Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Теоретико-методологические основы изучения мобильности 25
1.1. Факторы и пространственные характеристики мобильности: теория П.Сорокина 25
1.2.Мобильные и иммобильные общества: становление концепции многомерной мобильности 31
1.3.Концепция социальной эволюции: от иммобильных к мобильным обществам 34
1 Асоциальные институты и врожденные способности: продолжение полемики вокруг мобильности 48
ГЛАВА 2. Мобильность в институциональном контексте 65
2.1. Развитие концепции социальных институтов 65
2.2. Семья 56
2.3. Система образования 78
2.4. Рынок труда 69
2.5. Армия 93
2.6. Государственная служба 98
2.7. Профессиональный спорт 105
2.8. Церковь 108
2.9.Институциональные кластеры социальной мобильности 110
ГЛАВА 3. Мобильность и нормы-регуляторы социального продвижения 113
3.1. Пре- и постфигуративные установки на мобильность 113
3.2. Префигуративная установка на мобильность 114
3.3. Пост-фигуративная установка на мобильность 121
ГЛАВА 4. Кейс 1. Становление эквализирующего кластера 157
4.1. Равенство как телеологический идеал 157
4.2. Рождение новых институциональных норм мобильности в предреволюционный период 162
4.3. Послереволюционная ситуация: строительство новых институтов мобильности 167
4.4 Конструирование эквализирующего кластера 178
4.5. Репрессивные нормы и практики 180
4.6. Институт образования 181
4.7. КПСС 194
4.8. Армия 198
4.9. Рынок труда 205
4.10. Семья 210
4.11. Профессиональный спорт 214
4.1 2. Прописка 198
4.13. Сакрализация мобильности и советская культура в 30-50-е гг. 221
ГЛАВА 5. Институциональные кластеры и структура мобильности в советскую эпоху 228
5.1. Институциональные кластеры и культурные формы советской эпохи 228
5.2. Поколение «наследников» 230
5.3. Поколение «детей послевоенной эпохи» 234
5.4. Поколение «застоя» 237
ГЛАВА 6. Постсоветский опыт реформ и дифференцирующие институты мобильности 243 6.1.Embourgeoisment: сакрализация материального благополучия 243
6.2. Семья 245
6.3. Образование 247
6.4. Рынок труда 255
6.5. Государственная служба 264
6.6. Армия 272
6.7.Влияние дифференцирующего кластера на общественное сознание 276 ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Институциональные циклы и социальный идеал 283
ЛИТЕРАТУРА 288
- Факторы и пространственные характеристики мобильности: теория П.Сорокина
- Развитие концепции социальных институтов
- Пре- и постфигуративные установки на мобильность
Введение к работе
1. Мобильность в советской и постсоветской социологии
В советское время мобильность присутствовала в различных измерениях социального пространства и, более того, служила одним из способов легитимации существовавшего тогда общественного устройства. Однако сам термин находился под запретом, поскольку предполагал целое древо понятий, несовместимых с идеологическими основаниями социализма. Вертикальная мобильность, к примеру, постулировала наличие в обществе вертикального измерения и, следовательно, такие формы неравенства, которые в советские времена не признавались. Признание вертикальной мобильности означало бы, что помимо тех форм неравенства, которые рассматривались как «штатные», допустимые, преодолимые по мере развития уравнительных институтов, в обществе существует измерение власти, рождающее различия, не только не уменьшающиеся, но и увеличивающиеся по мере эволюции общества. Заменой термину мобильность в советской социологии служило понятие «перемещения». В нем коренилось признание того факта, что общество не может быть статичным и что даже тот жесткий контроль над перемещениями, которые был свойствен развитому социализму, не был в состоянии полностью его регламентировать. Использование термина альтернативного тому, который был принят в зарубежной социологии, формулировало специфику понимания данного предмета в советской науке: мобильность рассматривалась в телеологической перспективе, в соотношении с теми целями, которые ставило перед собой советское государство. Рабочим инструментом для анализа мобильности была в советское время теория становления социальной однородности. Она позитивно оценивала перемещения, приводившие к сближению социальных групп и слоев по ряду выделенных показателей. Что касается фактов, свидетельствующих об углублении социальных различий, то они в некоторых случаях игнорировались, в других -оценивались в негативном плане, как явления, тормозящие социальное развитие. Несмотря на ограничения идеологического характера, советские социологи находили возможности для изучения социальных потоков, формирующих слои и классы советского общества. Некоторые важные аспекты перемещений стали предметом рассмотрения в работах Т.Н. Заславской, выявлявшей мотивы и последствия потоков миграции в сельской местности1. Схожими сюжетами занимался Ю.В.Арутюнян2. О.И.Шкаратан поставил в центр своих исследований процессы, оказывающие влияние на формирование различных групп советской интеллигенции3. Л.А.Гордон и Э.В.Клопов занимались изучением социального состава рабочего класса, характером и содержанием труда советских рабочих. В центре их внимания находилась мобильность рабочего места - изменения, сопутствующих автоматизации производства.4 В работах Ф.Р.Филиппова мобильность изучалась как процесс формирования социального состава рабочего класса. Кроме того, ряд работ этого автора был посвящен социологии образования, анализу мобильности в рамках жизненного цикла.5 В соавторстве М.Н.Руткевич и Ф.Р.Филиппов опубликовали труд, в котором впервые за многие годы делалась попытка сформулировать теоретические основы изучения мобильности в СССР6. Профессиональные устремления молодежи подробно изучались в работах В.Н.Шубкина7. В схожем ключе анализировал мобильность М.Х.Титма, в центре исследований которого находилась молодежь, советское студенчество. В 80-ые годы М.Х.Титма стал одним из зачинателей крупного панельного проекта, ставившего целью изучить пути советской молодежи по мере вступления во взрослую жизнь. В работах А.Г.Здравомыслова и В.А.Ядова и мобильность рассматривалась не столько как перемещения в пространстве, сколько как изменения общественного сознания, возникновения новых типов отношения к труду9.
После того, как в конце 80-х годов прошлого столетия в советской, а затем российской социологии запреты на изучение мобильности были сняты, изучение этого предмета вошло в новую фазу. В этот период внимание ученых привлекли три аспекта темы. Первый был представлен в исследованиях, посвященных советскому периоду. В анализ советской системы вводились факты, свидетельствующие о массовых нисходящих перемещениях в советскую эпоху. Активно изучалось, к примеру, влияние на советское общество массовых репрессий 30-50 годов. В работах Л.А.Гордона насилие по социальному признаку выставлялось одной из ключевых характеристик, раскрывавших репрессивную природу советского строя10. В статьях С.Г.Кордонского предметом изучения стали дифференцирующие институты советского общества и, прежде всего, институт прописки, позволявший контролировать или блокировать массовые перемещения в стране1 \ Вторым аспектом изучения мобильности стала её структура и последствия, проявившие себя в первой половине 90-х. В работах Т.И.Заславской, Л.А.Беляевой, Л.А.Гордона, З.Т.Голенковой, В.И.Ильина, Г.Г.Силласте, Н.Е.Тихоновой, О.И.Шкаратана12 изучалось влияние реформ на уровень социальной дифференциации в российском обществе. Отмечалось, в частности, что реформы запустили процесс поляризации социальных групп и слоев, в рамках которого мобильность имела не только индивидуальный, но и групповой характер. Эти процессы привели к возникновению так называемого андеркласса - группы маргинализированных индивидов, слабо адаптированных к условиям рынка труда. На другом полюсе, благодаря приватизации, возникла группа богатых собственников средств производства, а также средний слой, успешно приспособившийся к ситуации динамичных изменений. О мобильности ценностей, характеризующих становление среднего класса, писали Т.М.Малева и Г.Г.Дилигенский13. Радикальные изменения в пост-советский период позволили автору данной работы говорить о становлении в России классового общества, характеризующегойїьісокой степенью социальной поляризации, постепенным окультуриванием социальных различий14. Механизмы дифференциации, приводившие к расслоению внутри профессиональных групп, изучались в трудах В.А.Мансурова.15 Влияние мобильности на культуру рассматривалось в работах Л.Г.Ионина.16 Третий аспект изучения мобильности заключался в методологии исследования. Здесь следует отметить работы Н.И.Лапина, В.В.Радаева, В.В.Семеновой, настоявших на расширении методологии изучения мобильности за счёт включения в него качественных методов и, прежде всего, биографического.
В работах российских социологов, посвященных мобильности, широко использовался аппарат и методология, принятые в западных исследованиях. Начало этим исследованиям положили труды социолога российского происхождения П.Сорокина18. Именно он ввел в оборот ключевые понятия, характеризующие пространственную ориентацию и охват мобильности: она была представлена как вертикальная и горизонтальная, индивидуальная и коллективная. Сорокин одним из первых подметил тот факт, что общества, в которых получает распространение мобильность на индивидуальной основе, менее чем общества коллективной мобильности, склонны к социальным потрясениям. Следующий этап изучения мобильности связан с именами американских социологов С.Липсета и Р.Бендикса. В классической работе «Социальная мобильность в индустриальном обществе» они впервые связали в единый комплекс структурные характеристики мобильности и понятие индустриального общества19. Отмечались, в частности, социальные тенденции, сопровождающие становление современных производственных отношений: рост городов и сокращение сельского населения, рост среднего класса, развитие системы образования, делающего доступными для выходцев из низов любые, сколь угодно высокие социальные позиции. Работы С.Липсета пронизаны оптимизмом в отношении современного общества, в них позитивные тенденции увеличения мобильности рассматриваются как фактор, нейтрализующий деструктивный потенциал социального противостояния. Подобный пафос разделяли далеко не все коллеги американских социологов в других странах. Р. Будон, к примеру, сделал предметом изучения социальные преграды, затрудняющие получение высшего образования выходцами из низов . В его исследованиях раскрывается влияние на мобильность социального происхождения, а также особенностей устроения системы образования. Именно Р.Будон ввёл в оборот понятие мобильности «нетто», являющейся производной от совокупной работы базовых социальных институтов. В дальнейшем заданный им критический ракурс зрения получил развитие в работах других французских социологов - П.Бурдье и Д.Берто .
Критическая школа изучения мобильности получила дополнительные доказательства своих положений в исследованиях американских социологов Д.Фетермана и Р.Хаузера . Последние установили, что мобильность имеет устойчивые формы, не зависящие от конъюнктурных колебаний. Эти формы были названы «базовой» мобильностью, отражающий специфику социального устройства в конкретном обществе. Английский социолог Дж.Голдторп проверил гипотезу о существовании «базовой» мобильности с помощью продвинутых математических методов на базе данных, полученных в большинстве европейских стран . В результате он пришёл к тому же выводу, что и его американские коллеги: существуют устойчивые формы мобильности, которые можно определить как «сердцевинные» для данного общества (core mobility) или даже сообщества государств. Так мобильность в странах Европы генетически определена теми её формами, которые сложились в двух европейских государствах -Великобритании и Франции. Работы Д.Фетермана, Р.Хаузера и Дж.Голдторпа поставили множество вопросов, на которые количественные, статистические исследования, проводившиеся ими, не могли дать адекватного ответа. Если «базовая» мобильность - это факт, характеризующий социальные перемещения в США и странах Европы, то каково её происхождение? В каких сферах жизни общества заключены механизмы, определяющие устойчивость форм мобильности? Наиболее вероятным является предположение, что этими механизмами являются социальные институты. Именно сходство институтов может объяснить тот факт, что структура мобильности, освобожденная от влияния экономической и политической конъюнктуры, оказывается похожей в разных странах. В большинстве европейских стран социальные институты часто внедрялись в жизнь по примеру наиболее развитых стран, а в ряде случаев при их непосредственном участии. Стоит отметить в этой связи, что и Россия, расположенная на периферии европейского континента, в разные периоды своей истории находилась под влиянием стран, расположенных в его центре. Представления о равенстве и неравенстве, достижении, справедливости развивались не только на собственной национальной почве, но и на почве тех идей, которые российское общество получало из Европы. Там же изыскивались институциональные формы, с помощью которых российское общество искало пути развития.
Итак, в фокусе внимания исследования находятся социальные институты мобильности в советском и российском обществах. Распад, эволюция или возникновение новых институтов позволяет не только констатировать нарастающую дифференциацию социальной жизни России, но и понять те явные или латентные механизмы, которые рождают структурные формы неравенства в период перехода от одной социальной системы к другой, обусловливают перемещения индивидов или целых социальных групп в социальном пространстве. Одна из сложностей подобного проекта состоит в том, что само понятие социального института имеет в социологической традиции несколько трактовок. Применительно к изучению мобильности наибольшие перспективы содержит в себе определение, предложенное Т.И.Заславской24, Она рассматривает институт как совокупность формально-административных норм, направляющих жизни в какой-либо сфере, неформальные социо-культурные нормы, влияющие на неё, инструменты энфорсмента (организационные формы), заставляющие людей подчиняться нормам, а также формы общественного принуждения. Комплекс норм, а также институтов принуждения, рождает практики, формальные и неформальные. Т.И.Заславская выводит практики за рамки института, рассматривая их как итог взаимодействия его составляющих. В настоящей работе предлагается рассматривать практики как одну из составляющих института наряду с нормами. Расширенная трактовка понятия институт представляется целесообразной, поскольку, как показывают исследования, практики могут иметь немалую степень независимости от норм и могут существовать как устойчивые формы действия, не имеющие прямого референта в структуре мотивов. Предположительно подобный механизм уклонения от моральных суждений включается в тех случаях, когда поведение не имеет легитимных соответствий в области норм. На этом фоне предпочтительным оказывается приписывание его к разряду рутинных, и уже поэтому приемлемых действий.
В использовании институционального подхода исследователь неизбежно сталкивается с проблемой выбора. Мир институтов многообразен и далеко не все из них имеют прямое отношение к перемещениям в координатах социальной структуры. Существуют институты, которые напрямую регулируют потоки мобильности, такие, к примеру, как институт прописки в советскую эпоху, но наряду с ними существуют институты, влияние которых на мобильность может быть охарактеризовано как минимальное. В эту сферу мы включаем, к примеру, институты, определяющие состояние культуры, например театр или эстраду. Необходимым условием изучения мобильности должно стать предложенное Т.И.Заславской деление институтов на базовые и периферийные. Это деление возникает только применительно к изучаемому предмету, в контексте других исследовательских задач оно может быть иным. Следует признать и тот факт, что деление на базовые и периферийные институты может изменяться с течением времени. В период социальных изменений некоторые из институтов могут из базовых переходить в разряд периферийных и, напротив, из периферийных - в базовые. Базовые институты находятся между собой в состоянии взаимодополнения и взаимодействия, что делает продуктивной подход, предполагающий объединение институтов в кластеры. Понятие кластера, предложенное Н.Смелсером, облегчает понимание общего вектора развития, рождаемого их комбинацией.
Использование институционального подхода рождает закономерный вопрос о соотношении его базовых понятий с традиционным понятийным аппаратом изучения мобильности и, в частности, термином «канал мобильности», применявшимся ещё П. Сорокиным. С нашей точки зрения, эти понятия, хотя и родственны, имеют разное назначение и разную сферу применения. Термин «канал мобильности» использовался для фиксации масштабов и интенсивности социальной текучести. Все аспекты наблюдаемых явлений, относящиеся к объяснению, оставались за его рамками. Понятие «института» имеет то преимущество, что охватывает нормативную сферу, определяющую потоки мобильности, состояние организаций, регулирующих текучесть в обществе, и практики, порождаемые перемещениями людей и целых социальных групп в разных измерениях социальной системы.
Особого внимания заслуживает соотношение понятий институт и фактор мобильности. Следует понимать, что фактором мобильности может быть любое событие, любой единичный случай, оказывающий влияние на социальные перемещения. Речь может идти, к примеру, о военном конфликте или принятии решения, которое скажется в той или иной степени на позиции социальных групп или индивидов в сетке социальных координат. Институт предполагает, во-первых, устойчивость влияний на потоки мобильности, во-вторых, комплексное, системное восприятие влияний на мобильность, представляемое формальными и неформальными аспектами общественной жизни, в-третьих, учет так называемого культурного среза, который нередко остается за рамками анализа социальной текучести. Необходимо также учитывать, что в отличие от факторов, влияющих на мобильность, институт нередко включает в себя иерархию неравных позиций, а также систему формальных и неформальных правил, регулирующих перемещение между ними (образование, армия). В этом качестве он не только проецирует мобильность вовне, формируя жизненные возможности индивидов и социальных групп в иных, чем собственная иерархиях, но и является иерархией, в рамках которой может происходить социальное продвижение, подчиняющееся определенным правилам.
2. Объект и предмет исследования
Объектом данного исследования являются базовые институты, оказывающие наибольшее влияние на социальную мобильность. Перечь этих институтов сформирован на основании а) социологической традиции, рассматривающей некоторые институты как ключевые, оказывающие наибольшее влияние на мобильность, будучи её каналами или устойчивыми комплексными факторами, и б) результатах исследований, показывающих, что в ситуации социальных изменений некоторые из институтов имеют тенденцию увеличивать влияние на мобильность, выступая в качестве эмерджентной причины, изменяющей структуру социальных перемещений в обществе. В качестве объекта, заслуживающего изучения, полагается также степень и характер влияния отдельных институтов и формируемых ими кластеров на социальную мобильность. Ключевым понятием, позволяющим оценить это влияние, являются жизненные возможности. Распределение жизненных возможностей, выступающее как следствие согласованной работы социальных институтов, лежит в основе формирования социальных различий, социальной структуры общества. Понятие жизненных возможностей связывает между собой институциональный план исследования и существующие в обществе формы неравенства. Оно представляет собой объективно существующий институциональный субстрат мобильности. Субъективный пласт, на котором сфокусировано внимание исследования, раскрывает себя в понятии социальных притязаний. Социальные притязания находятся под влиянием множества разнообразных факторов, включая традиции, общественные ценности, идеологии. Они способны оказывать существенное влияние на состояние социальных институтов, направления их эволюции. Благодаря этому понятию, в объекте исследования находит отражение не только прямое влияние институтов на структуру мобильности, но и обратное влияние претендентов на мобильность, включая так называемых «институциональных антрепренеров», под которыми понимаются индивиды или другие субъекты социального действия, стремящиеся использовать социальные условия или их изменения для получения максимальной выгоды.
Предмет исследования — это методология изучения мобильности, рассматривающая её в качестве изоморфного отражения системы влияний, продуцируемых институциональным кластером. Институты, а также институциональные кластеры могут быть «эквализирующими» (уравнивающими жизненные шансы) и «дифференцирующими» (консервирующими разные жизненные возможности для представителей разных социальных групп, способствующими их закрытию). Подобное различение обозначает крайние точки оценочной шкалы, поскольку в любом институциональном кластере неизбежно присутствуют как «эквализирующие», так и «дифференцирующие» нормы, организации или практики. Можно говорить лишь о превалировании тех или иных тенденций, воплощенных в институциональном векторе — «эквализирующем» или «дифференцирующем». В российской истории присутствуют как первый, так и второй из названных типов. Было бы неверно представлять их в качестве дискретных социальных образований, разнесенных по времени и наблюдаемым практикам. Напротив, изучение данных типов показывает, что институциональный кластер, эволюционируя, претерпевает существенные изменения, наращивая объем либо «эквализирующих», либо «дифференцирующих» норм или практик.
Т.И.Заславская предлагает рассматривать увеличение зазора между ийрформальными и неформальными нормами и практиками как свидетельство кризиса института и соответственно институционального кластера, преддверие радикальной трансформации его организационной и нормативной структуры. Отдельным направлением исследования стало изучение различия между идеологией мобильности, декларируемой обществом и преобладающими в его институтах формальными и неформальными практиками распределения жизненных возможностей. В этом соотношении раскрывается дистанция между декларируемой «эквализирующей» стратегией управленческих структур и нормами, регулирующими распределение жизненных шансов. Одно из основных понятий, характеризующих влияние общественной идеологии на восприятие жизненных шансов, - это ресентимент, отражающий состояние общественного сознания, при котором оно отвергает общественный порядок, представленный социальными институтами, как несправедливый, чуждый, блокирующий реализацию законных притязаний.
З.Цсль и задачи исследования
Цель настоящего исследования заключается в том, чтобы определить способы и границы использования институционального подхода к анализу социальной мобильности в изменяющемся обществе. Из данной цели вытекает ряд ключевых задач, раскрывающих существо изучаемой проблемы:
1. Анализ теории социальной мобильности и, в частности, тех её элементов, которые предполагают устойчивые влияния социальных институтов. Эти элементы в разной степени присутствуют в большинстве работ, посвященных мобильности, включая классические труды по этой теме.
2. Уточнение и развитие понятия социального института применительно к сфере социальных перемещений. Следует иметь ввиду, что в разных социологических и экономических школах понятие социального института имеет разные определения, отличающиеся не только и не столько отдельными деталями, сколько принципиальными подходами к его трактовке. Необходимо было, в частности, избежать психологической редукции понятия, его сведения только лишь к ценностно-нормативной составляющей, а также противоположной крайности, заключающейся в отождествления институтов с существующими отраслями экономики или организациями. Любая из приведенных крайностей могла бы существенно осложнить процесс интеграции понятия в объяснительные модели, характеризующие структуру социальной мобильности в трансформирующемся обществе.
Развитие системы понятий, характеризующих предрасположенность к разным типам социальной мобильности, а также оценку пройденного пути в завершающей фазе продвижения. Следует подчеркнуть, что в теории социальной мобильности этому аспекту традиционно уделялось недостаточно внимания. Изучались, прежде всего, сами перемещения, причем мобильность традиционно сводилась к трудовой биографии индивида или перемещениям больших социальных групп. Между тем именно ценностно-нормативная компонента позволяет понять, как агенты мобильности оценивают свои жизненные возможности и как они судят о социальной системе, в которой им приходится действовать.
Выявление влияния институциональных кластеров на структуру и интенсивность мобильности в меняющемся российском обществе. Важно было не только указать на определяющее влияние кластеров на мобильность, но показать, как эволюционировали сами кластеры, и как их эволюция формировала паттерны социальной мобильности на разных этапах жизни советского и постсоветского общества.
4. Эмпирическая база и методы исследования
В исследовании широко использовался метод вторичного анализа данных исследований, проводившихся сектором социальной мобильности и другими подразделениями Института социологии РАН. Ценную информацию о мобильности в советский период удалось получить в 1991 году, в ходе первого в истории советской социологии сравнительного советско-американского исследования «Классовая структура и классовое сознание» (общероссийский проект, базировавшийся на случайной, стратифицированной выборке объемом в 2100 респондентов). Это исследование рассматривалось его инициаторами (Э.О.Райт) и участниками как часть масштабного международного проекта изучения классовой структуры в разных странах мира. Ключевую роль в нём играли американские социологи, отсюда акцент в блоке вопросов, посвященных мобильности, на мобильность в уровне образования вкупе с профессиональным и должностным продвижением. Следует подчеркнуть, что уже в то время ощущалось неполное соответствие данного подхода реалиям российского общества. Номенклатура профессиональных номинаций, почерпнутая из классификатора Международной организации труда, ничего не могла сказать о действительной значимости той или иной социальной позиции в социальной системе развитого социализма. За рамками латентных структур, вызываемых к жизни специфическими институтами, такими как прописка или КПСС, она. per se не могла стать основой для продуктивных гипотез, объясняющих темпы и масштаб социальных перемещений. Недостатком этого проекта можно считать и то, что его американские участники называли «отсутствием зависимых переменных», то есть переменных, характеризующих состояние сознания, ценности и интересы респондентов.
При всех недостатках советско-американское исследование стало одним из знаковых проектов, заложивших основу для дальнейшего изучения российского социума. В 1998 г. удалось провести повторное исследование, имеющее схожее концептуальное основание. Как и первое исследование, это был международный проект, в котором помимо российской стороны активное участие принимали финские социологи из университета г. Тампере (Р.Блом и Х.Мелин). Объектом изучения было в этот раз российское общество, находящееся в фазе глубокого реформирования. В структуре исследования присутствовал блок вопросов, посвященных мобильности, повторявший блок первого исследования. Кроме того, детальному изучению подверглись характер и содержание образования респондента, включая обучение в учебных заведениях, обеспечивавших переподготовку кадров в новую рыночную эпоху. Изменения коснулись не только вопросов, но и размеров выборки исследования. Её объем стал равен 3000 респондентов, отобранных в полном соответствии с принципом случайности,
В эмпирическую базу исследования вошли также данные исследования, посвященного среднему классу, проживающему в городе Москве, проведенного в 2003 г. в формате телефонного опроса. Исследование состояло из двух волн, одна из которых базировалась на случайной выборке объемом в 5000 респондентов, а вторая - на выборке в 3000 респондентов. Особенностью этого проекта было то, что в нём присутствовал обширный блок вопросов, характеризующих ценностные ориентации респондента, делалась попытка связать факт мобильности, выводящей в ряды среднего класса, с ценностями и другими компонентами мотивации.
В ряду исследований, использованных при написании данной работы, находится проект, носящий название «Социальный профиль российского менеджера» реализованный при участии Ассоциации менеджеров России. В программе исследования ставилась цель изучить социальные корни группы управленцев, занятых в рыночном секторе российской экономики. Объектом исследования являлись только руководители высшего и среднего звена. Исследование имело два этапа, проводившиеся с промежутком в два года (2001 и 2003гг.). Выборка исследования охватывала все города России с населением 1 миллион человек или более. Отрасли экономики были представлены в ней пропорционально доле населения, занятой в каждой из них. Одна из задач исследования заключалась в том, чтобы выявить каналы мобильности респондентов, определить составляющие индивидуального и фуппового опыта, обусловившие стремление человека стать руководителем. Особое внимание уделялась образованию респондентов, их профессиональной подготовке, жизненному опыту в советский и постсоветский период.
Каждое из исследований предусматривало работу по совершенствованию методологических оснований изучения мобильности. Ситуация «отсутствия зависимых переменных» показала, что исследовать механизмы мобильности, строить модели, объясняющие её структурные характеристики, можно только на базе данных, характеризующих ценностные ориентации респондентов, их жизненные практики, включая детский и юношеский опыт. Результаты, полученные в ходе упомянутых исследований, указывали на присутствие в жизни людей, продвигающихся в социальном пространстве, суммы влияний мощных структур, организаций, общепринятых практик и ценностей. Эти составляющие работы институтов играли роль ограничителей мобильности, задающих её агентам границы «возможного» и «невозможного», а также ориентиров, организующих логику продвижения в пространстве «желательного» и «нежелательного».
5. Новизна полученных результатов
Научная новизна выносимых на защиту положений может быть сформулирована следующим образом:
1. В научный оборот автор вводит понятие социального института мобильности, под которым понимается комплекс организаций, формальных и неформальных норм и практик, регулирующих продвижение индивидов и социальных групп в изменяющемся обществе. Впервые факторы, влияющие на мобильность, объединяются в единый, взаимосвязанный комплекс, формирующий поле практических возможностей и ценностную сферу мобильности.
В работе предлагается типологизация социальных институтов применительно к мобильности на «эквализирующие» и «дифференцирующие», «Эквализирующими» являются институты, реализующие стратегии уравнивания жизненных шансов для выходцев из разных социальных групп, «дифференцирующими» - институты, способствующие социальной закрытости, реализующие стратегию исключения, создающие дополнительные преграды на пути восходящей мобильности.
В изучении общества становится возможным использовать понятие институционального кластера мобильности. Кластер представляет собой совокупность институтов мобильности, формирующих базовую структуру социальных перемещений в обществе на определенном этапе его развития. Кластер мобильности позволяет расширить используемые в теории мобильности понятия «мобильного» и «немобильного» обществ.
Комплексное изучение институтов мобильности дает возможность учесть при рассмотрении мобильности влияние устойчивых факторов, относящихся к сфере культуры. В ряду таких факторов находится репрезентативные для общества представления о справедливости, равенстве, свободе, успехе. Институциональные подход создает условия для соединения в один аналитический инструмент элементов классового и культурологического анализа мобильности.
В работе введены в научный оборот понятия, характеризующие ценностную сферу мобильности. Ценности, ориентирующие на мобильность, делятся на «пре» и «постфигуративные», то есть формирующие представления о возможном и желательном в плане продвижения и помогающие оценить уже достигнутое. При подобном подходе становится возможным глубже изучить легитимирующий потенциал мобильности, её способность обеспечивать поддержку политическим режимам в обход традиционных демократических процедур легитимации, а также делегитимировать режим - лишать его поддержки в условиях, когда жизненные возможности индивида или группы убывают.
В работе дан анализ двух кейсов, двух кластеров мобильности «советского эквализирующего» и «постсоветского дифференцирующего». Показана эволюция «эквализирующего» кластера, характеризующаяся нарастанием в нём дифференцирующих практик и постепенным разрывом между формальными и неформальными нормами, регулирующими мобильность, а также эволюция «дифференцирующего» кластера постсоветской эпохи, способствующего нарастанию и окультуриванию имеющихся социальных различий.
Автор расширяет аппарат изучения перемещений путём включения в него представлений о «символической» или «потребительской» мобильности. Выявляется связь между «потребительской» мобильностью и оценкой агентами мобильности эффективности и приемлемости социального порядка.
В работе проведен анализ потоков мобильности, соответствующих состоянию институциональных кластеров в советский и постсоветский периоды. Показаны различия в структуре и направлениях мобильности в трех поколениях — довоенном (поколение «наследников), послевоенном (поколение «детей послевоенной эпохи») и последнем советского (поколение «застоя»). 9, Обоснована возможность создания инструментария, позволяющего изучать и регулировать работу институтов, посредством изменений законодательства, создания новых или реформирования старых инструментов энфорсмента, ограничения или поощрения формальных и неформальных практик мобильности.
6. Апробация результатов исследования и их практическое использование Основные положения диссертации представлены в книге автора «Социальная мобильность и институты» (Москва: Гардарики, 2005 г.). Все публикации автора за последние 15 лет имеют прямое отношение к теме диссертации. Идеи, изложенные в ней, присутствуют в 70 статьях автора, опубликованных в российских и зарубежных изданиях общим объемом в 65 печатных листов.
Содержание работы нашло отражение в докладах на российских и зарубежных конференциях и семинарах и, в частности, на Международном социологических конгрессах в Мадриде (1990г., «Ценности молодежи и социальное продвижение»), Билефельде (1994 г., «Социальная мобильность молодежи») и Монреале (1998 г.,«Религиозные ценности и мобильность в реформируемом российском обществе»), на конференции, посвященной молодежи в реформируемом обществе в Иерусалиме (2000г.), конференции «Развитие Северо-Восточного региона Азии» (2004г., Сеул), где был сделан по теме «Социальные конфликты и противоречия на российских промышленных предприятиях». Тезисы или полные тексты докладов опубликованы.
Результаты изучения институтов и факторов мобильности нашли выражение в учебных курсах, читаемых автором, и, в частности, в специальном курсе «Социальные изменения и социальная структура российского общества» (Университет г. Тампере, Финляндия), а также курсе «Интерпретация данных в прикладной социологии» (Государственный университет гуманитарных наук, факультет социологии).
Еще одна область, в которой находят применение концептуальные основания изучения мобильности, - это исследования социальной структуры, неравенства и социальных институтов. В 2003-2005 гг. результаты этих исследований неоднократно передавались в администрацию президента РФ. Следует также упомянуть исследование «Миграция населения территорий Крайнего Севера», проведенного Институтом социологии РАН и Российским обществом социологов по заказу Всемирного банка в 2004г.
7. Основные положения, выносимые на защиту
1. В современной социологии теория настоятельной необходимостью стало построение объяснительных моделей, в которых факты, характеризующие перемещения индивидов и социальных групп, рассматривались бы в более широком институциональном контексте. Речь идет о новом подходе к мобильности, позволяющем связать её структуру и интенсивность с устойчивыми комплексами факторов, относящихся к его организационным и культурным основам. Институты мобильности объединены в кластеры, внутри которых влияние одних институтов либо усиливается, либо компенсируется влиянием других. В результате институциональные кластеры могут иметь либо эквализирующий вектор, способствующий уравниванию жизненных возможностей, либо дифференцирующую природу, способствующую закрытию социальных групп, исключению тех, кто проигрывает в доступе к культурному и социальному капиталам.
В моделях, объясняющих мобильность в трансформирующемся обществе, необходимо принимать во внимание не только должностные или профессиональные изменения социального положения, но и структуру общественных ценностей, позволяющих оценивать социальные приобретения и потери, успех и неудачу, справедливость и желательность происходящего. Структура ценностей, относящихся к мобильности, может быть разделена на два типа - префигуративные ценности, то есть ценности, предваряющие акт мобильности, характеризующие область доступного и желательного, и постфигуративные ценности - пласт мотивации, посредством которого оценивается социальная значимость достигнутого, его соответствие изначальным социальным притязаниям. Пре и постфигуративные ценности находятся в состоянии взаимосвязи и взаимодополнения. Чем выше социальные притязания, тем более жесткой является оценка достигнутого, более высокие претензии предъявляются к социальным институтам мобильности.
В советском и некоторых других обществах высокие темпы социальной мобильности являлись одной из стратегий легитимации режима, свергнувшего предыдущий насильственным путем. Революционное насилие предъявлялось населению в качестве необходимого этапа построения более справедливого общества, свободного от сословных и классовых ограничений. Легитимация посредством мобильности потребовала создания особой культуры мобильности, утверждавшей желательность и возможность социального достижения. Высокая интенсивность социальной мобильности достигалась посредством пропаганды идеи равенства вкупе с построением «эквализирующего» институционального кластера.
4. Эволюция социальных институтов мобильности в советский период характеризовалась усилением дифференцирующих норм и практик. Ослаблению эквализирующих функций способствовало нарастание неформальных практик социального продвижения, противоречащих декларируемым принципам социального равенства. Анализ результатов исследований позволяет утверждать, что причиной подобного разрыва стало рассогласование между директивными организационными нормами и эволюцией социальной системы, становящейся по мере развития всё более сложной и функционально дифференцированной.
5. Каждому из институциональных кластеров советской эпохи соответствует одной из поколений, выделяющихся структурой мобильности. Для первого поколения («поколения наследников») характерны высокие темпы и охват мобильности. Поколение «наследников» принимало активное участие в миграционных потоках, перемещавших население из деревни в города, из крестьян в рабочие, специалисты или руководители. В следующем поколении («поколение детей послевоенной эпохи») наблюдались процессы перераспределения потоков мобильности и постепенного закрытия социальных групп. Семья вышла на первый план как один из ключевых институтов, обеспечивающих преемственность социального статуса. В наибольшей степени эта тенденция повлияла на так называемый «образованный класс» - людей, получивших высшее образование. В третьем поколении («поколение застоя) в полной мере заявила о себе тенденция закрытости социальных групп. Эквализирующие практики всё чаще превращались в культурные инсценировки, скрывающие неформальные отношения социального протекционизма, поощряемые элитными группами населения. 6. Распад СССР, сопровождавшийся кризисом эгалитарных ценностей, способствовал перерождению институтов мобильности советской эпохи, возникновению дифференцирующего институционального кластера, усиливающего поляризацию российского общества. Поляризация жизненных возможностей в современном российском обществе связана с неравным распределением культурного и социального капитала, а также структурными факторами, ограничивающими влияние индивидуального ресурсного потенциала мобильности.
Факторы и пространственные характеристики мобильности: теория П.Сорокина
Термин «социальная мобильность» появился в научном обиходе в первой половине двадцатого века почти одновременно с термином «социальная стратификация». Большинство исследователей этого явления сходятся в том, что автором об х понятий является американский социолог П.Сорокин, последовательно разрабатывавший тему неравенства в течение почти тридцати лет. Первоначально в ранних работах Сорокина мобильность рассматривалась, прежде всего, как инструмент анализа, способный облегчить понимание глобальных социальных тенденций. Благодаря этой научной стратегии, оказалось возможным наблюдать процесс постепенного перерождения традиционного общества в современное, процесс, сопровождаемый глубокими изменениями профессиональной и социально-слоевой структуры. В трудах, написанных в 20-х гг. прошлого столетия, Сорокин делает акцент на анализе социальной статистики.[183] Она, с его точки зрения, безошибочно подтверждает тот факт, что политические и институциональные изменения, приковывающие к себе внимание современников, имеют в основании глубокие инфраструктурные сдвиги. Эти сдвиги выражаются в изменении поселенческой структуры, которая в свою очередь, меняется под влиянием производственной деятельности. Впервые за историю человечества в ряде стран, имеющих наивысший уровень экономического развития, городское население начинает преобладать, причем это преобладание неизбежно сказывается на культурном облике общества, его базовых, основополагающих ценностях. Второй по значимости тенденцией является, по мнению Сорокина, рождение среднего слоя - группы с относительно высокими стандартами жизни и консервативным, охранительным по отношению к существующей социальной системе мировоззрением. Взгляды Сорокина на средний слой и его роль в обществе укладываются в уже существующую философскую и социальную традицию, начало которой положила концепция средней прослойки Аристотеля. В поздних работах и, в частности, в классической «Социальной мобильности» Сорокин приходит к идее расширенного толкования мобильности, возможности её рассмотрения как социального движения, способного вовлечь в поток социальных изменений любой социальный объект или идею. «Под социальной мобильностью, пишет он, понимается любой переход индивида или социального объекта или ценности - всего, чтобы было создано или изменено человеческой деятельностью - с одной социальной позиции на другую».[183, с.119] Симптоматично, что широкая трактовка мобильности включает в себя не только одушевленных участников социальных процессов, но и символическую «подложку» человеческой деятельности - ценности. С одной стороны, подобное включение делает термин «мобильность» более неопределенным, туманным, с другой - позволяет трактовать социальные изменения в духе холизма, как эволюцию объективной позиции социальной группы или индивида и, параллельно, соразвитие свойственной им структуры ценностей. По мнению Сорокина, обе стороны процесса изменений взаимосвязаны и обладают достаточным потенциалом для поддержания социальной текучести.
П.Сорокину принадлежит не только авторство термина мобильность, но и первая попытка определить основные типы социальных передвижений. По большому счёту существует, полагает он, только два таких типа — горизонтальная и вертикальная мобильность: «Существует два основных типа мобильности — горизонтальная и вертикальная. Под горизонтальной мобильностью или сдвигом понимается переход индивида или социального объекта от одной социальной группы к другой, расположенной на том же уровне. Переходы индивидов, такие как переход из группы баптистов в группу методистов, из одного гражданства в другое, из одной семьи (в качестве мужа или жены) в другую посредством развода или нового брака, с одной фабрики на другую при сохранении профессионального статуса -все это случаи социальной мобильности. В равной степени мобильностью являются переходы социальных объектов, радио, автомобильной моды, Коммунизма, дарвиновской теории внутри одной социальной страты, например переход из Айовы в Калифорнию, из любого места в любое другое место.
Развитие концепции социальных институтов
Две концепции социальных институтов легли в основу современного их понимания. Одно из первых определений феномена принадлежит Э.Дюргейму, видевшему в институтах объективно существующие правила, управляющими поведением людей. По Дюргейму институт, несмотря на свою нематериальную сущность, является социальным фактом, существующим независимо от индивидуальной воли. В теории Т. Парсонса институт рассматривается как более широкий феномен, объединяющий устойчивые практики, ценности и элементы организации. Институт - это то, что связывает ценности, разделяемые людьми, и систему действия, в которую они вовлечены: «Ценностный образец может стать структурной частью социальной системы только в том случае, если он институализирован, иначе говоря, только в случае установления его стабильного взаимодействия с областью взаимодействия».[148, с.721-722] В процесс институализации, то есть рождения и эволюции института, вовлечены не только ценности, но и организационные структуры, являющиеся тем субстратом, который способен осуществлять энфорсмент, то есть применение системы санкций, поощряющих или наказывающих за нарушение принятых ценностей, правил игры. Говоря о культурных системах, Парсонс выделял в качестве подобного инструмента энфорсмента университет, «представляющий собой её (культурной системы - авт.) основную институализированную схему». [148, с.469] Согласно Парсонсу, университет как институт включает в себя «основной организационный комплекс», то есть иерархию управления, 66 осуществляющую слияние функций научного исследования с гуманитарными сферами знания, «которые являются краеугольным камнем наиболее высоко рационализированной части великой и яркой культурной традиции знания» [148, с.469]. Но помимо этого «в составную часть университета превращается большей частью и функция обучения главным разделам прикладной науки, в особенности медицине и инженерии». [148, с.469] Речь идет о процессах, формирующих ролевую основу, с помощью которой институт обеспечивает взаимодействие между людьми. Именно в рамках университета, утверждает Парсонс, рождаются такие специфические роли как роль ученого, выступающего в качестве носителя экспертного знания, и роль преподавателя, обеспечивающего процесс обучения. В результате благодаря университету в обществе распространяются представления об особой роли образованных людей, которую должны признавать все те, кто претендует на принадлежность к элите. Существование подобного института создает предпосылки для возникновения специфической профессиональной сферы, которая дает ученому или преподавателю средства существования и обеспечивает рынок для его продукта. В ряде случаев, полагает Парсонс, институциональная роль ученого или преподавателя может иметь негативные аспекты, среди которых следует выделить такие как монополизация знания, ограничения его развития ориентацией на чистую науку, а также приватизация институционально заданных функций для получения личной выгоды, достижения неофициальных целей.
В рассмотрении проблем мобильности институциональный контекст способен дать решение некоторым ключевым теоретическим и эмпирическим проблемам. Только в рамках теории институтов можно найти варианты диалектического единства между двумя конфликтующими подходами, латентно присутствующими в теории мобильности, - мобильности с точки зрения ограничения жизненных 67 шансов индивидов и больших социальных групп и её трактовкой как «социального лифта», способного поднять индивида или даже целую социальную группу сколь угодно высоко. Для того, чтобы добиться примирения названных противоположностей, необходимо отыскать такой аспект в институциональной теории, который наилучшим образом гармонизирует концептуальные противоречия, возникающие при рассмотрении перемещения людей в социальном пространстве. При этом следует понимать, что сама институциональная теория далека от однородности. «Институты, пишет, к примеру, Д.Норт, - это правила игры в обществе или, выражаясь более формально, определяемые людьми ограничения, которые управляют человеческой деятельностью. Институты уменьшают момент неуверенности, сообщая повседневной жизни определенную структуру». [315, с.З] Речь идет об аксиологической структуре, направляющей деятельность в определенное русло, помогающей отстраивать и изменять формальные социальные организации. Это определение следует традиции понимания института, заложенной Дюркгеймом. Ряд российских учёных включили в определение института не только сами нормы, но те механизмы, которые обеспечивают их поддержание в обществе. К примеру, в работах А.Е.Шаститкова, институт рассматривается как правила, ограничивающие поведение, и механизмы контроля за соблюдением этих правил. [224]. В. Гребенников трактует институт как «комплекс традиций и рутин», латентным образом постулируя наличие общественных механизмов, обеспечивающих их функционирование [52, с. 36-48],
Пре- и постфигуративные установки на мобильность
В исследованиях мобильности проблема сознания ценности всегда находилась на втором плане, уступая место изучению её структурных характеристик. Акцент на структурные характеристики вывел в разряд социологических лакун два культурных аспекта мобильности, относящихся к феноменам массового сознания. Во-первых, это — состояние сознания, предполагающее ориентацию на восходящую или нисходящую мобильность. Очевидно - и об этом подробно писал П.Сорокин - что мобильность невозможна без предварительного решения о совершении некоторых действий, рассматриваемых как возможные. Индивид, стремящийся занять более высокую позицию в обществе, должен быть уверенным, что его стратегия, направленная на реализацию этой цели, может принести реальные плоды. В нашем случае мы определяем это особое состояние как префигуративную установку на мобильность. Особое состояние, предваряющее мобильность, характерно и для группового сознания. Рабочие, объявляющие забастовку, требующие повышения заработной платы, должны быть уверены в том, что их акция увенчается той или иной степенью успеха. В противном случае они будут искать другие способы решения своих проблем. Вместо совместных действий они выберут индивидуальное - увольнение с предприятия, переезд в другой район, неявный протест, выражающийся, к примеру, в недобросовестном отношении к труду или пьянстве. Второй тип сознания -постфигуративный - предполагает изменение ценностей, в период после акта мобильности. Оказавшись в новой для себя социальной среде, 114 индивид или группа адаптируются к её ценностям, усваивают её ориентации или же привносят в неё свои ценности, меняя тем самым её социальный облик.
Префигуративная установка на мобильность. Несмотря на барьеры, ограничивающие мобильность, потенциальная возможность социального возвышения присутствовала в народном сознании даже в древности или эпоху средневековья, материализуясь в народных сказаниях, былинах и сказках. Фольклорный герой мог быть воином, добывающем себе царство силой оружия (Аника), или авантюристом, умело эксплуатирующим слабости власти. Почти всегда его восхождению способствовали или препятствовали сверхъестественные силы или удачное стечение обстоятельств. В жизни подобное восхождение было настолько редким, что вполне могло быть приравнено к чуду. Только в эпохи бурных социальных изменений — войн, революций, восстаний - возникала возможность выбиться из колеи, проторенной предыдущими поколениями. В новую эпоху ситуация изменилась: юридические основания равенства, помноженные на экономический рост, создавали ту прочную основу, опираясь на которую граждане могли претендовать на более высокие социальные позиции.
Мобильность превратилась в массовидное явление и в этом качестве стала фактом общественного сознания. В некоторых слоях населения, а впоследствии у большинства появилась установка на мобильность, отнесенная нами к категории префигуративных, предваряющих действие, направленное на восхождение. Сердцевину этой установки составляет, по мнению Р.Мертона, понятие о «референтной группе». Это понятие рождается у человека в том случае, если он начинает сравнивать себя с другими людьми, живущими в обществе, а в эпоху развитых массовых коммуникаций с людьми, живущими за пределами его собственной страны. Процесс сравнения неизбежно рождает систему координат, в которой собственное 115 социальное положение рассматривается как адекватное или неадекватное притязаниям. По Мертону в данной системе координат ориентиром для сравнения может быть как та группа, к которой человек принадлежит в момент оценивания (in-group), так и группа, к которой он не принадлежит, но которая обладает теми качествами, которые он ищет (out group). «Референтные группы, - пишет он,- всегда многочисленны, любая группа, членом которой является человек, - а таких групп сравнительно немного, - и любые группы, в которых он не является членом, - а их, разумеется, легион, - могут стать точкой отсчёта при формировании каких-то установок, при оценке и поведения. В связи с этим возникает целый ряд проблем, требующих теоретического обоснования и проверки эмпирическими исследованиями. Как убедительно демонстрирует матрица сравнений, взятая из «Американского солдата», индивид может быть ориентирован на одну или более групп и статусов: групп, в которых он является членом.» [309, с.231-232] Разные группы по-разному воздействуют на сознание: одни ориентируют его на социальное продвижение, другие, напротив, подвигают его к тому, чтобы принять существующий порядок вещей. Социальные системы, пишет Мертон, не просто предоставляют возможности мобильности или лишают их, они обнаруживают разную способность поощрять мобильность. Одним из качеств, предопределяющих социальное восхождение или падение, может, к примеру, быть конформность по отношению к господствующей системе ценностей. Исследование «Американский солдат» выявило, что 19% тех солдат, которые принимали армейский порядок и его систему ценностей, менее чем через год получили повышение по службе.
