Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Языковые свойства приметы
1. Народный прогноз и его отображение средствами языка с. 14-30
2. Языковая специфика приметы на фоне паремий других типов с. 30-63
3. Структурно-семантическое моделирование в сфере примет с. 63-80
Выводы с. 80-82
ГЛАВА 2. Этнокультурный фон приметы
1. Теория и практика лингвокультурологического описания паремий с. 83-90
2. Тематика русских примет и ее лингвокультурологическая интерпретация с. 90-114
3. Компонент приметы как носитель этнокультурной информации с. 114-139
Выводы с. 139-141
ЗАКЛЮЧЕНИЕ с. 142-144
Список использованной литературы с. 145-160
- Народный прогноз и его отображение средствами языка
- Языковая специфика приметы на фоне паремий других типов
- Теория и практика лингвокультурологического описания паремий
Введение к работе
Русские паремии активно изучаются и лексикографически разрабатываются отечественными авторами. Накоплен богатый опыт словарной репрезентации пословиц и поговорок от первых рукописных сборников XVII века ("Повести или пословицы всенароднейшие по алфавиту" неизвестного автора) и источников XIX века, ставших паремиологической классикой (В.И. Даль, 1862; И.М. Снегирев, 1831-1834, 1848, 1849; И.П. Сахаров, 1836-1849; П.К. Симони, 1899), до современных толковых (В.П. Жуков, 1966), тематических (В.И. Зимин, А.С. Спирин, 1996) и учебных (В.П. Жуков, 1966; В.М. Мокиенко, 1975; В.П. Фелицына, Ю.Е. Прохоров, 1988) словарей пословиц.
Исследована логическая структура русских пословиц и поговорок (Г.Л. Пермяков, 1968, 1970, 1979, 1988; Н. Барли, 1984), их тематика и семантико-прагматические особенности (В.П. Аникин, 1957, 2001; А.А. Крикманн, 1984, 1995; С.Г. Лазутин, 1985; В.М. Мокиенко, 1989; В.М. Мокиенко, X. Вальтер, 2000; В.М. Мокиенко, Т.Г. Никитина, 2001; Т.М. Николаева, 1995; Е.И. Селиверстова, 1979, 2000), функциональные характеристики (Г.Л. Пермяков, 1968, 1970, 1988; Е.И. Селиверстова, 2000), синтаксическая структура и компонентный состав (К. Григас, 1987; В.П. Жуков, 2002; Т.М. Николаева, 1995; З.К. Тарланов, 1982, 1999).
Что касается примет, то к наиболее известным работам, посвященным этому типу паремий, можно отнести исследования Л.И. Минько (1973), А.Ф. Некрыловой (1991), Е.Г. Павловой (1984), Т.С. Садовой (2003), М.И. Шахновича (1984), В.К. Харченко (1992). В них затронуты вопросы тематической и логической классификации примет, рассмотрены их функциональные особенности. Однако до настоящего времени приметы остаются одной из наименее изученных групп паремий. В отличие от пословиц и поговорок они не только мало исследованы с
лингвистической точки зрения, но практически, если не считать примет о погоде, не собраны и лексикографически не разработаны. Это можно объяснить тем, что на протяжении многих десятилетий примета расценивалась «как символ бескультурья, и, хотя в последнее время отношение к астрологическим веяниям стало благожелательным и спокойным, примета все еще остается неизученным феноменом национального языка, национального сознания, национальной культуры» (Харченко В.К., 1994, с.7).
Как правило, исследователи и собиратели включают приметы в сборники пословиц и поговорок. Так, в сборнике В.И. Даля «Пословицы русского народа», в основании которого лежит семантико-тематический принцип группировки разнотипных народных изречений, некоторые из примет оформлены в отдельные рубрики: «Суеверия-приметы», «Человек-приметы». Большая группа примет размещена среди пословиц и поговорок в рубриках «Месяцеслов», «Земледелие».
В специальных сборниках примет, появившихся в последние годы (Е.А. Грушко, Ю.М. Медведев, 2000; В.А. Миронов, 1991; Г.Д. Рыженков, 1991), приметы лексикографически разрабатываются как особая группа паремий. Но и здесь рядом с ними можно найти близкие по структуре и функциям прогностические паремии других типов — гадания, вещие сны, поверья.
На современном этапе развития лингвистической науки сложность определения приметы как объекта паремиологии объясняется неоднозначностью интерпретации диапазона самой паремиологии и двойственностью паремиологического статуса примет, которые как языковые единицы являются объектом паремиологии - лингвистической дисциплины и как фольклорные тексты - объектом фольклористики -одного из направлений литературоведения.
По-прежнему остается открытым вопрос о составе паремиологического фонда, о месте и статусе внутри этого фонда паремий с прогностической функцией. По мнению Г.Л. Пермякова, прогностическая функция является ведущей для четырех типов паремий: примет, поверий, «вещих снов» и гаданий. Е.Г. Павлова предлагает объединить типы прогностических паремии в один тип примет, т. к. поверья - это суеверные приметы, «вещие» сны - снящиеся приметы, а гадания - альтернативные приметы, заключающие в себе позитивное и негативное начало.
Придерживаясь традиционного понимания примет, мы относим к ним устойчивые народные изречения со структурой предложения, содержащие предсказание каких-либо событий, явлений в будущем на основании имеющихся данных, например: Голуби разворковались - к ведру; Большие дождевые пузыри - к ненастью; Деревья в инее — небо будет синее; Рябина гроздная — зима морозная.
Прогноз, отображаемый приметами, формируется в народном сознании на базе наблюдений за окружающей действительностью. При этом он может быть основан как на реальных связях предметов и явлений (естественные приметы), так и на неподтвержденных научными данными традиционно передаваемых из поколения в поколение мифологических представлениях и символике реалий (суеверные приметы).
Обобщая многолетний опыт наблюдений, народное сознание организует полученные данные по особым прогностическим формулам {если есть А, то будет Б), которые лежат в основе примет как ментальных образований - прогностических представлений носителя определенной культуры.
Для языкового представления приметы используются различные средства.
Описание приметы в тексте, всякий раз создаваемое заново в зависимости от задачи момента на базе приметы как ментальной единицы, может иметь разную степень полноты и не всегда строго закрепленный состав компонентов в отличиие от приметы - языковой единицы, обладающей устойчивостью, т.е. стабильностью синтаксической структуры и компонентного состава и воспроизводимостью, что подтверждается фиксацией примет в нескольких лексикографических источниках без изменений в структуре и лексическом составе: В левом ухе звенит - к худым вестям (в одной и той же форме встречается в сборниках В.И. Даля, В.И. Зимина и А.С. Спирина, Л. Прошиной); Ранние ласточки - к счастливому году (у В.И. Даля, А.Ф. Некрыловой, Г.Д. Рыженкова, Е.А. Грушко и Ю.М. Медведева).
Таким образом, первоочередной задачей паремиологов является разграничение примет как языковых (паремиологических) единиц и речевых, текстовых описаний примет. Необходимо четко определить примету-паремию (объект собственно паремиологии) как устойчивую языковую единицу со структурой предложения, отображающую передаваемое из поколения в поколение предсказание событий. Ср.: Нос чешется - в рюмку глядеть (В.И. Даль, 935; Л. Прошина, 15; В.И. Зимин, А.С. Спирин, 428) и Если у человека зачесался нос - это значит, есть перспектива выпить. (Запись 2005 г.).
По функциям, структуре и ритмической организации приметы очень близки к другим типам паремий, в частности к пословицам, что неоднократно отмечалось паремиологами (Пермяков Г.Л.., 1988, с. 93). Прежде чем устанавливать соотношение примет, пословиц и поговорок по указанным параметрам, необходимо четко определить позицию по отношению к трактовке терминов «пословица» и «поговорка», в понимании которых до настоящего времени отсутствует единая точка зрения.
Наиболее четкой представляется позиция, сторонники которой считают, что к собственно пословицам относятся только такие краткие народные изречения, которые имеют одновременно прямой и переносный смысл или только переносный смысл и составляют в грамматическом отношении законченное предложение. Устойчивые выражения, употребляемые исключительно в прямом смысле, имеющие форму законченного предложения, относятся к поговоркам. Выражения, в которых часть компонентов употребляется в прямом значении, а другая часть - в переносном, определяются как пословично-поговорочные (Жуков В.П., 2002, с. 11-12).
Особого рассмотрения требует соотношение пословиц, поговорок и примет с точки зрения их синтаксической и логической структуры, прагматических функций, ритмической организации.
Необходимо выяснить, актуальны ли для примет универсальные логико-семантические инварианты, разработанные Г.Л. Пермяковым на материале пословиц, или же приметам свойственна «своя логика» и на уровне высокой абстракции.
Не вызывает сомнений общность синтаксической структуры большого количества примет, пословиц и поговорок. Однако и на этом уровне должно быть выявлено нечто, отличающее приметы или часть примет от паремий близких типов.
Обращает на себя внимание особая структурно-семантическая организация целого ряда примет - бессоюзные сложные предложения, вторая предикативная часть которых эллиптирована до предложно-именной формы со значением прогноза типа к дождю, к неурожаю, к морозу.
В свое время исследование структурно-семантических особенностей фразеологизмов привело к открытию метода структурно-семантического моделирования (В.М. Мокиенко, 1980). Выявление структурно-
семантических моделей на материале примет раскроет закономерности и конкретные механизмы образования этих единиц.
Прогностическая функция примет безоговорочно признается всеми как основная, определяющая для этого типа паремий. Выделяются и особые функциональные разновидности примет с оттенками запрета, рекомендаций (Е.Г. Павлова, 1984; Т.С. Садова, 2003). Четкое определение соотношения этих смысловых оттенков и основного, прогностического содержания приметы должно стать основополагающим при отграничении примет от пословиц и поговорок, близких по структуре, функциям и прагматическим характеристикам.
Решение этих актуальных для паремиологии вопросов, к которым мы обращаемся в данном диссертационном исследовании, позволит уточнить языковые свойства приметы как единицы паремиологической системы.
Около тридцати лет назад русские паремии стали объектом лингвострановедения, а затем лингвокультурологии - научного направления, изучающего взаимодействие языка и культуры посредством анализа национально маркированных языковых единиц.
Наиболее основательно в лингвокультурологическом аспекте изучены пословицы и поговорки. В научных исследованиях и учебно-методических разработках раскрывается национально-культурный фон пословиц различных тематических групп, их роль в политическом дискурсе и диалектной картине мира, представлен лингвострановедческий анализ пословиц на фоне иноязычных аналогов, сформулированы основные принципы их лексикографической разработки, лингвосоциокультурологического комментирования в иноязычной аудитории (А.В. Батулина, 2004; К. Григас, 1987; М.Е. Жукова, 2004; СВ. Кулинская, 2001; В.М. Мокиенко, 1989; Т.Г. Никитина, 1998, 2001, 2003; О.В. Новицкая, 2001; Л.С. Панина, 2004; Е.И. Селиверстова, 2004; О.С. Спиридонова, 2004; И.В. Тяпкова, 2001; Ф.Ф. Фархутдинова, 2004).
В лингвострановедческом словаре В.П. Фелициной и Ю.Е Прохорова (1988) воплощена концепция лингвострановедческого комментирования пословиц и поговорок с привлечением фактов русской истории, описаниями народного быта, обычаев, традиций, отражаемых паремиями.
Приметы, обладающие мощным лингвокультурологическим потенциалом, могут стать ценнейшим материалом для системного лингвокультурологического анализа, но на данный момент их этнокультурный фон лишь фрагментарно описан в научных статьях и монографиях (Т.С. Садова, 2003, 2004; В.К. Харченко, 1992, 1994), а сборники примет не содержат лингвокультурологических комментариев.
Этнокультурный фон примет может быть раскрыт на уровне целостного содержания приметы и на уровне отдельных ее компонентов. По сфере применения прогноза, отображенного приметами (как правило, в их второй, заключительной части) легко определить приоритеты, установленные народным житейским сознанием в разных сферах жизни, на разных участках деятельности человека (прогнозируется то, что особенно важно). По первой части приметы, отражающей наблюдение, базовое для прогноза, также выявляются особенности интерпретации народным сознанием окружающего мира: установление реальных отношений предметов и явлений, приписывание им магических свойств и нереальных связей на основе суеверных представлений.
Этнокультурно маркированные компоненты примет несут информацию об особенностях крестьянского труда и быта, о русской природе и духовном мире русского человека. Лингвокультурологическое истолкование такой лексики позволит объяснить происхождение многих примет, раскрыть их реальную или мифологическую основу.
Актуальность нашего исследования определяется необходимостью выявления языковой и этнокультурной специфики примет, уточнения их паремиологического статуса и места в системе русских паремий
Объектом исследования являются приметы - один из типов паремиологических единиц с прогностической функцией.
Предметом изучения - структурно-семантические свойства и этнокультурный фон примет.
Теоретическая значимость исследования заключается в расширении и углублении знаний о структурно-семантических особенностях примет, в возможности использования материалов диссертации при дальнейшей разработке теоретических проблем паремиологии, в том числе паремиологической идеографии, а также паремиографии. Результаты лингвокультурологического анализа примет обогатят теоретический фонд лингвокультурологии, они могут быть использованы при разработке теоретических основ лингвострановедческой презентации паремий.
Практическая ценность работы определяется возможностью использования полученных результатов в практике преподавания русского языка, культурологии, лингвокультурологии, в том числе в иноязычной аудитории. Материалы и выводы проведенного исследования могут быть востребованы при составлении паремиологических сборников и специальных лингвокультурологических словарей русских примет.
Материалом для исследования послужили приметы (1320 единиц), извлеченные из сборников и словарей: «Русские пословицы и поговорки» В.П.Аникина (1988), «Русские народные пословицы, поговорки, загадки и детский фольклор» В.П.Аникина (1957), «Словарь славянской мифологии» Е.А. Грушко, Ю.М. Медведева (1995), «Энциклопедия русских примет» Е.А. Грушко, Ю.М. Медведева (2000), «Пословицы русского народа» В.И. Даля (1957), «Пословицы и поговорки русского народа» В.И. Зимина, А.С. Спирина (1996), «Словарь пословиц и поговорок о море» Н. Каланова (2001), «Народный месяцеслов: Пословицы, поговорки, приметы, присловья о временах года и о погоде» Г.Д. Рыженкова (1991),
«Пословицы и поговорки народов Востока» Г.Л. Пермякова (1979), «Русские пословицы и поговорки» А.И. Соболева (1961), «Народные приметы и календарь» Л.С. Хренова (1994).
Кроме того, в качестве иллюстраций фрагментарно привлекался диалектный материал «Архангельского областного словаря», «Псковского областного словаря с историческими данными», словаря И.С.Меркурьева «Живая речь Кольских поморов», «Словаря орловских говоров», «Словаря русских народных говоров».
Цель работы - выявление языковых свойств и раскрытие лингвокультурологического потенциала примет как одного из типов русских паремий.
В соответствии с поставленной целью в работе решаются следующие конкретные задачи:
разграничение примет-паремий (языковых единиц) и их текстовых описаний;
выявление структурных особенностей примет на фоне пословиц и
поговорок;
выявление структурно-семантических моделей примет с учетом опыта структурно-логических классификаций пословиц и структурно-семантического моделирования в сфере фразеологии;
выявление функциональной специфики примет на фоне пословиц и поговорок;
тематико-идеографическая классификация примет по сфере наблюдения (1-я структурная часть приметы) и по сфере прогноза (2-я структурная часть приметы) с выявлением этнокультурной специфики применения прогноза;
раскрытие этнокультурного фона национально детерминированных компонентов примет.
Для достижения намеченной цели и решения поставленных в диссертации задач использовались следующие методы:
описательный, включающий приемы наблюдения, сопоставления, обобщения, классификации анализируемого материала;
структурно-семантического моделирования;
метод компонентного анализа;
- количественно-симптоматический метод;
Научная новизна исследования определяется обращением к малоизученному материалу (приметы) и новым аспектам его исследования (структурно-семантическое моделирование и лингвокультурологический анализ).
Положения, выносимые на защиту:
Приметы как языковые единицы, обладающие устойчивостью, стабильностью синтаксической структуры и компонентного состава и воспроизводимостью, необходимо отличать от текстовых описаний примет.
Несмотря на структурное и функциональное сходство примет с пословицами и поговорками, они образуют самостоятельный и единственный разряд паремий (языковых единиц) с доминантной прогностической функцией.
С учетом соотношения примет, поговорок и пословиц (по структуре, общей семантике и типам значения компонентов) в составе примет выделяются: приметы-поговорки, приметы пословично-поговорочного типа и собственно приметы.
В сфере собственно примет возможно структурно-семантическое моделирование. Здесь выделяется не менее 10 структурно-семантических моделей.
Тематико-идеографическая классификация примет по сфере прогноза позволяет выявить особенности народного
мировосприятия и миропонимания, приоритеты народного сознания в разных сферах деятельности человека.
Тематико-идеографическая классификация примет по сфере наблюдения позволяет говорить о результатах аналитической работы народного сознания по установлению реальных взаимосвязей явлений действительности.
Компоненты примет обладают этнокультурным фоном, исследование которого раскрывает символику реалий как базу или итог развития суеверных представлений и служит основой лингвокультурологического комментирования примет.
Структура работы. Работа состоит из Введения, двух глав, Заключения и Приложений, включающих материалы тематико-идеографической классификации примет по сфере прогноза и по сфере наблюдения.
Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования отражены в 8 публикациях, а также в докладах на международных научных конференциях: «Владимир Даль и современная филология» (Нижний Новгород, 2001), «Псковские говоры: синхрония и диахрония» (Псков, 2003), «Словарное наследие В.П. Жукова и пути развития русской и общей лексикографии» (Великий Новгород, 2004); на всероссийских научных конференциях: «В. И. Даль в парадигме идей современной науки: язык - словесность - самосознание - культура» (Иваново, 2001), «В.И. Даль в парадигме идей современной науки: язык -словесность - культура - словари» (Иваново, 2004); на ежегодных научных конференциях Псковского государственного педагогического университета (2001, 2002, 2003, 2004).
Народный прогноз и его отображение средствами языка
Народное миропонимание (мировидение, мироощущение, мировосприятие) является традиционным объектом изучения философии, этнографии, культурологии и социальной психологии. Оно формируется на основе массового сознания и выражает отношение человека к миру и к самому себе на житейском, обыденном уровне.
Термин «обыденное сознание» трактуется в науке по-разному. В философских работах наряду с термином «обыденное» употребляют немало других: «общее», «повседневное», «массовое», «практическое», «жизненное», «народное», «стихийное», «эмпирическое», «ненаучное», «житейское», «бытовое» сознание, «здравый смысл», и другие. В зависимости от контекста их смысловые и оценочные акценты варьируют в довольно широком диапазоне (Пукшанский Б.Я., 1987, с. 20).
В этнографии обыденным называют общее сознание этноса. Оно отражает модель мира (картину мира, образ мира), включающую основные стереотипы, фиксирующие типичные для членов этноса понятия, нормы поведения, знания, умения, на основе которых в каждом этносе формируются представления людей об окружающей действительности, самих себе, отношения с природой и окружающими людьми ( Бромлей Ю.В., 1983, с.70).
В социальной психологии обыденным сознанием, практическим разумом называют «психологию здравого смысла», «житейскую психологию», которая лежит в основе формирующейся у человека связной картины мира, с помощью которой он может быстро ориентироваться в окружающей его реальности (Шихирев ПК, 1979, с. 121-122; 1985, с.67-68). Таким образом, в этнографии и социальной психологии обыденное сознание характеризуется как практическое сознание людей (массовое и индивидуальное), выходящее за рамки узкоспециализированной профессиональной области и являющееся основой повседневной познавательной деятельности и регулятором человеческого поведения и общения.
Основным компонентом, стержнем обыденного сознания являются общественно накопленные знания (коллективный практический опыт, в том числе накопленный предшествующими поколениями, мифологические представления, верования, убеждения и т. п.).
С точки зрения генезиса большое место в обыденном знании занимают практические знания, являющиеся итогом непосредственного личного жизненного опыта каждого человека, не зависящие от научно-теоретической мысли и не отменяемые с ее развитием.
В философии обыденное сознание рассматривается не столько само по себе, сколько в различных оппозициях к отличным от него формам сознания, в первую очередь по отношению к теоретическому, научному сознанию. В отличие от научного, обыденное сознание не поднимается до теоретического осмысления действительности, а ограничивается рамками эмпирического опыта, закрепляется в традициях, нравах, обычаях (Келле В.Ж., Ковальзон М.Я., 1959, с. 23-24).
В обыденном сознании переплетаются рациональные и иррациональные представления, которые могут быть религиозными, ненаучными, антинаучными. Поэтому здравый рассудок, составляющий существенное, жизненно важное содержание обыденного сознания, не всегда оказывается здравым (Ойзерман Т.И., 1967, с. 120).
Философы отмечают такие «недостатки» обыденного сознания, как стихийность, сумбурность, оперирование категориями ненаучного характера и т. п. Тем не менее, обыденные знания, по мнению Б.Я. Пукшанского, отнюдь не просты ни по содержанию, ни по структуре (Пукшанский Б.Я., 1987, с. 25).
Обыденные знания человека вербализуются, то есть передаются средствами языка в различных формах как результаты познавательной деятельности. Это могут быть жизненно-практические советы, рецептурные правила, рекомендации и положения, имеющие обобщенный характер и возникающие в обыденном сознании на основе сочетания общих и специализированных знаний, личного и социального опыта.
Состав и структура обыденного знания включают много компонентов, различных в плане их происхождения, содержания, способов существования.
Сознание, по мнению психологов, предполагает наличие определенных схем (интеллектуальных структур), в соответствии с которыми человек воспринимает, перерабатывает, хранит и воспроизводит информацию об окружающем мире и о самом себе. Схемы включают правила, понятия, логические операции, используемые человеком для приведения имеющейся у него информации в определенный порядок. В результате анализа и обобщения сведений о закономерных связях, соотношениях явлений, действий человек может прогнозировать ситуацию (предсказывать развитие различных событий или явлений).
В народном сознании на основе реальных наблюдений и мифологических верований формируются условно-следственные прогностические формулы: если есть (нет) А - будет (не будет) В; если совершить (не совершить) А - последует (не последует) В. По этим формулам народное сознание организует репрезентацию прогноза в гаданиях, вещих снах, приметах.
Прогностическая функция гаданий реализуется в предсказаниях судьбы отдельного человека или событий в жизни целого коллектива.
В дохристианской Руси гадания составляли один из языческих обрядов. После принятия Христианства они стали преследоваться церковными служителями, и сохранились в народной среде как остатки языческой веры или как народная забава.
Основанием для предсказания в святочных гаданиях чаще всего служили какие-то предметы, личные вещи. Наиболее распространенным было следующее гадание: молодые люди складывали на блюдо кольца, перстни, сережки, кусочки хлеба и т. п. и покрывали их полотенцем. Затем исполнялись подблюдные песни, и каждый участник гадания вынимал какой-то один предмет. Из содержания песни выводилось предсказание. Исполняемые песни могли предвещать:
- счастье и богатство: Сам Исус Христос у ворот стоит, Со скотинкою, с животинкою. Кому вынется, скоро сбудется!
- свадьбу: Идут сваты богатые, Лады! Один сват в лаптях, А другой в сапогах. Кому поем, тому с добром, Кому сбудется, не минуетсяі
- безбрачие: Под окном сосна, сосна колючая. Кто прислонится, тот исколется. Да кому споем, тому добро, Кому скажется, тому сбудется,
Тому сбудется, не минуется.
-разлуку, дорогу: Ласточка касатая. Слава! Не вей гнезда в высоком терему, Ведь не жить тебе здесь и не летывать. Да кому мы спели, тому добро, Кому вынется, скоро сбудется.
- несчастье, бедность, болезнь: Залетела ворона в чужие ворота. Кому поем, тому с добром, Кому сбудется, не минуется.
- смерть: Идут мужики горбатые, Гребут землю лопатами. Кому песня поется, тому сбудется. Исполнится, не минуется.
В России было распространено святочное гаданье, в ходе которого девушки складывали в блюдо кусок угля, печинку (кусочек глины от печи), щетку, кольцо. Под звуки песни они по очереди вынимали предметы. Если девушка вынет уголь, то муж у нее будет негодяй и пьяница; если печинку - то она скоро умрет; если щетку - значит, муж у нее будет некрасивый, старый и житье нескладное; если вынет кольцо 18 муж будет молодой, а жизнь - счастливой (Обрядовая поэзия, 1989, с. 119 121).
В сельской местности гадали о будущем урожае: в ночь под Новый год выставляли у амбара пучки ржи, овса, проса, пшеницы и т. п. На каком пучке утром будет иней, на ту культуру будет урожай (Обрядовая поэзия, 1989, с.123).
Как видно из приведенных примеров, прогноз в гаданиях дается в крупных масштабах (жизнь, смерть, замужество или женитьба, бедность или богатство, урожай или неурожай) и рассчитан на долгий срок, как минимум на год вперед.
Языковая специфика приметы на фоне паремий других типов
Паремии относятся к малым жанрам русского фольклора и представляют собой, как правило, устойчивые, ритмически организованные изречения, аккумулирующие в себе многовековой опыт народа.
В паремиологии, изучающей эти устойчивые фразы и сверхфразовые образования, традиционно различают два диапазона: собственно паремиологию, предметом исследования которой являются пословицы, поговорки, загадки, приметы, присловья, прибаутки, скороговорки, «вещие сны», проклятия, пожелания, гадания, побасенки, головоломки, пустоговорки и т.п., и более широкий диапазон, включающий фразеологизмы, басни, сказки, поскольку они связаны с паремиями (могут служить их источником или сами образуются из паремий) (Пермяков Г.Л., 1970, с. 102).
Паремиология имеет богатые фундаментальные традиции и располагает довольно большим количеством разных по содержанию, объему и достоинствам текстов малых жанров устного народного творчества, составленных в разные периоды, начиная с XVII века (Аникин В.П., 2001, с. 18). Накопленный материал чрезвычайно богат и разнообразен не только тематически, но и с хронологической и ареальной точек зрения, что очень важно для его лингвистического и лингвокультурологического описания.
В истории становления паремиологии как науки можно выделить два больших периода: первый (ранний, донаучный), охватывающий XVIII и первую половину XIX века и характеризующийся накоплением паремиологического материала, и второй, который начинается со второй половины XIX века, когда наука уже накопила значительный фактический материал и в ней уже сложились определенные точки зрения. Этот период продолжается до наших дней. В современной паремиологии выделяется несколько направлений исследования материала: мифологическое, этнографическое, или антропологическое, сравнительно-историческое, системно-структурное, антропоцентрическое.
Первое дошедшее до нас собрание русских паремий «Повести или пословицы всенароднейшие по алфавиту» относится к концу XVII века. Это рукописный сборник, составитель которого остался неизвестным. В собрание вошло свыше 2500 пословиц и поговорок. Сборники, подобные этому, как правило, преследуют какие-либо практические цели, в них собраны паремии определенного типа: заговоры - в лечебниках, народные приметы - в гадательных книгах, которые появляются на всем протяжении XVII века (Азадовский М.К., 1958, с.42).
Первые паремиологи - это прежде всего литераторы и публицисты, которые ведут работу по собиранию и изданию фольклора. В 70-80-е годы XVIII века в литературе пробуждается интерес к народности, к историческому прошлому этноса, к тому, в чем выражается народность и в чем отражается прошлое. К этому времени относится первое системное описание суеверий, которое осуществил журналист М.Д. Чулков, издавший «Словарь русских суеверий» (1782 г.). Второе его издание, вышедшее в 1786 году, называлось «Абевега русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных простонародных обрядов, колдовства, шаманства и прочее». М.Д. Чулков дает пояснения к отдельным приметам, повериям, народным праздникам, преданиям. Словарь содержит отдельные этнографические сведения, касающиеся народных обрядов у русских, мордвы, чувашей, татар, киргизов и др.
В 1785 году И. Богданович по заказу императрицы Екатерины II составил сборник народных пословиц («Русские пословицы, собранные Ипполитом Богдановичем, в трех частях, в Санкт-Петербурге, иждивением Академии наук»). По мнению паремиологов, это издание не представляет научного интереса. Несмотря на то, что в руках у И. Богдановича были сборники подлинных народных пословиц, он, как справедливо заметил М.К. Азадовский, совершенно исказил их форму, передавая пословицы в виде стихотворных двустиший или четверостиший.
В 1789-1794 годах издается «Словарь Академии Российской», содержащий большое количество пословиц и поговорок. Однако по цензурным соображениям в словарь не вошли многие народные изречения этих типов.
В XVIII веке был накоплен значительный материал и сформулированы некоторые проблемы изучения устного народного творчества: необходимость сбора и систематизации памятников устного народного творчества, изучение места и роли народных изречений в создании национальной литературы, их значение в познании национального характера. В конце XVIII века наметились пути установления критериев отбора и оценки народных изречений.
Неизданный «Сборник пословиц, расположенных по содержанию» А.Х. Востокова был обнаружен в его бумагах и подробно описан И.И. Срезневским. Пословицы в сборнике А.Х. Востокова распределены по пяти рубрикам, выделенным по принципу отражения свойств народного характера: благоразумие, благодушие, целомудрие, правда или справедливость и др. В последний раздел наряду с пословицами вошли и поговорки. Кроме пословиц, отражающих определенные нравственные категории, А.Х. Востоков включает в свой сборник и такие единицы, которые раскрывают отношение народа к порядку, воспитанию, повиновению законам и властям и т. п.
И.М. Снегирев известен не только как собиратель произведений устного народного творчества, но и как их исследователь и составитель сборников: «Русские в своих пословицах. Рассуждения и исследования об отечественных пословицах и поговорках» в 4-х томах (1831-1834), «Русские простонародные праздники и суеверия» в 4-х томах (1837-1839), «Русские народные пословицы и притчи» (1848), «Русские юридические пословицы» (1849) и др.
И.П. Сахаров, в отличие от И.М. Снегирева, представителя академической науки, был самоучкой. Он опубликовал большое собрание заговоров, загадок, гаданий, примет. Главным его трудом были «Сказания русского народа» (1836-1849 г.). И.П. Сахаров не ограничивался ролью собирателя, он выступал и как толкователь народных изречений, что отражено в его статьях: «Взгляд на сказания русского народа», «Славянорусская мифология». Кроме того, в «Сказаниях русского народа» И.П. Сахаров дает библиографический список работ по мифологии и народным праздникам, а затем приводит «мнения русских литераторов о народной поэзии» (Мельц М.Я., 1971, с.76).
Самым значительным и уникальным из всех паремиологических сборников является труд В.И. Даля «Пословицы русского народа», опубликованный в 1861-1862 гг. В сборник вошло свыше 30 000 пословиц, поговорок и других единиц малых жанров русского фольклора. Источником «Пословиц русского народа» послужили несколько сборников XYII века, собрание И.М. Снегирева и прежде всего записи живой русской речи народа. Сборник В.И. Даля стал первым паремиологическим сборником идеографического типа. Различные народные изречения расположены здесь по семантико-тематическому принципу. В словаре даются толкования отдельных слов и выражений, этнографические пометы.
Теория и практика лингвокультурологического описания паремий
Проблема соотношения языка и культуры для лингвистики не нова. В начале XIX века над ней работали В. и Я. Гримм, В. фон Гумбольдт. Развитие этих идей в России приходится на 60-70-е годы XIX века и связано с именами Ф.И. Буслаева, А.Н. Афанасьева, А.А. Потебни (Атабекова А.А., 2000, с. 19; Хроленко А.Т., 2000, с.332; Маслова В.А., 2001, с.59).
На современном этапе исследование взаимосвязи языка и культуры находится в центре внимания языковедов, этнолингвистов, социолингвистов, психолингвистов, культурологов. Культурология исследует самосознание человека по отношению к природе, обществу, сферам социального и культурного бытия; лингвокультурология как раздел языкознания рассматривает мировоззрение, которое отображается в языке в виде языковой картины мира; этнолингвистика изучает те элементы лексической системы языка, которые способствуют выявлению народных стереотипов или же фольклорной картины мира народа; социолингвистика занимается изучением особенностей языка различных социальных и возрастных групп, в том числе в связи с их культурой и субкультурой.
В лингвометодическом плане проблема взаимодействия языка и культуры традиционно рассматривалась в рамках лингвострановедения. Становление лингвострановедения как науки приходится на начало 70-х годов. Предметом лингвострановедения, по определению ведущих теоретиков направления Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова, является анализ языка с целью выявления в нем национально-культурной семантики, а также пути и способы ознакомления иностранцев через изучаемый язык с культурой народа - носителя этого языка. Авторы уточняют, что «анализ национально-культурной семантики в лингвострановедении проводится ради ее включения в учебный процесс, а не с самодостаточными познавательными задачами» (Верещагин Е.М., Костомаров В.Г., 1990, с.27). Таким образом, лингвострановедение является лингвометодической дисциплиной, цель которой - обеспечение адекватного понимания слова и текста, закрепление и активизация сведений о культуре страны изучаемого языка. Современное лингвострановедение предполагает поиск соответствующих методических приемов в процессе преподавания русского языка как иностранного и представляет собой практическую реализацию лингвокультурологической теории в процессе обучения языку иностранцев.
Лингвокультурология как особое научное направление возникла в 90-е годы XX века. Существуют разные точки зрения относительно ее статуса. Например, В.В. Воробьев считает лингвокультурологию дисциплиной синтезирующего типа, пограничной между науками, изучающими культуру, и лингвистикой. В.А. Маслова определяет лингвокультурологию как науку, возникшую на стыке лингвистики и культурологии, но самостоятельную по своим целям, задачам, методам и объекту исследования (Маслова В.А., 2001, с. 28). С лингвокультурологией тесно связаны этнолингвистика и социолингвистика, что позволяет В.Н. Телия считать лингвокультурологию разделом этнолингвистики. По мнению В.А Масловой, это принципиально разные науки (Маслова В.А., 2001, с. 9).
Дискуссионным остается вопрос об объекте исследования лингвокультурологии. Так, В.А. Маслова относит к нему: 1) безэквивалентные языковые единицы (обозначения специфических для данной культуры явлений, по Е.М. Верещагину и В.Г. Костомарову); 2) мифологизированные языковые единицы: архетипы и мифологемы, обряды и поверья, ритуалы и обычаи, закрепленные в языке; 3) паремиологический фонд языка; 4) фразеологический фонд языка; 5) эталоны, стереотипы, символы; 6) метафоры и образы; 7) стилистический уклад разных языков; 8) речевое поведение; 9) речевой этикет (Маслова В.А., 2001, с. 37-47). Такое выделение единиц лингвокультурологии, по мнению многих исследователей, не является окончательным и неизменным. В этот список внесены лишь основные области изучения, в которых активнее всего взаимодействуют язык и культура.
В.В. Воробьев считает единицей лингвокультурологического исследования лингвокультурему, комплексную межуровневую единицу, которая в отличие от лексемы и лексико-семантического варианта как собственно языковых единиц включает в себя сегменты не только языка (языкового значения), но и культуры (внеязыкового культурного смысла), репрезентируемые соответствующим знаком. Совокупность лингвокультурем, таким образом, раскрывается как система реальных знаний о культуре, представленных в виде модели (лингвокультурологического поля), в которой языковая «картина мира» углубляется до лингвокультурологической «картины мира» как системы знаний о культуре (лингвокультурологической компетенции), воплощенной в определенном национальном языке (Воробьев Г.С., 1997; Ягодова А.А., 2003, с.28-29).
