Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Вненаучные и научные способы познания прошлого 12
1.1 Вненаучные способы познания исторического прошлого. 13
1.2 Методологические особенности историко-научного и естественнонаучного познания 29
1.3 Эмпирический характер исторического познания 37
1.4 Теоретический характер исторического познания 53
Глава 2. Определение предмета и функций исторического познания 70
2.1 Определение предмета исторического познания и специфика исторической науки 70
2.2 Объективность и правдивость исторического познания и исторического исследования 99
2.3 Функции исторического познания 122
Заключение 139
Библиография (Указатель цитируемой и используемой литературы) 141
- Вненаучные способы познания исторического прошлого.
- Эмпирический характер исторического познания
- Определение предмета исторического познания и специфика исторической науки
Введение к работе
Актуальность темы исследования.
В XX в. проблема исторического познания приобрела самостоятельное значение в структуре философского знания. Сегодня сфера социально-исторической деятельности человека становится одной из важнейших тем философской рефлексии. Собственно говоря, речь идет о более глубоком анализе того, чем занимается историческое познание, каково предметное основание истории. По существу диссертация посвящена предмету истории. Здесь уместно вспомнить слова В.О.Ключевского, который писал: «Предмет истории - то в прошедшем, что не проходит, как наследство, урок, неоконченный процесс, как вечный закон».
Конечно, познание прошлого имеет давнюю традицию, возникшую еще в рамках баснословного времени, лежащего на границе между мифическим и эмпирическим временем. Элементы анализа прошлого существуют, например, в сказках, легендах, баснях. Потребность в познании прошлого остается востребованной на протяжении всей истории человечества. Историческое познание в определенном смысле позволяет «жить в прошлом». В прошлом можно найти ответ на любой вопрос, возникающий в настоящем. «История, - отмечает Н.М.Чуринов, - во многом компенсирует нравственный инфантилизм и духовную безрод-ность. Она прекрасное и незаменимое средство воспитания патриотизма, духовной высоты и подлинной культуры»
Эскапизм, уход в прошлое известен уже человеку «временных лет». «Шестоднев» (X в.) поставил прошлое над настоящим. Древнерусские летописцы и книжники устремляются в прошлое, они активно взаимодействуют с прошлым с единственной целью - познать себя и свое общество через опыт истории.
Следовательно, изучение проблемы исторического познания должно исходить из философских идей исследуемого периода и притом социально-философский анализ концепций прошлого, их теоретико-понятийной структуры наглядно отражает содержание исторического познания. Важные философские вопросы не только ставились, но и получили теоретическое решение в концепциях прошлого. «История - писал Н.М.Карамзин, - это философия, основанная на примерах».
В практическом плане внимание к историческому познанию обусловлено особенностями мировоззренческой ситуации в России. В современных российских условиях, когда многие исторические ценности имеют подвижный характер, ведутся поиски новых духовных ориентиров, обращение к теме исторического познания приобретает особую значимость. В литературе последнего времени заметно оживилось обсуждение прикладных вопросов исторического познания. Спор идет о взаимоотношении различных сторон исторического процесса, о значении личности в истории, о методах исторического исследования. Этот, казалось бы, теоретический спор, несомненно, отразится, так или иначе, на дальнейшем развитии практической направленности современного исторического познания.
В теоретическом плане постановка проблемы представляется актуальной в связи с тем, что существующие на сегодняшний день отечественные исследования методологии исторического познания, принадлежат, большей частью, авторам, которые затрагивали, в основном, его идеологические аспекты. Социально-философские и историко-культурные аспекты этого явления отечественной мысли специально не изучались.
Степень научной разработанности темы.
Содержание и сущность исторического познания является темой многочисленных социально-философских учений отечественных мыс-
лителей. Характеристику этих учений, в целом, можно встретить в крупных обобщающих трудах: пятитомное издание «История философии в СССР» [М; 1968-1988], книги В.В.Зеньковского [1999], Н.О.Лосского [1991], С.А.Левицкого [1996], Л.И.Новиковой и И.Н.Сиземской [1999], МН.Громова и Н.С.Козлова [1990] и др. На всех этих работах лежит печать определенных методологических установок. «История философии в СССР» и работы М.Н.Громова и Н.С.Козлова содержат анализ методологии исторического познания с позиций марксистской философии советского периода. Данная точка зрения приводит к признанию ненаучности всех нематериалистических концепций истории и исторического познания. Труды В.В.Зеньковского, Н.О.Лосского, С.А.Левицкого, Л.И.Новиковой и И.Н.Сиземской также не содержат беспристрастных оценок. Они рассматривают концепции исторического познания сквозь призму личных представлений о критериях истинности научных и теоретических построений.
Специальных обобщающих работ, посвященных изучению концепций и методологии исторического познания, в среде советских - русских исследователей не имеется.
Целостная картина методологии исторического познания на основе гегелевской теории была разработана С.М.Соловьевым [1996]и в «редакции» его продолжателя Б.Н.Чичерина [1999] выработала свой творческий потенциал и была осознанно переориентирована на проблемы права. Попытки К.Н.Бестужева-Рюмина [1977] и его последователей на основе позитивистской методологии сформулировать новую «схему» исторического познания «от источника» оказались результативными только в плане совершенствования методики анализа исторических документов. В.О.Ключевский [1912] пошел по пути модернизации отдельных звеньев теории исторического познания С.М.Соловьева — Б.Н.Чичерина социально-экономическим содержанием.
Новая тематика оказалась как бы извне «приставленной» к старой, при этом была нарушена целостность гегелевской истории философии, которая была будто разрезана на отдельные фрагменты.
В конце XIX в. на основе методологии позитивизма возникают социально-экономическое (А.С.Лаппо-Данилевский [1913]) , экономическое (Н.А.Рожков [2000]), историко-культурное (П.Н.Милюков [1994]), социологическое (Н.К.Михайловский [1909]), историософское (Н.И.Кареев [2001]) течения в русской исторической философской мысли. Однако, труды в этих областях исторического познания носили разрозненный характер. Их авторы не смогли подняться до обоснования целостного мировоззрения или, как писал Н.А.Бердяев, «до возведения добытых фактов в идеи».
Развитие Г.В.Плехановым марксистской концепции материалистического понимания истории и его работы «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» (1895) [1989] и «К вопросу о роли личности в истории» (1898) [1989] способствовали изменению сложившегося в отечественной философии исследовательского отношения к проблеме исторического познания.
В XX веке историческое познание беспорядочно и сложно переплетается с другими сторонами общественной и нравственной жизни личностей и социальных групп.
Среди советских историков можно отметить работы М.Н.Покровского [2002], посвященные философии исторического познания. Они содержат богатый фактический материал, но страдают идеологической тенденциозностью. Кроме того, методологические положения автора представляются сегодня проблематичными.
Труды, посвященные исследованию эволюции философской доктрины исторического познания, представлены работами С.С.Аверинцева
[1973], Г.А.Антипова [1987], М.А.Барга [1987], А.М.Гендина [1986], А.В.Гулыги [1989], АЛ.Гуревича [1984], И.М.Дъяконова [1994], Г.Г.Дилигенского [1994], В.В.Иванова [1991], Р.И.Ивановой [2001], Г.И.Зверевой [1999], В.В.Косолапова [1977], Б.Г.Могильницкого [1978], А.И.Ракитова [1982], Н.С.Розова [2002], М.Ф.Румянцевой [2002], Ю.И.Семенова [2003], Н.П.Французовой [1973], Н.М.Чуринова [2003] и Др.
В последние десятилетия XX в. предельно широкое толкование содержания исторического познания стало постепенно сужаться вследствие отделения и переопределения отдельных субдисциплин: историческая психология (В.А.Шкуратов [1991]), частная история (Ю.Л.Бессмертный [Человек в кругу семьи, 1996; Человек в мире чувств, 2000]), повседневная история (Г.В.Андриевский [2003]), тендерная история (Э.И.Мартынова [1999]), история тела (В.А.Подорога [1995]) и др.
Большое значение для нашего диссертационного исследования имеет художественная и публицистическая литература, посвященная истории России: Д.М.Балашов [1989], Л.Л.Батуева [1987], В.В.Кожинов [1999], Д.С.Лихачев [1994], А.В.Муравьев [1984], А.М.Панченко [2000], А.А.Сахаров [1984] и др.
Данный обзор можно дополнить обширным списком публикаций зарубежных философов и историков, посвященных отдельным аспектам методологии исторического познания: Р.Арон [2004], М.Блок [1986], К.Ясперс[1991]идр.
Объект исследования.
Объектом исследования выступает историческое познание.
Предмет исследования.
Предметом исследования является диалектика исторического познания.
Цели и задачи исследования.
Цель настоящего исследования заключается в определении принципов организации и способов функционирования социально-философского анализа исторического познания.
В соответствии с поставленной целью в работе намечено выполнение следующих задач:
изучить способы познания исторического прошлого;
раскрыть особенности историко-научного и естественнонаучного познания;
показать эмпирический характер исторического познания;
показать теоретический характер исторического познания;
обосновать предмет исторического познания;
обосновать специфику исторической науки;
раскрыть особенности понимания объективности исторического познания;
- раскрыть особенности понимания правдивости исторического
исследования;
- классифицировать функции исторического познания.
Методологическая основа исследования.
Теоретическую и методологическую базу диссертации составляют положения и принципы диалектико-материалистического учения об обществе. Диссертационное исследование опирается на диалектический, конкретно-исторический, социокультурный методы научного анализа. Были изучены и в ходе работы учтены положения исследований в области философии истории, философии культуры, истории, социологии, социальной психологии.
Научная новизна диссертационного исследования.
Научная новизна диссертационной работы состоит в следующем:
1. Установлено, что понятие исторического прошлого, отличного от настоящего, возникает в архаических культурах. Степень мифологи-
зации, религиозации и идеологизации исторического прошлого превосходит степень мифологизации, религиозации и идеологизации настоящего или примыкающего к нему «актуального прошлого». Наполненность исторического прошлого мифологическими, религиозными и идеологическими компонентами возрастает по мере удаления от настоящего.
Подчеркнуто, что объектом исторического познания является историческое прошлое, то есть человеческие действия и их результаты.
Показано, что согласно историческому методу, вводится различение между тремя видами знания: философским, естественнонаучным и историческим.
Определено, что научность исторического познания определяется структурой и содержанием исторического метода, и, прежде всего, решением вопроса о степени теоретичности истории.
Выявлено, что современное понимание эмпирического материала предполагает переход от источника к информации. Если раньше считалось, что каждый источник несет конкретную фиксированную информацию, то теперь ясно, что один и тот же документ или предмет может быть источником разной информации.
Доказано, что историческое познание может быть и преимущественно описанием, включающим некоторые элементы объяснения, и преимущественно объяснением, включающим некоторые элементы описания, равно как может и представлять эти два типа теории в любых соотношениях.
Обосновано, что историческое познание предполагает два типа наук: экономическую историю, социальную историю, политическую историю и другие, а также неисторические дисциплины, анализирующие прошлое, например, историческую экономику, историческую этнологию, историческую психологию и другие.
8. Установлено, что содержание исторического познания и, соответственно, создаваемое в его рамках историческое сознание определяется принятыми в данном обществе функциями истории, которые задают цели изучения прошлого, и правилами такого изучения, являющимися «критериями истинности» той или иной панорамы исторического прошлого. Создание истинной картины прошлого всегда считалось одной из важнейших функций истории.
Практическая значимость диссертационной работы.
Материалы диссертационной работы могут быть применены для дальнейшего исследования основных закономерностей развития социальной мысли. Полученные выводы позволяют объективно рассматривать историческое познание как проблему и предмет социальной философии. Анализ исторического познания как предмета философского анализа, предпринятый в диссертации, уточняет его сущность и содержание, определяет формы и функции.
Апробация работы.
Содержание и основные результаты исследования были изложены в выступлениях на ряде международных, республиканских и региональных научных конференций: на международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Сибирском регионе» (Красноярск, февраль 2003, 2004); на межвузовской конференции «Воспитание исторического и национального самосознания в процессе преподавания дисциплин гуманитарного цикла» (Канск, апрель 2001); на региональной конференции «200 лет В.И.Далю» (Канск, декабрь 2001).
Научные результаты диссертационного исследования использованы в учебном процессе (лекции, семинарские занятия) Красноярского государственного педагогического университета.
Диссертация обсуждена на расширенном заседании кафедры философии и социальных наук Сибирского государственного аэрокосмического университета.
Структура и объем диссертационного исследования.
Структура диссертационной работы определяется логикой исследования и отражает последовательность решения поставленных задач. Диссертация включает в себя 163 страницы текста и состоит из введения, двух глав, объединяющих 7 параграфов, заключения и списка цитируемой и используемой литературы (264 наименования).
Вненаучные способы познания исторического прошлого.
Архаичное знание привлекает внимание исследователей не только как общая праоснова современных представлений о мире. Многие компоненты или характеристики архаичных представлений сохраняются и по сей день и постоянно проявляются в современном знании. Именно они именуются архетипами, но в силу неоднозначности данного термина мы предпочитаем называть их архаичными представлениями о мире (Мифологический словарь \Гл.ред. Е.М.Мелетинский. -Сов.энциклопедия, 1990). Важную роль в формировании представлений об архаичной системе знаний в последней трети XIX века сыграли работы английских и французских исследователей. Благодаря работам Э.Б.Тайлора, Л.Леви-Брюля, Б.Малиновского, А.Рэдклифф-Брауна, К.Леви-Строса и др., по сути, формируется новая дисциплина — культурная, или социальная антропология, одним из основных объектов которой становятся именно представления о мире, существующие у примитивных племен. В дальнейшем этнографический подход был генерализован в соответствии с идеей эволюции человеческого общества и культуры, что позволяет, хотя и с некоторой долей условности, говорить о простейших представлениях о мире как об архаичных [Тайлор, 1989].
Как полагает большинство исследователей, главной отличительной чертой архаичной картины мира является ее недифференцирован-ность. Следствием этой недифференцированности, писал Е.М.Мелетинский, «...явилось наивное очеловечивае всей природы, всеобщая персонификация, «метафорическое» сопоставление природных, социальных и культурных объектов. На природные объекты переносились человеческие свойства, им приписывалась одушевленность, разумность, человеческие чувства, часто и внешняя антропоморфность, и, наоборот, мифологическим предкам могли быть присвоены черты природных объектов, особенно животных» [Мелетинский, 1990, 634].
Особую роль в архаичном знании играли мифологические компоненты, и именно они, в первую очередь, привлекали внимание исследователей так называемых примитивных культур в конце XIX - начале XX в. [Тайлор, 1989]. Мифология может трактоваться как прообраз религиозного представления о мире: в этом качестве она рассматривалась, например, в работах Клода Леви-Строса и фигурирует в современном религиоведении (См. К.Леви-Строс Первобытное мышление. - М.: Республика, 1994). В архаичных культурах миф не был отделен от всех Других знаний о мире, а органично вплетался в них и одновременно служил своего рода соединительной тканью. Так, по мнению Б.Малиновского, миф примиряет различные аспекты архаичного мироощущения: он увязывает воедино слово и дело, настоящее и прошлое, предсказание будущего и ожидание его свершения, коллективное и индивидуальное. К.Леви-Строс определяет миф как логический инструмент для разрешения противоречий, для ликвидации или смягчения существующих разрывов в понимании бытия [Современная западная философия, 1998, 263-264].
К числу других важных характеристик архаичного типа знания относится его предметность - мир мыслится в виде предметных образов, что удивительно сочетается со сквозной мифологичностью мышления и всепроникающим присутствием «духов». По мере возникновения абстрактных понятий они «опредмечиваются» или «овеществляются», порождая архаичный символизм, который, в частности, необычайно расцвел в позднем Средневековье. Одновременно практически отсутствует различение между предметом и знаком или символом. Наконец, в архаичных культурах закладывается традиция объяснения «непонятного» через «понятное», прежде всего путем уподобления. Например, уже в архаичных культурах начали уподоблять время реке, стреле, человеку и т.д., задав не только словесное клише, но и представление о том, что время течет, летит, идет или что по времени можно двигаться (плыть, идти) [Мелетинский, 1990, 633].
В XX в. много внимания уделяется роли мифологического знания в современной культуре. Однако систематической разработке этой темы препятствует, как ни странно, разноплановость подходов и традиционная понятийная нечеткость. Очень часто под архаичным знанием понимается лишь один из его компонентов - например, антропоморфность картины мира, предметность, мифологичность и т.д. Особенно не повезло термину «мифы», который используется не только в разных смыслах, но и в разных значениях - от синонима религиозных представлений до обозначения «неправильного» знания (незнания). Поэтому зачастую совершенно невозможно понять, что означают те или иные размышления о «мифах». К примеру, Н.А.Бердяев писал: «История не есть объективная эмпирическая данность, история есть миф. Миф же есть не вымысел, а реальность, но реальность иного порядка, чем реальность так называемой объективной эмпирической данности. Миф есть в народной памяти сохранившийся рассказ о происшествии, совершившемся в прошлом, преодолевающий грани внешней объективной фактичности и раскрывающий фактичность идеальную, субъект-объективную [Бердяев, 1990, 374].
В архаичных культурах возникает понятие прошлого как некоего времени, отличного от настоящего, и тогда же возникает традиция насыщения прошлого мифологическими элементами. Степень мифологизации «прошлого» в некотором смысле превосходит степень мифологизации настоящего или примыкающего к нему «актуального прошлого». Проще говоря, наполненность прошлого мифологическими компонентами возрастает по мере удаления от настоящего.
Если религия использовала собственно мифологический компонент, то в других типах познания, скорее, можно констатировать сохранение архаичных принципов построения картины прошлого. Например, в историософии (философском знании о прошлом) архаичная предметная символика активно используется для выражения философских представлений об «историческом процессе» - работы по философии истории пестрят «корнями», «истоками», «путями», «перекрестками», «тупиками», «ступенями» и т.д. [См.: Философия истории: Антология, 1995; Философия истории в России: Хрестоматия, 1996 и др.].
Особенно важную роль играют архаичные способы понимания прошлого. Достаточно напомнить мифы о первопредках и мифических героях, которые, как известно, наделяются не только сакральными, сколько сказочными характеристиками [См. Народная проза. - М.: Русская книга, 1992. - (Б-ка русского фольклора)]. Эти два типических элемента архаичного знания по сей день выступают в качестве прототипов при формировании образа прошлого (прошлого данной нации и ее исторических деятелей). Примеров тому достаточно много в современной истории. Точно так же признаки мифологической героизации наглядно проявляются в описаниях деяний «великих» исторических личностей, особенно политических деятелей (для современной России - прежде всего Петра I, Ленина и Сталина). В идеологии также активно используются и традиционная архаичная символика - «кровь и почва», «народный дух», «евразийские корни» и т.д. (Например: На дубу зеленом \\Да над тем простором \\Два сокола ясных \\Вели разговоры \\А соколов этих УУЛюди все знали: УШервый сокол - Ленин, УУВторой сокол - Сталин и т.д. [Песни Любимой отчизны, 1952, 12].
Религиозное миропонимание - это обозначение «потустороннего» - того, что лежит за границами сознания и познания или за пределами мира. Условно религиозное мировосприятие можно разделить на три вида: политеистические религии (иногда также именуемые «мифологиями»); монотеистические религии (иудаизм, христианство, ислам и буддизм); вневероисповедные формы религии (оккультизм, мистицизм и проч.). Поскольку в центре нашего внимания находится европейская культура, мы сосредоточимся прежде всего на христианских монотеистических религиозных представлениях.
Тезис о том, что религия представляет собой особый вид миропонимания, был выдвинут в ХШ в. Альбертом Великим и затем поддержан Фомой Аквинским и другими «аристотелианцами». В Новое время историческая тематизация религии развивалась крайне неровно. Прежде всего это относится к христианской теологии как теоретическому и концептуальному ядру христианского религиозного мировоззрения. В раннее Новое время теология «по наследству» от Средневековья сохраняла статус «абсолютного» или «доминирующего» миропонимания по отношению к науке и философии. Затем, по мере повышения авторитета естественных наук, постепенной секуляризации общества и распространения атеистических представлений, христианская теология и религия в целом начали трактоваться преимущественно как «вера».
Постепенно антиклерикализм XVIII в., породивший атеизм XIX -начала XX в., в рамках которого вера выступала как антипод знания, в XX в. стал сменяться новым отношением к религии как к существенному элементу культуры. «Культурологический» подход к религии, который формировался по крайней мере со времен Э.Дюркгейма и утвердился во второй половине XX в., стимулировал попытки вернуть ее в пространство знания. Ю.А.Кимелев пишет: «Религиозное отношение в своей целостности есть и познавательное отношение. Ведь каждый момент и аспект этого отношения, то есть отношения к божественной реальности, включает в себя и определенное знание об этой реальности, а также связанное с этим знанием знание человека о мире и о самом себе...» [Кимелев, 1998, 33].
Эмпирический характер исторического познания
До XIX в. история трактовалась как опытное, описательное, фактологическое и т.д. знание, и за ней закрепился второстепенный вспомогательный статус относительно «теоретических» наук. Надо сказать, что такое отношение к истории имело некоторые основания: она во многом представляла собой свод историй, хроник, сведений и т.д., что отмечал еще Н.М.Карамзин.
Становление истории как науки происходит в конце XIX в., одновременно с выделением общественных наук как самостоятельного типа знания, дифференцированного от естествознания. В этот период формируются основные общественнонаучные дисциплины - экономика, социология, психология, этнология, которые раньше были в большей или в меньшей степени растворены в философии общества. Вслед за этим обретает статус самостоятельной науки и история. В работах крупнейших историков первой половины прошлого столетия - А.С.Преснякова, Е.В.Тарле, Н.П.Павлова-Сильванского и многих других - уже однозначно проводится идея о том, что история является наукой.
В последней трети XIX в. история, как и большинство других общественных наук, приобретает академический статус и научную организацию: кафедры, факультеты, общества, дипломы. Так, хотя первые самостоятельные кафедры истории были учреждены в Петербургском и Московском университетах еще в начале XIX в., но первые профессиональные национальные исторические журналы появляются лишь во второй половине XIX в. («Русский архив (1863), «Русская история» (1870), «Исторический вестник» (1880)).
Профессиональная специализация истории, ее выделение в качестве самостоятельной научной дисциплины внесли существенные изменения в дискуссии о методологии исторического познания. Вплоть до конца XIX в. обсуждение этой проблемы не было связано с конкретной дисциплиной в ее сегодняшнем понимании, а относилось к некоей, по-разному определяемой, но в любом случае весьма широкой области знания. Следы такого понимания истории отчасти обнаруживаются и в XX в., в том числе и после второй мировой войны, В целом уже можно провести довольно четкое разграничение между дискуссиями о специфике общественнонаучного знания (в том числе охватывающего историю) и обсуждениями собственно исторической дисциплины как научного знания об историческом прошлом.
Наука отличается от других способов познания прежде всего тем, что научные исследования ведутся в соответствии с определенными правилами, организующими и направляющими научный процесс. Совокупность правил, принятых профессиональным сообществом, именуется «научными методами». Проблема метода - это история научных традиций, научных школ и внутринаучной коммуникации (Б.Г.Могильницкий: О природе исторического познания, 1978).
История ныне в полной мере удовлетворяет современным критериям научного знания.
В качестве внутренних критериев научного знания, как отмечалось в предыдущем параграфе, выступают рациональность и взаимная соотнесенность эмпирики и теории. Для включения в социальный запас знания, - писал М.А.Барг, - необходимо, чтобы «...автор каждого утверждения относительно прошлого мог ясно показать, почему - на основе каких документов и каких свидетельств - он предлагает данную последовательность событий, данную версию, а не другую» [Барг,1976,57].
Допустимо предложить и другие критерии, но возможность согласия специалистов относительно ценности той или иной исторической работы является главным доказательством «научного» характера истории и краеугольным камнем исторического познания. В целом история признается наукой уже более ста лет, и на протяжении всего этого периода, что вполне естественно, не утихают дискуссии о специфике, особенностях, характере научных методов, присущих современному историческому познанию. Сам тезис о том, что история является наукой, как ни удивительно, до сих пор вызывает определенные сомнения. Такого рода сомнения условно делятся на две разновидности.
Сомнения первого рода сводятся к мысли о том, что история - это не только наука. Здесь, как уже отмечалось нами выше, происходит смешение понятия истории как научного знания и научного познания с другими типами знания о прошлом.
Вторая разновидность сомнений в научности исторического познания сводится к тезису о том, что история - это не вполне наука или «недостаточно научная» наука. На наш взгляд, источником подобных представлений является некорректный выбор базы для сравнений, т.е. «эталона научного познания». Зачастую историю продолжают сравнивать с естествознанием; при этом используются представления о естественных науках на уровне школьной программы, которая на самом деле в среднем примерно соответствует знаниям XIX в. (это касается и самих естественных наук, и философии естественнонаучного знания).
В основном споры о «научности» современного исторического познания связаны с обсуждением исторических методов, и прежде всего вопроса о степени «теоретичности» истории. Наука является эмпирико-теоретическим знанием, поэтому мы хотим продолжить исследование рассмотрением вопроса об эмпирической составляющей исторических исследований. Нельзя сказать, что эта тема была обойдена вниманием историков; фактически именно ею специально занимается важнейшая историческая дисциплина - источниковедение. В рамках источниковедческого подхода акцент по существу делается на изолированном рассмотрении эмпирической базы собственно исторических исследований, ее специфичности и «особости». Лишь в последние годы в отечественном источниковедении начали развиваться более широкие, универсалистские подходы к этой проблеме, но пока речь идет лишь о первых шагах в этом направлении.
В данном подходе мы попытаемся показать, что эмпирическая составляющая истории как знания о прошлом, с точки зрения современного научного познания не имеет принципиальных отличий от эмпирической основы других общественных наук, занимающихся изучением «настоящего». Коротко напомним основные этапы развития представлений об эмпирических основаниях исторического познания.
Ориентация на увиденное или на свидетельства (увиденное другими) - отличительный признак сочинений, которые начали называть «историями» в эпоху эллинизма. Так, работа Геродота предваряется заявлением, что он собирается излагать «сведения, полученные путем расспросов». Точно так же и у Фукидида мы находим слова «...я рассматриваю в свете данного свидетельства». Тем самым уже в Древней Греции историческое познание стало трактоваться как знание эмпирическое, а в качестве эмпирической основы выступали различные наблюдения и свидетельства, основанные на личных наблюдениях «свидетелей». Говоря о том, что подобное понимание возникло в Древней Греции, мы не утверждаем, что оно было господствующим, - скорее, речь шла о еще слабой тенденции І существовавшей наряду с иными значениями и смыслами термина «история» (Фукидид. История. - СПб.: Пролог, 1994).
Греческая философия различала два типа мысли: знание в собственном смысле этого слова и то, что мы переводим как «мнение». В применении к историческим сочинениям этот принцип сводился в общем виде к тому, что изложение увиденного автором или пересказ прямых свидетельств очевидцев обычно считались «знанием» (эпистемой), а изложение вторичных сведений, в том числе относящихся к более отдаленному прошлому, рассматривалось как «мнение» (докса). Это разделение выражалось и в существовании двух типов «историографии», описывающих события, произошедшие при жизни автора и до его рождения. Первый вид сочинений не обязательно основывался на увиденном лично самим автором, но по крайней мере предполагал использование автором прямых свидетельств его современников, являвшихся одновременно очевидцами описываемых событий. Наряду с этим в качестве относительно самостоятельного вида историографии имеется описание событий или деяний, происходивших до рождения автора, «не на его памяти». Хотя оба типа «историй» часто сочетаются в одном сочинении, они пишутся и воспринимаются по-разному.
Оценивая ориентацию античной историографии на личные наблюдения и устные свидетельства очевидцев, это явление следует признать симптомом начала движения по пути становления истории как науки. Совершенно очевидно, что в отличие от современного положения в те далекие времена свидетельства очевидцев были гораздо более надежным и доступным видом эмпирического материала, чем какие-либо письменные документы. Роль письменных документов постепенно увеличивалась - первые серьезные шаги в этом направлении были сделаны уже в эпоху эллинизма.
Тем не менее приоритетное внимание, уделявшееся свидетельствам очевидцев и личным воспоминаниям, еще долго проявлялось в исторических сочинениях, и в первую очередь в лучших из них.
Например, Фукидид описывал, прежде всего, те события, современником которых он был сам. Точно так же и Полибий (См. Полибий, 1995), несмотря на претензии на создание «Всемирной истории», описывает в основном период, почти целиком относящийся к его жизни, применительно к которому он мог собрать воспоминания свидетелей тех или иных событий, дополняя их своими личными воспоминаниями. Хотя у Фукидида и Полибия есть главы, посвященные предшествующему периоду, они имеют главным образом предваряющий, вводный характер (См. История античности. -М.: Правда, 1989),
Определение предмета исторического познания и специфика исторической науки
Путь к пониманию истории как науки о прошлом человечества занял более двух тысячелетий. Началом этого процесса можно считать осознание пространственно-временного континуума существования общества (См. К.Леви-Строс. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994).
Процесс выделения прошлого в качестве объекта социального познания шел достаточно неравномерно. В античной Греции в силу общего представления о единстве мира, практически не существовало разделения природного и социального, в том числе и в исторических сочинениях.
Специфика мифологического сознания, характерной особенностью которого является неразделенность социального и природного, в полной мере проявлялась в трактовке понятия «истории», где генеалогия божественных и аристократических родов были неразрывно связаны и переплетены между собой, и при этом могли излагаться одновременно со сведениями о мире природы, космогоническими представлениями и т.д. В этот период «история» включала самые разнообразные, если не любые, сведения или факты, относящиеся ко всем видам знания.
Такова была композиция многих произведений, написанных в эллинистический период, в названиях которых фигурировало слово «история» [Тахо-Годи, 1969, 132-134, 137]. Лишь постепенно «история» начинает прилагаться к собственно историческому прошлому. Огромную роль в этом сыграл Полибий (II в. до н.э.) и его «Всеобщая история». Эта работа, в частности, оказала прямое воздействие на последующую римскую историографию и тем самым способствовала некоторому сужению понятия истории и приближению его к специализированному знанию об историческом прошлом (История античности. Т.2. Древний Рим.).
В Риме термин «история» прилагался не только к социальным событиям. Наиболее известным примером служит «Естественная история» Плиния Старшего (I в.), в которой речь шла о «естествознании» или «природоведении».
По Плутарху (I в.), «история» как объект познания включала социальную подсистему, но не включала подсистемы личности и культуры. История, по его мнению, не должна была заниматься отдельными личностями и их моральной жизнью; что же касается подсистемы культуры, то она очень долго исключалась из понятия «истории» как объекта познания.
Наконец, словом «история» в Древнем Риме, как и в Греции, могли обозначаться самые разные сведения, относящиеся к любому типу реальности и вообще к чему угодно. Самый яркий пример такого понимания «истории» - сочинение Элиана (конец II - начало III в.) «Пестрая история», написанное на греческом, - сборник небольших рассказов на самые разнообразные темы (История античности, С.5-30).
В эпоху средневекового христианства ситуация снова резко меняется. Христианство характеризовалось радикальным разрывом с древнегреческой традицией отождествления истории и природы, исторического и физического времени. Частично это было продолжением и развитием тенденции, возникшей уже в Риме, частично отражало обусловленный христианским мировоззрением общий упадок интереса к знаниям о природе. Благодаря этому средневековая историография довольно четко отделяла историческое знание - как знание о прошлом человечества - от естествознания.
Ни о какой «естественной истории», или «истории природы», на протяжении Средних веков речи уже не шло. История человечества оказывается теснейшим образом связанной с божественным прошлым, которое становится первичным объектом средневекового знания в целом. Хотя формально имелось две истории - священная и профанная, но профанная история, то есть история социального мира, была полностью подчинена священной. События земной истории рассматривались лишь как проявление или отражение истории священной. Знание о божественном промысле, таким образом, пронизывало любое знание о социальном мире, в том числе и историческое.
Наиболее известными образцами подчиненности профанной истории священной является сочинение св.Августина (354-430) «О граде Бо-жием» [Августин, 1998]. Только в XVI в. мирская история начинает постепенно отмежеваться от священной истории, становясь более автономной.
Разделение истории на три части — божественную (священную), природную (естественную) и социальную (человеческую или гражданскую) активно использовалось в XVII - XVIII вв., начиная с работ Ф.Бэкона и Т.Гоббса. Правда, при этом прежде всего акцентируется эмпирический характер исторического познания, а его теоретическая составляющая игнорируется (точнее, не распознается в рамках традиционных представлений о том, что теоретическим является только философское или естественнонаучное). Так, лорд Болинброк в «Письмах об изучении и пользе истории» (1752 г.) писал: «Я думаю, что история - это философия, которая учит нас с помощью примеров». По сути во второй половине XVIII в. «история» - это и есть общественные науки. Понятно, что этого термина еще не существовало, и речь идет о том, что тогда «истории» придавался смысл, примерно соответствующий современному смыслу «общественных наук», с учетом естественных различий в уровне общественнонаучного знания [Болингброк, 1978]. В частности, «исторические» труды включали в себя политологию - эта традиция является древнейшей, начиная с Геродота и Фукидида, через Макиавелли («Государь») до Фергюсона («Опыт истории гражданского общества»). В свою очередь работы родоначальников экономической науки - А.Смита и Т.Мальтуса были настолько же историческими, насколько экономическими. Точно так же первые протосоциологические труды Монтескье («Размышления о величии и падении римлян», 1734 г.; «Дух законов», 1748 г.) и Вольтера («Опыт о нраве и духе народов», 1769 г.) в свое время считались прежде всего «историями». Понятно, что «история» со времен того же Геродота (и в XVIII в. это проявилось особенно отчетливо) включала в себя и этнографию, которая потом превратилась в этнологию или культурную антропологию.
