Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Лингвокультурология как интегративная лингвистическая дисциплина 17
1.1. Научные предпосылки и история становления лингвокультурологии как науки 17
1.2. Язык и культура: проблемы соотношения и взаимодействия 21
1.3. Объект, предмет, цели и задачи лингвокультурологии 28
1.4. Базовые термины и понятия лингвокультурологии 36
1.5. Образные средства языка как объект лингвокультурологического исследования 46
Выводы 57
ГЛАВА 2. Метафоризация как объект лингвистического исследования 59
1. Исторические предпосылки выделения метафорологии как науки 59
2. Современные подходы к исследованию метафоры 64
2.1. Логико-философский аспект изучения метафоры 66
2.2. Психологический аспект изучения метафоры 73
2.3. Лингвометафорология: основные подходы к изучению 76
2.3.1. Лингвистический аспект изучения метафоры 77
2.3.2. Лингвокогнитивный аспект изучения метафоры 82
3. Метафора как рематематическое единство 93
4. Метафора как модель национального мировидения 103
Выводы 127
ГЛАВА 3. Семантические сферы «мира русской природы» в аспекте метафоризации 129
1. Семантические сферы языка как источники метафоризации 129
2. Метафоры лингвокультурного кода «Природа» 146
3. Метафоры «Растительного кода» 212
4. Метафора лингвокультурного кода «Животные» 238
5. Метафоры лингвокультурных кодов «Природа», «Растения», «Животные» в аспекте антропоцентризма 291
Выводы 305
Заключение 308
Список литературы 312
- Образные средства языка как объект лингвокультурологического исследования
- Современные подходы к исследованию метафоры
- Метафора как рематематическое единство
- Метафоры лингвокультурных кодов «Природа», «Растения», «Животные» в аспекте антропоцентризма
Введение к работе
Современные исследования метафоры (МТФ) опираются на традиции, идущие с времен античности, на классическое лингвистическое наследие таких известнейших отечественных и зарубежных ученых, как В. Гумбольдт, А. А. Потебня, А. Н. Веселовский, Г. Пауль, Ш. Балли и др.
Стремление рассматривать МТФ как ключ к познанию мира, отражение особенностей человеческого мышления («Метафора удлиняет «руку» интеллекта» [Ортега-и-Гассет 1990: 72]) стало естественной основой изучения МТФ в рамках антропоцентрической парадигмы научного знания, что в свою очередь привело ко все более интенсивному поиску общих закономерностей процесса формирования переносных значений и изучению характера их функционирования в речи.
Методологической базой современных исследований метафоры стали широко известные труды таких отечественных и зарубежных лингвистов, как М. Блэк, Дж. Лакофф, М. Джонсон, Д. Дэвидсон, З. Ковечеш, Дж. Серль, М. Тернер, Ж. Фоконье, А. Ричардс, А. Вежбицкая, Н. Д. Арутюнова, Л. В. Балашова, А. Н. Баранов, В. Г. Гак, Ю. Н. Караулов, О. Н. Лагута, В. П. Москвин, Е. О. Опарина, Н. В. Павлович, М. Э. Рут, Г. Н. Скляревская, В. Н. Телия, А. П. Чудинов и др.
Являясь «ключевым элементом категоризации языка, мышления и восприятия» [Петров 1990: 135], метафора связывает воедино языковые и мыслительные структуры, скрепляет незримыми нитями действительность, сознание и культуру. Причем «при лингвокультурологическом подходе разделение на живые и мертвые метафоры – условность» [Брагина 1999: 132].
В лингвокультурологических работах самых разных периодов и направлений есть такие объекты и предметы исследований, которые, несмотря на разницу в подходах, можно отнести к ядерной части лингвокультурного пространства, к основным единицам лингвокультурологического изучения. К их числу, безусловно, относятся и образные средства языка, прежде всего метафора. «Уникальность метафоры заключается в том, что она может выступать как функциональная единица трех пространств: когнитивного, культурного и лингвистического» [Привалова 2005: 46].
Изучение метафоры не единственный, но весьма значимый способ наблюдения за изменениями, происходящими в этнолингвокультурном сознании. При этом особого внимания заслуживает изучение метафоры не как результата вторичной номинации, а как процесса, отличающегося характерным смысловым механизмом порождения (и восприятия!). Подобный процесс метафоризации в известной мере универсален (можно отметить наличие как отдельных «общих» метафор, так и целых метафорических рядов – образных парадигм). Вместе с тем не вызывает сомнений факт национально-культурной специфики как отдельных метафорических значений, так и отдельных способов метафоризации.
Особый интерес для лингвокультурологии представляет описание закономерностей процесса метафоризации. Поиск своего рода лингвокультурного вектора метафоризации ведет к изучению глубинных основ национально-культурного миропонимания, определяющего многие особенности национально-языковой картины мира, национального (и индивидуального!) языкового сознания. Универсальность человеческого мышления / освоения действительности проявляется в наличии таких метафорических закономерностей, как антропо- и зооморфизм, перенесение на человека признаков окружающего мира и многое другое. Но и в этих универсальных парадигмах есть свои национально-культурные особенности. Так, пейоративная окрашенность слов «черный», «левый», «низкий» свойственна далеко не каждому языку, и правила межкультурной коммуникации не могут не учитывать такого рода особенности.
Изучение процесса метафоризации позволяет отразить действие основного принципа антропоцентризма – организации непредметной действительности по аналогии с действительностью, данной в ощущениях. Подобная концептуализация приводит к тому, что «окружающий человека мир аксиологизируется, символизируется и психологизируется, а внутренний мир параметризируется и объективизируется» [Рябцева 2004: 457]. Среди зарубежных исследователей наиболее последовательно подобного подхода придерживаются М. Джонсон [1987, 2004], Р. Ricoer [1994] и Х. Ортега-и-Гассет [1990]. Продуцирование и понимание метафоры на основе языковой компетенции означает своеобразное «вхождение» в национально-языковую картину мира.
Универсальность процесса метафоризации, основанного на принципе соизмеримости познаваемого с понятными для человеческого восприятия образами и символами, – своеобразный залог межкультурного взаимопонимания. Это определенный лингвокультурологический фундамент процесса изучения и преподавания иностранного языка. Метафорическая модель как образная парадигма представлена во всех языках. Поэтому понимание иноязычного словесного образа будет более успешным, если он воспринимается как член универсальной образной парадигмы.
За последние годы лингвокультурология как сравнительно новая научная дисциплина прошла стадию становления и благодаря работам таких известных исследователей, как Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров, Ю. С. Степанов, В. Н. Телия, Н. Ф. Алефиренко, Г. М. Васильева, С. Г. Воркачев, Е. И. Зиновьева, В. И. Карасик, В. В. Красных, В. А. Маслова, Ю. Е. Прохоров, Г. Г. Слышкин, В. М. Шаклеин, стала не только «заметным и популярным» научным направлением, но и своеобразным «интегратором» научных поисков, посвященных проблемам взаимодействия языка и культуры.
Исследование процессов метафоризации находится в центре внимания многих наук, многих направлений в лингвистике, но прежде всего в кругу таких антропоцентрических, как когнитивная лингвистика и лингвокультурология.
Актуальность исследованиям метафоры придает универсальный механизм метафорического смыслообразования и функционирования, в котором проявляются характерные черты, способы познания мира, себя в этом мире, взаимодействие языка, сознания и культуры. Именно в метафоре проявляется системная лингвокреативная способность концептуализировать действительность, данную в ощущениях, придавая при этом универсальному характеру концептуализации национально-специфические черты. Разнообразие исследовательских подходов, весьма противоречивые результаты, отсутствие единства по самым существенным вопросам метафорологии и особенно по связанным с проблемами культурологических интерпретаций придают особую актуальность исследованию базовых процессов метафоризации и характеризующих их метафорических моделей, к которым относятся метафорические процессы, использующие в качестве «источников» метафоризации слова-реалии таких давно сложившихся семантических сфер, как «Мир природы» («явления живой природы вписываются в человеческую культуру – метафорически» [Брудный 1998: 30]).
Цель настоящей работы – выявление и описание лингвокультурологически значимых аспектов метафоризации и характеризующих их метафорических моделей как направляемого национально-языковым сознанием когнитивного процесса освоения действительности.
Поставленная цель определила характер гипотезы исследования: семантические сферы языка, неразрывно связанные с манифестируемым ими миром действительности, «предлагая» в качестве «источников» метафоризации свои компоненты – слова-реалии, не только определенным образом «задают» структурно-семантические параметры метафоризации, но и являются своеобразными маркерами национально-культурного видения метафоризирующего субъекта – народа как совокупности носителей исторически сложившегося национально-культурного языкового сознания.
Исходя из поставленной цели и выдвинутой гипотезы исследования, предполагается решение следующих задач:
- определить теоретико-методологические основания современных метафорологических исследований;
- обосновать подходы и принципы исследования языкового материала в аспекте лингвокультурологии;
- на основе анализа теории метафоры и процессов метафоризации выявить адекватные методы и способы исследования метафорических процессов;
- представить исследуемые семантические сферы языка («Мир природы», «Растительный мир», «Животный мир») как совокупность семантических объединений – тематических групп (ТГ);
- выявить у слов выделенных тематических групп метафорические значения;
- определить принципы метафорического моделирования как основы манифестации системности и лингвокультурной значимости образуемых метафорических смыслов;
- выявить наиболее значимые и типичные модели метафоризации и дать им лингвокультурологическую интерпретацию;
- провести сопоставительную интерпретацию особенностей метафорических переносов как в отдельных ТГ в составе указанных семантических сфер, так и в целом, сравнивая особенности метафоризации, характерные для этих сфер.
Достижение намеченной цели и реализация поставленных задач осуществлялись следующими основными методами:
- описательный метод;
- метод словарной (дефинитивной) идентификации;
- метод компонентного анализа;
- квантитативный метод как совокупность приемов подсчета лингвокультурно значимых компонентов метафор;
- метод классификации на базе обобщения и типологизации;
- метод лингвистического / метафорического моделирования;
- метод лингвокультурологического анализа.
Положения, выносимые на защиту:
1. Лингвокультурологический подход к исследованию процессов метафоризации обладает высоким объяснительным потенциалом, содержит в себе доказательную силу отнесения метафоры к ведущим отличительным свойствам культуры и ментальности народа.
2. Процессы метафоризации носят системный характер, проявляющийся в том числе и в денотативно-тематической отнесенности «источников» метафоризации, в значительной степени определяющей характер их лингвокультурной значимости.
3. Направления метафоризации, определяемые прежде всего метафоризирующим субъектом – человеком, «задаются» и всем комплексом денотативных, сигнификативнах и коннотативных компонентов метафоризаторов – слов-реалий, представляющих культурно осваиваемый человеком фрагмент действительности.
4. Систематизация и описание моделей метафоризации раскрывают особенности антропоцентрического механизма концептуализации действительности.
5. Лингвокультурологический подход к исследованию позволяет точнее определить выраженный в русском языке характерные для русской культуры отношения «человека» и «природы».
6. Выявление оценочного содержания метафор уточняет соотношение мелиоративной и пейоративной направленности метафорических переносов, способствует определению дифференцирующей аксиологической силы, заложенной в «источниках» метафоризации.
7. Определение денотативной мотивированности метафорических переносов, характерной особенностью которых является их универсальная черта – отражение общечеловеческой способности к абстрагирующей деятельности с опорой на окружающую действительность, может служить некоторой базой установления межкультурных контактов достаточно высокого уровня, включающего и необходимость понимания национально-культурных метафорических смыслов.
8. Структуризация языковых метафорических моделей с выделением в них структурообразующих компонентов – метафорических мотивационных признаков (МП) и особенно доминантных признаков (ДМП) и их отнесение к тому или иному семантическому типу позволяет точнее определить особенности процессов метафоризации и стоящих за ними характерных черт национально-культурного постижения действительности.
Научная новизна исследования заключается в следующем:
- впервые исследуются особенности метафоризации как способа лингвокультурной концептуализации действительности в аспекте лингвокультурологии;
- проводится системное парадигмальное исследование метафоры как когнитивного, языкового и культурного феномена;
- предлагается классификация метафорических моделей, учитывающая тематическое разнообразие «источников» метафоризации, направление метафорических переносов и характер метафорических признаков – «символов метафоры»;
- уточняются ценностно-ориентационные параметры метафоризации;
- обосновывается рассмотрение метафоры как рематематического единства, способствующее изучению роли метафоры как текстообразующего начала;
- рассмотрение метафоры как рематематического единства способствует решению вопроса о целесообразности отнесения метафоры к «предикативным», а не «сравнительным» средствам речемыслия;
- вводится понятие доминантного мотивационного метафорического признака (ДМП) и определяется его структурообразующая и смыслообразующая роли как в формировании отдельных метафор, так и языковых метафорических моделей, представляющих направление и ценностно-ориентационную направленность процессов метафоризации;
- к числу общеязыковых (т.е. отвечающих параметру воспроизводимости) метафор предлагается отнести ряд метафор, не отмеченных в словарях русского языка.
Объектом исследования являются языковые метафоры, «источниками» которых послужили слова-реалии семантических сфер «Мир природы», «Растительный мир» и «Животный мир».
Предметом исследования являются лингвокультурная значимость указанных метафор, их системно-когнитивное устройство в виде национально-культурно значимых моделей метафоризации.
Материалом исследования в диссертации служат имеющие отношение к указанным семантическим сферам метафорические единицы, извлеченные из словарей русского языка: Словарь современного русского литературного языка. В 17 т. /АН СССР, Ин-т рус. яз.; [Гл. ред. В. И. Чернышев и др.].– М.; Л.: Изд-во АН СССР, Ленинград. отд-ние, 1948-1965; Словарь русского языка: В 4 т. / под ред. А. П. Евгеньевой; АН СССР, Ин-т рус. яз. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Рус. яз., 1981-1984; Большой академический словарь русского языка / РАН, Ин-т лингвистических исследований; [Гл. ред. К. С. Горбачевич]. – М.; СПб.: Наука, 2004; Ушаков Д. Н. Большой толковый словарь современного русского языка: 180000 слов и словосочетаний / подгот. изд. Т. Н. Никитина и др. – М.: Альта-Принт, 2005. – VIII, – 1239 с.; Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный: Свыше 136000 слов. ст. Ок. 250000 семант. единиц. В 2-х т. Т. 1: А-О. – М.: Рус. яз., 2000. – 1209 с. – (Б-ка словарей рус. яз.), Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. : Свыше 136000 слов. ст. Ок. 250000 семант. единиц. В 2-х т. Т. 2: П-Я. – М.: Рус. яз., 2000. – 1088 с. – (Б-ка словарей рус. яз.); Комплексный словарь русского языка / под ред. А. Н. Тихонова; [авт.: А. Н. Тихонов, Е. Н. Тихонова, С. А. Тихонов и др.]. – М.: Рус. яз., 2001 – 1229 с.; Большой толковый словарь русского языка / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; [гл. ред. С. А. Кузнецов]. – СПб.: Норинт, 2000. – 1536 с.; Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов: (82000 слов и фразеологических выражений) / РАН, Отд-ние ист.-филол. Наук, Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова; отв. Ред. Н. Ю. Шведова, [авт.: Н. Ю. Шведова]. – М.: Азбуковник, 2008. – 1164 с.; Толковый словарь русского языка: Ок. 7000 словар. ст.: Свыше 35000 значений: Более 70000 иллюстрат. примеров / под ред. Д. В. Дмитриева. – М.: Астрель и др., 2003. – 1582, [2] с. – (Словари Академии Российской); Русский семантический словарь: Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений. [В 6 т.]. Т. 1. Слова указующие (местоимения). Слова именующие: имена существительные. (Все живое. Земля. Космос): 39000 слов и фразеологич. выражений / РАН, Отд-ние лит. и яз., Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова; под общ. ред. Н. Ю. Шведовой; [Авт.-сост. А. С. Белоусова и др., Ред. тома В. А. Плотникова]. – М.: ИРЯ, 2002. – XXV, 807 с.: ил. (66 схем); Русский семантический словарь: Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений. [В 6 т.]. Т. 2. Имена существительные с конкретным значением. Все создаваемое руками и умом человека (населенные места, обрабатываемые участки, дороги; вещественные продукты труда; организации и учреждения). Названия предметов по форме, состоянию, составу, местонахождению, употреблению / РАН, Отд-ние лит. и яз., Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова; под общей ред. Н. Ю. Шведовой, [Авт.-сост. М. С. Михайлова и др.]. – М.: ИРЯ, 2002. – XXXII, 762 с.: ил. (97 схем); Русский семантический словарь: Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений. [В 6 т.]. Т. 3. Имена существительные с абстрактным значением. Бытие. Материя, пространство, время. Связи, отношения, зависимости. Духовный мир. Состояние природы, человека. Общество: 30000 слов и фразеологич. выражений / РАН, Отд-ние лит. и яз., Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова; под общ. ред. Н. Ю. Шведовой, [Авт.-сост. М. В. Ляпон и др., Ред. тома А. С. Белоусова]. – М.: ИРЯ, 2003. – 720 с.; Большой толковый словарь русских существительных: Свыше 15000 имен существительных. Идеографическое описание. Синонимы. Антонимы / [Урал. гос. пед. ун-т им. А. М. Горького, Пробл. группа «Русский глагол»; авт.-сост. Л. Г. Бабенко и др.], под ред. проф. Л. Г. Бабенко. – М.: АСТ Пресс: АСТ-Пресс Книга, 2005. – 864 с. – (Фундаментальные словари), а также выборочно других словарей, в том числе жаргонных. В качестве материала были использованы также данные Национального корпуса русского языка () и материалы картотеки автора диссертации. В общей сложности было проанализировано более 5000 тысяч словоупотреблений, из которых отобрано около 900 языковых метафор, достаточно непротиворечиво относящихся к таковым.
Теоретическая значимость исследования заключается в разработке принципов лингвокультурологического анализа метафор как образных средств языка. Разработана модель выявления и описания лингвокультурной специфики как отдельного метафорического значения и формирующего его процесса метафоризации, так и языковых моделей, характеризующих направление и ценностно-ориентационную направленность метафоризации. Внесен определенный вклад в дальнейшую разработку теории метафоры, в частности введено и обосновано рассмотрение метафоры как рематематического единства. Предложены уточняющие параметры в описании моделей метафоризации. Так, в частности, было введено понятие ДМП (доминантного метафорического признака), характер которого во многом определяет особенности модели метафоризации и представляет дополнительную возможность классификации этих моделей. Установлены максимально полные списки тематических групп, включенных в процессы метафоризации и относящихся к исследуемым семантическим сферам. Произведена классификация метафор, комплексно учитывающая направление (денотативная отнесенность), направленность (ценностно-ориентационный аспект) и характер метафорических мотивационных признаков, что способно уточнить и конкретизировать лингвокультурную специфику метафорического измерения национальной языковой личностью окружающей действительности и себя как субъекта этого «измерения». Лингвокультурологический аспект исследования с опорой на рассмотрение лингвокогнитивной специфики процессов метафоризации может способствовать использованию результатов исследования в науках междисциплинарного характера, ставящих объектом своего изучения ментальность, национальное и индивидуальное сознание, речемыслие, проблемы межкультурной коммуникации, речевой деятельности.
Практическая значимость работы состоит в возможности использования ее результатов в лексикографической и переводческой практике, в практике вузовского и школьного преподавания, особенно в вузовских курсах по лингвокультурологии, межкультурной коммуникации, лексикологии, в спецкурсах и спецсеминарах по семантике, проблемам языка и культуры, в практике преподавания русского языка как иностранного, при подготовке студенческих и аспирантских научных работ.
Апробация результатов исследования. Основные результаты исследования были отражены в российских и зарубежных публикациях, в ряде выступлений с пленарными, секционными докладами на более чем 20 международных, общероссийских, межвузовских и региональных конгрессах, конференциях, симпозиумах и семинарах, в том числе: на XXIX Межвузовской научно-методической конференции (Санкт-Петербург, СПбГУ, март 2000), на Международной научной конференции «Теория и практика преподавания славянских языков» (Печ, Венгрия, апрель 2000), на Международной научной конференции «Русский язык на рубеже тысячелетий» (Санкт-Петербург, октябрь 2000), на XXX, XXXI, XXXIII Всероссийских научно-методических конференциях (Санкт-Петербург, СПбГУ, март 2001, март 2002, март 2004), на Международной научной конференции «Русский язык как иностранный: специфика описания, теория и практика преподавания в России и за рубежом» (Москва, МГУ, декабрь 2001), на IV Международной научно-практической конференции «Русистика и современность: лингвокультурология и межкультурная коммуникация» (Санкт-Петербург, РГПУ им. Герцена, июнь 2001), на Международной научно-практической конференции «Современная русистика: проблемы, пути решения» (Санкт-Петербург, РГПУ им. Герцена, октябрь 2001), на Х Конгрессе Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ) (Санкт-Петербург, июнь 2003), на Международной научно-практической конференции «Русский язык в полиэтнической среде: социокультурные проблемы лингвистического образования» (Уфа, БашГу, октябрь 2006), на Международной научной конференции «Триста лет русскому языку в Китае» (Шанхай, октябрь 2008), на Международной научно-практической конференции «Роль классических университетов в формировании инновационной среды регионов» (Уфа, БашГу, декабрь 2009), на XXXIX Международной филологической конференции (Санкт-Петербург, СПбГУ, март 2010), на II Конгрессе Российского общества преподавателей русского языка и литературы (РОПРЯЛ) (Санкт-Петербург, октябрь 2010), на XII Конгрессе МАПРЯЛ (Шанхай, май 2011), в Летней квалификационной школе преподавателей русского языка и литературы «Современные педагогические технологии в обучении РКИ» (Болгария, Варненский свободный университет им. Черноризца Храбра, август 2011).
Основные положения диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры русского языка как иностранного и методики его преподавания СПбГУ.
По теме исследования опубликовано 2 монографии, 2 учебных пособия, 41 научная статья, в том числе 9 статей в ведущих научных изданиях, рекомендованных ВАК.
Структура диссертации определяется целью и задачами исследования и включает введение, три главы, заключение и библиографию.
Образные средства языка как объект лингвокультурологического исследования
Образные средства языка, являясь неотъемлемой частью общенациональной языковой картины мира, относятся к особым объектам лингвистического исследования. Осмысление механизма их образования и функционирования служит своеобразным ключом в осмыслении ономасиологического, гносеологического содержания речевой деятельности. Если язык в целом представляет собой классификацию человеческого опыта, то языковая метафоризация, представленная в виде классификационных схем, основанная на закономерностях метафорических переносов из одной семантической сферы в другую, позволяет говорить о своего рода культурологическом измерении того лингвокогнитивного пространства, которое составляет содержание как национального, так и индивидуального языкового сознания.
Реальная действительность отражается сознанием человека в двух планах: как факт, ограниченный определенным уровнем сознания, установившимися понятиями и представлениями; как чувственные представления, ассоциативно связанные друг с другом. Сложность действительности, неисчерпаемость ее свойств и признаков и попытка установить связи между различными признаками обусловливают образное мышление.
Образ - это наглядное представление, в котором многие реальные признаки предметов и явлений изменяются в результате интерпретации фактов, домысливания с целью их познания. Поэтому образные представления в языке (языковых единицах, средствах) не прямо связаны с объектом действительности, а опосредованно, через представление о другом предмете или о его признаках. Образные представления не единообразны: одни из них указывают на предмет и признак, который приписывается этому предмету; другие выражают сравнение, сопоставление предметов, их признаков, действий, состояний; третьи передают указание на часть предмета, нужно домыслить другие части или признаки, чтобы представить предмет в целом. Поэтому к словесным образам относят разные средства: символ, метафору, метонимию, синекдоху, олицетворение, образное сравнение и другие [Кожина 1977: 95]. Эти средства словесной образности имеют неодинаковую функциональную активность в разных сферах общения: основная область применения - художественная литература, публицистика, немало стертых метафор в области научной и специальной терминологии (например, корона солнца) [Кожина 1977: 96-97]. Они рассматриваются чаще всего либо как стилистические средства (тропы), либо как художественные приемы. Подходы к ним разные. (См. обзор этих подходов в [Москвин 2006: 191-208]). Например, метафоры исследуют на основании четырех подходов - лексикологического (Г. Н. Скляревская), синтаксического (Н. Д. Арутюнова), прагматического (С. Левин), когнитивного (А. П. Чудинов); в рамках двух направлений - семантического и когнитивного (см. [Петров 1990]). Каждое из образных средств языка характеризуется общим свойством - наличием переносного значения.
Различие между прямым и переносным значением слова зависит от наличия или отсутствия внутренней семантической двуплановости, создающей основу образности переносных значений. Как отмечает Э. В. Кузнецова, «переносное значение обязательно соотнесено с основным, и эта соотнесенность создает внутреннюю форму значения, обусловливает его семантическую двуплановость» [Кузнецова 1989: ПО].
Смысловые ассоциации, связанные с обычаями, традициями, мифами, культурой данного народа, являются причиной развития у слова национально-культурных переносных (образных, в некоторых случаях - символических) значений. Например, слово береза в русской культуре ассоциируется с родиной, женственностью, является символом родины. В норвежском языке береза ассоциируется со стойкостью и выносливостью [Попова, Стернин 1984: 77]. В китайском языке как те, так и другие ассоциации отсутствуют. Волк у русских и китайцев - символ жестокости, агрессивности, а у киргизов - символ смелости, благородства и мужества (близко к восприятию русскими слова орел в переносном, символическом значении). Следовательно, один и тот же предмет или явление в разных национальных культурах вызывают одинаковые или неодинаковые ассоциации, они или похожи, или различны (см. [Юрков, У Хао 2000]). Поэтому для точного понимания образных средств языка необходимо обращать внимание на их национально-культурное содержание. Не случайно В. А. Маслова метафору считает «способом представления культуры», символ - «стереотипизированным явлением культуры» [Маслова 2001]. Такие образные средства языка, как метафора, символы, сравнение и другие, являются предметом линговкультурологии.
При исследовании картины мира, закрепленной в языке, в той ее части, которая организована метафорой (и другими образными средствами), важной является любая разновидность метафоры и ее культурная особенность, так как «проблема языковой картины теснейшим образом связана с проблемой метафоры как одним из способов ее создания» [Телия 1988-а: 178-179]. Таким образом, с точки зрения лингвокультурологии анализ метафоры и других образных средств является актуальным направлением научных исследований, позволяющим раскрыть возможно ключевые особенности организации культурных смыслов в национально-языковой картине мира.
Национально-культурная специфика семантики языковых единиц предполагает наличие культурного компонента в двух основных макрокомпонентах содержательной стороны языкового знака: денотативном (в котором через понятие фиксируются признаки отражаемой действительности) и коннотативном (в котором отражаются субъективные моменты человеческого восприятия данного понятия) (см. [Солодуб 1997: 55-56]). В денотативном 49 отражаются реалии (в том числе особенные для народа), в коннотативном -формы психического отражения реалий (также могут быть особенными для народа).
Известно, что язык не отражает мир прямым образом, но в языке отражается, материализуется не только сознание, но и надсознание, и подсознание. В. Г. Колшанский писал о том, что картина мира, отображенная в сознании человека, есть вторичное существование объективного мира [Колшанский 1990]. Внутренний мир человека, стремление познающего сознания объяснить мир, интерпретировать его и привести путем сопоставления, аналогии к единой системе представлений является причиной появления в каждой национальной культуре особенных для нее языковых образов. «Рождение языкового образа, - как отмечается в одном из исследований, - это всегда актуализация определенной части имеющейся интеграционной языковой картины мира» [Лютикова 2003: 47]. Поэтому не случайно, что «изучение образности, насчитывающее тысячелетия, в настоящее время активно нарастает» [там же].
Современные подходы к исследованию метафоры
История изучения метафоры как объекта научного исследования представляет самостоятельный научный интерес, причем результаты подобных исследований имеют как узкоспециальное (в аспекте метафорологии) так и широкое междисциплинарное значение (в том числе лингвофилософское, лингвокультурное, психолингвистическое и др.)
Обязательность учета предшествующего опыта в современных исследованиях не вызывает сомнения. Вместе с тем накопившийся опыт исторического осмысления позволяет на базе сложившихся в научном сообществе подходов остановиться лишь на наиболее значимых для избранного направления исследованиях или по-прежнему вызывающих неоднозначность интерпретаций подходах.
Многовековую историю исследования, как правило, связывают с именем Аристотеля как основоположника научного изучения метафоры. Хотя упоминаются и другие античные авторы, например, оратор Исократ, ученик софистов Горгия и Продика, указавший, что сущность метафоры состоит в переносе названия одного объекта на другой, что и отразилось в названии — metafora (meta - через и feren - переносить) (см. [Ахмадеева 2006: 24]). Впрочем надо отметить, что неоднозначность префикса meta - (это и «за» и «после» и «над») позволяет дать и некоторую «осовремененную» интерпретацию метафоры как «соотношения» или тождества «носителя» и «носимого», как «взнос» нового элемента во всеединство, который принимается в тотальность целого, оставаясь самим собой [Лагута 2003, I: 16]. Но как бы то ни было именно за Аристотелем остается каноническое определение метафоры как «перенесение слова с измененным значением из рода в вид, из вида в род, или в форме пропорции» [Античные теории языка и стиля 1996: 184].
Традиционная, восходящая к античности, риторическая модель представления метафоры описывает ее как риторическую фигуру, троп, экспрессивное и стилистическое (по существу только лексическое!) средство, придающее речи красоту и целесообразность. К несомненным достоинствам «риторической» модели и соответствующего античного периода ее изучения следует отнести осмысление роли метафоры в преодолении «скудности словаря», а также понимание того факта, что метафоризация является неотъемлемым свойством живой речи, чьи метафоры, как считал Квинтилиан, «так искусны, что иногда кажутся буквальными выражениями» [Античные теории языка и стиля 1996: 233]. 0. Н. Лагута (см. [Лагута 2003,1: 19-23]), исследуя теоретические аспекты метафорологии, отнесла к несомненным достоинствам античного периода изучения метафоры постановку и решение (доступное тому времени) следующих «вечных вопросов». 1. Первый и главнейший вопрос - о целях создания метафор. Ответ: с риторическими, эстетическими целями, ради украшения, краткости речи, точной характеристики на основании усматриваемого сходства. 2. Почему человек образует метафоры? «Ради услаждения» - «подобно тому, как одежда, сперва изобретенная для защиты от холода, впоследствии стала применяться также и для украшения тела и как знак отличия». 3. Обязательно ли декорирование метафоры? Опираясь на Квинтилиана и Цицерона, О. Н. Лагута отмечает, что язык отвергает метафору, если не возникает представления о сходстве. 4. Какое место занимает метафора среди других тропеических средств? Античные ученые отмечали близость метафоры к таким тропам, как катахреза, аллегория, металепсис, перифраза, метонимия, а также к символу. Особо отмечается мысль Аристотеля о том, что «загадки - хорошо составленные метафоры». 5. Как соотносятся метафоры и сравнения? Подчеркивается их несомненная близость, с опорой на Квинтилиана, который считал, что различия между метафорой и сравнением только в том, что «в одном случае с предметом, который мы хотим описать, нечто сравнивается, метафора же заменяет само название» (как принято считать в наше время, метафора - это свернутое сравнение). 6. Можно ли классифицировать метафоры? На основе знаменитого закона о логических пропорциях Аристотеля были сформулированы общие законы метафорообразования. Особо выделяются четыре направления метафоризации по Квинтилиану: «либо одушевленный предмет заменяется другим одушевленным же, либо неодушевленные предметы заменяются одни другими, либо неодушевленные предметы - одушевленными, или же наоборот. Метафоры распадаются на несколько видов, например, перенос названия с предметов, одаренных разумом, на одаренные же разумом или с лишенных разума на лишенные же его, или взаимно с одних на другие по тому же принципу, или перенос названия от «целого к части и от части к целому» [Квинтилиан 1996: 232]. 7. Есть ли правила использования метафор? Да, есть. И они должны соответствовать аристотелевским «правилам пропорций». Названия же следует переносить от предметов родственных и однородных. Нельзя употреблять нечто неприличное, безобразное. Необходимо и чувство меры в использовании метафор. 8. Везде ли и в речи каких людей уместны метафоры? Отмечается, что их использование предполагалось в поэтической речи образованных людей. С позиции современного осмысления процессов метафоризации нельзя не отметить как положения, нашедшие подтверждение в современных исследованиях, так и вызывающие критическое отношение. Например, аристотелевские пропорции по-прежнему играют основополагающую роль в современной метафорологии, сопоставление же метафор и сравнений получило значительное переосмысление, к анализу которого обратимся несколько позже.
Метафора как рематематическое единство
Одним из самых принципиальных, имеющим долгую предысторию, является вопрос о том, что лежит в основании метафоры. Она, по Аристотелю, строится на скрытом сравнении, опираясь при этом на изначальное сходство объектов, - или это явление иного рода семантического стяжения двух независимых сущностей? Очевидная сопоставимость, близость метафоры и сравнения (во многих словарях, в школьных учебниках метафора традиционно получает дефиницию - свернутое сравнение; не видят принципиальных различий между метафорой и срвнением и некоторые современные исследователи (см., например, [Уилбрайт 1990: 82-83], [Миллер 1990]) дают вполне объективное основание полагать, что «близость к метафоре образного сравнения не вызывает сомнений» [Арутюнова 1990: 26]. Столь тонкий исследователь, как Н. Д. Арутюнова, не могла не отметить и существенные различия между метафорой и сравнением: «если сравнение указывает на подобие одного объекта другому, независимо от того, является ли оно постоянным или преходящим, действительным или кажущимся, ограниченным одним аспектом или глобальным, то метафора выражает устойчивое подобие, раскрывающее сущность предиката, и в конечном счете его постоянный признак» [Арутюнова 1990: 27]. Г. С. Баранов полагает, что сходство в метафоре - «и основа понимания, и компонент ее семантического значения» [Баранов 1994: 4].
В интеракционистской концепции М. Блэка и его последователей предполагается взаимодействие сущностей, изначально не сходных: «Будет более правильным в некоторых случаях говорить о том, что метафора создает подобие, нежели о том, что она только формулирует то, что уже существует» [Блэк 1962: 37]. П. Рикер предлагает исходить из того, что сходство рождается в процессе взаимодействия, семантическая близость устанавливается, независимо от дистанции между основной и вспомогательной сущностями [Рикер 1990 6:421].
На принципиальной несводимости метафоры к сравнению настаивает А. Вежбицкая [1990], М. Бирдсли [1990], Э. Ортони [1990, 1993].
Метафора является своеобразным интегратором, средством стяжения компонентов семантического, лингвокультурного пространства и стоящего за ним мира реальности (а впрочем и ирреального, фантастического также).
Не оспаривая в целом подход, предложенный М. Блэком, П. Рикером и их последователями, невозможно вместе с тем не задаться вопросом, а что служит первотолчком метафорического стяжения далеких сущностей? Постижение действительности, как правило, базируется на законе аналогового мышления, направлено на установление соответствий, и метафора является своеобразным способом, инструментом в поиске и установлении этих соответствий как проявлений единства мира и человеческой культуры в целом.
Механизм процесса метафоризации, динамика метафорического переноса могут иметь психологическое, когнитивное и лингвистическое описание и объяснение, поскольку и сами взаимодействующие сущности, и продуцирование метафорического смысла, и его понимание имеют когнитивную, эмоционально-оценочную и вербальную составляющие.
С психолингвистических позиций, но с учетом и других подходов к изучению процессов метафоризации, механизм возникновения метафорического смысла представлен А. А. Залевской.
На базе опытных знаний индивид выделяет объекты метафоризации, затем его ассоциации «высвечивают» и актуализируют некоторые связи взаимодействующих сущностей, с помощью механизма глубинной предикации он устанавливает сходство между ними и затем закрепляет это в сознании с помощью языковых средств [Залевская 1991: 79].
Лингвистическое объяснение с опорой на достижения смежных наук, и прежде всего концепции М. Блэка, находим у В. Н. Телия [1988]. Отталкиваясь от положений, изложенных автором в указанной работе, можно предположить, что первотолчком образования метафоры служат замысел и цель обозначить нечто осознаваемое/оцениваемое, но еще не осознанное, «недодуманное». При этом основанием этого процесса служит формирующаяся мысль о мире (предмете, явлении. . .). Отталкиваясь от намерения обозначить нечто человеческое, сознание не просто «перебирает» случайные связи, но «направляет» с помощью фокусировки, с использованием принципа фиктивности (как если бы. . .), две сущности навстречу друг другу. Каждая из сущностей имеет свой образно-ассоциативный (импликативный по М. Блэку) комплекс фоновых знаний и представлений.
Сфокусированное, направленное (принцип антропометричности) взаимодействие комплексов проходит процесс фильтрации (сфокусированные признаки и ассоциации проходят через фильтр «буквального значения»), в результате чего образуется новый метафорический смысл. В представленном варианте концепции некоторые сомнения вызывает выделение основы, основания процесса метафоризации как некоего довербального осмысления, факта внутренней речи, предшествующего и задающего направление и границы/рамки метафорического поиска. В качестве одного из возможных ответов в связи с возникшим вопросом может быть предъявлена точка зрения, изложенная в статье Н. Ф. Крюковой. Рассуждая о метафорической природе мышления как такового, автор исходит из того, что «в сознании существуют глубинные структурные отношения между группами понятий, позволяющие структурировать одни понятия в терминах других и предопределяющие тем самым всепроникающий характер метафоры в речи, ее многообразие в конкретных проявлениях, а также легкость, с которой метафоры воспринимаются и понимаются во многих типах речи» [Крюкова 1999: 59-60]. Опираясь на метафорическую теорию иерархии динамического типа (ИДТ), представленную в [Way Е. 1991], Н. Ф. Крюкова пишет о том, что «существует или динамически создается некий сверхтип более высокого уровня, общий для обоих субъектов. Внешне выраженный в первичном субъекте (можно сказать, навязанный ему), именно он порождает новые знания и понимание» [там же: 61].
Метафоры лингвокультурных кодов «Природа», «Растения», «Животные» в аспекте антропоцентризма
Продуктивность тех или иных семантических классов имеет свою историческую обусловленность, определяется особенностями человеческого мышления и жизни социума в определенный исторический период («машинная» или «компьютерная» метафора, безусловно, имеют свои историко-культурные «привязки»).
Общекатегориальная, общечеловеческая сущность процессов метафоризации позволяет судить о принципиальном единстве человеческого мышления. В связи с этим не вызывает сомнений, что «один из магистральных путей метафорического переноса - от конкретного к абстрактному, от материального - к духовному» [Гак 1988: 12]. Универсальный характер отмечен у таких типов метафорических переносов, как человек — животное, животное — человек, животное — растение, артефакт — человек, животное — артефакт, растение — человек и т.д. (см. [Ульман 1970: 226-230], [Балашова 1998: 26]). В ряде работ описаны регулярные метафорические переносы с опорой на ЛСГ ([Петрова 1989], [Бахмутова 1993]). Большое значение в изучении продуктивности М-моделей имеет исследование регулярности метафорических переносов в русском языке, проведенное Г. Н. Скляревской [1993]. Отнесение к регулярным источникам метафоризации семантических сфер материального и животного мира, человека как социального и физического существа и др., с убедительным выводом, что наиболее продуктивной является сфера предметного мира, - все это стало отправной точкой для дальнейшего исследования метафорического аспекта концептуальной деятельности человека.
Полномасштабное изучение и классификация регулярных метафорических переносов может многое дать для понимания общих закономерностей метафорического моделирования действительности, а значит и для понимания особенностей национального менталитета («Неосознаваемое варьирование метафорических моделей представляет собой важнейший источник информации о способах осмысления мира человеком» [Баранов 2001:244]). Безусловно, абсолютное моделирование процессов метафоризации недостижимо. Как справедливо отмечают В. В. Морковкин и А. В. Морковкина, невозможно достичь тождества между моделью и моделируемым объектом [Морковкин, Морковкина 1997: 73]. Принципиальные «дискретность», противоречивость, незавершенность «метафорической парадигмы» - все это исключает возможность создания единой классификации с исчерпывающей инвентаризацией входящих в нее компонентов. Но несомненный системный характер метафоризации, ее историческая, когнитивная и национально-культурная обусловленность вновь и вновь делают ее тем объектом исследования, результаты которого позволяют глубже постичь особенности национального языкового сознания, национальной языковой картины мира, национального менталитета и формирующей его национальной культуры, причем с очевидной соизмеримостью этих национально-ценностных координат с общечеловеческим измерением окружающего мира и творящего в нем субъекта.
Как уже было отмечено, метафорическая модель (М-модель) соотносима прежде всего с областью «источника» метафоры (А. И. Баранов, О. Н. Лагута, А. П. Чудинов. . .). В процессе же метафоризации активно участвуют обе понятийные сферы - и «источника» и «мишени». Поэтому модели, отражающей процесс метафоризации, в большей степени соответствует схема «X - это У», эксплицирующая отношение двух этих сфер в процессе метафоризации. Что касается направления метафоризации, обозначаемое практически у всех исследователей знаком [— ], то надо иметь в виду наличие разных подходов к трактовке этой трехкомпонентной схемы. Так, в исследовании Н. В. Павлович [1995, 1999, 2004], оперирующей понятием
«Парадигма образов» как аналогом используемого другими авторами термина «модель», читаем: «Инвариант образа представляет собой сложный смысл X — У, где X и У - понятия, находящиеся в отношении противоречия, а стрелка — показывает направление отождествления X и У (т.е. какое из понятий основное). При этом X и У в свою очередь есть инварианты определенных лексических рядов (слов или словосочетаний), X - того, что отождествляется, а У - того, с чем происходит отождествление. Парадигмой образов мы будем называть как сам инвариант, так и множество образов, в которых он реализуется [Павлович 2004: 52-53].
Представляется, что в данной дефиниции «отождествление» не отражает суть аналогового процесса, происходящего при метафоризации, о чем, впрочем, писалось выше. Но основной вопрос-сомнение связан с другим. Есть ли в метафорическом переносе основное понятие? И какое оно? С позиции Н. В. Павлович, стрелка — вполне закономерно указывает направление от X к У. Но почему же тогда у ряда других исследователей схема X — У обозначает противоположное? С их позиций, выделение в качестве наиболее активной понятийной сферы «источника» также выглядит вполне обоснованным — стрелка должна указывать направление «переноса», а оно именно такое: от «источника» к «цели/ мишени». Мы уже отмечали возможность (и плодотворность!) выделения в качестве объекта описания и анализа как той, так и другой понятийной сферы. Но, с нашей точки зрения, выделение в процессе метафоризации основного понятия не вполне корректно. Метафора - это рематематическое единство, плод творческого акта метафоризирующего сознания. И если уже выделять «основное», то это тот «метафорический смысл», в котором «синтезированы» исходные понятийные сферы.
В используемой нами схеме «X — У» стрелка — указывает направление метафоризации от сферы «источника» к сфере «цели/ мишени». Сам же термин «парадигма», понимаемый как «модель», «инвариант», считаем вполне удачным. Безусловно, его слишком частое использование во множестве современных отраслей научного знания вызывает некоторую предубежденность, но его устойчивость, в том числе и лингвистическая, позволяет надеяться на его внедрение и в теорию и практику метафорологии.
Есть еще одно положение, которое разделяет Н. В. Павлович и которое может, на наш взгляд, иметь неоднозначные трактовки. Словесный образ (в том числе и метафора) традиционно понимается как «сходство несходного» или, как отмечает Н. В. Павлович «отождествление противоречащих в широком смысле понятий» [Павлович 2004: 19]. Действительно, как уже отмечалось, метафора основана на «категориальном сдвиге» и, с позиций классической логики, противоречия включают не только противоположность, но и «несоответствия», «рассогласованность», «напряженность» и т.п. Но суть метафоры как раз в «синтезе», метафоризация как когнитивный, речемыслительный процесс - средство «стяжения, «воссоединения» распадающегося, рассогласовывающегося лингвокультурного пространства. Это своего рода антиэнтропийное лекарство, лингвокультурный интегратор, а не маркер «борьбы противоположностей» (в которых тоже, как известно, больше единства, доказательством чему не только постулаты философии, но и все более находящий историческое подтверждение принцип дополнительности Н. Бора).
