Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Культурно-антропологические факторы социального развития
1. Факторы социальных изменений 18
2. Культура как основа объяснения модернизационных процессов 33
3. Роль культурно-антропологических факторов в изучении проблем регионального развития России 52
Глава 2. Культурно-антропологические факторы развития Тувы
1. Развитие традиционного общества Тувы 70
2. Начало трансформации тувинского общества по логике культуры 79
3. Трансформация тувинского общества в советский период 90
4. Постсоветский кризис Тувы 99
5. Проблема современного развития Тувы как региона России 110
Заключение 120
Библиографический список использованной литературы 125
- Факторы социальных изменений
- Роль культурно-антропологических факторов в изучении проблем регионального развития России
- Начало трансформации тувинского общества по логике культуры
- Проблема современного развития Тувы как региона России
Факторы социальных изменений
Одной из важнейших проблем в современном изучении разных моделей общественного развития стала проблема влияния культуры на это развитие. В истории социальных наук вопрос о детерминантах социальных изменений и социального развития определялся по-разному. В общих чертах выделяются однофакторный и многофакторный подходы. Обращение к культурно-антропологическому фактору в диссертационном исследовании не является свидетельством «однофакторности» изучения социальных изменений. Речь идет о подходе, подразумевающем многофакторность, но сосредоточенном на анализе трансформационных процессов традиционных обществ. Он имеет особую актуальность и значимость при решении проблем современного развития российских регионов.
Для обоснования своего подхода, обратимся к наиболее значимым социальным концепциям и проблеме перехода в науке от однофакторного понимания исторического процесса к многофакторному, обусловленному разными типами исследовательских программ.
Концепции социальных изменений активно стали создаваться в XIX веке, когда на Западе стали происходить широкие социальные трансформации и когда западная наука более пристально обратилась к вопросам об общем и различном в обществах, цивилизациях, культурах, процессах их изменения. Появились и начали бурно развиваться социальные науки: социология, социальная и культурная антропология. Э. Гидденс удачно сформулировал значимость вопроса социальных изменений в виде условного хронологического отрезка. Если все время существования человечества представить мысленно как одни сутки, то окажется, что современные изменения укладываются в 2 минуты 30 секунд. Земледелие было изобретено в 23 часа 56 минут, цивилизации появились в 23 часа 57 минут, а современные общества в 23 часа 59 минут 30 секунд. За какие-то два-три века человечеству удалось покончить с социальным порядком, определявшим его жизнь в течение тысячелетий . Скорость и масштаб перемен обусловили необходимость осмысления того, как традиционные общества трансформируются в современные, каковы общие механизмы изменений.
В XIX веке сформировались две наиболее важные и значимые теории социальных изменений: социальный эволюционизм и исторический материализм. Об этом пишет Э. Гидденс, делая обзор социальных теорий в «Социологии» . Их также называет в своем фундаментальном труде «Социология социальных изменений» П. Штомпка, добавляя к этим двум «великим видениям истории» третью -теорию исторических циклов3.
По мнению Э. Гидденса, социальный эволюционизм и исторический материализм отличает «однофакторность» подхода, когда объяснения строятся на предпочтении одного фактора, воздействующего на ход исторических процессов. Рассмотрим данный аспект двух социальных теорий. К числу классических теоретиков эволюционизма относят Г. Спенсера, Э. Тайлора, Л. Моргана, Дж. Макленнана, Дж. Фрейзера. Самым значительным их вкладом в развитие социальной науки считается обоснование культуры человечества как объекта объяснения в терминах научных оснований и законов. Исследователи полагали, что культура порождена естественными причинами. Это отличало эволюционистов от их предшественников, для которых история человечества считалась последовательностью уникальных событий, обусловленных Божьим промыслом или свободой воли, или случайностью1. Взгляды эволюционистов на социальные изменения исходят из очевидного факта: при сравнении различных типов человеческих обществ становится ясно, что происходит общее движение ко всевозрастающему усложнению. В связи с чем и возможно сопоставление этих процессов с биологическими: в природе все происходит также - изменения от простого к сложному как разворачивание процесса адаптации к окружающей среде. Социальная эволюция рассматривалась как изначально закономерный процесс, и задачей антропологов соответственно становилось выявление этой закономерности. Признание универсальных стадий последовательного развития всех социальных систем (например «дикость - варварство - цивилизация») позволяет исследователям определять подобные теории как однолинейные. Другие теории этого направления акцент делают уже не на однолинейпости, а мультилинейности. Они предполагают, что возможно существование различных путей развития, ведущих от одного типа общества к другому.
Э. Гидденс признает, что более поздние эволюционные теории отличаются от ранних большей глубиной и изощренностью, однако, рассматривает все эволюционные теории в совокупности одного направления. Он полагает, что перенесение биологических законов на человеческое общество не совсем верно. «Мы можем признать, что существует общее направление социального развития человечества от небольших обществ к более крупным, однако не очевидно, может ли это быть объяснено в терминах адаптации и жизнеспособности» - пишет он. Развитие общества сходно с эволюцией в мире природы, однако, употребление термина адаптация, по мнению Э. Гидденса, к социальному эволюционизму не имеет четко выраженного смысла. В биологии это понятие относится к способу, при помощи которого случайно проявившиеся характеристики некоторых организмов содействуют их выживанию и влияют на гены, передаваемые от одного поколения к другому. Природа социальных и культурных изменений гораздо более сложна, чем это предполагается в эволюционных теориях1.
Исторический материализм, разрабатывавшийся в трудах К. Маркса, по мнению Э. Гидденса, сходен в интерпретации социальных изменений с эволюционными теориями. Здесь также предполагается, что в основе изменений лежит взаимодействие с материальной средой. Но при этом основное внимание Маркса сосредоточено на экономической основе, базисе, инфраструктуре, изменения которого влекут за собой соответствующие изменения в надстройке - политических, законодательных и культурных институтах. Ключ к пониманию социальных изменения по Марксу находится в способах создания людьми все более сложных и совершенных систем производства, усилении влияния на материальный мир, подчинении его своим целям. Этот процесс описывается как рост производительных сил, или уровень экономических достижений общества. Социальные изменения происходят не только как процессы постепенного развития, но и как революционные потрясения. Это диалектическая интерпретация изменений. Признавая ценность идей К. Маркса для объяснения крупных исторических сдвигов
Автор данного исследования разделяет отнесение Э. Гидденсом эволюционизма и исторического материализма к однофакторным теориям, и признает ограниченность их подходов. Однако, характеристику социальных теорий в аспекте данного исследования можно дополнить, так как проблема факторов социальных изменений существенным образом связана с общетеоретическими подходами к изучению общества. Необходимо подчеркнуть многогранность эволюционизма и исторического материализма, их роль в развитие социальных знаний и их существование в рамках определенной научной парадигмы.
Внимательного рассмотрения требует эволюционное направление. Исследователями отмечается отсутствие в работах классических эволюционистов последовательно сформулированных теорий детерминации культурной эволюции. Здесь можно встретить множество каузальных (причинных) объяснений. Как пишет отечественная исследовательница Э.А.Орлова, если попытаться обобщить основные факторы эволюционных изменений, то выделяются два класса: имманентные антропологические и внешние детерминанты1. Теории имманентной причинности изображают эволюцию как процесс, разворачивающийся под действием сил, заложенных в человеке. Здесь роль причинных факторов отводится таким феноменам как человеческая психика и ее носители (расы и индивиды). Представления об идеях как побудителях культурной эволюции эволюционисты заимствовали у французских рационалистах и просветителей: историей движет не промысел Божий, а человеческий разум.
Роль культурно-антропологических факторов в изучении проблем регионального развития России
В России 90-х годов применялась модель догоняющей модернизации, для которой Запад выступал в качестве образца. Таковая модель оказалась в целом плохо работающей на развитие страны и особо плохо применимой в связи с региональным многообразием внутри России. Исторически наше государство формировалось как государство регионов, но внимание к этой стороне внутренней жизни появилось только в последние десятилетия. Российская наука обратилась к проблемам регионалистики со второй половины 80-х годов, и это было связано с кардинальным изменением вектора социального движения. Новые ориентиры России способствовали появлению исследований о региональном делении государства в рамках цивилизационного подхода, альтернативного формационному. Региональная тематика получила особую актуальность и в связи с тем, что курс на догоняющую модель модернизации резко разделил российские регионы на общества, по-разному реагирующие на этот исторический поворот1. В одних регионах изменения происходят быстро, в других медленно. Одни уже названы островками модернизации, так как их мало, и они находятся в окружении регионов, которых модернизация коснулась в меньшей степени. Сложившаяся ситуация неравномерного модернизационного развития является результатом сложного взаимодействия факторов, как влияющих на регион извне, так и определяющих его изнутри. Несмотря на принадлежность территорий к единому российскому пространству, каждый регион является уникальным по своему облику, по характеру внутренних процессов, по ходу прохождения реформ в нем.
Понятие «регион» - одно из самых трудных в современном обществознании. Во-первых, оно имеет разные границы применения, от широкого значения с охватом нескольких стран, объединяемых по ряду признаков, до узкого, - которое опирается на социальное единство в рамках одной территории. Во-вторых, с точки зрения подходов можно говорить о международных, политологических, социально-философских, географических, исторических, юридических определениях. Каждое из специализированных определений выделяет те аспекты в этом понятии, которые отвечают задачам конкретной дисциплины. Для того, чтобы отметить все важнейшие характеристики региона как явления, исследователи общих проблем регионализма используют так называемые синтетические определения. Оговаривая тот момент, что универсального определения не может быть, обобщающее определение можно дать следующее. Регион (в интересующем нас смысле слова) - это административная территория в составе одной страны, имеющая свою историю формирования, политическую автономность и свои институты власти, своеобразную хозяйственную, этническую и культурную жизнь. В качестве основных отличительных черт региона выделяются: социальная общность, или социальные связи; единство исторического происхождения, единая территория или пространственная локализация, особая форма хозяйствования, этническая культура и общий менталитет, система политической жизни или определенная социально-политическая форма.
На наш взгляд, при рассмотрении регионального разнообразия и классификации регионов исследователями уделяется много внимания социально-экономической или политико-идеологической стороне жизни регионов. Кроме того, территории различаются по степени изученности протекающих в них внутренних процессов. В итоге, оценка проблемы региональной неоднородности и классификации часто имеет субъективный характер, зависящий от степени внимания авторов к тем или иным процессам, или к тем или иным регионам.
Примерами могут быть имеющиеся классификации. В одной, за основу берутся отличия в создаваемых региональных идеологиях, что дает возможность выделить три идеальных типа регионов: «национальные республики» (например, Татарстан, Калмыкия, Чувашия), «старорусские», в основном депрессивные регионы (Тверская, Пензенская области), «новорусские» модернизированные регионы (Нижегородская, Самарская области)1. По мнению сторонника этой точки зрения, первая группа регионов отличается своей апелляцией к культурно-историческим традициям и представлению об этнонациональном образовании как ячейке, носителе подобных традиций.
Вторая группа сочетает в своих идеологических построениях ориентацию на единство России и признание особой значимости русской провинции. Политический стиль третьей группы имеет черты реформаторского авангардизма и опережающего исполнения стратегий, и, как утверждается исследователями, идеологические схемы здесь не довлеют над практикой.
С нашей точки зрения, слабыми сторонами данной классификации является смешение ряда черт и признаков. Во-первых, если говорить о соотношении идеологической схемы и практики, то необходимо такой срез применить ко всем регионам, а не только указать наличие того или иного момента в некоторых регионах. Во-вторых, если рассматривать национальную основу в политико-идеологических схемах, то разделение регионов, имеющих преимущественно русское население на «старорусские» и «новорусские» с одновременным противопоставлением их «национальным» территориям -представляется также смешанным. В-третьих, понятие «депрессивного» региона является следствием сравнительного рассмотрения всех территорий сквозь призму модернизационного развития. К числу депрессивных регионов причисляются разные регионы вне зависимости от национального состава населения. Проблема состоит в том, что недостаточно изучены причины депрессивности и ее связь с культурными особенностями.
Проблема культурных особенностей регионального развития, определяемая в данном исследовании как проблема культурно-антропологических факторов, по нашему мнению, в отечественном научном знании учитывается пока недостаточно. Именно культурно-антропологические факторы играют немаловажную роль в процессе развития регионов и особенно так называемых депрессивных регионов, в которых кризисные процессы проявляются ярче всего. Социально-экономические критерии позволяют делить регионы на группы, выдвигая на передний план успешные и задвигая на последние позиции отстающие. Разница здесь очевидна, но проблема может быть сформулирована и по-другому. Как развивается каждый регион, в чем трудности развития, и каковы определяющие факторы его модернизации?
Несмотря на опору идеологических установок элит регионов на национальную традиционность, выявление политико-идеологического критерия разнообразия регионов научным знанием показывает лишь вершину айсберга внутренних проблем каждого региона. Вопросы регионализации России, своеобразия регионального развития, его тенденций и перспектив, необходимо решать, учитывая основу самобытности - культуру, особое мировоззрение. Если мы ставим задачей анализ модернизационного развития российских регионов, то на первый план выходит культура, объясняющая разницу между развитием регионов. Модернизационная теория не может прилагаться к разным регионам в неизменном виде, она обязательно должна учитывать культурную специфику. Если в целом модернизацию рассматривается как следование образцу, то, очевидно, что при различиях в мировоззренческих установках и культурах одинаковых возможностей в следовании образцу не может быть. Не может быть и одинаковых потребностей вообще в ориентации на единую схему развития. Специфику осуществления всех проектов реформ определяет культурно-антропологический фактор. Его изучение дает возможность не просто констатировать существующее положение дел с позиции «развитых» и «депрессивных» регионов, а объясняет причины сложившейся ситуации в каждом конкретном обществе и намечает наиболее реальные пути его будущего развития. Тем самым региональные различия и образы российских регионов можно рассматривать как различия между культурами, различия между мировоззренческими установками.
Развитие по западному образцу составляет основу российской модернизационной идеологии. Желание достичь западного уровня экономического развития, может быть, и реализуемо, но стремление измениться так, чтобы сделать культуру региональных сообществ западными, практически невозможно. По мере накопления опыта неудавшихся модернизаций, которые нигде не реализовывались в точности по теоретической модели, появилась критика классической модернизационной теории и вместе с тем практика «догоняющей» модернизации. В России эта практика направлена на достижение либерального проекта «догоняющей» модернизации в посткоммунистический период.
Начало трансформации тувинского общества по логике культуры
Кардинальные изменения традиционного общества Тувы полностью связаны с российским влиянием, хотя начинались в условиях больших геополитических изменений - и с юго-востока (Китай, Монголия), и с северо-запада (Россия). В социально-философской периодизации данной работы мы говорим о двух этапах советского времени. Их различение не связано с моментом вхождения ТНР в состав СССР в 1944 году. Это историческое событие можно расценивать скорее как органичное следствие политики обоих государств и обществ. Модернизация, начатая с высвобождением Урянхайского края в 1911-1912 годах и проводившаяся как реализация в целом общественной потребности построить новые основания жизни, была подхвачена в 1930-годы и насильно вписана в общее русло социалистического строительства. Выделяя эти два этапа, автор исследования имеет в виду их тесную связь.
Первые контакты населения Тувы с русскими датируются семнадцатым веком, что было связано с установлением торговых связей России с территориями Сибири и Дальнего Востока. В XVII веке тувинские племена как подданные Алтын-ханов даже юридически входили в состав Российского государства, так как последние присягали русскому царю . Однако более активные взаимодействия начались в Урянхайском крае с конца XIX века. Согласно Пекинскому дополнительному договору между правительствами Российской империи и Китая 1860 года" , здесь была разрешена свободная беспошлинная торговля как китайским купцам, так и русским. Хотя Тува официально считалась подчиненной территорией Манчжурии, фактически она являлась частью открытой граничной зоны между двумя империями. В Урянхайском крае появилась русская золотопромышленность, к концу XIX века началась первая волна крестьянской колонизации, сначала незаконной, стихийной, а с 1907 года целенаправленной.
Тем самым, тувинская культура вплотную соприкоснулась с новым образом жизни, чего не было ранее. Прежнее вхождение Тувы в состав других государств осуществлялось «азиатским образом», то есть не претендовало на рекультуризацию населения и ограничивалось ее экономической эксплуатацией. В межкультурном взаимодействии не происходило таких традиционных для моделей русского освоения Сибири процессов, как адаптация и ассимиляция. Другие народы, не имевшие прежде других культурных влияний, получали от русских новые начала культуры, например, в виде широкой христианизации. Несмотря на существование четких этнокультурных маркеров в восприятии «своих» и «чужих», контакты между народами в Туве стали носить характер широких хозяйственных заимствований. Как отмечают исследователи, русские поселенцы стали посредниками в усвоении тувинцами европейской культуры, новых форм хозяйствования и быта . Россия снабжала тувинцев такими изделиями промышленного производства, которые не могли поставить в Туву ее соседи -китайцы и монголы - и формами производства, которые не могли быть налажены самим местным населением. Такие предметы российского экспорта, как мануфактура низких, более дешевых сортов, железные изделия, галантерея, табак и пушнина, потреблялись всеми слоями тувинского населения. За привозимые товары Тува расплачивалась с русскими своим основным богатством - скотом . Местное население впервые узнало о постоянных жилищах - деревянных избах, о новых формах землепользования, 0 новых орудиях. Привлечение нового хозяйственного опыта не приводило к изменениям в культурной, этнической идентичности.
Выход Тувы из-под власти павшей маньчжуро-китайской империи в 1911-1912 годах только укрепил расширяющиеся связи между Урянхайским краем и Россией. Освобожденная, но ослабленная и социально разрозненная Тува должна была выбрать ориентир - Россию или Монголию. Однако здесь свою роль сыграло проявление инновационного направления в культурном сознании, вносимого русскими.
В научной литературе существует некоторое разногласие как по поводу просьбы Тувы о покровительстве России, так и о вхождении Тувы в состав СССР. Оба этих события сопровождались чередой исторических событий, которые долгое время замалчивались официальной историей и которые еще требуют осмысления. Выбор «Россия или Монголия» был чрезвычайно ответственным и не был одномоментным актом. Правители хошуунов метались в поисках лучшего направления, отправляя посольские отряды с письмами и дарами на северо и на юг.
Монголия одновременно с Урянхайским краем получила политическую независимость от Китая, и в среде ее знати существовало желание присоединить Урянхай к себе. Промонгольски настроенные тувинские нойоны-князи говорили о присоединении к южному государству. Но в социально-экономическом плане Монголия была такой же ослабленной бывшей провинцией китайской империи, которой требовалось определить ход своего дальнейшего развития. К тому история взаимоотношений тувинцев с монголами, несмотря на родственность культур, изобиловала притеснениями местного населения от монгольских начальников. В 1913 году глава хемчикского духовенства Камбы-лама Лопсан Чамзы писал заведующему пограй.делами Усинского округа А.П. Церерину, что тувинцы продолжают терпеть большие лишения от монголов, которые уничтожили старые маньчжурские порядки, но неравномерно распределили повинности между своим и тувинским народами, в своих притеснениях они даже «далеко превзошли» маньчжуров .
Естественным выбором для Тувы в конечном счете стала ориентация на Россию. Выразителем этой установки стал глава самого многочисленного Даа хошууна Буян Бадыргы. В его прошении 26 октября 1913 года к императору Николаю II о покровительстве отмечаются установки на оптимальный путь для Тувы: урянхи соседствуют с Россией, имеют взаимную связь, многочисленные материальные интересы и предпочитают покровительство «белого царя». Аналогичное содержание писем было и от других правителей хошуунов. Выражая желание получить защиту России, Тува просила сохранить «установленные с давних времен порядки управления и обычаи», а таюке право распространения «желтой религии» - буддизма на своей территории . Протекторат (покровительство) России над Тувой был официально объявлен в 1914 году.
Конечно, нельзя говорить только положительной стороне взаимодействия Тувы и России. Русская торговля также носила характер несправедливого грабежа местного населения, часть земель для новоприбывших с севера приобреталась путем подкупа знати, беднейшие слои местного населения для элементарного выживания были вынуждены идти в наем на работу в крупные хозяйства разбогатевших русских поселенцев. И после установления над Тувой официальной юрисдикции России, край продолжал существовать как источник сырья, теперь уже для русской промышленности.
Но все же, по нашему мнению, российское влияние вносило в жизнь кочевого народа тувинцев больше стимулов для дальнейшего развития. Заимствования в плане хозяйственно-экономической жизни обогащали мировоззрение, мобилизовали инновационные механизмы традиционной культуры, получившей возможность существовать без жесточайшего политического и экономического пресса со стороны Китая. Соприкоснувшись с новым образом жизни, тувинцы увидели пример активного и эффективного хозяйствования. Русские переселенцы, большая часть которых была обедневшими крестьянами, искавшими лучшей жизни в новых местах - были одним из примеров классического «бегства» от государства. Они стали активной социальной группой, которая осваивала «дикое» поле с полной самоотдачей. Их пример удивлял, поражал, вдохновлял и пугал одновременно.
Проблема современного развития Тувы как региона России
Современное состояние Тувы можно охарактеризовать как депрессивное. Однако, спад кризиса и переход к депрессии в производстве и социально-психологическом климате определены политической элитой как стабилизация. В связи с чем разрабатываются программы промышленного развития. В 2001 году была принята Государственная концепция развития Республики Тыва на период до 2010 года. Правительство зафиксировало результаты предыдущего периода и сформулировало долгосрочную стратегию. Проект дальнейшего развития республики строится на признании тувинского общества готовым к дальнейшим шагам: «Сегодня в основном завершены институционные преобразования, связанные с переходом к рыночным отношениям» . Исходя из того же отказа от социальной стороны преобразований, внимание региональной власти сосредоточено на интенсивной эксплуатации природных ресурсов, что даст возможность, по ее мнению, для привлечения в экономику Тувы широких инвестиций. Тува действительно в этом отношении обладает большим потенциалом. Однако такой подход вызывает серьезные возражения.
Программы промышленного развития идут без должного социально-теоретического обоснования, продолжая политику привлечения дотаций извне при нерешенных социальных проблемах. Фактически нет развития и взаимодействия с социальной теорией. Нынешние попытки вытянуть экономику региона повторяют часть ошибок советского опыта. Отсутствует критическое осмысление и независимая оценка проводимых мероприятий. Привязанность интеллигенции Тувы к системе государственной службы приводит к тому, что наука и образование являются зависимыми от органов власти. Они вписаны в реархаизированную форму общественного устройства и почти не функционируют как социальные институты, могущие создавать альтернативные проекты и проводить объективные экспертизы. Потребность общества к переосмыслению своей истории, возникшая в начале 90-х годов, до сих пор остается актуальной проблемой.
Социальной теорией, провозглашаемой учеными в качестве опорной для развития Тувы остается Концепция устойчивого развития. Об этом пишут представители и гуманитарных, и естественных наук Тувы. Но политиками это практически не поддерживается. Ученые опираются на основные принципы концепции, созданной для урегулирования отношений между человеком и природой, между развивающимися странами и развитыми. Идеи устойчивого развития были сформулированы в 1987 году Всемирной комиссией по охране среды и развитию. Глобальность масштабов экологических проблем вызвал появление на Западе теории баланса между двумя вариантами регулирования - государственной и рыночной. Превалирование одного над другим дает варианты крайних форм развития как внутри отдельных государств, так и в глобальном масштабе между государствами. Западные модернизирующиеся общества осознали актуальность проблемы, возникающей при нарушении баланса развития, которое угрожает окружающей среде. Поэтому важным приоритетом Концепции стало взаимоотношение общественного производства и природных ресурсов.
В 1998-99 годах был разработан проект Концепции устойчивого развития Республики Тыва. Он рассматривается как новая социально-экономическая теория. Ее основные положения также опираются на исходный пункт построения главной концепции: взаимоотношение человека и природы. Отстаиваются права народов Тувы на защиту здоровья и чистую среду обитания. Потребление природных ресурсов должно осуществляться в соответствии с традициями биосферного уклада жизни коренных народов Центральной Азии и ограничено в разумных пределах. Говорится о применении ресурсосберегающих экономически безопасных технологиях переработки сырья и отходов. Особо оговариваются условия, выполнение которых даст возможность реализовать эти и другие идеи. Среди них:
- соблюдение трех балансов: биосферного, внутрироссийского по распределению доходов от использования природных ресурсов и внутриреспубликанского социального баланса (обеспечение приемлемой разницы между богатыми и бедными),
- политическая стабильность и общественное согласие,
- высокая духовность и экономическая активность народов РТ,
- развитие рыночной экономики при государственном регулировании экономическими методами,
- участие российского и международного сообщества1.
Исследователи, разрабатывающие эти идеи применительно к развитию Тувы, обеспокоены несоответствием между программой промышленного развития и основными положениями данной теории2.
Если говорить о возможности развития Тувы по данному проекту, обнаруживается отсутствие почти всех перечисленных условий в данное время. Единственное, что есть у республики реально - это природные ресурсы. Тувинской, как и общероссийской, реальностью, является то, что экологическая проблема здесь не актуализирована. Если Запад пришел к решению вопроса «человек - природа», имея сформированные институты гражданского общества, то в России нет еще налаживания взаимоотношений «человек - общество», «человек - государство». По мнению ученых Института социологии РАН, российское общество больше озабочено выходом из экономического кризиса и политической нестабильности и фундамент будущей государственной экологической политики только начал закладываться3. Получившая развитие в конце 80-х годов на Западе Концепция с экологическим уклоном на самом Западе не может стать альтернативной для модернизационных процессов. Но в российских регионах она до сих пор воспринимается как передовой образец социальной теории, призванной бороться с кризисом рыночных отношений.
Замкнутый круг экономических, социальных, политических проблем республики предполагает особое внимание к факторам, находящимся в основании соответствующих сфер общественной жизни. Первые исследования социокультурных факторов развития современной Тувы предприняты З.В.Анайбан. Анализируя межэтнические отношения в республике, этносоциолог обращается к историческим предпосылкам событий начала 90-х годов и, в целом, к проблемам национального характера. При этом, этносоциологическая проблематика в ее работах вырисовывается на фоне общих социальных проблем.
Особый интерес для нас в этой связи представляет совместная работа З.В.Анайбан и Г.Ф.Балакиной по изучению социокультурных особенностей развития Тувы 90-х годов «Современная Тува. Социокультурные и этнические процессы» (Новосибирск: Наука, 1995). С позиций социологии авторы рассматривали воздействие ценностей, норм, традиций и обычаев народов Тувы, их жизненного уклада на темпы и характер экономического и социального развития. Объектом изучения стала экономическая культура как элемент социального механизма развития экономики, которая влияет на деятельность и поведение населения, определяет направленность его активности. Одним из главных выводов исследования было заключение об отсутствии у основной массы коренного населения склонности к финансово-коммерческой деятельности, к организации труда, нацеленной на конечный коммерческий успех. Это, по мнению исследователей, является существенным препятствием для распространения в Туве новых рыночных структур: кооперативов, частных и малых предприятий, банков, бирж1. В целом, полагает З.В.Анайбан, для Тувы характерна невысокая готовность к социально-экономическим и политическим преобразованиям. Причина этого видится в преобладании в республике сельского населения, традиционно отличающегося консервативностью и настороженным отношением к различным новациям .
Если рассматривать ситуацию современной Тувы в терминах теории модернизации - «традиционного» и «современного общества», то можно охарактеризовать общество как трансформирующееся, однако при этом, оторвавшись от традиционности, ныне оно находится в трансформационном кризисе. Традиционность здесь не является той, которая существовала до начала XX века. Это реархаизация. Общество тувинцев прошло силовую модернизацию и за это время утратило многое из смыслового наполнения категорий культурного сознания. В «новом средневековье» Тувы практически отсутствует ориентация на науку. Применительно к России исследователи называют замену идеологического, теоретического знания - экспертным2. Нынешние особенности общественной жизни говорят о преждевременности объявления Тувы институционально готовой к рынку. Экономические и политические реформы без учета культурно-антропологических факторов не могут быть эффективными.
