выявляет значение " (значения) грамматических и лексических явлений исходного языка, отражающееся на уровне (уровнях) значений языка-цели и охватывающее те средства языка-цели, которыми тот располагает для передачи значения (значений) исходного языка» [Штернеман 1989, 153]. При таком подходе направление исследования выглядит как 'Исходный язык' —> 'Язык-цель'.
Двусторонний / многосторонний метод рассматривает явления двух и более сопоставляемых языков на уровне их взаимоотношения, при этом сопоставляя их на контрастивной основе. При таком подходе исследование происходит между элементами сравниваемых языков в обоих направлениях, то есть
один и тот же язык, по сути, одновременно является и исходным языком и языком-целью.
В нашей работе используются оба вида контрастивного анализа.
2. Контрастивныи анализ как метод представляется в рамках
когнитивной лингвистики, которая стремится к системному описанию
и объяснению механизмов усвоения языка человеком. Напомним, что
под когнитивной лингвистикой понимается «исследование разума
(intelligence) и разумных систем, при котором разумное поведение
рассматривается как что-то вроде вычисления. Общий знаменатель
комплексной когнитивной науки - построение моделей познания и
интеллекта, с перспективой воплощения их на ЭВМ. Итак, предметом
исследования являются: человеческая когниция (то есть
взаимодействие систем восприятия, репрезентации и продуцирования
информации) и ее «технологическое представление» [Демьянков
1994].
Иначе говоря, когнитивная лингвистика исследует языковое поведение говорящего-слушающего как модульную систему переработки информации на различных уровнях.
Контрастивныи метод как часть когнитивного подхода не просто исследует и устанавливает принципы работы системы «говорящий -слушающий», но и сопоставляет эти системы, а также выявляет черты, присущие как всем исследуемым системам, так и каждой из них в отдельности. Однако в фокусе внимания находятся различия между системами.
3. Наше исследование выполнено в русле лингвопсихологии
(«лингвистической психологии»), изучающий «эмоцию-в-языке» не
психологическими методами (как психолингвистика), а
лингвистическими.
Лингвопсихология исследует «предмет психологии
(человеческую ментальность, эмоции, сознание, перцепцию) лингвистическими методами, через призму обыденного языка» [Демьянков 1999, 45]. Лингвопсихология выясняет «методами контрастивной лексической семантики <...>, какова семантика терминов человеческой духовности» [Там же]. Среди прочего, задача лингвопсихолога состоит в том, чтобы путем сравнения результатов работы с терминологией психологической науки «помочь психологам установить, насколько далеко они в своем исследовании отошли от обыденных представлений» [Демьянков 1999, 46].
Необходимость «комбинированного» подхода к изучению эмоций, обращение одновременно к различным наукам и научным методам объясняется сложностью изучаемого объекта, который нельзя полностью объяснить, оставаясь в рамках одной дисциплины. Описание и изучение эмоций требует привлечения методов и знаний различных наук.
О необходимости комплексного изучения эмоций с учетом данных различных наук см., например, исследования [Lakoff- Johnson 1980, Кубрякова 1997, Гак 1997, Клобуков 1998, Мягкова 2000 и др.].
Однако лингвистика является, в известной степени, ключевой дисциплиной в этом комплексе, потому что слово - своеобразный инструмент доступа к общей информационной базе индивидуума [Залевская 1999] и напрямую связано с человеческими переживаниями.
Таким образом, наиболее продуктивным на сегодняшний день является комплексно-интегрированный подход к изучению языка эмоций и самих эмоций.
4. Помимо уже перечисленных методов, в данной работе использовались классификационный и интерпретационный подходы; методы лингвистической семантики; компонентного анализа; прибегаем мы и
к количественному и качественному подходам к анализу исследуемого материала (принятые в социологии и психологии). На защиту выносятся следующие положения:
Концепт «страх», как и эмоции вообще, является предметом изучения сразу нескольких наук. Синтезировать результаты этих исследований помогает «лингвопсихологический» метод, используемый в данной работе, а именно, на двух уровнях: формальном (синтаксическом) и семантическом.
Исследование эмоции страха различными методами (построение классификации, сочетающей в себе формальный и семантический подходы к анализу материала) позволяет провести более полное и четкое рассмотрение исследуемого феномена, а также выявить закономерности в различных языках. Использование двухуровневой классификации, с одной стороны, позволило нам четко распределить контексты, а с другой - детально исследовать их, и понять основы функционирования рассматриваемых лексем в трех исследуемых языках.
В исследуемых языках существует сложная система репрезентации переживаний эмоции «страх», связанной с взаимодействием точек зрения индивида, испытывающего эмоцию, и человека, наблюдающего проявления эмоции в другом человеке (сопереживающего ему или хладнокровно констатирующего ход событий).
Эмоции обладают социокультурной составляющей, не совпадающей с самой эмоцией в целом и связанной с различными «конвенциями адекватного выражения» в рамках разных культур.
Между эмоциями страха и удивления много общего в лингвопсихологическом отношении. В ряде случаев лексемы ПОЛЯ «страх» даже номинируют сложную («комбинированную») эмоцию удивления с базовым компонентом «страх».
Ролевое оформление (в смысле падежной грамматики) лексем, называющих эмоцию страха, сводится к сравнительно небольшому репертуару.
Страх как базовая эмоция трактуется тремя исследованными узусами сходным образом. Различия же касаются репрезентации эмоции в языке и культурно-обусловленной установки (attitude) к ней.
Научное и прикладное значение исследования заключается в том, что полученные результаты могут быть в дальнейшем использованы в преподавании немецкого и английского языков русскоязычной аудитории и русского языка иностранцам (РКИ), в лекционных курсах по общему и сопоставительному языкознанию, психолингвистике, практике перевода и ряде других.
Помимо этого, данная работа может представлять интерес при дальнейшем изучении эмоций не только в области лингвистики, но и при многоаспектном рассмотрении человеческой ментальносте под когнитивистским углом зрения.
Апробаиия работы. Обсуждения положений данного диссертационного исследования проводились в ходе научно-практических конференций Московского педагогического государственного университета с 2001 по 2005 годы, на заседаниях кафедры западноевропейских языков и методики их преподавания факультета славянской и западноевропейской филологии МИГУ. По теме исследования опубликовано 6 статей:
Воронин Л.В. Анализ «глубинных» значений выражений с лексемой страх в русском и немецком языках // Вопросы лингвистики и лингводидактики на современном этапе. Материалы VII научно-практической конференции. - М., 1999. - С.26-29.
Воронин Л.В. Общая классификация предложений с лексемами страх, ужас в русском и Angst, Furcht, Schreck в немецком языках (на материале произведений М. Булгакова и К. Тухольского) // Славянская
и западноевропейская филология на рубеже веков. Материалы VIII научно-практической конференции. - М., 2001. - С.46-50.
Воронин Л.В. Денотативные роли лексемы страх в русском и немецком языках (на материале произведений М. Булгакова и К. Тухольского) // Проблемы контрастивной филологии и лингвостилистики: Сборник научных трудов. Материалы IX практической конференции. - М., 2002. - С.37-49.
Воронин Л.В. Лингвопсихология как раздел когнитивной лингвистики, или: Где эмоция, там и когниция (в соавторстве с Демьянковым В.З., Сергеевым А.И., Сергеевой Д.В.) // С любовью к языку: Сб. научных трудов. Посвящ. Е.С. Кубряковой. - М., 2002. - С.29-36.
Воронин Л.В. Joy, Astonishment and Fear in English, German and Russian: A Corpus-Based Contrastive-Semantic Analysis (в соавторстве с Демьянковым В.З., Сергеевым А.И., Сергеевой Д.В.) // Emotion in Dialogic Interaction: Advances in the Complex. Ed. by Edda Weigand. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 2004. -Pp.163-178.
Воронин Л.В. Мы и наши эмоции: восприятие эмоции страха русским, немецким и английским социумами (на материале текстов М. Булгакова, К. Тухольского и переводов их произведений на английский язык) // Актуальные проблемы лингвистической культурологи - 2: Материалы XI научно-практической конференции. -М., 2004. - С.25-32.
Часть данного исследования была выполнена в рамках проекта 01-04-00134а «Исследование национально-культурной специфики лексем, обозначающих эмоции», осуществленного при финансовой поддержке Российского государственного научного фонда (РГНФ).
Целям и задачам исследования служит предложенная структура работы. Исследование состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии. В первой главе рассматриваются общие вопросы, связанные с изучением эмоций (в том числе терминологический аппарат исследования). Во второй главе представлены этапы изучения эмоций философией и психологией. В третьей дается обзор лингвистических подходов к изучению эмоций, а также подводится научная основа предлагаемой в данном исследовании классификации именований эмоции «страх». В четвертой главе представлена классификация именований страха. В «Заключении» собраны основные выводы данного научного исследования, подводятся итоги и намечаются перспективы. В «Библиографии» представлен список источников, словарей и научных трудов, использовавшихся при написании данного исследования.
Дефиниции эмоции
Перед тем, как перейти к описанию истории изучения и понимания эмоций в научном знании, необходимо уточнить некоторые понятия, используемые в данном исследовании.
Как уже отмечалось ранее, в нашей работе к эмоциям относятся «аффекты», «собственно эмоции», «чувства» и «настроения». Ряд исследователей еще добавляют «настроения». Такой подход основан на том, что в когнитивистике, биологии, психологии, лингвистике и ряде других дисциплин до сих пор нет единого мнения о том, какие внутренние состояния человека относить к аффектам, а какие - к эмоциям, чувствам, настроениям и т.п. Отметим, что и деление на аффекты, собственно эмоции, чувства и настроения тоже является весьма условным, и в работах других - авторов мы встретим иное определение этих понятий, а в ряде работ - и другой набор терминов.
Например, Райл предлагает разграничить понятия, которые обычно объединяются под словом «эмоция», на следующие [Ryle 1949, 83]: 1. склонность / мотив (inclination / motif); 2. настроение (mood); 3. волнение (agitation I commotion); 4. чувства (feelings).
Причем происшествиями (occurrences) являются только чувства, а другие (склонности, мотивы, настроения и волнения) вообще не имеют места, так как являются склонностями и не выступают как состояния или действия.
Однако важно еще различать и сами склонности. Настроение похоже на болезнь или состояние погоды, то есть оно временно. Именно это отличает его от мотива и роднит с происшествиями, но назвать его экстрапроисшествием (extra-occurrence) нельзя.
Эмоция как понятие имеет, по мнению Райла, два смысла: 1. эмоция как обращение к мотивам, повлиявшим на нас в момент совершения тех или иных поступков; 2. эмоция как настроение, волнение, результатом которого являются (или могут являться в будущем) непродуманные (спонтанные) поступки, действия. Возможно еще и третье толкование - эмоция как внезапная боль. В этом случае эмоция тоже рассматривается как чувство или эмоция и объясняет поведение человека.
Импульсы, часто выдаваемые за чувства, которые побуждают нас к совершению каких-либо действий, по мнению Райла, - мифы. При этом он отрицает не поведение, вызванное тем или иным импульсом, а их «оккультное» происхождение.
P.M. Горог в своем исследовании указывает на не совсем корректное обозначение эмоций (таких как страх, радость, смущение и ряда других) как страстей (passions) [Gorog 1986, 371-392]. Для таких эмоциональных состояний характерны беспомощность и «фаталистическое смирение» (fatalistic resignation). Таким образом, как отмечают некоторые ученые (например, Ed. Sankofski), мы не несем ответственности за испытываемые эмоции.
Однако есть и другое мнение (R. Solomon), в соответствии с которым эти «дурные страсти» (mauvaise foie), в конечном счете, страстями не являются. Их следует относить к действиям (actions). Причину таких разночтений Горог видит в неправильном понимании пассивности (passivity). По его мнению, пассивность эмоций вовсе не означает пассивность индивида по отношению к эмоциональным состояниям. Следует понимать, что эмоции - это состояния, которые: оказывают на нас воздействие; являются для человека данностью, то есть недобровольными переживаниями.
Доказательством правильности отнесения эмоциональных состояний к действиям служит, по мнению автора, следующий пример: внешний вид кого-либо человека вызывает у нас определенные эмоции (страх, радость, смущение, удивление и др.) лишь постольку, поскольку у нас есть определенные убеждения (beliefs), а также отношение (attitude) к этому индивидууму. В большинстве случаев не убеждения и отношения сами по себе выступают причинами наших действий, а их связь друг с другом.
Интенционально-рациональная деятельность начинается тогда, когда положительное или негативное отношение к чему-либо или кому-либо выступает вместе с нашими убеждениями, которые, однако, могут по-разному соотноситься с самим отношением. Именно поэтому в результате мы имеем различные эмоции. Если, например, пожелание (wish) сталкивается с неприятной реальностью («правдой жизни»), то мы грустим или чувствуем неудовлетворение, в противном случае - радуемся или, по крайней мере, ощущаем спокойствие.
Таким образом, делает вывод Горог, эмоции - это ни что иное, как способы нашего пассивного отношения к чему-либо или кому-либо. Однако и сами эмоции не являются «деятелями» (agents), так как непонятно, что на нас воздействует. Поэтому отождествлять эмоции и действия тоже не имеет смысла.
Речь об эмоциях в философских текстах
Проблема человека всегда стояла в центре философских исследований. Первые научные попытки определить, описать, объяснить и систематизировать эмоции были предприняты философами еще во времена Античности.
В данном разделе будет продемонстрировано разнообразие подходов, с помощью которых философы подходили к описанию и анализу эмоций. Рассматривая развитие идеи «эмоция», мы анализируем тексты наиболее авторитетных философов, исследовавших этот феномен, при этом концентрируя свое внимание на эмоции страха.
В данном разделе мы остановимся на трех течениях, в которых речь идет об эмоциях в целом и страхе в частности: 1. философия Аристотеля; 2. стоицизм; 3. эпикуризм.
Античная философия сформировала основные западноевропейские подходы к выделению человека в качестве отдельной и специальной философской проблемы. Сформулировав принцип разумного миропонимания, она пришла к открытию человека как самостоятельной ценности и признала за ним право на активность и инициативу. Это дало возможность «развернуть свое внутреннее самочувствие, углубиться в свою собственную личность и сделать для себя второстепенными все вопросы объективного миропорядка» [Лосев 1979, 12], что наглядно демонстрируют софисты, эпикурейцы, но, прежде всего, Сократ.
Сократ является не только основоположником западноевропейской философии человека, но и этики. Его, прежде всего, интересовал внутренний мир человека, его душа и добродетели. Ученику Сократа Платону принадлежит идея о том, что человек есть не просто единство души и тела, но что именно душа - это та субстанция, которая делает человека человеком. От качества души зависит общая характеристика человека.
Во времена Античности было заложено большинство основных базовых вопросов, касающихся эмоций, в том числе страха. Впервые в истории европейской мысли зачатки научного подхода в области изучения психических явлений встречаются у Аристотеля. Он выделяет три части души: 1. растительную; 2. животную или ощущающую; 3. разумную.
Эмоции Аристотель относит к животной душе. Он рассматривает вопросы, связанные с эмоциями, в нескольких своих работах.
В трактате «О душе» философ пишет, что «кому присуще испытывать ощущение, тому также присуще испытывать и удовольствие и печаль, и приятное и тягостное, а кому все присуще, тому присуще и желание: ведь желание есть стремление к приятному» [Аристотель 1978, 375]. Аристотель связывает эмоции с ощущениями, а не с той или иной формой мыслительной деятельности. Именно поэтому можно сказать, что Аристотель противопоставляет эмоцию когниции.
Другой его не менее важной работой в области изучения человеческих эмоций (но в несколько ином аспекте) является «Риторика». Аристотель писал ее для ораторов, чтобы они, используя его рекомендации и анализ, могли научиться овладевать вниманием слушателей и умели склонить аудиторию к принятию необходимого оратору решения. Для этого, по мнению Аристотеля, необходимо возбудить в слушателях соответствующее этому выбору эмоциональное состояние. Он считал страстями все то, от чего у людей изменяется восприятие окружающей действительности: от того, что мешает человеку быть добродетельным (то есть от гнева, страха, зависти), до благородных и прекрасных чувств любви, сострадания и милости.
Описание страстей Аристотель начинает с самой сильной страсти, ослепляющей человека, с гнева. Страх же он определяет как неприятное ощущение, возникающее от близкой и неизбежной опасности, «вражды ли гнева людей, могущих причинить зло, погубить нас. ... Особенно страшно, когда боятся люди, гораздо сильнее, чем мы ... Страх заставляет нас размышлять». А смелость появляется, когда «опасность далека ... , когда нам кажется, что мы превосходим силой в количестве и качестве средств, которые делают людей страшными, - в состоянии, силе, могуществе друзей» [Чанышев 1981, Лекция XXIX].
Еще одной работой, в которой философ обращается к эмоциональной сфере человека, является «Поэтика». Через страх и сострадание достигается катарсис. К этому выводу Аристотель пришел, анализируя жанр трагедии.
В своих работах Аристотель останавливается на языке (phone), рассматривая его как средство выражения эмоций / страстей, которые он называет pathe(mata). Таким образом, уже во времена Античности дается обоснование изучения эмоций посредством лингвистики.
Философ также доказывает связь эмоций (в том числе и страха) и внешних (телесных) проявлений. Отметим, что при этом последние определяются страстями и являются их производными. Страх Аристотель относит к числу эмоций проявляющих себя в мимике, жестах и поведении человека.
Именно Аристотеля можно считать основоположником универсалистского подхода к пониманию эмоций. В своих работах Аристотель прямо указывает на то, что эмоции одинаковы для всех так же, как и объекты, с которыми они связаны, производными которых являются.
Изучение эмоций занимает важное место и в философии Эпикура, который в молодости познакомился с учением Демокрита и усвоил метафизику атомизма. Однако стержнем его философии стало новое отношение к жизни, а не космология. Философия по Эпикуру должна изгонять душевные болезни, при этом главным душевным недугом он объявил страх.
Эпикур говорит о том, как преодолеть страх перед неведомым. Являясь строгим атомистом, он не признает ничего чисто духовного, даже природу богов он рассматривает как материальную. Боги по Эпикуру практически не вмешиваются в дела людей, что должно убить страх перед божественным. Столь же бессмыслен и «страх Судьбы». По мнению Эпикура, вера в судьбу является причиной угнетенного состояния, поэтому эту веру следует отбросить. Помимо этого надо избегать взглядов, которые могут повредить душевному здоровью человека. Основой блага по Эпикуру является удовлетворение телесных потребностей.
Подходы к изучению эмоций в лингвистике
Выше мы рассмотрели философский и психологический подходы к описанию эмоций. В данном разделе мы сосредоточимся на лингвистических исследованиях эмоций, которые отличаются от двух других тем, что в языкознании рассматривается проблема словесной кодировки явлений (в нашем случае эмоции «страх»). При описании окружающего нас мира необходимо понять, что может быть описано и в соответствии с какими правилами (законами) возможно провести это описание. Кроме того, в отличие от психологического подхода к изучению эмоций, где исследуется природа и сущность этого явления, в фокусе внимания лингвиста находятся эмоциональные концепты и их свойства.
Теория Плутчика схожа с лингвистической концепцией эмоций, как ее видит В.И. Шаховский, для которого в роли объекта выступает мир, а субъектом является человек, который может отражать этот мир [Шаховский 1995]. Процесс отражения предполагает избирательный подход, то есть человек «как языковая личность .. . отражает не механически все подряд, а пристрастно, только то, что необходимо в данный момент или по каким-либо причинам представляется ценным». Причем в роли посредника в процессе отражения выступают эмоции, «выражая значение объектов мира для говорящего и слушающего», которые «как психическое явление отражают (то есть воспроизводят) в сознании человека его эмоциональное отношение к действительности» [Шаховский 1995, 12-13].
В лингвистике накоплен большой опыт классификации эмоций на основе семантики. Например, классификация идиом страха в русском и немецком языках. Д.О. Добровольский предлагает при «анализе смыслов, связанных с эмоциями», обратиться к «соответствующим когнитивным структурам»: ведь «сфера эмоций недоступна прямому наблюдению» [Добровольский 1994, 99]. В этой работе показывается, что «все многообразие соответствующей идиоматики можно свести к следующим четырем областям источника» [Там же, 100]:
1. Холод: (рус.) страх леденит кровь к.-л.; кровь стынет /леденеет в жилах у к.-л.; зубы стучат /зуб на зуб не попадает от страха у к.-л.; волосы встали дыбом (от ужаса) у к.-л.; дрожать как осиновый лист; (нем.) zittern wie Espenlaub; mit Zittern und Zagen; jmdm. stehen die Haare zu Berge; kalte Fufie haben / bekommen / kriegen.
2. Понос: (рус.) полные штаны (от страха) у к.-л.; наложить в штаны (от страха); медвежья болезнь у к.-л.; (нем.) Aftersausen haben; die Hosen (gestrichen) voll haben; sich in die Hosen machen / scheissen (vor jmdm. oder etw.); Schiss haben /kriegen; Mujfensausen haben.
3. Физическая слабость: (рус.) коленки дрожат / трясутся / подгибаются у к.-л.; поджилки трясутся (от страха) у к.-л.; прошиб холодный пот (от страха) к.-л.; не мочь даже пальцем пошевелить от страха; (UQU.) jmdm. xverden die Knie weich ; jmdm. bleibt das Herz stehen; nicht atmen konnen vor Angst; Blut (und Wasser) schwitzen.
4. Враждебное существо: (рус.) страх душит к.-л.; страх охватывает / сковывает / парализует к.-л.; страх пронизывает ч.-л. душу; (нем.) jmdn wtirgt die Angst; jmdm. sitzt die Angst im Nacken.
Впрочем, как указывает сам автор ([Добровольский 1994, 101-102]), «деление множества идиом страха на эти четыре группы является в известной степени условным, поскольку:
существует ряд идиом, которые могут быть отнесены к нескольким группам одновременно, например, прошиб холодный пот или kalte Ftifie haben - относятся к категориям «Холод» и «Физическая слабость»; jmdm. geht der Arsch mit Grundeis (auf Grundeis) — к «Холоду» или «Поносу»;
предложенная классификация возможна в том случае, «если пренебречь единичными образами типа бояться как черт ладана или Lampenfieber haben, а также полностью демонтированными единицами, в которых выделение образной структуры затруднено в принципе {Gamaschen / Manschetten haben)» [Добровольский 1994, 100].
Результаты, полученные в исследовании [Добровольский 1994], близки к тем, которые изложены в более ранней работе [Lakoff - Kovecses 1987], где психофизиологические ощущения считаются главными катализаторами метафоризации выражений, описывающих состояния, вызываемые переживанием эмоции «страх». А именно, основным вариантом метафорического переноса является «Страх - это сильный холод / мороз». Вариантами реализации данной метафоры являются выражения, указывающие на отклонения от нормальной работы организма:
1. «Страх - это дрожь», например, (англ.) shake / tremble / thrill / shiver from fear, quaking / chattering teeth; (рус.) трястись / дрожать / трепетать / содрогаться от страха, с дрожью в голосе / голосе / теле).
2. «Страх — это оцепенение», например, (ант.) freeze with terror, shrink, get cold feet; (рус.) все внутри похолодело прошиб холодный пот, оцепенеть от страха, мороз по коже, застыть в ужасе).
Принципы классификации
В рамках сложного и простого предложений именования страха ведут себя по-разному. Наши наблюдения над материалом показывают, что яркие и прототипические черты эмоции «страх» наиболее четко выражены в простых предложениях. Мы предлагаем классифицировать лишь простые предложения, а не рассматривать все предложение в целом, так как задачей данной работы является анализ случаев употребления непосредственно самих лексем эмоции страха.
Зачастую в сложном предложении появляются сложные смыслы, которые образуются путем «взаимодействия» целого ряда конструкций. И, хотя в таких случаях роль простого предложения с лексемой, именующей эмоцию, важна (можно даже говорить об этой роли как о главной или базисной),- все же смысл, выражаемый этим предложением, подвергается воздействию других простых предложений, составляющих данное сложное, и в результате мы получаем одно значение, «впитавшее» в себя значения всех составляющих данного сложного предложения. Для иллюстрации приведем ряд примеров:
В целом, значение предложения Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза [М. Булгаков, Мастер и Маргарита] состоит в том, эмоция явилась каузатором действия (происшествия). Однако первая часть этого сложного предложения, где и употребляется лексема ужас, сообщает лишь о «действии», совершаемом эмоцией.
В предложении Но... гордо лежал отдельно шприц, при помощи которого я, мысленно замирая от страха, несколько раз уже делал новые для меня еще загадочные и трудные вливания сальварсана [М. Булгаков, Записки юного врача] сообщается о том, что человек «замирает от страха» потому, что делает вливания сальварсана или же ему только предстоит их сделать; значение же самого деепричастного оборота состоит в том, что страх выступает в роли каузатора действия.
То же мы встречаем и в текстах Курта Тухольского. Например, Man mufi sehen und horen, wie Beamte oder Kaufleute, die zehn Jahre in China zugebracht haben, tiber China schreiben und sprechen, es wird einem ganz Angst [K. Tucholsky, Aus aller Welt] - в данном случае, безусловно, для говорящего важно, что страх - следствие того, что служащие и торговцы пишут о Китае, но сама конструкция с лексемой Angst указывает лишь на «действие», совершаемое эмоцией.
В другом контексте автор перечисляет последовательность действий графини, которая по дороге испугалась и поэтому повернула назад (то есть страх явился причиной действий графини); но простое предложение, в котором присутствует лексема Angst, сообщает нам лишь о том, что графиня испугалась (то есть мы имеем дело только лишь с номинацией состояния страха): Die Grafinfahrt weg, lafit ihren Mann allein, die Dienerschaft poussiert in der Kneipe, der Diener empfangt oben ein Flittchen, der Freund dieses Flittchens steigt nach, Athlet, der er ist, die Grafin bekommt unterwegs Angst, kehrt zurtick, unterdessen ist eine wilde Jagd durchs Haus getobt, der Athlet hat den Diener in die Seine geworfen, der Graf hat ein Messer in den Leib bekommen [K. Tucholsky, Tragodie der Liebe].
Данное положение важно в тех случаях, когда речь идет об отнесении предложения к тому или иному классу. На этапе же определения подкласса это правило не действует, так как для четкого разграничения зачастую необходимо учитывать части сложного предложения, окружающие данное простое, либо контекст.
В предлагаемой классификации мы не учитываем общие отрицания и сослагательное наклонение, так как они не влияют на роль эмоции в ситуации, ее функцию: семантический падеж, в котором употребляется лексема, номинирующая эмоцию, остается неизменным. Для иллюстрации возьмем пример из Булгакова и образуем от него предложения с общим отрицанием и сослагательным наклонением:
S И, как это бывает при сильном испуге, Хлестаков начал кричать: -Да какое вы имеете право... [М. Булгаков, Необычайное происшествие, или Ревизор (по Гоголю): Сценарий];
И, как это не бывает при сильном испуге, Хлестаков начал кричать: -Да какое вы имеете право...
И, как это могло бы быть при сильном испуге, Хлестаков начал кричать: -Да какое вы имеете право...
Итак, во всех трех предложениях имеем одинаковую роль медиатива-1 у лексемы испуг. Взяв за основу формальной части классификации систему семантических падежей, мы дополнительно принимаем следующее:
1. В отдельную группу мы выделяем предложения, в которых номинанты эмоции «страх» выступают в роли логического агенса, например:
S Вьюга и он, жаркий страх, залепили ему глаза, так что несколько мгновений он совсем ничего не видал [М. Булгаков, Налет];
S Лежа на ней животом, услыхал, что сзади, в первом дворе, раздался оглушительный свист и Неронов голос, а в этом, третьем, дворе, в черном окне из второго этажа на него глянуло искаженное ужасом женское лицо и тотчас исчезло [М. Булгаков, Белая гвардия]; Jedesmal aber, wenn die Technik ein neues Mittel zur Reproduktion von Meinungsaufierungen erfunden hat, fahrt den reaktionaren Stieseln ein Schreck ins Gebein [K. Tucholsky, Die Rotstift-Schere];
S So ein Gedicht mufi — in Hafi oder Liebe — aus dem Herzen kommen, und es mufi von Apollo und nicht von der Furcht diktiert werden, die Reklamation konne eines bosen Tages aufhoren [K. Tucholsky, Politische Couplets] и др.
