Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Диалектная лексика и аспекты её изучения 10
1. Этнолингвистический аспект в диалектологических исследованиях 10
2. Понятие языковой картины мира в диалектологических исследованиях 15
3. Тематическая и лексико-семантическая классификация диалектной лексики как способ описания фрагментов региональной картины мира 23
Выводы 32
Глава II. Характерные особенности мологских (ярославских) говоров 34
1. История Мологского уезда 34
2. Фонетические особенности мологских говоров 39
3. Морфологические особенности мологских говоров 46
Выводы 53
Глава III. Лексика тематической группы «человек» в мологских говорах 54
1. Наименования, характеризующие человека по внешнему виду 55
2. Наименования, характеризующие человека по умственным способностям.. 69
3. Наименования, характеризующие человека по степени подвижности 75
4. Наименования, характеризующие человека по отношению к нормам нравственности 79
5. Наименования, характеризующие человека по его отношению к труду 82
6. Наименования, характеризующие речевую деятельность человека 93
7. Лексика тематической подгруппы «Семья, семейные отношения» 108
8. Лексика тематической группы «Одежда» 118
9. Лексика, связанная с трудовой деятельностью человека (рыболовство) 133
Выводы 143
Глава IV. Лексика традиционной народной духовной культуры в мологских говорах 146
1. Лексика свадебного обряда в мологских говорах 146
2. Праздники и праздничные традиции мологжан 159
3. Наименования, отражающие времяпрепровождение мологжан 168
4. Лексика, отражающая народные обычаи, приметы и суеверные представления мологжан 176
Выводы 190
Заключение 191
Библиография
- Понятие языковой картины мира в диалектологических исследованиях
- Фонетические особенности мологских говоров
- Наименования, характеризующие человека по отношению к нормам нравственности
- Наименования, отражающие времяпрепровождение мологжан
Введение к работе
Изучение словарного состава народных говоров как источника этнографической информации, как средства постижения культурного пространства определенного этноса является актуальной задачей русской диалектологии. Одним из способов описания фрагментов региональной языковой картины мира является анализ лексико-семантических объединений, предполагающий рассмотрение лексем на фоне системных связей, с учетом культурного и национального своеобразия.
Настоящее диссертационное исследование посвящено описанию лексического состава мологских (ярославских) говоров. Выбор лексики мологских говоров XIX - XX вв. в качестве объекта изучения определяется прежде всего тем, что само название «мологские» уже является достоянием истории. Население бывшего Мологского уезда представляло собой историко-культурную общность, имеющую свои этнические и культурные особенности при сохранении общих национальных черт. Отличия в организации миропорядка нашли отражение в языке. В нашей работе анализируется лексическое наполнение мологских говоров, рассматривается диалектный материал XIX-XX вв. Основными причинами выбора указанного временного промежутка являются экстралингвистические факторы: до 1941 г. Мологский район (уезд) существовал как самостоятельная территориально-административная единица, а основными территориями, еще сохраняющими наследие затопленной территории (это происходило с 1938 по 1941 г.), в настоящее время остаются Брейтовский и Некоуз-ский районы Ярославской области. Исчезновение единой территории Мологского края вскоре может обернуться тем, что в диалектных словарях помета «мологское» заменится на «брейтовское» и «некоузское», и тем самым сотрется память о том, что изначально это были исконные говоры Мологского уезда Ярославской губернии.
Актуальность исследования определяется пристальным вниманием отечественных диалектологов к изучению словарного состава русских народных говоров в разных аспектах - историко-лексикологическом, лингвогеогра-фическом, этнолингвистическом и других, что связано прежде всего с составлением в настоящее время Лексического атласа русских народных говоров. Исследование особенностей диалектной картины мира в тесной связи с обрядами, поверьями, устным народным творчеством - характерное направление современной русской диалектологии, этнолингвистики и лингвокультурологии (Е. Л. Березович, Е. В. Брысина, Т. И. Вендина, К. И. Демидова, Н. А. Закуткина, М. В. Костромичева, Т. В. Леонтьева, О. В. Никифорова, Н. Ю. Таратынова и др.). Изучение языка в соотношении с трудовой деятельностью и духовной культурой народа, его традициями позволяет полнее выявить семантику диалектных слов, охарактеризовать причины появления тех или иных лексем, показать воздействие народной культуры на формирование и функционирование языковых единиц. Лексический материал в нашей работе рассматривается в двух аспектах: историко-лексикологическом, поскольку анализируются диалектные данные XIX - XX вв. (он предполагает и семасиологический комментарий языко-
вых явлений), и этнолингвистическом, суть которого заключается в рассмотрении соотнесенности языковых единиц с фактами внеязыковой действительности.
Объект исследования - лексика мологских говоров Ярославской губернии (области) XIX - XX вв. Предметом исследования является системная организация лексики мологских говоров, рассматриваемая в данной работе на материале тематической группы «Человек».
Цель исследования - проанализировать основные звенья названного тематического объединения, отражающие мировосприятие и этнокультурные установки диалектоносителей.
Поставленная цель предполагает решение следующих задач:
проанализировать исторические условия формирования территории Мологского уезда;
рассмотреть вопрос о степени изученности мологских говоров, описать, в частности, их фонетические и морфологические особенности, позволяющие считать эти говоры включенными в пространство север-новеликорусских говоров и выделяющие их на фоне остальных ярославских говоров;
выявить и систематизировать лексическое наполнение основных лек-сико-тематических и лексико-семантических групп и подгрупп в составе тематического объединения «Человек» в мологских говорах;
определить семантику, структуру и особенности функционирования анализируемых диалектных лексических единиц, учитывая системные отношения в словарном составе народных говоров;
выявить этнокультурную специфику лексики отдельных семантических групп мологских говоров и на основе этого определить культурные установки диалектоносителей.
В качестве гипотезы исследования выдвинуто положение о том, что наименования, характеризующие человека, и лексика традиционной народной духовной культуры наиболее полно и достоверно отражают фрагменты языковой картины мира мологжан.
Основные методы исследования: описательный, состоящий в последовательном описании языковых единиц, объяснении их семантической и словообразовательной структуры и предполагающий приемы обобщения, этимологизации анализируемых единиц; сопоставительный, заключающийся в сопоставлении данных Ярославского областного словаря с материалами других словарей, содержащих диалектную лексику, и прежде всего со сводным Словарем русских народных говоров, а также с данными исторических и толковых словарей русского языка, что позволяет выявить общие и специфические особенности исследуемых говоров; историко-сравнительный (анализ языкового материала проводится с учетом сведений истории, культуры, социального устройства рассматриваемого языкового сообщества); компонентный анализ семантики диалектных слов (выявление в структуре значения интегральных и дифференциальных сем).
Источниками исследования являются, во-первых, лексикографические труды XIX - XX вв., содержащие диалектную лексику. Это прежде всего Ярославский областной словарь (в 10 вып.) под ред. Г. Г. Мельниченко; сводный Словарь русских народных говоров (40 вып.), из которого методом сплошной выборки были выделены лексемы с пометами «Молог.», «Брейтов.», «Некоуз.»; «Опыт областного великорусского словаря» (1852 г.), «Дополнение к Опыту областного великорусского словаря» (1858 г.), «Материалы для словаря народного языка в Ярославской губернии» Е. Якушкина (1896 г.), «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля; словарные материалы, содержащиеся в работах 20-х годов XX в., С. А. Копорского и И. Г. Голанова (1929 г.), данные картотеки ЯОС; во-вторых, письменные источники - труды историко-этнографического характера местных краеведов XIX в., посвященные жизни и трудовой деятельности населения Мологского края: А. Преображенского, А. Фенютина, С. А. Мусина-Пушкина, статьи из «Ярославских губернских ведомостей»; работы начала XX в. Н. П. Гринковой, Е. Э. Бломквист и др.; в-третьих, мемуарная литература, в частности воспоминания П. И. Зайцева и др.
Материалом для исследования послужила авторская картотека, включающая 2076 лексических единиц.
Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые предпринято монографическое описание словарного состава мологских (ярославских) говоров XIX - XX вв., а именно проведено детальное исследование наименований тематической группы «Человек» в историко-лексикологическом и этнолингвистическом аспектах с учетом их лингвогеографических связей. В научный оборот вводится систематизированный диалектный материал, извлеченный из не исследовавшихся ранее источников XIX - начала XX вв. Материалы данного исследования, таким образом, во многом дополняют и уточняют сведения о лексическом составе ярославских говоров в их прошлом и настоящем.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что оно вносит определенный вклад в изучение лексики русских народных говоров, в методику описания лексико-тематических и лексико-семантических групп диалектных наименований. Данное исследование затрагивает важные вопросы современной этнолингвистики, реконструкции фрагментов языковой картины мира диалектоносителей. Полученные данные могут быть сопоставлены с наблюдениями над словарным составом говоров других территорий.
Практическая значимость исследования определяется возможностью использования его материалов в лексикографической практике и лингвогеографических описаниях говоров - при составлении региональных (областных) словарей и лексических атласов, а также в преподавании курсов русской диалектологии, современного русского языка (раздел «Лексикология»), при разработке спецкурсов и спецсеминаров по диалектной и исторической лексикологии, лексикографии, этнолингвистике, лингвогеографии.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Мологские говоры - это говоры бывшего Мологского уезда (района) XIX - XX вв. (включая говоры современных Брейтовского и Некоуз-
ского районов Ярославской области), сохраняющие в основном типичные черты севернорусских говоров.
Тематическая и лексико-семантическая классификация диалектных наименований, учитывающая системные отношения в словарном составе диалектов, выявляющая этнокультурные компоненты в семантике слов, реально отражает фрагменты языковой картины мира диа-лектоносителей.
Исследование лексики тематической группы «Человек» позволяет выделить в ее составе крупные тематические объединения: наименования, характеризующие человека, и лексику традиционной народной духовной культуры мологжан (именно эти разделы включает программа «Человек» Лексического атласа русских народных говоров, основным положениям которой мы следуем в данной работе).
Наименования тематической группы «Человек» системно организованы. Внутри рассматриваемых лексико-семантических групп и подгрупп наблюдаются гиперо-гипонимические, синонимические, антонимические отношения и мотивационная связь между лексемами.
Анализ выделенных лексико-тематических и лексико-семантических групп выявляет наиболее существенные признаки, положенные в основу соответствующих наименований, отражающие важные для диа-лектоносителей местные реалии, явления, обычаи, с одной стороны, и их моральные установки, с другой.
В исследуемой лексике мологских говоров проявляется этническая специфика жителей Мологского края, в ней сохраняются важнейшие сведения о разных сторонах их жизни и культуры.
Апробация работы. Основные положения и результаты исследования обсуждались на ежегодных научных конференциях преподавателей и аспирантов ЯГПУ им. К. Д. Ушинского «Чтения Ушинского» (2004-2008 гг.), на Международной научно-практической конференции «Проблемы семантики языковых единиц в контексте культуры (лингвистический и лингвометодический аспекты)» (Кострома, 2006 г.), на Межвузовских диалектологических чтениях «Исследование региональной лексики в историко-культуро-логическом аспекте» (Арзамас, 2006 г.), на Всероссийской научной конференции «Русское слово: литературный язык и народные говоры», посвященной 100-летию со дня рождения проф. Г. Г. Мельниченко (Ярославль, 2007 г.).
По теме диссертации имеется 10 публикаций общим объемом 4,5 п.л.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографического списка и трех приложений.
Понятие языковой картины мира в диалектологических исследованиях
Представления человека о мире отражаются в языке. «Языковое богатство русских диалектов отражает различное видение говорящими окружающего мира. Одно и то же семантическое пространство в разных говорах может члениться по-разному, что проявляется в разном количестве слов - названий элементов этого пространства и в различии их взаимосвязей» (Русские 1999: 105). «Лексическая семантика тесно связана с экстралингвистическим содержанием, т.е. с реальным миром вещей и явлений» (Кузнецова, Сороколетов 1991: 4). Лексические единицы репрезентируют определенные сегменты действительности, при этом изучение лексического состава говора требует хорошей осведомленности в ситуативной обусловленности употребления того или иного слова. В значении слов обнаруживает себя объективная реальность. «Выделяя в означаемом главное, наиболее существенное, человек придает слову обобщающее значение, а это значит, что, именуя, слово классифицирует, относит предмет номинации к определенной категории» (Алефиренко 2003: 176). При этом следует отметить, что «более полное представление о «кусочке», аспекте внеязыковой действительности дает не отдельное слово, а семантическое объединение слов» (Бортник 1994: 63).
Одним из способов описания фрагментов региональной языковой картины мира является выявление и анализ тематических и лексико-семантических «сфер», предполагающих рассмотрение лексем на фоне системных связей, с учетом культурного и национального своеобразия. Таким образом, ключом к региональной языковой картине мира диалектоносителей, в том числе и мологжан, является изучение региональной языковой системы, как особым образом организованной системы, в которой проявляется специфика видения мира.
Довольно часто в диалектологических работах предпочтение отдается именно тематическому описанию лексики, и выбор этот не случаен, так как отражает реально существующие закономерности в организации мировосприятия определенного этноса. «Тематическая классификация сознательно строится по идеографическому принципу, т.е. идет вслед за «темами», «понятиями», «идеями» реальной действительности» (Коготкова 1979: 255). Принципы выделения тематических и лексико-семантических групп рассматривались в исследованиях многих лингвистов (Ф. П. Филин, Д. Н. Шмелев,
A. А. Уфимцева, О. Д. Кузнецова, В. И. Кодухов, Н. А. Лукьянова, Ф. П. Сороколетов, Г. Г. Мельниченко, Т. В. Бахвалова, Л. М. Васильев, Е. А. Нефедова, Н. Г. Ильинская, B. Г. Долгушев и др.). «Рассмотрение лексики в "тематическом" аспекте имеет несколько преимуществ. Оно позволяет установить связь между словами и обозначаемыми ими реалиями, иначе - выяснить объем значения слов; позволяет определить место тематических групп в словарном запасе языка, их рост или сокращение в зависимости от внешних, исторических обстоятельств, процессы терминологизации слов с общими значениями, расширение и сужение значений слов в зависимости от изменений "материи" и функций обозначаемых реалий» (Блинова 1973: 8). «Словарный состав одного говора (конечно, в пределах зафиксированных материалов) можно представить в виде серии тематических групп, отражающих разные стороны жизни его носителей и находящихся между собою в определенных отношениях» (Мельниченко 1974: 27). В тематической классификации «должны быть отражены в определенной системе результаты познавательной деятельности носителей данного языка (говора), соотношение слов с фактами объективной действительности» (Там же).
Выбор ядра тематической группы соотносится с выбором сегмента внеязыковой действительности, являющегося объектом номинации. Объем тематической группы (количество входящих в нее языковых данных) можно считать показателем наиболее актуальных и значимых фрагментов внутреннего и внешнего мира говорящих, хотя, по мнению исследователей, «количественный фактор» весьма неоднозначен», однако «трудно отрицать значимость определенного круга значений, если носитель языка вновь и вновь возвращается к их лексической разработке» (Березович 2007: 25). Таким образом, выделение тематических групп обусловлено не только языковыми факторами, но и экстралингвистическими. Любое слово, употребленное носителем языка вне контекста, но понятное ему, «всегда вызывает те или иные ассоциации, картины, образы и т.п., то есть оно никогда не бывает абсолютно изолированным, так как никогда не лишается тех или иных связей и отношений в сознании носителя данного языка» (Мельниченко 1974: 27).
Большинство исследователей соотносит логику выделения определенной тематической группы с логикой сегментации внешнего и внутреннего мира говорящих, что позволяет представить наиболее полно и системно фрагменты языковой картины мира, соотнести факты языка с этнокультурными установками диалектоносителя. «Закономерности членения поля на смысловые зоны отражает общую структуру представлений о соответствующем фрагменте действительности, о параметрах некоторой мыслительной ситуации, стоящей за этим полем, о доминантных линиях, осуществляющих дискретизацию смыслового пространства. Говоря об относительной лексической заполненности секторов, мы получаем более конкретное представление о том, какие смыслы получают номинативное оформление, а какие остаются без такового, образуя лакуну» (Березович 2004: 7).
«Связи между предметами, существующие в реальной действительности, лежат в основе объединения слов в тематические разряды» (Долгушев 2006: 40). Так, основанием для их выделения служит соотнесённость с определенными фрагментами окружающего мира. «Группа слов, каждое из которых связано с отражением определенного сегмента действительности, объединяемая одной и той же типовой ситуацией или одной темой, но общая идентифицирующая (ядерная) сема для которой не обязательна, определяется как тематическая группа» (Васильев 1971: ПО). Тематические объединения позволяют охватить все стороны реальной действительности, все сферы жизни диалектоносителей. «Состав отдельных тематических групп в говорах зависит от особенностей социально-экономической жизни населения в разные периоды развития общества, от особенностей природных условий края, географического положения и т.п.» (Бахвалова 1993: 3).
Тематические объединения включают более мелкие лексико-семантические микросистемы. По мнению Ф. П. Филина, тематическая соотнесенность является отнюдь не единственным определяющим признаком лексико-семантической группы (Филин 1982: 233). В тематических группах «перекрещиваются и частично налагаются друг на друга разные, иногда и очень далекие семантические зоны» (Оссовецкий 1982: 44). Вследствие взаимных пересечений разных семантических областей возникают трудности при определении границ тематических объединений, а также бывает сложно разграничить тематические и лексико-семантические группы, так как «многие тематические группы слов оказываются при ближайшем рассмотрении также и лексико-семантическими группами...» (Шмелев 1973: 103). Главным признаком включения лексических единиц в тематические группы, безусловно, является семантический признак. Каждый из членов такого объединения должен «концентрировать обобщенное значение, присущее всей парадигме» (Оссовецкий 1982:45).
Фонетические особенности мологских говоров
Одной из главных деталей лица, привлекающих внимание окружающих, является нос. Большой и горбатый нос в Брейт. р-не называется носопатка: «Вот у него нос, на двоих рос, а одному достался — настоящая носопатка» (ЯОС 6: 152), а человек с большим носом здесь имеет прозвище носова; ср. в частушке: «А у Сеньки есть сова, тут и Леша носова» (ЯОС 6: 152).
Отметим и семантический диалектизм расцветать, употребляющийся в мологских говорах, если речь идет о лице, покрывающемся веснушками: «Он каждую весну расцветает так-от». Некоуз. (ЯОС 8: 127). В результате ассоциативного переноса, таким образом, литературный глагол наполняется в мологских говорах новым содержанием.
Как видим, микрогруппы слов, характеризующих отдельные особенности внешности человека, являются самыми малочисленными в мологских говорах. Наиболее важной для мологжанина оказывается возможность передать целостное впечатление о внешнем облике человека. При этом отклонения от нормы фиксирует прежде всего параметрическая лексика. Как справедливо замечает Н.Д. Арутюнова, «всем ненормативным, редким и необычным явлениям обеспечен прямой выход в лексику» (Арутюнова 1987: 11).
Номинации в говорах подвергается все то, что вызывает отклонение от нормы, причем в самом наименовании одновременно может содержаться и оценка обозначаемого явления, это связано с тем, что «отклонения от нормы возбуждают не только внимание и коммуникативные центры, но и эмоции» (Арутюнова 1987: 10). Например, в мологских и пошехонских говорах с негативной коннотацией зафиксировано слово охлебина, обозначающее высокого человека независимо от пола; ср.: «Охлебина-то зайдет такая, так напугаешься». Пошех. (ЯОС 7: 71). Сам контекст свидетельствует об отрицательной оценке очень высокого человека в сознании диалектоносителей Мологского и Пошехонского края. В значении неуклюжий человек с плохим телосложением это слово отмечено в XIX в. в вятских говорах (СРНГ 25: 32). Среди наименований высокого человека преобладают словообразовательно и семантически мотивированные наименования. В прилагательном высокущий сохраняется семантика корневой морфемы вые-, проявление семы очень обусловлено аффиксом -ущ-, обладающим усилительно-увеличительным значением. Данная лексема была зафиксирована в Мологском уезде в XIX веке, также она отмечена в архангельских и олонецких говорах (ЯОС 3: 57; СРНГ 6: 26; Преображенский 1853: 132).
Целый ряд лексем, объединенных значением высокий , появился на основе сравнения человека с какими-либо длинными и тонкими предметами: веткой, жердью, столбом, колом. Слово биба известно в Брейт. р-не в значении столб с развилкой, в которой укрепляется колодезный журавль : «Новую бибу надо ставить к э/суравлю» (ЯОС 1: 58). На основе метафорического переноса в тех же говорах данная лексема стала употребляться и по отношению к высокому человеку, например, в сравнении: «Длинная, как биба». Аналогичный процесс характерен и для слова дыба, зафиксированного в мологских, рыбинских и тутаевских говорах: дыба — длинный шест у колодца для подъема воды («Раньше воду дыбой доставали». Некоуз.), ср.: дыба — высокий, нескладный человек («Ишь какой дыба вытянулся». Некоуз.) (ЯОС 4: 28).
Факты языка показывают, что «обозначая человека, делают выбор не из бесконечного множества его нормативных свойств, а из малого числа индивидных признаков; при этом выбирается наиболее различительный - то, чем человека отметила природа» (Арутюнова 1987: 11). В наименованиях, связанных с телосложением человека, могут быть указания на высокий рост, худобу и нескладность. К таким наименованиям относится в мологских говорах ветвина, возникшее в результате сравнения человека с ветвями дерева (ЯОС 3: 10). Те же компоненты выделяются в семантической структуре мологского слова жердзшо ( жердило): «Старший брат был жердзило». Брейт. (ЯОС 4: 44). Слово лещетенъ, известное в Некоуз. р-не, совмещает в значении две семы высокий и нескладный . Оно возникло на основе метафорического переноса. В ярославских говорах лексема лещетенъ распространена в нескольких значениях: передвижная стена из соломенных щитов в риге , двери из соломы , изгородь из прутьев, плетень (ЯОС 5: 130). Одно из представленных прямых значений (по-видимому, последнее) послужило основой для возникновения переносного, имеющего отношение к человеку.
Семантическая структура некоторых наименований включает компоненты высокий и худой : веха, длиннота. Слово веха (вяха) употребляется в Некоуз., Мышк., Перв., Дан. и Рост, р-нах Ярославской обл.: «Экая вяха вымахала». Некоуз. (ЯОС 3: 12). Лексема длиннота известна только в Брейт. р-не (ЯОС 4: 6).
В микрогруппе наименований худого человека в мологских говорах представлено несколько слов, в значении которых актуализируется дополнительная сема, указывающая на возможную причину худобы. Так, худой, физически слабый человек в Брейт. и Яросл. р-нах получает определение малявыи: «Вот мы, какие разные в семье: я такая малявая, а брат мой, как битюг». Яросл. (ЯОС 6: 31). В лексеме непраский одновременно актуализируются три семы: худой , изможденный , с плохим аппетитом : «Иван-то у тебя совсем непраский» (Брейт.). Данное определение может относиться и к животному: «Теленок в этом году вышел непраский». Некоуз. (ЯОС б: 138).
Неодобрительную оценку имеет в мологских говорах наименование сохляк худощавый, тощий человек , мотивированное просторечным глаголом сохнуть становиться чахлым, болезненно худеть : «Ну, ты и сохляк». Некоуз. (ЯОС 9: 61). Эту семантику сохраняет и поизводящее прилагательное сохлый: «Куда ему такому сохлому». Некоуз. (ЯОС 9: 61). Аналогичным образом возникло слово общего рода чахлетъе, содержащее в значении семы худой , хилый, слабый и связанное с глаголом чахнуть и прилагательным чахлый: «Ел бы больше, не был бы таким чахлетьем» (Брейт.); ср. в пошехонских говорах: «Когда он, чахлетье, на работу выйдет» (ЯОС 10:49).
Наименования, характеризующие человека по отношению к нормам нравственности
Речевая деятельность является одной из важнейших составляющих человеческой жизни. Способность говорить отличает человека от животных и обеспечивает его нормальное существование в социуме. Высокая значимость общения для русского человека, его внимание к этому виду деятельности общеизвестны. «Вербальная интерпретация субъектом языковой реальности отражает коллективные представления о языке. Они являются одной из составляющих картины мира и свойственны любой культуре на любой стадии ее развития» (Пурицкая 2004: 252).
Умение правильно говорить обладает высоким статусом в сознании говорящих. Деревенские жители в ситуации общения с соседями даже из близлежащих деревень (например, в Брейт. р-не жителей других деревень называют иностранными (ЯОС 4: 142) могут стесняться своей речи, стыдясь своего невежества. Так, местный краевед ХГХ в. А. Крылов, характеризуя сицкарей (жителей одной из волостей Мологского уезда), отмечал: «Ситскари, слыша столь вычурные выражения своего собрата, бывают вне себя от зависти» (Крылов 1856: 318). Показательны в этом отношении характеристики самих диалектоносителеи. Так, на территории Ярославской обл. (Некоуз., Пошех. и др.) употребляется слово выворотенъ, обозначающее человека, который говорит с сохранением в речи диалектных особенностей или нарочно искажая слова: «Экой выворотенъ! Воротит тебе на «о», да и что ты хочешь; экой серой черт — выворотенъ» (ЯОС 3: 50). Эта же лексема в Некоуз. и Дан. р-нах обозначает необычное слово или выражение, ср.: «У меня в речи много выворотней». Дан. (Там же).
Неумение говорить воспринимается как отрицательная характеристика человека, что служит причиной появления в говорах соответствующих наименований. В Некоуз. р-не человека, не умеющего хорошо говорить, независимо от половой принадлежности называют неговорой, ср.: «Сидишь, не можешь слова путного сказать, неговора эдакий» (ЯОС 6: 128). Негативная оценка, содержащаяся в данной лексеме, проявляется не только за счет приставки, она вызвана представлениями диалектоносителей. В их сознании определение неразговорчивый тесно связано с представлением о замкнутом, скрывающем свои мысли человеке. В Брейт. р-не слово неговоря (фонетический вариант слова неговора) характеризует скрытного, замкнутого человека (ЯОС 6: 128). «В языковом сознании носителей говора некоторую роль корректирования "правильности" и "чистоты" их речевой деятельности играет факт сравнения своей речи с речью соседних или близлежащих деревень (ср. широкое распространение различного рода "дразнилок" в адрес "чудно" говорящих соседей)» (Коготкова 1979: 16). Приведем в качестве примера замечание женщины из д. Княгинино Мологского уезда: «Я сама родом-те нездешна - хамофка, с Чапина. Сицкари пузатые, а мы хамуны (хамунами называют себя жители Брейтовской волости), словам отличаются; народ-от молодой говорит получше, стары-те таки комяки были» (Гринкова 1926: 227).
Умение говорить, играющее важную роль в человеческой жизни, несомненно, вызывало в народной речи появление большого числа номинаций. В мологских говорах слова, в значении которых присутствует речевой компонент, достаточно разнообразны, прежде всего, по принадлежности к определенной части речи. Лексика, характеризующая коммуникативные способности мологжан, представлена в основном существительными {бахирь, баланда, болтовня, егоза, лопотушка, мололо, набелки, немака, омеля, щереда) и глаголами {балакать, блекотатъ, базарить, гаметъ, галавеситъ, каякатъ, лопотать, лячкатъ, потатаритъ), в меньшей степени прилагательными (летняговат, барахливый, кричливыи) и наречиями {глумянно, обеняко). Всего в мологских говорах насчитывается более 90 наименований, которые в своем значении содержат родовую сему говорить . При этом представленную семантическую группу речевого действия образуют лексемы, по-разному описывающие субъектов речи и способы «говорения». Нейтральными в смысловом и эмоционально-оценочном отношении оказываются диалектные единицы, в значении которых актуализирована сема беседа . Наличие данного семантического компонента характеризует речевую деятельность как взаимный обмен мнениями, где говорящий и слушающий являются соучастниками процесса, испытывающими желание говорить. Их, как правило, объединяет тема разговора, настроение и взгляды. Не случайно в большинстве русских говоров, включая ярославские, распространено слово беседа в значении вечернее собрание молодежи (ЯОС 1: 55; СРНГ 2: 262). В мологских говорах отмечено всего три наименования, в значении которых присутствует указанный компонент: балакать, каровать, покайбоватъ.
Глагол каровать разговаривать, беседовать известен в говорах Брейт. р-на. С несколько иной семантикой рассуждать или судить о чем-либо он употребляется в костромских говорах (ЯОС 5:21), при этом в значении сохраняется указание на обдуманность ведения разговора.
Глагол балакать зафиксирован в говорах с различной семантикой. В костромских говорах он означает говорить непонятно, т.е. неразборчиво : «Балакал, балакал что-то — я ничего не разобрал» (ЯОС 1: 30); в архангельских — говорить хорошо, толково, правильно (о грамотных людях) : «А балакать которы грамотны» (СРНГ 2: 70). В значении говорить мирно, разговаривать он распространен в Брейт., Некоуз., соседних с ними Пошех. и Рыб. р-нах Ярославской обл. (ЯОС Г. 30). Как видим, в ярославских говорах наряду с семой разговаривать актуализируется еще один дополнительный семантический компонент — мирно , указывающий на обоюдное желание собеседников участвовать в коммуникативном процессе. Кроме того, глагол балакать выступает производящим для существительного балакало, обозначающего в мологских говорах язык как орган, напрямую связанный с речевой деятельностью: «Чирей сядь тебе на балакало» (ЯОС 1: 30). Как видно из приведенного контекста, в этом слове проявляется неодобрительное отношение диалектоносителей к говорящему, хотя производящий глагол нейтрален. Сема мирно оказывается значимой в выражении мир беседе, которое употребляется как приветствие, благопожелание, обращенное к разговаривающим между собой людям, в мологских, пошехонских, мышкинских, ростовских и некоторых других ярославских говорах (ЯОС 6: 47). При этом достаточно легко мирная беседа может перерасти в затяжной разговор, в результате чего будет либо потеряно время, либо у кого-то из собеседников появится чувство неудовольствия. Поэтому возникает желание вовремя остановиться. Глагол покайбовать побеседовать, поговорить , известный в мологских и пошехонских говорах, образован от глагола кайбоватъ, бытующего в пошехонских и рыбинских говорах (ср.: «Принялись кайбоватъ, док теперь до вечера не уймутся» (ЯОС 5: 8)), путем присоединения продуктивного префикса по-, вносящего дополнительный смысловой компонент в течение некоторого времени совершить действие, названное мотивирующим словом . Об ограничении беседы по времени свидетельствует и пример употребления данной словоформы: «Ну, братва, покайбовали, пора и по домам расходиться». Брейт. (ЯОС 8: 45).
Наименования, отражающие времяпрепровождение мологжан
Семья на протяжении всей истории человечества была основной социальной ячейкой, поэтому образование новой семьи было значимо не только для людей, вступающих в брак, но и для общества в целом. Как справедливо отмечает этнограф Т. А. Листова, «русскую народную свадьбу по праву относят к наиболее сложным полифункциональным комплексам традиционной культуры народа» (Листова 1993: 93). Среди комплекса семейных обрядов, проходивших на территории Мологского края в XIX - начале XX века, наиболее важным являлся именно свадебный цикл. Брачные отношения определялись нравственными воззрениями русского человека: «брак для крестьян был не только залогом благосостояния, самостоятельности и веса в обществе (общине), но это был еще и моральный долг» (Русские 1999: 419). Обряд вступления в брак имел довольно сложную структуру. Состоящая из нескольких взаимосвязанных этапов свадьба превращалось в яркое действо, вовлекающее большое количество участников. «Прохождение молодых через сложный, многоступенчатый обряд выступало и как яркое праздничное, запоминающееся на всю жизнь событие, и как обрядовое закрепление брачных отношений между молодыми, и как оформление близких связей между породнившимися семьями» (Подюков, Хоробрых, Антипов 2004: 3). В обществе считалось правилом организовать свадьбу, строго следуя установленной традиции, чтобы новую семью ждала счастливая и благополучная жизнь.
Описанию свадебного обряда на разных территориях России посвящено достаточно много исследований, в частности работы Д. К. Зеленина, М. Забылина, Л. И. Лариной, О. В. Никифоровой, В. Н. Гришановой, М. В. Костромичевой, Н. Ю. Таратыновой, И. Ю. Шустровой и др. Следует отметить, что уже в XIX в. свадебный цикл привлекал к себе внимание краеведов. Так, в Ярославской губернии о крестьянских свадьбах было написано немало работ. Практически каждый год в «Ярославских губернских ведомостях» появлялись очерки с описанием свадьбы на территории того или иного уезда: в 1849 г. - Дановского уезда; в 1851 г. - села Угодичей; в 1852 г. - Ростовского уезда; 1853 г. — Пошехонского.
Ядро свадебной лексики Мологского уезда, безусловно, составляют наименования, известные в большинстве регионов и представленные в этнографической литературе: смотрины, сватовство, сговор, богомолье, рукобитье, девичник, молодые, сваха. Кроме того, в крестьянской свадьбе было еще немало обычаев и ритуальных действий, сопровождающих традиционные этапы. Они и могли иметь специфические названия, характерные для той или иной территории наряду с этнографизмами, обозначающими местные ритуальные предметы. «Лексическая система говоров отражает и сам ход обрядов и ритуалов традиционной культуры, и состав участников того или иного обрядового действа, а также сохраняет наименования сакральных предметов, использовавшихся в традиционной обрядности» (Таратынова 2008: 3).
ЛТГ «Свадебный обряд» образуют в мологских говорах следующие ЛСГ и ЛСПГ слов: 1) наименования ритуалов предсвадебного этапа: богомолье, богомольство, сговор, вывод, вечерина, домосмотрение, запиванье, запивка, малый запой, побывашки, пропивашки, рукобитье, уха; 2) наименования обрядовых действий предсвадебного этапа: сговаривать, выводить невесту, гневить невесту, погневать невесту, нагромить, запросватать, поладить, поладитъся, пропивать невесту, сидеть в сговоренках; 3) наименования ритуалов свадебного дня: выставка, отъезжий стол, передаръе; 4) наименования обрядовых действий свадебного дня: взвеличатъ, выкликать невесту, здороваться с молодыми, крутиться, обзакониться, столоватъ, хоронить невесту; 3) наименования ритуалов послесвадебного периода: отводимы, отводок, отдел, перегащивание, княж-обед, княо/сины, опытки, спознать; 4) наименования жениха (князь новобрачный, новооїсеня), невесты {молодая, самокрутка, самоходка, сговорёнка, просватенка), участников свадебного обряда (выльница, вытнща, подвезиха, подвязиха, подкняжье, подсватъе, сватун, сватунъя, смотрельщицы); 5) наименования ритуальных предметов свадебного цикла: местный хлеб, пряник-рукобитник, девичья красота, банченая воля, дары, подножельник и др.
Для воссоздания целостного впечатления о свадебном обряде в Мологском уезде лексику, относящуюся к соответствующей тематике, целесообразнее рассматривать не по отдельным ЛСГ и ЛСПГ, а следовать логике последовательного описания структуры основных этапов свадебного ритуала, сопровождая этнографический анализ попутным комментарием наименований, относящихся к тому или иному действу.
Традиционно русский свадебный обряд состоял из трех циклов: предсвадебный, собственно свадебный и послесвадебный. Самым длительным и насыщенным разнообразными ритуальными действами был этап подготовки к свадьбе. Суть его заключалась в окончательном выборе будущего спутника жизни и заключении соглашения о проведении самого торжества.
Начинающим элементом, «завязкой» всего свадебного обряда было сватовство. В роли сватов обычно выступали родственники жениха. Именно они сговаривали девушку-невесту, то есть договаривались с родителями невесты о предстоящей свадьбе, о приданом, назначали день «настоящего богомолья». Глагол сговаривать с данной семантикой засвидетельствован в русском языке в XVIII веке (САР 6: 101-102). Эта лексема сохранилась в говорах Пошех. и Мышк. р-нов Ярославской обл., соседствовавших с территорией бывшего Мологского уезда (ЯОС 9: 19), в сибирских (СРНГ 37: 24), орловских (ССЛО 1998: 38), тверских говорах (ТСГТО 4: 128).
Сговоры в Мологе, согласно описанию А. Фенютина, заканчивались совместной молитвой свахи, молодых и родителей невесты. После этого сваха поздравляла каждого с новым нареченным родственником. Следующим этапом было богомолье. Оно отличалось от сговора большей торжественностью и считалось его официальным продолжением, так как обязательными участниками этого обряда был священник и родственники жениха и невесты. На богомолье жених со священником и со всей своей родней приходили к невесте. Их встречали у ворот со свечами. Затем все проходили в дом и рассаживались за столами. Вскоре выводили невесту: «... через полчаса вывели невесту... Священник благословил невесту» (Фенютин 1866: 86). Обряд при сговоре, помолвке называется богомолье в костромских, вологодских, архангельских, новгородских (СРНГ 3: 51) и тверских говорах (ТСГТО 4: 119). Широкое распространение данная лексема получила практически во всех ярославских говорах. Её исходное значение — «приношение молитв, моление» (Даль 1: 139). Приведем описание богомолья в работе А.Преображенского «Приход Станиловский на Сити» (1853 г.): «На другой день после сватовства, вечером, приходит в дом невесты тот же сват и с ним женихов отец с вином и выводом за невесту. Тут происходит так называемое «богомолье». Усердно помолясь Богу, будущая родня садится за стол...» (Преображенский 1853: 144). Здесь, как видим, представлен иной вариант проведения этого обряда на территории Мологского уезда.
