Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. МИР ПОВСЕДНЕВНОСТИ КАК ОСНОВА СОЦИАЛЬНОГО БЫТИЯ 15
1. Разрушение повседневности: постановка проблемы 15
2. Обозначение «понимающего» подхода к исследованию жизненного мира 26
3. Повседневность в интерпретативных социальных теориях 31
4. Агент-структурная детерминация рутинных практик в теориях П. Бурдье и Э. Гидденса 54
5. Коммуникация и рациональность: языковая игра обыденной реальности 60
Глава 2. ДИНАМИКА ПОВСЕДНЕВНОСТИ И ВОССОЗДАНИЕ ЛИЧНОЙ РЕАЛЬНОСТИ 67
1. Зыбкость повседневной реальности как культурный образец современности 67
2. Семантика «возможных миров» и их актуализация в ситуации кризиса 72
3. Коммуникация как процесс конструирования реальности: линейный и нелинейный типы социальной коммуникации 86
4. Типы сознания и варианты конструирования личной реальности 97
5. Хаос как условие актуализации бытийных возможностей человека 109
Заключение 120
Список литературы
- Разрушение повседневности: постановка проблемы
- Повседневность в интерпретативных социальных теориях
- Зыбкость повседневной реальности как культурный образец современности
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Одной из наиболее болезненных сторон современной социальной реальности стало разрушение, раскол пространства повседневности. Человеческое общество все более дробится на малые группы, социальные атомы. При этом, каждый из таких атомов воспринимает свой мир как единственно возможный, правильный. В этой ситуации неизбежны острейшие мировоззренческие конфликты, которые все более становятся определяющей характеристикой эпохи. От того, насколько возможно и возможно ли отыскать способ коммуникации в этих условиях, зависит само существование человечества как единой ноосферы, разумного начала во Вселенной.
Изучение того, что представляет собой матрица повседневности, а также вопросов, связанных с ее крахом и вариантами адаптации как сложного механизма социализации личности в условиях современного «общества рисков» (У. Бек)1 имеет не только важное теоретическое, но и практическое значение. Процессы глобализации, в результате которых формируется новый социум, ведут за собой разрушение прежних, более замкнутых, социальньк общностей. Тенденции глобализации обеспечивают условия для миграции из одного социокультурного поля в другое как следствие разрушения прежней групповой стабильности. Сегодня, в условиях нарастания противоречий глобализации, актуализируются вопросы конфликта ценностей, соотношения разных культурных миров, и способов ведения рационального дискурса (Ю. Хабермас). В любом случае «страдающей» оказывается индивидуальная человеческая единица: дробится мир - дробятся жизненные проекты людей. Социум становится все более динамичным, нестабильным и трудно прогнозируемым. Соответственно, такими же неустойчивыми, нарушаемыми, являются и культурные образцы повседневности, вырабатываемые группами.
1 Beck, W. Risikogesellschaft. Auf dem Weg in eine andere Moderne. - Frankfurt/Main, 1986.
Происходит процесс своеобразной универсализации повседневности: экстраординарные события теряют свою исключительность и становятся повседневными, обыденными. Это нашло теоретическое выражение в таких поня-тиях, как «напряжение цивилизации» (К. Поппер), «общество риска» (У. Бек), означающих, что наша жизнь есть цепь рисковых ситуаций, с которыми обывателю постоянно приходится сталкиваться. В настоящее время никакая жизненная ситуация не застрахована от подобного рода сбоев, в результате которых формируется уже иная реальность, повседневность подвергается трансформации. Качество изменившейся реальности, во многом будет зависеть от типа кризисного сознания и соответствующей ему коммуникативной стратегии. Личность, погруженная в мир рисков, более или менее значительных жизненных катастроф ищет Другого, который смог бы подтвердить истинность его мира, сообщить этому миру определенность, которую он утратил. Такая поисковая активность личности и рассматривается в работе.
Предметом нашего интереса является частный случай динамики повседневности в ситуации «разрыва» личной, нерефлектируемой прежде, реальности, когда возникает острая проблемная ситуация. Прежняя система соотнесений уже не в состоянии осмыслить «новую» реальность, смысловая матрица прошлого дает сбой, вследствие чего возникает «пустое, пространство», требующее заполнения, проблемизированное вопрошание, соотносимое с. метафорами «бездомности» (М. Бубер), «экзистенциального вакуума» (В. Франки) человека. Эту проблемную ситуацию, связанную с выпадением человека из привычного социального хронотопа индивид и пытается разрешить. В ходе разрешения проблемной ситуации возникает новая повседневность. Механизм трансформации повседневности мы постарались выявить и описать в диссертационном исследовании.
Степень научной разработанности проблемы. Социально-философская разработка вопроса о нерефлексируемом конструкте повсе-
2 Поппер, К. Открытое общество и его враги: В 2т. - М., 1992.
дневности достаточно широко освещена рядом известных имен, в особенности это касается философии XX века. Вместе с тем сбои повседневности и способы ее воссоздания остаются не только теоретической, но и реальной практической проблемой, требующей серьезного философского обоснования.
Весь корпус литературы по интересующей нас проблеме можно разделить на две группы. Во-первых, это источники, где эксплицируется тем или иным образом ключевое понятие повседневности. Повседневность в них рассматривается как феномен, порожденный (конструируемый) в ходе социального взаимодействия. Эксплицируемая реальность здесь интерсубъективна: она существует над и помимо человека. В такой реальности основания повседневности, то есть работа смыслоозначительных.механизмов реальности, включенным актором не проблематизируются.
Классический философский дискурс тематизирует исключительно гносеологические корреляты повседневности, ее интеллектуализированные модификации, такие как мнение, здравый смысл, обыденное сознание. Причем философ должен преодолеть повседневность, покинуть обыденную точку зрения, которая исключает возможность всякой рефлексии . Интерес к феномену повседневности возникает в ходе спора об адекватном описании социальной реальности. Важный вклад в этом отношении был сделан М. Вебером, который утверждал, что культурный образец социального мира по-разному воспринимается социологом и человеком, который живет и мыслит в его рамках. Ему, как и В. Дильтею, принадлежит фиксация понятия значения, или смысла, придаваемого актором различным феноменам его социального окружения4.
Повседневность в поле философской рефлексии входит с именем Э. Гуссерля, основателя феноменологической традиции. Он и поставил задачу
3 Круглое, Д.Н. Повседневность как предмет философской рефлексии: Дис.... канд. филос. наук; Спб. госуд.
ун.-т. - Спб., 1996. - с. 4.
4 См., напр.: Вебер, М. Избранные произведения. - М.: Прогресс, 1990; Дильтей, В. Воззрение на мир и ис
следование человека со времен Возрождения. - М.: Университетская книга, 2000.
исследования феноменологии жизненного мира5. Специальным предметом
fj^ исследования повседневность становится в социальной феноменологии.
Этому посвящены работы А. Шютца, П. Бергера и Т. Лукмана, немецкого
феноменолога Б. Вальденфельса6. А. Шютцем, в трудах которого взаимодей
ствуют феноменология Э. Гуссерля и социальные исследования М. Вебера,
были выделены структуры повседневного мира, представляющие собой ре
пертуар культурных моделей в той или иной социальной матрице. Социаль
ная феноменология рассматривает повседневность как основу социального
бытия, почву различного рода порядков реальности человека, которую всегда
надо иметь виду при прояснении предпосылок всякого подлинно научного
гу рассуждения.
#
Дальнейшее обращение к понятию рутинных практик связано с появлением интегративных социально-философских теорий. В концепциях П. Бурдье, Э. Гидденса7 важнейшую роль играет вопрос о воспроизведении акторами той или иной формы социальности. Главная идея этих исследователей состоит в выдвижении тезиса о взаимной детерминации социальных структур и социальных агентов. Интересуясь, главным образом тем, как адекватно отобразить общественную реальность, они подводят к тому, что изменения ее возможны, но вопрос о существенных изменениях не ставят. И все же, если следовать «логике» данных теорий, социальный сбой проявляется в несоответствии, расхождении двух структур - ментальное, заданной прежней реальностью, с одной стороны, и нормами социальной среды «новой» реальности, с другой. Специфика же феноменологического подхода к
*
5 Гуссерль, Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Введение в феноменологиче
скую философию // Вопросы философии. - 1992. - №7. - С. 136-176 и др.
6 Бергер, П., Лукман, Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. - М.: Ме
диум, 1995; Вальденфельс, Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности // Социо-Логос: Со
циология. Антропология. Метафизика. Вып. 1. - М.: Прогресс, 1991. - С. 39-51; Шютц, А. Смысловая струк
тура повседневного мира: очерки по феноменологической социологии. - М.: Общественное мнение, 2003.
7 Бурдье, П. Начала. - М.: Socio-Logos: Фирма «Адапт», 1994; Гидденс, Э. Элементы теории структурации //
Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. - Новосибирск, 1995. - С. 40-72 и др.
описываемой ситуации в том, что она включается в реальность кризисного
'J^ человека. Феноменологический анализ предполагает выявление смыслов,
конституировавших социальное поле, единство сознания индивида. В виде
нии социальной реальности П. Бурдье и Э. Гидденсом «проступает» тради
ционная субъектно-объектная схема исследовательской позиции, подразуме
вающая монологизм единственного субъекта — самого исследователя. Чело
век в такой парадигме может быть понят лишь как «безгласная вещь», актор,
ментальные структуры которого жестко детерминированы социальными
структурами. Отсюда такой интерес автора именно к «понимающим», герме
невтическим направлениям, которые предполагают диалогичность исследо-
Ъ* вательскои позиции и делают акцент не только на вопросах воспроизводства
(как в указанных теориях постструктурализма), но и производства социальной реальности.
Формулировка нашей проблемы стала возможной благодаря смене парадигм, когда произошел переход от изучения рациональных форм знания к иррациональным, нерефлексивным. Среди отечественных исследователей этого рода вопросов можно назвать А.Ф. Лосева, Л.А. Микешину, B.C. Сте-пина, И.Ф. Девятко, М.Ю. Опенкова, В.А. Лекторского, Б.Я. Пушканского, В.Н. Горелову, Б.В. Маркова, М.С. Козлову, Н.Н. Козлову, Л.М. Волынскую, И.Т. Касавина8.
&
В семантических построениях Р. Монтегю, Д. Скотт, С. Крипке, Я. Хинтикки действительный мир рассматривается лишь как один из возможных. Этому созвучно и постмодернистское восприятие социальной реальности как принципиально гетерогенной в работах Ж. Дерриды, Ж.-Ф. Лиотара. О том, что все социальное пространство, в котором человек реально живет,
8 См., напр.: Лосев, А.Ф. Знак. Символ, Миф: Трактат по языкознанию. — М.: Издательство МГУ, 1982; Ми-кешина, Л.А., Опенков, М.Ю. Новые образы познания и реальности. - М.: Росспэн, 1997; Степин, B.C. Становление норм и идеалов постнеклассической науки // Проблемы методологии постнеклассической науки. -М.: Наука, 1992; Касавин, И.Т. Повседневное знание в социальном контексте // Личность. Познание. Культура. - M.: Изд.-во МГУ, 2002. - С. 76-91; Волынская, Л.М. Миф и дефицит реальности // Личность. Познание. Культура. - М.: Изд.-во МГУ, 2002 - С. 482-491 и др.
состоит из множества событийствующих социальных миров, задаваемых «кругозором» языка социального разноречия, говорит М. Бахтин9.
Еще в XVIII в. И. Кант заявил о том, что реальность всегда ноуменальна, «убегает» от человеческого разумения, а потому абсолютная истина принципиально недоступна человеку. В реальности всегда есть что-то иное, существующее вне какой-то единой «рамки» ее смысловой «схваченности» человеком. В философии «возможных миров», хотя и в другом контексте, но также обосновывается идея отрицания единственности истины, поскольку последняя зависит от наблюдателя и свидетеля событий. В этом отношении серьезное влияние на современную социальную философию оказала работа Л. Витгенштейна «Философские исследования», его лингвофилософская теория языковых игр, ставшая своеобразной точкой пересечения вышеупомянутых теорий конструирования реальности, или создания-воссоздания «возможных миров». Идея коммуникации как способа социального бытия человека обоснована также такими исследователями, как М. Бахтин, Т. Шибута-ни, П. Бергер, Т. Лукман, Н. Луман, Э. Сепир и Б. Ли Уорф, П. Уинч10 и др.
Интерпретационная деятельность участников взаимодействий как процесс конструирования мира повседневности анализируется Г. Гарфинкелем, А. Сикурелом11. Мир малых групп с точки зрения смыслового обозначения объектов изучают представители символического интеракционизма -Д. Мид, Г. Блумер, И. Гофман, А. Стросс . Эти работы ценны знаково-
9 Hintikka, I. Possible Worlds and Episthemic Logic II Noose. - 1967. - Vol.1; Деррида, Ж. Московские лекции.
- Екатеринбург: УрГУ, 1991; Lyotard J.F. La condition postmoderne. - Paris, 1979; Бахтин, M. Вопросы лите
ратуры и эстетики. - М.: Худ. лит.-ра, 1975.
10 Витгенштейн, Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. - М., 1985. - Вып.
XVI.; Руднев, В.П. Витгенштейн и XX век // Вопросы философии. - 1998. - №5. - С. 37-41; Уинч, П. Идея
социальной науки и ее отношение к философии. — М., 1997 и др.
11 Ритцер, Д. Современные социологические теории. — СПб.: Питер, 2002; Громов, И., Мацкевич, А., Семе
нов В. Западная социология. - СПб.: Ольга, 1997 и др.
12 Blumer H. Sociological Implications of the Thought of G.H. Mead// American Journal of Sociologi. 1966. - Vol.
71. - № 5; Гофман, И. Анализ фреймов: организация повседневного опыта. — М.: Общественное мнение,
2001 и др.
символическим подходом к определению социальной реальности. Среди отечественных исследователей было предложено также культурно-антропологическое прочтение хронотопа повседневности в трудах Ю. Лот-мана, Г.С. Кнабе, В. Лелеко, К. Богданова, И.В. Сохань, зарубежных - К. Гирца, Р. Барта, Э. Кассирера . Социально-философская экспликация понятия отмечена нами в работах Л.Г. Ионина, Д.Я. Алиевой, А.И. Кравченко, Н.Н. Козловой, Л.Е. Бляхера, Д.Н. Круглова, М.П. Шубиной, Л.А. Орнатской, В.И. Дудиной, Н.В. Голик14.
Вторая группа источников по интересующему нас вопросу, это работы, авторы которых пытаются решить проблему сбоев повседневности и восстановления личной реальности. Это литература, описывающая проблемную ситуацию, когда интерсубъективная реальность еще не сформировалась, а только рождается. Ее еще нет. Она - проблема, которую еще предстоит решить. Вопросов кризиса привычной, кажущейся правильной и неизменной, то есть повседневной, рациональности так или иначе касались философы ХІХ-ХХ веков, такие как О. Шпенглер, А. Шопенгауэр, Н. Данилевский, Ф. Ницше, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, представители постмодернистского направления (Ж. Деррида, Ж. Делез, М. Фуко, Ж.-Ф. Лиотар, Ф. Гваттари), философы-экзистенциалисты А. Камю, Ж.-П. Сартр, а также Ж. Кангилем, Р. Блакар, И. Валлерстайн, 3. Бауман, М. Маффесоли15.
13 Лотман, Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX ве
ка). - СПб.: Искусство-СПБ, 2002; Лелеко, В.Д. Пространство повседневности в европейской культуре. -
СПб.: СПбГАК, 2002; Богданов, И. Повседневность и мифология. - СПб.: Искусство-СПБ, 2002; Барт, Р.
Мифологии. - М.: Изд.-во им. Сабашниковых, 1996 и др.
14 Бляхер, Л.Е. Нестабильное общество. - Хабаровск: Графика, 2002; Шубина, М.П. Повседневность как фе
номенологическая модель социальной реальности // Социальная реальность и социальные теории: Матер,
всеросс. конф. - СПб.: Науч. изд. центр «Кафедра», 1998. - С. 284-286 и др.
15 Данилевский, Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к
германо-романскому. - М.: Книга, 1991; Ницше, Ф. Так говорил Заратустра. - СПб.: Кристалл, 2001; Делез,
Ж. Логика смысла. - М.: Академия, 1995; Валлерстайн, И. Конец знакомого мира. Социология XXI века. -
М.: «Логос», 2003 Алиева, Д.Я. Парадигматические сдвиги в социологии повседневности: концепция Ми
шеля Маффесоли // Социологический журнал. -1995. - №1. - С. 110-122 и др.
В теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса16 намечены раз-
(ife личия формального и субстанционального коммуникативных типов рацио-
нальности, присущих соответственно системе и жизненному миру; предла
гаются способы объяснения систематических сбоев в функционировании
пространства повседневности в целом, причины искаженного существования
групповой и индивидуальной жизни социальных агентов. Однако последнее
не является предметом пристального внимания Ю. Хабермаса, скорее его ин
тересует широкий социальный контекст. Различные аспекты вопросов соци
альной адаптации рассматриваются в работах Дж. Томпсона. Ф. Знанецкого,
У. Самнера, У. Томаса, Г. Миллера, Ю. Стоунквиста, Р. Парка, А. Шютца, Г.
^Ц Зиммеля, М.М. Вуд, Л.В. Корель, А.В. Никонова17 и др.
V"
Помимо выдвижения коммуникативных моделей воссоздания личной реальности, в нашей диссертации на основе работ М. Хайдеггера18 обосновывается идея явленности в ситуации социального хаоса радикальной проблематичности человеческого бытия. Привлекаются положения экзистенциальной антропологии М. Мамардашвили19. Полезными в этом отношении послужили также работы Б. Вальденфельса, гуманитарная интерпретация идей теории самоорганизации (Е.Н. Князева, СП. Курдюмов, Л.Н. Куликова, В.И. Аршинов, Я.И. Свирский, В.Г. Буданов, Ю.Г. Кабалдин, В.В. Василькова, В.Г.Иванов и др.) .
Ш 16 Хабермас, Ю. Теория коммуникативного действия // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. -1993. - №4. - С.
43-63.
17 Шютц, А. Чужой. Очерк социальной психологии. Возвращающийся домой // Смысловая структура повсе
дневного мира: очерки по феноменологической социологии. - М.: Общественное мнение, 2003. - С. 191-222;
Никонов, А.В. Социальная адаптация в условиях аномии общества: Дис. ... канд. филос. наук; Волгоградск.
госуд. ун.-т. - Волгоград, 1998; Корель, Л.В. Социология адаптации: этюды апологии. - Новосибирск: ИЭ-
ОПП, 1994 и др.
18 Хайдеггер, М. Бытие и время. Работы и размышления разных лет. - M.: Гнозис, 1993 и др.
$
19 Мамардашвили, M.K. Психологическая топология пути. — СПб.: Изд.-во Русс. Христ. гуманит. ин.-та;
Журнал «Нива», 1997.
20 Василькова, В.В. Самоорганизация в социальной жизни // Социально-политический журнал. -1993. - №8.
- С. 22-28; Князева, E.H., Курдюмов СП. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. - М.: Нау
ка, 1994; Куликова, Л.Н. Проблемы саморазвития личности. - Хабаровск: ХГПУ, 1997 и др.
*
»
$
Особое значение для понимания коммуникации как пространства становления Я и Другого оказала также теория перформативных структур Д. Остина, а также его последователей, распространивших перформативность на коммуникацию вообще21. Однако исследование кризисного состояния индивида с точки зрения поисковой коммуникации требует дальнейшей проработки.
Проблема сбоя в функционировании личного мира, или, иначе говоря, «частичного раскрытия пространства» носит более специфический характер по отношению к общекризисным явлениям, рассматриваемым достаточно большим кругом исследователей, и, судя по вышеперечисленному литературному массиву, является менее проработанной, а потому требующей особого анализа. Это мы и попытались сделать в данной диссертационной работе..
Объект и предмет исследования. Объект исследования - диалектика взаимодействий человека и интерсубъективной среды, обеспечивающая повседневную реальность его личного мира.
Предмет исследования - ситуация нарушения работы смыслоозначительных механизмов повседневной реальности, связанная с требованием ее трансформирования и включения человека в новую социальную реальность.
Цель и задачи исследования. Основная цель диссертации — в исследовании динамики интерсубъективного измерения личного мира человека в результате разрушения матрицы повседневности. Достижение данной цели предполагает решение следующих задач:
концептуализировать ключевое понятие «повседневность» и определить социальное место человека в знаково-символическом контексте обыденной реальности;
обосновать тезис о принципиальной гетерогенности социального мира и ее актуализации для человека в ситуации кризиса;
21 См, напр.: Аналитическая философия. Избранные тексты / Сост. А.Ф. Грязное. - М.: Изд.-во МГУ, 1993.
- проанализировать ситуацию «раскола» интерсубъективного семанти-
il^> ческого поля, с которым отождествлял себя человек;
вьыснить роль субъективных компонентов докризисной идентичности человека в формировании его кризисной стратегии и результатов этой стратегии;
выявить механизмы, с помощью которых человек вводит свои субъективные смыслы в новую для него социальную реальность.
.*
Методологическая и теоретическая основа исследования. Теоретико-методологической основой работы послужили герменевтический подход, коммуникативная теория языковых игр Л. Витгенштейна и его последователей, а также феноменологический интеракционизм конструктивистских направлений в социальной философии. Существенным компонентом методологии, используемой в работе, стала концепция «раскрывающего пространства» М. Хайдеггера. Сбой в повседневности и рассматривается нами как вариант «раскрывающего пространства». Определенную значимость имеет для нашего исследования методология, эксплицируемая из работ М. Бахтина, моделирующая ситуацию сбоя в повседневности в терминах конфликта между «моим словом», «внутренне убедительным словом» и «авторитарным (чужим) словом».
Там, где это оказалось необходимым, автор обращается к системно-
jto структурному подходу, частично применяется также метод моделирования.
Научная новизна исследования заключается в следующем:
вопросы трансформации повседневной реальности человека исследованы через ситуацию сбоя работы ее механизмов смыслоозначения;
процессы динамики личных миров рассмотрены на материале языковой реальности;
- ситуация разрушения обыденной реальности рассмотрена как возмож
ен ность рефлексии повседневных смыслов и самой повседневности;
- дана авторская трактовка коммуникации как способа адаптации в си-
kl^jt туации информационного сбоя;
- выявлена зависимость содержания кризисных коммуникативных
стратегий от докризисных характеристик человека.
Положения, выносимые на защиту:
1. В условиях появления ситуации «раскола» матрицы повседневности
личного мира пространство обыденных смыслов, пространство повседневно
сти, находившееся на внерефлексивном уровне, с необходимостью попадает
в сферу рефлексивной деятельности человека.
2. Для воссоздания «своего мира» человеку необходимо подтвержде-
~ ние истинности этого мира со стороны Другого (другого человека или обще
ства как другого). В поиске таких «резонирующих сознаний» проявляется
фундаментальная социальность человеческой природы.
Типология различных социальных стратегий (линейных, орнаментальных, мимикрирующих) человека, который вступает с Другим в отношения «виртуальной солидарности» для воссоздания целостности личного мира, строится в зависимости от содержания докризисных характеристик этого человека.
Наличие подобных состояний субъективной реальности позволяет трансформироваться неподвижной и нерефлексируемой повседневности,
V?
jk) способствует актуализации потенциальных бытийных возможностей челове-
ка.
Г*)
Теоретическая и практическая значимость предлагаемого диссертационного исследования состоит в том, что оно расширяет имеющиеся в фундаментальных и прикладных науках представления о способах трансформации смыслов повседневности человека, о воссоздании интерсубъективной реальности.
Настоящее исследование может быть использовано при дальнейшей разработке проблем разрушения социокультурного поля повседневности и
адаптации индивидов. Положения и выводы данной работы могут быть полезны при анализе реалий сегодняшнего дня, давая индивидам, а также деятелям специальных социальных учреждений необходимую методологическую информацию, тем самым, влияя на смягчение адаптационных издержек. Материалы диссертации также могут использоваться для разработки и чтения нормативных и специальных курсов по социальной философии.
Апробация работы. Основные результаты исследования освещены в шести публикациях автора, а также были доложены им на научных и научно-практических конференциях. Среди них: Международная научная конференция творческой молодежи «Научно-техническое и экономическое сотрудничество стран АТР в XXI веке» (Хабаровск, 2003г.), 60-я региональная научно-практическая конференция творческой молодежи (Хабаровск, 2002г.), региональные научно-практические конференции при кафедре философии ХГПУ 2002-2003 гг.; региональная научно-практическая конференция «Гуманитарные науки и современность» (Комсомольск-на-Амуре, 2003 г.), региональная научно-практическая конференция «Науки о человеке, обществе, культуре: история, современность, перспективы» (Комсомольск-на-Амуре, 2004г.).
Ряд положений использовались в ходе преподавательской работы в Дальневосточном университете путей сообщения, в Дальневосточной академии физической культуры при чтении курсов философии в темах «Проблема сознания», «Природа человека и смысл его существования», «Общество: основы философского анализа», «Ценность как способ освоения мира человеком» (аксиология)», а также культурологии в темах «Культура как предмет культурологии», «Актуальные проблемы культуры XX века».
Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, объединяющих десять параграфов, заключения и библиографии.
Разрушение повседневности: постановка проблемы
Интерес к явлениям сбоя повседневности в научной среде отнюдь не носит случайного характера. И. Валлерстайн утверждает «конец знакомого мира» в связи кризисом западноевропейского типа рациональности . Это, соответственно, означает разрушение и повседневности, поскольку она в течение последних трехсот лет этой рациональностью создавалась. М. Маффе-соли, директор Центра исследований повседневной жизни в Сорбонне трактует повышенное внимание к повседневности как признак крушения великих объяснительных схем прошлого . О кризисе западноевропейской рациональности писали философы О. Шпенглер, А. Шопенгауэр, Н. Данилевский, Ф. Ницше, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, представители постмодернистского направления Ж. Деррида, М. Фуко, Ж. Лиотар, а также Ж. Кангилем, Ю. Ха-бермас.
Парадигме интеллектуальных традиций Нового времени противопоставляет себя и синергетика, согласно которой нестабильность предстает как нормальное явление, характерное для всех открытых систем, случайность имеет статус нормы, развитие же сложных открытых систем осуществляется по принципу нелинейности, самоорганизации24.
Все большее влияние приобретает «конструктивистская перспектива» социального видения, возникшая в рамках феноменологической философии. Основной исследовательский акцент переносится на изучение способов производства общества в ситуациях межличностного взаимодействия, способов конструирования социальной реальности. Ключевой единицей анализа становится то, что можно назвать «событием». Последствия этих действий жестко не заданы, многовариантны.
Все это означает, что прежняя научная картина мира с ее стремлением структурно упорядочить мир, найти за многочисленными эмпирическими фактами единые общие закономерности уступает место постмодернистской фрагментарности, стремлению к познанию, по словам Г.С. Кнабе, «человеческой, культурной, психологической, художественной реальности»25. Внимание переносится с исследования крупных общественных явлений на исследование уникальных приключений индивида; обнаруживается стремление найти неявные элементы социального, которые определяют личную уникальность индивида, выбор и ответственность («магма чистого желания» К. Кас-ториадиса, «фоновые практики» Г. Гарфинкеля). В связи с процессами глобализации и действием описываемой Ю. Хабермасом инструментальной рациональности, современное общество приобретает новое качество, именуе-мое У. Беком как «общество риска» . В таком обществе становятся особенно явленным факт зыбкости тех или иных культурных образцов. Потому возникает научный интерес относительно тех ситуаций, которые считаются «обыденными», их нарушение и изучение способов, какими индивид вписывается в новое социальное пространство, представленное малыми общественными группами (семья, дружеские и трудовые коллективы, повсе-дневные контакты) . Человек при этом утверждается как субъект социальных изменений. Вопрос заключается в том, каким образом происходят такие изменения. Трансформация осуществляется путем взаимодействия повседневного и «неповседневного» (нового, чужого, вторгающегося извне), в случаях, которые условно можно обозначить как «безболезненные» и «болезненные».
Для включенного актора повседневность является непроницаемой, а потому остается неизменной. Она не осознается и поэтому не изменяется по принципу парадокса: «все меняется - не меняется ничего». Это значит, что если и трансформируются элементы повседневности, то для актора это оста-? ется невидимым. Такое незаметное, «безболезненное» ее трансформирование происходит, например, в результате транслирования в «легкоусваиваемой» форме — форме мифа — новых идей с более высоких «рефлексивных» уровней (научного, художественного, философского и др.) В случае такого вертикального движения, «разрыва» самого социально-культурного поля и включенного в него сознания не происходит.
Новое, чужое поглощается и усваивается достаточно длительно, а повседневное поле и сознание изменяется по принципу «запаздывания» (отставания по фазе). В данном случае конституирующие - фоновые - основы не нарушаются, а подвергаются медленной трансформации. Это относительно самого поля повседневности. С точки зрения индивидуума — человек ощущает себя достаточно комфортно. Он ведет свою «обычную» жизнь: изменения происходят незаметно для «естественной установки» человека (медленная трансформация поля), которая кризису не подвергается.
Существование человека в повседневности «упаковано» в мифо-форме «естественной установки». Повседневность потому нерефлективное, незамечаемое и само собой разумеющееся, что она состоит из смыслов, существовавших еще до рождения субъекта, а потому относительно независимых, объективированных (воплощенных в «вещах»). Субъект принимает эти смыслы как самоочевидную данность. Творец повседневности, субъект оказывается «колонизируемым» ею.
В стабильной ситуации акторы в практической жизни (событиях) осуществляют принцип единства социального бытия и сознания, их тесное, конкретное слияние. Они обуславливают друг друга. Современные интегратив-ные теории и, в частности П. Штомпка в своей теории социального становления, утверждают, что «нет бесструктурных агентов и нет безагентных структур. Но в то же время структуры не растворяются в агентах, и агенты не поглощаются структурами».
Повседневность в интерпретативных социальных теориях
Символическая опосредованность человеческих взаимодействий есть то, что, отличает человеческое бытие от животного существования. Этот тезис был выдвинут символическим интеракционизмом, направлением, сформировавшимся в 20-е и 30-е годы. Социальная реальность здесь рассматривается через единство значений, через процесс его выработки и трансформации. Суть установок символического интеракционизма сводятся к следующим положениям: во-первых, человеческая деятельность осуществляется в отношении объектов на основе тех значений, которые они им придают; во-вторых, эти значения есть продукт социального взаимодействия (интеракции) между индивидами; в-третьих, эти значения изменяются и применяются посредством интерпретации. При этом интерпретация есть процесс, используемый каждым индивидом в отношении знаков (символов), его окружающих.
Отсюда, как представляется автору данной диссертационной работы, можно выдвинуть тезис о том, что форма повседневного есть продукт социального творчества:
«Человеческие существа живут в мире значимых объектов... Этот мир имеет социальное происхождение, ибо значения возникают в процессе социального взаимодействия. Так, различные группы вырабатывают различные миры, и эти миры меняются, если объекты, их составляющие, меняют свои значения... Для того, чтобы идентифицировать и понять жизнь группы, необходимо идентифицировать мир ее объектов; идентификация должна осуществляться в терминах значений, которые имеют объекты в глазах членов группы. Наконец, люди не прикованы к своим объектам, они вольны прекратить свою деятельность по отношению к ним и выработать новую линию поведения. Это обстоятельство вносит в жизнь группы новый источник трансформации».
Таким образом, общество рассматривается через общий смысловой контекст, который определяется и переопределяется людьми. Развиваются и изменяются значения - развивается и изменяется социальный мир. Развиваются и изменяются значения — развивается и изменяется социальный мир. Следовательно, существует большая степень свободы, коренящаяся в субъективном социальном действии, по отношению к созданной людьми социальной реальности. Данные представления, по мнению автора настоящей работы, можно выразить в схеме (рис. 1).
В своей работе Д.Мид, как и другие представители символического ин-теракционизма, исследует формирование как индивидуальных аспектов опыта, так и универсальных понятий в когнитивной структуре социальных субъектов. Д.Мид анализирует, как формируется «нормальный» член общества, воспринимающий как «естественные», привычные многочисленные социальные явления, то есть каковы механизмы образования «естественной установки» в ходе социализации.
Зыбкость повседневной реальности как культурный образец современности
Общественная реальность современности такова, что повседневность подвергается трансформациям довольно-таки часто, и, следовательно, самоочевидность, лежащая в основе целостности личного мира, превращается в проблемизированное вопрошание. Социум становится все более динамич-ным, нестабильным и труднопрогнозируемым. Соответственно, такими же неустойчивыми, нарушаемыми, являются и культурные образцы повседневности, вырабатываемые группами. Но тогда-то и становится явным мир моего единственного бытия-события, мир Другого, мир нашего взаимного становления.
Возросшая подвижность, изменчивость современных социокультурных процессов, новые способы социального творчества делают явственной кон-струируемость социально-культурных образцов, что требует новационных средств описания в науке.
Вышеперечисленные концепции интеракционизма, феноменологии, социологии знания, этнометодологии подчеркивают не-предданность социального мира, строятся на принципах изучения механизмов социального конструирования (творения) реальности и неявных оснований такого конструирования. Еще в 70-е годы этнолог и философ Ш. Ортнер высказал предположение, что конец текущего века пройдет под знаком данной проблематики80.
Известно, что социальная философия как особая самостоятельная философская дисциплина обладает определенной спецификой. Ее развитие в большей степени, чем любой другой науки или философской дисциплины, зависит не только от ее внутренних законов, но и от того состояния, в котором находится изучаемая ею социальная реальность. Изменения или крушение социально-философских систем чаще связаны не с их принципиальной неправильностью, а с изменением самого предмета исследования. Социально-философское описание исторического процесса зависит от его качественного состояния, стабильного или нестабильного, в зависимости от этого «вблизи бифуркаций (критических точек) основную роль играют флуктуации и случайные элементы, тогда как в интервалах между бифуркациями доминируют детерминистические аспекты» .
О транзитивном характере современности свидетельствует то, что в общесоциальных теориях структурно-системная и институциональная составляющие начинают уступать приоритет деятельностно-субъектным. Теоретики макросоциологического деятельностно-активистского направления утверждают концепции «морфогенеза» вместо «морфостазиса» (М. Арчер), «социального становления» как выражение состояния «общества в действии» (П. Штомпка). Ю. Хабермас говорит о спонтанности исторического процесса, обращаясь к внутренним источникам эволюции, важнейшим из которых признается деятельность человека, регулируемая социокультурной системой. Французский исследователь А. Турен утверждает наличие в современных социокультурных процессах явления программируемого общества. Основное богатство — информация. Современные информационные технологии делают человека запрограммированным во всех сферах. Единство информационного производства обеспечивает единство всех процессов в мире. Программируемое общество ставит каждого индивида в зависимость от анонимного программиста. Властвуют компетентные, которые подчиняют некомпетентных, где главное - доступ к информации .
Человеческая история перестала быть естественно-историческим и становится социально-историческим, социокультурным процессом (В.А. Ядов). Это означает, что в наше время решающую роль приобретают факторы субъектные, т.е. способность социальных субъектов (от рядовых граждан до национальных правительств) реагировать на внутренние (в рамках данных обществ) и внешние (со стороны мир-системы) вызовы, упреждать или сдерживать нежелательные и опасные тенденции природных, социальных, экономических, политических сдвигов и содействовать желательным. Даже если эти реактивные меры нередко приводят к неожиданным, незапланированным последствиям, эти последствия не перестают быть продуктом их действий, производной их социального творчества. Естественно-историческое полага-ние социального мира сменяется искусственным полаганием.
Итак, актуальными стали концепты, акцентирующие внимание на социальной динамике, а не статике (различение подходов, как известно, введено еще О. Контом). Социальная динамика основное внимание уделяет изучению процесса изменений социальных явлений, его обусловленности, направленности и последствий. В ее рамках изучаются факторы, влияющие на эти изменения, закономерности приспособления индивида к системе общественных отношений или общества к новым условиям. Можно констатировать, что в мире складывается социальная наука, основными чертами которой являются: 1) исследование социального процесса; 2) отсутствие разрыва между теорией и эмпирическим постижением социальных связей; 3) рассмотрение конкретной личности как действующего творца социального процесса.
В уникальном мире человеческой повседневности социальные мыслители стремятся усмотреть зарождение новых социальных смыслов, которые позже воплотятся в устойчивые формы социальной жизни. Такого рода философствование в поиске сущности социального, исходящее,из уникальности живого становления, свойственно периодам с повышенной социальной динамикой, периодам социальных катастроф или их предощущения. Такой период - переживаемая нами современность .
Действительно, социальный мир становится все более неопределенным, а «жизненные проекты принимаются и реализуются (или не реализуются) в условиях все возрастающей степени рисков (эта тенденция выразилась в определении У. Бека - «общество риска»). Не говоря уже о рисках, типа чернобыльской катастрофы или стихийных бедствий, повседневность, как полагает Э. Гидденс, начинает формировать особый опыт постоянного осмысления рисков, который становится важным конституирующим фактором реальности. Как для дилетанта, так и для эксперта постоянным и неизбежным становится опыт осмысления риска84.
