Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Обзор литературы 9
1.1. Адаптационные механизмы и процесс адаптации 9
1.2. Расстройства адаптации в структуре невротических расстройств 11
1.3. Этиологическая основа расстройств адаптации 12
1.4. Диагностика расстройств адаптации 24
Глава II. Материал и методы исследования 33
2.1. Общая характеристика обследуемого контингента 33
2.2.Методы исследования 35
Глава III. Социально-психологические и психофизиологические особенности лиц с расстройствами адаптации 49
3.1.Социально - психологические особенности лиц с расстройствами адаптации 49
3.1.1. Особенности восприятия образа «Я» лицами с расстройствами адаптации 50
3.1.2. Особенности восприятия образа социального «Я» лицами с расстройствами адаптации 57
3.1.3. Особенности восприятия образа семейного «Я» лицами с расстройствами адаптации 66
3.2. Психофизиологические особенности лиц с расстройствами адаптации 72
3.2.1.Особенности вегетативного статуса лиц с расстройствами адаптации 72
3.2.2. Особенности высших психических функций лиц с расстройствами адаптации 75
3.3. Взаимосвязь социально - психологических, психофизиологических параметров у лиц с расстройствами адаптации 77
Глава IV. Тендерные различия лиц с расстройствами адаптации 80
4.1. Социально - психологические особенности тендерных групп индвидуумов с расстройствами адаптации 80
4.2. Тендерные различия психофизиологического состояния лиц с расстройствами адаптации 97
Глава V. Диагностические алгоритмы для лиц с расстройствами адаптации 100
5.1. Алгоритм скрининга расстройств адаптации 100
5.2. Алгоритм диагностики лиц с расстройствами адаптации 102
Обсуждение результатов 106
Выводы 115
Практические рекомендации 116
Список литературы 117
- Этиологическая основа расстройств адаптации
- Особенности восприятия образа «Я» лицами с расстройствами адаптации
- Социально - психологические особенности тендерных групп индвидуумов с расстройствами адаптации
- Алгоритм диагностики лиц с расстройствами адаптации
Введение к работе
Актуальность проблемы. Во всем мире и в нашей стране, в частности, за последнее десятилетие продолжается рост числа невротических расстройств (ДмитриеваТ.Б., 2001). Только 10% населения стрессоустойчивы; 25% переживают стресс с потерями для здоровья; уровень суицидов в России в 1,5 раза выше уровня, определенного ВОЗ как критического (Сидоров П.И., 2001). По сравнению с началом 80-х годов количество выявленных непсихотических форм психической патологии возросло в 3 раза (Гурович И.Я., 2001). Среди студентов 18-20 лет до 14,5% переживают психогенные депрессивные реакции (Лебедев М.А., Палатов С.Ю., 2001). Две трети всех заболеваний занимают невротические, связанные со стрессом, и соматоформныерасстройства (По-ложий Б.С. и соавт., 1997). Трудно оценить масштаб социальных последствий данныхрасстройств. Так, по данным Национального Института Психического здоровья США только финансовые — прямые и косвенные потери от депрессивных расстройств составляют до 43 биллионов долларов в год (Репшпх B.W.et.al.,1998).
В современной литературе невротические расстройства исследуются как раздел МКБ-10 F40-48, посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) — F43.1, но недостаточно данных по изучению расстройств адаптации (РА) (F43.2), как отдельного социально-психологического феномена, который отражает процесс социализации в современных условиях.
Встречаются лишь отельные исследования РА у специфических контин-гентов, таких как военнослужащие (Айткулов Д.Д., 1999) или предприниматели (Панченко Е.А., 2002). Практически нет работ, посвященных общей выборке пациентов амбулаторного приема, как модели общества в целом. Ни в одной из публикаций, освещающих вопросы РА, не прослеживается связи психологической симптоматики с параметрами самооценки пациента в социальном пространстве. В то же время известно, что медикаментозное лечение, например антидепрессантами, малоэффективно при отсутствии механизма адаптивного взаимодействия когнитивной и аффективной сфер личности (Сухарев А.В., Степанов И.Л., 1999).
Цель работы: выявление социально-психологических и клинических особенностей лиц с расстройствами адаптации для разработки оптимизированных алгоритмов диагностики.
В соответствии с поставленной целью решались следующие задачи: 1. Установить предикторы и уточнить классификацию расстройств адаптации с выделением диагностических подгрупп согласно предъявляемому ведущему когнитивному паттерну.
Оценить особенности социально-психологического статуса лиц с расстройствами адаптации и выявить взаимосвязи с их клиническими проявлениями.
Определить адаптивные способности лиц с расстройствами адаптации с учетом ведущего когнитивного паттерна.
Разработать алгоритмы скрининга и комплексной диагностики расстройств адаптации.
Основные положения, выносимые на защиту:
Социально-психологические и клинические параметры оценки состояния лиц с расстройствами адаптации дают возможность выделения двух подгрупп согласно предъявляемому ведущему когнитивному паттерну.
Социально-психологический статус личности с расстройствами адаптации имеет характерные особенности в сфере самооценки с учетом тендерных параметров.
Приспособительные способности лиц с расстройствами адаптации характеризуются изменениями параметров высшей нервной деятельности и вегетативной нервной системы и взаимосвязаны со степенью дезадаптации и наличием ведущего когнитивного паттерна.
Алгоритмы комплексной диагностики расстройств адаптации представляют собой последовательную оценку психологического состояния и параметров высшей нервной деятельности индивида для повышения эффективности психотерапии в амбулаторной практике.
Научная новизна исследования. Впервые в изменившихся социальных условиях при росте числа невротических расстройств проведено исследование взаимосвязи клинических проявлений с особенностями самооценки лиц с РА в основных социальных сферах (личность, семья, работа). Разработаны алгоритмы скрининга РА и комплексной диагностики данной группы лиц; с помощью последнего уточнена классификация РА путем разделения диагностических групп на подгруппы согласно предъявляемому ведущему когнитивному паттерну. Данный алгоритм позволяет оптимизировать процесс психотерапии и психологической коррекции путем выделения адекватных психотерапевтических мишеней.
Теоретическое и практическое значение. Исследование позволило по-новому подойти к диагностике групп риска и РА с учетом социально-психологических, психофизиологических и вегетативных особенностей индивидов. Внесены рационализаторские предложения «Алгоритм скрининга расстройств адаптации» (№ 3/05 от 25.03.2005), позволяющий выявить лиц с высоким риском наличия РА, и «Алгоритм диагностики пациентов с расстройствами адаптации» (№ 9/04 от 09.04.2004), предназначенный для углубленной диагностики группы пациентов с выделением подгрупп для преимущественно когнитивной или релак-
сационной психотерапии и психологической коррекции. Методики внедрены в комплекс лечебно-профилактических и реабилитационных мероприятий, направленных на повышение эффективности психотерапии в амбулаторной практике в психологической службе и отделении психотерапии поликлиники Северного государственного медицинского университета (СГМУ), Архангельском областном психоневрологическом диспансере, Архангельской областной психиатрической больнице, санатории «Беломорье».
Апробация работы. Результаты работы доложены и обсуждены на VII (Каунас, Литва, 2002), VIII (Торнео, Финляндия, 2003) и IX Международных конференциях психиатров (Шелефтиа, Швеция, 2004), конференциях молодых ученых СГМУ (Архангельск, 2004, 2005), XI Всероссийском совещании главных психиатров и психотерапевтов (Смоленск, 2004); Международной научно-практической конференции «Социальная психиатрия и качество жизни населения Севера Европы» (Архангельск, 2004), расширенном заседании Проблемной комиссий СГМУ по психическому здоровью и секции психотерапии Ассоциации психиатров и психологов Архангельской области (2005).
Работа выполнена в рамках региональной научно-технической программы «Здоровье населения Европейского Севера» и имеет государственный номер 0120404695.
Публикации. По теме диссертации опубликовано 8 печатных работ.
Объем и структура диссертации. Диссертация изложена на 138 страницах машинописного текста и состоит из введения, обзора литературы, главы материалов и методов исследования, трех глав собственных исследований, обсуждения, выводов, практических рекомендаций, иллюстрирована 57 рисунками, содержит 3 таблицы. Библиография включает 188 источников, в том числе 61 отечественных и 127 зарубежных авторов.
Этиологическая основа расстройств адаптации
Одним из важнейших условий возникновения пограничных форм психических расстройств является несоответствие имеющихся у человека социальных и биологических возможностей для переработки информации, скорости ее поступления количеству, которое в этих случаях может быть как избыточным, так и недостаточным. Это несоответствие служит непосредственной причиной разнообразных нарушений упорядоченных коммуникационных отношений человека, выражающихся в виде невротических расстройств. На этом основании невроз считают «болезнью, обусловленной действием информации» (Александровский Ю.А., 2000). Восприятие человеком любой информации (особенно осознанной речевой) никогда не бывает чисто пассивным и созерцательным актом. Еще 60 лет назад было высказано мнение о том, что «воспринимает не изолированный глаз, не ухо само по себе, а конкретный живой человек, и в его восприятии... всегда в той или иной мере сказывается весь человек, его отношение к воспринимаемому, его потребности, интересы, стремления, желания и чувства» (Рубинштейн С.Л., 1986). Причиной отсутствия необходимой информации или невозможности ее использования, приводящей к психической дезадаптации человека, могут являться различные факторы, как биологические, так и социально-психологические (Wainwright D., 1996). Под влиянием этих факторов все звенья, обусловливающие функциональные возможности переработки информации (ее поиск, восприятие, анализ, синтез, хранение и использование), могут разрушаться, функционировать извращенно или на сниженном уровне (ослаблено). Различные сочетания нарушенной деятельности этих звеньев определяют варианты психических расстройств, возникающих вследствие изменения функциональных возможностей восприятия и переработки информации (Celeste М.,2001).
Социально-психологические причины, обусловливающие изменение возможностей поиска, восприятия, анализа, синтеза, хранения и использования информации, чрезвычайно многообразны. Характер развития индивидуальных способностей к восприятию различного рода информации, возможности тренировки памяти, направленность интересов личности, своеобразие эмоционально-волевых качеств, объем и глубина полученных знаний и т.д. - все это значительно увеличивает число вариантов восприятия и, главным образом, переработки информации. Некоторые из них определяют клинические патологические состояния, возникающие в индивидуально значимых экстремальных условиях и характеризующиеся в большинстве случаев ослаблением функциональных возможностей переработки информации.
Канадский патофизиолог Н. Selye сформулировал понятие о стрессе, как совокупности адаптационно-защитных реакций организма на любое воздействие, порождающее психическую или физическую травму (Сидоров П.И., 2000).
Эмоциональный стресс занимает особое место среди различных травмирующих влияний на человека. Он определяется, во-первых, частотой возникновения и, во-вторых, преобладанием субъективных переживаний, вызывающих в той или иной мере выраженные (часто незначительно), объективно регистрируемые нарушения в поведении человека и в функциональной деятельности его вегетативной нервной системы. Нередко эти нарушения приводят к развитию невротических расстройств. При этом сохраняется последовательность механизмов биологических реакций.
Эндокринно-биохимические механизмы стрессовой реакции имеют важнейшее значение в развертывании состояния психической дезадаптации и в его компенсации. Однако, чаще всего, они являются не причиной психической дезадаптации, а ее следствием, отражающим неспецифическую форму реагирования, направленную на скорейшую компенсацию состояния. По существу, все стрессовые реакции, сопровождающиеся изменением психического здоровья, появляются при нарушении единого барьера психической адаптации, формируемого не только биологическими, но и социально-психологическими факторами. Биологическая основа адаптационного барьера создает лишь чисто природные возможности для его функциональной активности. Этот барьер не может формироваться и существовать у человека без второй своей основы — социальной, являющейся «надбиологической сферой», передающейся от поколения к поколению по другим каналам, нежели генетическая информация. (Weiss E.L. et.al., 1999). Благодаря этой «надбиологической сфере» человек на протяжении всей своей жизни присваивает элементы общественного окружения — образы людей, убеждения, этические нормы, эстетические вкусы и т.д. (Выгодский Л.С, 2000). Именно социальная среда возбуждает или тормозит генетически обусловленное развитие человека. В этом смысле можно говорить о биосоциальной природе человека, развивающегося под слитным влиянием биологического начала и социального воздействия.
Использование идеи о барьере психической адаптации и составляющих его механизмах может содействовать более четкому интегрированному представлению о психической деятельности. Именно в барьере психической адаптации как бы сосредоточиваются все потенциальные возможности адекватной и целенаправленной психической деятельности.
Барьер психической адаптации динамичен, он определяет грань «порядка» и «беспорядка» в системной деятельности. Функциональные возможности адаптационного барьера под влиянием биологических и социальных факторов, образно говоря, постоянно разрушаются и вновь создаются. При состоянии психического напряжения, обусловленном самыми разнообразными причинами (в первую очередь, объективной смысловой значимостью воздействующих на человека природных и эмоциональных факторов), происходит приближение барьера адаптированного психического реагирования к индивидуальной критической величине (Вассерман Л.И. и соавт., 1994). При этом человек использует все резервные возможности и может осуществлять особенно сложную деятельность, полностью предвидя и контролируя свои поступки и не испытывая тревоги, страха и растерянности, препятствующих адекватному поведению.
Необходимо подробнее рассмотреть различные подходы к патогенезу изучаемых нами расстройств.
В литературе можно выделить биологические теории депрессивных и тревожных расстройств. Односторонние суждения о стрессовых влияниях, как безусловно отрицательных факторах, по-видимому, неверны. Под влиянием усиленных нагрузок постепенно формируются более широкие возможности индивидуального барьера психической адаптации. В изучениях механизмов действия этого барьера и патогенеза расстройств адаптации исследователи отмечают отдельные звенья, очевидно, наиболее соответствующие направлению их работы. Так, исследована активность свертывающей системы с определением гиперкоагуляции и противосвертывающей системы (депрессии фибринолиза) у больных с обострением клинических проявлений неврозов. Эти изменения коррелировали с эмоциональным напряжением, тревогой и невротическим уровнем реагирования на фрустрирующую ситуацию (Битенская А.В., 1999). По нашему мнению, подобные исследования не могут быть использованы для разработки психотерапевтических программ и программ реабилитации.
Особенности восприятия образа «Я» лицами с расстройствами адаптации
Ведущими личностными чертами ПБВП являлись властность и лидерство, как в реальной, так и в идеальной оценке. У лиц ПВП преобладали доминирование и ответственность образа «Я-идеальное», сотрудничество и ответственность при оценке образа «Я». В целом профиль самовосприятия ПВП был более дисгармоничен, чем у ПБВП, то есть, внутриличностный конфликт обследуемых лиц с когнитивным паттерном был более выражен (рис.2).
Наиболее значимыми особенностями ПВП были стремление к отказу от собственных убеждений (5,6 балла, что составило 400% разницы между «Я» и «Я идеальным»), уменьшению покорности, застенчивости (3,7 балла - 120%) и уменьшению зависимости (2,9 балла - 121%) (р 0,001). При оценке профиля можно говорить даже о двух различных профилях «Я» и «Я-идеального», каждый из которых имел свои особенности. Профиль «Я» характеризовался выраженной ответственностью, великодушием, сотрудничеством, зависимостью, покорностью, и собственной базой суждений. Наименее выражены были лидерство, независимость и агрессивность. Профиль «Я-идеального» отличался высокими значениями лидерства, великодушия и сотрудничества. Наименее выражены были своя база суждений и покорность. В отличие от ПБВП значительно более было выражено стремление к отказу от собственной базы суждений (р 0,001) (рис. 2, 3).
Отличительной чертой профиля самовосприятия ПБВП являлся разрыв между «Я» и «Я идеальным» при оценке собственной базы суждений (2,4 балла, что составило 100% разницы), покорности, застенчивости (2,6 балла 93% разница) и зависимости (3,1 бала - 100%) разница) (р 0,001). Различия между реальным и идеальным представлениями были выражены значительно меньше, чем у ПВП. ПВП оценивали собственную конформность как чрезмерно выраженную, что, по видимому, обусловлено системой убеждений, осознаваемой как слишком жесткой и ограничивающей (рис. 4).
В сравнении с контролем в подгруппах также были выявлены достоверные различия. Так, ПВП осознавали себя как менее лидирующих, независимых, более недоверчивых, застенчивых, зависимых (р 0,001). В образе «Я-идеальное» было более выражено стремление к ответственности, вниманию к другим людям (р 0,001), менее - стремление к доминированию, независимости (р 0,01), агрессии (р 0,05), сохранению своей базы суждений (р 0,001) и к сотрудничеству (р 0,05). В этой подгруппе было отмечено значительно больше различий с профилем самовосприятия контрольной группы, чем у ПБВП. У ПБВП наблюдались более высокие значения агрессивности (р 0,05), покорности, застенчивости (р 0,05) и зависимости (р 0,001) в оценке образа «Я». Значения показателя независимости у ПБВП были ниже, чем у контрольной группы (р 0,05). У ПБВП в образе «Я-идеальное» были менее выражены независимость, более - конструктивная агрессия, покорность, зависимость. Но в стремлении к идеалу не было значимой разницы. Больше был выражен разрыв между реальным и идеальным образами себя.
Параметры доминирования «Я» (V «Я») максимально выражены были у лиц ПБВП. Наблюдался двукратный разрыв между значениями «Я» и «Я 53 идеального» (р 0,001). По сравнению с контролем более выражено было доминирование в образе «Я-идеальное» (р 0,001) (рис. 5).
У ПВП наблюдалась большая разница значений векторов образа «Я», чем у ПБВП. Максимальная разница была выражена в значениях доминирования (в 2,5 раза). В векторе доброжелательности «Я» также была выражена двукратная разница, которая не наблюдалась у ПБВП. То есть, данные анализа векторов подтверждали более выраженный внутриличностный конфликт лиц этой подгруппы по сравнению с ПБВП (р 0,001) (рис. 6).
По сравнению с контролем ПВП в среднем оценивали себя как менее доминирующих (р 0,001), более стремились к доминированию (р 0,001), к доброжелательности (р 0,001).
В оценке своей силы и активности ПБВП показали достаточно однородные значения (в сравнении реального и идеального представлений). Не было выявлено разрыва в 1,0 и более, который говорил бы о выраженном психологическом напряжении. Была занижена оценка себя (р 0,05) и завышена идеальная оценка (р 0,001), завышена идеальная сила (р 0,01) по сравнению с контролем (рис. 7).
ПБВП были более склонны оценивать себя при описании образа «Я» как лидирующих (р 0,01), более застенчивых (р 0,05). Они меньше стремились к отказу от собственных убеждений и ценностей (р 0,001), к великодушию и ответственности (р 0,05). Доминирование у ПБВП было выражено значительнее, чем у ПВП (р 0,05), а стремление к доброжелательности менее, чемуПВП(р 0,01).
То есть, у ПВП мы могли судить о более выраженном внутриличностном конфликте по сравнению с ПБВП, они были более склонны к изменению собственной базы ценностей и установок, опираясь на модели ценностей и поведения окружающих, что создает показания для когнитивной психотерапии в отличие от ПБВП (Булановская Т.Н., 1998).
Социально - психологические особенности тендерных групп индвидуумов с расстройствами адаптации
В основной группе были выделены следующие закономерности при оценке образа «Я»: у женщин выше чем у мужчин стремление к агрессивности (р 0,001), у мужчин выше стремление к независимости (р 0,001) и покорности (р 0,01), более высокие значения стремления к доброжелательности (р 0,01) (рис. 33-36).
В группе контроля у женщин были выше, чем у мужчин значения следующих параметров образа «Я»: покорности (р 0,001), зависимости (р 0,01), сотрудничества (р 0,01), ответственности (р 0,01), а также и стремление к сотрудничеству (р 0,01) и ответственности (р 0,05). Стремление к сохранению своей базы суждений было ниже (р 0,05) (рис. 39-42).
Значимых различий между мужчинами основной и контрольной групп не наблюдалось. Профили самовосприятия практически совпадали. У женщин основной группы наблюдались достоверные различия с контрольной группой по большинству октант, за исключением агрессивности, сотрудничества и ответственности при оценке образа «Я». Были выявлены практически два различных профиля - образ «Я» контрольной группы и образ «Я» основной группы.
В образе «Я-идеальное» основной группы выявлены достоверные различия по сравнению с «Я-идеальное» группы контроля в независимости (р 0,05), агрессивности (р 0,05), своей базы суждений (р 0,001), сотрудничества (р 0,05). Профили группы контроля были «сдвинуты» в сторону октант неконформности, а основной группы - в сторону октант конформности. В контрольной группе у женщин более чем у мужчин были выражены значения доминирования в образе «Я-идеального» (р 0,05), доброжелательности образа «Я» (р 0,05), «Я-идеального» (р 0,01) (рис. 38).
В основной группе у мужчин по сравнению с женщинами в образе социального «Я» было выше стремление к агрессии (р 0,001), сохранению своей базы суждений (р 0,01), зависимости (р 0,01). В контрольной группе у женщин выше, чем у мужчин значения ответственности (р 0,01), а также стремление к ответственности (р 0,001) и сотрудничеству (р 0,001). Ниже были значения следующих октант: «Я-идеальное»: агрессивности (р 0,001), своей базы суждений (р 0,01) (рис. 44 45).
В образе «Я» социальное мужчин основной и контрольной групп не выявлялось значимых различий, что повторяло картину, полученную при описании образа «Я». У женщин также были выявлены тенденции, подобные тем, что наблюдались в оценке образа «Я». У женщин более чем у мужчин в группе контроля были выражены значения доминирования в образе социального «Я-идеального» (р 0,05), доброжелательности образа социального «Я» (р 0,001), социального «Я-идеального» (р 0,001) (рис. 46-49).
В образе семейного «Я» у мужчин было выше, чем у женщин стремление к агрессии (р 0,01), сохранению своей базы суждений (р 0,001), застенчивости (р 0,01), зависимости (р 0,001), сотрудничеству (р 0,05), ответственности (р 0,05).
В контрольной группе у мужчин выше, чем у женщин значения сотрудничества (р 0,05), а также стремление к лидерству (р 0,05).
У мужчин основной группы в образе семейного «Я»были выявлены значимые различия в покорности (р 0,05), зависимости (р 0,05), стремлении к лидерству (р 0,05), сотрудничеству (р 0,01), ответственности (р 0,01) и доброжелательности (р 0,05) по сравнению с контролем. У женщин были выявлены следующие значимые различия: независимости (р 0,05), агрессивности (р 0,05), собственной базы суждений (р 0,001), доброжелательности (р 0,05), стремлении отказаться от своей базы суждений (р 0,001), к ответственности (р 0,05) соответственно. У женщин более чем у мужчин в группе контроля были выражены значения доминирования в образе социального «Я-идеального» (р 0,05), доброжелательности образа социального «Я» (р 0,001), социального «Я-идеального» (р 0,001) (рис. 52-55).
У мужчин основной группы наблюдались более высокие значения в октантах идеальных представлений как образа «Я», так и социального «Я» и семейного «Я». Причем требования к себе в семье были более высокие, чем во всех остальных контекстах. В IV октанте, связанной с отказом от собственных установок и ценностей, различие было наиболее выражено. Мужчины более чем женщины были склонны сохранять собственные ценности и верования, что косвенно свидетельствовало о меньшей поведенческой гибкости.
В группе контроля также были выявлены значимые различия между мужчинами и женщинами, но эти различия выражены в других октантах.
Таким образом, у женщин в группе контроля более выражены были октанты, связанные с конформностью, подчиняемостью, доброжелательностью, а у мужчин - с доминированием, агрессией, авторитарностью, как в реальном, так и в идеальном представлении о себе. У мужчин основной группы было меньше выражено стремлении к доброжелательности образа «Я», чем у женщин при меньшей оценке собственной доброжелательности социального «Я».
То есть, женщины стремились к доминированию больше, чем мужчины, оценивали себя более доброжелательными и стремились к доброжелательности в образе «Я» и социального «Я». Мужчины оценивали свое социальное «Я» как более доминирующее, чем женщины (рис. 56).
Алгоритм диагностики лиц с расстройствами адаптации
Для более качественного выявления и оптимизации процесса психотерапии расстройств адаптации было предложено использование следующего алгоритма диагностики:
1. Оценка клинических показателей расстройств по МКБ 10 для установления диагноза «Расстройство адаптации». Это даст возможность отнесения обследуемого к конкретной диагностической подгруппе.
Критерии диагноза:
развитие симптомов расстройства адаптации в течение одного месяца после воздействия стрессора, который не является необычным или катастрофическим;
симптомы или нарушения поведения подобные аффективным расстройствам (F30-F39), любым расстройствам (F40-F48) и расстройствам поведения (F91 -), но при отсутствии критериев для этих расстройств.
F43.21 - легкое депрессивное состояние, возникшее в результате пролонгированного действия стрессовой ситуации, но длительностью не более двух лет;
F43.22 - симптомы тревоги и депрессии отчетливо выражены;
F43.23 - симптомы обычно нескольких эмоциональных типов (тревога, депрессия, беспокойство, напряженность и гнев).
Симптомы продолжаются более, чем шесть месяцев после прекращения действия стресса или его последствий за исключением F43.21. Но этот критерий - не препятствие предварительному диагнозу.
2. Выявление навязчивых мыслей самообвинения или «проигрывания» в голове ситуации, послужившей причиной расстройства, как ведущего когнитивного паттерна, который поддерживает состояние напряжения и в качестве точки приложения усилий для психотерапии. При исчезновении навязчивых мыслей можно судить об успешности терапии.
3. Оценка тяжести депрессии и тревоги с использованием признанных клиницистами шкалы депрессии Гамильтона (HDRS) и шкалы тревоги Гамильтона (HARS), что позволит определить тяжесть расстройства и эффективность терапии при снижении показателей по шкалам.
4. Использование психодиагностических методик для оценки субъективного психологического состояния:
а) диагностика межличностных отношений (ДМО Собчик Л.Н) с использованием оценки образа «Я», социального и семейного «Я» с измерением разницы «Я» и «Я-идеального» для каждого образа для определения стиля межличностного взаимодействия индивида со средой и определения путей компенсации тех личностных свойств, которые ухудшают адаптацию личности в социальной среде.
При расстройствах адаптации будет выражена разница в образах «Я» и «Я-идеалыюе», особенно в IV октанте в проблемных образах «Я».
b) Методика оценки личностного дифференциала в адаптации института им. В.М. Бехтерева по отношению личности к себе в целом и в качестве члена семьи с учетом «Я» и «Я-идеального» при самоописании обследуемыми образов «Я» и «Я» социального для оценки величины личностного разрыва между оценкой себя, своей силы и активности как одной из причин внутреннего напряжения.
При расстройствах адаптации будет выражен разрыв между «Я» и «Я-идеальное» более единицы в образе «Я», социальном или семейном «Я».
c) Анкета оценки психоэмоционального состояния (тест СУПОС-8, разработанный в Пражском институте Микшеком) для оценки преобладания мобилизующих или демобилизующих компонент психологического состояния как критерий осознавания тяжести своего состояния.
При расстройствах адаптации будут преобладать демобилизующие компоненты над мобилизующими, а при успешности проводимой терапии -увеличиваться мобилизующие компоненты. По степени преобладания можно судить о субъективной тяжести состояния.
5. Использование психофизиологических методик (ПЗМР, ЗМРВ и РДО) для объективной оценки функционального состояния ЦНС, позволяющих получить системное представление о функциональном состоянии ЦНС и анализаторов, скорости принятия решения на момент обследования, точности реагирования, склонности к риску, преобладании реакций опережения или запаздывания, функционального состояния и работоспособности.
6. Оценка вегетативного статуса путем вычисления вегетативного индекса (ВИ) (индекс Кердо), определение толерантности АД и ЧСС к физической нагрузке; вычисление адаптационного показателя (АЛ) (методика Баевского P.M.). При расстройствах адаптации будет снижена толерантность к физической нагрузке и повышен адаптационный показатель. Толерантность к физической нагрузке будет повышаться, а адаптационный показатель снижаться при восстановлении состояния адаптации.
Таким образом, при применении данного алгоритма появляется возможность более точного разделения диагностической группы на подгруппы. Внутри конкретной рубрики МКБ 10 выделены две подгруппы лиц: с навязчивыми мыслями самообвинения или мыслями на тему стрессовой ситуации и без явных навязчивостей как ведущего когнитивного паттерна. Это позволит дифференцировано выбирать направление для когнитивной, релаксационной психотерапии и фармакотерапии.
Разделение на подгруппы также позволит дифференцировано подходить к психотерапии - в ПВП сделать акцент на когнитивной, а в ПБВП -релаксационных техниках.
Алгоритм позволяет значительно сэкономить средства, затрачиваемые на «пробный подбор» терапии, значительно уменьшить время психотерапии или психологической коррекции, так как психотерапия будет проводиться «адресно» над выявленным паттерном.
