Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Этнос, этничность и межэтническое сообщество как объекты социально-философского исследования
1.1 Современная проблемная ситуация в разработке теории этноса 19
1.2 Этничность как социально-философский конструкт 3 8
1.3 Межэтническое взаимодействие — межэтнические отношения - межэтническое сообщество: социально-философское измерение 59
Глава 2. Русско-югорские межэтнические сообщества в воспроизводстве этничности: формирование, функционирование, динамика
2.1 Основания и предпосылки становления русско-югорских межэтнических сообществ 75
2.2 Способ жизнедеятельности межэтнических сообществ как система воспроизводства этничности 91
2.3 Современная динамика межэтнических сообществ и перспективы воспроизводства этничности 103
2.4 Местное самоуправление в воспроизводстве этничности 115
Заключение 124
Список литературы 127
- Современная проблемная ситуация в разработке теории этноса
- Межэтническое взаимодействие — межэтнические отношения - межэтническое сообщество: социально-философское измерение
- Основания и предпосылки становления русско-югорских межэтнических сообществ
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Актуальность обращения к основаниям этничности, механизмам, закономерностям и перспективам её воспроизводства в межэтнических сообществах обусловлена, прежде всего, сложившейся в современном мире поистине драматической этнической ситуацией. Из важнейшего фактора социокультурного развития межэтнические противоречия всё больше и чаще превращаются в источник локальных и глобальных конфликтов, угрожающих самому существованию цивилизации. Международный терроризм абсолютизирует, мистифицирует и цинично эксплуатирует этнические особенности и интересы в целях радикальной геополитической дестабилизации. В таких обстоятельствах адекватный анализ современных этнических процессов становится одним из главных условий выживания человеческого рода. Многократно возрастает актуальность усилий, направленных на выяснение природы, сущности и динамики этнического, а также, что необходимо связано с первым, на скорейшее формирование специфического этнологического категориально-методологического аппарата, ведь точная и своевременная квалификация проблемы — залог её успешного (здесь буквально: бескровного) решения. Конечно, любые, даже самые тонкие дефиниции бессильны сами по себе против этнической интолерантности и активного национализма. Тем более, до совсем ещё недавнего времени теоретические изыскания стояли, в лучшем случае, в довольно опосредованном отношении к политической, в том числе национальной, практике. Во многом поэтому принимаемые меры далеко не всегда отличались последовательностью, системностью и, соответственно, эффективностью. Однако потрясения новейшей истории окончательно убеждают: только настойчивое совместное осмысление деструктивных явлений массового сознания и поведения есть уже и непосредственное их
преодоление. Предлагаемая работа — скромный, но в сегодняшних условиях вполне реальный вклад в такое общее дело.
«Прикладная» часть исследования - опыт социально-философской реконструкции русско-югорского межэтнического комплекса - получает дополнительную актуальность из конкретных обстоятельств места и «образа действия»1. Причём региональная специфика такова, что её принципиальный анализ, кроме подразумеваемого локального значения и претензии на соответствующий практический эффект, скоро обнаруживает свой универсальный жизнеустроительный («социально-технологический») потенциал. С одной стороны, в условиях изменившейся — «неклассической» — детерминации социальной реальности инструментально-адекватная рефлексия оснований местных русско-югорских межэтнических сообществ — чуть ли не первое, во всяком случае, совершенно необходимое условие и важная составляющая оптимизации, а часто и простого воспроизводства всех сторон их жизнедеятельности. Проблемы и ещё больше уже «состоявшиеся» неудачи национального (и не только) строительства в Ханты-Мансийском автономном округе (например, история с индивидуальными родовыми угодьями, — решив ряд краткосрочных вопросов, они породили множество новых, более серьёзных проблем), да и в стране в целом, — наглядное тому доказательство. Общее место — вопиющее несоответствие конечного результата прилагаемым усилиям, в том числе, и не в последнюю очередь, материальным затратам. Игнорировать очевидное дальше - себе дороже. С другой стороны, также бесспорно, что сложившиеся на Севере Западной Сибири межэтнические, и прежде всего русско-югорские, отношения в целом носят преимущественно конструктивный характер и «по совокупности» обнаруживают положительную динамику. Неблагоприятный этнополитический фон, особенно действующие и потенциальные «горячие» точки на постсоветском пространстве, усиливают впечатление и подвигают на активное
Под юграми понимаются этносы и этнические труппы, сложившиеся и традиционно проживающие на территории исторической области «Югра», т. е. ханты, манси и лесные ненцы.
использование местного опыта для создания деконфликтогенной модели межэтнических взаимодействий. Развивающаяся практика устойчивого (пусть не без издержек) воспроизводства межэтнических сообществ Югры — конкретно-исторический вариант реализации такой модели и, значит, самая надёжная гарантия её возможности и действительности.
Степень разработанности проблемы. Можно назвать целый ряд как отечественных, так и зарубежных исследователей, которые ставят вопросы общей теории этноса в центр своих профессиональных интересов.
Важнейшей задаче всестороннего определения специфической сущности этнического феномена, а также методологическим проблемам этнографических и этносоциальных исследований посвящены теоретические работы М. С. Широкогорова, Л. Н. Гумилёва, Ю. В. Бромлея, П. И. Кушнера, В. И. Козлова, М. В. Крюкова, С. А. Арутюнова, Н. Н. Чебоксарова, В. В. Пименова, Ю. В. Арутюняна, Л. М. Дробижевой, А. А. Сусоколова, В. П. Алексеева, С. В. Лурье, В. В. Мархинина, Ю. В. Попкова, С. Г. Ларченко, С. Н. Ерёмина и других отечественных авторов. За немногими исключениями речь идёт об исследованиях в рамках парадигмы исторического материализма. Соответственно, этнос раскрывается здесь как объективно обусловленная в своём становлении и развитии социальная реальность, необходимая форма человеческой коллективности. Отсюда, в свою очередь, постоянный акцент на устойчивости и определённости этнической организации. В результате -известные трудности с оперативным диагнозом и прогнозом новейших перманентных этнических (локальных и глобальных) сдвигов и трансформаций, проблемы с эффективной этнической идентификацией постмодерной повседневности.
Западные учёные развивают принципиальные установки, чаще всего, в непосредственной связи с конкретно-эмпирическим анализом современных этнических процессов на общей концептуальной основе теории модернизации (М. Бернэл, Д. Найт, П. ван ден Берге, Г. Де Вое, Р. Мэст, У. Фриман, Ж. Девере, С. Энлоу, Ф. Барт, С. Леви, Дж. Финней и др.) Почти исключительный
интерес англоязычной традиции к актуальной этнической процессуальное нашёл теоретическое выражение в динамическом конструкте «этничность». Его синтетическая природа и не связанная фиксированным социальным подходом структура представлялись адептам универсальным ключом к «микшированной» современности. Но в отсутствие собственных методологических оснований, и подчиняясь мировоззренческой перспективе вестернизации, «этничность» очень скоро становится формальным предикатом незападного анклава в составе доминирующей англоамериканской культуры и описывается целиком отрицательным образом - как последнее препятствие на пути к окончательной ассимиляции. Так что экспликация этнического феномена конкретизируется в задачу равномерного распределения его содержания на сопутствующие «внеэтнические» обстоятельства, прежде всего, действительные и мнимые симптомы «западнизации». Соответственно, стремительно учащающиеся случаи сопротивления нивелирующей тенденции получают неизменно ситуативное объяснение. (Тот же «антиглобализм» до сих пор не стал предметом специального теоретического анализа.)
С середины 90-х гг. к систематической разработке дискурса этничности подключается ряд отечественных специалистов. При этом одни из них продолжают и даже усиливают англоязычную традицию «развоплощения» этнического на путях его радикальной субъективизации (В. А. Тишков, Г. У. Солдатова), другие (таких большинство) в целом не сомневаются в объективном характере этничности и, как следствие, эвристическом потенциале одноимённого теоретического конструкта (С. В. Чешко, С. А. Арутюнов, М. Е. Колпаков, Б. Е. Винер, Н. Г. Скворцов и др.) Однако диапазон конкретных решений настолько велик, что о сколько-нибудь внятной классификации, тем более принципиальном согласовании позиций не может быть речи. Не считая произвольности, единственное общее место едва ли не всех авторских версий этничности — их параллельное отношение к...собственно этнологической проблематике и этносу как таковому.
Одна из главных «внутринаучных» причин указанного парадокса и вообще аморфного (если не внутренне разорванного) состояния этнической темы - недостаточная экспликация её социально-философских оснований. До сих пор в этом направлении предпринимались лишь единичные попытки2. Между тем именно социально-философский подход, по определению, обещает эффективно «замкнуть» теорию этноса на проблему этничности, раскрыв последнюю как специфическую социальную сущность этнического бытия, самодостаточное основание и собственное содержание качества, динамики и процессуальное этнической коллективности.
Но если общие вопросы этнической теории всё же как-то поступают в философско-методологический оборот, то межэтнические проблемы оказались сегодня по большей части в ведении прикладных краткосрочных исследовательских программ, ангажированных, прямо или косвенно, текущими обстоятельствами экономического и политического передела. (Многочисленные исследования межнациональных отношений, относящиеся к предыдущему, советскому, периоду, при всей академической основательности, как правило, слишком связаны вторичной к своему непосредственному предмету и даже, в конечном счёте, фактически отменяющей его задачей теоретического обеспечения идеологии пролетарского интернационализма и, особенно, действительного процесса формирования новой, «наднациональной», исторической общности людей — советского народа. С другой стороны, новейшие социально-философские исследования межкультурных взаимодействий (С. Г. Ларченко, С. Н. Ерёмин, А. М. Аблажей) не подразумевают взаимно однозначной корреляции, не говоря о совпадении, с «соответствующей» межэтнической проблематикой.) Очевидно, утилитарно-объективистский подход к межэтническому вопросу совершенно неадекватен его значению и роли в актуальных социокультурных процессах. Лишаясь собственной динамики, межэтнические явления воспринимаются формальной константой универсальных тенденций, само
2 См., например: Мархинин В. В. Начала социально-философской теории этноса. - Новосибирск, 1996.
собой разумеющейся постоянной, которой можно и нужно пренебречь в стремительных переменах. Как результат такой мировоззренческой «дальнозоркости» на фоне методологической недостаточности — низкая «разрешающая» способность большинства существующих «межэтнических» концептуализации, их эвристическая и прогностическая ограниченность. Содержательно и без того кризисную познавательную ситуацию усугубляет преимущественное внимание большинства авторов к негативным, в т. ч. откровенно конфликтным, формам межэтнического взаимодействия, болезненным явлениям деградации межэтнической структуры и, соответственно, технологиям этнического самосохранения на путях «цивилизованного развода» (Г. У. Солдатова, Л. М. Дробижева, Н. М. Лебедева, А. А. Манцев, В. А. Тишков, Л. А. Рыкалина, Е. А. Ерохина, Т. А. Исаева и др.) Исключением из общего правила выступает последовательная и комплексная разработка В. В. Мархининым и И. В. Удаловой положительного концепта «межэтническое сообщество», «очищающего» и синтезирующего встречные движения этносов (этнических сообществ.) Одноимённый феномен понимается при этом как целостная система с высоким потенциалом самовоспроизводства.
Что касается собственно русско-югорской темы, то она для отечественного обществознания вроде бы не нова. Одним из её первооткрывателей по праву может считаться ещё А. А. Дунин-Горкавич.3 Он заложил основы методологии эмпирического изучения образа жизни народов Обского Севера на современном ему этапе. Стремясь к высокой степени документированности анализов и выводов, Дунин-Горкавич использовал данные включённых наблюдений, статистики, официальных документов и собственных социологических исследований. Особенностью его трудов является также органичное соединение эмпирического подхода с основательной теоретической проработкой изучаемых вопросов.
3 Дунин-Горкавич А. А. Тобольский Север. В 3 т., СПб., 1904-1912.
В советский период в связи с достаточно последовательной рационализацией и гуманизацией (правда, зачастую лишь декретированной) государственной национальной политики, в т. ч. в отношении северных окраин, количество исследований, посвященных проблемам взаимодействия сибирских автохтонов с русскими поселенцами, заметно увеличивается, кроме того, они носят всё более систематический и в то же время практически ориентированный характер. С открытием в Западной Сибири месторождений нефти и газа и последовавшим за этим интенсивным промышленным освоением территорий исконного проживания малочисленных северных народов такой «фундаментальный прикладной» жанр, резко прибавляя в актуальности, становится чуть ли не общепринятым.
Различные аспекты исторического становления и современного состояния русско-югорских межэтнических отношений в тесной связи с потребностями и возможностями их эффективного регулирования и развития рассматриваются в работах И. И. Крупника, А. И. Пики, 3. П. Соколовой, Е. Г. Фёдоровой, И. Н. Гемуева, В. М. Кулемзина, Н. В. Лукиной, В. В. Мархинина, И. В. Удаловой, Т. А. Молдановой, В. М. Курикова, Т. Г. Харамзина, Н. Г. Хайруллиной и др. Последнее время литература вопроса растёт буквально в геометрической прогрессии, причём намёков на спад пока не замечено. Интерес к истории и сегодняшней жизни края питают столь многочисленные и разнородные источники, что только беглый их обзор легко составил бы отдельную монографию. Сейчас же показательна сама статистика: имея в виду внушительное количество всевозможных учебников, пособий, словарей, хрестоматий и опубликованных самостоятельных исследований, посвященных (целиком или по преимуществу) Ханты-Мансийскому автономному округу, вряд ли какой регион, даже в «складчину» с соседями, составит ему сегодня серьёзную конкуренцию. Немалая часть в этом бурном информационном потоке принадлежит русско-югорской проблематике. Но при этом по-настоящему капитальных, одновременно детальных и обобщающих работ по указанной теме совсем немного. К тому же почти все
они исполнены либо в конкретно-социологическом, либо в историко-этнографическом, т. е. преимущественно описательном (эмпирические объяснения не в счёт) ключе. Встречаются также попытки механического (что неизбежно на том же уровне теоретизации) сочетания жанров академической ретроспективы, ситуативно-технической «диагностики» и долгосрочного прогнозирования (В. М. Куриков, Т. Г. Харамзин, Н. Г. Хайруллина.) Очевидно, при таком «собирательном» подходе, включающем привычку рассматривать острые проблемы коренных малочисленных народов Югры изолированно от многовекового и фактически непрерывного взаимодействия последних с русскими, невозможно не только адекватно раскрыть, но по-хорошему впервые увидеть специфическое органическое качество русско-югорского межэтнического феномена.
Разумеется, методология определяется целями и задачами исследования. За единичными исключениями, авторы не ставят целей систематического и всеобъемлющего анализа оснований, динамики и перспектив русско-югорского межэтнического комплекса. Реализация подобного теоретического проекта предполагает сущностный (в первородном «вертикально-метафизическом» смысле) для обозначенного круга явлений — социально-философский - подход. Его нынешний удельный вес в русско-югорских реконструкциях совершенно не соответствует ни собственным возможностям (подхода), ни глубине и актуальности темы. (В. В. Мархинин - фактически единственный, если не считать диссертанта, кто отстаивает сегодня необходимость социально-философского исследования русско-югорских межэтнических сообществ.) Не в последнюю очередь именно отсюда низкая эффективность многих практических — экономических, политических, правовых, экологических — решений, их часто невнятный, а то и вовсе противоречивый, даже взаимно исключающий характер. Так что скорейшее заполнение указанного концептуального пробела, кроме теоретических дивидендов, обещает вполне конкретную выгоду. Продуманная оптимизация собственных расходов в реалиях новых межбюджетных отношений,
внешнеполитической нестабильности и прихотливой нефтяной конъюнктуры приобретает для округа едва ли не главный практический смысл.
Объект и предмет исследования. Объектом исследования являются межэтнические сообщества как социально-исторический феномен. Предмет исследования — процесс воспроизводства этничности в территориальных межэтнических сообществах.
Цель и задачи исследования. Цель работы - теоретический анализ механизма воспроизводства этничности в процессе межэтнических отношений в территориальных сообществах и экспликация его на примере русско-югорских межэтнических взаимодействий.
Задачи исследования:
с позиции системно-генетической интерпретации современного детерминизма раскрыть социально-философское содержание конструкта «этничность»;
на основе социально-философского подхода построить теоретическую модель воспроизводства этничности в процессе межэтнических взаимодействий в территориальных межэтнических сообществах и эксплицировать её на материале русско-югорских межэтнических отношений, для чего:
определить основания, предпосылки и механизмы становления и развития русско-югорских межэтнических сообществ;
рассмотреть способ жизнедеятельности местных поселенческих межэтнических сообществ как систему воспроизводства этничности;
проанализировать актуальную этносоциокультурную динамику русско-югорского межэтнического комплекса в связи с перспективами воспроизводства этничности.
Методологическая основа и источники исследования. Методологической основой реализации цели и задач исследования явились следующие принципы:
— принцип историзма, определяющий актуальное содержание предмета из
диалектики наличной формы со-бытия его прошлого, настоящего и будущего, выражающих и развивающих логику, план и механизм существующего как универсального, направленного и открытого мирового процесса;
- принцип системности, объясняющий качественную определённость и
непрерывность явления способом и спецификой его организации,
процессами функционального взаимодействия его подсистем и элементов,
4 а также его местом и ролью в качестве элемента (подсистемы) в составе
более широкого функционально структурированного
саморазвивающегося целого;
принцип развития, раскрывающий динамику изучаемого феномена как обусловленную внешними и внутренними противоречиями его сторон, характером, способом и механизмами их взаимозависимости, взаимосвязи и взаимодействия, а также его (феномена) собственными противоречивыми отношениями с «окружающей» (природной и социокультурной) средой;
принцип деятельности, представляющий общество саморазвивающейся системой социальной активности людей (индивидов и групп) и тем самым предметно реализующий в конкретном анализе сущностное единство антропологического (индивидуально-субъективного) и социологического (объективно-структурного) измерений социального (человеко-общественного) бытия.
* Эти принципы традиционны. Они, по существу, нормативны для любого
теоретического исследования. Поэтому необходимо обратить внимание на то
обстоятельство, что все перечисленные принципы выстроены в структурных
границах социально-философского подхода, предполагающего историзм и
системность в рассмотрении развивающейся деятельности индивидов, групп и
всего общества в целом. Отмеченные исследовательские принципы наиболее
плодотворны именно в рамках нетрадиционного подхода, каким в отношении
.
этнической темы выступают в настоящий момент установки, приёмы и правила социально-философской рефлексии.
Теоретическими источниками исследования явились, прежде всего, работы ведущих отечественных этнологов (этнографов), историков, психологов, философов, социологов и культурологов. Особое место в этом корпусе занимают публикации специалистов-североведов, в том числе (а в ряде случаев — в первую очередь) представителей коренных народов Югры, а также материалы различных научных и научно-практических конференций, семинаров и круглых столов, посвященных истории, современному состоянию, актуальным проблемам и тенденциям русско-югорского межэтнического комплекса.
Эмпирические источники представлены преимущественно материалами социологических экспедиций в национально-смешанные поселения Ханты-Мансийского автономного округа, осуществлённых сотрудниками сектора этносоциальных исследований Института философии и права СО РАН (г. Новосибирск) и кафедры философии Сургутского государственного университета (и в их числе диссертантом) под руководством профессора В. В. Мархинина.
Новизна подходов и результатов исследования. В работе впервые предпринимается попытка экспликации и верификации социально-философского содержания общей теории этноса в связи с анализом механизма этнического воспроизводства в форме межэтнического взаимодействия в территориальных сообществах. При этом сам этнос рассматривается и утверждается в качестве субъект-субстанции общественно-исторического бытия.
Этничность раскрывается как естественно-историческая структура групповой самодетерминации, коллективная субъектность, а этническое самосознание как универсальный механизм её идеального опосредования.
В рамках опыта реконструкции «межэтнических» эпистемологических моделей уточняются границы концепта, основания и принципы типологии
межэтнических взаимодействий, при этом межэтнические отношения (как субъект-субъектный процесс) трактуются в качестве их «идеального типа» и онтологической меры; территориальное межэтническое сообщество понимается как форма воспроизводства и развития субъект-субъектной структуры межэтнических отношений.
Концептуальная часть исследования выступает основанием интерпретации становления, способа жизнедеятельности и динамики русско-югорских межэтнических сообществ как системы устойчивого воспроизводства этничности.
На материале межэтнических взаимодействий в сельских районах Ханты-Мансийского автономного округа получают конкретно-историческую квалификацию актуальные проблемы, тенденции и перспективы современных региональных этнических процессов. Из анализа местного опыта проявляются общие принципы деконфликтогенной модели этнокультурного развития в полиэтнических социумах.
На защиту выносятся следующие положения.
Этнос - это первичный социальный организм, низший таксономический уровень самовоспроизводства человеко-общественной реальности, фундаментальная структура коллективности и главный субъект исторического процесса.
Этничность — это естественно-историческая структура коллективного самоопределения, необходимое и достаточное основание социальности, т. е. непосредственно этническое качество, сущность этнических явлений.
Межэтнические отношения — это субъект-субъектное взаимодействие этносов, т. е. собственно межэтнический процесс, способ существования этничности, источник и механизм внутриэтнического развития.
Межэтническое сообщество — это явление воспроизводства этничности (этнического воспроизводства) в форме саморазвития и
устойчивого функционирования системы межэтнических отношений, предельный уровень межэтнической интеграции.
Местные поселенческие русско-югорские межэтнические сообщества - это исторически сложившиеся «бинарные» социальные организмы, самостоятельные субъекты этнокультурного развития. Высокий потенциал их внутренней целостности обусловлен уникально-равноправным и непрерывным культурно-генетическим взаимопроникновением югорских автохтонов и русских старожилов. Межэтническая напряжённость в русско-югорских взаимодействиях имеет преимущественно внешние причины. Полномочное общинно-поселенческое самоуправление - важнейшая предпосылка и механизм преодоления деструктивных обстоятельств и реализации русско-югорской межэтнической спонтанности.
Актуальное воспроизводство югорской этничности необходимо опосредовано процессами русско-югорского межэтнического сближения. Сохранение, возрождение и развитие югорских этносов, их эффективная адаптация к современной цивилизации возможны только на основе и в форме углубляющегося русско-югорского межэтнического синтеза.
Теоретическая и практическая значимость работы. Результаты исследования могут быть использованы:
- в дальнейшем развитии социально-философских аспектов теории этноса;
- в уточнении общей методологии этнологических (прежде всего
«межэтнических») исследований;
- в лекционных курсах по социальной философии, этнологии, социологии и
культурологии.
Опыт социально-философской реконструкции русско-югорского межэтнического комплекса должен содействовать оптимизации теории и практики местного самоуправления в национально-смешанных русско-
аборигенных (аборигенно-русских) районах Ханты-Мансийского автономного округа, совершенствованию системы государственного регулирования социально-экономического и этнокультурного развития коренных малочисленных народов Севера4.
В частности, промежуточные и итоговые выводы работы могут оказаться полезными в разработке отчётливых эмпирических критериев персональной этнической идентификации. Такая задача выходит на первый план в связи с предполагаемой в обозримой перспективе ратификацией Российской Федерацией Конвенции №169 МОТ «О коренных народах и народах, ведущих племенной образ жизни в независимых странах» и, соответственно, необходимостью строгого определения круга лиц, на которых будет распространяться действие указанного документа. До сих пор главным индикатором национальной принадлежности в нашей стране выступало не подлежащее однозначной эмпирической верификации этническое самосознание. При этом зарубежный опыт здесь ничем помочь не может: принятые во многих странах с коренными меньшинствами формальные критерии этничности (происхождение, язык, наследственное право на занятие оленеводством и т. п.) неадекватны природе и уровню фактической межэтнической интеграции на Российском Севере.
Настоящая работа из развёрнутого анализа социальной сущности этноса, оснований, структуры и механизмов русско-югорских межэтнических взаимодействий намечает пути, на которых лежат не получившие пока точного определения этнические маркеры.
Апробация работы. Диссертационное исследование обсуждалось на кафедре философии Сургутского государственного университета и в секторе этносоциальных исследований Института философии и права Сибирского отделения Российской академии наук.
Под аборигенами здесь и в дальнейшем, за исключением специально оговариваемых случаев, подразумеваются представители коренных малочисленных народов Севера.
Принципиальный план и отдельные содержательные моменты общей концепции предварительно докладывались (и уточнялись) на Всероссийской научно-практической конференции «Социокультурная динамика Ханты-Мансийского автономного округа сегодня и в перспективе XXI века: федеральный и региональный аспекты» (Сургут, май 1998 г.), Первой научной конференции молодых учёных и специалистов города Сургута (Сургут, ноябрь 1998 г.), IV социальных чтениях «Региональная социальная безопасность в условиях реформ» (Сургут, апрель 1999 г.), Всероссийской научной конференции «Северный регион: экономика и социокультурная динамика» (Ханты-Мансийск - Сургут, ноябрь 2000 г.), VI социальных чтениях «Социальное служение отечеству: вчера, сегодня, завтра» (Сургут, апрель 2001 г.), Второй научной конференции молодых учёных и специалистов города Сургута (Сургут, ноябрь 2001 г.)
Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:
Миграционные перспективы национально-смешанных поселений Обского Севера // Социокультурная динамика Ханты-Мансийского автономного округа сегодня и в перспективе XXI века: федеральный и региональный аспекты. Сборник тезисов к Всероссийской научно-практической конференции. Секция 3-4. Ч. 2. — Сургут: Информационно-издательский центр СурГУ, 1998. - С. 86-88.
Феномен этнической идентичности в условиях северных национально-смешанных поселений // Первая научная конференция молодых ученых и специалистов города Сургута: Сборник тезисов докладов. - Сургут: Изд-во СурГУ, 1998.-С. 76-77.
К проблеме образовательного статуса коренных народов Обского Севера // Формирование гуманитарной среды и внеучебная работа в вузе, техникуме, школе: Материалы Всероссийской научно-практической конференции, апрель 1999 г. Т. 1. - Пермь: Изд-во Пермск. ГТУ, 1999. - С. 97-98.
t % 4. Актуальные проблемы национально-смешанных поселений Обского
Севера // Этносоциальные процессы в Сибири: Тематический сборник. — Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000. - Вып. 3. - С. 101-105.
5. Морально-психологический микроклимат в семейном пространстве
национально-смешанных поселений Ханты-Мансийского автономного
округа: социологический очерк // Региональная социальная безопасность в
условиях реформ: Материалы IV социальных чтений, апрель 1999 г.,
Сургут. Кн. 2: Семья на рубеже тысячелетий. — Екатеринбург: Изд-во
* УрГУ, 2000.-С. 25-29.
Объективные предпосылки русско-югорских межэтнических взаимодействий // Северный регион: экономика и социокультурная динамика: Сборник тезисов к Всероссийской научной конференции, ноябрь 2000 г., Ханты-Мансийск - Сургут: Изд-во СурГУ, 2000. - С. 174-175.
Совместимость культур как основа межэтнических отношений (логика и диалектика «русско-югорского вопроса») // Северный регион: наука, образование, культура. — 2000. - №2.
Современная проблемная ситуация в разработке теории этноса // Современная философия в поисках сущностей и смыслов: Материалы научно-практической конференции (25-27 октября 2001 г.). -Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2001. - С. 87-93.
«Этничность»: к уточнению теоретического статуса // Вторая научная конференция молодых ученых и специалистов города Сургута: Сборник
« тезисов докладов. - Сургут: Изд-во СурГУ, 2001. - С. 104-107.
10.К социально-философской реконструкции русско-югорского
межэтнического комплекса // Северный регион: экономическая и культурная динамика: Сборник тезисов к Всероссийской научной конференции, май 2002 г., Ханты-Мансийск - Сургут: Изд-во СурГУ, 2002. -С. 141-142.
Структура диссертации определяется поставленными задачами. Работа состоит из введения, двух глав и заключения. Список литературы содержит 163 наименования.
Современная проблемная ситуация в разработке теории этноса
Раньше анализа наличной теоретической ситуации и тем более попыток реконструкции заявленных концептов необходимо договориться о методологическом контексте намеченных процедур. Подразумевая под этносом с самого начала некоторое социальное образование, «общность» в нейтральном смысле слова, необходимо подчинить все рассуждения о нём (этносе) верифицируемым на сегодняшний день моментам семантического поля указанной категории. Последние, как известно, основаны на принципе историзма, выступающем, таким образом, аналитической призмой для этноса как этнически определённой общности. Собственно этнос естественно выступает общим обозначением своих стадиально-исторических модификаций, и его (этноса) теоретический образ восстанавливается из конкретно развивающейся специфики их жизнедеятельности. При всей тривиальности это необходимое напоминание, чтобы выяснение сущности этноса не обернулось, как уже неоднократно случалось, поисками его раз навсегда фиксированной «предвечной» формы. При этом сказанное не означает отказа от самой этнической «субстанции» как особого социального качества, становящегося в коллективном существовании. В (противном) случае «эмпирического» подхода этнос закономерно вырождается в неспецифичный комплекс обстоятельств, без остатка растворяется в них, т. е. фактически исчезает, оставляя без ответа все недоумения на собственный счёт. Такое (часто, правда, как бы невольное) истребление этнической предметности во имя исторической «объективности», как увидим, обычное дело, в том числе для иных классиков жанра. Чтобы удержать этническое содержание, следует предположить его целостный и самодостаточный характер. Это, в свою очередь, требует возведения первичной интуиции этнической общности в (отдельное) общество как социальный организм и, соответственно, самостоятельную единицу (субъект) культурно-исторического развития. Теперь, если не умножать сущности, остаётся поместить искомое этническое качество в субъектное (самосознающее и самодеятельное) начало коллективной жизни (или даже прямо отождествить их, что пока было бы слишком сильным тезисом.) Таким образом, логика реконструкции этнической сущности совпадает с реальной диалектикой социально-исторического субъекта. Последнее обстоятельство — своеобразный демпфер, ориентирующий существующие концептуализации относительно задач содержательной экспликации этнического. Эта «воображаемая» линия позволит оценить меру внутренних отклонений этнологических дискурсов от этнического «суверенитета» и возможности их компенсации. Понятно, что указанное субъектное качество становится не на пустом месте, но для выравнивания традиционно перекошенных в имеющихся интерпретациях отношений этнических явлений с внеэтническими факторами представляется целесообразным временное отвлечение от их (явлений) «внешней» обусловленности и сосредоточение на моментах независимости и самоопределения. Речь идёт об одной из главных предпосылок выяснения этнической сущности как самодетерминации особого рода. Это, в общем-то, обычный познавательный приём, необходимое в данном случае методологическое допущение, в котором нет ничего от «овеществляющего гипостазирования», или «эссенциалистской субстанциализации», как может показаться иным критикам [84]. Также принципиальный здесь историзм не имеет ничего общего с так называемым историцизмом как скрытым эволюционизмом преформистского толка. Конечно, этнический способ социального бытия не есть единственная причина для себя, результат саморазвёртывания всегда уже наличного субъекта. Однако это ещё не повод окончательно отказаться от интуиции субстанциальности и спонтанности этнического принципа социальности. «Просто» последняя требует, поскольку речь идёт об особой реальности, не абстрактно-онтологической, но конкретно-исторической реализации. Пока же, для «номинального» подтверждения заявлений и ожиданий, достаточно вспомнить, что согласно общепринятому словоупотреблению, человеческая форма жизни суть культура, как система универсальной адаптивно-адаптирующей деятельности. А главным носителем, субъектом последней выступает, как известно, именно этнос. В самом деле, первичный, основный характер этнической культуры верифицируется непосредственно и не нуждается в специальных доказательствах. (Здесь, кстати, открывается возможность непротиворечивой — на правах подстуктур — интеграции в этническое (этническую культуру) некоторых традиционно исключаемых из него, а иногда и противопоставляемых ему сфер отношений.)
Межэтническое взаимодействие — межэтнические отношения - межэтническое сообщество: социально-философское измерение
Чтобы в обсуждении темы, столь ангажированной небескорыстными интересами идеологов и практиков «этнополитической мобилизации», с самого начала не попасть под чужое влияние, а заодно отвести возможные подозрения в тенденциозности или конъюнктурной озабоченности, необходимо сразу договориться о собственных — пока достаточно абстрактных, в идеале «беспартийных» предпосылках. По сути, речь идёт о насколько возможно непосредственной экспликации номинального, или эмпирического содержания понятий. Во-первых, под межэтническим взаимодействием в широком смысле будем подразумевать сравнительно длительное и протекающее в общих геоландшафтных границах сосуществование этносов, в процессе которого хотя бы один из них усваивает элементы материальной и (или) духовной культуры другого (других). Такое упрощение, в частности отвлечение от экстерриториальных и диахронических влияний, оправдано задачами исследования, которое в противном случае срывается в дурную бесконечность. Во-вторых, межэтнические отношения, очевидно, предполагают особое качество взаимодействия этносов, а именно, его обоюдно активный, целенаправленный и преобразующий, т. е. субъект-субъектный характер. (Утверждение, кстати, несмотря на свою очевидность, далеко не тривиальное, как может показаться, и в случае уточнения требует специальных доказательств.) При этом в отсутствие непреодолимых ограничений естественно считать, что в зависимости от конкретных обстоятельств собственно отношения этносов, с одной стороны, и процессы их взаимодействия вообще, с другой, эмпирически способны сочетаться самым различным образом. Так, первые (отношения) могут рассматриваться (подчас одновременно) как измерение, аспект, фаза, результат или, что тоже часто случается, предпосылка второго (взаимодействия). Наконец, понятие межэтнического сообщества требует для себя вполне определённых в плане содержания и формы межэтнических отношений, которые естественно выступают здесь условием, способом и непосредственным составом жизнедеятельности. Вновь серьёзно упрощая дело, но избавляясь от предвзятости, можно предварительно определить межэтническое сообщество как социальную систему, воспроизводство которой основано на отношениях взаимной дополнительности между этносами. Причём последняя понимается пока также предельно широко и не подразумевает ни математическое равенство сторон, ни однозначно конструктивный, тем более, «прогрессивно-линейный» сценарий. (Зато акцентирует ближайшую обоюдную выгоду, чтобы межэтническое сообщество не превратилось, как может из вышесказанного, в самоцель.)
Концептуально дееспособная и эвристически обещающая реализация (а в ней коррекция) предпосылок лежит через архитектуру их отношений с общетеоретическим контекстом и отдельными социальными, в т. ч. прикладными, дискурсами. Несмотря на, казалось бы, достаточно тривиальный и в этом смысле необходимый характер предложенных допущений относительно межэтнических процессов, их связь с одноимённой традицией совсем не такая прямая и положительная, как можно было ожидать.
Как отмечалось в начале работы, межэтнические проблемы вообще, и вышеуказанные концепты в частности, до последнего времени разрабатывались и у нас, и за рубежом преимущественно в рамках специализированных отраслей обществознания. (На этом в целом однородном фоне заметно выделяются национально-политические и эсхатологические искания религиозно-идеалистической философии истории второй половины 19-го - начала 20-го вв. (Э. Ренан, Вл. Соловьёв, О. Бауэр, Н. Бердяев) и фундаментальные исследования по национальному вопросу и межнациональным отношениям, относящиеся к советскому периоду. Однако первые, как по предварительному замыслу, так и по состоявшемуся жанру, принадлежат больше интимно-прихотливому авторскому художественно-визионерскому синтезу, чем необходимому логическому анализу, и в собственно научно-рациональный, да и в актуальный общекультурный контекст могут вовлекаться лишь опосредованно. Что касается вторых, то разрыв исторической и, как следствие, научной традиции не позволил в полной мере воспользоваться уже полученными, во многом уникальными результатами. Между тем идеология тотальной «деидеологизации», фактически отрезав нас от прошлого, «денационализировала» настоящее и лишила будущего.) Учитывая известную взаимную цеховую обособленность, помноженную на весьма сомнительный - в смысле определённости - характер общей методологии, понятны запутанные и противоречивые отношения между построенными «ведомственными» объяснительными моделями. Созданные для разных задач, они не столько уточняют и продолжают друг друга, сколько полностью или частично опровергают. Это в лучшем случае, потому что в «норме» подходы сосуществуют вообще параллельно, игнорируя как эвристические возможности альтернативы, так и сам факт её существования. Если прибавить к этому неизбежно различный, взаимно плохо согласуемый уровень теоретизации, произвольную избирательность конкретно-научных (частнопредметных) «межэтнических» моделей, а также прикладную, ситуативно-технологическую, т. е. усиливающую дивергенцию, направленность большинства из них, картина состоявшейся концептуальной смуты будет почти полной. Так что предполагаемая социально-философская реконструкция межэтнической проблематизации начинается не на пустом месте. Её непременным условием, важной составной частью и одновременно одной из главных задач становятся критика и преодоление описанного калейдоскопизма посредством ассимиляции разноречивых версий мировоззренческими и методологическими основаниями общей теории этноса.
Основания и предпосылки становления русско-югорских межэтнических сообществ
До сих пор не только на уровне обыденного сознания и в ангажированной им публицистике, но нередко и в специальной литературе упрямо заявляет о себе привычка рассматривать русско-югорскую тему так, будто она возникла если не вчера, то, по историческим меркам, совсем недавно [46; 72; 152; 154]. По крайней, однако довольно распространённой версии, дело ограничивается почти исключительно советским периодом. Учитывая внушительный пакет стратегических инициатив царской администрации в отношении северных «инородцев», некоторые авторы расширяют временной горизонт проблемы до начала 19-го века. Другая «крайность» обозначенной выше манеры — считать от сибирских походов Ермака и официального включения региона в состав Российского государства. Правда, воспринимаются данные исторические события при этом больше как формальная веха, вроде бы открывающая процесс, но непосредственно с ним не связанная. Поэтому фактически вопрос датируется рубежом 17-го-18-го столетий. Что касается более раннего периода, то «сведения о нём весьма скудны, и их трудно считать репрезентативными» [28, с. 92]. И это чуть ли не единственный, во всяком случае, самый серьёзный аргумент. Но мало его собственной логической и фактологической слабости. На него пытаются опереть несамостоятельные рассуждения о «значительных трансформациях» культуры и образа жизни аборигенов Приобья именно в указанное (и последующее) время, как будто «скудные и нерепрезентативные сведения» — надёжное доказательство и точное мерило незначительности предшествующих изменений. Хотя никто, за единичными исключениями, не решается высказываться прямо, многие вполне определённо развивают сомнительные предпосылки. Поскольку такая позиция откровенно противоречит достаточно известным на сегодняшний день и отчасти уже утвердившимся в науке фактам, то элементарной неосведомлённости здесь, конечно, меньше всего. Настойчивость и последовательность в тенденциозности и пессимизм, а часто негативизм в оценках и прогнозах только подтверждают, что причины явления лежат в основном за пределами объективного анализа и, соответственно, проблемного поля данного исследования.
Так или иначе, отказ от первоисточников ситуации неизбежно деформирует восприятие её настоящей динамики и будущих перспектив. Если речь, как в нашем случае, о тонкой и хрупкой материи, издержки подобного самоограничения многократно возрастают и скоро превышают возможные выгоды.
Хотят того иные исследователи или нет, современное состояние русско-югорских межэтнических отношений в целом и местных русско-аборигенных межэтнических сообществ в частности, во многом является непосредственным результатом гораздо более раннего, чем они согласны предположить, этапа взаимодействия (по крайней мере, в широком смысле) указанных этносов [48; 49]. Так, русское распространение и присутствие в Югре в дошедших до нас летописных источниках фиксируется, начиная уже с 11-го века [161]. И при этом «не исключено, что (ситуация)...имеет предпосылки в ещё более древнем периоде» [93, с. 137]. Во всяком случае, выдвинутая недавно гипотеза о многовековом соседстве и взаимодействии восточных славян и предков ханты и манси с начала первого тысячелетия н. э. выглядит весьма убедительно [149]. В конце концов, сами противники русского влияния, стремящиеся свести его к минимуму в том числе в историческом (диахроническом) плане, согласно признают главной составляющей региональной межэтнической специфики наличие внушительного слоя аборигенного населения, представленного русскими старожилами. Поскольку подразумевается не формальная длительность проживания в пределах индивидуальной биографии, но высокая степень интеграции в местную систему жизнеобеспечения, обозначенная ситуация имеет глубокие корни. И дело, конечно, не столько в точной датировке, теперь уже, наверное, невозможной (и практически бесполезной), сколько в принципиальном признании факта длительного и достаточно интенсивного общения и, во многом как следствие, глубокого взаимопроникновения русского и аборигенных югорских этносов.
