Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Повседневность как опыт бытия 24
1.1. Генезис концепта повседневность 24
1.2. Пространство повседневности: концептуальные основания 52
1.3. Темпоральность повседневности 75
Глава 2. Институциональный порядок повседневного бытия 95
2.1. Институциональный подход в исследовании повседневности 95
2.2 Институциональные коды повседневности 121
2.3 Трансформация институтов повседневного бытия .145
Глава 3 Духовные основания повседневного бытия общества 174
3.1 Роль мифа в повседневных практиках 174
3.2 Повседневность как социокультурный феномен 191
3.3 Духовные аспекты трансформации повседневности общества 215
Глава 4 Риски повседневности 234
4.1 Риски повседневной жизнедеятельности общества: концептуальные основания. .234
4.2 Рискогенность повседневной жизни общества 256
4.3 Будущее повседневного бытия в глобализирующемся мире 281
Заключение 301
Список литературы 305
- Пространство повседневности: концептуальные основания
- Институциональные коды повседневности
- Повседневность как социокультурный феномен
- Рискогенность повседневной жизни общества
Введение к работе
Актуальность исследования
Получение достоверной характеристики развития общества в условиях кардинального преобразования всех сторон жизни современного человека, пояснение и прогнозирование возможных изменений социального развития в условиях глобализации обусловили необходимость обращения к теме повседневного бытия. Анализ повседневного бытия в рамках социальной философии способствует выявлению современных значений «живых» практик и их влияния на процесс жизнедеятельности людей, кроме этого, изучение повседневной жизнедеятельности расширяет диапазон научных определений общественных отношений, повышает авторитет научного знания, определяет перспективы его развития.
Актуальность исследования повседневного бытия общества обусловлена тем, что без обращения к этой теме сложно объяснить необходимость и обосновать процесс возникновения технических, культурных, коммуникационных инноваций, выявить факторы, обусловливающие рискогенность бытия индивидов. Благодаря повседневной деятельности и каждодневной повторяемости событий в течение длительного времени, человек обретает опыт, на основе которого формируются устои и нормы совместного бытия, закладываются особенности развития социальных отношений. Изучение повседневного бытия позволяет эти невидимые процессы жизнедеятельности общества сделать явными, и не только потому, что повседневность раскрывает все, что дано субъекту «в очевидности» (Гуссерль), но и потому, что она заявляет о себе как о тенденции, базирующейся на преемственности. Все, что нас окружает, мы можем осознать через личностный опыт соприкосновения с повседневным бытием прошлого, поскольку повседневная событийность не пребывает в неподвижности, она движется, сдвигая время настоящего в прошлое, формируя будущее, для точного прогнозирования которого необходимо знать повседневность настоящего.
Являясь единой формой общего, повседневное бытие отражает онтологические и метафизические стороны жизнедеятельности многих поколений людей, оно включает множество аспектов, в которых по-разному проявляет себя, но в равной степени важно как при мифологическом измерении наличного бытия, так и при интерпретации социальных, природных, духовных, временных процессов. Полагаем, что повседневность недопустимо понимать как рутинную и бесконечную череду дней, это, прежде всего, становление ценностей, обретение навыков, выработка смысла существования через достижение практических целей. Только через достижение желаемого человек утверждается в собственной значимости и осознает смысл своего бытия.
Повседневное бытие нормирует, структурирует жизнедеятельность человека, формирует образ жизни и условия его восприятия, но при этом оно не рассматривалось с позиции незаменимой значимости в развитии процессов ин-ституциональности общества. Институциональный подход в исследовании по-
вседневного бытия позволяет рассматривать этот феномен как нормообразую-щий фактор, отражающий реалии и потребности жизни социума через его нормативные основы. Выявление и исследование институциональных «кодов» повседневного бытия позволит снизить неопределенность во взаимоотношениях индивидов, уменьшить рискогенность человеческой деятельности.
Несмотря на то, что тема повседневности все больше привлекает внимание ученых, и признание ее значимости в бытии человека обретает большую силу, степень изученности влияния этого феномена на многие социальные процессы пока недостаточна. Это сопряжено с определенными трудностями, вызванными латентностью, незаметностью, привычностью повседневного бытия, а также многоаспектностью этого феномена и неоднозначностью его оценок. Указанные обстоятельства выступают основными причинами необходимости научной проработки значения повседневного бытия для развития общества.
Представляемая диссертация направлена на социально-философское осмысление роли повседневного бытия в развитии общества, раскрытие феномена повседневности с позиции основополагающей, матричной составляющей бытия индивидов, активно влияющего на развитие познавательного опыта и изменение социальных процессов.
Степень научной разработанности проблемы
Согласно принятому в научном мире мнению, проблема теоретического осмысления повседневности начинает активно развиваться с середины ХХ века, но тема повседневного бытия так или иначе часто затрагивалась многими мыслителями и ранее. Несмотря на то что это обращение преимущественно носило характер выбора микрофактов из многообразия повседневного хаоса, значение его нельзя недооценивать. Так, еще Аристотель в «Никомаховой этике», сравнивая практическое знание (к которому, несомненно, относится знание, приобретенное в процессе повседневного бытия) с теоретическим, выделял как наиболее эффективное. Позже аристотелевский термин (общая способность внутреннего восприятия и равновесия) в разных интерпретациях и значениях стали использовать Л. Сенека, Фома Аквинский, Н. Кузанский, Ф. Бэкон, Р. Декарт. Так категория повседневности всегда имела место в учениях мыслителей, но она не определялась ими как категория, способная повлиять на формирование социальных процессов.
Для нас важно не простое обращение к теме повседневного бытия, а анализ важнейших вопросов касающиеся самой возможности развития учения по повседневности, различные аспекты которого присутствовали в работах отечественных и зарубежных мыслителей, поскольку анализ множества концепций в конечном итоге позволяет выявить точку зрения, отсутствующую в отдельно взятой теории. Поэтому в диссертационном исследовании анализируются основные подходы исследования повседневности: исторический, социологический, феноменологический, социокультурный, философский, институциональный.
В рамках исторического подхода, необходимо отметить работы М. Блока и Л. Февра. Они были первыми, кто обратил внимание на то, что понимание прошлого и настоящего человеческого бытия возможно только с позиции его «порядка и строя жизни», особенностей поведения и жизнедеятельности рядо-
вых людей, определяющих в дальнейшем восприятие мира. Ярким представителем исторического подхода в изучении повседневного бытия является Ф. Бродель, который исследуя повседневную жизнь человека, делал особый акцент на материальных проявлениях повседневного бытия. Несмотря на то что такой подход превратил его труд в аналог справочника по истории быта, работы Броделя оказали огромное влияние на дальнейшее изучение теоретических оснований повседневности. Ж. Ле Гофф, продолживший начинания своих предшественников, развил идею фиксированных форм опыта или ментальных структур повседневности, проанализировал их влияние на жизнедеятельность общества, преодолев тем самым барьер социальной абстрактности повседневного бытия. Из современных исследователей этого направления можно выделить работы Р. Фоссье и Э. Фараля. Через описание индивидуальных форм бытия эти исследователи выявляют типичность, присущую быту людей разных сословий. Эти работы содержат в основном материалы исследований европейского средневековья. Следует отметить, что столь же фундаментально проработанных исследований о повседневной жизни современного общества пока нет.
Нельзя не отметить, что в сфере изучения повседневности важную роль сыграли труды таких российских историков, как Н.И. Костомаров, С.М. Соловьев, Н.М. Карамзин, В.О. Ключевский, А.Б. Терещенко, которые заложили исходные начала развития истории повседневности. Новый импульс развитию исторического знания придали российские авторы, второй половины ХХ века: А.Я. Гуревич, И.Б. Орлов, Л.В. Беловинский, ПН. Кондрашов, М.И. Козьякова, историко-антропологический подход представлен в исследованиях Н.Н. Козловой.
Как философская категория повседневность была обозначена в фундаментальных работах западноевропейских исследователей, их учения дали начало развитию таких философских направлений как феноменология, экзистенциализм, герменевтика. В феноменологическом подходе, в работах Э. Гуссерля, впервые обращается внимание на важность и необходимость философского осмысления среды человеческого бытия – «жизненного мира» – для преодоления кризиса современной науки. В дальнейшем, на основе феноменологической методологии, повседневное бытие было рассмотрено представителями социальной феноменологии – А. Шюцем, И. Гофманом, Б. Ванденфельсом, понимающими под миром повседневности сферу бытия, фундирующуюся на опыте и здравом смысле. И. Гофман предложил использовать при исследовании феномена повседневности «драматургический» подход, основанный на том, что взаимодействие субъектов в обществе отражает не реальную действительность, не то, кем мы являемся в обществе, а то, какими хотим казаться, то есть восприятие реальности зависит от характеристик социальных систем, которые ее и моделируют.
В рамках экзистенциально-феноменологического подхода следует отдельно выделить оценочную характеристику повседневности М. Хайдеггера, который (в отличие от Гуссерля и Шюца), не относил повседневное бытие к интеллектуальному пониманию. Причисление повседневности к сфере, которая формирует в индивидууме усредненность, лишающую его оригинальности и «различительности», позволяет Хайдеггеру говорить о повседневности как «о
неподлинном» способе бытия человека, что вычеркивает этот феномен из области научного исследования. Противостоит оценочному подходу Хайдеггера в исследовании проблемы повседневности практический характер философии М. Бахтина, воспринимающий повседневное бытие как ответственность за сознательные поступки человека, как «событийность» в мире с другими. Изучению повседневных практик уделял внимание и М. Фуко, справедливо полагающий, что повседневное бытие представляет собой совокупность практик, из которых выделить одну, наиболее значимую, невозможно, поэтому при рассмотрении повседневности исследователем затрагиваются различные сферы социокультурной деятельности, при этом активно задействуются философские и научные определения.
Экзистенциальная трактовка повседневного бытия дана Х. Ортегой-и-Гассетом, А. Камю, Ж.-П. Сартром, К. Ясперсом. Исследовательский интерес представителей социологического подхода представлен работами М. Вебера, Г. Гарфинкеля, П. Бергера, Т. Лукмана. В различных направлениях западноевропейской философской исследовательской мысли проблема повседневного бытия рассматривалась в трудах: Х.-Г. Гадамера, Э. Кассирера, М. Бубера, З. Фрейда, Д. Франкла, Н. Элиаса, П. Рикера, Э. Фромма, В. Дильтея, Э. Дюркгейма, Ю. Хабермаса, Г. Зиммеля,М. Мерло-Понти.
Теоретическое обоснование проблемы повседневного бытия, его ценност
ный и культурный аспекты представлены работами современных отечествен
ных авторов: Г.С. Кнабе, Е.В. Золотухиной-Аболиной, И.Т. Касавина,
С.П. Щавелева, И.П. Поляковой, В.В. Корнева, Н.В. Розенберг, Б.В. Марковым,
В.А. Коневым, К.А. Богдановым, Н.Б. Кирилловой, В.Д. Лелеко.
Духовный кризис современной цивилизации заставляет задуматься над пересмотром ценностных и социокультурных парадигм. Осмысление аксиологического аспекта повседневного бытия как доминирующего условия в формировании и совершенствования духовной сферы современного общества вызвало интерес исследователей, что обусловило большое количество научных работ, среди которых важно отметить работы русских философов начала ХХ века В.С. Соловьева, П.А. Флоренского, Н.А. Бердяева, С.Л. Франка, а также труды современных исследователей: В.Б. Маркова, Н.С. Капустина, в том числе представителей саратовской школы: В.Б. Устьянцева, В.П. Барышкова, В.Н. Белова, С.П. Поздневой, В.Н. Гасилина, В.А. Фриауфа.
Современная российская социально-философская мысль включила в свое
научное поле проблему роли мифа в повседневной жизни общества. Миф сего
дня воспринимается не как пережиток прошлого, а как отражение действитель
ности повседневного бытия. Эта традиция изначально была заложена
А.Ф. Лосевым и продолжена современными исследователями: А.Ф. Косаревым,
П.Н. Барышниковым, В.Н.Гасилиным, О.В. Костиной, О.А. Ломако,
К.А. Богдановым, А. Цуладзе, А. Кольевым, Ю.М. Антоняном.
В настоящее время усиливается внимание к проблеме рискогенности повседневного бытия. Проблема рискогенности общества отличается многовариа-тивностью и неоднозначностью восприятия, одни акцентируют внимание на проблеме безопасности (О.Н. Яницкий, Н.Н.Рыбалкин, В.П. Барышков), другие
– на стремительном развитии технологий (Ж. Бодрийар, Э. Тоффлер,
А.Н. Чумаков, А.И. Демидов). Общее мнение, объединяющее эти концепции,
заключается в том, что риски обусловлены повседневным бытием и не могут
существовать вне его. Среди многообразия подходов к преобладающему можно
отнести субъектно-нормативный, согласно которому причиной риска повсе
дневного бытия человека выступает нарушение субъектом рамок установлен
ной нормированности повседневной жизни. Такой позиции придерживаются
Н. Луман, У. Бек; Г. Бехман, В.И. Зубков, В.И. Чупров, Ю.А. Зубок,
И.Т. Касавин, А.Л. Стризое. Большой вклад в исследование рискогенности об
щества внесли представители саратовской школы: В.Б. Устьянцев,
Д.А. Аникин, М.О. Орлов. Психологический подход в исследовании риска рас
крывает И.П. Ильин, полагающий, что помимо личностных, генетических,
культурных, возрастных, гендерных особенностей, склонность к риску обуслов
лена также значимостью ситуации и силой потребности в достижении цели.
Существенно дополняют представление о феномене повседневности работы
отечественных современных исследователей Н.Н. Федотовой, Х.А. Барлыбаева,
Д.Ю. Дорофеева, К.С. Пигрова, А.И. Пигалева, А.И. Парфенова,
Т.А. Погрешаевой, С.И. Замогильного, Н.М. Смирновой, А.В. Рязанова.
Повседневность является основополагающей, матричной составляющей бытия индивидов. Вырабатываемый в процессе каждодневной повторяемости событий и действий опыт, выступает стержневым элементом, влияющим на формирование институциональных, нормативных, социокультурных, духовных практик бытия, а также является определяющим в становлении и изменении границ жизнедеятельности субъектов. До настоящего времени так и не выработано единого мнения о значимости повседневности в развитии общества, недостаточно проработана проблема рискогенности повседневного бытия, очень слабо представлено социально-философское исследование роли повседневного бытия в процессе институциональных изменений. Исследование в контексте социальной философии повседневного бытия и факторов, влияющих на его генезис и трансформацию, даст возможность прогнозировать дальнейшее развитие общества, а также позволит избежать серьезных изменений, негативно влияющих на бытие социума. Все это обусловило выбор темы, цель и задачи диссертационного исследования.
Цель и задачи исследования
Целью данной работы является социально-философское обоснование повседневного бытия как матричной составляющей развития общества, как социального начала изменений духовных, культурных, институциональных основ бытия, имеющих определяющее значение при понимании современного состояния общества. В соответствии с данной целью ставятся следующие задачи:
-
Проследить генезис и значение понятия «повседневное бытие» в истори-ко-философской мысли.
-
Выявить специфику повседневного бытия с позиции его темпоральности.
-
Раскрыть концепт «пространство повседневности» в социально-философском контексте.
-
Определить значимость повседневного бытия в становлении и развитии институциональных структур общества, выявить степень влияния на формирование социальных норм.
-
Обосновать значение повседневных языковых практик и обычаев в обеспечении устойчивости нормативных установок общества.
-
Доказать необходимость и эвристическую значимость институционального подхода при исследовании повседневного бытия общества
-
Выявить причины трансформации институтов регулирующих повседневное бытие современного общества
-
С новых теоретических позиций выделить духовные основания повседневного бытия общества, выявить причины их трансформации.
-
Установить, что миф как составляющая повседневного бытия до настоящего времени играет значимую роль в реализации и становлении институциональных и духовных практик общественного развития.
-
Эксплицировать рискогенность, как неотъемлемую особенность повседневного бытия, раскрыть специфику рисков в повседневности.
-
Установить влияние упорядоченности и нормативности поведенческих практик на рискогенность общества.
Объектом исследования является многоаспектность повседневного бытия общества, его институциональные особенности.
Предмет диссертации - повседневное бытие как метод исследования институциональных, культурных, рискогенных процессов общества в социально-философском контексте.
Методологические и теоретические основания исследования
Многоаспектность проблематики повседневного бытия включает широкий спектр исследовательских интересов. Диссертационная работа выстроена, прежде всего, на критическом осмыслении работ по социальной, классической и современной философии, а также на методологической рефлексии в области социологии, культурологии, истории в различных аспектах затрагивающих проблему повседневного бытия.
Теоретико-методологический потенциал исследования основывается на компаративистском методе и методе системности, применение которых позволило сопоставить различные точки зрения на понимание повседневного бытия; значимость метода системного анализа обусловлена необходимостью конкретизации роли повседневности в бытии общества.
Социокультурный подход позволил раскрыть и охарактеризовать аксиологическую, духовную и этическую стороны повседневного бытия. Этот подход был использован при выявлении социокультурных оснований повседневного бытия, что в дальнейшем послужило основой при исследовании духовных аспектов трансформации повседневности общества.
Институциональный подход, представленный в социально-философском контексте, дал возможность проанализировать социальные взаимодействия на уровне повседневного бытия, выявить микроструктуры социальных связей, обусловливающих выбор необходимых норм, регулирующих обыденную деятельность субъектов, что позволило наиболее подробно исследовать степень
системного влияния повседневного бытия на процессы институализации общества и институциональных изменений в нем.
Методологически значимым при анализе повседневного бытия являются историко-философский и диалектический подходы. Историко-философский метод позволил разобраться в подходах, существующих в истории философской мысли, диалектический – открыл возможность рассмотреть повседневное бытие не как устоявшуюся и неизменную данность, а как неоднородную, постоянно развивающуюся составляющую социальной реальности.
Реализация исследовательских задач была достигнута благодаря применению теоретической базы изучения повседневности в области философии. Наиболее плодотворными можно назвать методологические идеи, содержащиеся в работах отечественных исследователей: Н.Н. Козловой, Е.В. Золотухиной-Аболиной, И.Т. Касавина, С.П. Щавелева, В.Б. Устьянцева, И.П. Поляковой; а также концепции зарубежных авторов: П. Бергера, Н. Лумана, Т. Лукмана, Э. Гидденса, Э. Тоффлера.
В результате исследования были достигнуты следующие результаты:
1. Предложена авторская концепция повседневного бытия общества, проведена теоретическая экспертиза трактовок понятия повседневного бытия, что позволило сделать вывод о динамике понимания повседневности на различных этапах развития философской мысли, а также в системах социально-гуманитарного знания.
2. С авторских позиций выявлено, что повседневное бытие человека
ограничено временными границами его существования, поэтому временем ло
кализации повседневного бытия выступает актуализация настоящего, базиру
ющееся на опыте прошлого и закладывающее основы будущего.
-
Установлено, что физическое пространство повседневного бытия определяет значимые для индивида материальные и духовные установки, которые можно рассматривать как основные составляющие нормативной регуляции человеческих отношений.
-
Аргументировано, что институциональное начало повседневного бытия структурировано базовыми человеческими потребностями и интересами, отражает систему нормативных действий индивидов в реализации важнейших жизненных установок, дает четкое понимание возможности их воплощения в повседневных практиках и обеспечивает безопасность бытия.
-
Утверждено, что обычай и язык можно рассматривать как массовый и долговременный творческий путь формирования институциональных норм повседневного бытия. Руководствуясь такими нормативными установками, как традиции и обряды, субъекты могут конструировать социальную реальность и действительность повседневного бытия.
-
Обоснована авторская позиция о необходимости применения институционального подхода при исследовании повседневности, использование которого дало возможность выявить, что институализация и повседневность выступают как взаимозависимые составляющие, где нормативные установки определяют и регулируют каждодневное поведение субъектов, а повседневное бытие способ-
ствует выработке институциональных норм, основанных на прагматизме и общезначимом понимании их необходимости.
-
Выявлено, что неформальные правила повседневного бытия по-разному воздействуют на институциональность общества, на особенности пути модернизации институтов. Происходящий в современном обществе «надлом» традиционных и ценностных установок способствует деформации существующих норм и правил, усиливает в повседневном бытии рискогенного общества приоритет неформальных норм над формальными, что вносит дезорганизацию в существующий институциональный порядок и способствует изменению социальных институтов.
-
Раскрыто, что духовность выступает как фактор повседневного бытия, на основе которого выстраиваются взаимоотношения человека и общества. Трансформация поведенческих и моральных принципов обусловлена эмпирической необходимостью и культурными предпочтениями общества, а также утратой смысловой определенности повседневного бытия и традиционной системы ценностей.
-
Определено, что миф, как и повседневность, есть выражение отношения субъекта к природе и обществу, мифы несут в себе знания, базирующиеся на событийности повседневного бытия. В основу мифологии и выработанных человеком норм заложены значимые для человека ситуации и значения, разрешение которых требовали объяснения и закрепления определенных установок в мифологической памяти традиционных обществ.
-
Показано, что источником продуцирования рискогенных ситуаций в обществе выступает сам субъект и его повседневная деятельность, направленная на «подчинение» природы и действия с позиций здравого смысла. Это способствовало укоренению в повседневном бытии концепта, базирующегося на утверждении о невозможности существования человека вне риска.
-
Утверждено, что упорядоченность и нормативность поведенческих практик не дает оснований заявлять об отсутствии факторов рисков. Стабильное соблюдение нормативных установок не гарантирует защиту индивидов от экстремальных ситуаций и состояния нестабильности повседневного бытия.
Научная новизна диссертации определяется авторским подходом к постановке проблемы, обоснованием предмета анализа, задачами исследования и способами их решения. В диссертационной работе впервые обосновано значение повседневного бытия как основы при формировании институциональных, социокультурных, духовных практик в развитии общества, что находит воплощение в следующих положениях, выносимых на защиту:
1. Повседневное бытие – это конституирующее, определяющее начало стремительно меняющейся реальности любого общества, способствующее сохранению единой установленной формы бытия в процессе цивилизационных изменений. Повседневное бытие выступает как системообразующее состояние, в соответствии с которым задаются структурные детерминанты, определяются социальные действия и система отношений, а также вырабатываются поведенческие установки в соответствии с потребностями социума. Каждой историче-
ской эпохе присущ свой опыт восприятия повседневной реальности, который формирует представление об имеющихся на тот период социальных преобразованиях. Субъект в любых ситуациях не отходит от знаний, опыта, нормирован-ности действий, усвоенных в процессе повседневного бытия, и потому структурирует свое поведение согласно полученным прежде знаниям и нормам, которые типизированы, а главное – социально одобрены и смыслоконституируемы.
Так как в современной философии концепт повседневного бытия практически не применялся в качестве метода исследования происходящих в обществе процессов, то важной линией диссертационного исследования является утверждение значимости повседневного бытия для социальной философии.
-
Изменчивость и бесконечность повседневного бытия предопределили три составляющих времени: прошлое, настоящее и будущее. В человеческом бытии течение времени познается в повседневности, ведь опыт поколений передан нам из прошлого, будущее мы планируем исходя из настоящего, временность и конечность бытия осознается во временных структурах настоящего. Повседневное бытие – это существование человека в настоящем, раскрывающее себя через опыт прошлого и закладывающий фундамент будущего. В повседневности человек проявляет и осуществляет себя как целое, где три составляющих времени определяют реальность. Осознание темпоральности бытия приходит с необходимостью восприятия человеком определенных этапов его жизни, следовательно, началом в понимании субъектом присутствия времени обусловлено повседневными потребностями существования индивидов.
-
Феномен пространства повседневного бытия целесообразно рассматривать с двух позиций: физической (метрической) и духовной. Физические границы повседневного пространства задают основания искусственной среды обитания, воздействуют на род занятий индивидов, обеспечивают чувство безопасности и защищенности, а также определяют объекты и предметы, необходимые для повседневного существования. Пространство повседневности с точки зрения его духовной определенности свободно от топологических границ, оно выявляет смысл отношений «внутри бытия» через системы выбранных доминант, раскрывает экзистенциальный выбор личности, отражает ее смысложизненные ориентиры и через системы выбранных коммуникационных (языковых) доминант выявляет даже незначительные изменения повседневного бытия.
4. Общество не может быть институализировано вне рамок норм, выработанных в процессе повседневности, прочность и особенность устоев которой напрямую зависит от институциональной упорядоченности повседневного бытия. Основным условием, необходимым для оправдания действий человека, является смысловая направленность этих действий, обусловленная жизненным опытом, благодаря чему в обществе укореняются обретенные в процессе повседневной деятельности ценностные и религиозные установки, выстраиваются системы социальных практик и отношений, координируются действия субъектов. Повседневность, как постоянная составляющая любого общества, соответствует термину «матрица» и выступает основой институциональных процессов. В процессе институализации повседневное бытие является универсалией,
структурной составляющей субъективного опыта, всегда способной дать ответ на вопрос об особенности и специфики развития общества.
-
К ранним формам неформального регулятора деятельности человека относятся: обычай, язык, которые предлагается рассматривать как позитивные реалии, структурирующие субъективное восприятие и учреждающие границы важности значений, подчеркивающие разноликость каждодневного существования и особенности бытия, как установки повседневной деятельности, предопределяющие поведение и принятие социальных норм. Единый комплекс верований, ритуалов, обрядов вносит в повседневное существование человека упорядоченность и стабильность, образует единую комплексную систему, своего рода «щит-фильтр», который, во многих случаях защищает сложившуюся институциональную структуру от разрушений.
-
Использование при исследовании повседневного бытия только традиционного подхода значительно ограничивает познания этого феномена. Основное преимущество институционального подхода при исследовании повседневного бытия в том, что он отходит от понимания повседневности только как бесполезной, банальной рутинности и позволяет рассматривать повседневное бытие как структуро- и нормообразующий фактор, способствующий воспроизведению реалий жизни и созданию обусловленного ими нормативного каркаса социума, исходящего из необходимости антропологического бытия.
-
Трансформация институтов, регулирующих повседневное бытие современного общества, проявляется с того момента, когда формальные институты начинают заменяться неформальными нормами и правилами. Видоизменение и приспособление формальных правил и норм к обыденным практикам приводит к двойственной социализации и образованию «институциональных ловушек», подрывающих доверие к политическим институтам и системе права, негативно проявляющихся в отношениях между членами общества. Трансформация институтов имеет двойственную направленность: позитивную, поскольку отвечает потребностям социума, как динамически развивающейся системы требующей институциональной модернизации; негативную, заключающуюся в том, что с вновь вводимыми нормативами принимаются негативные или ненормативные установки, основанные на умелом использовании слабо проработанных правовых или социальных норм, которые в процессе каждодневной практики образуют свой институциональный порядок, вызывая разрушение и дезорганизацию установленной нормативности посредством непредсказуемого поведения субъектов.
-
Повседневно-бытовые реалии являются исходным показателем внутреннего состояния общества, поскольку только в повседневности проявляются духовные приоритеты индивида и через повседневную практику обнаруживаются его устоявшиеся предпочтения. Духовность общества имеет диалектический характер, она неотделима от системы общественных отношений и всегда предполагает соотнесение с идеалом – константы в определении духовности, не теряющей своей значимости в светской традиции ее понимания. Изменение идеала ведет либо к деградации, либо трансформации внутренних устоев обще-
ства, которые формируются в повседневных практиках и благодаря каждодневной апробации устанавливают свою приоритетность.
9. Миф неотделим от реальности повседневного бытия, он возникает бла
годаря осмыслению человеком различных повседневно встречающихся явлений
и помогает преобразовать закодированное в них чувственное и сверхчувствен
ное на доступный всем язык, переводит иррациональное осознание действи
тельности в рациональное, отражает отношение субъекта к окружающему ми
ру. В современном обществе мифы присутствуют в моральных и этических си
стемах, в регламентации поведения человека в повседневной жизни, но наибо
лее ярко присутствие мифа проявлено в идеологической и манипулятивной
практиках.
10. Рискгенность современного общества обусловлена самой повседнев
ностью, поскольку риски являются результатом каждодневной деятельности
индивидов, именно в процессе повседневного бытия происходит исходное осо
знание риска как явления, несущего угрозу для жизнедеятельности человека и
общества. В повседневном бытии риск имеет характеристику «дионисийности»,
то есть не всегда фиксируется сознанием как риск, а признается как «норма»
каждодневного бытия.
Повседневное бытие формирует различные подходы к рискам, опасностям и безопасности, через социальные установки предуготовляет систему их восприятия и отражает особенности общественного развития. В природе безопасности, кроме уже предложенных парадигм защищенности и самоутверждения, можно выделить парадигму выжидания или соглашения, основанную на понимании того, что опасность и источник ее происхождения известны, но отсутствие противодействий или выжидательная позиция несут меньше опасности, нежели активные действия.
11. Упорядоченность и нормативность повседневного бытия не является
гарантом отсутствия рисков. Даже если индивид старается не отходить от нор
мативных установок, то создаваемые множественные экстремальные ситуации
подводят его к необходимости выхода за рамки строгой определенности дей
ствий. Вызов строгой нормативности бытия несет в себе опасность негативации
и дестабилизации повседневных устоев общества, обеспечивая одинаково бес
препятственный вход, и для факторов сохраняющих упорядоченность институ
ционального мира, и для рискогенных компонентов, разрушающих традицион
ные и нормативные установки. При этом выход за рамки нормативности не дает
твердой убежденности в том, что решения, приятые вразрез укорененным кол
лективным нормам, будут впоследствии социально одобрены и дадут положи
тельные результаты
Научно-практическая значимость исследования
Комплексный характер работы представляет интерес для философов, культурологов, социологов, историков и специалистов других областей, занимающихся проблемами повседневности. Материалы диссертации могут быть использованы при подготовке публикаций научных статей, учебных пособий и специальных курсов по проблеме повседневного бытия общества, институали-зации повседневности в высших и средних специальных учебных заведениях, а
также в других областях гуманитарного знания. Практическое значение диссертационного исследования включает потенциальное применение полученных результатов в практике организации повседневного бытия.
Апробация работы. Отдельные теоретические положения и выводы диссертации апробированы в выступлениях и публикациях диссертанта на 28 научно-практических конференциях в ряде регионов России, (в Санкт-Петербурге, Н. Новгороде, Воронеже, Новосибирске, Саратове и др.), в том числе на:
международных:
«Философия отечественного образования: история и современность» (Пенза, 2007); «Генезиз категории виртуальная реальность» (Саранск, 2009); «Государство, общество, церковь в истории России ХХ века» (Иваново, 2010); «Этика и история философии» (Тамбов, 2010); «Мировоззренческие стратегии социализации молодежи в глобальном мире» (Саратов, 2010); «Город в современном пространстве: культура, политика, экономика, право» (Саратов, 2011); «Государство, общество, Церковь, в истории России ХХ века» (Иваново, 2011, 2012); «Философия в современном мире: диалог мировоззрений» (Н. Новгород, 2012); «Социокультурные проблемы языка и коммуникации» (Саратов, 2012); «Математическое моделирование в управлении рисками» (Саратов, 2012); «Диалог культур как фактор безопасности цивилизационного процесса» (Саратов, 2012); «Проблемы и перспективы развития образования в России» (Новосибирск, 2012); «Философия и образование в современном мире» (Санкт-Петербург, 2012); «Духовно-нравственная культура как фактор модернизации российского общества XXI века» (Тамбов, 2012); «Культура. Духовность. Общество» (Новосибирск, 2013, 2014)
всероссийских: Жизненный мир философа в эпоху глобализации. Аскин-ские чтения» (Саратов, 2009); «Православная культура: ценности классической науки, образования и искусства» (Саратов, 2010); «Молодая семья в трансформирующейся России» (Саратов, 2011); «Столкновение цивилизаций: взаимодействие рискогенных пространств» (Саратов, 2011); «Феномен повседневности в философском измерении» (Екатеринбург, 2011); «Ценностные миры современного человека» (Саратов, 2012); «Подготовка управленческих и партийных кадров: традиции и современность» (Саратов, 2012)
региональных:
«Личность в современном мире: жизненные стратегии, ценности, риски» (Саратов, 2010); «Ценности, риски, коммуникации в изменяющемся мире» (Саратов, 2011); «Наука, образование, культура: духовно-нравственные основы и пути развития» (Саратов, 2011); «Коммуникации в обществе риска» (Саратов, 2011); «Взаимодействие культур в глобальном мире. X Пименовские чтения» (2012).
Материалы диссертационного исследования использованы в реализации теоретико-методологической части гранта Президента РФ № МД-104.2013.6 по теме «Светское и религиозное образование: этика конфликта в условиях социального многообразия».
Положения и выводы научного исследования были представлены на заседаниях кафедры теоретической и социальной философии ФГБОУ ВПО «Саратовский государственный университет» имени Чернышевского» и на заседаниях научно-методологического семинара «Философия мифа» (Поволжский институт управления имени П.А.Столыпина - филиал РАНХиГС).
По теме диссертации опубликовано 53 научные работы (за период 2008 – 2014 гг.), в том числе 2 авторские монографии и 16 – в изданиях, включенных в Перечень российских рецензируемых научных журналов, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертации на соискание ученых степеней доктора и кандидата наук.
Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав (12 параграфов), заключения и списка литературы. Работа изложена на 304 страницах, список литературы включает 458 наименований на русском и английском языках.
Пространство повседневности: концептуальные основания
Повседневность человека проходит в определенных рамках среды его обитания, которые имеют измеримые пространственные значения (объем, высота, длина), и потому могут быть отнесены к физическому пространственно-предметному элементу жизнедеятельности субъекта. Пределы этих границ, в силу рутинности бытия, индивидом редко нарушаются. Но это не означает неизменности и стабильной устойчивости пространственной основы существования, и не только потому, что «пространственная структура мира повседневности имеет социальное измерение», и может быть рассмотрена как «постоянно меняющийся… элемент»1, но и потому, что «мир человека есть мир существования и проявления смысла»2, через который определяется значимость бытия. Следовательно, для пространства повседневности характерно не только наличие устойчивых материальных граней, для него важно и значимость того, в чем оно существует, то есть «смысловые границы», меняющиеся в зависимости от событийных структур. Исходя из этого, предлагаем под пространством повседневности понимать обустроенные в соответствии с субъективными потребностями и имеющимся опытом, территории индивидов, в рамках которых реализуются личностные и общественные предпочтения субъектов в процессе повседневного бытия.
Нельзя не обратить внимание на замечание И.Т. Касавина, касающегося бы-тийственной основы знания пространства, верно заметившего, что «пространственные (а также и временные) термины выступают в некоторых ситуациях как метафоры, обязанные интеллектуальной моде и предназначенные для придания теоретикоподобной формы суждениям о предметах, не попадающим в контекст традиционной теоретической рефлексии»3. В качестве примера исследователь приводит понятия «правового пространства», «пространства рекламы». Полагаем, что пространство повседневности также можно считать метафоричным, поскольку концептуальное развертывание этого понятия выходит за рамки «контекста традиционной теоретической рефлексии» (И. Касавин). Причиной такого отношения к пространству повседневного существования, на наш взгляд в том, что полное представление о нем может быть сформировано только при совместном учете двух позиций: физической (метрической) данности и внутреннего (духовного) содержания, метафизической наполненности и «ценностной нагруженности» (В. Конев). Если физические пространственные параметры наделены измеримостью и визу-альностью, то внутреннее их содержание сложно назвать определяемым, поскольку они зависимы от социального измерения и потому рассматриваются как постоянно меняющийся и участвующий в воспроизводстве социальной структуры элемент.
Повседневность, как неизменно сопутствующая бытию реалия, не может быть лишена пространственных границ, в рамках которых субъект обустраивает каждодневную деятельность, конструирует предметную среду существования, определяет его вещную нормативность. Это и есть пространство повседневности, с точки зрения его физической определенности. Этому типу пространства повседневного бытия соответствует предлагаемое В. Лелеко разделение его по принципу функциональности: если это пространство жилища, то оно обязательно включает зоны питания, сна, ухода за телом; если это повседневное пространство города, то к местам питания добавляются места торговли, транспорта (дороги, реки, улицы) и работы. При этом исследователем замечено, что «повседневное пространство поселения территориально соединено и по сути, социокультурному смыслу противостоит властно-административному, сакрально-религиозному и празднично-рекреативному пространству (дома правителей, местной власти…, концертные залы, стадионы, аллеи, скверы…)»4. Мы полагаем, что такие пространства как здания власти, театры также относятся к пространству повседневного бытия, и не только по той причине, что в них проводится основная часть каждодневного времени работающих в этих сферах, но и потому, что являются неотъемлемой частью повседневного бытия любого субъекта. При этом нельзя не учитывать, что в различные исторические эпохи пространство бытия человека претерпевало значительные изменения, что позволяет утверждать о структурации и синхронизации пространства повседневностью в соответствии с требованием времени.
Самым близким к пониманию пространства повседневного существования человека является жилище, которое служит «вместилищем для накопления продуктов собственного труда, опыта и знаний…»5. Внешний облик и внутреннее убранство дома-обители несут информацию не только о природных и климатических условиях, историческом времени его создания, технических и экономических преобразованиях и достижениях определенных эпох, но даже о психологической атмосфере и нормативах организации повседневного существования. Вспомним, к примеру, на указанное в «Домострое» Ксенофонта разделение пространства дома на мужскую и женскую половины, что подразумевает и разделение обязанностей, и разность положения в обществе. Женщине, пишет античный мыслитель, «приличнее сидеть дома, чем находиться вне его»6, заботясь об умножении ее почета только в пространстве дома, в отличие от супруга, на которого возлагались дела внедомашнего пространства (деятельность в поле и агоре). То есть организация жизненного пространства является необходимым условием социализации, более того, разделение пространства внутри жилища может давать информацию о существовавшей физической дистанции между людьми в различные периоды исторического развития, поскольку является пространством бытия, отражающий его каждодневный процесс.
При знакомстве с бытом эпохи Средневековья, когда «физическое уединение выглядело странностью или подвигом»7, не существовало запрета на размещение в одной комнате посторонних лиц разного пола. Даже в богатых домах «кровати порой были рассчитаны на несколько человек, и благородный рыцарь, хозяин дома…, вполне мог пригласить гостя разделить с ним ложе, а его собственная супруга ложилась по другую сторону от него»8. Появление в начале ХХ века «отдельных спален для детей, родителей и других членов семьи, гостей, свидетельствует об автономизации личности внутри семейного целого»9. Это впоследствии проявится в изменении института семьи, когда она от общинной формы существования, предусматривающей общее пространство совместного проживания, перейдет к нуклеарной форме, определяющей отдельное жилое помещение для каждой семейной пары. В данном случае можно утверждать о взаимозависимости факторов, когда преобразование (разделение) жилищного пространства не только отражается на самосознании личности, это модернизирует каждодневное бытие, и наоборот, изменение образа жизни ведет к модификации пространства повседневного существования.
Изменение формы внутреннего жилищного пространства, согласно М. Маклюэну, свидетельствует о «новом мировоззрении», об изменении быта и совершенствовании умений индивидов. Так, квадратная комната или дом, полагает исследователь, «говорят языком оседлого специалиста», когда как «округлая хижина или иглу, подобно каноническому вигваму, говорят об интегральных но-мадических обычаях сообществ собирателей»10. То есть сознательная деятельность человека меняет конфигурацию пространства, что впоследствии вносит изменения в деятельность субъекта, меняет его поведение, формирует иное отношение к миру, и, считает Маклюэн, «переупорядочивают образцы человеческой ассоциации и общности». В связи с этим, не может вызывать сомнений утверждение о том, что активное применение технических нововведений в повседневной жизнедеятельности модифицирует пространство (меняется архитектура, высота зданий, размеры оконных проемов), способствует созданию дополнительных специализированных пространств (школы, театры, больницы).
Техническое совершенствование обусловливает развитие городов «как особых зон интенсивного (по организации) и универсального (по характеру) социального взаимодействия. Именно с развитием городов стало возможным массовое изменение рода занятий, социальных ролей и позиций в пространстве общения, изменение расстановки социальных сил, возникновение новых форм труда, досуга, общения»11. На социальные взаимодействия в рамках города существенное влияние оказывает сам факт наличия у субъекта жилищного пространства. Согласно мнению Л. Радионовой, «если мы говорим о повседневности как интерсубъективном понятии, то ее центром может быть назван такой концепт, как «дом» (отдельная квартира) значение которого для социального поведения городского жителя очень велико. Дом, квартира – сосредоточение завоеванных статусных позиций, и по этой причине она выполняет представительские функции, в том числе и для ее владельцев»12, отделяя «казенное» от «повседневного» иногда в угоду стандартизированным требованиям современности. Показательным в данном случае является герой Р. Гира в известном фильме «Красотка», который боясь высоты, жил в пентхаусе, так как это жилищное пространство соответствовало его статусу. Ссылаясь на исследования социологов, Л Радионова подчеркивает, что оценка горожанином обстановки в городе зависит от «удовлетворенности» жилищных проблем и наполненности дома вещами, которые ассоциируются с «домашней обстановкой», и, на наш взгляд, усиливают эмоциональную ценность домашнего пространства. Не зависимо от возрастающей возможности перемещения по миру, мы, по-прежнему, привязаны к мини-пространству своего дома (квартиры), дающее, как и в далекие времена наших предков, ощущение уверенности и внутренней защищенности.
Институциональные коды повседневности
Процесс «организационного упорядочения» или институционализации, как известно, ориентирован на удовлетворение важнейших социальных потребностей, его возникновение обусловлено общественной необходимостью, которая отражает взаимосвязь социальной группы и среды ее существования. Определить необходимость и важность создаваемого института для общественного развития возможно только посредством практики и социальных взаимодействий в процессе повседневной жизнедеятельности индивидов. Вопреки авторитетному мнению Н. Козловой о том, что «повседневные практики не воплощаются ни в каком официальном институте, они образуют своеобразные "свободные зоны", защищенные или защищающиеся от институциональных давлений»1, мы полагаем, что доминирующей составляющей институциональных процессов является повседневность. Ведь объект познания, создается и укрепляется в обществе, проходит апробацию через действия субъектов в их повседневной жизнедеятельности, поэтому представления о повседневности как о «низшем регистре социальной реальности» по крайней мере, не справедливы.
Причины восприятия повседневности как сферы рутинной и примитивной обусловлены, согласно В.В. Корневу, тем, что «процессы повседневности развиваются намного быстрее», чем осознание их необходимости, поэтому, сегодня важна «корректировка ряда важнейших… положений современного научного дискурса в сфере анализа повседневного мира»2, оказывающих активное воздействие на образование системообразующего фактора социальных действий. Во многом таким фактором выступает институализация. Формирование первых институтов привязано к созданию социальных механизмов адаптации человека к среде обитания. Часто повторяющиеся факты в жизни человека «обретают всеобщий характер или, еще лучше, становятся его структурой», распространяющейся на все уровни общества и характеризующей «его образ существования и образ действий, бесконечно их увековечивая»3. Так выработанные в процессе повседневного бытия социальные стандарты, нормы поведения упорядочивали социальные отношения, структурировали жизненное пространство и обеспечивали социальную и культурную устойчивость общественного развития. Повседневность является фундаментальной основой, благодаря которой формируется институциональность общества. Поэтому целью этого раздела исследования является определение степени влияния повседневности на формирование устойчивых образцов социального взаимодействия, а также выработку норм, правил, и стереотипов поведения.
В социально-философском аспекте процесс институализации интересен, прежде всего, с позиции «общество как форма бытия», такой подход позволяет раскрыть и проанализировать становление норм и порядка повседневного взаимодействия как значимых и необходимых элементов социального, обусловленных обыденными потребностями социума в процессе бытия. Несомненно, ключевой в процессе институализации является категория бытия.
Бытие – это одна из наиглавнейших составляющих повседневности, через жизнь человека обретает определенную устойчивость, так как «повседневное присутствие черпает доонтологическое толкование своего бытия из ближайшего образа бытия людей»4. Осознавая, осмысливая повседневное бытие прошлого и настоящего, человек имеет возможность смодифицировать будущее. Только в повседневности можно проследить картину бытия человека, через утверждение онто-антропологической значимости (термин В.И. Кашперского) осознать и понять смысл бытия, который, согласно М. Мерло-Понти, «проявляется на пересечении моих опытов и на пересечении моих опытов с опытами другого»5, то есть является продуктом эмпирического взаимодействия индивидов в процессе каждодневной жизнедеятельности.
Необходимо отметить, что бытие, с точки зрения обыденности, воспринимается как прагматическая категория, где главная ценность – сама жизнь. Еще М. Хайдеггер в известной работе «Бытие и время» отмечал, что на все, с чем сталкивается человек, он смотрит через призму своего, «наличного» «бытия-в-мире», с позиции переживания жизни, что, на наш взгляд, предполагает, преодоление смерти. Уход от смерти мобилизует человеческие усилия, заставляет совершенствовать окружающее пространство, способствует формированию и применению социальных средств защиты. Это понятно, ведь сохранение жизни и обеспечение безопасного функционирования человека в повседневной жизнедеятельности возможно только в случае, если существует общий механизм воздействия и подчинения единым нормам и правилам, поэтому институциональный человек проявляет себя в долженствовании. Так стремление быть (существовать) вынуждает человека признавать приоритет институциональных ситуаций над субъективными, что делает его поведение в повседневной жизни более предсказуемым и массовым, но менее индивидуальным и рискогенным.
Осознание ценности человеческой жизни приводит к тому, что «аксиологическая ось жизненного пространства человека притягивает и «переплавляет» множество ситуаций человеческого бытия…», преобразуя «социальные действия в пространственно зафиксированные модели поведения»6, тем самым ограничивает человеческое бытие рамками институционального пространства и порядка.
Повседневность как «микроуровень социальности» формирует социальное знание, которое впоследствии, опираясь на жизненный опыт, способствует конструированию общезначимых норм. В связи с этим мнение Д. Норта о том, что субъективное начало институализации представлено в системе «разработанных людьми ограничений, структурирующих человеческое взаимодействие»7, не лишено определенной значимости, ведь в повседневной жизни человек наделен типизированными предписаниями поведенческих рамок, основанных на уже имеющихся знаниях, которые являются «фабрикой значений» поведенческой практики для всего общества. Считаем, что к таким кузнецам норм можно отнести ритуалы, так как они изначально давали установку на жесткое следование определенным действиям, поскольку ошибки, совершенные при ритуальных действах, могли вызвать гнев духов, поэтому страх перед возможным наказанием дисциплинировал человека, принуждал его к четкому выполнению принятых образцов поведения. Такое жесткое нормативное предписание можно расценивать как процедуру профилактики возможных поведенческих и нормативных промахов, что еще раз подтверждает социальную природу человека, проявляющуюся в его бытии как результат включенности микромира одного в общий макромир.
Истолкование социальной природы человека только упорядочиванием и нормированием его действий недостаточно для понимания социальности субъекта, здесь немаловажную роль играет «кодификация чувств», которая формируется через обогащение действия семиотическим и коммуникативным взаимодействием, существование которых обусловлено выработкой определенных кодов. Коды образуют «социально одобряемые чувства», которые через переживания и осмысления, пусть даже навязанных социальных норм8, приводят к социализации, гуманизации и упорядочиванию внутренних отношений между индивидами. Социальная жизнь – это продукт исторического, межчеловеческого развития, где существование социальных фактов находится вне субъективных сознаний и обладает принудительной силой, то есть поведение отдельного индивида определяется поведением и нормами, выработанными другими. Следовательно, социальное «выступает заменой спонтанного и экспериментального поведения на предсказуемое»9, обеспечивая тем самым стабильность повседневного существования, искусно используя дальновидный прогноз поведения субъектов.
Повседневность как социокультурный феномен
Культура, являясь онтологическим феноменом, характеризует общество в целом, поскольку отражает выработанные на протяжении веков устои, обеспечивающих жизнеспособность общества в процессе его повседневной деятельности. Культурная картина повседневной жизни во многом определяет предметно-практическую направленность бытия человека. Как справедливо полагал Л. Витгенштейн, культура есть «своего рода орденский устав», предполагающий «некие правила»1, определенные социумом, поэтому любая человеческая деятельность культурна. Культура повседневности включает в себя несколько видов культур (художественная, религиозная, научная, политическая), которые можно рассматривать как взаимосвязь личности и социума.
Подтверждение вышесказанному находим в работе А. Шюца, утверждающего, что «наш повседневный мир с самого начала есть интерсубъективный мир культуры. Он интерсубъективен, ибо мы живем в нем как люди среди других людей, связанные с ним общим влиянием и работой». Исследователь не сомневается, что это именно мир культуры, так как с самого начала он для нас существует как «смысловая сеть… и мир смысловых взаимосвязей, которые мы устанавливаем лишь посредством нашего действия в этом жизненном мире»2, не замечаемого в силу своей привычности. Культура повседневности объединяет в себе тот объем, который имеет социальную значимость и обусловливает общественную реальность с поведенческой деятельностью каждого индивида. В связи с этим повседневную культуру необходимо рассматривать и как целостную систему и как социальное явление. Стремясь к расширению границ жизненного мира, человек обращается к культуре как к миру «собственных человеческих возможностей», через который «хаотичная повседневность становится чем-то гармоничным и целостным…»3, поэтому культура как продукт человеческой деятельности направлена на внутреннее самоопределение, самосовершенствование и самопознание личности через ее осознание.
Культура бытия разнообразна, она вмещает многие составляющие повседневной жизнедеятельности человека, поэтому можно говорить о ее деятель-ностной дифференциации. Даже изначальное понимание термина культуры как возделывание земли определяется рамками каждодневного занятия, необходимого для человеческого существования. Поэтому культура повседневной жизни помогает отследить не только материальные достижения человечества, но и становление его внутреннего мира в силу того, что любое материальное или духовное совершенствование всегда сопровождается обыденной необходимостью их создания. Ведь культура – это не только общий свод правил и социальных норм, она определяет смысловую направленность деятельности человека.
Раскрывая смысл и значение всего созданного, используемого в повседневной деятельности человека, прибегая к методу «археопсихологии» (Ле Гофф), можно читать книгу о повседневной жизни человека без его непосредственного присутствия, раскрывая многие доминанты «автоматизма мыслей» общества и его культуры. При этом если учитывать, что человека «делает тем, что он есть, его окружение», которое «всегда находится в состоянии становления»4, постоянной мотивации его духовной активности, базирующейся как на реально существующем, материальном, так и на чувственном, духовном уровне, то культура повседневности - это как раз то, что объединяет в себе и то и другое, сведя воедино опыт предшественников и современников. Этот феномен культуры вопрошает к прошлому с позиции современного жития и современных проблем, дабы через минувшее получить ответы на многие вопросы настоящего.
Для философских исследований тема культуры повседневности обрела актуальность не так давно, хотя интерес к ней как показатель взаимодействия человека со всем, что его окружает, с его «технологией жизнедеятельности» проявился намного раньше. Впервые логический анализ человеческой культуры провел итальянский мыслитель Д. Вико. В своей работе «Основания Новой Науки об общей природе наций»5 он применил исторический метод к истории развития общества и сделал сравнительный анализ неевропейских культур. Д. Вико утверждал, что в культуре любого народа кроме общих принципов развития (структура власти, форма и организация труда) существуют общие обычаи, определенные самой повседневностью (верование в богов, обряды погребения и заключения брака), выступающие как первопричины в формировании культуры бытия. То есть культура раннего периода неотделима от повседневности и сводится к таким явлениям обыденной жизни, как обычаи и обряды, что указывает на взаимообусловленность человеческого и культурного развития.
Значимая роль обряда и культа, всегда присутствующих в повседневной жизни человека, подчеркивается в теоретических исследованиях ученых-эволюционистов – Г. Спенсера и Э. Тейлора. Г. Спенсер в результате изучения жизни народов и их культур (в работе «Система синтетической философии») пришел к выводу, что церемониальный институт, являясь регулятором обыденной жизни людей, способствовал развитию ритуалов, установлению определенных правил культуры поведения человека и религиозных обрядов. Так, например, «желание умилостивить второе «я» мертвого предка… было первоначальной формой религиозного верования», которое сохранилось и определяет наше поведение сегодня, иначе как можно объяснить «стремление исполнить то, чего, как известно, желал недавно скончавшийся родственник»6. Единомышленник Г. Спенсера Э. Тайлор полагал, что культура в целом складывается «из знаний, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества»7, а ритуал во многом связан с материальной стороной повседневного бытия. Следовательно, изучение заложенных в церемониях и ритуалах действий играют значимую роль в изучении генезиса существующих сегодня повседневных поведенческих предпочтений, кроме того, ритуал как некое «прадействие» (Кнабе) связывает воедино повседневный обиход с возвышенными, недосягаемыми и необъяснимыми явлениями внешней стихии, которые иногда выходят за грани привычного для человека мира. Это обусловливает возникновение ритуала, культа как замысловатой череды символических действий вокруг священной реалии.
Культ, полагал П.А. Флоренский, – это бутон культуры, совмещающий смысл и реальность, он постигается человеком только как деятельность, основанную на сформированном личном опыте, поэтому культ - это «таинства + обряды», определяемые через Святыни, которые как производные культа способствовали формированию культурных ценностей. Предметы культа, по утверждению религиозного мыслителя, есть «соединение временного и вечного, ценности и данности, нетленности и гибнущего»8, и осознание этой противоречивости возможно только через веру. Вера определяет культ, а культ в свою очередь формирует миропонимание и определяет происхождение культуры и познается через осознание «массивности» и «онтологической вескости» понятий культ, культура, вероятно, не случайно, сегодня в повседневном словоупотреблении слово «культ» часто ассоциируется с культурой9.
Исходя из вышесказанного, можно предположить, что в основе повседневной культуры лежит религиозный опыт, который проявляет себя через культ и может быть сформирован только в процессе повседневного бытия человека. Даже при поверхностном рассмотрении вполне очевидно, что культ воспринимается человеком как связующее звено между реальным и иным, неподвластным природе мирами, как деятельность, совмещающая смысл и реальность, настоящее и будущее. Используя прошлое, культура повседневности стремится к постоянному обновлению, к расширению границ жизненного мира исходя из требований простого выживания и расширения границ собственного бытия.
Рискогенность повседневной жизни общества
Проблема риска в повседневной жизнедеятельности современного человека все чаще становится объектом изучения в сфере социально-гуманитарного знания. Это связано с изменениями, происходящими в обществе вследствие научно-технического и коммуникационного развития, точнее, последствиями их применения, которые теперь ассоциируются не с конкретными видами деятельности (как это было в середине ХХ века), а приобретают системную основу, став постоянным попутчиком социальных отношений, формируя «особую организацию общественной жизни» (В.Б. Устьянцев) – рискогенное общество.
Риски присутствуют в различных видах человеческой деятельности. Не вызывает сомнений, что на протяжении всего периода своего существования человек жил в условиях ситуаций риска, которые изначально были обусловлены опасностями, исходящими от природы, и потому воспринимались как объективные явления, неподвластные человеку. На это обращал внимание Н. Луман, настаивая на том, что древнему обществу была присуща скорее опасность, чем риск. Со временем «список» рисков значительно расширился, они плотно вписались в структуру повседневности социума, даже несмотря на развитие научного и технического потенциала, общество так и не научилось управлять ситуациями, несущими угрозу для жизнедеятельности человека. Более того, нестабильность, кризисность и «сама современность», согласно выводам У. Бека, обусловливают появление новых рисков, что усложняет их прогнозирование и трансформирует привычную систему обыденного восприятия рискогенных ситуаций.
Повседневные риски как социальный факт подразумевают невозможность дистанциирования от них, поскольку во многом определены осознанием его неизбежности1. По этой причине человек в процессе каждодневного бытия стал воспринимать риск как устойчивый (в некоторых случаях необходимый), имманент присущий элемент существования, во многом определяющий нормы поведения. Уверенность в правильности/неправильности поступка или любого варианта решений обретаются индивидом в процессе повседневной жизнедеятельности посредством «первичной апробации», путем проб и ошибок, что уже является рискованным для человека. Только пройдя путь пограничных ситуаций, действия человека возводятся в ранг повседневных, становятся привычными и конвенциональными для других членов общества, оправдывая правильность установленных поступков. Следовательно, повседневность нельзя рассматривать как сферу «вторичного, переработанного и рассортированного по полочкам человеческого сы-рья»2, это сфера проб и ошибок, экспериментов и разочарований, сопутствующих каждодневной жизнедеятельности человека, подтверждающей невозможность его существования вне риска.
Подтверждение этому находим в исследованиях Н. Лумана, полагающего, что поведения, свободного от риска, не бывает, поскольку «любой вариант некоторого репертуара решений» является рискованным. Следовательно, если решение принимается, то риска избежать нельзя, более того, отказ от риска, в особенности в современных условиях, означал бы отказ от рациональности3, поскольку спланированный риск в повседневности ведет к осознанию собственной значимости, к приобретению жизненного опыта, а в некоторых случаях является средством для достижения необходимых результатов. Так с одной стороны, человек уходит от риска, с другой – риск является необходимым условием существования и выживания.
Возникшее противоречие В.Б. Устьянцев объясняет двойственностью природы человека, предполагающей одновременное присутствие в нем двух риско-генных начал, проявляющихся, с одной стороны, в стремлении к свободе, то есть самостоятельности и независимости от старого мира, и с другой стороны – в желании покоя, предусматривающего сохранение «установившегося порядка вещей». В любом из этих случаев человек находится в состоянии риска – он рискует либо потерять то, что имеет, либо утрачивает «новые цели жизни», определяющие его подлинное существование. На основании этого автор задается вопросом о «рискогенности натуры человека», где исходным явлением выступает состояние амбивалентности, основанное на противоречивости стремлений4.
Вышесказанное сложно опровергнуть, поскольку действия человека, особенно на современном этапе развития общества, имеют противоречивую, или скорее дуалистическую направленность – любые поступки, направленные изначально на благо общества, в дальнейшем могут иметь для него необратимо-негативные последствия. Поэтому представление об общественном благе в обществе риска, полагает О.Н. Яницкий, весьма сложно, так как это благо не может являться «способом гарантии общественной безопасности» и дает ощущение невозможности управления собственным бытием.
Трудно не согласиться с Б.В. Марковым в том, что «опасения должна вызывать не столько техника, сколько пещерное мышление людей, которые ее исполь-зуют»5. Так, последствия от работы ядерных реакторов очевидны, но отказаться от использования этого вида энергии не спешат, поскольку альтернативные технологии требуют огромных финансовых затрат; сомнений не вызывает вред (для человека и для природной среды) применения пестицидов и химикатов, но их активно продолжают использовать при выращивании различных видов культур; также неоднозначны последствия всеобщей компьютеризации, массовой коммуникации и других достижений технической и компьютерной революций.
Во всех случаях налицо амбивалентные составляющие риска, когда субъект осознает рискогенность и опасность ситуации, допускает вероятность ее неблагополучного исхода, но не в состоянии дать объективную оценку возможным последствиям. Такой подход наталкивает на мысль об утрате человеком здравого смысла в повседневном противостоянии рискам и его замене на необходимость выполнения (невыполнения) определенных действий для достижения поставленной цели. Вероятно, поэтому риск в повседневной жизни стал постоянным и неизбежным, поскольку в основе своей имеет обоснованное объяснение своей значимости для человека. Существует мнение, что стремление к таким рискам обусловлено самой повседневностью, точнее, навязанной ею упорядоченностью, рутинностью и стандартизацией поступков. Человек стремится выйти за пределы сложившегося однообразия и строгой установленности. Если этого не происходит, то обретенные «привычки жить по стандартам не только создают необходимую институциональную устойчивость жизненного пути, но и порождают явление конформизма, инертности, замкнутости»6. Поэтому риск можно квалифицировать как способ выражения протеста против нескончаемого круговорота повседневности, как выход за рамки обыденной текучести жизни и изменению монотонности бытия.
