Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 Теоретические основы изучения местоимений в русском и бурятском языкознании 14
1.1. Из истории изучения местоимений 14
1.1.1. а) в русском языкознании 14
1.1.2. б) в бурятском языкознании 24
1.2. Современное состояние и основные проблемы исследования местоимений в русском и бурятском языках 30
1.2.1. Дейксис как один из способов актуализации компонентов речевой ситуации 37
1.2.2. Местоимения в системе дейктических средств языка 45
1.2.3 .К вопросу о частеречном статусе местоимений 50
1.2.4. К вопросу о номинативности местоимений 59
1.2.5. Семантические классификации местоимений 66
Выводы по первой главе 73
Глава 2. Семантико-функциональная характеристика личных местоимений русского и бурятского языков 78
2.1. О номинативности личных местоимений 79
2.2. Контекстуальные значения личных местоимений 89
2.3. Функциональная характеристика личных местоимений в русском и бурятском языках 103
2.3.1 Основные функции личных местоимений русского и бурятского языков:
а) дейктическая 104
б) анафорическая 114
2.4. Особенности проявления грамматических категорий личных местоимений русского и бурятского языков 123
2.4.1. Морфологические признаки личных местоимений русского и бурятского языков 123
2.4.2. Синтаксическая роль личных местоимений русского и бурятского языков 138
2.4.2.1.Личные местоимения русского и бурятского языков в составе словосочетаний 139
2.4.2.2. Личные местоимения русского и бурятского языков в функции членов предложения 142
Выводы по второй главе 146
Заключение 150
Библиографический список 155
Список использованных художественных произведений 169
- Современное состояние и основные проблемы исследования местоимений в русском и бурятском языках
- Семантические классификации местоимений
- Контекстуальные значения личных местоимений
- Морфологические признаки личных местоимений русского и бурятского языков
Введение к работе
Актуальность темы исследования определяется сложностью вопроса о местоимениях как в русском, так и в бурятском языкознании, противоречивостью некоторых проблем теории местоимений, таких как номинативность, частеречный статус, место личных местоимений в системе дейктических средств языка, являющиеся спорными в современном русском языке, практически не рассмотренными в бурятском языкознании. В силу этого имеется необходимость исследования роли местоимений в выражении субъектно-объектных отношений, в организации текста. Эти вопросы теории местоимений решаются в исследовании с точки зрения семантико-функционального подхода на основе объемного теоретического и фактологического материалов.
Актуальность исследования обусловлена также антропоцентрической направленностью лингвистики последних десятилетий, в корне меняющей понимание грамматических явлений. Это предполагает обращение к семантике и функциям каждой языковой единицы (помимо её грамматической формы), к тому способу, которым она служит построению коммуниката (Н.Д. Арутюнова, А.А. Уфимцева, И.А. Стернин, Ю.Д. Апресян, Е.В. Падучева). При этом связь дейктических элементов с «человеческим фактором» в языке выводит исследование таких механизмов в самый центр актуальной проблематики современной лингвистики. Учитывая всё вышеизложенное, считаем важным провести исследование, которое отражало бы прежде всего вопросы семантики и функционирования русских и бурятских местоимений в коммуникативном аспекте.
Объект исследования - личные местоимения русского языка в семантико-функциональном аспекте в сопоставлении с бурятским. Исследуемые языки различны по своей грамматической системе, они разноструктурны (один – флективный, другой – агглютинативный), но находятся в тесном контакте и испытывают взаимовлияние в условиях билингвизма.
Предметом исследования служат семантика и основные функции личных местоимений разноструктурных языков, остающиеся спорными вопросами в русском языкознании и мало изученными в бурятском.
Целью исследования является впервые проводимо е изучение русских и бурятских личных местоимений в семантико-функциональном аспекте с учётом различий в строе русского и бурятского языков - выявление общего и особенного в этих системах, уточнение, обобщение и конкретизация некоторых традиционных и современных лингвистических понятий в теории местоимений.
Поставленная цель определила задачи исследования:
-
проследить историю развития грамматической теории местоимений в русском и бурятском языках;
-
установить теоретико-методологическую базу для исследования личных русских и бурятских местоимений;
-
описать семантический, функциональный и грамматический аспекты личных местоимений русского и бурятского языков в свете современных лингвистических исследований (теории антропоцентрического подхода к языковым явлениям, прагматики с её законами и функциональными свойствами говорящего и др.);
-
установить природу сходств и различий в системе местоимений разноструктурных языков: что относится к языковым универсалиям, а что к специфике конкретных языков.
Методологическая основа исследования Описание русских и бурятских личных местоимений проводится на основе достижений традиционной отечественной и зарубежной лингвистики.
Методологической базой работы явились труды русских ученых-лингвистов А.А. Потебни, А.М. Пешковского, В.В. Виноградова, А.В. Бондарко, Е.В. Падучевой, Г.А. Золотовой, Н.Ю. Шведовой, Е.В. Вольф.
Антропоцентрическая научная парадигма, функциональные и прагматические аспекты языка преломляются в работе применительно к личным местоимениям, словам, имеющим постоянный коммуникативный статус и являющимся особым средством перевода языка в речь.
Немаловажную роль для избранной темы играет разработка теории персонального дейксиса Т. В. Булыгиной и А. Д. Шмелева. В западной науке последнего времени дейксису уделяется самое серьезное внимание, однако акцент делается в первую очередь на проблемах пространственного и временного дейксиса, проблема же персонального дейксиса разрабатывалась в последние годы именно в отечественной лингвистике.
В своем исследовании мы опираемся на труды Ю.Д.Апресяна. Концептуально существенным для нас является развиваемая им идея об изменении фокуса внимания лингвистики с языковых значений как более или менее непосредственного отражения фактов действительности — на языковые значения, связанные «с фактами действительности не прямо, а через отсылки к деталям наивной модели мира, как она представлена в данном языке» [Апресян 1995:630]. В результате этого появляется основа для выявления универсальных и национально своеобразных черт в семантике естественных языков.
Особое значение для исследования имеют и работы О.Н. Селиверстовой, посвященные местоимениям, в особенности подчеркиваемая ею мысль о том, что личные местоимения не только указывают на участников в акте речи, но и характеризуют определенным образом этого участника как индивида, как личность.
Данное исследование опирается также на работы известных бурятских лингвистов Ж.С. Сажинова, О.Д. Бухаевой, В.И. Рассадина, В.М. Егодуровой и др., внесших большой вклад в изучение частей речи, различных направлений взаимодействия, взаимообогащения русского и бурятского языков.
Научная новизна исследования. Данная работа представляет собой первое комплексное исследование семантико-функциональных особенностей личных местоимений русского языка в сопоставлении с бурятскими. Личные местоимения рассматриваются не с точки зрения морфологии («формы»), а, в первую очередь, с точки зрения их семантики («смысла») и функционального предназначения этих слов в языке и речи. Сопоставление семантических, функциональных особенностей личных местоимений в разносистемных языках ярко отразило своеобразие русского и бурятского языков.
Теоретическая значимость работы. Проведенное исследование дает материал для разработки вопросов семантики личных местоимений русского и бурятского языков и их функциональных особенностей. Его результаты также способствуют дальнейшей разработке вопросов, связанных с изучением основ грамматического строя разноструктурных языков. Теоретическое значение работы состоит также в комплексности исследования, поскольку личные местоимения анализируются со всех позиций: семантики, их функционального предназначения и грамматики. Теоретическая значимость исследования заключается и в новых подходах к бурятской грамматической традиции в области описания личных местоимений (личные местоимения бурятского языка впервые рассматриваются как основное средство проявления дейксиса), что имеет существенное значение для семантико-функциональных исследований бурятского языка.
Практическая значимость исследования. Результаты работы могут быть использованы при типологическом изучении других классов слов и частей речи русского и бурятского языков, что важно для создания грамматик этих языков. Исследование даёт возможность скорректировать методику преподавания и изучения системы русских личных местоимений в бурятской аудитории и наоборот. Выводы и положения могут быть использованы при создании словарей и для переводческой практики.
Методы исследования. В работе использованы методы лингвистического описания, описательно-аналитический и типологический методы, сравнительно-сопоставительный, включающие систему исследовательских приёмов: наблюдение, описание, обобщение, сопоставление.
Источники исследования. Иллюстративный материал извлечен из фундаментальных грамматик русского и бурятского языков, использован также материал русско-бурятских и бурятско-русских словарей, русской и бурятской художественной литературы, публицистических статей, данные живой разговорной речи (всего 162 единицы). Все примеры на бурятском языке даны с переводом на русский язык. В ряде случаев бурятские слова и выражения переведены буквально с целью сохранения и точной передачи особенностей оригинала.
На защиту выносятся положения:
1) Вопрос о частеречном статусе местоимений не имеет однозначного решения в русистике. В нашем исследовании местоимения признаются самостоятельной знаменательной частью речи, что основывается на принятии принципа антропоцентризма в языке, а именно: на признании языка как особой знаковой системы с двойной структурацией ее единиц – в системе языка и речи;
2) В местоимениях в той или иной степени заложены элементы номинативности. Наибольшую номинативную нагрузку несут личные местоимения;
3) Семантика русских и бурятских личных местоимений в целом совпадает, в то же время в каждом из исследуемых языков проявляются различные тематические компоненты, используются дополнительные средства выражения смысловых оттенков значения и т.д.;
4) Для личных местоимений русского и бурятского языков основными являются дейктическая и анафорическая функции, но каждому из исследуемых языков присущи свои особенности их употребления;
5) Русский и бурятский языки обнаруживают сходство в грамматической системе личных местоимений, вместе с тем в данном аспекте в этих языках имеется немало различий в средствах выражения грамматических категорий, морфологической структуре и синтаксических особенностях употребления данного разряда местоимений.
Настоящее исследование состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка (179 наименований), перечня использованной художественной литературы.
Общий объём диссертации составляет 169 машинописных страниц.
Основные положения и выводы исследования обсуждались в виде докладов на следующих научно-практических конференциях:
1. Калашниковские чтения – БГУ, Улан-Удэ, 2005;
2.Всероссийская научно-практическая конференция, посвященная 75-летию филологического факультета – БГУ, Улан-Удэ, 2006;
3. Баяртуевские чтения – БГУ, Улан-Удэ, 2008;
4. Найдаковские чтения – ИМБТ СО РАН, Улан-Удэ, 2008;
5. 2-я Международная научно-практическая конференция «Славянская филология: исследовательский и методический аспекты» - КемГУ, г. Кемерово, 2009;
6. 3-я Международная научно-практическая конференция "Славянские языки и культуры: прошлое, настоящее, будущее" – ИГЛУ, г. Иркутск, 2009.
Современное состояние и основные проблемы исследования местоимений в русском и бурятском языках
Языковая уникальность класса местоимений является в лингвистике предметом пристального внимания (Вейнрейх 1970, Падучева 2004 и др.). Семантика и функциональные особенности местоимений настолько сложны, разноплановы, что позволяют применять к себе самые разные научные подходы. В зависимости от того, какой аспект ставится во главу исследования, местоимения в современном языкознании в основном описываются с трёх основных точек зрения - формально-грамматической, коммуникативной, семантической. Этим трём подходам соответствуют три основных понимания значения местоимений: «заместительное» «референциальное», «указательное» [Крылов 1984:138].
1. С высокой абстрактностью местоимений, их способностью при необходимости конкретизировать свое значение связывают так называемую заместительную функцию. Способность местоимений к «замещению» слов с номинативным значением достаточно полно проанализирована в лингвистической литературе. Она представлена в работах Блумфилда (1968: 150), Р.А. Будагова (1965:300), М.И. Откупщиковой (1978:56) и др. Противопоставление местоимений остальным именным частям речи как слов-заместителей (заменителей) сложилось в русской грамматике под влиянием греко-римской грамматической школы, потом многократно отвергалось одними учеными и возрождалось другими [Виноградов 1972:256]. Скептицизм по отношению к так называемой «заместительной» функции местоимений был проявлен лингвистами уже в XIX веке, потом поддержан нашими современниками. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить несколько высказываний: «Как номер или заглавие книги не может заступить место самой книги, так точно и местоимение не заступает места имени» [Павский 1850:249]. «К тому же значение местоимений не всегда соответствует значению других частей речи („имен"), а нередко отличается исключительным своеобразием» [Давыдов 1852:207].
Трактовка местоимений как слов-заменителей (заместителей) опирается на формальный параллелизм местоимений с различными именами. При этом местоимениям обычно отказывают в статусе самостоятельной части речи.
Р.А. Будагов так писал о заместительной роли местоимений: «В местоимениях широко развита «заменяющая» функция, личные местоимения могут выступать вместо существительных (он - друг — недруг -родственник и т.д.), притяжательные и указательные - вместо прилагательных (хорошая книга - моя книга — та книга), количественные местоимения — вместо числительных» [Будагов 1965:300]. Значение местоимений при таком подходе понимается как максимально абстрактное, обобщённое: «Особенность местоимений заключается в том, что они выражают понятия очень абстрактные» [Левковская 1965:185].
Исследователи, подчёркивающие именно заместительную функцию местоимений, называют их «субститутами» (Л.Щерба, Л. Блумфильд, 3. Харрис), «репрезентами» (Ф. Брюно) или, наоборот, для замещения слов-заместителей употребляют термин «местоимение», как это делал в своих работах A.M. Пешковский.
2. С коммуникативной точки зрения местоимение является показателем «денотативного статуса» именной группы [Падучева 1985:10]. При коммуникативно-прагматическом подходе местоимение почти не отличается от артикля и даже приравнивается к служебным частям речи. Местоимения при таком подходе также лишаются самостоятельного лексического значения. Мысль о «формальности» местоимения время от времени возрождается в лингвистической литературе (Буслаев, Шахматов, Якобсон Реформатский).
Как и при формально-грамматическом подходе здесь отмечается «неспособность местоимений выполнять номинативную функцию в отличие от номинативных слов, в значении которых закрепляются результаты познания объективных свойств явлений; отсюда распространённая характеристика местоимений как слов, которые «ничего не называют» (Большова 11). Так, Л. Теньер охарактеризовал местоимения как семантически «пустые» слова [Теньер 1988:64]. С. Д. Кацнельсон называет их «бессодержательными» (Кацнельсон 1972: 5). Е.Ы. Сидоренко считает: «С помощью различного рода конситуативных конкретизаторов в ряде случаев можно достичь ложного эффекта приобретения местоимением лексического значения, но на самом деле это значение переменно, не закреплено за данным звуковым комплексом, зависит от контекста, ситуации..., поэтому не переключает слово из прономинальной лексики в полнознаменательную, обладающую номинативным значением» [Сидоренко 1990:13].
В значение данного лексико-семантического класса знаменательных слов при коммуникативном подходе входят либо отсылка к данному речевому акту (к его участникам, речевой ситуации или самому высказыванию), либо указание на тип речевой соотнесенности слова с внеязыковой действительностью (его денотативный статус).
3. Рассмотрим следующую точку зрения на местоимения, согласно которой местоимения - указательные слова, «выделяющие разнородные предметы по признаку соотнесенности с говорящим лицом». [Шелякии 1986:5].
А.А. Потебня считал местоимения знаменательными словами, которые отличаются от имен и глаголов «способом обозначения восприятий; местоимение отмечает восприятие указанием, т.е. относительно говорящего...» [Потебня 1958:90-91].
Указательность местоимений следует понимать не буквально (указательными в буквальном смысле являются только указательные местоимения), а в том смысле, что «местоимение не называет то или другое, а «намекает» на то ИЛРІ другое» [Зарецкий 1940:18].
В чём же заключается указание? М.А. Шелякин так отвечает на этот вопрос: «Местоимения в отличие от номинативных слов не выражают качественной определённости однородных предметов, по которой они различаются и опознаются (ср. топор, стол, стена, пол и т.д.), а выделяют разнородные предметы по признаку соотнесенности с говорящим лицом. Такой способ обозначения предметов называется способом указания — дейксисом, а сами знаки — дейктическими» [Шелякин 1986:5].
В. Н. Мигирин в работе «Гносеологические проблемы знаковой теории языка, фонологии и грамматики» пишет: «Слово-название — самодовлеющий для достижения референтной определенности знак. Слово-указание — знак, обеспечивающий референтную определенность при поддержке контекста и реальной ситуации. Следовательно, слово-название, референтом которого является класс однородных предметов, а не единичный представитель класса, выполняет свою отображающую функцию самостоятельно. Слово-указание для выполнения отображающей функции нуждается в поддержке контекста и ситуации. Полнознаменательные лексемы имеют денотативное, сигнификативное значение, включенное в семантическую структуру данного слова. Местоимения соотносятся с целыми денотативными полями (кто? — вопрос о любом лице, я — указание на любое лицо, оказавшееся в позиции адресанта речи)» [Мигирин 1978:321].
Некоторые ученые, формально соглашаясь с традиционным пониманием прономинативов как только указательных слов, в то же время интуитивно ощущают неправомерность такой трактовки. Можно привести замечания А. И. Зарецкого по этому поводу: «Местоимение, следовательно, есть слово, которое обозначает (предмет, признак и т. д.) путем указания, а не путем называния. Называние и указание — это разные способы языкового обозначения. Их есть, может быть, и больше. Быть может, например, между собственным и нарицательным именем не менее глубокое различие, чем между ними и местоимениями» [Зарецкий 1940:18].
Таким образом, А. И. Зарецкий чувствует неточность характеристики местоимений только как указательных слов. Отсюда — противоречие высказанному ранее па этой же странице мнению: «Я употребляю понятие „обозначение" как наиболее общее, родовое, видами которого являются „называние" и „указание". Но термин «указание» для характеристики семантической функции местоимения является неподходящим. Ведь среди самих местоимений мы различаем указательные как одно из подразделений.
Тот является местоимением указательным, но какой — местоимением вопросительным. Можно ли в таком случае говорить, что местоимения вообще указывают? Нельзя приписывать всем местоимениям указательность, раз мы выделяем особую группу местоимений указательных. К сожалению, однако, мне не удалось ны найти, ни подобрать подходящего термина, вроде немецкого andeuten, hincleutcn. Можно было бы сказать, что местоимение не называет то или другое, а „намекает" на то или другое. Но «намекание» кажется мне недостаточно термино логичным» [Зарецкий 1940:18].
Семантические классификации местоимений
Рассмотрим основные семантические классификации местоимений, наиболее распространенные в современной лингвистической литературе.
По традиционной классификации в русском языке выделяется 9 основных семантических разрядов местоимений:
1) личные: я, ты, он, она, оно, мы, вы, они;
2) возвратное себя (в косвенных надежах);
3) притяжательные: мой, твой, свой, наш, ваш, его, ее, их;
4) указательные: тот, этот, такой, таков, столько, там, здесь, туда, сюда, так, тогда, поэтому и др.;
5) вопросительные: кто, что, какой, каков, ней, который, сколько, где, куда, откуда, когда, зачем, почему, отчего, как, насколько;
6) относительные: кто, что, какой, чей, который, сколько, где, куда, откуда, когда, зачем и др.;
7) отрицательные: никто, ничто, никакой, ничей, нисколько, нигде, никуда, некуда, ниоткуда, неоткуда, никогда, некогда и др.;
8) определительные: весь, всякий, каждый, сам, самый, иной, любой, другой и др.;
9) неопределенные: некто, кто-то, кто-либо, кто-нибудь, кое-кто и другие местоимения, образованные от основы вопросительных путем присоединения аффиксов -то, -либо, -нибудь, кое-.
Данная классификация чаще других включается во все действующие в настоящее время вузовские учебные пособия.
Анализируя данную классификацию, можно заметить, что некоторые местоимения не получили четко ограниченного места в классификации. Это относится, например, к местоимению чей (вопросительное или притяжательное?), он, она, они (личные или указательные?) и т. д.
Не выделены предметно-личные местоимения, которые неоправданно названы личными (например, местоимение он в предложении типа Наш город молодой, он основан двадцать лет назад).
В науке о языке представлены и другие семантические классификации местоимений. Одной из наиболее ранних является классификация профессора А. М. Пешковского, который выделяет следующие группы: 1) личные местоимения, 2) возвратные, 3) указательные, 4) обобщительные, 5) совокупные, 6) выделительные, 7) вопросительные, 8) относительные, 9) восклицательные, 10) неопределенные, 11) отрицательные местоимения [Пешковский 1938: 163].
Классификация А. М. Пешковского построена не на значениях местоименных слов, а на значениях их корней: «Местоимения представляют собой такую единственную в языке и совершенно парадоксальную в грамматическом отношении группу слов, в которой неграмматические части слов (корни) имеют именно это субъективно-объективное значение, то есть обозначают отношение самого мыслящего к тому, о чем он мыслит» [там же: 163]. Местоимения, по А. М. Пешковскому, находятся в сфере грамматики, где располагаются среди модальных категорий. Отличие классификации А. М. Пешковского от традиционной заключается ещё и в том, что ученый включает в неё не только отдельные слова, но и целые выражения с местоименным компонентом (с каких пор? до каких пор?).
Также наряду с местоимениями литературного языка в классификации представлены стилистически маркированные слова (устаревшие, диалектные и т. п. типа егоный, ейный, ихний).
Н.М Шанский считает, что по семантическим и грамматическим свойствам местоимения целесообразно разделить на две большие группы: субстантивные (заместительные) и автосемантические (полнозаменительные с самостоятельным значением). Эти две группы, в свою очередь, делятся ещё на несколько разрядов [Шанский 1972: 45].
Одна из классификаций местоимений принадлежит В. Н. Мигирину. Автор выделяет следующие семантические разряды местоимений: 1) коммуникативно-относительные, 2) вопросительные, 3) неопределенные, 4) возвратное, 5) указательные, 6) отрицательные (отрицательно-обобщительные), 7) определительные (утвердительно-обобщительные), 8) притяжательные, 9) эмоциональные, 10) относительные (союзные), 11) взаимные, 12) указательно-неопределенные [Мигирин 1973: 219].
В классификации отмечена (вслед за А. М. Пешковским) специфика предметно-личных местоимений, семантические особенности местоимений показаны с учетом их грамматической специфики и т.д.
Но данная классификация имеет и ряд спорных моментов: в неё включены не только местоимения, но и сочетания слов — эквиваленты местоимений (например, при каком условии? при таком условии и др.), неясны основы выделения в самостоятельный разряд взаимных местоимений сочетания друг друга. Другие выражения типа сам собой, сам себе, сам по себе и др. в классификации не названы.
Выделяя местоимения в самостоятельную часть речи и выстраивая свою классификацию частей речи (см. таблицу №1), Е.Н.Сидоренко подчеркивает, что выделение местоимений происходит на иной, по сравнению с именами существительными, прилагательными, числительными, безлично-предикативными словами основе, то есть местоимения представляют собой не лексико-грамматический, а семантико-функциональный класс слов.
Обычно знаменательные слова русского языка распределяются по частям речи на основе учета: 1) категориального значения, 2) морфологических признаков, 3) особенностей функционирования в предложении, 4) словообразовательных возможностей [Виноградов 1972:113]. К названным четырем критериям Е.Н. Сидоренко считает необходимым добавить пятый: способ отображения объективной действительности. С учетом этих критериев он пытается уточнить место прономинативов в системе других классов слов.
Местоимения он выделяет поперечно (то есть располагает не в одном ряду со знаменательными частями речи, а как бы вдоль их) другим частям речи, в связи с отмеченными особенностями соотношения знаменательных частей речи и местоимений. «Поперечность» (горизонтальность) расположения прономинативов по отношению к вертикальным столбцам, символизирующим знаменательные части речи, подчеркивает семантико-функциональную основу выделения прономинативов в отличие от лексико-грамматического характера выделения остальных частей речи.
В схеме среди знаменательных частей речи не назван глагол. Е.Н. Сидоренко объясняет это тем, что «глагол, будучи одной из крупных и довольно древних частей речи, не имеет категориально соотносительных местоименных средств как в русском, так и во многих других языках мира». Явление это до сих пор не получило своего объяснения. Учёный предполагает, что «отсутствие глагольного местоимения (то есть местоимения, категориально соотносительного с глаголами) является одним из подтверждений точки зрения, согласно которой глаголы «вышли из имен, то есть в глаголе мы имеем первоначальное существительное» [Сидоренко 1982: 138].
Одной из самых современных является функционально-семантическая классификация русских местоимений М.А. Шелякина. Ученый подразделяет местоимения на 1) личные, указывающие на лица и предметы по признаку их участия в коммуникативном акте; 2) притяжательные (посессивные), указывающие на предметы, принадлежащие лицам, обозначенным личными местоимениями; 3) возвратные, указывающие на предметы, которые являются объектами, совпадающими с субъектами действий; 4) предметно-выделительные, указывающие на предметы по признаку их отношения к говорящему в речевой ситуации; они, в свою очередь, подразделяются на выделительно-указательные, качественно-выделительные, выделительно-отождествляющие, выделительно-усилительные; 5) неопределенные, указывающие на предметы, признаки, которые для говорящего или слушающего являются неопределенными; 6) отрицательные; 7) относительные, выполняющие в сложных предложениях функции союзных слов [Шелякин 2001:58].
Контекстуальные значения личных местоимений
Как известно, общим свойством личных местоимений как дейктических слов является их тесная связь с речевой ситуацией. Но чтобы наиболее полно представить природу семантики личных местоимений, необходимо рассмотреть значения данного разряда местоимений, присущие им не только в речевой ситуации, но и те, которые они получают в контексте художественных произведений.
Отмечая особую частотность личных местоимений в художественной речи, обычно указывают на экстралингвистические факторы этого явления: содержание, конкретность повествования, стремление писателей избежать повторення. В то же время писатели и поэты считают личные местоимения своеобразным источником речевой экспрессии. Однако некоторые ученые придерживаются прямо противоположного мнения.
Так А.А.Реформатский в работе «Очерки по фонологии, морфонологии и морфологии» писал: «...местоимения - удобное звено в устройстве языка; местоимения позволяют избегать нудных повторов в речи, экономят время и место в высказывании. Местоимения удобны и практичны, но в них нет "переливов красок" и настоящего живого слова, они не могут при себе иметь характеризующего живого эпитета... Они не способны к полисемии, может быть главному украшению знаменательных слов. Их назначение - указание; оно должно быть точно направлено и в этом их "однозначность"; местоимения - это не конструкторы, не инженеры, а скорее "уборщики", "подметальщики", "ассенизаторы". Без них не проживешь, но не они зажигают огонь мысли, не они бередят чувства» [Реформатский 1979: 68]. Думается, что А. А. Реформатский несколько принижает значение класса местоименных слов, видя в них «уборщиков», «подметальщиков», «ассенизаторов». Личные местоимения значимы не только как важное средство коммуникации, но и как яркое экспрессивное средство. Данное свойство местоимений широко используется как в литературе, так и разговорной речи, осознанно, с целью создания определенного эффекта и совершенно бессознательно, в силу привычности и обыденности употребления их в речи, так как местоимения представляют собой очень высокочастотно употребляемую часть речи.
В художественном тексте личные местоимения могут приобретать контекстуальные - единичные значения, созданные одной-единственной неповторимой ситуацией, и тем самым служить приёмом создания олицетворения, персонализации и др.
Проблема контекстуальных значений слова важна и интересна для современной лингвистики, поэтому многие ученые посвятили ей свои исследования. Ею занимались такие языковеды как Л.В.Щерба, О. Есперсен, В.В. Виноградов, р.А. Будагов, Р. Якобсон и другие. Все они признавали, что в установлении нового, непривычного значения слова именно контекст играет решающую роль: «Разумеется, новые слова в большей степени нуждаются в «костылях контекста», чем старые значения. Но по мере того как новые значения становятся достоянием литературного языка, их зависимость от контекста соответственно уменьшается» [Будагов 1974:123].
Относительно личных местоимений контекст приобретает совершенно особое значение. Разнообразные семантические и экспрессивные оттенки, появляющиеся у личных местоимений в контексте, открывают неограниченные возможности использования их литераторами.
Речь идет о контекстуальном переходе личных местоимений в полнознаменательные существительные, т.е. "полноценные" по своим лексическим и грамматическим свойствам (к примеру, о приобретении ими номинативной семантики, родовой принадлежности, синтаксического согласования с признаковыми словами и т.д.). Возможность контекстуального переосмысления местоимения как существительного коренится в их отмеченном еще В.В.Виноградовым противоречивом положении в системе языка: будучи, с одной стороны, "указательными словами", с другой стороны, они являются словами "субъективно-объективными" [Виноградов 1972: 260].
Проанализируем выразительные возможности личного местоимения я. Это местоимение является одним из наиболее употребляемых слов языка, о чём свидетельствуют частотные словари не только русского, но и других языков.
Местоимение я является, как известно, личным местоимением 1-ого лица единственного числа и обозначает говорящего, то есть я - это знак, а первое лицо, единственное число — это понятие. Именно в этом значении оно и употребляется практически в каждом нашем предложении. Функция его кажется вполне определённой и ясной. Но, будучи очень часто употребляемым, это местоимение в устах каждого человека, который произносит его, способно менять оттенки своего значения. В силу своей абстрактности и зависимости от контекста, оно способно представлять любое говорящее лицо, а, значит, денотат этого слова варьируется в зависимости от ситуации или контекста, в котором это местоимение употребляется.
Местоимение я может иметь следующие наиболее распространенные контекстные значения:
1) значение «личность», «индивидуум»; утвердить своё «я», не потерять своё «я»);
2) значение «любой, всякий человек»: «Было бы хорошо, если бы книга с шутливым названием «Мама, папа и я» была прочитана каэ/сдым «я», каэ/сдой матерью и отцом, порождающими новые «я»;
3) обобщённое значение местоимения я, то есть возможность при схожей ситуации отнесенности к любым другим лицам: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуэюдо».
Как правило, в выражениях типа «не потерять своё «я» подсознательно приписывается этому я качества, являющиеся неоспоримыми достоинствами человека, такие как ум, благородство, независимость и т.д.
Например: Откинув докучную маску, Не чувствуя уз бытия, В какую волшебную сказку Вольётся свободное Я (И.Лнненский)
Местоимение я может использоваться для показа яркой индивидуальности человека. Часто мы встречаем местоимение я в качестве слова, определяющего самосознание человека, его самоощущение: «Я ощущаю себя человеком, - сказал он себе, - однако что из этого следует? Даже если бы я полностью превратился в другое существо, все равно я ощущал бы себя самим собой. Человек, получеловек, совсем нечеловек — в любом случае - это я» (Д. Найт). В последнем предложении местоимение я приобретает значение, совершенно отличное от простой передачи мыслей или слов от первого лица. В данном значении местоимение я - символ духовного мира человека.
Но, если, с одной стороны, авторы вкладывают в местоимение я философский смысл, видят в нём суть человеческой натуры, говорят о лучших качествах её я, то, с другой стороны, приписывают тому же самому я признаки излишней самовлюблённости, переоценки собственных достоинств, проявление нескромности. В разговорном стиле, лишенном лиризма, употребление местоимения я, и в особенности его навязчивое повторение, создают неблагоприятное впечатление: «Извольте, господа, я принимаю должность...только уоїс у меня...уоіс я...о, я шутить не люблю, я им всем задам остраску... Я такой, я не посмотрю...»
«Я всех умнее, хитрее, любопытнее и сильнее... я очаровываю и покоряю... Я владыка... мне поставлен памятник, и памятник этот - и я — памятник... Я слышал...я знал...я видел...» (А.Грин).
«Она девица умная: - я не умею притворяться...я никогда не лгу .я с принципами... - и все я...я...я» (А.Чехов).
Подобное чересчур частое употребление местоимения я, служащее для показа pie самых лучших человеческих качеств, имеет под собой научную основу: оно каждый раз подчеркивает принадлежность речи какому-то определенному лицу, сосредотачивая внимание слушающего именно на этом лице, нежели на смысле того, о чём собственно идёт речь. Поэтому, если не стоит задача подчеркнуть, заострить интерес собеседника на собственной персоне, то авторы стараются избегать, пропускать это местоимение, если в его употреблении нет никакой надобности. Подобное гипертрофированное употребление личного местоимения я негативно воспринимается и в научном стиле. В связи с этим в книжных стилях широкое распространение получило так называемое «авторское мы»: форма множественного числа употребляется в значении единственного для указания авторства: мы считаем, мы полагаем и т.д.
Морфологические признаки личных местоимений русского и бурятского языков
Одним из критериев выделения частей речи является морфологический. Это значит, что при распределении слов по частям речи учитывают, в числе прочих, и способность лексемы быть изменяемой или неизменяемой; у слов, обладающих формами словоизменения, обращают внимание на специфику его морфологических категорий (на наличие или отсутствие парадигмы рода, числа, падежа и т. д.).
Личные местоимения близки к существительным по своим морфосинтаксическим свойствам. При этом они не имеют специальных ограничений, связанных с синтаксическими условиями употребления (как, например, у возвратных и относительных местоимений), с типом речевого акта (как у вопросительных местоимений), особыми семантическими и референциальными свойствами (как у отрицательных и неопределенных местоимений) и т.д. [Крылов, Падучева 1984: 209].
Личные местоимения (нюурай тулоонэй угэнууд) как в русском, так и в бурятском языке, указывают как на самого говорящего, так и слушающего, имея при этом еще указание и на число говорящих и слушающих. Так, для 1 -ого лица единственного числа это будет местоимение я (би) {я пишу (би бэшэнэб), для множественного числа - мы (бидэ) (эксклюзивное значение, когда имеются в виду члены одного и того же коллектива), мы (бидэнэр) (инклюзивное значение, когда имеется в виду большое количество людей, как говорящих, так и слушающих и даже членов другого коллектива).
Для 2-ого лица используются местоимения ты (ши) в единственном числе и вы, Вы (та, таанар, таанад) для множественного числа. Они указывают на лицо, к которому обращается говорящий, т.е. на собеседника (ты идёшь (ши ябанаш). При этом та (вы) может употребляться как местоимение в форме множественного числа 2-го лица (как говорилось выше), так и (как в русском языке) в качестве уважительного слова или формы вежливости в обращении либо к незнакомому человеку, либо к старшему по возрасту, то есть в значении Вы.
В бурятском языке нет специальных местоимений 3-его лица. Их функцию обычно выполняют указательные местоимения энэ (этот, эта, это), тэрэ (тот, та, то) для единственного числа и эдэ (эти), тэдэ, тэдэнэр (те) для множественного числа. Эти слова могут выполнять функции личных местоимений, поэтому их иногда называют лично-указательными. Подобное положение имеет достаточно серьёзные семантические основания. Личные местоимения 3-го лица существенно отличаются от своих коррелятов 1-го и 2-го лица тем, что обычно указывают на лицо или предмет, известные или названные ранее, в то время как местоимения 1-го и 2-го лица - на участников акта речи.
Указательные местоимения становятся почти тождественными личным местоимениям, когда они благодаря аффиксации или условиям контекста приобретают значение лица, что бывает в трёх случаях:
1) когда указательные местоимения, как в единственном, так и во множественном числе принимают личные притяжательные частицы, например:
Согто: Энэш еврее ойлгоно ёпотой... — Цогто: Он сам, должно быть, понимает...
Жаргал: Бургэдэй ерээ haa, бака тэдэлпш ерэхэ юм бэзэ... Али, эдэшэнэ ерэбэгу?
Жаргал: Если Бургэд придёт, то они, наверно, опять заявятся... Да они вон, каэ/сись, идут? (Н. Балдано);
2) употребляются во множественном числе, например: Тэдэнэр хаана ошооб? — Куда они ушли?;
3) стоят в косвенных падежах, например, Бы тэрээниие хараагуйб — Я его не видел; Тэдээнпээ бэгиэг ерээ — От них пришло письмо.
В русском языке у местоимений 3-го лица следует различать два основных значения: 1) собственно личное, т.е. такое, когда местоимение называет лицо, отсутствующее в момент речевого акта, но на которое указывает участник речевого акта - говорящий; 2) собственно указательное (как указание на не-лицо). В бурятском языке также не все формы местоимений 3-го лица связаны с обозначением лица. Так, например, местоимения тэрэ, тэдэ могут обозначать явления и предметы: Би тэрэ ном уншаагуйб (Я не читал (а) эту книгу).
Единственное ушіверсальное противопоставление личных местоимений — это лицо. Категория лица квалифицирует человека с точки зрения его роли в речевом акте. Так, местоимения л, мы, указывая на человека, одновременно характеризуют его как говорящего, местоимения ты, вы, указывая на человека, характеризуют его как слушателя. Местоимения он, она, они, указывая на человека, характеризуют его как неучастника речевого акта. Поскольку предметом речи могут быть не только люди, но и животные, а также неодушевленные предметы, то местоимения, указывающие на эти предметы (он, она, они, оно), тоже можно связать с категорией лица, отнеся их к 3-ему лицу, как это делается в традиционной грамматике, учитывающей сочетаемость данных местоимений с другими словами, которая такая же, как и у «настоящих» местоимений 3-его лица, указывающих на человека. На самом же деле, местоимения, указывающие на животных и неодушевленные предметы, не относятся к категории лица, а, наоборот, противопоставляются ей.
В современной лингвистике не выработалось единого понимания категории лица. В научной литературе эта категория понимается неоднозначно:
1) «коммуникативное» понимание: лиц всего два в соответствии с двумя ролями участников элементарного коммуникативного акта — 1-е лицо (говорящий) и 2-е лицо (слушающий); так называемое 3-е лицо — не-лицо [Бенвенист 1974: 262];
2) семантическое понимание (используется применительно к языкам, где есть именной класс людей или категория личности (разумности): лиц три - 1-е, 2-е, а также 3-е -— лицо человека, не являющегося ни говорящим, ни слушающим; не-люди, то есть неразумные существа и предметы, - это нелица [Охотина, Громова 1983: 36];
3) «референциальное» понимание: лиц три - 1-е, 2-е, а также 3-е, охватывающее все референты, кроме говорящего и слушающего, независимо от личности (разумности, одушевленности и т.п.) [Падучева 1985:24].
Для некоторых ученых наиболее приемлемо референциальное понимание лица, так как оно в отличие от семантического является универсально приемлемым и в отличие от коммуникативного указывает на существенные сходства между местоимениями разных языков [Крылов, Падучева 1984: 209], другие же ученые признают только семантическое понимание данного термина [Федоровская 1977: 63].
В большей части языков существование универсальной трехличной системы и базовое сходство между тремя лицами (их предназначенность для классификации референтов) отображаются в сходстве формального выражения лиц местоимений. Однако существуют и значительные отличия 3-го лица от 1-го и 2-го. Вслед за Э. Бенвенистом, Дж. Лайонз писал о фундаментальной неискоренимой разнице между этими двумя подклассами местоимений: «Термин «3-е лицо» определяется негативно по отношению к «первому лицу» и «второму лицу». Это различие делает формальный параллелизм между 1-2-м лицом и 3-м лицом неполным (например, часто бывает, что 3-е лицо выражается нулевыми маркерами в противоположность нулевым первому и второму). В некоторых языках формальная асимметрия между 3-им лицом, с одной стороны, и 1-м и 2-м - с другой, представлена отсутствием специальных средств маркирования 3-го лица. В частности, в качестве местоимений 3-го лица используются указательные местоимения. В таких случаях считается, что 3-е лицо, как и всегда, имеется, а отсутствуют лишь специальные местоимения 3-го лица [Крылов, Падучева 1984:210]. Такое явление наблюдается и в бурятском языке.
Грамматическая категория числа является почти столь же универсальной категорией личных местоимений, как и лицо.
В исследуемых нами русском и бурятском языках через все три лица проходит однотипная корреляция по числу (ед./мн.).
Как видно из таблицы, в обоих языках однотипная корреляция наблюдается в 1-м и 2-м лицах. Местоимения же 3-го лица референциально неоднородны, причем в бурятском языке местоимения тэрэ, энэ, тэдэнэр, эдэ являются лично-указательными, как и в русском языке.
