Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Проблема несклоняемости в лингвистическом освещении 15
1.1. Грамматическая «асистемность» в русском языке 19
1.1.1. Несклоняемые существительные в аспекте системного анализа .26
1.1.1.1. Типологические признаки аналитизма 29
1.1.1.2. Русские аналитические формы 37
1.1.1.3. Оппозиционно-связанные грамматические формы 42
1.1.2. Склонение-отклонение (деклинация) в русском языке 51
1.2. Дифференциация структурно-семантических единств в русском языке 56
1.2.1. Лексико-грамматические признаки деклинационных существительных 60
1.3. Функционально-семантические свойства деклинационных существительных 62
1.4. Парадигматические корреляции русского словоизменения 69
1.4.1. Полисистемность языковой парадигмы 74
1.4.2. Согласовательные свойства «асистемной» парадигмы 78
1.4.3. Коммуникативные парадигмы словоизменения 82
1.5. Синтагматическая парадигма несклоняемых существительных 91
Выводы по первой главе 107
Глава II. Функционально-коммуникативные свойства несклоняемых имён 110
2.1. Функциональный диапазон единиц языка и речи 110
2.2. Коммуникативные функции деклинационных имён как способ выражения грамматической семантики 118
2.2.1. Конструктивные функции падежных значений деклинационных существительных в системе членов предложения 120
2.2.2. Согласовательные функции рода и числа деклинационных имён 134
2.3. Номинативные функции деклинационных имён и типы номинации 153
2.3.1. Ономасиологические классы и семасиологические свойства деклинационных имён 157
2.3.2. Несклоняемые гипонимы 166
2.3.3. Несклоняемые прагматонимы 173
2.3.4. Несклоняемые омонимы 176
2.3.5. Несклоняемые омонимы-колоронимы 185
2.3.6. Несклоняемые топонимы и антропонимы 195
2.4. Лексикографическая репрезентация несклоняемых полисемантов 198
2.4.1. Несклоняемые имена в аспектуальных исследованиях 200
2.4.2. Несклоняемые существительные в частотном и грамматическом словарях 208
2.4.3. Деклинационные имена в словарях иностранных слов 210
2.4.4.«Просторечные» формы деклинационных имён в специальных словарях 219
2.4.5. Несклоняемые гибриды 224
2.4.6. Несклоняемые дериваты 233
2.4.7. Несклоняемые аббревиатуры 235
Выводы по второй главе 243
Глава III. Выразительные ресурсы склоняемости неизменяемых имён в языке и речи 248
3.1. «Отрицательный» языковой материал в борьбе нормы и узуса 248
3.2. Региональная картина варьирования несклоняемых слов как отражение общей тенденции в узусе 254
3.2.1. Топонимическая «несклоняемость» в полиэтническом регионе..257
3.2.2. Конкуренция деклинационно устойчивых и неустойчивых форм в рамках эксперимента 264
3.3. Прагматическая функция деклинационных заимствований в языке и речи 270
3.3.1. Коммуникативная эмотивность деклинационных слов 274
3.3.1.1. Эмотивность деклинационных имён в сжатом контексте 275
3.3.1.2. Эмотивность деклинационных имён в расширенном контексте 279
3.3.2. Коммуникативная экспрессия формы в творческом контексте 284
3.4. Деклинационные имена в речетворчестве 290
3.4.1. Аграмматизм деклинационных имён как системная «провокация» и грамматическая окказиональность 291
3.4.2. Грамматические «аномалии» деклинационных имён в творчестве В. Маяковского 300
3.5. Прагматическое декодирование формы «несклоняемых» имён в художественных текстах 308
3.6. Формально-грамматическая вариативность и функции деклинационных существительных в языковой игре 318
3.6.1. Рифмообразующая функция зоонимов на -у в языковой игре по корреляции рода 332
3.6.2. Сюжетообразующая функция грамматического рода деклинационных имён в языковой игре по тендерному противостоянию 337
3.6.3. Смыслообразующая функция аграмматичных форм деклинационных слов в языковой игре при отражении дестабилизации жизни 342
3.6.4. Семантическая трансформация деклинационных имён в языковой игре 346
3.7. Синхронно-диахронная адаптация неизменяемых существительных в коммуникативной среде 354
Выводы по третьей главе 371
Заключение 376
Условные сокращения 381
Библиографический список 382
- Грамматическая «асистемность» в русском языке
- Конструктивные функции падежных значений деклинационных существительных в системе членов предложения
- «Отрицательный» языковой материал в борьбе нормы и узуса
- Синхронно-диахронная адаптация неизменяемых существительных в коммуникативной среде
Введение к работе
Проблема несклоняемых имён, оставаясь для лингвистики отнюдь не новой, к началу ХХI века выходит за рамки традиционного описания. На сегодняшний день несклоняемые имена объединяют около 2 000 слов с предметным значением, более 90 из которых полисемантичны, в том числе цветообозначения, а также обширные ряды антропонимов, топонимов и аббревиатур. Отечественные языковеды уделяли внимание этому грамматическому явлению преимущественно в границах формально-типологического подхода. Большинство исследований приходится на 70–90-е годы ХХ века: в них несклоняемые имена квалифицируются либо в полном соответствии с термином «несклоняемое существительное», как слова с одной словоформой, либо – как склоняемые, с полной грамматической омонимией всех числовых и падежных словоформ.
Устоявшееся представление о формально редуцированных существительных в научном обиходе отразилось в синонимии терминов: «синтаксические существительные» (А.М. Пешковский, В.Н. Немченко), «морфологически ущербные» (Л.В. Кнорина), «морфологически оголённые» (М.В. Панов), «неизменяемые слова, стоящие вне склонения» (В.В. Бабайцева), «аналитические» (Н.П. Колесников), «неграмматические» или «индеклинационные» (О.С. Ахманова) и т.д. В рамках непрекращающейся дискуссии о возрастающей роли аналитизма в русском языке неизменяемые имена остаются привлекательной зоной для многих исследователей на рубеже ХХ–ХХI вв. (см.: работы Е.А. Брызгуновой, Н.С. Валгиной, М.Я. Гловинской, Е.А. Земской и труды А.А. Колесникова, И.А. Мельчука, Н.В. Солнцевой, Т.В. Туковой). Современные данные типологии языков (ср. работы Л.Г. Зубковой, А.Е. Кибрик, Е.В. Клобукова, Ю.П. Князева, В.А. Плунгяна, Б.А. Успенского) объясняют факты сосуществования изменяемых и неизменяемых форм в именах (пальто, домино, беж, бордо) и глаголах (скок, бац) высокой степенью грамматичности русского языка, что делает утверждение о движении русского языка к аналитизму спорным.
Признание политипологизма русского языка на основе богатого арсенала формальных средств и совмещения разных грамматических тенденций (фузии и агглютинации, синтетизма и аналитизма) расширяет видение проблемы несклоняемости, отражённой в аспектуальных исследованиях (Л.А. Брусенская, 1982; Л.В. Кнорина, 1978; А.А. Колесников, 1988; А.Б. Копелиович, 1977, 2008; Г.А. Смирнова, 1980, 1991). С учётом перехода от системоцентрической к антропоцентрической парадигме описание типологических признаков «асистемных» единиц, анализ их «статичной» (абстрагированной) морфологии без анализа функций, свойственных элементам системы, представляется недостаточным. Поэтому в настоящей работе типологические свойства несклоняемых имён рассматриваются через призму функционирования языковых единиц в речи (А.В. Бондарко) в единстве парадигматики и синтагматики. Флективные и нефлективные формы как разнонаправленные способы категоризации одинаково востребованы для обмена информацией: корреляция форм заложена в мыслительном алгоритме, переводящем единицы языка («накопитель» средств) в единицы речи («распространитель» средств).
Таким образом, актуальность настоящей работы определяется необходимостью дальнейшего изучения взаимосвязи парадигматики и синтагматики в языке и коммуникативном пространстве; необходимостью осмысления типологической информации неизменяемой «формы» слова и выяснения границ её грамматической интерпретации в прагматически значимых условиях; отсутствием комплексного описания лексических и грамматических свойств несклоняемых имён; необходимостью систематизации их функций; отсутствием анализа аграмматичных форм несклоняемых имён как потенциала креативной грамматики. Актуальность данного исследования обусловлена также тем, что дешифровка типологических признаков несклоняемых имён в русском языке и описание их номинативных, коммуникативных, прагматических и стилистических функций углубляет и систематизирует знания о лексико-грамматическом строе русского языка в его динамике и эволюции.
В качестве объекта исследования выступает лексический корпус несклоняемых имён существительных, представляющий собой множество языковых единиц с характерными формальными признаками.
Предметом исследования послужили функции несклоняемых имён в языке и речи как результат взаимодействия парадигматики и синтагматики, лексической и грамматической семантики языковых единиц.
Цель диссертационного исследования – выявление диалектики несклоняемых слов в современном русском языке на примере имён существительных и определение диапазона их функций с чёткой системой средств выражения категоризации через взаимодействие парадигматики и синтагматики, грамматики и прагматики.
Приступая к исследованию, мы исходили из гипотезы, что в грамматике отражаются основополагающие принципы системности и изменчивости языка: системная объективизация частных грамматических явлений закрепляет результаты исторической изменчивости под влиянием неязыковых факторов.
Для достижения поставленной цели и доказательства гипотезы предполагается решение следующих задач:
разработать принцип комплексного исследования несклоняемых имён существительных на основе формально-типологического и функционально-семантического описания грамматического потенциала русского языка;
описать системные признаки неизменяемых имён существительных как свойства языковых единиц с предметным и непредметным значением в рамках полисистемности парадигмы части речи, слова, морфологической категории (рода, числа, падежа);
раскрыть функциональный диапазон несклоняемых имён в соответствии с лексической и грамматической семантикой языковых единиц для упорядочения их функций;
выявить степень влияния прагматической цели на рост аграмматичности и конкуренцию нормативной и ненормативной формы несклоняемых существительных в прагматической функции;
определить условия, при которых скрытая образность аграмматичной формы несклоняемых имён используется в качестве полноценного грамматического ресурса в сферах коммуникации и в речетворчестве;
сопоставить результаты противостояния нормы и узуса за последние 50 лет в периферийной зоне словоизменения и определить потенциал аграмматичных форм несклоняемых существительных в рамках нормативной и креативной грамматики индивида.
Источниками исследования стали словари различного типа: толковые (словарь В.И. Даля и словари под ред. С.И. Ожегова, Л.П. Крысина, В.М. Мокиенко), семантические (под ред. С.Г. Бархударова, А.А. Семенюк, Н.Ю. Шведовой), грамматические (под ред. А.Н. Тихонова, А.А. Зализняка), аспектуальные (под ред. Л.А. Брусенской, Н.П. Колесникова), специальные (под ред. Д.И. Алексеева, О.А. Ахмановой, В.П. Москвина, Т.Г. Никитиной, Л.Н. Засориной, Н.А. Гайдамак и Б.И. Осипова, П.Н. Денисова и В.В. Морковкина, И.А. Ширшова и др.) в целях сопоставления лексикографической репрезентации несклоняемых имён; художественные произведения; печатная продукция современных СМИ; рекламные тексты и интернет-источники; речь носителей русского языка (в устной форме).
Материалом исследования послужила картотека автора, включающая в себя более 2 000 лексических единиц, извлечённых методом сплошной выборки из лексикографических источников, около 2 000 из письменных источников и около 2 500 единиц из устного употребления.
Методологической базой исследования стали философские принципы детерминизма, определяющего взаимообусловленность всех явлений, и антропоцентризма, выделяющего особый статус человека в развитии языка; системности отдельных элементов в целостности структуры и герменевтики, позволяющей интерпретировать лингвокреативность в соответствии со шкалой лингвокультурных ценностей.
В ходе исследования нами была использована методика комплексного анализа несклоняемых имён, которая включает в себя: 1) моделирование поля: а) идеографического, б) синтагматического, в) функционального; 2) сопоставление: а) функций в языке, б) функций в речи; 3) описание: а) данных, извлечённых из лексикографических источников, б) результатов эксперимента, в) текстов. Предложенная методика включает в себя следующие методы и приёмы: сравнительно-сопоставительный метод, методы дистрибутивного и трансформационного анализа, описательный метод (приёмы обобщения, классификации анализируемого материала), формирующие основные принципы семантической и прагматической интерпретации. В диссертации представлена разработанная автором коммуникативно-семантическая методика, которая применялась для анализа структурно-семантического варьирования несклоняемых слов в различных видах коммуникации. Синхронический принцип описания в ряде случаев сочетается с диахроническим, что позволяет проследить особенности вхождения, адаптации и употребления несклоняемых заимствований на рубеже последних двух веков. Использованы приёмы лингвистического эксперимента, приёмы лингвостатистического, морфологического, синтаксического и стилистического анализов.
Теоретическая база включает в себя фундаментальные исследования в области грамматики Ф.И._Буслаева, В.В._Виноградова, А.М. Пешковского, И.И._Срезневского, А.А._Шахматова, Л.В._Щербы и современные подходы к изучению проблемы несклоняемости в работах В.А. Виноградова, А.А. Зализняка, А.Б. Копелиовича, И.Г. Милославского, И.П. Мучника, М.В. Панова, А.И. Смирницкого, А.Н. Тихонова, Н.М. Шанского и др. Специфика несклоняемости касается разных аспектов изучения языка: 1) лексического (Л.А. Брусенская, Н.П. Колесников, Е.В. Маринова); 2) грамматического (А.А. Колесников, А.И. Молотков, В.Н._Немченко); 3) типологического (В.Г. Адмони, М.Я. Блох, Л.Г. Зубкова, С.Д. Кацнельсон, Е.В. Клобуков, Ю.П. Князев, Н.В. Солнцева, Л.Г. Яцкевич); 4) коммуникативного (В.В. Бабайцева, Г.И. Золотова); 5) функционально-семантического (А.В. Бондарко, М.А. Шелякин) и 6) нормативного (Н.С. Валгина, Е.А. Земская, Л.В. Кнорина, В.А. Макеева, Г.А. Смирнова, В.К. Радзиховская).
Принципиально новым в описании несклоняемых имён является анализ некодифицированных аграмматичных форм, востребованных наряду с другими выразительными средствами как стилистический ресурс грамматической креативности (Г.О. Винокур и Н.Г. Бабенко, Т.А. Гридина, Л.В. Зубова, И.А. Ионова, В.В. Лопатин, А.Г. Лыков, Н.А. Николина, Б.Ю. Норман, Е.Н. Ремчукова, В.З. Санников и др.).
Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что на основе изучения семантики и функций языковых единиц решается ряд инновационных задач: разработан интегральный подход в исследовании частного грамматического явления, рассмотрены условия варьирования имплицитных и эксплицитных форм в системе языка и речи на примере несклоняемости имён; описан принцип взаимодействия парадигматики и синтагматики в периферийной зоне русского словоизменения; выявлен функциональный диапазон несклоняемых имён и системные ограничения в зоне номинации, коммуникации и прагматики. В работе предлагается методика изучения креативного потенциала аграмматичных форм несклоняемых слов; выстраивается и графически упорядочивается классификация лексического корпуса, синтагматических моделей и функций несклоняемых имён по единому принципу полевой организации; вводится терминосистема, соответствующая расширенному описанию несклоняемых имён.
Теоретическая значимость диссертации заключается в развитии принципов комплексного изучения языковых явлений в русском языке и в необходимости решения ряда дискуссионных вопросов:
1) современной грамматики (системный/асистемный характер словоизменительной редукции в русском языке; признание/непризнание усиления роли аналитизма в русском языке; признание/непризнание перераспределения функций морфологии и синтаксиса);
2) современной лексикологии (закономерности развития и функционирования лексической системы русского языка на отдельных её участках; экстра- и интралингвистические причины развития лексико-грамматических объединений);
3) прагмалингвистики (специфика спонтанного выражения грамматических значений в процессе речепорождения; роль аналогии в характеристике формально-грамматических явлений; эмотивный потенциал аграмматичности в речетворчестве).
Практическая значимость исследования определяется возможностью использования результатов работы в теории и практике вузовского преподавания: в подготовке учебных курсов по морфологии и синтаксису современного русского языка для студентов-филологов, по грамматике, лексикологии, теории языка, стилистике, культуре речи; спецкурсов по лексической и грамматической семантике, креативной грамматике. Наблюдения за процессами поэтапной адаптации несклоняемых заимствований в современном русском языке могут быть учтены в лексикографической практике при составлении толковых, синонимических и семантических словарей.
Положения, выносимые на защиту:
1. Грамматическая устойчивость русского языка проявляется в тенденции совместимости синтетических и несинтетических способов категоризации (в слове/в предложении) как следствие политипологизма. Принцип морфологической адаптации несклоняемых имён существительных в системе русского языка связан с процессами корреляции словоизменительной парадигмы (от избыточной до формально редуцированной). Несклоняемые имена входят в периферийную зону русского словоизменения как завершающее звено формообразования – деклинация («отклонение от склонения»).
2. Формальная редукция деклинационных слов семантически обеспечивается грамматическими формами в контекстном окружении в соответствии с границами морфологической парадигмы, которая связывает ряд единиц или образований одного уровня парадигматическими отношениями, противопоставленными друг другу в самой системе языка. Грамматический потенциал несклоняемых имён, состоящий в устойчивости морфологических категорий, реализуется через синтагматическую связность языковых знаков по принципу констелляции (свободной зависимости), в результате которой парадигма формально редуцированного, «свободного» слова «зависит» от контекстного окружения.
3. Номинативные функции деклинационных имён актуализируются в соответствии с потребностями обозначения реалий в ономасиологическом пространстве. Ограниченное наличие лексико-семантических парадигм деклинационных имён всё же обеспечивает им семантическую разнородность онимов и широкий диапазон номинативных функций. В соответствии с категориальными значениями номинативных единиц функции деклинационных имён имеют свою специфику. Предикативные функции несклоняемых имён регулируются пропозитивностью и зависят от частных семантических категорий, заданных в структуре высказывания.
4. Прагматическая функция несклоняемых имён активизируется и дезактивизируется при взаимодействии интралингвистических и экстралингвистических факторов. Грамматические преобразования напрямую связаны с интуитивным знанием языка, которое воплощается носителями в грамматических формах, структуре высказываний и в орфоэпической реализации фонем. Неизменяемость заимствованных деклинационных имен узнаётся по твёрдому согласному перед -е и нередуцированному безударному гласному. Изменённая форма деклинационного существительного стимулирует рост аграмматизма в русском языке, но выводится из разряда ненормы в коммуникативном пространстве, если стилистически маркируется для достижения прагматической цели.
5. Бытовой и творческий аграмматизм несклоняемых заимствований приравнивается к морфологической креативности в случае интерпретации аграмматичной формы, востребованной в роли ключевого семантического знака, в качестве выразительного средства. Аграмматичные формы становятся полноценным стилистическим ресурсом в структурно-семантической организации текста, когда выражают или вызывают эмоции; выполняют рифмообразующую, сюжетообразующую и смыслообразующую функции или совмещают их; отражают степень коммуникативной компетентности индивида; ломают стереотипные представления о действительности в языковой игре.
6. Наметившаяся тенденция выхода «языковой личности» из коммуникативного стандарта демонстрирует активное внедрение бытового аграмматизма. На уровне бессознательного автоматизма пока предпочтительной остаётся нормативная неизменяемость. Использование формы «неизменяемого» слова в речетворчестве в качестве полноценного ресурса грамматики соотносится с унифицированным поиском художественно-выразительных средств и теми процессами в обществе, которые, диалектически преобразуясь, свидетельствуют о переходе на качественно новый этап развития. Деструкция формы в языке, как и дестабилизация в обществе, отражает инициативные возможности среды, потенциально заложенные в системе.
Апробация и внедрение результатов исследования. Основные теоретические положения и практические материалы были представлены в виде докладов и сообщений на международных научно-практических конференциях в Москве: МГУ (2004, 2007, 2010), МПГУ (2002, 2007, 2008, 2009), МГОУ (2003, 2004, 2007); в Санкт-Петербурге (2003); во Владимире (2003, 2009); в Белгороде (2006); в Туле (2007); в Волгограде (2003); Пензе (2003); Астрахани (2003–2011), а также на зарубежных конференциях в Варне (2007), в Харькове (2007). Отдельные положения диссертации о грамматических свойствах неизменяемых существительных и о потенциале их аграмматизма были апробированы в журнале «Русская словесность» циклом статей (2004, 2005, 2006, 2008, 2011) и в научных сборниках (Астрахань, Архангельск, Волгоград, Москва, Майкоп, Санкт-Петербург, София, Северодвинск, Сургут, Саратов, Уфа, Ульяновск).
По теме диссертации были опубликованы две монографии (2010), глава в коллективной монографии (2003), учебные пособия (2006, 2008), 50 статей, в том числе 13 – в изданиях, рекомендованных ВАК РФ (общий объём – более 56 п.л.).
Структура работы: диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографического списка из 571 наименования. В диссертации представлены рисунки (3) и таблицы (11), в которых систематизированы результаты исследования.
Грамматическая «асистемность» в русском языке
Традиционно система рассматривается как объединение объектов (элементов), находящихся во взаимных отношениях. Это объединение всегда нечто целостное, отличное от составных частей. Грамматическая система русского языка объединяет разноуровневые элементы, вступающие в постоянное взаимодействие и находящиеся в определённых отношениях. Поэтому целостность грамматической системы как основное свойство системности невозможно без дискретности, так как без дискретности невозможно выявление упорядоченных частей или элементов, составляющих её.
Как и любая другая система, язык реализуется только функционируя. Функционирование языка состоит «в образовании из его элементов различного рода конкретных систем, выражающих, хранящих и несущих информацию» (Солнцев, 1977, с. 65). Грамматическая информация неизменяемых слов определяется тем, что если какая-либо совокупность единиц лексического уровня образует некоторую частную систему (подсистему), то линейные комбинации этих единиц заложены в грамматических потенциях языковой системы. Другими словами, если в системе языка существуют единицы, способные реализовывать свою категоризацию внутри себя, то должны быть и такие единицы, которые эту категоризацию реализуют вне себя. Подобные факты можно рассматривать как взаимосвязанные подсистемы одной грамматической системы. Максимально общие свойства этих подсистем позволяют отличить их от «не-систем» (Солнцев, 1977, с. 13).
Переход от неупорядоченных элементов к упорядоченным, то есть от «не-систем» к «системам», постепенен. Объект становится внутренне более упорядоченным, то есть системой, в результате усложнения взаимосвязей между составляющими, что ведёт к внутренней организации. Неупорядоченность несклоняемых имён как лексических (номинативных) единиц была обусловлена разной типологией источников заимствования (французского, итальянского, немецкого, английского, португальского, испанского, японского и других языков). Включаясь в целое, несклоняемые имена как новые эле менты системы вступают во внутрисистемные связи языка, при которых любые элементы системы обладают как системообразующими, так и системо-приобретёнными свойствами и в силу этого относительно не зависят от системы (Солнцев, 1977, с. 16).
Поэтому можно допустить, что системообразующие свойства несклоняемых имён в русском языке присущи им (как элементам заимствования с предметным и собственным значением) до вхождения в данную систему языка {пальто, ушу, Пикассо, Токио). Эти же свойства можно наблюдать у несклоняемых слов русского происхождения {завкафедрой, иван-да-марья, Сочи, Медведково, Кириенко). Системоприобретённые свойства - это свойства, которыми система русского языка наделяет входящие в неё элементы, когда те переходят в коммуникативные единицы.
Несклоняемые существительные как единицы языка не только взаимодействуют в системе с качественно тождественными элементами, которые имеют особые грамматические признаки, но и провоцируют противоречия между элементами грамматической системы, так как противоречия между существующей и возникающей, становящейся системой - процесс закономерный (Аверьянов, 1984, с. 38). «Термин "антисистема" (асистема) употребляется для обозначения таких явлений в языке, которые, хотя и противоречат системе (в этом плане они действительно асистемны), вместе с тем не разрушают системного строения языка. Антисистема направлена против системы и выступает как производное от системы же понятие» (Будагов, 2000, с. 208).
Если рассматривать грамматическую систему русского языка, в основе которой, как и любой системы, лежат противоречия между её элементами, то отсутствие формального выражения грамматических категорий у определённых элементов есть не что иное, как образование внутри единой грамматической системы иного способа грамматикализации, то есть образование грамматической подсистемы. Поскольку при взаимодействии различных форм в системе одни в данный момент могут быть решающими, жизненно важными для системы, другие - играть второстепенную роль, то очевидно, что экспли цитная категоризация как приоритетная в русской грамматике взаимодействует с имплицитной системой выражения грамматических категорий. «Взаимодействие любой системы состоит из одновременно наличного множества различных форм взаимодействия, один из которых может быть в данный момент решающим... для системы, другие играть второстепенную роль» (Аверьянов, 1984, с. 13). Формообразующие категории русского словоизменения играют приоритетную роль в грамматической системе русского языка, однако и имплицитность грамматической категоризации не противоречит системности русского языка (наречия, служебные части речи). Это доказывает, что «одновременное наличие у системы различных форм взаимодействия... не позволяет абсолютизировать какую-либо одну форму...» (Аверьянов, 1984, с. 13).
Система русской грамматики как система самых сложных объединений и группировок характеризуется прямыми, косвенными, сильными, слабыми взаимосвязями и взаимодействиями между элементами. Элементы, составляющие систему несклоняемых имён, не зависят от формально-синтетического типа системы русского словоизменения в привычном понимании, в силу принадлежности к общей системе грамматики они абсолютно безболезненно для неё проявляют свои особые формально-грамматические свойства. Этот процесс способствует типологическому обогащению системы, не умаляя приоритетность синтетичности, а расширяя её потенциальные возможности.
Вопрос о том, что чем обусловлено: коммуникативные единицы номинативными или наоборот, поднимался в размышлениях А.А. Потебни (1968), Л. Витгенштейна (1985) и других исследователей. Номинативная единица (лексема) рассматривалась ими только в рамках коммуникативной единицы (предложения), то есть предложение диктует правила поведения лексике по холистическому принципу, когда целое важнее части и первично по отношению к ней. Поэтому «синтаксические» концепции правомочно определяли первичным всё, что связано с оформлением коммуникативных единиц (син таксис), а всё, что имеет отношение к оформлению номинативных единиц (морфология), - вторичным.
Но поскольку коммуникативные единицы диктуют «правила игры» номинативным единицам, то вторые приобретают синтаксические характеристики. Таким образом, грамматика создаёт условия приспособления номинативных единиц к коммуникативным (Богданов, 1998, с. 23-37). В общем значении грамматикой считается структурная организация (строение) всех единиц языка с правилами их сочетания, она нейтрализует противоречие между номинативными и коммуникативными единицами языка: «Грамматика - это мостик, по которому лексика из языка переходит в речь, потому что коммуникативные единицы - это единицы речевые» (Богданов, 1998, с. 28).
Коммуникативные единицы всегда строятся из номинативных, так как сами по себе не образуют готового инвентаря. Эта мысль неоднократно подчёркивалась в работе С.Д. Кацнельсона «Типология языка и речевое мышление» (1972), где согласовательная синтаксическая функция многих грамматических категорий номинативных компонентов рассматривалась в построении целого высказывания: «Категория рода или класса выступает лишь как потенциальная предпосылка согласования»; «В ряде языков он (артикль) осуществляет формальную функцию выражения синтаксической связи прилагательного с существительным»; «Основной функцией, объединяющей все без исключения формы числа, является функция согласования в числе»; «Все синтаксические связи имён в предложении могут в принципе передаваться с помощью падежей». Если предположить, что конечная цель грамматики -построить из номинативных единиц (лексем) коммуникативную единицу (предложение), то нельзя свести все функции грамматических категорий только к согласованию: у каждой категории есть и другие функции, которые реализуются в процессе коммуникации.
Ф. де Соссюр рассматривал процесс коммуникации как сумму двух про-тивочленов - языка и речи, обозначив его речевой деятельностью. В понятие языка Ф. де Соссюр включал словарь и грамматику, поэтому «облик языка по существу должен быть двуликим, подобно Янусу» (Богданов, 1998, с. 23-27). Однако исторически сложилось так, что язык обычно описывается однолико, и этим ликом является грамматика. Об этом свидетельствуют древнейшие греческие грамматики, в которых лексика присутствует в качестве иллюстративного материала, получающего грамматическую характеристику.
Статус лексики при описании языка считался второстепенным и особенно не обсуждался. В работе академика Л.В. Щербы «Преподавание иностранных языков в средней школе» описывается эксперимент, после которого учёный приходит к выводу, что информационный вклад грамматики в содержание текста больше, чем вклад лексики. По этому поводу исследователь высказывается достаточно прямолинейно, ссылаясь на знаменитое изречение А.В. Суворова «Пуля - дура, штык - молодец»: «Можно было бы сказать, что "лексика - дура, грамматика молодец"...» (Щерба, 1974, с. 331, цит. по: Богданов, 1998). Предполагается, что «язык - это, прежде всего, грамматика, то есть парадигмы, структурные схемы или модели предложений, а лексика -это просто наполнитель схем. Она, как вино, заливается в готовые меха, что и подчёркивает вторичность её статуса, закрепляясь в широко распространённом выражении "лексическое наполнение"» (Богданов, 1998, с. 23-27).
В связи с тем, что «...грамматическая категоризация языковых единиц и "чёткое различение понятий предмета и отношения" путём "придания каждому из них своего собственного выражения" составляет основной принцип строения, прежде всего, флективных языков как самых грамматичных, то именно им должна быть свойственна и большая типологическая неоднородность» (Зубкова, 1999, с. 173) в плане разнообразия средств грамматической категоризации.
Конструктивные функции падежных значений деклинационных существительных в системе членов предложения
Традиционно формальными показателями падежа являются парадигматические и синтагматические признаки, которые являются средством выражения падежных значений (Клобуков, 1979, с. 54-73). Парадигматические показатели - падежные флексии, мена которых означает изменение падежной формы данного слова {поднять руку /рукой; письмо отца / отцу и т.д.), у неизменяемых существительных не актуализируются вне контекста: петь (чем?) сопрано I (что?) сопрано; письмо (чьё?) атташе / (кому?) атташе. Отсутствие падежной формы несклоняемых слов в данных синтагмах затрудняет определение верного значения полисемантичного сопрано {высокий женский голос или самая высокая партия в хоре) вне контекста: Можно петь сопрано, можно петь басом, но без души — воздухосотрясание это, а не пение (из разговора в Музыкальном театре, Астрахань, 2008) и Пронзительное сопрано заполнило весь зал («МИГ». 21.04.2003). Или Долгожданное письмо атташе уже не имело никакого значения. Всё решилось... (Р.п. — функция дополнения, от кого?) и Письма атташе строго сортируются и распределяются по папкам (Д.п. — функция дополнения, кому?). В предложенных примерах отношения между членами предложения регулируются семантикой падежа, которая имплицитно реализуется в контексте.
В примерах Регби было причислено... и Рождение регби состоялось падежное значение неизменяемой формы регби эксплицируется в синтаксической функции: Регби было причислено к «буржуазным» видам спорта... (номинатив) / Второе рождение регби состоялось (генитив), то есть синтагматически: У меня висело шёлковое кашне на стене, - теперь его нету {висело (что?) И.п. кашне - подлежащее); Но я не трогал эти боны и ножницы, и это сволочное кашне (не трогал (что?) В.п. кашне - прямое дополнение); Я не брал у него кашне; Кашне тоже найдено (прямое дополнение) (М. Зощенко, «Кража»).
Категория падежа базируется на его синтаксической природе, обусловленной конструктивной ролью в построении предложений и словосочетаний, что, в свою очередь, способствует развитию различных типов и грамматических функций. В связи с этим наиболее актуальным в выявлении семантики отсутствующей грамматической формы являются два основных фактора: 1) внешний контекст и 2) внутренний контекст (Клобуков, 1986, с. 8). Внешний, расширенный контекст для категории падежа - это есть синтагматика словосочетания. Вопрос о том, как формальная неизменяемость знаменательного слова влияет на его функцию в предложении, то есть существует ли в пределах простого предложения функциональное ограничение для деклинационных слов, обусловленное системными запретами русского языка, затрагивался нами в первой главе на примере обобщений, сделанных в отечественной лингвистике в 70-е годы XX века (Л.В. Кнорина, 1978). Несклоняемые существительные рассматривались преимущественно относительно системы и нормы только в литературном языке (Г.А. Смирнова, 1980) без учёта коммуникативной среды, что позволяет нам расширить границы их описания, начиная с падежных функций.
В морфологии падеж с точки зрения его направленных отношений с другими предметами или признаками и действиями выражается в первую очередь через отношения существительное / существительное: помада матери I кимоно брата I авто атташе (И.п. / Р.п.); существительное / глагол / существительное: ребёнок читает книгу / мать варит спагетти / кутюрье смотрит видео (И.п. / В.п.), когда предмет приводится в отношении к другому предмету и тем самым устанавливается зависимость второго от первого: помада принадлежит матери, кимоно принадлежит брату, авто принадлежит атташе, а не наоборот. Если же такая направленность отношений не выражается, то своими одинаковыми (выраженными и невыраженными) формами падежи устанавливают равноправные отношения между предметами: отец и сын (И.п.), беседовать с отцом и сыном (Т.п.) / бордо и виски (И.п.), любить бордо и виски (В.п.). Для обозначения наиболее общих структурных компонентов предложений и словосочетаний семантико-синтаксическая функция падежных словоформ (имплицитных и эксплицитных), во-вторых, заключается в функции выражения членов предложения: субъекта, именного предиката, дополнения объекта, определения и обстоятельства.
Рассмотрим примеры: Эту картину написал Перов / Эту картину написал Дали / Это кино снял Феллини. В них очевидна функция субъекта в И.п. Если в субъектном составе предложения в качестве ремы идентифицируется (впервые устанавливает для адресата) носитель определённого (тематического) действия, состояния: Любовь к детективу привили мне мои друзья /Любовь к политической интриге привил мне знакомый атташе, то эти предложения как субъектно-идентифицирующие делятся, в свою очередь, на объектно-фокусирующие и предикатно-фокусирующие. В первом подтипе Это панно сделал известный художник Церетели / Это ришелье сделал талантливый кутюрье внимание сосредоточено на тематическом объекте, поэтому его обозначение выносится в начальную позицию предложения. Во втором подтипе внимание сосредоточено на предикате, и тем самым он выносится в начальную позицию предложения: Сделал этот фильм известный режиссёр / Сделал эту коллекцию известный кутюрье. Следовательно, дек-линационное существительное может выступать только тематическим объектом или субъектом при определённом порядке слов.
Несклоняемым именам не свойственна функция именного предиката, как в примерах: Я шёл по улице. Меня укусила собака / Её уволили/ Его узнавали, на него смотрели, где субъект и предикат предложения как общая рема может вводить актуальную информацию по отношению к тематическому дополнению объекта. Интродуктивно-предикатно-субъектные (Е.В. Клобуков, 1986) предложения не могут являться внешним контекстом для определения падежной семантики деклинационных существительных.
Функция дополнения объекта (в том числе с зависимыми словами) может вводить актуальную информацию об объекте данного (тематического) субъекта и его предиката в объектно-идентифицирующих предложениях изменяемыми и неизменяемыми формами существительных в В.п. и Р.п.: Куда вы ходили? Мы ходили в кино / Что вы купили? Я купила кимоно и боа. / Зачем вы купили боа? — Я купила боа для пальто. - Я купила пальто для мадам. В примере: И покупаю себе брюки «Оксфорд», сшитые из двух галифе (М. Зощенко, «Мелкий случай из личной жизни») актуализируется информация не только об объекте (В.п.) данного субъекта, но и о признаках данного объекта (из двух галифе) в Р.п.
Функция обстоятельства как обязательное или факультативное дополнение объекта может вводить актуальную информацию в определённом тематическом событии в целом в обстоятельственно-идентифицирующих и объектно-уточняющих предложениях с помощью изменяемых и неизменяемых существительных в И.п.: Когда будет премьера? - Премьера будет в марте I Когда приходит цунами? — Цунами приходит инкогнито I Где же поют караоке? Караоке поют на биеналле.
Функция определения вводит актуальную информацию в объектно-определительных предложениях с помощью изменяемых и деклинационных слов в И.п. и В.п.: Вы купили бежевое пальто? Я купила пальто беж:. / К перчаткам нужна бордовая сумка. / К перчаткам нужна сумка бордо.
Падежные значения, выраженные в падежных словоформах изменяемых существительных, не нуждаются во внешнем контексте. Семантически они билатеральны: с одной стороны, падежные значения выполняют семан-тико-синтаксические функции, с другой стороны, они конкретизируют их в соответствии со своими морфологическими значениями. Для деклинационных существительных обобщённые коммуникативные типы являются внешним контекстом при реализации падежных значений в функции субъекта, функции дополнения, объекта, функции обстоятельства и определения за исключением функции именного предиката.
Однако падежные и падежно-предложные словоформы исторически отличаются многозначностью, которую нельзя свести к инвариантному значению. Это объясняется тем, что падежные значения отражают трансформацию одних выражаемых значений другими, в связи с чем мотивированное употребление ряда падежных словоформ забылось, и они воспринимаются как чисто формальный способ выражения того или иного отношения. Неизменяемая словоформа деклинационных существительных, сформировавшаяся под влиянием экстралингвистических факторов, несмотря на утрату русифицированное, реализует исторически инвариантные и вариантные падежные значения контекстуально.
Исторически-первоначальная система падежей состояла из пространственных значений. Сегодня между комплексами падежных значений обнаруживается их семантическая общность по более отвлечённым признакам -пространственному, временному, причинному, целевому и количественному. Вот в этих пределах семантических типов каждый падеж имеет свои специфические значения, а более широкие семантические типы падежных значений легли в основу значений членов предложения.
«Отрицательный» языковой материал в борьбе нормы и узуса
В этой главе мы рассматриваем деклинационные имена как стилистический ресурс языка через их прагматические функции, которые реализуются в «сквозном действии» (Н.Д. Арутюнова) ненормативности, неразрывно связанной с жизнью и диалектически зависимой от условий существования языка, потому что «народ говорит так, как живёт». Наблюдаемые процессы эволюции порождаются ментальными сущностями, поэтому изучение языка с целью познания его носителя лежит в основе современной научной парадигмы - антропоцентризма. Сущности, скрытые в структуре сознания и собственно в структуре языка, не обнаруживают себя непосредственно в деятельности человека, они закодированы в языковых формах. В языке категориально репрезентируются базовые знания человека, которые структурируются согласно дискретности языка и понятийному мышлению. Обсуждение вопроса о конкурентности синтетических и несинтетических форм (аналитических, косвенных) в аспекте политипологизма русского языка (Л.Г. Зубкова, 2008) основывается на потребностях актуализации и категоризации языковых знаков и соответствует закономерностям языкового развития. На примере функционирования группы неизменяемых имён прослеживается, как происходит движение к новым качествам основных признаков языка на всех его уровнях.
Язык как нечто постоянное и вместе с тем в каждый момент преходящее (В. Гумбольдт) реализует свои свойства в разных способах означивания (семиотическом и семантическом), в разных способах категоризации (внутри слова и по положению слова в предложении), что отражается в постоянной «борьбе» нормы и узуса, которая стимулирует его выразительные возможности. Наблюдаемые отклонения от нормы: .. .само день рождения (15 апреля) она отметит в Лужниках... («Вечерняя Москва». 01.09.2008); ...откройте сайт Центральной избирательной комиссии (ЦИКи); ЦИКа стала наглым силовым департаментом..., ЦИКе позволено издавать антиконституционные акты; ЦИКа честно обслуживает власть... («Московский комсомолец». 03.03.2009); Какое цеце вас укусило? («Glamour». 01.06.2007); биеннале не было; Мартын уехал, а биеннале осталась; Московское биеннале; нынешней биеннале (канал «Культура», «Новости», 30.10.2009) являются привлекательными для исследования с научно-практической стороны, но подобный «отрицательный материал» касается и серьёзных теоретических обобщений.
Ненормативность «берёт своё начало в области восприятия мира, поставляющего данные для коммуникации, проходит через сферу общения, отлагается в лексической, словообразовательной и синтаксической семантике и завершается в словесном творчестве» (Арутюнова, 1999, с. 80). Как универсальное явление «сквозное действие», которое отражается во всех видах коммуникации, ненормативность образует оппозиции в коммуникативном пространстве: норма правильно характеризует все компоненты коммуникативной ситуации, а ненорма маркирует «аномальную» коммуникативную ситуацию, ведущую к коммуникативной неудаче. Грамматическая ненормативность, ведущая к деавтоматизации коммуникативных отношений в достижении экспрессивного эффекта, допускается, если рассматривать её в инконгру-энтной функции лингвистической формы (от англ. incongruent function). Аг-рамматичная форма деклинационной языковой единицы не может актуализироваться вне конкретного речевого акта или контекста. Она рассматривается нами как полноценная (просторечная или окказиональная) словоформа, не нарушающая понимание, оправданная целью, характером коммуникации в инконгруэнтной (Ахманова, 2005, с. 507) функции. В отличие от конгруэнтной функции (от англ. congruent function - «органическая») правильной формы, она не приравнивается к ошибке как допустимая, вариативная. Усиление инконгруэнтности является следствием того, что меняется отношение носителей к литературному языку, но сам литературный язык на рубеже веков меняется под воздействием живой речи, диалектов, социолектов и жаргонов: «Народ выражает себя всего полнее и вернее в языке своём. Народ и язык, один без другого, представлен быть не может... Народ действует; его деятельностью управляет ум; ум и деятельность народа отражаются в языке его» (И.И. Срезневский, 1986). Другими словами, тезис, высказанный И.И. Срезневским в 1849 г. в известной работе «Мысли об истории русского языка», можно интерпретировать в утверждение, что народ и сегодня говорит так, как живёт. В этом случае несклоняемость имён в русском языке как процесс, отрегулированный «речевой модой», обнаруживается в триединстве жизнь -речь - язык, когда норма управляет реализацией системы языка в речи, соединяя в себе социальное и индивидуальное, экстралингвистическое и лингвистическое, реальное и потенциальное.
Взаимодействие внутреннего лингвистического и внешнего экстралингвистического аспектов нормы объективно: система конкретного языка с ограничениями, которые накладываются на возможности, предоставляемые системой, определяют предпочтения правильного, образцового средства выражения. Способы оценки правильности, образцовости тех или иных средств языкового выражения ориентированы по-прежнему на печатные тексты признанных писателей, изучение речи образованных носителей языка, массовые исследования реального употребления языка и изучение языка газет, журналов, СМИ. Оставаясь сводом правил реализации системы языка, норма не может быть изолированной от условий существования языка, она неразрывно связана с внешней обстановкой, с жизнью, которая диалектически меняется.
Являясь лингвистическим правилом употребления языкового материала, норма не может быть ему противопоставлена. Следовательно, норма является не только составляющей языка, но и связующим звеном с неязыковыми ситуациями, с учётом которых норма регулирует использование элементов системы и моделей системы в речи. Это взаимодействие отражает нормативные возможности системы, обеспечивающие определённый выбор в ограниченных пределах конкретных речевых актов, но обязательно с учётом ещё одного звена в цепи норма / речь, благодаря чему норма существует в сознании коллектива носителей языка - кодификации.
Не только нормативные справочники, но и множество текстов и высказываний, принимаемых коллективом за образцовое употребление, составляют кодифицированную норму. Изменение кодификации свидетельствует о количественном перевесе в узуальных предпочтениях. Примером тому послужили рекомендации 2009 года: несмотря на то, что в «Словаре-справочнике по русскому языку» под редакцией А.Н. Тихонова (1996, с. 260) был отмечен вариант кофе в среднем роде, общественный резонанс по поводу «узаконивания» среднего рода произошёл лишь летом-осенью 2009 года. И если лингвисты рассматривали эту проблему как закономерный процесс перераспределения естественных предпочтений, то нелингвисты реагировали на этот факт гораздо болезненнее и по-разному. Об этом свидетельствуют дискуссии, развернувшиеся не только в СМИ (в частности, 5 октября 2009 г. на телеканале «Культура» участники спора В. Новиков, А. Дмитриев, Ж. Вика, В. Живов пришли к выводу, что «выносителями» нормы сегодня являются чиновники), а также интернет-дискуссии среди рядовых носителей языка, которые отличаются особой категоричностью: Ваше кофе так нас достало, а наш кофе так и остался (URL : www.stihi.ru. 31.08.2009 в 23:27);
Кофе может быть горячий.
Вкусный, терпкий, настоящий.
Кофе будет бочковое,
Если подмешать помои.
Род здесь вовсе ни при чём,
Что нальют нам, то и пьём (URL : www.stihi.ru. 31.08.2009 в 23:27).
Если хочешь вкусный кофе,
Раскошелиться не против?
Ну а если с молоком —
То оно потом нальём... (URL : www.stihi.ru. 31.08.2009 в 23:27).
Варьирование кодифицированных и некодифицированных грамматических вариантов мы приравниваем к морфологической корреляции редуцированной формы неизменяемых существительных и морфологической агглютинации, которая проявляется не только в речетворчестве, но и в спонтанной речи: в бигудях, на жалюзях, в польтах и др. Это варьирование стимулируется аналогией, стилистической маркированностью (в «Сисях» не ходим, всё больше в «Филодорах»... - о названиях колгот) и согласовательным моделированием {бочковое кофе, ароматный кофе). Переход неизменяемого слова из конгруэнтной функции в инконгруэнтную, его грамматическая вариативность базируется на деклинационности в её первоначальном терминологическом толковании: утраченное словоизменение (кодифицированность) / неут-раченное словоизменение (некодифицированность).
Синхронно-диахронная адаптация неизменяемых существительных в коммуникативной среде
Выход за пределы литературного языка (в речетворчестве и коммуникативном пространстве) мы рассматриваем как выход за пределы статичной грамматики в грамматику динамичную (курсив наш. - И. П.), оживляющую те типы речи, для которых характерно творческое использование грамматических средств (Е.Н. Ремчукова, 2005), так как активное взаимодействие языковых элементов и «среды» всё больше распространяется на область грамматики. Взаимосвязь «языковая система - функционирование её элементов в речи» (А.В. Бондарко) всё чаще отражает те инновации, которые там наблюдаются, оставляя в силе подход, предложенный И.А. Бодуэном де Куртэне и Фердинандом де Соссюром (язык in potentia, а речь in praesentia), предполагающий поступательное исследование двух диалектически связанных объектов: языковой системы и речевой деятельности.
Регулярное появление склоняемых форм деклинационных имён в разговорной речи связано с механизмом субституции: «Синтетический характер у падежных форм рассматриваемых существительных конструируется в результате субституции, а именно - путём подстановки под неизменяемые по внешнему виду формы... форм с падежными флексиями; иными словами, здесь в силу системного характера языка вместо наличествующих выступают субституируемые падежные окончания» (Мучник, 1971, с. 132).
Явление субституции мотивировано диахроническим процессом адаптации неизменяемых заимствований в русском языке. Появление вариативных форм деклинационных имён диахронически объяснимо. Большинство иноязычных слов, проникающих в русский язык, подвергаются, как правило, адаптации на различных языковых уровнях: фонетическом, грамматическом, орфографическом, приобретая кодифицированность, что подробно было рассмотрено нами во второй главе (см. пункт 2.4). Заимствования, которые формально «сопротивляются» этому процессу, не включаются в словоизменительную систему русского языка и нередко сохраняют особенности языка-источника.
Однако русский язык на протяжении веков подчинял и подчиняет своим системным требованиям татарские слова (тулуп, халат, кушак, амбар, сундук, туман, армяк, арбуз), включая их в словоизменительную парадигму русского языка, и немецкие (фартук, парикмахер, курорт), и французские (бульон, пассажир, спектакль, пьеса, кулиса, билет), и современные английские (бройлер, брутализм, Вестминстер). Все они склоняются по законам русской грамматики. Независимо от времени проникновения в русский язык (нач. XVIII в., XIX в., XX в. и XXI в.) у неизменяемых заимствований сохраняется разнобой в кодификации по родовым признакам без этимологических и фонетических разъяснений.
В настоящее время имеется ряд подробных исследований по вопросу вхождения в русский язык заимствований, в том числе неизменяемых (Н.В. Габдреева, 2001; Е.В. Маринова, 2008; Л.Ю. Касьянова, 2009; аспект-ные словари СНС и СНИСРЯ). Однако все эти исследования можно обобщить по наиболее частотным случаям, которые зависели от характера основы и ориентации на сохранение рода прототипа. Возможные родовые колебания и первоначальная семантическая неупорядочность, параллельное функционирование падежных форм - всё это является немаловажным для устранения противоречивых соотношений грамматических средств и окончательного выбора парадигмы склонения. Существительные, заканчивающиеся на гласные -и, -о, -у, -е, претерпели изменения, касающиеся родовой принадлежности, и вошли в класс среднего рода, хотя в ходе освоения процесс установления грамматических категорий не был прямолинейным, и для некоторых неизменяемых слов наряду с аналитической отмечались конкурентные, «русифицированные» формы: колибри / колибрия, канапе / канапея, жалузи/ жалу-зия, кофе/кофий, жабо / жабот, манто / мантон, аутодафе / аутодофей.
К концу XIX в. в целом устанавливается облик неизменяемых существительных: некоторые из них в процессе усвоения переоформлялись, а более поздние изначально закрепляли свой иноязычный облик и родовую принадлежность. По материалам нашей картотеки самыми «многострадальными» в языковом, речевом и словотворческом процессе остаются, пожалуй, пальто и кофе (35 %), что подтверждается многочисленными примерами нашего исследования (см. пункты 1.5, 2.3.1, 3.1 и далее):
Здесь почивал он, кофей кушал,
приказчика доклады слушал... (А. Пушкин, «Евгений Онегин»).
...Супруга его довольно почтенная дама, очень любившая пить кофий, вынимала из печи только что испечённые хлебы (Н. Гоголь, «Нос»).
Часов до 12-ти утра мы исправлялись дома, то есть распивали чаи и кофеи по своим углам (М. Салтыков-Щедрин, «Господа Головлёвы»).
Чашку кофию я тебе горячего налью
и по-настоящему спою новую песню (М. Хлебникова, «Чашка кофию»).
Между чаем и кофеем
Если вас назвали Паша, вы попробуйте в субботу, потому что день хороший вместо чая выпить кофе. Воооот тогда-то вы поймете, что страшнее всех на свете морда старого бразильца, что на вас глазеет с банки. Вы ногой своею правой, если в ней нет перелома, сильно стукните по банке
Как Пеле когда-то делал.
Тот, что смотрит с этой банки
и смеётся не по-русски.
И тайком берёт на импорт
вместо кофе много чая (URL : Инкогнито, www.hohmodrom.ru)
Последний пример возвращает нас к предыдущему анализу языковой игры, хотя ключевое слово кофе формально изменено только в заглавии. Однако нарушение смысловых отношений создаётся с помощью оппозиции: банка кофе - морда бразильца - чай, когда эмоциональная информация передаётся с помощью «ложности относительно смысла текста» (Болотов, 1981, с. 19). Трансформация смысловых отношений возникает при создании комического эффекта: этически неприемлемая тема (морда бразильца) является приметой эмоциональных интенций автора. Ассоциация Пеле с той самой «мордой» поддерживается инверсионными конструкциями в структуре текста, в финале которого нормативное употребление слова кофе семантически оправдано правильностью сделки: вместо кофе много чая.
Нормативное использование слова кофе в единственном числе творительного падежа в названии стихотворения семантически значимо на фоне этимологических противоречий: оно использовалось формах кофей и кофий, а также во множественном числе кофеи. «Проникшее в русский язык ещё в Петровское время как название экзотического напитка, слово кофе появляется в русских текстах первой половины XVIII века в разных грамматических и орфографических вариантах: кафе (1698 г.) и кафе (1734 г.), кофе (1700 г.), кофь (1723 г.), кофий (1723 г.), кафей (1733 г.). Эти варианты отражают, с одной стороны, влияние различных иностранных языков, которые, независимо друг от друга, могли стать источником нового слова (ср.: нем. Koffe, англ. coffee, гол. Koffi, итал. cafe, фран. cafe), а с другой стороны - попытки русского языка включить это слово в разряд склоняемых существительных, придав ему значение либо мужского рода (кофей), либо женского {кофа, кофь) рода» (Картоев, 1991, с. 72).
Сегодня нельзя оставить незамеченной «дискуссию национального масштаба» по поводу родовой принадлежности слова кофе, которую Е.Н. Ремчукова в своей монографии «Креативный потенциал русской грамматики» (2005) оригинальным образом связывает с авторитетом одного из популярных музыкантов 1970-1980-х годов. В мемуарах Андрея Макаревича предположение о принадлежности кофе к среднему роду выражено резко, но не лишено логики: «Вся держава - одна большая пельменная... И они все залиты липким кофе с молоком (про это кофе дальше! Вот откуда корни перехода слова "кофе" из мужского рода в средний. Может быть, "г..." тоже когда-то было мужского рода?») (А. Макаревич «Сам овца», цит. по: Ремчукова, 2005, с. 125). В плане мотивации такой ассоциации у рядового носителя, в роли которого выступает А. Макаревич, вполне естественной может быть «се-мантизация вариантов» по признаку, когда «слово среднего рода обозначает не просто напиток (любимый абсолютным большинством), но именно плохой кофе. Средний род в таком случае становится не просто "складом вещей" (В.В. Виноградов), а складом "плохих вещей"» (Ремчукова, 2005, с. 125).
