Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Фразеологизм. Пословица. Вариантность (Общий взгляд) 39
1. Фразеологизм и его вариативность 40
2. Пословица и фразеологизм 52
3. Языковой статус, признаки и свойства пословиц 66
Выводы 86
ГЛАВА II. Лексическое варьирование пословиц 90
1. Синонимические замены в составе пословицы '. 94
1.1. Близость взаимозаменяемых компонентов пословицы 96
1.2. Отношения смысловой и экспрессивной синонимии 113
1.3. Стилистическая синонимия конкурирующих слов 118
1.4. Частеречное варьирование в составе пословицы : 131
1.5. Многокомпонентные вариантные парадигмы 134
1.6. Традиционные замены в составе пословицы 140
2. Замены на основе тематической близости 143
3. Гиперо-гипонимические замены в составе пословиц 156
4. Замены, основанные на принципах метонимии 158
5. Отношения логического развития и конкретизации при заменах 164
Выводы 167
ГЛАВА III. Отношения окказиональной синонимии между конкурирующими компонентами пословицы 172
1. Лексическая вариантность паремий и вербальные культурные коды 173
2. Вариантность, поддерживаемая распространенным пословичным мотивом 184
3. Квантор всеобщности как регулятор лексических замен 200
4. Семантическая неполновесность компонента паремии 210
5. Вариантность и идея пословицы 220
Выводы 251
ГЛАВА IV. Фрагмент и модель как проявление стереотипности пословиц 256
Выводы 291
ГЛАВА V. Бинарная структура пословицы, или пословичный бином 295
1. Антонимы в составе биномов 304
2. Синонимы как составляющие бинома 332
3. Рифмопары как особый вид паремийного бинома 338
4. Ассоциативно-тематические связи между частями бинома 351
Выводы 371
Заключение 377
Список сокращений 382
Литература 385
- Пословица и фразеологизм
- Частеречное варьирование в составе пословицы :
- Квантор всеобщности как регулятор лексических замен
- Рифмопары как особый вид паремийного бинома
Введение к работе
Актуальность диссертационного исследования заключается в следующем. Вопросы, связанные с вариативностью пословиц, с факторами, влияющими на процесс варьирования, а также с механизмами его осуществления, относятся к числу недостаточно изученных. Практически не изучены явления стабильного, повторяющегося в сфере паремии. Между тем сочетание подвижности и постоянства, стабильного и вариативного признается способом существования, развития и функционирования единиц языка (Н.Д. Арутюнова, М.Я. Гловинская, В.Д. Девкин, Г.А. Золотова, В.И. Кодухов, Т.П. Ломтев, Ю.С. Маслов, З.Д. Попова, Т.А. Расторгуева Р.П. Рогожникова, Н.Н. Семенюк, Н.В. Хруцкая, Д.Н. Шмелев, В.Н. Ярцева и др.), а единство и взаимопроникновение статических и динамических элементов, сплав традиционного и импровизационного – существенной чертой фольклорного текста (В.П. Аникин, В.Е. Гусев, Б.Н. Путилов, Е.М. Мелетинский, С.Ю. Неклюдов, С.Е. Никитина, Т.В. Цивьян, К.В. Чистов и др.), распространяющейся и на пословичный жанр. Преломление вариативного и стабильного, повторяющегося и неповторимого проявляется в пословицах – единицах языка, мысли и фольклора – особым образом.
Хотя за последние десятилетия в русистике был опубликован целый ряд исследований, в которых анализу подвергались различные аспекты фразеологического и паремиологического в языке (А.М. Бабкин, Н.Ф. Алефиренко, Т.Г. Бочина, К. Григас, А.В. Жуков, В.И. Зимин, Е.Е. Иванов, М.Ю. Котова, А.М. Мелерович, В.М. Мокиенко, А.М. Молотков, Т.Г. Никитина, А.А. Потебня, И.А. Подюков, А.Д. Райхштейн, К.П. Сидоренко, Л.И. Степанова и др.) – как в структурном отношении (А.А. Быкова, Я.И. Гин, А.А. Крикманн, Ю.И. Левин, Е.М. Мелетинский, Т.М. Николаева, Г.Л. Пермяков, Е.Н. Саввина, В. Фойт), так и в аспекте культурного осознания мира через язык (М.А. Алексеенко, А.П. Бабушкин, Л.В. Басова, О.В. Белова, Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров, С.Г. Воркачев, О.А. Дмитриева, В.В. Красных, Л.М. Малых, Б.Ю. Норман, Л.Б. Савенкова, Ю.С. Степанов, В.Н. Телия, Н.Н. Шарманова, А.Д. Шмелев), ряд проблем, связанных с природой, семантическими и структурными особенностями пословицы, остается по-прежнему нерешенным.
С другой стороны, неоднородность фольклорной культуры и наличие в качестве подсистем отдельных жанров со своей спецификой организации текста и функционирования в обществе, с особой формульностью стиля, с присущими для каждого звуковыми, языковыми и образными средствами и т.д., привела в последние годы к формированию такого направления, как лингвофольклористика, обращенная к вербальной составляющей фольклора (В.П. Аникин, Е.Б. Артеменко, Л.А. Астафьева, Я.И. Гин, В.В. Колесов, В.В. Митрофанова, Л.П. Михайлова, С.Ю. Неклюдов, И.А. Оссовецкий, А.Б. Пеньковский, Н.И. Савушкина, Т.С. Садова, А.С. Степанова, З.К. Тарланов, О.А. Черепанова и др.). Однако изучение репертуара языковых средств и специфики их использования в пословице коснулось лишь некоторых особенностей – тематических групп лексики, тавтологических сочетаний и явления параллелизма, взаимодействия созвучных слов, стилистики пословичного контраста, сравнений в составе паремии, специфики использования имен собственных (Т.П. Артеменко, Т.Г. Бочина, Я.И. Гин, Е.А. Калашникова, С.Г. Лазутин, Л.В. Савельева, Л.И. Степанова, О.Е. Фролова).
Вопросы, связанные с вариантностью в паремиях, лишь косвенно затронуты в работах Г.Ф. Благовой, Ю.И. Левина, Н.Н. Семененко и Г.Н. Шипициной. Между тем варьирование является одним из интереснейших явлений в паремике – в нем проявляются закономерности, характеризующие в целом существование пословиц в паремиологическом пространстве (термин Ю.И. Левина) – среде, в которой формируются и функционируют паремии и которая ими же и создается. Рассматриваемое «пространство» многомерно, поскольку пословицы близки друг другу в разных отношениях (измерениях), по разным параметрам. Изучение пословицы в окружении иных единиц привлекает возможностью увидеть черты и закономерности общей для пословиц среды, структуру отдельных ее фрагментов, соотношения единиц и их составляющих. Паремиологическое пространство (ПП) в данной работе – это система пословиц, связанных различными типами отношений (ПП охватывает парадигматику самих паремий и их составляющих и выходит за ее пределы) и обнаруживающих разной степени общность и различия на разных уровнях (лексическом, семантическом, синтаксическом), и единиц иного порядка – с одной стороны, более дробных (общих формульных фрагментов, типичных паремийных компонентов, структурных моделей единиц) и, с другой, – более обобщенных, «надпословичных» (паремийных конденсатов).
Понятие паремиологического пространства сближается с понятием фольклорной традиции – сложной многоуровневой категории, художественной, эстетической, мировоззренческой, смысловой, ценностной. Об условиях существования и сути фольклорной традиции, о ее нерасторжимой связи с поэтикой, о показателях живой фольклорной традиции и системе ее выразительных средств много пишется в последние годы (С.Н. Азбелев, В.П. Аникин, В.М. Гацак, Н.И. Кравцов, С.Г. Лазутин, Е.М. Мелетинский, С.Ю. Неклюдов, С.Е. Никитина, Б.Н. Путилов, З.К. Тарланов, А.Т. Хроленко, К.В. Чистов и др.). Однако проявление в пословицах стереотипизации накопленного носителями языка опыта в виде формул, лексического «реквизита», структурно-семантических моделей и т.д. остается практически не исследованным.
Исследование проводится с опорой на следующее понимание пословиц и пословичных изречений: это минимальные устойчивые в языке и воспроизводимые в речи тексты, логически законченные высказывания (клише замкнутого типа), устойчивые в языке и воспроизводимые в речи, представляющие собой простое или сложное предложение, имеющие одновременно буквальный и переносный план (или только переносный/ или только буквальный), подчиняющиеся законам синтаксической структуры языка и имеющие рекомендательную силу или комментирующий характер.
Необходимость настоящей работы очевидна, поскольку она может способствовать разработке морфологии пословицы, далекой пока от завершения (работа в этом направлении, хотя и в ином ключе, была начала Г.Л. Пермяковым), уточнению статуса и структурно-семантических особенностей паремиологической единицы (ПЕ) и как единицы языка и фольклора, уточнению некоторых проблем пословичной номинации, освещению особенностей языка одного из малых фольклорных жанров. Она может внести свой вклад в решение до сих пор не решенной проблемы разграничения фразеологизмов, пословиц и пословично-поговорочных сочетаний и проблемы вариантности в сфере устойчивых выражений русского языка. Взгляд на вариантность с учетом стабильного в паремии и на устойчивое – сквозь призму вариативного позволяют увидеть, как проявляется в ней близость к фразеологическим оборотам, с одной стороны, и принадлежность к иным жанрам фольклора – с другой.
Новизна работы предопределена тем, что использование материала, выстроенного по принципу ассоциативно-вербального блока (термин Ю.Н. Караулова), т.е. объединения паремий вокруг одного общего для них компонента, делает очевидной повторяемость в паремиологическом пространстве отдельных пословичных составляющих (пословичных формул), взаимное переплетение вариантов разной степени близости, совариантов, одномодельных пословиц и выражений с общностью в лексике, структуре, использованных мотивах и т.д. В работе вводятся и определяются новые параметры и составляющие паремиологического пространства. Впервые выстраивается детальная типология лексических вариантов паремий, в том числе – основанных на отношениях окказиональной синонимии взаимозаменяемых компонентов. Впервые рассматриваются факторы семантического порядка, связанные с вариантностью и образованием паремий по одному образцу (модели), и взаимосвязь вариантности ПЕ и отдельных явлений из области общефольклорной традиции. Впервые пословицы рассматриваются с точки зрения представленного в ПП фонда постоянных элементов разных уровней, формирующих отдельные единицы. Впервые сделаны выводы о наличии в составе пословиц более дробных единиц – входящих в паремиопространство биномов и представлена их классификация. Впервые предложено стоящее за паремией двух- или трехкомпонентное образование, представляющее собой сжатое семантическое содержание ПЕ, служащее своего рода инвариантом ряда пословиц.
Теоретико-методологическая основа исследования. Особенность привлекаемого к анализу материала предопределила опору настоящей работы на теоретические посылки ряда дисциплин: фразеологии и паремиологии, лексикологии, лингвофольклористики, словообразования, морфологии, синтаксиса, структурной лингвистики. Как особенно важные для формирования исследовательского подхода к паремийному материалу и наиболее разработанные в современной филологической науке в работе учитываются следующие аспекты: соотношение фразеологической и паремиологической единицы и других типов устойчивых выражений в русском языке (А.Н. Баранов, С.Г. Гаврин, Д.О. Добровольский, В.П. Жуков, Т.А. Наймушина, Г.Л. Пермяков, Л.Б. Савенкова и др.); вариантность языковых единиц как способ существования, развития и функционирования единиц языка и языковой системы в целом (А.В. Бондарко, В.Г. Гак, К.С. Горбачевич, Л.К. Граудина, В.В. Виноградов, В.Л. Воронцова, Е.С. Копорская, Л.П. Крысин, В.Н. Немченко, В.М. Солнцев, Ю.С. Сорокин и др.) и вариантность фразеологической и пословичной единицы как их естественное свойство (Г.Ф. Благова, Е.И. Диброва, В.П. Жуков, Э.Я. Кокаре, А.В. Кунин, В.М. Мокиенко, А.И. Молотков, Н.Н. Семененко и Г.М. Шипицина и др.); пословица как носитель блоков информации, определенным способом организованных, сложное логическое, семиотическое целое со своими лексико-семантическими и структурными закономерностями (Т.Г. Бочина, А. Дандис, Х. Джейсон, А.К. Жолковский, А.А. Крикманн, М. Кууси, Ю.И. Левин, Г.А. Левинтон, Я. Мукаржовский, Т.М. Николаева, Г.Л. Пермяков, Л.Б. Савенкова, М.А. Черкасский); сочетание вариативности и традиционности как характерных черт фольклора, определяющих существование единиц жанра (В.П. Аникин, П.Г. Богатырев, В.Е. Гусев, Н.И. Кравцов, Е.М. Мелетинский, С.Ю. Неклюдов, Г.Л. Пермяков, А.А. Потебня, Б.Н. Путилов и др.), специфика языка фольклора (Е.Б. Артеменко, А.П. Евгеньева, С.Г. Лазутин, З.К. Тарланов, А.Т. Хроленко, О.А. Черепанова и др.), понятие семантической парадигмы в лексике (Ю.Д. Апресян, Л.М. Васильев, А.П. Евгеньева, А.М. Кузнецов, Л.А. Новиков, Д.М. Поцепня, А.А. Уфимцева), понятие окказионального (Ю.Д. Апресян, О.С. Ахманова, В.В. Лопатин, В.М. Мокиенко и др.), понятие паремиологического пространства – общей среды, в которой формируются и функционируют паремии и которая ими же и создается (Ю.И. Левин).
Цель работы состоит в исследовании пословичной вариативности и пословичных стереотипов, принадлежащих сфере устойчивого, повторяющегося, – как важных параметров паремиологического пространства, а также в выявлении закономерностей, определяющих сосуществование отдельных пословиц, их вариантов и близких к ним по разным параметрам единиц.
На достижение поставленной цели направлено решение следующих задач:
1. проанализировать пословицы с точки зрения вариантности, классифицировать их и выявить закономерности варьирования пословиц и их специфику в этой области;
2. определить механизм нейтрализации различий в семантике взаимозаменяемых субститутов пословицы, связанных отношениями окказиональной синонимии;
3. выявить факторы, определяющие допустимость варьирования пословицы, облегчающие и даже провоцирующие его;
4. выявить и охарактеризовать постоянные величины (константы) паремиологического пространства, их роль в составе ПЕ, границы варьирования и взаимозаменяемости;
5. показать в действии тиражируемые в паремиях способы передачи отдельных пословичных смыслов и возможности их художественно-эстетического оформления;
6. показать проявление в паремии как фольклорной единице стереотипов народного сознания и общих мест (мотивов) фольклора;
7. обосновать наличие в паремике особых семантических структур, лежащих в основе многих ПЕ и представляющих их сжатый смысл, и показать их роль;
8. продемонстрировать универсальность паремийного бинома как единицы ПП и классифицировать бинарные комбинации пословицы в зависимости от семантических отношений между их частями;
9. показать неслучайность отдельных элементов в составе паремий, их санкционированность паремиологическим пространством;
10. уточнить понятие паремиологического пространства, его состав, отношения и связи между его единицами.
Теоретическая значимость исследования состоит в попытке осмысления паремии как сложного явления, как единицы паремиологического пространства – своеобразного «поля», в котором обнаруживается не только переплетение семантических связей и отношений отдельных единиц и их рядов, но и значительный фонд общих для этого пространства элементов; в дальнейшем развитии структурного подхода к пословице – в отличие от преобладающего в последнее время концептуального. Работа может внести вклад и в развитие теории стабильности/ вариантности и моделируемости устойчивых языковых единиц.
К теоретически значимым положениям диссертации следует также отнести, во-первых, выявление зависимости варьирования ПЕ от определенных пословичных параметров – образности, структуры, семантики и от воздействия на нее извне – со стороны иных единиц ПП; во-вторых – осмысление паремики с позиций теории «морфологии» фольклорного жанра, его формульности и стереотипности; в-третьих, представление пословичного бинома и конденсата как неких языковых универсалий.
Практическая значимость работы заключается в возможности использования ее результатов в университетских лекционных курсах по лексикологии и фольклористике, в спецкурсах по семиотике, фразеологии и паремиологии, теории языковой вариантности, особенностям языка средств массовой информации; в фразео- и паремиографической практике.
Положения, выносимые на защиту:
1. Статическое и динамическое проявляется в паремике в разных аспектах, на разных уровнях. Как в пределах каждого жанра фольклорная традиция характеризуется устойчивостью «элементарных единиц» и их вариативностью в известных пределах, так и в паремиологическом пространстве могут быть установлены постоянные и переменные величины и границы их подвижности.
2. Анализ пословиц, объединенных вокруг определенных компонентов по принципу ассоциативно-вербального блока, позволяет увидеть в них общее и типичное – в вариантности, в бинарных структурах, в предметном мире, отразившемся в паремии, и в его вербальном представлении, в моделях и фрагментах, в реализации паремийных «идей» – во всем, что доказывает наличие общего фонда, в том числе – более мелких, нежели пословица, единиц. Этот фонд обеспечивает как варьирование ПЕ, но в рамках неких параметров, так и образование новых единиц, но опять же – с соблюдением определенных правил.
3. Своеобразие семантики и формы, преимущественное устное бытование пословиц, многообразие приемов художественного оформления, долгое время бывших одним из основных направлений изучения паремий (Д.В. Бондаренко, В.М. Глухих, А.Л. Жовтис, С.Г. Лазутин, Л.А. Морозова и др.) и обеспечивающих выражению статус пословицы, создают особые условия для их варьирования.
4. Лексическое варьирование в паремике характеризуется широкой шкалой разнообразных семантических отношений между взаимозаменяемыми субститутами ПЕ, как основанных на традиционных для языка парадигматических связях – синонимических, тематических, гиперо-гипонимических и т.д., так и типично пословичных, т.е. на фоне общности черт лексического варьирования во фразеологии и паремике в последней имеются особые черты.
5. Помимо отношений между отдельными единицами, понятие «паремиологическое пространство» как «среда обитания» пословиц включает в себя и представление о действии определенных факторов и проявлении закономерностей, регулирующих форму и способ выражения паремийного смысла, в том числе – варьирование ПЕ. К ним относятся неравномерность участия элементов пословичной структуры в формировании ее семантики, действие квантора всеобщности, использование в составе пословицы распространенных фольклорных мотивов и вербальных культурных кодов.
6. В паремиологическом пространстве как системе взаимоувязанных единиц имеется соответствующий паремийный «реквизит» – лексика, арсенал фрагментов, или формул, – устойчивых образных или безобразных способов передачи элементов пословичного смысла, структурно-семантических моделей, которые повторяются от ПЕ к ПЕ, участвуют в варьировании и используются коллективным носителем языка для создания новых и новых изречений.
7. Черты стабильности в паремике проявляются не только на лексическом уровне, но и распространяются на смысловой. В паремиологическом пространстве могут быть выделены сгустки ментального свойства – «конденсаты», – во многом объясняющие как легкость взаимозамен компонентов пословицы, так и «тиражирование» синонимичных ПЕ с близкой структурой.
8. На вариантности паремий отражается и их принадлежность к общефольклорному пространству, проявляющаяся в использовании общих мифологических представлений, этнокультурных стереотипов, мотивов, явлений специфической фольклорной образности. На этом во многом основана пословичная контекстуальная синонимия, когда при попадании «внепословичных» слов в состав паремий происходит актуализации в них фоновых, имплицитных сем.
9. Паремиологическое пространство располагает меньшими, чем сама пословица, структурно-содержательными единицами с относительно стабильной функцией – структурно-семантическими биномами, участвующими в образовании самих пословиц и их вариантов. Эти комбинации двух компонентов являются пословичными маркерами и стандартным способом оформления новых паремийных смыслов.
10. Части бинома обнаруживают определенную семантическую дистанцию, что позволяет выстроить типологию биномов, способных реализовать в пословицах различные семантические отношения. Многие из слов, обретающих статус компонента пословицы и элемента ПП – особенно это касается именных компонентов, – входит в несколько биномиальных пар, образуя устойчивые комбинации со словами разных лексико-семантических групп.
11. Сопоставление процессов варьирования и явлений бинарности в паремиях подтверждает наличие «отбора», закрепления за паремиологическим пространством традиционной лексики, которая активно участвует в образовании как лексических вариантов ПЕ, так и устойчивых биномов.
12. Сопоставление вариантной парадигмы паремии с примерами ее контекстуального использования позволяет говорить о наличии тенденции в ПЕ определенного структурно-семантического типа к варьированию и о реализации ее в речевых версиях паремии.
13. Особенности функционирования пословиц, поговорок и пословично-поговорочных выражений в ПП могут стать дополнительным аргументом в вопросе о статусе безбразных изречений, имеющих с паремиями много общего, но большинством исследователей исключающихся из их состава.
Выдвигаемая гипотеза диссертации: Отношения вариантности и наличие сходства между отдельными пословицами и целыми их группами в лексическом составе, семантике, образном оформлении, структурной организации – что свидетельствует об известной повторяемости в паремике, – позволяют говорить о включенности пословиц в паремиологическое пространство как особую сферу, объединяющую как сами паремии, так и их составляющие – стереотипы и формульные комплексы, мотивы, коды и идеи, лексический «реквизит», художественно-эстетические приемы.
Материал настоящего исследования составили более 15000 пословиц и поговорок, организованных в ассоциативно-вербальные блоки вокруг наиболее активных в паремиологическом пространстве компонентов. Паремии выбраны из сводной картотеки пословиц, которая является результатом работы, осуществленной под руководством проф. В.М. Мокиенко при Межкафедральном словарном кабинете им. Б.А. Ларина факультета филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета. Источниками для ее составления послужили рукописные сборники и паремиологические словари ХVII – XХ веков – В.К. Симони, В.И. Даля, И.М. Снегирева, И.И. Иллюстрова, М.И. Михельсона, В.П. Жукова, М.А. Рыбниковой, А.И. Соболева и др. – более 25 источников. По мере необходимости привлекались иные справочные издания. Помимо этого, для иллюстрации современного использования пословиц привлекались материалы собственной картотеки и материалы образовательного портала ассоциации «Национальный корпус русского языка» и материалы единой информационной сети Интернет. При анализе паремий мы в целом придерживаемся не принципов текстологической работы с фольклорным произведением (К.В. Чистов, С.Н. Азбелев и др.), предполагающих сохранение исполнительской позиции сказителя и достоверности текста и исключающих по этой причине сведние вместе «разночтений» в подаче текста, а фразео- и паремиографической практики, допускающей подачу вариантов одной единицы вместе – с помощью системы скобок и значков (В.П. Жуков, А.И. Молотков, А.М. Мелерович и В.М. Мокиенко).
В зависимости от решаемых задач в работе использованы следующие методы: метод структурно-семантического анализа единиц, метод компонентного анализа на основе словарных дефиниций и контекстуальной реализации пословицы, синхронно-сопоставительный и описательно-аналитический анализ исследуемых единиц, элементы метода концептуального анализа, метод количественного анализа материала, метод лингвистического прогнозирования. Обращение к большому фактическому материалу представляется принципиально важным в свете актуальной задачи лингвофольклористики – преодоления сугубо теоретической устремленности, нередко окрашенной схематизмом и декларативностью (З.К. Тарланов).
Апробация результатов исследования. Основные положения работы неоднократно обсуждались на международных и межвузовских конференциях в Санкт-Петербургском государственном университете, в Московском государственном университете, в Костромском государственном университете, в Российском государственном гидрометеорологическом университете, в Оломоуцком университете (Чехия), в Опольском, Гданьском и Щецинском университетах (Польша), в Загребском университете (Хорватия), в Университете китайской культуры и Тамканском университете (Тайвань), на симпозиумах МАПРЯЛ (Санкт-Петербург, Варна) и РОПРЯЛ (Санкт-Петербург), а также на заседаниях кафедр русского языка и русского языка как иностранного Санкт-петербургского университета и Межвузовского фразеологического семинара при Межкафедральном словарном кабинете СПбГУ. По теме диссертации опубликованы 50 научных работ, включая монографию «Пространство русской пословицы: постоянство и изменчивость» (2009). Общий объем публикаций составляет 32 печ. л.
Структура диссертации отвечает цели и задачам исследования. Работа включает Введение, 5 глав, Заключение, Список использованных источников (34 наименования), Библиографию (525 наименований) и Приложение. Общий объем диссертации составляет 421 страницу.
Пословица и фразеологизм
Традиционность — одна из определяющих особенностей народного творчества, историко-фольклорного процесса. СЕ. Никитина понимает под традицией способы хранения, передачи (в частности, обучение) и регулярного воспроизведения определенного круга текстов (при этом тексты могут быть весьма различного объема), осуществляемые от поколения к поколению. Понятие традиции семантически близко понятию культуры и образует вокруг себя обширное смысловое поле, в которое попадают понятия жизненного уклада, системы ценностей (народной аксиологии), воспитания и обучения, лингвистические понятия стиля, структуры и функции текста (Никитина 1993: 7). В понятие традиционного фольклористы включают и форму материального бытия фольклорного произведения и, несмотря на значительную роль импровизации, творческие принципы и арсенал поэтических средств и художественных приемов, используемых при его создании (Азбелев 1975: 22, 25; Аникин 1975: 31-33), функционально-стилистическую выдержанность фольклорных текстов (Венг-ранович 2006).
По мнению Э.С Маркаряна, традиция представляет собой результат действия механизма селекции, аккумуляции и пространственно-временной передачи жизненного опыта - механизма, позволяющего «достигать необходимых для существования социальных организмов стабильности и устойчивости» (Маркарян 1981: 81). Наличие традиционной среды — этносоциальной, исторической, культурной, относительная устойчивость традиционного быта — залог существования самой традиции как эстетической и конкретно-художественной категории (Путилов 1975: 17). Благодаря сети (системе) связей настоящего с прошлым, составляющей суть традиции, происходит определенный отбор, совершается сте-реотипизация наиболее важного из опыта и передача стереотипов, которые откладываются в коллективной памяти и затем опять воспроизводятся. По мнению К.В. Чистова, спектр фиксируемых фольклорной традицией стереотипов весьма широк: это поведенческие стереотипы, мифологические представления, социальные нормы, фразеологические словосочетания, символы, правила воспроизведения речи, сами фольклорные тексты и т.п. (Чистов 1981: 105-106). При этом особенно подчеркивается важность таких свойств стереотипа, как пластичность, т.е. наличие своеобразного диапазона варьирования, и стабильность — возможность многократной применимости стереотипа. Способность к варьированию - глобальное, фундаментальное свойство фольклора (Никитина 1993). Это и естественный способ существования фольклорного текста — преимущественно устного, и способ существования самой традиции, подвижной по своему характеру и одновременно обладающей способностью накапливать и гармонически уравновешивать элементы различных временных пластов (Венг-ранович 2004: 43). Фольклорное произведение подвержено неизбежным изменениям во времени — изменениям,[во многом связанным с несовершенством человеческой памяти, в которой оно хранится в «закодированном» виде (Азбелев 1975: 25). Любой фольклорный процесс, таким образом, приобретает характер движения, но движения в рамках традиции, ее эволюции и трансформации.
Устойчивость традиционных форм, средств, приемов, текстов объясняется в конечном итоге устойчивостью самого художественного метода в фольклоре, который позволяет ему «суммировать мировоззренческий опыт», не изменяя эстетическим принципам творчества предшествующих эпох, свойственными фольклору обобщенными формами отражения реальности, принципом типизации жизненных явлений (Аникин 1996: 171-172). Паремиологическое пространство во всей совокупности единиц и в разнообразии их элементов и отношений представляет собой динамическую систему, в которой движение к новому — образование пословиц, их варьирование и трансформации - также происходит в рамках традиции, по-особому преломляющейся в рамках данного жанра и отличающейся прочностью преемственных связей в развитии.
За термином «устойчивые сочетания», используемым в отношении широкого круга языковых единиц, кроется не статичность и неизменность в формальном и смысловом плане, а относительность фразеологической устойчивости. Еще В.В. Виноградов обращал внимание на ее диалектический характер: «В речевой деятельности, так же как и в индивидуальном стиле, границы фразы и слова особенно зыбки, текучи, неопределенны» (Виноградов 1977: 119).
Проблема соотношения устойчивости и вариантности фразеологизмов — проблема и историческая, и синхроническая. В.М. Мокиенко видит в антиномии «устойчивость — вариантность» одно из важных противоречий фразеологии, считая, что «диалектическое единство этих двух характеристик обеспечивает и функционирование, и постоянное развитие фразеологии» (Мокиенко 1989: 10). Наблюдение за явлением вариантности способно прояснить динамику фразообразования, лингвистические факторы появления и дальнейшего развития устойчивых единиц, их речевую «гибкость». Обосновывая необходимость изучения явления вариантности во фразеологии, Е.И. Диброва пишет: «Проблема вариантности сконцентрировала в себе, как в фокусе, многие важнейшие вопросы фразеологии, например: как сочетаются устойчивость единицы и, напротив, ее способность к различным преобразованиям при сохранении тождества, целостность значения и большой диапазон семантических отклонений, окаменелость формы и наличие парадигматических рядов и другие проблемы» (Диброва 1979: 3).
Частеречное варьирование в составе пословицы :
Некоторое сходство в варьировании фразеологических единиц (ФЕ) и пословиц кажется закономерным, поскольку между этими двумя типами устойчивых сочетаний слов много общего, проявляющегося в анонимности, характере их образования и хранения в памяти, в основных параметрах — метафоричности (полной или частичной), устойчивости, спаянности компонентов, раздель-нооформленности, лексическом составе, экспрессивности, в наличии синонимических рядов, в стилистических нюансах, в преобразованиях при функционировании в тексте и т.д.
Это подтверждается, к примеру, сходством в способах включения обоих типов единиц в речевой контекст, несмотря на различие в степени сложности синтаксической структуры ФЕ и ПЕ. В частности, паремии, содержащие указание на некую поощряемую или порицаемую «модель поведения», такие как В Тулу со своим самоваром не ездят; На чужой каравай рот не разевай; В чужой монастырь со своим уставом не ходят; Снявши голову, по волосам не плачут; Не лезь поперек батьки в пекло и др., практически не отличаются в речи от используемых фразеологизмов; ср.: Прошлого не воротишь, да и что толку плакать по волосам («МН». № 18. 1994. С. 5); Забегаем поперек батьки в пекло, грешим все еще (Г. Горбовский. Шествие); Вы понимаете, бывают минуты, когда надо пересилить себя... Надо прыгнуть выше головы! (Ю. Трифонов. Бесконечные игры); В Москве сейчас много всяческих школ выживания, где учат, грубо говоря, молящихся дураков не расшибать лбы («ЛГ». № 29. 1998. С. 6); Сг енарист ковал по горячему (С. Есин. Соглядатай)."
Немало, однако, и различного, хотя важность такого свойства пословицы, как дидактичность, считавшаяся ранее принципиальной для различения ПЕ и ФЕ," сейчас нередко подвергается сомнению. Так, И.И. Чернышева отмечает изменение сферы функционирования паремии, сокращение ее употребительности в назидательной и директивной функциях, предпочтительное употребление пословиц, как «классических» экспрессивных клише (фразеологизмов), в экспрессивно-прагматической функции — особенно в публицистике, рекламе, социально-критических статьях (Чернышева 1997: 78). A.M. Мелерович и В.М. Мокиенко в своем словаре, демонстрирующем функционирование фразеологизмов в речи, также отмечают явление «нейтрализации дидактичносте» паремий, сопровождающее их речевое использование: «Пословицы, подвергаясь трансформациям, становятся фразеологизмами или сближаются с ними функционально» (Мелерович, Мокиенко 1997: 6), т.е. их дидактичность в конкретном контексте может нейтрализоваться. Таким образом, основное назначение ПЕ в речи - служить средством повышения экспрессивности текста, средством выражения оценки, эмоционального и/ или прагматического отношения28 - все более сближает их с фразеологизмами.
Целенаправленное изучение любого из аспектов фразеологической науки — при узком или широком понимании объекта фразеологии, так или иначе, приводит исследователя к пониманию того, что явление лексической вариантности, т.е. взаимозаменяемости компонентов фразеологизма, является одной из коренных особенностей его формы (Молотков 1977: 69). Прежде чем показать степень разработанности в современной лингвистике теории пословицы и ее вариантности, обратимся к фразеологии, где более длительная традиция анализа формы и семантики устойчивых оборотов позволила оформиться достаточно четкой типологии вариантов.
Начиная с середины 70-х XX в., проблема языкового и контекстуального варьирования ФЕ стала на несколько лет одним из важных направлений во фразеологии. Поэтому закономерности варьирования во фразеологических единицах к настоящему времени показаны достаточно всесторонне и убедительно, с привлечением обширного материала, в том числе — материала разных языков. Результатом научной разработки поставленной проблемы стали типологии возможных фразеологических вариантов.
Классификация, предложенная автором «Фразеологического словаря русского языка» А.И. Молотковым, включает, во-первых, варьирование компонентов по форме, т.е. формальные варианты, среди которых, в свою очередь, выделяются фонетические и орфографические (садиться в калошу/ галошу), морфологические (вскидывать глазами/ глаза) и структурно-морфологические (высунув/ высунувши/ высуня язык) (там же: 70-72).
Возможность замены компонента фразеологизма одним или несколькими субститутами"9 позволила выделить второй тип вариантов - варьирование компонентов по составу, т.е. лексические варианты (седьмая/десятая вода на киселе, умываться/ обливаться слезами) (там же: 69-75). А.И. Молотковым выявлены два типа семантической связи между взаимозаменяемыми компонентами ФЕ: наличие генетической близости между субститутами, составляющими вариантные ряды (тюрьма/ острог плачет [по кому]), и ее отсутствие (умываться/ обливаться слезами). Важным представляется замечание о том, что компонент ФЕ и его субститут могут вступать в составе целого в однотипные сочетания компонентов, укладывающиеся в одну структуру (брать за горло/глотку/жабры), и в разнотипные виды сочетаний компонентов, реализующих разные структуры (витать в облаках/ между небом и землей, пускать по миру/с сумой) (Молотков 1977: 76-77).
Квантор всеобщности как регулятор лексических замен
Новые варианты пословиц возникают, по В.П. Жукову, вследствие замены одного какого-либо слова другим, чаще сходным или совпадающим по смыслу, но возможны и изменения словообразовательного, формального, лек-сико-грамматического и синтаксического плана ПЕ. Замена при контекстуальном употреблении пословицы одного слова другим, не синонимичным, создает, по его мнению, не вариантную ПЕ, а окказиональную, авторскую «переделку» паремии (разрядка наша - Е.С.).
С этим суждением трудно согласиться, так как варианты пословицы, как мы видим в ходе исследования, обнаруживают немало пар компонентов, между которыми констатируются не отношения синонимии, а иные основания для вхождения слов в вариантный ряд ПЕ. Степени сходства варьируются от максимальной семантической близости взаимозаменяемых компонентов (ср. квалифицируемые как синонимы слова обмануть и провести СС:305 в ПЕ Старого воробья на мякине не проведешь/ не обманешь 11113:112; Спир.:75; синонимы второй и другой СС:83 в ПЕ Первая рюмка колом, а вторая/ другая соколом 11113:130; Сн.:321; Д.2:144 - при перечислении другой выступает в значении второй, следующий НОСС.2:111; синонимы смотреть и глядеть — в ПЕ Как/ сколько волка ни корми, он все в лес смотрит/ глядит СП: 126) до тематической и ассоциативной связи между конкурирующими компонентами ПЕ; ср.: Голод не тетка/ не матка, пирожка не подсунет Д.1:369; Ж.:87; Взяв коровку, возьми и привязь (и подойник/ и веревку) Д.2:164; ДП.2:164; Золото (мошна) не говорит, да много творит (чудеса творит) ДП.1:59; Сн.:232; СП: 131.
При анализе семантических отношений между замещающим и замещаемым в лексических вариантах пословиц мы исходим из того, что он позволяет, помимо констатации разнообразия лексико-семантических связей между компонентом ПЕ и ее субститутом, увидеть, какие именно компоненты спо 92 собны вливаться в вариантную парадигму ПЕ и что может препятствовать этому, как происходит нейтрализация дифференцирующих признаков варьирующихся компонентов в случае их семантической удаленности, что способно влиять на вариативные способности ПЕ. Комментарии, которые мы делаем по ходу анализа отдельных примеров относительно использования тех или иных взаимозаменяемых субститутов и их встречаемости в других пословицах, кажутся нам важными для представления о пословицах и их элементах, обретающих статус единиц паремиологического пространства. К явлениям окказиональной синонимии, весьма типичной для ПЕ, где реализуются иные принципы замены компонента, мы обратимся в третьей главе.
Анализируя вариантные парадигмы в паремике и основания включения в них слов с различными видами семантического пересечения, обобщая сделанное ранее, мы основываемся на теории семантической парадигмы в лексике, разработанной в трудах Ю.Д. Апресяна, Л.М. Васильева, А.П. Евгеньевой, Ю.Н. Караулова, A.M. Кузнецова, Л.А. Новикова, Д.М. Поцепня, А.А. Уфимце-вой, Д.Н. Шмелева, и др., и теорией вариантности устойчивых единиц, представленной в работах фразеологов — Г.Ф. Благовой, Е.И. Дибровой, В.П. Жукова, Э.Я. Кокаре, А.В. Кунина, А.И. Молоткова, В.М. Мокиенко, Л.И. Ройзензо-на, Н.Н. Семененко и Г.М. Шипициной и др.
Для наблюдения в первую очередь используются материалы Сводной картотеки русских пословиц, вобравшей в себя все основные паремиологиче-ские источники ХУП-ХХІ вв.6 и сделавшей возможным осуществление многих проектов. В частности, стало более реальным сравнение картины использования в прошлом и настоящем той или иной паремии — во всех ее вариантах, образных и безобразных, полных и эллиптированных. Более явно проступают связи между отдельными вербальными единицами паремиологического простран 93 ства, вступающими в пословицах в отношения взаимозаменяемости и входящими в состав устойчивых паремийных биномов. Весьма наглядно предстает перед исследователем отражаемый в паремике тот или иной концепт, если он «удостоен» паремиологического внимания (к примеру, концепт «деньги», вербально представленный в ПЕ компонентами грош, денежка, денежки, деньга, деньги, рубль, копейка, алтын, мошна, серебро, золото и др.), и его роль в формировании паремиологического пространства.
Понятие концепта в данной работе отвечает представлению о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и результатов человеческой деятельности в виде неких «квантов» знания. Вслед за В.В. Колесовым, считающим концепт основной единицей измерения ментальносте, «резервуаром смысла, который организуется в системе отношений, множественных форм и значений», мы признаем существование нескольких содержательных форм его воплощения, а слово считаем материей концепта наряду с содержательной ее формой в виде образа, понятия, символа (Колесов 2004: 68). Концепт представляет собой сложную структуру, это «зародыш» слова, зерно первосмысла, из которого произрастают все содержательные формы его воплощения. Концепт легко представить как условный конструкт нашего сознания, с помощью которого возможно познание чего-либо сущностного, потенциально возможного. Его определение устанавливается на основе общерусских семантических корреляций, а не создается на основе словарных дефиниций. Концепт как сущностный признак словесного знака грамматически может быть представлен в виде имени, выражающего обобщенный признак (там же: 74-76).
Не в виде четких понятий, а в виде своеобразного «пучка» представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний, сопровождающих слово и составляющих часть человеческого опыта, видит концепт и Ю.С. Степанов (Степанов 1997:40-41).
Рифмопары как особый вид паремийного бинома
С паршивой собаки хоть шерсти клок Д.4:251; Рыб.:79; С паршивой (дурной) овцы хоть шерсти клок СП:136; Ан.:277. Бившись с козой (коровой) не удой (не молоко) ММ:273 — замены ограничены рамками семантики «молочные» животные .
К разряду (Б) мы относим паремии, в которых замена происходит на основании показа представителей одного и того же биологического вида, но с разных сторон; в ПЕ отмечены разные черты или качества животного: пол, возраст, величина, назначение, качественная характеристика и проч.89 Так, например, весьма детально паремиологически «описана» лошадь: Резвого коня (жеребца) и волк не бьет (не берет) Д.2:704; Спир.:83; Баба с воза — кобыле (коню) легче Сн.:7; Ан.:15; Не торопом на мерина (на конь), не по два вдруг Д11.2:62; Наудачу казак на лошадь (конь) садится, наудачу казака и конь бьет Д.2:73; Счастье не конь (не кляча): хомута не наденешь (не взнуздаешь) ДП.1:52; Рыб.:111; Д.2:155.
Кобылка мала (лошадка маленька), а седлу место будет 11113:54; Сим.: 118; Меринок маленек, а седлу место есть Сим.: 120.
Замены, основанные на тематической связи «наименования представителей дикой фауны» (к животным можно отнести и представителей класса земноводных и др.), — также довольно распространенный вид субституций: Куда конь с копытом, туда и лягушка (рак) с клешней Д.2:155; Д11.1:136; Сн.:197; СП:132; Конь копытом, а жаба (рак) клешней ГШЗ:29; СП:132.
Резвого коня и зверь не берет (и волк боится; и волк не бьет) Спир.:83; Д.2:704. Компонент зверь используется в фольклоре как в значении хищник , так и в значении волк или медведь , что связано с заместительной функцией этого слова. К наименованиям волка, связанным с запретом его упоминания, относятся также слова серый, лыкус, бирюк и др. (Гура 1997: 143).
Как видим, мир диких животных в паремиях кажется беднее мира реального, с одной стороны, и мира домашних животных - с другой.
Не составляют исключения и «наименования птиц» — одомашненных и диких, допускающие субституции одного названия другим: Бей сороку (галку) и ворону: руку набьешь, сокола убьешь Ж.:41; Ан.:20; Знать (видать) сокола (сову) по полету, а добра молодца по походке Ж.:69; Ан.:108.
Мала ворона, да рот широк ДП. 1:320; Маленькая галка, а рот боль-гиой Рыб.:78. Соловья баснями (басни) не кормят Сим.:139; ППЗ:35; Сн.:8; Журав-ля баснями не кормят 11113:80.
У своего гнезда и ворона орла (сокола) бьет Под.:24; В своем гнезде и ворона коршуну глаза выклюет Д. 1:362. Взаимозамены наименований этих птиц имеют под собой особые основания: в народных представлениях такие крупные хищные птицы, как ястреб и коршун, объединены общей символикой, а в отдельных случаях, как отмечает А.В. Гура, эта символика распространяется на орла и некоторые виды птиц семейства соколиных (Гура 1997: 542).
Взаимозамена компонентов гуси и лебеди в ПЕ Сколько б утка ни бодрилась (ни бодрись), а гусем (лебедем) не быть Ан.:285 поддерживается их статусом как образующих в фольклорной традиции устойчивую пару и потому их конкуренция в ПЕ не случайна. Ср. встречающееся в других фольклорных жанрах сочетание гуси-лебеди, составляющее вместе с аналогичными структурами — путь-дорога, мать-отец, род-племя, парча-бархат, смерть-кончина, понравится-полюбится и др. — неотъемлемую часть устной народной традиции (Никитина СЕ. 1993: 77-78). Активность репрезентативной пары гуси-лебеди отмечается А.Т. Хроленко в лирической песне, хотя это единственная пара, представляющая в песне поле «животный мир»; ср.: «Подымалися гуси-лебеди, I А один лебедь оставается», «Аль вы, гуси, нанырялися,/ Аль вы, лебеди, наплавалися» (Хроленко 1981: 77, 115).
Допустимо «смешение» в рамках инвариантной ПЕ диких и домашних животных, а также животных и птиц: Дай на прокорм казенную корову — прокормлю (прокормим) и свое стадо ДП.1:189; Ил.:293; Д.2:7 4; Дай прокормить казенного воробья — без своего гуся и за стол не сядем ДП. 1:189.
Волк коню не товарищ Д.2:155; Сн.:37; Козел коню не товарищ Сн.:175. Козел отличается от коня величиной и, вероятно, «коэффициентом полезного действия», т.е. возможностью быть использованным в крестьянском хозяйстве, в то время как волк — враг коня (ср.: Шутил волк с конем, да зубы в лапах понес/унес Спир.:170; Соб.:131) и противостоит ему по нескольким параметрам - размеру, хищности/ безобидности, полезности/ бесполезности (вредности). Судя по возможности подобной субституции, важны не конкретные свойства неравного коню животного, а априорная «несопоставимость», невозможность замены коня как тем, так и другим. Осмысление их как противопоставленных коню происходит в пословичном пространстве (хотя противостояние коня и волка поддерживается и иными фольклорными жанрами) благодаря фрагменту не товарищ, выполняющему не только функцию «знака неравенства», но и оценочную функцию (ср.: Конь корове не товарищ Сн.:179). Аналогичную функцию выполняют и другие элементы, например: не четают, не четайся (ср.: чета пара и не чета не пара ) в ПЕ Свинью с конем не четают (Не четайся свинья с конем) Д.4:600.90 Подобное сближение субститутов поддерживается предельно обобщенной паремийной идеей, допускающей разнообразные прочтения («Один другому уступает»; «Одно к другому не подходит»; «Одно лучше другого» и проч.), и моделью ПЕ в целом.
Интересно, что констатируемое между взаимозаменяемыми компонентами наличие семантических связей не всегда является той причиной, по которой происходит их схождение в рамках вариантной парадигмы. Так, в ПЕ Лиса (сова) спит, а кур видит Сим.: 140; ДП.2:96 субституты сова и лиса становятся «конкурентами», будучи как хищники противопоставлены курице — предмету охоты, добыче, жертве.
