Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Социальный контекст функционирования «чужого» слова 14
1.1. Концепты «свое/чужое» и их языковое воплощение 14
1.2. Социальная маркированность иноязычного слова 28
1.3. Социальные категории и лингвистические заимствования 42
Глава 2. Традиционная таксономия иноязычных единиц и современная лигвокультурная ситуация 69
2.1 .Типы заимствований 69
2.1.1. Лексические и грамматические заимствования 70
2.1.2. Семантические кальки и заимствование речевой стратегии 76
2.1.3. Является ли аналитизм в современном русском языке следствием заимствования? 83
2.2. Заимствование как процесс и градации лексических заимствований по степени ассимиляции 92
2.2.1. Прагматика освоенного заимствования 95
2.2.2. Прагматика экзотичности 99
2.2.3. Прагматика иноязычного вкрапления (макаронизма) 107
Глава 3. Динамика прагматического компонента содержания иноязычного слова в русском языке XIX -XX веков 123
3.1. Языковой пуризм в контексте национализма и патриотизма 123
3.2. «Оценочная революция» конца XX века и иноязычное слово ... 144
Глава 4. Прагматический диапазон иноязычного слова в современном русском языке 159
4.1. Процессы глобализации и прагматика современных англицизмов в русском зыке 159
4.2. Множественность нормы и иноязычное слово 166
4.3. Социальная дифференциация русского языка и прагматика заимствований 179
4.3.1. Иноязычное слово и жаргон 180
4.3.2. Иноязычное слово в терминолексике 188
4.4. Иноязычное слово как средство манипуляции общественным сознанием 194
4.5. Иноязычные неологизмы, историзмы, архаизмы 201
4.6. Иноязычное слово как источник комического 220
4.7. Особые структурно-семантические роли иноязычного слова и детерминируемая ими прагматика 231
4.7.1. Иноязычное слово в заголовке 231
4.7.2. Парадигматика антропонимов 234
4.7.3. Этикетные формы 241
4.7.4. Эргонимы и маркировки 244
Заключение 253
Список сокращений названий словарей 257
Библиография 2
- Социальная маркированность иноязычного слова
- Является ли аналитизм в современном русском языке следствием заимствования?
- «Оценочная революция» конца XX века и иноязычное слово
- Иноязычное слово как средство манипуляции общественным сознанием
Введение к работе
Изучение языковых явлений в XX в. пошло по пути синтеза научного знания. Это закономерно, ибо язык теснейшим образом вплетен в культуру и психологию социума, а речь есть «средоточие и выразитель всей психической жизни человека» [Зимняя ИА., 2001: 5]. Ярким проявлением экспансизма современного языкознания является лингвопрагматика. «Прагматическая волна», охватившая различные сферы лингвистики, выдвинула на первый план проблемы лингвистической интерпретации «человеческого фактора». Антропоцентрический принцип, состоящий в том, что «научные объекты изучаются прежде всего по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функциям для развития человеческой мысли и ее усовершенствования» [Кубрякова Е.С., 1995: 212]; см. также: [Гуреев В.А., 2004: 57], играет роль важнейшей предпосылки для развития лингвопрагматики. В данной работе с позиций современной лингвопрагматики исследуются иноязычные единицы (главным образом - слова) в русском языке.
Проблематика, связанная с использованием лексики иноязычного происхождения в русском языке, обсуждается уже на протяжении двух столетий и имеет серьезную научную традицию. Получило теоретическое обоснование положение о том, что любой национальный язык испытывает влияние чужих культур и это находит отражение на всех языковых уровнях, при том, что самым проницаемым является, естественно, лексический уровень [Э. Сепир, У. Вайерайх, В.Г. Костомаров, В.Н. Телия, С. 'Димитрова, КВ.Рябова и мн. др.]. Благодаря работам В.В. Виноградова, Л.П. Крысина, Р.И.Будагова, Л.П.Ефремова, М.М. Маковского, А.А. Братиной, В.В. Акуленко, З.Н.Козловой, Э.А. Биржаковой, Л.А. Воиновой, ЯЛ. Кутаной, Т.Н. Амировой, СИ., Алексеенко, МЛ. Алексеевой, Г.И Пядусовой, О.А. Пылакиной, Э.Ф.Володарской, А.Г. Погорелова, Г.В. Павленко, НА. Шестаковой и др. детально исследованы процессы ассимиляции иноязычного слова в языке-рецепторе. Огромное исследовательское внимание привлекают русско-
французское [работы ВА.Богородицкого, В.Г. Гака, Е.В. Михайловой, А.Кустры, ОА. Пылакиной, Н.В. Габдреевой, И.Г. Добродомова, АВ. Минасян и мн. др.] и русско-английское [работы МА. Брейтер, В.М. Аристовой, М.Войтович, СА. Беляевой, Т.К. Елизовой, Ш. Сешан, Л.В. Полубиченко, А.Ю, Романова, Г.Г. Тимофеевой, Э.Ф. Володарской, МА. Кулинич, М.Н.Черкасовой, Е.В. Говердовской, М.Г. Дакоховой, А.И. Дьякова, С.С.Изюмской и мн. др.] языковое взаимодействие. Велик интерес к нормативным оценкам в сфере иноязычной лексики [работы Г.О. Винокура, Н.М. Шанского, Л.П. Крысина, Л.К. Граудиной, В.П.Беркова, МА. Кронгауза, ФА. Литвина, Г.Ю. Скворцова, ИА. Стернина, В.Н. Шапошникова и др.], к заимствованиям в определенных социолектах [работы Е.Г. Борисовой-Лукашенец, А.Ф. Журавлева, И.В. Федосеевой, ЕА. Проценко, А.З. Закирова, Е.В. Любицкой, М.Ю. Семеновой и др.].
Актуальность предлагаемой работы обусловлена необходимостью дальнейшего изучения национально-культурных факторов, оказывающих влияние на процесс межъязыковых контактов в период колоссальных социально-экономических и политических трансформаций. Актуальность изучения прагматики заимствований определяется прогрессирующим развитием диалога культур и недостаточной ясностью его логико-лингвистических оснований: хотя иноязычным элементам в системе языка-рецептора посвящена огромная литература, однако описание процессов заимствования по-прежнему превалирует над объяснением их сущностной природы. Анализ же иноязычных единиц «в парадигмах лингвопрагматики» [Малащенко М.В., 2003] обладает реальной объяснительной силой.
В нашей работе исследовательское внимание сосредоточено на приобретении и изменении оценочности иноязычными словами, причем учитывается не только (и не столько) оценочность по шкале «хорошо / плохо»; иноязычные слова и шире - иноязычные элементы (грамматические заимствования, семантические кальки, речевые стратегии) - рассмотрены с точки зрения возможностей передавать различные типы прагматических
созначений, определяемых такими социальными категориями, как статус, престиж, мода, социальная роль и др.
Методологической и теоретической основой работы служат фундаментальные положения современной лингвопрагматики, рассматривающей прагматические значения не только как текстовые и надуровневые категории, но и как неотъемлемый компонент лексической и грамматической семантики слова. Оппозиция прагматики и семантики часто опирается на противопоставление конвенциальности и неконвенциальности: прагматическая информация традиционно считалась неконвенциальной. Однако в последнее время все настойчивее заявляет о себе позиция, согласно которой предметом прагматического анализа могут выступать также и лексикализованные прагматические компоненты, имеющие постоянный статус в языке.
Хотя «словарное слово» в значительной мере представляет собой лишь «воссозданный конструкт», однако современная лингвопрагматика справедливо признает возможность и необходимость описания его прагматических смыслов (ср. идею Ю.Д. Апресяна о разграничении зон семантики и прагматики в словарной статье [1995] или идею В.Д. Девкина [2001] о создании словаря, соединяющего всю прагматическую информацию -идеологическую, религиозную, пейоративную, мелиоративную и проч.).
В данном исследовании осуществлен комплексный подход к словарной прагматике: анализируются «системные прагмемы», реально существующие в коллективном сознании, и «речевые слова», прагматическое содержание которых формируется на уровне микро/макроконгекста или в широком контексте ситуации.
Итак, объект изучения - иноязычные элементы (прежде всего -лексические) в современном русском языке (понимаемом широко: от Пушкина до наших дней), причем особое внимание уделяется иноязьиным единицам, появившимся в последние два десятилетия (в период перехода от тоталитарных к демократическим формам социальной жизни в России).
Предметом исследования стала прагматика иноязычных единиц в русском языке.
Основная цель - постижение прагматики иноязычных элементов в динамическом аспекте (динамика понимается в широком смысле - как состояние движения, ход развития и изменения определенных явлений под воздействием каких-либо факторов).
Общая цель обусловила постановку и решение следующих конкретных исследовательских задач:
-проанализировать иноязычные элементы в русском языке на фоне общей лингвокулыурной ситуации;
-предложить адекватный понятийный аппарат для описания иноязычных элементов, различающихся по функциям и степени ассимиляции (поскольку в настоящее время терминологический инструментарий, применяемый для характеристики иноязычных единиц достаточно разнороден);
-определить место прагматической информации в содержательном плане и ее функциональную значимость;
-предложить объективные подходы к оценке прагматического компонента в семантике заимствования;
-изучить, какое влияние оказывают исторические факторы на социальный статус заимствований;
-на основе корпуса новейших данных определить степень неологизации русского языка за счет иноязычных включений;
-сделать прогноз относительно тенденций прагматических изменений заимствований в связи с различными экстралингвистическими факторами.
Для достижения поставленной цели и решения обозначенных задач применяется стратегия максимально широкого прагматического исследования, включающая использование следующих методов анализа:
-метод комплексного синхронно-диахронного описания иноязычной лексики в русском языке;
-социолингвистическая методика на основе корреляции языковых и социальных явлений;
при декодировании прагматической информации - метод контекстуального анализа;
метод компонентного анализа с опорой на синтагматические отношения слов;
-метод сопоставления семантически близких, но прагматически противоположных лексических и грамматических единиц;
Новизна предлагаемой работы определяется тем, что впервые предпринята попытка комплексного синхронно-диахронного описания прагматики иноязычных элементов в системе русского языка. При всей активности прагматических исследований в отечественном и зарубежном языкознании «прагмалингвистика как интегративная обширная область изобилует белыми пятнами» [Карасик В.И., 2004: 5]. Полагаем, что прагматика иноязычных единиц, несмотря на огромное количество работ, посвященных разным сторонам многомерного взаимодействия языков и культур, пока остается таким «белым пятном». Новизну своей работы мы видим в том, что указанная «лакуна» в известной степени ликвидируется. Новизна связана также с дифференцированным подходом к заимствованиям с учетом социального статуса носителей языка, с тем, что утверждается приоритетность прагматических координат в процессе функционирования иноязычной лексики и определяется комплекс причин, влияющих на формирование и изменение оценочного (прагматического) содержания иноязычного слова.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что оно способствует уяснению роли иноязычных элементов в формировании и изменении русской языковой картины мира. Поскольку одной из ведущих тенденций с конца XX столетия стала глобализация современного общества, изучение сопровождающих ее процессов (укрепления и расширения международных связей, контактов представителей различных культур,
процессов лексического и грамматического заимствования и под.) является одним из центральных аспектов современного гуманитарного знания. Теоретическая значимость заключается также в том, что иноязычное слово анализируется в широком социокультурном контексте, с опорой на социальные категории «статус» и «престижность», которые, как доказывается в работе, играют роль отнюдь не внешних условий, не поверхностного антуража, а во многом определяют особенности прагматики «чужого» слова, которое используется в современном русском языке для выражения эмоциональных реакций, системы социальных оценок по отношению к предметному миру, духовной и поведенческой сферам в жизни человека.
Полагаем, что проведенное исследование помогает уточнить само понятие прагматики слова, значимое для современного языкознания и когнитивной междисциплинарной науки в целом.
Практическая ценность работы состоит в том, что ее положения и выводы могут быть использованы при чтении вузовских курсов «Современный русский язык» (разделы «Лексикология», «Грамматика»), «История русского литературного языка», «Стилистика русского языка», «Введение в языкознание», «Культура речи», «Введение в межкультурную коммуникацию», «Общее языкознание», «Риторика», а также спецкурсов по линвопрагматике, психолингвистике, социолингвистике, а также по проблемам ассимиляции иноязычных единиц в русском языковом узусе. Ряд нововведений, относящихся к описанию механизма приобретения и изменения прагматических свойств иноязычными единицами, может быть учтен при описании как русского, так и других языков. По материалам исследований автором выпущены и приняты учебно-методическим советом два учебных пособия. Представленный в работе языковой материал может найти применение в подготовке словарных статей для прагматического словаря русского языка.
Положения, выносимые на защиту:
Лингвокультура детерминирует не только семантическое содержание языковых знаков, но и связанную с ними прагматическую информацию, которая в свою очередь обусловливает нормы речевого поведения.
Прагматическая зона иноязычного слова отличается большей динамичностью по сравнению с собственно семантической вследствие изменений в ценностной картине мира, которые происходят быстрее, чем изменения в концептуальной картине мира.
3. Заимствование как процесс и результаты этого процесса могут быть реально
изучены только с учетом динамики прагматического значения иноязычного
элемента в языке-рецепторе.
Традиционная классификация иноязычных заимствований по степени ассимиляции в языке рецепторе нуждается в серьезной корректировке, поскольку в русском языке последних десятилетий сущностные признаки экзотической и макаронической лексики уже не свидетельствуют о неосвоенности или недоосвоенности. Семантическая и прагматическая ассимиляция необязательно сопровождается деэкзотизацией реалий.
Иноязычная неология в современном русском языке обладает многими признаками ядерной, а не пассивной, периферийной лексики.
Активное заимствование стимулирует либерализацию всех типов норм -системной, стилевой (жанровой), контекстуальной.
Количественный рост лексических заимствований в современном русском языке детерминирует значительные сдвиги на грамматическом уровне.
Исследование прагматики заимствованного слова немыслимо без обращения к фиксирующим ее текстам. Главным источником языкового материала стали современные СМИ. Такой выбор источника обусловлен тем обстоятельством, что восприемником нормотворческой функции сегодня стали именно медиальные средства, в то время как художественная литература утрачивает свою нормотворческую значимость [Нещименко Г.П, 2001,
Хазагеров Г.Г., 2003 и др.]. Использованы такие издания, как «Аргументы и факты», «Комсомольская правда», «Известия», «Независимая газета», «Новая газета», «Время», «Новый компаньон», «Антенна», «Новый мир», «Знамя», «Огонек», «Она», «7 дней», «Натали», «Лиза», «Cosmopolitan», «L'Offlciel», «Vogue», «Elle», а также электронные СМИ. Последние справедливо называют «сколком» современного состояния речевой культуры и, соответственно, современной языковой ситуации, а также «основной сферой использования устного литературного языка» [Гяпко Г.Г.,2001: 148]. Вполне осознавая, что названные источники (особенно - интернет) отразят не только норму, но и «антинорму», мы, однако, стремились установить в хаотичном нагромождении новых фактов, в аномалиях и даже ошибках проявление определенных тенденций использования иноязычного слова в русском языке последних двух десятилетий.
Для элементов диахронического анализа использованы тексты русских писателей ХК-ХХ вв. (см. список источников). Особую ценность для избранного аспекта исследования имеет иллюстративный материал, где содержатся авторские рефлексии по поводу используемых иноязычных слов, например: Артист без богатого внутреннего мира, как модно сейчас говорить - «харизмы», остается лишь красивой картинкой (Комсомольская правда, 24 ноября 2004 г.).
Авторские рефлексии представляют собой объективацию мыслей адресанта, связанных с «качествами» иноязычного слова, и поэтому чрезвычайно важны для характеристики прагматических свойств «чужих» элементов.
Работа написана на основании картотеки, составляющей более 5000 примеров использования слов иноязычного происхождения, которые можно истолковать как системные или контекстуальные прагмемы.
Важной источниковедческой базой послужили также толковые и аспектные словари (см. список словарей и справочников).
Апробация работы. Результаты исследования были представлены в виде докладов на следующих международных, всероссийских и межвузовских конференциях:
«Речь. Речевая деятельность. Текст» (Таганрог, ТГПУ, май 2002 г.); «Актуальные проблемы методики преподавания русского языка как иностранного» (Ростов-на-Дону, РГПУ, октябрь 2002г.); «Единицы языка в коммуникативно-прагматическом аспекте» (Ростов-на-Дону, РГЭУ, апрель 2002); XXI Чеховские чтения (Таганрог, ТГПУ, сентябрь 2002 г.); «Языковая культура в условиях высшей школы: содержание, технологии, развитие» (Ростов-на-Дону, РГЭУ, апрель 2003 г.); «Язык. Дискурс. Текст». Международная научная конференция, посвященная 80-летию со дня рождения В.П. Малащенко (март 2004 г.); «Актуальные вопросы обучения русскому языку и культуре речи в высших и средних специальных учебных заведениях» (Ростов-на-Дону, ДГТУ, апрель 2004 г.); «Актуальные проблемы межкультурной коммуникации» (Ростов-на-Дону, РГЭУ «РИНХ», апрель 2004г.), «Речь. Речевая деятельность. Текст» (Таганрог, май 2004 г.), Международные Чеховские чтения, посвященные 100-летию со дня смерти писателя (Таганрог, сентябрь 2004 г.), «Современное состояние университетского филологического и журналистского образования, перспективы его модернизации и вхождения в международное образовательное пространство» (Ростов-на-Дону, РГУ, октябрь
г.); Международная научно-практическая конференция, посвященная 50-летию центра международного образования МГУ им. МБ. Ломоносова (Москва, МГУ, ноябрь 2004 г.), IX Международная научно-методическая конференция «Риторика в системе коммуникативных дисциплин» Санкт-Петербург, февраль 2005 г.); X Международная юбилейная конференция «Текст. Структура и семантика» (Москва, МГОПУ им. М.А. Шолохова, апрель
г.).
Структура работы определяется сформулированными задачами и включает введение, четыре главы, заключение, библиографию, насчитывающую 500 наименований, список сокращений названий словарей и
справочников. Первая глава посвящена анализу иноязьганого слова в широком
социальном контексте: иноязычное слово рассматривается как одно из
воплощений концепта свое / чужое, заимствованное слово анализируется с
учетом таких социальных категорий, как мода и престиж. Во второй главе с
новых позиций рассмотрена традиционная таксономия иноязычньж единиц по
степени ассимиляции, подробно анализируется прагматика экзотичного и
макаронического слова, делаются наблюдения, касающиеся влияния
лексических заимствований на грамматическую систему русского языка. В
третьей главе анализируется динамика прагматического содержания
иноязьганого слова, исследуется (в качестве лингвистической категории)
пуризм и его проявления в различных социальных и лингвокулыурных
условиях, прослеживаются (на материале иноязычньж слов) последствия
«оценочной революции». В четвертой главе представлен весь прагматический
диапазон иноязьганого слова в современном языке: большое внимание
уделяется англицизмам в различных сферах функционирования русского
языка; анализируется прагматика неологии; исследуются игровые
возможности иноязычного слова, а также особенности прагматики заимствований в зависимости от их функциональных ролей. В заключении подведены основные итоги исследования.
Социальная маркированность иноязычного слова
В отечественной филологии конца XX в. сформировалось концептуально-культурологическое направление, предлагающее широкий взгляд на слово, которое рассматривается на стыке нескольких смежных областей знания и при этом восстанавливается как целостный объект гуманитарных наук. В языке находит отражение особое представление о мире, «схваченном» со стороны субъекта сознания, и заключающееся, прежде всего, в том, что репрезентация мира, его. концептуализация и категоризация зависят от субъективных факторов.
В рамках концептуально-культурологической лингвистики осмыслена специфика языковой фиксации культурно значимых характеристик бытия в форме языковых знаков и охарактеризована центральная единица лингвокультурологии - культурный концепт.
В область современного гуманитарного знания термин «концепт» ввел еще С.А. Аскольдов в статье «Концепт и слово», изданной в 1928 году [ср.: 1997: 267 - 279]. В качестве самого существенного признака концепта здесь называется «функция заместительства», ибо концепту, как мыслительному образованию, приписывается возможность замещать нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода. Вторая важная позиция состоит в том, что заместительная функция концепта символична. То есть концепт является не отражением замещаемого множества, но его «выразительным символом, обнаруживающим лишь потенцию совершить то или иное».
О наличии концепта говорят в том случае, если концептуализируемая область осмыслена языковым сознанием и получает однословное выражение. «Культурный концепт — многомерное смысловое образование, в котором выделяются ценностная, образная и понятийная стороны» [Карасик В.И,, 2004: 109]. Образное содержание концепта сводится к целостному обобщенному следу в памяти, связанному с некоторыми событиями, предметами или качествами, «концепт в этом смысле есть сгусток жизненного опыта, зафиксированный в памяти человека» [Карасик В.И., 2004: 127]. Ю.С. Степанов [1997: 41] полагает, что концепт есть базовая единица культуры, ее концентрат, что «в структуру концепта входит все то, что и делает ее фактом культуры - исходная форма (этимология); сжатая до основных признаков содержания история; современные ассоциации; оценки и т.д.». Термин «концепт» иногда противопоставляется «стереотипу». «Концепт» включает языковые зна-ние (например, сочетаемость слова), стереотип - это образ-представление в его вербальной оболочке; концепт - это понятие более абстрактного уровня, позволяющий выводить архетипы, стереотип же более конкретен; концепт является феноменом прагматического плана, то есть он соотносим с системой ментальных образований, а стереотип функционален, он проявляется собственно в коммуникативном поведении; концепт хранится в форме гештальтов и пропозиций, а стереотип - в форме фрейм-структур. Концепт, в отличие от стереотипа, принципиально многомерен [Красных В.В., 1998: 133].
Концепты неоднородны в плане обозначения объектов, и есть мнение, что о концептах можно говорить только применительно к абстрактным сущностям, предметы же не являются знаками концептов [Воркачев С.Г., 2002]. Однако есть символичные предметы. «Матрешка -это не просто вырезанная из дерева раскрашенная игрушка, но и множество переживаемых ассоциаций, которые возникают у людей, знакомых с традиционной народной русской культурой. Каким бы противоречивым, на первый взгляд, ни было понятие «предметный концепт», оно имеет право на существование, если в языковом сознании некоторый предмет ассоциируется с культурно значимыми смысловыми рядами» [Карасик В.И., 2004 - б: 139].
К основным признакам концептов как глубинных содержательных величин относят: большую масштабность в сравнении с языковыми значениями и потому транцендентность языку; неизолированность, связанность концептов между собой; континуальность и динамичность; полевый характер, соотнесенность концепта с определенной областью знаний.
При всем многообразии существующих определений концепта одно его свойство представляется бесспорным — абсолютная антропоцентрич-ность, причем антропоцентричность концепта не просто проистекает из антропоцентричности языка, но определяется природой концепта - его принадлежностью сознанию субъекта [Чурилина Л.Н., 2003: 10]. Подход к концепту как к единице сознания индивидуума, идеальной сущности, которой человек оперирует в процессе мышления и которая отражает содержание опыта и знаний субъекта, делает естественным предположение о том, что разные языки по-разному концептуализируют действительность.
А поскольку в пределах одного языка, одного языкового сообщества не может быть полного совпадения индивидуальных сознаний, то не может быть и полного совпадения индивидуальных концептов. К важнейшим постулатам когнитивной лингвистики относится облигаторная зависимость обработки всей поступающей к человеку информации от субъекта и выбранной им точки зрения на объект. Субъективность концепта как его отличительная черта имеет своим следствием использование разных языковых средств для описания одного и того же фрагмента действительности. Реконструкция национального (инвариантного) концепта предполагает последовательное соотнесение всего объема слов, в той или иной мере связанных с экспликацией концептуального поля, с ассоциативным полем слова-имени концепта [Чурилина Л.Н., 2003: 15].
Вопрос о концептуарии русской культуры был и остается остродискуссионным. Например, Г.Г. Хазагеров [2001] с известной долей иронии пишет о том, что Буратино удостоился быть включенным в Словарь русской культуры [Степанов Ю.С., 1997]; включен он (наряду с бабой-Ягой, витязем на распутье и Василисой Премудрой / Прекрасной) и в словарь «Русское культурное пространство» [2004].
Существует вполне обоснованное мнение [Нерознак В.П., 1998, Савицкий В.М. 2003] о том, что концепт национальной культуры существует как факт только в том случае, когда при переводе на другой язык не оказывается дословного эквивалента соответствующего концепта. Прежде всего то, что называют лакунами или безэквивалентной лексикой, и составляет основу национального концептуария. Именно поэтому чаще и охотнее на базе русского языка анализируют такие концепты, как душа, тоска, интеллигенция, пошлость, порядочность
Является ли аналитизм в современном русском языке следствием заимствования?
Слово макияж: не менее частотно в женских журналах, однако у него есть конкурент - англицизм мейкап. Ср.: «В отдельных случаях наблюдается процесс вытеснения старого заимствования новым без признаков специализации их значений. Так, английское слово мейкап заменяет французское макияж:. Дальнейшее развитие взаимоотношений между словами, входящими в синонимическую пару, может пойти как по пути полного вытеснения одного из них из употребления, так и по пути их семантической специализации», - пишет Э.Ф. Володарская [2002: 108]. Заметим, что макияж: представляется более приемлемым вариантом из-за большей его русификации (ср.: искусство макияжа, уроки макияжа, актуальные тенденции макияжа, изобразительные средства макияжа, контурный макияж, современная мода макияжа многогранна - во всех этих случаях трудно представить слово мейкап, которое вряд ли склоняется в русском языке, во всяком случае пока) и укрепившихся в языке производных слов.
Поэтому, когда сегодня она вкатилась в мою комнату и со светской улыбкой на безукоризненно намакияженном лице заявила: - Ваня, есть разговор, - я сразу понял, что она находится в сильном волнении (Д. Донцова «Букет прекрасных дам»).
Модным и престижным слово становится только тогда, когда оно обозначает предмет, имеющий в глазах носителей языка значительную ценность. Понятие «ценностной предметности» отражает социально-культурный характер всех без исключения предметов, вовлеченных в орбиту практической деятельности людей. Ценностная предметность - это функция предметов в их общественном бытии. Мир ценностной предметности - это мир общественного бытия, созданный по меркам социально-культурных потребностей человека. «Ценностная предметность - это особое измерение действительности, когда на задний план отступают все чувственно воспринимаемые свойства вещей и остается лишь их общественное содержание, их социально-культурная функция в системе общественных отношений» [Жоль К.К., 1990: 221].
Очевидно, именно изменение этого аспекта (динамика ценностной предметности) обусловливает подвижность таких семантических полей, как «Одежда», «Украшения», «Жилище», «Парфюмерия», «Отдых», «Развлечения» и под. В этих сферах мода меняется очень быстро, а значит ценностные параметры объекта текучи и подвижны.
В словарях давно зафиксировано слово жалюзи в значении «многостворчатые ставни и шторы, применяемые для регулировки светового и воздушного пространства». Оно восходит к французскому Jalousie. Во французском слово значило «зависть», «ревность». Значение «оконная штора из деревянных пластинок, скрепленных шнурами» во французском языке появилось не в результате переносного употребления, а в результате семантического заимствования из итальянского: новое переносное значение «оконная штора» развилось в семантической структуре итальянского существительного gelosia, и это новое значение было заимствовано французским языком. Это новое значение у французского слова появилось в XVI веке. Таким образом, русское жалюзи - это одновременно заимствование из французского (форма) и из итальянского (значение) - см. [Козлова З.Н., 1980]. Очевидно, поэтому, несмотря на рекомендации словарей об ударении на последнем слоге [СБ, СОШ и др.], закрепилось ударение на первом слоге. Актуализировалось слово в связи с вещными, предметными изменениями - с широким распространением такого вида штор. Ни один уважающий себя офис сегодня не оформляется тканевыми занавесками, отсюда - частотность слова в современных СМИ, рекламных объявлениях (Жалюзи-плиссе из Германии, Жалюзи по ценам производителя, Жалюзи-плиссе - это стильный декор для маленьких окон) и т.п. В БОК отмечается молодежное шутливое употребление выражения «открыть (поднять) свои жалюзи» в значении «посмотреть внимательно, обратить внимание на что-либо». Как известно, природа жаргона (особенно молодежного) определяется извечной потребностью в языковой игре. А обыгрываться может только актуальное, частотное и «ценностное» слово, иначе необходимый эффект не будет достигнут.
Одно из самых модных слов нашего времени - дефиле. Прежде был известен только глагол дефилировать - «торжественно проходить (церемониальным маршем, на параде)» Это книжное слово, которое могло употребляться и с иронией. Ср.:
Подталкиваемый остреньким кулачком в спину, я продефилировал к гостям, уселся возле стога сена и продолжил светскую беседу (Д. Донцова «Букет прекрасных дам»),
В языке последнего десятилетия популярным стало существительное дефиле, которое первоначально значило «показ модной одежды» {репортаж с показов и дефиле, последнее дефиле коллекций Сен-Лорана, модельное дефиле, престижное дефиле, стартует дефиле высокой моды, парад дефиле, гала-дефиле, дефиле-шоу, фэнтезийное дефиле, тридцать дефиле Russian Fasion Week сезона осень/зима 2003-2004), а затем расширило свое значение. Ср.: Дефиле Салон-парикмахерская; В Минске пройдет дефиле-парад бездомных эюивотных (Акавита — Новости Беларуси)1; 2 мая в 18.00 на сцене Театра драмы состоялось уникальное фитнесс шоу «1-е Всероссийской фитнесс-дефиле»; На главной улице -собачье дефиле с участием настоящих далматинцев (Городские новости, 2003, № 137);
«Оценочная революция» конца XX века и иноязычное слово
Такой подход тем более правомерен в связи с тем, что «отсутствуют объективные мерила, гарантирующие от ошибок при установлении принадлежности к языку слов иноязычного происхождения», что об этой принадлежности «приходится порой судить, руководствуясь языковым чутьем, а не строгими научными критериями» [Ефремов Л.П., 1959: 34].
Многие авторы [Дубичинский В.В., 1989: 6 и др.] выделяют три стадии усвоения слов иноязычного происхождения в языке-рецепторе: вхождение, интеграцию, и собственно заимствованиями считаются лексические единицы на стадии интеграции.
В работе Р. Лузайа-Маминги [1985: 7-9] разграничиваются такие стадии усвоения: переход - вхождение - интеграция. При анализе иноязычных слов «переходной» стадии легко выявляется (по нетипичным для русского языка сочетаниям букв) неисконный характер лексических единиц, а с точки зрения функционирования слова на этой стадии отличаются узостью сферы употребления. Стадия «вхождение» оценивается как начало постепенного усвоения иноязычных слов и употребления их не только в письменной и устной речи замкнутого круга людей, но и в повседневной речевой практике. На третьей стадии характерно укоренение заимствований, их полное подчинение нормам и использование широких возможностей внутриязыковой эволюции.
Чтобы разграничить заимствования освоенные и неосвоенные, применяют оппозитивные термины «заимствованные» и «употребляемые» слова или «заимствования на уровне языка» и «заимствования на уровне речи», пишут об «окказиональных заимствованиях» - в любом случае речь идет о сходных явлениях. Однако хорошо известно и то, что иноязычное слово может оставаться неосвоенным или недоосвоенным только на одном из уровней. Так, проявлением недоосвоенности на фонетическом уровне считается несмягчение согласных перед Е {кафе, кашне, пюре), произношение эю в слове жюри.
Недоосвоенными на морфологическом уровне долгое время считались несклоняемые существительные (даже те из них, которые имели огромную частотность и продуктивность). Слово пальто только тогда станет освоенным (ассимилированным заимствованием), когда будет склоняться. И многие выдающиеся лингвисты (Л.В. Щерба, И.И. Срезневский, Н.С. Трубецкой) считали, что рано или поздно мы будем говорить «в польтах». Обзор точек зрения о будущем слова пальто см. в [Астен Т.Б., 2003: 59]. Однако ни слово пальто, ни многие другие несклоняемые существительные пока не обнаруживают признаков утраты склоняемости.
В сознании говорящих иноязычное слово нередко связано с книжностью — книжной культурой, книжной стилистической окраской. Но основываясь на том положении, что в 90-х годах XX века и в начале XXI века престиж иноязычного слова определяется скорее модой, нежели образованностью, можно говорить о том, что частые использования иноязычного слова в речи - это не элемент культуры, а элемент полукультуры.
Полукультура - это не недостаток культуры, не отсутствие знаний как таковых. Это такая ситуация, в которую помещена личность во время культурно-бытового слома. В одном случае - такая полукультура временная, в другом (неблагоприятном) - она превращается в постоянно действующий фактор [Фрумкина P.M., Мостовая А.Д., 1990: 91]. В нашем случае - полукультура порождает полуязычие. Полуязычие - это такое положение вещей, «когда человек вроде бы владеющий обоими языками, фактически не владеет ни одним: столкнувшись с чуть более сложной мыслительной конструкцией, он не способен выразить ее достаточно точно ни на одном из тех языков, которыми владеет» [Хинт М., 1988: 239].
Прагматика заимствованного слова теснейшим образом связана со стратификацией общества. Даже давно и прочно освоенные в языке-рецепторе заимствованные слова могут вызывать отторжение у представителей определенных социальных групп. Ср. убежденность Энгеля в «ничтожестве, грубости, комичности и вульгарности» иностранных слов, «пятнающих репутацию писателя», а также его утверждения, что писатель, который ими пользуется, «совершает национальное преступление» - цит. по: [Жирмунский В.М., 1936: 204] или убеждение В.И. Даля в том, что «чужесловы надо бы стараться изгнать». В наше время активным противником иноязычного влияния (прежде всего -англо-американского) выступил А.И. Солженицын, считающий что уже «довольно загадили русский язык такими дивными новинами, как уик-энд» (подробнее о проявлениях пуризма см. в главе 3).
Другой подход к заимствованиям определяется убеждением, что все великие культуры нуждаются друг в друге и общечеловеческая культура не может развиваться без оживленного обмена духовными и материальными ценностями. Г.О. Винокур [1999: 433] писал о «старинном правиле лингвистики: чем лучше мы знаем язык, тем меньше мы находим в нем синонимов». Это в полной мере относится и к иноязычным словам, поскольку те из них, которые прочно укоренились в русском языке, обязательно приобрели семантические или прагматические различия с близкими им исконными словами.
Иноязычное слово как средство манипуляции общественным сознанием
В эти оценки, естественно, вовлекаются исконные и заимствованные слова. А.И. Герцен приводит в «Былом и думах» разговор с К. Аксаковым: - Москва — столица русского народа, - говорил он, - а Петербург — только резиденция императора. - И заметьте, - отвечал я ему, как далеко идет это различие: в Москве вас непременно посадят на съезжую, а в Петербурге сведут на гауптфахту.
Все «ядерные концепты, соотносимые с идеальными представлениями славянофилов о самобытности России, обладают мелиоративной оценочностью» [Трошина Н.В., 2004: 21]. Вследствие экстралингвистической природы идеологический пуризм ненаучен (основан на ненаучном подходе к нормализации, то есть на субъективном отношении и представлении о чистоте языка в связи с идеологемами о самобытности России).
«Самым отвратительным» Г.О. Винокур считает «ученый пуризм» [1929: 106-107], ибо в нем нет даже естественных эмоций. «Ученый пуризм знает только эмоции начетчика и библиофила. Не случайно, что чаще всего в тогу ученого пуризма драпируются библиотекари, архивариусы, школьные учителя и прочие чиновники». Важно подчеркнуть, что Г.О. Винокур анализировал те проявления пуризма, которые наблюдал в 20-е годы, именно их он подверг беспощадному сарказму. А пуризм по сути своей (как идея, как принцип), по его мнению, вовсе не заслуживает осуждения. Он предлагает развивать и культивировать пуризм как культуру языка. Разумное и культурное отношение к языку, по мысли Г.О. Винокура, даст возможность судить не об отдельных формах и частном словоупотреблении, а по отношению к данному языку в целом.
Результаты преобразований под воздействием пуризма, то есть замену или вытеснение заимствований словами родного языка, можно найти практически во всех индоевропейских языках. Так, в немецком языке замены таких французских заимствований, как perron, coupe, passagire, couvert и др. (der Bahnsteig, das Abteil, der Fahrgast, der Umschlag) вошли в активное употребление и широко используются. В английском bookroom вместо library, maze вместо labyrinth , предложенные В. Барнзом, распространения не получили [Геерс М.Е., 2002: 21]. Ср. также попытки создать узко украинизированную научную терминологию вместо-«фильтр» - цідило, вместо «шкив» - крутень, вместо «поршень» - топок и под.) - см. об этом: [Жирмунский В.М., 1936: 208].
Ср. замечание Р.Мейера о том, что пуристы - это «самые смелые, хотя редко счастливые изобретатели новых слов, которыми они пытаются наводнить родной язык с помощью переводов иностранных терминов» [цит. по: Винокур Г.О.. 1929: 91]. Действительно, пуристы запомнились прежде всего «обывательскими перифразами» общеизвестных слов и укоренившихся терминов (вроде «мокроступов», «самоподымальни» или «громкогласа»). Были даже попытки (на заре компьютеризации) именовать компьютер большой счетной машиной или счетчиком. См. об этом: [Изюмская С.С., 2000].
М. Е. Геерс отметила важность социальной стратификации при оценке языкового пуризма, ибо появлению пуризма предшествует мода на один или несколько иностранных языков во влиятельных кругах общества [2002: 25]. Дж. Томас предложил классификацию языкового пуризма.
Пуризм бывает: 1. архаический (его суть - в попытке восстановить языковой материал прошлых веков); 2. этнический (состоит в признании того, что сельские диалекты чище городских); 3. элитарный (основан на отрицании диалектов); 4. реформаторский (проявляется при становлении литературной нормы); 5. ксенофобный (состоит в искоренении заимствований либо из определенного языка, либо всех вообще заимствований); 6. пуризм - игра (результат деятельности отдельных лиц, которые из лучших побуждений пытаются реформировать язык)- см. [Thomas G., 1991: 81].
Современная лингвокультурная ситуация в России дает много оснований для активизации пуристических настроений. Академик О.Н. Трубачев пишет о том, что «здоровое движение души и хороший филологический вкус подсказывают нам без колебаний осудить макаронистику» [1999: 17]. В общем справедливо говорится и «о нарастании усталости в обществе от экспансии западной культуры» [Шанский Н.М., 2003: 104]. Ср. также: «Массовый приток иностранных слов, ставший одной из сопутствующих примет культурно-экономической интеграции, является порой настоящим бедствием» [Нещименко Г.П., 2001: 116-117]. В этом смысле языковая ситуация сходна с той, которая уже была в России. Галломания придворно-аристократических кругов вызывала резкое неприятие многих деятелей культуры уже в XVIII-XIX вв.
