Введение к работе
Актуальность темы исследования. Известный теоретик социологической мысли К. Манхейм писал, что с социальным самочувствием молодежи, ее осознанием своей роли в обществе связываются перспективы социального развития. В российском обществе, вступившем в период социально-демографического кризиса, социально-возрастных диспропорций, наблюдается утрата практического и исследовательского интереса к проблемам молодежи. Старение общества вызывает перекос в сторону старшей и средней возрастных групп. Не следует, однако, делать вывод, что социальный дискурс антиювенален, молодежь не квалифицируется как социальный ресурс общества с префигуративными социальными стратегиями, вносящими социетальный вклад в социальное воспроизводство и социально ценностные ориентации общества. И если молодежь оценивается как наиболее предрасположенная и открытая социальной инновации группа, то ее социальные диспозиции характеризуются как причисление к успешно адаптированным слоям. В то же время социальная дезориентация молодежи, нарушение социально статусных позиций описываются как следствие конфликта поколений или дезинтеграции молодежи.
Современное общество встревожено всплеском молодежной девиантности, которая воплощается в потере интереса к социопрофессиональной занятости, легитимным социальным практикам гражданской идентичности и взаимодействию с другими слоями общества. Но так как девиантность признается в контексте «исключительности», анализу подвергаются структурные условия, недооцениваются «автономность» молодежи, ее когнитивные, поведенческие и ценностные установки. Можно согласиться с тем, что неразработанность каналов институционального взаимодействия, социальные вызовы и бедность являются фоновыми характеристиками молодежной девиантности. Социологический анализ полагает, если не признает, что в анормности проявляется специфическим образом социальная активность молодежи, ее стремление заявить о себе как о социальной группе.
Принятие традиционных социально-профилактических мер (усиление социального внешнего контроля, правовое регулирование и образование, пропаганда здорового образа жизни) не отражает степень дезинтегрированности общества, группового и корпоративного эгоизма, изменений в социально ценностных ориентациях молодежи, индивидуализации жизненных стратегий и «перевертывания» идентификационных стратегий. Действительность нельзя сводить к «правовой» проблеме: она шире, чем предполагают сторонники «принудительного действия», и может иметь эффект усиления девиантности. Тем более, социально ценностная мозаичность российского общества затрудняет установление «расхождения с нормой». Выпадение молодежи из «нормативных» групп слабо коррелируется с социальной мобильностью в российском обществе, переопределением социально-статусных позиций старших групп и артикуляцией интересов новых социальных слоев.
«Фокусирование» девиации российской молодежи порождает соблазн «социальной стигматизации» и обращение к социальному контролю, способному «оценивать» стремления молодежи в контексте социального взаимодействия, социальной интеракции, воспроизводства молодежи как социально-возрастной и социокультурной группы. Осмысление девиантных стратегий молодежи становится важной исследовательской проблемой, поскольку избавляет от схемы конфликта поколений и направляет усилия на осмысление социальной деятельности молодежи, которой предписана адаптация к разнообразным ситуациям, выработка наиболее предприимчивых моделей социального поведения, основанного на реализации личностных резервов. Девиантные стратегии, такие как выход за пределы институциональной среды, которая в конечном счете блокирует достиженческие устремления молодежи и переход на позиции «адаптивной идентичности», имеют российскую специфику и без ее анализа сложно предвидеть масштабные социальные преобразования и перспективы социальной интеграции российского общества.
Приведенные соображения предопределили выбор объекта и предмета исследования, иерархию исследовательских задач и методологическую базу исследования.
Степень научной разработанности темы. Социологический дискурс девиантности молодежи был обозначен Э. Дюркгеймом при определении социально ценностной аномии, ситуации неовладевания, противоправности, разнородности социальных ценностей. Э. Дюркгейм видит в девиантности «отклонение» социальной солидарности, которое продуцируется «неравенством» и «воспроизводством» социальных конфликтов. Необходимо отметить, что дюркгеймовские принципы исследования делинквентности носили «неразвернутый» характер и исходили из дезорганизации социальной структуры.
К. Манхейм, обращаясь к проблеме социального воспроизводства молодежи, рассматривает «взаимные» обязательства и ожидания молодежи и общества. Трактовка девиантности вписывается в концепцию мобилизации жизненного ресурса. Если общество не принимает изменения статуса молодежи или сопротивляется этому, организация и использование ее жизненных ресурсов может быть делинквентным, так как молодежь готова к принятию позиции аутсайдера в связи с отсутствием заинтересованности в существующем порядке. Девиантность молодежи может выразиться в социальном протесте, «глухой обороне» или вхождении в общество как группы, символизирующей отклонение от норм.
С К. Манхеймом связывается конструктивистская позиция в понимании молодежной девиантности. В работах П. Бергера, Т. Лукмана, В. Ферлонга, К. Янга девиантность рассматривается как схема социального взаимодействия, основанная на различении «социальной микросреды» и «большого общества», направленная на избирательное применение социальных норм в соответствии с когнитивными и поведенческими установками личности. Тем не менее, социальный конструктивизм, сосредотачиваясь на проблемах поведенческих практик молодежи, предписывает «спонтанность» девиантным стратегиям, что скрывает влияние институциональных возможностей.
В исследованиях американских ученых Л.Т. Уилкинса, Э. Лемерта, Ч. Янга, Д. Сазерленда проделана большая работа по анализу правовых и социологических аспектов молодежной девиантности. В качестве объекта девиантности принимается «круг явлений», которые шире криминального поведения. Девиантность молодежи определяется в контексте неэффективности социального контроля и закрепления «стандартов» девиантности в определенных социальных группах. Подчеркивается, что девиации содержат риск «социальной стигматизации», как условия разделения общества и групп риска, поскольку восприятие любого расхождения с общепринятыми нормами ведет к переопределению логики конфликтности, поддержке в девиантной субкультуре и структурированию девиантной карьеры.
Однако ограниченность проблематики исследовательской парадигмы состоит в отрицании социального компромисса и неизбежности влияния дезинтеграции, что противоречит заявленному предположению о структурированности девиации. Французский исследователь П. Бурдье, отрицая спонтанизм, актуализирует «стратегию поведения», в которой молодежная девиантность может рассматриваться как модель адаптации и преобразования связанной с «социальным опытом» и «диапазоном» возможностей социальной деятельности. Такая позиция позволяет осмыслить движение молодежной девиантности, которое возникло в период «массового бунтарства» 60-х гг. ХХ в. и социальной транзиции 90-х. Исследователи, применяющие принципы функциональной интеграции (А. Коэн, Ч. Бидуэлл), отмечают, что ослабление институтов, регулирующих и дисциплинирующих поведение молодежи, связано с отклонением от идентификации, которая конкретно недостижима или неэффективна с позиции жизненного успеха. Критики теории «склонности молодежи к девиантному поведению» ссылаются на отсутствие доверия к социальным институтам и противоречие между ориентацией на восходящую социальную мобильность и ограниченностью социальной адаптации, приводящей к осознанию «неудач». Хотя указанная позиция «соединяет» структурные и идентификационные процессы, отдается приоритет адаптивности, сообразованию желаемых и реальных возможностей, молодежная девиантность «преходяща» и вызвана «растущими экспектациями». Э. Гидденс, У. Бек предложили концепцию общества риска, установили связь девиантности с социальной неопределенностью и «сбоями» формальных институтов. Девиантность у них ассоциируется с рациональным поведением, ориентирована на «минимизацию риска» и обретение социальной уверенности путем уклонения от права, возлагающего бремя ответственности и не дающего гарантий социальной безопасности. Критики данного положения (В. Тернер, М. Дуглас) обращают внимание на девиантность, как на следствие социальной инновационности молодежи, ее негативное отношение к поддержанию нормативной коллективной идентичности и стремление получить в девиантности «дополнительные возможности личного характера».
В России исследования по девиантности молодежи получили развитие в работах Я.И. Гилинского, Ю.М. Антоняна, С.И. Голодного, В.Н. Шубкина. Особенностью данного этапа исследования является раскрытие проблем делинквентности как социально-идеологического явления, обусловленного влиянием внешней среды, бездуховности и изъянов в воспитательном процессе. Однако сам факт постановки проблемы способствовал признанию вариативности социального поведения молодежи и постепенному отходу от концепции «полной интегрированности».
Социально-политическая и социально-экономическая трансформации российского общества вызвали как структурообразующие процессы, так и социальную дезинтеграцию, упадок коллективной солидарности и идентичности. В.И. Чупров, Ю.А. Зубок, Ю.Р. Вишневский обращают внимание на институциональный и идентификационный кризисы молодежи как на разрушение каналов взаимодействия с обществом, что создает условия для формирования и реализации девиантных стратегий. Девиантные стратегии, как стратегии социального исключения, направленные на нахождение социальных ориентиров в перемещении к группе социального риска, стремятся уменьшить шансы равного жизненного старта «игрой без правил» и предпочтением неформальных социальных и экономических практик.
В.А. Ядов, В.Н. Кудрявцев, Ю.Г. Волков, М.И. Бобцова определяют отношение к девиантности молодежи через эффект периферизации, отчуждение молодежи от ресурсов инновационности, что приводит к коммерческой девиантной деятельности, выполняющей функции «социальной презентации» и социальной ориентации. В реализации данного направления имеются содержательные результаты, которые выражаются в выдвижении коррекции упадка социальных и правовых норм и девиантного поведения, внедрении совместных идентификационных стратегий в молодежную среду под влиянием заимствованных образцов и возрастания теневизации и криминализации в социальном самочувствии общества, установках на девиантную карьеру как альтернативу «бедности и нищеты».
Определенный методологический и теоретический потенциал имеют исследования Р.А. Гурко, В.Г. Попова, М.Б. Орловой, Л.М. Прозументова, которые ориентированы на анализ правил дезадаптации и применения делинквентного поведения, нарушения процесса взаимодействия в первичных социальных структурах (семья, школа) и применения жизненных переадресаций, ограничивающих или не имеющих доступа к нормативным ресурсам. Российские социологи установили, что рост делинквентности молодежи связан с кризисом системной интеграции, переходом социальной активности молодежи на социальный микроуровень, влиянием «доступных» и «безответственных» форм идентичности.
Влияние, анализ социологической традиции исследования делинквентности молодежи показывает:
исключительный интерес ученых находится под влиянием бинарности «нормативности – анормности», что схематизирует исследование разнообразных форм делинквентности;
в целом, приоритетным является включение девиантных стратегий в адаптивные стратегии, хотя в основном они носят достиженческий характер;
девиантные стратегии анализируются как взвешенное преимущество структурных изменений и неэффективность социальных норм без обращения к анализу так называемых «индивидуальных и групповых ресурсов молодежи».
Таким образом, что девиантные стратегии молодежи анализируются преимущественно в структурном и институциональном аспектах, в то время как выбор молодежью девиантных стратегий связан с реализацией «дополнительных» социальных ресурсов, что несомненно актуализирует теоретико-методологический и социально-практический аспекты исследования.
Цель диссертационного исследования включает анализ девиантных стратегий молодежи, их формирование и применение в контексте социального взаимодействия, социального воспроизводства и ее идентификационного выбора.
Определение заявленной цели требует последовательной реализации конкретных исследовательских задач:
осуществить анализ концептуальных основ молодежной девиантности;
выявить специфику девиантности российской молодежи в связи с кризисом социального воспроизводства;
определить место, роль и тенденции участия молодежи в системе социального воспроизводства;
показать влияние идентификационных стратегий на формирование девиантного поведения;
исследовать взаимосвязь вынужденной адаптации и девиантных стратегий;
рассмотреть инновационные девиантные стратегии как следствие «паразитических инноваций» в социальном взаимодействии.
Объектом диссертационного исследования является российская молодежь как социально-демографическая и социально-возрастная группа со стратегиями «вхождения во взрослое общество».
Предметом исследования выступают девиантные стратегии российской молодежи, как модели социального и экономического поведения, связанные с реализацией планов жизненного устройства на основе отклонения и уклонения от социальных норм и освоения неформальных социальных практик.
Гипотеза исследования заключается в том, что девиантные стратегии российской молодежи формируются под влиянием изменений в социальной структуре российского общества, связанных с доминированием негласного моратория на легитимную экономическую деятельность в результате ориентации на «мгновенный успех» и страхом «бедности и нищеты». Девиантные стратегии либо привносят «социальное выживание», включение в систему простого воспроизводства, либо ориентированы на быструю социальную карьеру и богатство, внушение уверенности и реванш «планируемого будущего» в условиях дезинтеграции общества.
Теоретико-методологическую основу диссертационного исследования составляют положения и выводы, содержащиеся в работах Э. Дюркгейма, К. Манхейма, П. Бурдье, Р. Мертона. Диссертант признает значение позиции социальной аномии для формирования девиантных стратегий, при этом опираясь на понимание стратегии как «инструкции к действию», определяемому социальным опытом и правилами «социальной игры». В процессе исследования актуализировано положение о социальной интеграции молодежи российского исследователя Ю.А. Зубок, социальной обусловленности девиантного поведения Я.И. Гилинского, конструирования девиантной идентичности В.А. Ядова. Диссертант также опирается на методы корреляционного анализа молодежной девиантности, разработанные В.И. Чупровым, Ю.А. Зубок, К. Уильямсом, Е.А. Здравомысловской.
Научная новизна и теоретическая значимость исследования заключаются в:
определении концептуальных основ молодежной девиантности как самостоятельного социологического дискурса социальной активности молодежи в условиях социальной транзиции и разрушения институциональных каналов социального взаимодействия;
характеристике специфики девиантности российской молодежи как «расхождения» с социально-ролевым поведением базисных социальных слоев и нацеленности на референтность элитных групп;
анализе последствий престижного социального воспроизводства с усилением маргинализации и исключения молодежи;
выборе девиантных идентификационных стратегий, связанных с отклонением гражданской идентичности и переходом на «вариативную идентичность»;
исследовании потенциала девиантности в стратегиях выживания, ориентированных на приспособление и биографизацию девиантности в качестве включения в «системную интеграцию»;
выявлении девиантности, как способа достижения жизненного успеха в стратегиях «восходящей социальной карьеры».
На защиту выносятся следующие положения:
-
Концепт социальной девиантности молодежи претендует на самостоятельный социологический дискурс уклонения и отклонения молодежью от социальных норм в процессе социального взаимодействия. Социальная девиантность обозначается как принятие «социального аутсайдерства» молодежью или разрешения противоречия между диапазоном институциональных возможностей и легитимными способами достижения жизненного успеха смещением «социальных норм», выработки разрешительных правил в молодежной среде, а также указывает на использование девиантности для реализации социальных притязаний на равные позиции или «выигрыш» у взрослых поколений.
-
Специфика девиантности российской молодежи выражается в стремлении ухода от внешнего социального контроля при отсутствии самоконтроля, переноса ответственности за девиантность на неэффективность социальных норм. Кроме того, девиантность российской молодежи, регулируя повседневное поведение, переориентируется на социальный микроуровень, что воплощается в причислении к группе «паразитической инновации», использовании латентных функций социальных институтов, выборочном использовании социальных норм в качестве инструмента давления на общество или реализацию групповых и личных интересов.
-
Российская молодежь ориентирована на простое социальное воспроизводство, участие в сфере обращения и потребления, связанное с занятием высокодоходных престижных мест, или «высокие заработки» в качестве способа социальной ориентации. Институциональные «пустоты» в российской экономике и социальной жизни, преобладание неформальных социальных практик выводят индивидуальные девиантные стратегии на доминирующие позиции, поскольку использование легитимных способов социального поведения блокируется социально ограниченным характером рынка труда и отсутствием институтов «социального самоопределения» молодежи.
-
Выбор вариативной идентичности, несвязанный с политико-правовыми и гражданскими нормами, определяет допустимость стратегий девиантности или отклонения нормы. Российская молодежь выявляет в традиционной коллективной идентичности «принудительность» и демонстрирует заинтересованность в «дополнительных возможностях», которые рутинизированы на уровне социальной микросреды, группы «негативной солидарности», и замещает нормы доверия прагматическими установками. Связь с обществом поддерживается через идентификацию с «личными группами», которые демонстрируют неприятие коллективной идентичности, способствующее экспансии и одобрению девиантных стратегий.
-
Формирование девиантных стратегий у выходцев из «базисных слоев» основывается на схеме «жизненного выживания», что содержит отказ от коллективной социальной активности, перемещение социального взаимодействия на институциональном и межгрупповом уровнях, обращение к социальным нормам как «несправедливым» и неэффективным. Стратегия девиантной адаптации направлена на упрощение социального воспроизводства с возможностью социального исключения при предъявлении «гражданских» и «социальных обязательств» и отложенного вознаграждения. Девиантная стратегия предостерегает от доверия к социальным институтам, будучи связана со стремлением создать устойчивую социальную микросреду и реализацией установок на материальный достаток, исходя из «страха нищеты» и «равенства в девиантности».
-
Стратегия девиантного достижения исходит из девиантности как способа достижения социальной карьеры, так как содержит установку на преодоление и нейтрализацию структурных и нормативных ограничений, социальной активности посредством неформальных практик «исключительного объекта» и «институционального компромисса». Сторонники стратегии уверены в «фильтрующем» и блокирующем влиянии социальных норм, полагая, что только в условиях социальной неопределенности возможен социальный реванш либо «ускоренный путь наверх». Такая позиция содержит риск «воспроизводства» неуверенности в будущем и «синдрома» стагнации жизненных планов.
Научно-практическая и теоретическая значимость диссертационного исследования определяется совокупностью достигнутых выводов и результатов, которые уточняют специфику девиантности российской молодежи и могут быть применены в разработке программ социально-профессиональной интеграции молодежи, профилактике девиантного поведения и формировании новой гражданской идентичности.
Материалы диссертационного исследования могут быть использованы при составлении и чтении курсов по общей социологии, социологии молодежи, социологии права в высших учебных заведениях.
Апробация работы. Результаты диссертационного исследования докладывались и обсуждались на всероссийских и региональных научных конференциях, а также на Втором Всероссийском социологическом конгрессе «Российское общество и социология в XXI веке: социальные вызовы и альтернативы», и на Третьем Всероссийском социологическом конгрессе «Глобализация и социальные изменения в современной России», на международной конференции «Роль идеологии в трансформационных процессах в России: общенациональный и региональный аспекты».
По теме диссертационного исследования опубликовано 10 работ общим объемом 2,9 п. л., в том числе в журналах, рекомендованных ВАК.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, включающих по два параграфа каждая, заключения, списка литературы и приложений.
