Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Слова с корнем благ- в церковнославянском языке 17
1.1. Понятие блага в православном догматическом богословии и святоотеческой традиции. Благость Господня в вероучении Псалтири .17
1.1.1. Понятие блага в православном догматическом и нравственном богословии 18
1.1.2. Благо в святоотеческой традиции 23
1.1.3. Понятие блага в вероучении Псалтири 25
1.2. Семантическая структура слова благо и его производных в церковнославянском языке 28
1.2.1. Семантический объем понятия блага как центрального среди слов с корнем благ- в церковнославянском языке 29
1.2.2. Семантическая значимость некоторых понятий с корнем благ- 37
1.2.3. Функционирование слов с корнем благ- в Псалтири 44
1.2.4. Написание слов с корнем благ- в церковнославянском тексте 47
1.3. Некоторые особенности лексико-семантической группы с корнем
благ- в церковнославянском языке 48
1.3.1. Типы морфемных лексико-семантических групп в языке (концепция Р.М.Цейтлин) 48
1.3.2. Некоторые особенности лексико-семантической группы с корнем благ- в церковнославянском языке 50
ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ I 55
ГЛАВА II. Слова с корнем благ- в современном русском языке 58
2.1. Семантическая структура слова благо в русском языке 59
2.2. Семантика и функциональность наиболее значимых слов с корнем благ- в современном русском языке (используется Национальный корпус русского языка) 64
2.3. Развитие отрицательного значения у слов с корнем благ- как тенденция современного русского языка 86
2.4. Особенности функционирования слов с корнем благ- в дискурсах светской и православной публицистики 91
2.4.1. Особенности функционирования слов с корнем благ- в современной светской периодике (на материале газет «Московская правда» и «Правда»).... 92
2.4.2. Некоторые особенности функционирования слов с корнем благ- в современной православной периодике (на материале газеты «Возглас»).... 100
ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ II 104
ГЛАВА III. Сравнительный анализ некоторых словообразовательных и семантических особенностей слов с корнем благ- в церковнославянском и современном русском языках 107
3.1. Некоторые особенности словообразовательного гнезда с ядерной единицей благо в церковнославянском и современном русском языках . 107
3.1.1. Словообразовательные гнезда с корневым компонентом благ- в церковнославянском и современном русском языках 108
3.1.2. Образование и семантика сложных слов, входящих в словообразовательное гнездо с ядерной единицей благо, в церковнославянском и современном русском языках 111
3.2. Слова с корнем благ-, входящие в церковнославянском и современном русском языках в семантическое поле «Человек» 117
3.2.1. Наименования лица словами с корнем благ- в церковнославянском и современном русском языках 118
3.2.2. Слова с корнем благ-, называющие признаки лица, в церковнославянском и современном русском языках 131
3.2.3. Слова с корнем благ-, называющие действия лица, в церковнославянском и современном русском языках 160
3.3. Благо как синоним добра в церковнославянском и современном русском языках 173
3.3.1. Семантические объемы понятий добро и благо и их соотношение в церковнославянском и современном русском языках 174
3.3.2. Исторические изменения в объеме понятий добро и благо и их соотношение в русском языке 176
ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ III 181
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 183
БИБЛИОГРАФИЯ 186
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ 204
ПРИЛОЖЕНИЕ 1 206
ПРИЛОЖЕНИЕ 2 254
ПРИЛОЖЕНИЕ 3 263
ПРИЛОЖЕНИЕ 4 269
- Понятие блага в православном догматическом богословии и святоотеческой традиции. Благость Господня в вероучении Псалтири
- Семантическая структура слова благо в русском языке
- Некоторые особенности словообразовательного гнезда с ядерной единицей благо в церковнославянском и современном русском языках
Введение к работе
Определяя благо как философскую категорию, мы должны принять, что оно имеет сверхбытийный статус высшей универсальной ценности, не постигается ни одним из чувств, не доступно воображению, превосходит любое рассудочное построение и не вмещается умом [ПЭ, Т. 5, с. 233].
Вопрос о благе в философии различных периодов ставился в связи с уяснением смысла бытия и человеческого существования как вопрос о Высшем Благе (термин введён Аристотелем — лат. summum bonum), в зависимости от которого определялась соотносительная ценность всех других благ. Античная философия усматривала высшее благо в блаженстве -«эвдемонии», содержание которой трактовалось различно представителями разных направлений: как наслаждение (киренаики, Эпикур) или воздержание от страстей (киники), как добродетель в смысле господства высшей, разумной природы над низшей (Аристотель, стоики) и т.д. Платон называл благом Единое как основу всякого бытия. Аристотель различал блага трёх родов: телесные (здоровье, сила и т.п.), внешние (богатство, честь, слава и т.п.) и душевные (острота ума, нравственная добродетель и т.п.).
В средневековой схоластике, перерабатывавшей идеи античной философии на основе принципов христианского теизма, в качестве Высшего Блага выступает Бог, являющийся источником всех благ и конечной целью человеческих устремлений. Новоевропейская философия подчёркивает роль субъекта в определении чего-либо как благо (Т. Гоббс, Б. Спиноза: благо есть то, к чему стремится человек, то, что ему нужно). Другим характерным явлением новоевропейской этики является утилитаристское истолкование блага, сведение его к полезности. С конца 19 в. понятие блага вытесняется понятием ценности. В более узком смысле благо в этике становится синонимом добра.
В современной этической науке также существует понятие Высшего блага: это безусловная цель, к которой в конечном итоге стремятся все люди, какие бы конкретные цели они ни преследовали и к каким бы конкретным
благам они ни стремились. Само определение блага на современном этапе получает крайне размытые очертания и носит исключительно субъективный характер. Так, например, благо (философское) — то, что заключает в себе определенный положительный смысл [РЭС, с. 167].
Учет данных сведений требуется в диссертации для анализа семантики лексических единиц с корнем благ- в избранном сопоставительном плане, необходим при наличии на современном этапе сакрально-повседневного двуязычия (естественного для православных верующих) и в связи с особенностями антропоцентрической парадигмы, доминирующей в языкознании XXI в., поскольку, как справедливо указывает В.А. Маслова, «все тонкости культуры народа отражаются в его языке, который специфичен и уникален, так как по-разному фиксирует в себе мир и человека в нем» [Маслова, 2001, с. 3].
Для того чтобы сопоставить, как концептуальное понятие БЛАГО фиксируется в языковой картине мира церковнославянского и современного русского языков, мы обращаемся к исследованию словообразовательных гнезд, включающих в себя единицы с данным корнем.
К сожалению, мы должны учесть мнение о том, что «на протяжении долгого времени лингвистика изучала не язык как таковой, в единстве его телесного и духовного аспектов, а лишь грамматический, синтаксический и семантический скелет языка. Именно по этой причине не удавалось перекинуть мостик от языка к мышлению, нащупать их связующее начало. Между тем не скелет, а душа языка, т.е. опредмеченное в нем мировоззрение, идеология, система ценностей, напрямую связывает его с душой говорящего субъекта, его внутренним миром, мышлением» [Борухов, 1991, с. 116].
В центре внимания многих исследователей находилось предложение в его связи с мышлением человека, жизненными коллизиями и ситуациями в речи. Между тем ценностные отношения имеют свое выражение не только в синтаксических конструкциях, но и в словообразовательных гнездах [ср.: Вендина 1998].
Системно-функциональный подход к фактам словообразования позволяет выявить способы оценки внеязыковой действительности и эксплицировать своеобразие в лексико-семантическом освоении мира — от названий отдельных растений или атмосферных явлений до социальных структур разного уровня. Взаимодействие человека с окружающим миром, в процессе которого происходит познание и оценка мира, приводит к формированию ценностного видения мира.
Словообразование же дает возможность понять, какие ценности удерживает сознание. Оно эксплицирует свойства и качества денотатов, их связи и отношения, функциональную нагрузку, а главное — их значимость для носителей языка. Именно словообразование позволяет выявить способы оценки внеязыковой действительности, рассмотреть ее сквозь призму шкалы соответствий системе ценностей, определить, какие ее элементы словообразовательно маркируются и почему, и тем самым выяснить, что в языковом сознании того или иного народа является жизненно и социально важным [см., например: Вендина, 1998; Кочеткова, 2005; Низаметдинова, 2004].
По словам Т.И. Вендиной, «уже сам выбор того или иного явления действительности в качестве объекта словообразовательного детерминирования свидетельствует о его значимости для носителей языка. Эта селективность словообразования позволяет проиллюстрировать своеобразие перцепции и оценки человеком окружающего его мира. Оценивание действительности с точки зрения потребностей, интересов и установок познающего субъекта формирует глубинную основу системы ценностей народа» [Вендина, 1998, с. 202].
Нельзя не согласиться с мнением, что язык является своеобразной моделью природных и мыслительных процессов, а словообразовательный акт, в ходе которого устанавливается связь между предметом мысли и языковым знаком, является, по сути дела, когнитивным актом, раскрывающим тайны механизма взаимодействия жизни и языка. Причем это
не пассивная объективация внешнего мира, а сознательное и целенаправленное словотворчество, дающее систему ориентиров в предметном мире. Именно этим объясняется факт словообразовательной избирательности: в языке как духовной «памяти народа» семантически и словообразовательно маркируется то, что имеет практическую и познавательную ценность в его повседневной жизни, т.е. познавательное и ценностное как бы сливаются в акте номинации [Там же].
Благодаря производному слову мы можем обратиться к исследованию мышления человека, его восприятию и членению универсума, так как именно производное слово позволяет понять, «какое концептуальное или когнитивное образование подведено под «крышу» знака, какой квант информации» выделен телом знака из общего потока сведений о мире» [Кубрякова, 1993, с. 23]. Сохраняя свою внутреннюю форму, производное слово, таким образом, дает возможность узнать, о чем и как думает тот или иной народ, отсылая к его концептуализации мира. А поскольку эта концептуализация носит системный характер, то выбор словообразовательно маркируемых реалий и их актуализируемых признаков также не является случайным и тем более хаотичным, а проявляет системный характер, давая представление о мировидении, мирочувствовании и миросозерцании народа.
Помимо прочего, необходимо, вслед за Т.И. Вендиной, отметить, что словообразовательно детерминированная лексика являет собой своеобразную классификацию человеческого опыта [Вендина, 1998, с. 202-203], что особенно важно при антропоцентрическом подходе к трактовке данных.
Прежде чем перейти к анализу материала, выдвинутого темой нашего исследования, целесообразным представляется дать некоторые комментарии относительно того, что же в настоящем исследовании означает термин церковнославянский язык. Необходимость разъяснения обусловлена многозначностью, которая характеризует употребление слова
церковнославянский в научной литературе на протяжении многих десятилетий2.
Мы не считаем тождественными термины церковнославянский язык и старославянский язык {древнецерковнославянский язык, общеславянский язык). Применительно к тому языку, который был создан свв. Кириллом и Мефодием и который пришел на славянскую, в т. ч. русскую, почву в X-XI вв., обозначение церковнославянский язык малоприменительно, поскольку оно «подчеркивает профетический, священный статус языка, совершенно игнорируя, что солунскими братьями и их последователями был создан язык не только религии, но науки и философии (можно вспомнить хотя бы трактат «о письменах» черноризца Храбра, в котором изложены факты, связанные с созданием славянской письменности)» [Маршева, 2001]. Однако вместо старославянский довольно часто используется именно церковнославянский. Так, оценивая языковую ситуацию Киевской Руси, А. А. Шахматов в «Очерке современного русского литературного языка» употребляет именно термин церковнославянский, хотя очевидно, что речь идет о языке несколько иного статуса, нежели язык церковнославянский: «Памятники XI века, т. е. первого столетия по принятии Русью христианства, доказывают, что уже тогда произношение церковнославянского языка обрусело, утратило чуждый русскому слуху характер; русские люди обращались, следовательно, уже тогда с церковнославянским языком как со своим достоянием, не считаясь с его болгарским происхождением, не прибегая к иноземному учительству для его усвоения и понимания» [Шахматов, 1930, с. 8].
В настоящем исследовании под церковнославянским языком мы понимаем новейший («синодальный») церковнославянский язык русского извода, используемый как литургический язык Русской Православной Церковью, отличающийся от древнецерковнославянского (старославянского, общеславянского) языка.
2 По этому же вопросу см., например, Войлова, 1996 или ее же в коллективной монографии «Проявление субъективного ...» , 2000, с. 67—73
Основой нашей работы в той ее части, где речь идет о церковнославянском языке и, следовательно, вероучении Православной Церкви, составляет, безусловно, Священное Предание, являющееся общей формой сохранения и распространения Церковью своего учения [см. Давьщенков, 2006, с. 36], что и определило выбор материала для анализа в соответствующих разделах - текстов Священного Писания и литургических.
Понятие блага в православном догматическом богословии и святоотеческой традиции. Благость Господня в вероучении Псалтири
Церковнославянский словарь свидетельствует о весьма широком круге слов — как однокорневых, так и сложных, - характеризующихся принадлежностью к словообразовательному гнезду с ядерной единицей благо (310 единиц). Такое многообразие дериватов может быть объяснено, на наш взгляд, единственным фактором: благо - одно из свойств Бога в православном догматическом учении, а церковнославянский язык (преемник старославянского), как язык сакрального характера, бесспорно, отражает теоцентрическую систему ценностей православного верующего.
Но нельзя, решая поставленную задачу, не принять во внимание и следующего положения, которое в силу своей значимости становится исходным. «Как в физической природе господствует всеобщий и неизменный закон, производящий повсюду порядок и красоту, так и в мире духовном, и в частности в области человеческой жизни, господствует такой же всеобщий и неизменный закон, устанавливающий повсюду порядок и производящий благо. Оба закона имеют свое основание в святой, всемогущей и благой воле Бога. Но если в физической природе закон осуществляется с необходимостью, то в человеческой жизни он исполняется свободно. Там принужденность и неизбежность, а здесь обязательство (т.е. повеление без принуждения). Свободное или добровольное исполнение обязательств, налагаемых на нас законом или волей Бога как Творца и как Искупителя нашего, называется нравственностью или нравственной жизнью, точнее — христианской нравственностью» [Олесницкий, 1907].
Поэтому весьма важным представляется рассмотреть в настоящем разделе богословский подход к толкованию понятия благо и обратиться к святоотеческой традиции интерпретации этого понятия.
Раскрывая сущность божественных имен, св. Дионисий Ареопагит замечает: «Мы познаем Бога не из Его природы, ибо она непознаваема .. . , но из устройства всего сущего, ибо это — Его произведение, хранящее некие образы и подобия Его божественных прообразов» [Дионисий Ареопагит, сщмч., 1994,с.245].
По определению Православной энциклопедии, благо — конечный (предельный) предмет стремления человека, движение к которому не нуждается в дальнейшем обосновании; в богословии это одно из божественных имен. Как философская категория, благо имеет сверхбытийный статус высшей универсальной ценности, которая не постигается ни одним из чувств, не доступно воображению, превосходит любое рассудочное построение и не вмещается умом [ПЭ, Т. 5, с. 233].
Учение Православной Церкви о существе Божием, основываясь на аксиоме о недоступности для человеческого познания сущности Божией, имеет своим содержанием свойства Божий (общие всем лицам Святой
Троицы), принадлежащие самому Существу Божию и отличающие Его от всех прочих существ. Будучи Личностью и заключая в Себе совершенную полноту бытия, Бог имеет две группы свойств: апофатические (или онтологические) свойства, характеризующие совершенство Божественной природы) и катафатические (или духовные) свойства, имеющие отношение к Богу именно потому, что Он личностное Существо, Которое «благоволит открыть Себя людям» [Давыденков, 2006, с. 82].
Как пишет преп. Иоанн Дамаскин, «что говорим о Боге утвердительно, показывает нам не естество Его, но то, что относится к естеству» [Цит. по: Давыденков, 2006, с. 87]. Так «в соответствии со свойствами Божиими Священное Писание образует имена, с помощью этих имен Церковь и выражает свой опыт богопознания» [Давыденков, 2006, с. 87]. Византийское богословие называет эти Божественные имена энергиями: именно этот термин наилучшим образом передает превечное сияние Божественной природы; он гораздо лучше, чем школьно-богословские "атрибуты" или "свойства", дает нам представление об этих живых силах, этих излияниях, этом преизбытке Божественной славы. Ибо теория нетварных энергий — глубоко библейская по духу. Библия часто говорит о пламенеющей и гремящей Славе, которая позволяет познать Бога вне Его Самого, сокрывая Его в потоках света [Лосский, 1991]. Именно к энергиям Бога, именам Божиим, или катафатическим свойствам, наряду с Разумом, Премудростью, Всеведением, Святостью, Светом, Всемогуществом, Всеблаженством, Любовью, Милостью и Правдой относится и Благость. Что же представляет собою Благость (Благо) как личностное свойство Божие? Ответ на данный вопрос содержит раздел богословской науки, именуемый догматическим богословием, который, как явствует из названия, раскрывает содержания догматов , составляющих фундамент церковного (религиозного) учения (в нашем случае это вероучение Православной Церкви).
Семантическая структура слова благо в русском языке
В современной этической науке существует понятие Высшего блага: это безусловная цель, к которой в конечном итоге стремятся все люди, какие бы конкретные цели они ни преследовали и к каким бы конкретным благам они
ни стремились. Думается, можно утверждать, что понятие высшего блага в контексте рассуждений некоторых философов, например, Генри Сиджвика, оказывается внеморальным: оно определяет направленность морального поведения, как и всех других разновидностей действий человека, а также накладывает на него ограничения [Артемьева, 2003].
Мы видим, что современная этическая концепция блага (внерелигиозная) в значительной степени более прагматична, чем христианская. Рассмотрим, какое отражение находит это в современном русском языке.
Лексикографические источники фиксируют значительные изменения семантики слова благо по сравнению с церковнославянским языком. Академический словарь русского литературного языка (БАС) указывает на следующие значения анализируемой лексической единицы:
БЛАГО, -а, мн. блага, благ, ср. 1. Только ед. Добро. Жизнь начинает казаться благом, а не злом. Гонч. Обыкн. ист. Счастье, благополучие (обычно в приподнятой, торжественной речи). 2. Только мн. То, что служит удовлетворению потребностей человека, дает материальный достаток, доставляет удовольствие, моральное удовлетворение. 3. В знач. предикатива. Хорошо (обычно употребляется в сложноподчиненном предложении).
Омонимом к полисеманту благо является подчинительный союз благо:
БЛАГО, союз причин. Разг. Употр. для указания на благоприятствующую причину чего-л.; благодаря тому что; тем более что [БАС, Т. 1,с. 593].
Обратившись для привлечения иллюстрационного материала к информационно-справочной системе «Национальный корпус русского языка» [НКРЯ], и проанализировав содержащиеся в нем контексты, извлеченные методами сплошной и направленной выборки, мы пришли к таким выводам. На наш взгляд, семантика данного слова в современном русском языке складывается из следующих семантических компонентов:
1) нечто приносящее удовольствие, радость; добро {благо 1): Здоровье — самое главное для нас благо. [Беседа в Петербурге (2004.01.27)]; Появляются торговцы антиквариатом, которые строят свой бизнес на разнице оценок, связанных с разными видениями этих вещей в разных социальных группах: в одних - как "бесполезный хлам", в других - как определённое благо. [Лариса Шпаковская. Старые вещи. Ценность: между государством и обществом // "Неприкосновенный запас", 2004.01.15]; Или Народная партия Райкова со своими телероликами о благе народа. [Г.А. Зюганов: Только коммунисты поправят положение // "Советская Россия", 2003.08.23] Е. И. Николаева (Санкт-Петербург) в сообщении "Смысл жизни как ответственность за поступок" отмечает, что в настоящее время гуманистические ценности всё более дискредитируются насилием, прикрытым личиной высшего блага. [Психологические аспекты смысла жизни // "Вопросы психологии", 2003.07.22];
2) польза {благо 2): Пример последних — наши собственные клетки печени, гепатоциты, которые постоянно заботятся о благе всего организма, ибо поддерживают нужный уровень "горючего " - глюкозы в крови путём постоянного производства и расщепления запасов гликогена. [Кирилл Ефремов. Размышления у книжной полки: Бегство от одиночества // "Знание-сила", 2003]; Теперь после основного места работы провинившийся будет обязан "отпахать" ещё, например, четыре часа "на благо общества". [Андрей Гусев. Проституток накажут метлой // "Аргументы и факты", 2003.06.11]; Изобретатель искренне движим жаждой прогресса, он думает об общественном благе, а общество отвечает ему насмешкой. [Иван Дмитриев. Мягкое место террориста. Дурацкие изобретения имеют право если не на жизнь, то на свет // "Известия", 2002.06.20];
Некоторые особенности словообразовательного гнезда с ядерной единицей благо в церковнославянском и современном русском языках
Сопоставление словообразовательных гнезд с корнем благ- позволяет проследить их эволюцию в двух параллельно функционирующих языковых системах. В ходе такого сопоставления предпринимается попытка реконструкции словообразовательного гнезда с ядерной единицей благо в церковнославянском языке, что должно способствовать созданию фрагмента словообразовательного словаря церковнославянского языка.
Обращение к способности исследуемого корня входить в состав слов, номинирующих или характеризующих лицо по определенному признаку, открывает возможность для выявления критерия оценочности в его семантической структуре через соотнесенность с понятием благо.
Наконец, сопоставление БЛАГА и ДОБРА в системах церковнославянского и современного русского языков способствует уяснению объема данных концептуальных понятий и расставляет дополнительные акценты в ценностных ориентирах, которые транслируются каждым из этих языков.
«Если попытаться сопоставить словообразовательный акт с механизмом выражения мнения о ценности в полипредикативных предложениях простой, сложной или осложненной структуры, то следует признать, что в словообразовательном акте (и шире — в процессе номинации) так же, как и в оценочном суждении, совершаются те же мыслительные операции и
устанавливаются те же причинно-следственные связи между явлениями действительности, как и в любом оценочном высказывании: так же происходит сопоставление, логическая квалификация и оценка явлений, подлежащих словообразовательному детерминированию, как и в предикативных конструкциях» [Вендина, 1998, с. 9]. Мы принимаем как опорное утверждение, что словообразование открывает возможности для концептуальной интерпретации действительности. Оно позволяет понять, какие элементы внеязыковой действительности и как словообразовательно маркируются, почему они удерживаются сознанием, ибо уже сам выбор того или иного явления действительности в качестве объекта словообразовательной детерминации свидетельствует о его значимости для носителей языка [Там же]. Нельзя не согласиться и с Т.М. Николаевой, которая, говоря о роли качественных прилагательных в формировании картины мира, замечает: «Приписывая предметам и явлениям окружающего мира те или иные объективно присущие им свойства, человек демонстрирует свое небезразличие к этим свойствам» [Николаева, 1983, с. 235-236]. Сам процесс их «означивания» с помощью словообразовательных средств предполагает измерение их значимости для носителя языка. Поэтому, как отмечает Т.И. Вендина, в словообразовании ярче всего реализуется идея связи сознания со структурой языка [Вендина, 1998, с. 9].
