Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ИЗУЧЕНИЯ ОБРАЩЕНИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕСТЕ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ РАЗВИТИЯ ЛИНГВИСТИКИ 12
1.1. Лингвистический статус обращения и изучение сфер его использования на современном этапе 13
1.2. Изучение сфер использования обращения на современном этапе 25
1.3. Категория адресованности и средства ее выражения 29
1.4. Обращение в формализованном контексте средств адресованности 43
1.5. Текстообразующие функции обращения 53
ВЫВОДЫ К ГЛАВЕ 1 58
ГЛАВА II. ОБРАЩЕНИЕ КАК ЯДЕРНАЯ КАТЕГОРИЯ АДРЕСОВАННОСТИ И ЕГО ФУНКЦИИ В ЛИРИКЕ А.С. ПУШКИНА 61
2.1. Изучение обращения в художественном тексте в современной лингвистике 63
2.2. О периодизации творчества А.С. Пушкина 72
2.3. Обращение в поэзии А.С. Пушкина 78
2.4. Роль обращения в творческой эволюции А.С. Пушкина 94
2.5. Текстообразующие функции обращения в поэзии А.С. Пушкина 105
ВЫВОДЫ К ГЛАВЕ II 117
ГЛАВА III. ОБРАЩЕНИЕ В ПРОЗЕ А.С. ПУШКИНА И ЕГО РОЛЬ В СОЗДАНИИ ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ ПРОИЗВЕДЕНИЯ («ПОВЕСТИ ПОКОЙНОГО ИВАНА ПЕТРОВИЧА БЕЛКИНА», «ДУБРОВСКИЙ», «ПИКОВАЯ ДАМА», «КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА»)» 118
3.1. Обращение в «Повестях покойного Ивана Петровича Белкина» 120
3.2. Обращение в повести «Дубровский» 134
3.3. Обращение в повести «Пиковая дама» 147
3.4. Обращение в повести «Капитанская дочка» 154
3.5. Текстообразующие функции обращения в прозе 161
ВЫВОДЫ К ГЛАВЕ III 175
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 177
БИБЛИОГРАФИЯ 181
- Лингвистический статус обращения и изучение сфер его использования на современном этапе
- Изучение обращения в художественном тексте в современной лингвистике
- Обращение в «Повестях покойного Ивана Петровича Белкина»
Введение к работе
Диссертация посвящена исследованию текстообразующей роли обращения в лирике и прозе А.С. Пушкина.
Пушкиноведение, насчитывающее более двух веков своего существования, оформилось в особую отрасль знаний, которую можно определить как историю изучения творчества Пушкина. Эта история обогатилась весьма устоявшимися традициями, среди которых особое место занимает теория художественной речи, а также методика собственно интерпретационного подхода к отдельным произведениям писателя (А.З. Лежнев, В.Ф. Ходасевич В. Шмид и др.), ориентированного главным образом на лексический анализ. В минимальной мере затронуты вопросы функционирования языковых категорий других уровней, в особенности, если иметь в виду их текстообразующую роль.
Это последнее обстоятельство делает актуальным изучение контактоустанавливающих речевых средств, представленных прежде всего обращением, соотнесенным с другими явлениями этих средств -местоименным симбиозом я/ты, предопределяющим коммуникативную ось, вопросительными и побудительными предложениями и вводными словами.
Ориентация на поэзию и прозу Пушкина предопределена прежде всего исключительной ролью последнего в становлении русской реалистической литературы и соответственно русского литературного языка - и поэтического, и прозаического. Еще один повод обращенности сегодня к наследию Пушкина связан с тем, что, будучи воспринят в национальном сознании русского человека как «наше все», как гений-символ, Пушкин во все переломные эпохи страны оказывался необходимым звеном, присваиваемым в идеологической борьбе теми, кто чувствовал себя в ней победителями, не важно мнимыми или истинными. Нынешняя Россия, переживающая смену экономических, общественных, этических и эстетических ориентиров, не исключение в этой общей исторической тенденции находить
методологическую опору в лице великого русского поэта. Это дополнительное, но весьма существенное обстоятельство делает тему предлагаемого исследования еще более своевременной.
Одна из самых удачных формулировок, характеризующих задачи современного пушкиноведения, принадлежит В.М. Марковичу: «И то, что русская и критическая и философская мысль неизменно возвращается к феномену пушкинского творчества, непреложно доказывает одно: Пушкин насущно необходим этой культуре. Однако в каком качестве нужен нам Пушкин? Как поэт или как пророк? Как певец империи или как певец свободы?» (Маркович 2000: 18).
Предпринятое исследование носит собственно лингвистический характер, представляя тем самым фрагмент творческой деятельности Пушкина в наиболее объективизированном виде, однако в то же время не может пренебречь собственно методологическими и литературоведческими изысканиями (С.Д. Абрамович, М.П. Алексеев, М.М. Бахтин, СМ. Бонди, С.Г. Бочаров, В.В. Виноградов, Г.О. Винокур, В.Э. Вацуро, Н.К. Гей, М.О. Гершензон, Г.А. Гуковский, А.С. Долинин (А. Искоз), Ю.М. Лотман, В.М. Маркович, Л.Б. Модзалевский, B.C. Непомнящий, Н.Н. Петрунина, Л.С. Сидяков, Н.Н. Скатов, B.C. Соловьев, Б.В. Томашевский, Ю.Н. Тынянов, С.А. Фомичев, С.Л. Франк, В.Ф. Ходасевич, Т.Г. Цявловская, М.А. Цявловский, В.Б. Шкловский, Б.М. Эйхенбаум, Р. Якобсон и др.). Ссылки на них, а также введение конкретных положений предлагаются по ходу лингвистического анализа. Однако подобный сопутствующий комментарий не может исключить указаний на общие ориентиры (в самом сжатом их изложении), которые имелись в виду при осмыслении необходимости выходить в ряде случаев за пределы собственно лингвистического поля, хотя в определенных отношениях и самодостаточного, но тем не менее включаемого в более широкое филологическое пространство. Среди проблем данного филологического
пространства оказались затронутыми те, которые связаны с общим подходом к феномену адресованности и роли в ней обращения, а именно:
периодизация творческого наследия Пушкина, обладающая большим разнообразием подходов, начиная с собственно биографического (лицейский период, период южной ссылки, михайловский, «болдинская осень» и т. п.) и кончая опорой на сложнейшую эволюцию поэта, связанную как с историческими процессами его эпохи, так и с его творческим восприятием достижений основных литературных направлений - классицизма, романтизма и реализма, влиявших на языковую ориентацию поэта, в том числе и в выборе обращения;
соотнесенность и характеристика в творческом наследии писателя стихотворной и прозаической составляющей, каждая из которых привносит свою специфику в использование обращения;
образ автора в поэзии и прозе как методологическая платформа в осмыслении стихотворной стихии поэта и повествовательного начала в организации прозы.
Категория обращения требует нового осмысления и в собственно лингвистическом отношении. Традиционно обращение рассматривалось и с собственно грамматической точки зрения, получая при этом различную конкретную квалификацию: 1) в качестве слова, не обладающего синтаксической связью ни с одним из членов предложения, ни с предложением в целом, а потому выходящего за его пределы (А.А. Шахматов, A.M. Пешковский и др.); 2) в качестве члена предложения особого порядка, являющегося его строевым компонентом (A.M. Мухин); обладающим, с точки зрения некоторых синтаксистов, специфической связью, названной соотносительной (А.Г. Руднев, Л.К. Дмитриева) (по существу семантической); 3) в качестве самостоятельного предложения (В.П. Проничев). Этот последний подход можно рассматривать как предвестие собственно коммуникативной интерпретации обращения, поскольку оно приравнивалось к коммуникативной единице (предложению).
Однако оформление коммуникативной концепции обращения стало возможным лишь с появлением работ P.M. Гайсиной и особенно В.Е. Гольдина.
Лингвистический статус обращения и изучение сфер его использования на современном этапе
Рассмотрению вопроса о лингвистическом статусе обращения в синтаксической теории современного русского языка посвящено большое количество работ. Однако, несмотря на многообразие исследований, вопрос о лингвистической природе обращения до сих пор остается спорным. Одна из трудностей, с которой сталкивается исследователь при изучении обращения, - неопределенность самого понятия и отсутствие единой терминологии.
Сложность однозначного определения обращения заключается прежде всего в том, что обращение - это, с одной стороны, функция лингвистической единицы, выражающаяся в подчеркивании направленности текста в целом и отдельному адресату, а с другой стороны, как указывает В.Е. Гольдин, это само слово или выражение, находящееся в позиции обращения и выполняющее функции обращения (Гольдин 1987: 32).
Обращение, вслед за В.Е. Гольдиным, понимается нами как «одно из главных средств универсального характера, выработанных языком для обслуживания человеческого общения, для установления связи между высказываниями и субъектами общения, для интеграции разных сторон и компонентов ситуации общения в единый коммуникативный акт» (там же, с. 4).
Решение вопроса об обращении как лингвистическом явлении в синтаксисе современного русского языка велось в рамках анализа трех основных подходов:
1) морфолого-синтаксического;
2) собственно синтаксического;
3) коммуникативного.
В рамках морфолого-синтаксического направления возникает вопрос о выраженности обращения разными морфологическими формами. Этой проблеме посвящены работы В.М. Березина (1948); И.Е. Юдкина (1956); Т.Т. Аль-Кадими (1968); О.А. Мизина (1980); О.С. Ветровой (1982); М.В. Федоровой (1998); И.М. Наумовой и М.В. Федоровой (1999) и др.
Следует отметить, что, несмотря на столь длительную историю изучения обращения в данном аспекте, вопрос о его морфологической принадлежности не лишен противоречий. Возникает проблема, связанная с разной трактовкой наличия/отсутствия звательного падежа в современной парадигме существительных. Одни ученые (О.А. Мизин, В.М. Березин, Г.А. Основина и др.) считают основной формой имени в позиции обращения форму именительного падежа (попутно заметим, что форма именительного падежа является также формой подлежащего, частично именного сказуемого и приложения). Эта концепция отражена и в Грамматике русского языка 1952 - 1954 гг.
Другой точки зрения придерживается И.Е. Юдкин. Он приходит к выводу о том, что именительный падеж существительного, выступающий в форме обращения, приобретает значение второго лица, т.е. имя существительное претерпевает существенные семантические изменения. Поэтому следует говорить не только о соответствии именительного падежа в функции обращения названию второго лица, но и о значении второго лица в этой форме (Юдкин 1956: 4 - 5).
Другие ученые (B.C. Храковский и А.Г. Володин; О.С. Ветрова; И.М. Наумова и М.В. Федорова; А.В. Велтистова и др.), во-первых, полагают, что в русском языке по-прежнему используется в позиции обращения усеченная форма имени; во-вторых, соотносят падежные формы и коммуникативную функцию.
Изучение обращения в художественном тексте в современной лингвистике
Проблема функционирования обращения в художественной речи длительное время не привлекала внимания лингвистов.
Одним из первых вопрос о необходимости анализа роли обращения в поэтической речи поставил Л.Ю. Максимов («Обращение в стихотворной речи» (1965). Необходимость подобного изучения обращения, с точки зрения ученого, обусловлена тремя факторами:
1) общеграмматическим (необходимость определения типов функций обращения с учетом границ этой категории);
2) историко-стилистическим (необходимость установления связи языка русской художественной литературы с языком фольклора, с приемами античной литературы, со стилистической практикой классицизма и романтизма; установлением типов обращений, характерных для стихотворной речи в различные периоды развития художественного языка);
3) задачами общей и исторической поэтики (поиск ответов на вопрос о соотношении «лирического героя» («1 лицо», автор) - «лирического адресата» или читателя («2 лицо») - «лирического предмета» («объект», «3 лицо»).
Достоинство статьи Л.Ю. Максимова определяется ориентацией на весьма широкие перспективы в изучении стилистики обращения. Им выделены четыре функции обращения:
1) собственно звательная;
2) фиктивно-звательная;
3) условно-звательная (устанавливает контакт с образами, созданными самим писателем);
4) координационно-звательная (устанавливает контакт с читателем).
Особое значение в классификации имеет уточнение характера звательной функции обращения. В поэтической речи звательная функция может носить, как пишет Л.Ю. Максимов, фиктивный характер, когда реальный речевой контакт не возможен уже в силу того, что говорящий может адресовывать речь адресату, позицию которого занимает неодушевленный объект, историческое событие и т.д.
Этот прием позволяет писателю «сделать предметами речевого контакта вещи и явления неодушевленные, сделать их особенно близкими, выразить наиболее полно свое к ним отношение» (Максимов 1965: 69).
Классификация Л.Ю. Максимова (надо, однако, учесть, что она являлась первой) страдает неполнотой, заключающейся в одноаспектности. Ведь ее основу составляет звательная функция, целью которой является установление контакта с адресатом речи (Максимов 1965: 68). Эта мысль материализуется в ряде формулировок автора. Сравним их: /. «Литературная функция (координационно-звательная — вставка. — Т.Н.) — установление речевого контакта с образами, созданными писателем» (Максимов 1965: 69) и 2. «В языке художественной литературы отчетливо выделяется еще одна функция обращения — установление непосредственного контакта с читателем» (Там же, с. 69).
Такие формулировки провоцируют ряд вопросов, связанных с реализацией выделенных функций обращения в поэтической речи. И прежде всего вопрос: Чем отличаются друг от друга обращения, употребленные в собственно звательной функции (Например: Тятя, тятя! Наши сети // Притащили мертвеца... (пример из статьи Л.Ю. Максимова) от обращения к читателю (по классификации автора - координационно-звательная функция). Например: Где, может быть, родились вы // Или блистали, мой читатель... (Там же, с. 69)?
Ведь в обоих случаях возможна ответная реакция на обращение либо в виде ответа или действия, либо ответа и действия одновременно (первый пример), либо ответ или действие подразумеваются (второй пример).
Тем не менее, классификация Л.Ю. Максимова популярна до сих пор. Так, Н.В. Патроева в монографии 1999 года «Осложненное предложение и его функции в поэтической речи (на материале стихотворений и поэм Е.А. Баратынского)» повторяет функции обращения в поэтической речи, выделенные Л.Ю. Максимовым.
Обращение в «Повестях покойного Ивана Петровича Белкина»
В содержательном отношении повесть «Барышня-крестьянка» представляет собой зарождение и развитие чувства любви между Лизой Муромской и Алексеем Берестовым, протекающего в условиях неприязненных отношений их родителей. Недаром некоторые исследователи (А. Искоз) находят сходство этой повести, если иметь в виду общую коллизию, с «Ромео и Джульеттой» Шекспира.
Эта содержательная основа подсказала Пушкину всеопределяющую ориентацию на использование диалогов (между главными персонажами -Лизой и Алексеем; Лизой и служанкой-наперсницей Настей; отцом Берестовым и Алексеем).
Естественно, что важнейшими диалогами являются те, которые определяют любовную интригу повести, а именно, диалоги Лизы (главным образом, в роли крестьянки Акулины) и Алексея.
В диалогах главных героев особой выразительностью отличаются реплики Алексея Берестова. Эта выразительность создается, в частности, за счет использования разных форм обращения, адресованных Акулине.
Свобода в использовании различных обращений объясняется социальным положением Алексея, барина (к тому же привыкшего «не церемониться с хорошенькими поселянками»).
Обращения в «Барышне-крестьянке», являясь средством выразительности, несут в себе определенную смысловую нагрузку: отражают развитие любовной линии в повести, которую раскрывает «эволюция» обращений в речи Алексея Берестова, приобретающих разное звучание по мере развития «романа» со «странной крестьянкой».
Семь форм обращения раскрывают разные этапы развития отношений между главными героями: знакомство, влюбленность, признание.
Началом к знакомству Берестова с Акулиной служит обращение милая, употребленное с оттенком фамильярности (см. Словарь языка Пушкина: «В обращении к лицу нижестоящему» (Т. II, с. 582)):
Молодой охотник показался из-за кустарника. «Небось, милая, -сказал он Лизе, - собака моя не кусается».
Лиза сразу же производит на Алексея самое благоприятное впечатление, что находит отражение не только в его пристальном взгляде: «Алексей ... между тем пристально глядел на молодую крестьянку», но и в попытке продолжить дальнейшее знакомство «на равных».
Отсюда его попытка - выдать себя за камердинера:
«А ты, барин? Тугиловский, что ли?» - «Так точно, - отвечал Алексей, -я камердинер молодого барина». Алексею хотелось уравнять их отношения. Но Лиза поглядела на него и засмеялась. «А лжешь, - сказала она, - не на дуру напал. Вижу, что ты сам барин».
Между тем, Акулина-Лиза «час от часу более нравилась Алексею».
Это обстоятельство отразилось на появлении других форм обращений, адресованных Акулине, каждое из которых отражает все больший интерес Алексея к крестьянке., Назовем используемые Берестовым разновидности обращения.
1. Дружелюбное душа моя, свидетельствующее о непринужденно-снисходительном общении.
Прямой же вопрос: Как тебя зовут? Подчеркивает не только желание главного героя дополнительных знаний о девушке-крестьянке, следовательно, дополнительной ее номинации по имени, но и в желании продолжить разговор, удержать «самозванку»:
Лиза хотела удалиться. Алексей удержал ее за руку. «Как тебя зовут, душа моя?».
2. Интимное мой друг Акулина, свидетельствующее о благосклонности и расположенности молодого Берестова к девушке-крестьянке:
«Ну, мой друг Акулина, непременно буду в гости к твоему батюшке, к Василью кузнецу».
Далее следует еще более откровенное заявление Алексея: «Да я непременно хочу с тобой опять видеться».
