Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Эволюция художественно-стилистического использования документальных текстов и их языковых средств в советском историческом романе о Степане Разине 12
1. Художественно-стилистическое использование документальных текстов и их языковых средств в романах А. Чапыгина «Разин Степан» и С. Злобина «Степан Разин» 12
2. Художественно-стилистическое использование документальных текстов и их языковых средств в романе В. Шукшина «Я пришёл дать вам волю» 45
Глава II. Эволюция жанрово-стилистического употребления в советском историческом романе о Степане Разине устаревших и нелитератур ных языковых средств 84
1. Проблема архаизации языка исторического жанра в литературной критике и научных исследованиях 20-70-х годов советской эпохи 84
2. Жанрово-стилистическое использование устаревших языковых средств в романах А. Чапыгина «Разин Степан», С. Злобина
«Степан Разин» и В. Шукшина «Я пришел дать вам волю» 91
3. Проблема жанрово-стилистического использования в советском историческом романе неустарелых языковых средств 131
4. Жанрово-стилистическое использование диалектных и просто речных средств в романах А. Чапыгина, С. Злобина и В. Шук шина о Степане Разине 139
Заключение 173
Библиографический список 184
Приложение 204
- Художественно-стилистическое использование документальных текстов и их языковых средств в романах А. Чапыгина «Разин Степан» и С. Злобина «Степан Разин»
- Художественно-стилистическое использование документальных текстов и их языковых средств в романе В. Шукшина «Я пришёл дать вам волю»
- Проблема архаизации языка исторического жанра в литературной критике и научных исследованиях 20-70-х годов советской эпохи
Введение к работе
Романы А. Чапыгина «Разин Степан», С. Злобина «Степан Разин» и В.Шукшина «Я пришел дать вам волю» относятся к числу лучших произведений исторического жанра XX столетия. Написаны они в разные периоды советской эпохи и существенно отличаются по своей стилистике. Между тем эти три крупнейшие произведения о Степане Разине еще не были предметом сопоставительного стилистического исследования. В работах литературоведов и языковедов СМ. Петрова, Ю.А. Андреева, А.И. Пауткина, В.П. Попова, В.И.Кононовой, Ю.М. Андрианова, В. А. Апухтиной, В.В. Коробова, К.Э.Штайн, В. Юдина и других содержится характеристика отдельных сторон языка произведений А. Чапыгина, С. Злобина и В.Шукшина. Системному же сопоставительно-стилистическому исследованию все три романа, посвященные одной и той же эпохе, одним и тем же историческим лицам, еще не подвергались. Актуальность диссертационной работы и связана в первую очередь с необходимостью устранить этот пробел в научном осмыслении стилистических особенностей названных произведений, представляющих собой этапные явления в развитии исторического романа советской эпохи и эволюции его стилистики.
Предметом исследования является изменение принципов и средств языковой исторической стилизации в романах А.Чапыгина, С.Злобина, В.Шукшина о Степане Разине.
Основная цель исследования - выявить и описать наиболее общие лин-гвостилистические тенденции, характеризующие динамику советского исторического романа о Степане Разине в художественном решении таких важнейших стилистических проблем жанра, как документированность языка, отбор и употребление устаревших языковых средств, отбор и употребление средств живой народной речи.
Для достижения поставленной цели намечено решение следующих задач:
Выявить и показать посредством сопоставления художественных текстов с документальными источниками эволюцию документальной лингвоос-новы в романах А. Чапыгина, С. Злобина, В. Шукшина о Степане Разине, показать изменение принципов жанрово-стилистического использования языка документальных источников и, соответственно, изменение степени и характера документированное художественного слова в романах А. Чапыгина, С. Злобина и В. Шукшина.
Показать на лексическом материале изменение принципов отбора и жанрово-стилистического использования устаревших языковых средств, в частности, исторической и архаической лексики в романах А. Чапыгина, С. Злобина и В. Шукшина о Степане Разине.
3. Проанализировать изменение принципов отбора и жанрово-
стилистического использования неустаревших средств живой народной речи,
в частности, разговорной, просторечной и диалектной лексики.
4. Показать связь эволюционных процессов в области языка советского
исторического романа о Степане Разине с идейно-эстетическими условиями,
характерными для разных периодов советской эпохи.
Методология и методика исследования обусловлены поставленными целью и задачами. В качестве основного, ведущего в работе используется сопоставительно-стилистический метод. Художественные тексты романов А. Чапыгина, С. Злобина, В. Шукшина сопоставляются и с документальными источниками, и между собой, в результате чего во многих случаях осуществляется многоступенчатый сопоставительно-стилистический анализ. В комплексе с сопоставительным методом используются традиционный описательный и семантико-стилистический методы.
Выборка художественных текстов для сопоставительно-стилистического анализа осуществлялась из исследуемых романов в первую очередь по их сюжетной идентичности или содержательной близости, т.е. в сопоставительном плане исследована в первую очередь стилистика текстов, посвященных одним и тем же событиям, историческим ситуациям, одним и
тем же историческим лицам. Из исторических материалов для сопоставлений привлекаются преимущественно документальные первоисточники: записки и письма иностранных очевидцев, донесения воевод и атамана донского войска, грамоты и указы царя, церковная анафема, приговор Разину, расспросные (или «пытошные») речи, т.е. материалы допросов, и другие. В совокупности в сопоставительно-стилистическом анализе задействовано более 1000 художественных и документальных текстов.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Романы А. Чапыгина «Разин Степан», С. Злобина «Степан Разин», В. Шукшина «Я пришел дать вам волю» написаны на основе глубокого изучения писателями разнообразных документальных источников, языковые средства которых в значительной мере образуют стилистическую основу языка произведений. Однако принципы использования языка документальных источников, степень и характер документированности художественного текста в исследованных произведениях разные. В речевой структуре романов отчетливо проявились лингвостилистические тенденции, обусловленные разными периодами советской эпохи.
А. Чапыгин создавал роман о Разине в 20-е годы, когда в литературной критике и писательской среде еще не было тотального прессинга марксистско-ленинских доктрин, когда сосуществовали и соревновались различные литературные направления. На страницах его романа широко представлены подлинные документа эпохи: донесения воевод и донского атамана, царские грамоты и указы. Использованные в качестве сюжетно-композиционных компонентов повествования, они наглядно воспроизводят официально-деловой стиль эпохи со многими его подлинными особенностями. Документальные языковые средства (лексика, фразеология, грамматические формы) широко включаются писателем в речь героев и авторское повествование. Интенсивно используемые документальные средства составляют стилистическую основу художественного текста. Иной подход к документальным источникам наблюдается в романе С. Злобина. 40-50-е годы, когда создавался роман Злобина,
характеризуются тотальным господством идейно-эстетических установок соцреализма. Документальность в историческом жанре литературной критикой оценивалась негативно. Это заметно сказалось на художественной манере романиста. Указы и грамоты царя, донесения воевод и другие официальные документы в романе Злобина приводятся очень редко и лишь в форме коротких цитат. В связи с этим официальный документально-речевой фон эпохи в романе очень слабо выражен. Значительно реже наблюдаются и завуалированные вкрапления документальных слов, выражений в речь героев и авторское повествование. Все это снижает документированность лингвоосновы романа Злобина по сравнению с романом Чапыгина.
Шукшин создавал свой роман в период общественно-политической «оттепели», когда жесткий прессинг идейно-эстетических установок соцреализма был заметно ослаблен. Уже со второй половины 50-х годов в художественной литературе в различных формах выражается протест против безраздельного господства партийно-чиновной советской номенклатуры. Протест в форме завуалированного подтекста отчетливо выражен и в романе Шукшина. Писатель широко, в большом объеме воспроизводит подлинные документы эпохи. Оглашаемая церковнослужителями анафема, царские указы, грамоты и приговор Разину (роман был рассчитан на экранизацию) предназначены создать тягостный, мрачный исторический фон всевластия царя и бояр, страшным карающим инструментом которого служит официальная бумага. Посредством авторских лирических интонаций, выражающих протест против всесилия официальных бумаг, этот мрачный, гнетущий фон обращен и к нашей современности. В связи с двуплановой направленностью романа неоднородна и завуалированная, нецитатная документированность разных художественных текстов. Художественные тексты ретроспективного характера строятся на прочной документальной лингвооснове, в них заметно дают себя знать многие слова и выражения, почерпнутые из документальных источников. Художественные же тексты, обращенные не только в прошлое, но и к нашей современности, как правило, почти совсем лишены документальной лингвоосновы.
2. Существенно отличаются романы А. Чапыгина, С. Злобина, В. Ш> шина по объему и характеру употребляемых устаревших языковых средств, романе Чапыгина отчетливо проявилась характерная для многих писател 20-30-х годов тенденция к яркому, колоритному воспроизведению языка оп сываемой эпохи. В нем широко представлена историческая и архаическая ле сика, фразеология, почерпнутая писателем из документальных источнике которая создает яркий речевой колорит эпохи с оттенком старинной экзотик В романе С. Злобина, напротив, отчетливо проявляется характерная для 40-5 х годов тенденция к «гладкописи», обусловленная жестким регламентом со реализма, допускавшим лишь «легкую», «умеренную», по модной терминол гии того времени, историческую стилизацию. Общий объем использованш Злобиным архаических средств значительно меньше, чем в романе Чапыгиь Злобин совершенно не употребляет малопонятных историзмов, поэтому оп сания одежды, обстановки часто носят отвлеченный характер, в целом ря, случаев ощущается явный недостаток историко-языковой конкретности, романе В. Шукшина, написанном в период ослабления идейно-эстетическо прессинга соцреализма, когда в литературной критике стилизация нача «реабилитироваться», отношение к устаревшим языковым средства меняете в нем уже нет авторской предрасположенности к архаическим средствам к элементам, «засоряющим» язык. В результате широкого включения в истор ческое повествование документальных текстов на страницах романа колорк но представлена историческая и архаическая лексика, фразеология, устаре шие грамматические формы. В речи героев устаревших языковых среде значительно меньше. Однако это связано не с боязнью употреблять архаич ские средства, не с предрасположенностью к ним как негативным явлениям, с особенностями индивидуального стиля писателя, с режиссерским видени* возможной экранизации романа. Если документальные тексты создают оф циальный исторический фон эпохи, характеризуют царя, бояр, церковносл жителей, то диалоги раскрывают «душу» народных героев, их психологию, соответствии с кинорежиссерским подходом к теме диалоги стилистичес
ориентированы на живую народную речь.
Заметно отличаются романы А. Чапыгина, С. Злобина, В. Шукшина по характеру употребляемых языковых средств живой народной речи. В романе Чапыгина по традиции, восходящей к дореволюционной русской литературе, очень широко используется просторечная и диалектная лексика, грамматические формы нелитературной народной речи. В сочетании с устаревшими языковыми средствами они создают яркий, несколько экзотичный речевой колорит эпохи. В романе С. Злобина диалектные и просторечные средства используются значительно реже, преимущественно в диалогах донских казаков с запорожцами. В речи крестьян и городских низов используются чаще разговорные средства. Отчетливо проявляется тенденция к «минимизации» нелитературных языковых средств. Диалоги даже неграмотных народных низов часто выдержаны в границах литературной нормы. В романе В. Шукшина, написанном в другое, более благоприятное время, когда нелитературные средства перестали «лимитироваться», уже нет недостатка в красках живой народной речи. Остроконфликтные диалоги построены на широком использовании нелитературных форм народной речи. Однако в отличие от Чапыгина, Шукшин редко использует диалектные средства узкого местного употребления, его драматические диалоги строятся преимущественно на разговорных и просторечных средствах. Ориентируясь на общенародные нелитературные средства и средства литературной разговорной речи, Шукшин избегает той декоративной орнаментальности языка, которая свойственна роману Чапыгина, и в то же время создает впечатление глубокой, подлинной народности драматических диалогов своих героев.
Отличается в романах А. Чапыгина, С. Злобина, В. Шукшина и речевая характеристика Степана Разина как исторической личности. Придерживаясь документов в описании внешности Разина, Чапыгин вместе с тем явно идеализирует его как руководителя восстания, наделяет чертами романтического былинного героя. Это заметно проявляется и в «очищенности» его речи от стилистически сниженных черт. Еще сильнее эта тенденция к идеализации
Разина проявляется в романе Злобина, что связано с актуализацией в годы культа личности роли народных вождей. В соответствии с этим и поведение, и речь Разина полностью «очищены» от снижающих черт, от речевых средств, которые бы семантически и стилистически снижали образ главного героя. Восстание под руководством Разина, несмотря на его поражение, и в романе Чапыгина, и в романе Злобина изображается оптимистически, как начальный этап борьбы народа за свою волю и народную власть: даже во время казни Разин предрекает победу народа и установление народовластия в отдаленном будущем. Иное изображение Разина наблюдается в романе В. Шукшина. Писатель показывает Разина как выдающуюся историческую личность. Однако образ Разина лишен идеализации и часто дается сниженным планом. Стилистически сниженной часто дается и речевая характеристика героя. Изображение восстания в целом лишено оптимизма. Авторские лирические интонации в повествовании, семантико-экспрессивная обращенность многих диалогов не только в прошлое, но и к нашей современности ассоциативно наводят на мысль о несостоявшемся народовластии в советскую эпоху, о раздвоении современного автору общества на чиновных «бояр» и нищий, бесправный народ. Происходит функциональная переориентация стилистики и оценочной экспрессии исторического жанра. Если в романах Чапыгина и Злобина теневые стилистические характеристики обращены в прошлое, направлены на изображение царско-боярского режима, а светлыми стилистическими красками показывается борьба народа за свою волю, предрекается неминуемая победа народовластия (естественно, в советскую эпоху), то в романе Шукшина теневые стилистические характеристики обращены и в прошлое, и к современности, а вместо оптимистического предсказания грядущего народовластия через весь роман, через всю его речевую структуру проходит глубокое писательское сочувствие, типичное шукшинское сострадание российскому мужику.
Научная новизна диссертационной работы определяется прежде всего тем, что впервые в сопоставительном плане рассматривается стилистика трех
крупнейших исторических романов советской эпохи о Степане Разине. При этом сопоставительный анализ осуществляется комплексно по трем основным аспектам стилистики исторического жанра: 1) жанрово-стилистическое использование языка документальных источников; 2) жанрово-стилистическое употребление устаревших языковых средств; 3) жанрово-стилистическое применение средств живой народной речи. В процессе комплексного сопоставительного анализа выявляются характерные лингвостилистические тенденции, свойственные разным периодам советской эпохи, которые в значительной мере определили стилистическую динамику исторического романа о Степане Разине.
Теоретическое значение исследования состоит в том, что оно вносит свой вклад в изучение языка и стилей русского исторического романа XX столетия. В работе комплексно рассмотрены жанрово-стилистические особенности трех этапных для советской эпохи исторических романов о Степане Разине и показана закономерная эволюция их стилистики, обусловленная разным временем написания романов и разными подходами их авторов к разработке исторической темы. Определенный вклад работа вносит и в разработку лин-гвостилистической теории жанров художественной речи, в частности, показывает нестандартность, стилистическую динамику жанровой формы и зависимость ее стилистического видоизменения как от индивидуальных стилей писателей, так и от общих идейно-эстетических условий времени ее создания. Эта стилистическая динамика жанровой формы наблюдается, как показало исследование, даже в советскую эпоху, для которой были характерны регла-ментационные установки в области художественно-словесного искусства.
Практическая значимость работы определяется тем, что материалы исследования и его основные положения могут быть использованы в практике преподавания стилистики русского языка, в лингвистическом анализе художественного текста, в спецкурсах и спецсеминарах по художественной речи, в курсовых и выпускных работах студентов. Материалы диссертационного исследования, его положения могут быть использованы в построении учебного
курса и создании учебного пособия по стилистике жанров художественной речи, который необходимо, по мнению ряда ученых, ввести на филологических факультетах вузов.
Апробация работы. Основные положения исследования были изложены в докладах и сообщениях на конференциях профессорско-преподавательского состава АГПИ (1996-2002 гг.), на Всероссийской конференции «Культура русской речи» (Армавир, 1998 г.).
Содержание диссертации отражено в 6 публикациях.
Структура работы определена целью и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав и заключения. В приложении дается список использованной литературы, список источников, сопоставляемые художественные и документальные тексты, которые анализируются в диссертации, но из-за ограниченности объема работы не включены в диссертацию или приводятся с большими сокращениями.
Художественно-стилистическое использование документальных текстов и их языковых средств в романах А. Чапыгина «Разин Степан» и С. Злобина «Степан Разин
Эпоха Степана Разина привлекала внимание писателей уже в XVIII веі ещё больше в XIX столетии. Но и в «Сокращённой повести о Степане Разин (1774г.) А.П. Сумарокова, и в романах Д. Мордовцева «Великий раско (1881г.), «За чьи грехи» (1991г.), Н. Зорина «Кровавый пир» (1901г.), А. С колова «Понизовая вольница атамана Стеньки Разина» (1906г.) казачі крестьянское восстание изображалось в основном теневыми красками к чисто разбойничье, как проявление «диких инстинктов хаоса и разрушенш причинами которого являлись кровожадная страсть к разгулу, погоня за «і ваном» и «зипунами». В соответствующих сгущенно-теневых красках пре ставлялся и образ самого Разина, который, как правило, наделялся чертаї звериной жестокости.
В противовес этой дворянско-буржуазной традиции в памяти народа, его песнях и легендах на протяжении веков жило представление о Разине к о народном заступнике, борце за волю и справедливость. Эта народная г мять, народные песни и легенды оказывали большое влияние на прогресса ных писателей, поэтов, художников, музыкантов. В письме к брату в октяб 1824 года А.С. Пушкин называет Разина «единственно поэтическим лиці русской истории». В 1883 году Д.Н. Садовников создаёт свою знаменит песню «Из-за острова на стрежень». Однако в больших художественных фс мах тема казачье-крестьянского восстания под предводительством С. Рази реалистически не была разработана в дореволюционной литературе. С соч) ствием изображаются Разин и его повстанцы в романах Ал. Алтаева «Вниз Волге - реке» (1908г.) и В. Каменского «Стенька Разин» (1916г.), но в художественно-историческом отношении эти произведения оказались на очень низком уровне.
Естественно, что уже в первые послереволюционные годы советские писатели стремятся к художественному переосмыслению эпохи Степана Разина, к созданию о нём больших художественных полотен. В 1919 году выходит пьеса Ю. Юрьева «Сплошной зык», в 1920 году - второе произведение В. Каменского - поэма «Стенька Разин», затем новые романы Ал. Алтаева -«Взбаламученная Русь» и «Стенькина вольница» (1925г.). Но все эти первые произведения в советской литературе о разинском восстании отличались прежде всего неглубоким, поверхностным историзмом, схематизмом изображения социальных слоев общества, чрезмерной модернизацией и идеализацией Разина, а отсюда и неисторичностью, невыразительностью языка. Авторы их мало были знакомы с историческими источниками и не ставили перед собой цели глубокого проникновения в подлинную жизнь эпохи. Основная их задача - это популярно-беллетристическое освещение истории с новых идейных позиций [IV, № 1].
В разработке исторических тем многие писатели первых послереволюционных десятилетий в сущности следовали одной из традиций исторического романа XIX столетия, связанной с именами М. Загоскина («Юрий Мило-славский, или русские в 1612 году», 1829 г.), Ф. Булгарина («Дмитрий Самозванец», 1829 г.), Б. Полевого («Клятва при гробе господнем», 1832 г.) и другими. Как отмечал ещё А. Скабичевский, историческая беллетристика 30-40-х годов XIX века «распадается на две категории». С одной стороны Пушкин и Гоголь. С другой - «беллетристика более сказочного, чем исторического содержания. Первое, что поражает в этой школе, - это замечательное однообразие всех её произведений... Все они обнаруживают самое поверхностное знание истории их авторами, произвольное искажение исторических фактов, порою даже сочинения небывалых» [I, 180, с.793-794]. Причём, если некоторые писатели, как Марлинский, описывая прошлое не по документам, всё же верили, что «было так», верили хотя бы на основе воображения, то другие даже перед читателем были откровенны в своём вольном отношении к истории. Так, в послесловии к роману «Клятва при гробе господнем» Б. Полевой писал: «Обещал я, правда, быль, не сказку, но и не летопись, не историю правдивую» [I, 162, с.342]. Позднее эти традиции вольного обращения с историей нашли своё яркое продолжение в многочисленных романах Е. Салиаса, Г.П. Данилевского, Д.Л. Мордовцева и других. Известный историк В.О. Ключевский, отзываясь о Салиасе, говорил как-то: «Все русские исторические романисты очень плохо знают историю, за исключением Салиаса, который истории не знает вовсе» [I, 82, с. 197].
Вольное обращение с историей в послереволюционные десятилетия в полной мере отвечало вульгарно-социологическим взглядам на художественную литературу, в том числе на исторический жанр, пропагандировавшийся писателями и литературными критиками рапповского толка. Рапповцы, как известно, недооценивали историзм и художественное мастерство в литературе. «Блаженной памяти РАПП, по словам А. Толстого, насаждал...взгляд: литература, мол, только пропаганда идей, поэтому мастерство необязательно» [I, 205, с.537]. Организационная и теоретическая деятельность РАППа, «принёсшая большой вред всей нашей литературе, немало навредила и в области исторического романа» [I, 4, с.62]. Литературная критика рапповского толка прежде всего отрицательно рассматривала само обращение писателей к исторической теме, недооценивала и принижала роль исторического жанра в советской литературе. «С лёгкой руки РАППа, - отмечал в своём обращении к XVII съезду партии один из авторов, - за писателем историческим установилась кличка «дезертира», позорно сбежавшего от современности» [I, 158, с.230]. Под влиянием рапповцев этот неправильный взгляд на исторический роман как жанр, уводящий от современности, как на особую форму бегства от действительности в результате идейного разлада с нею был очень широко распространён в литературных кругах того времени. В связи с этим «отношение к исторической литературе, - по воспоминаниям А. Чапыгина, - у большинства писателей было отрицательное» [II, 8, Т.З, с.681].
Художественно-стилистическое использование документальных текстов и их языковых средств в романе В. Шукшина «Я пришёл дать вам волю»
Василий Шукшин писал свой роман «Я пришёл дать вам волю» во второй половине 60-х годов, в период так называемой общественно-политической «оттепели», когда прессинг жестких установок соцреализма был ослаблен. Интеллигенция, многие писатели всё больше осознают порочность советского общественного строя, при котором господствовала партийно-чиновная номенклатура, и в разных формах начинают выражать свой протест. Порочность советского партийно-чиновничьего режима видел и В. Шукшин. Как гражданин, как писатель, он не был равнодушен к судьбе своего народа, который и при новой власти оставался нищим и бесправным. Гражданская позиция Шукшина отчетливо выражена в его высказываниях: «Как рядовой член партии коммунистов СССР я верю, что принадлежу к партии деятельной и справедливой; а как художник я не могу обманывать свой народ - показывать жизнь только счастливой. Правда бывает и горькой. Хотел бы показать правду. Я верю в силы своего народа, очень люблю Родину - я не отчаиваюсь» [I, 240, с.80].
Будучи выходцем из народа, прошедшим трудный жизненный путь, Шукшин отчетливо различал официальную «Ложь» и жизненную народную «Правду». Как истинный народный писатель, он целиком и полностью на стороне народа. Свою приверженность народным интересам он ярко и последовательно выражает как в своих рассказах, так и в высказываниях по поводу разных конкретных недостатков советской действительности: «Если кто и имеет право удобно чувствовать себя в своей стране, то это - работник ее, будь то Иван Расторгуев или профессор-языковед, с которым он встречается. Право же, это их страна. И если такой вот Иван не имеет возможности устроиться в столичной гостинице, и положим, с какой лихостью, легкостью и с каким-то шиком устраиваются там всякого рода сомнительные деятели в кавычках, то недоумение Ивана должно стать и нашим недоумением. Мало сказать - недоумением, не позор ли это наш?» [I, 240, с.342-343].
К концу 60-х годов, как отмечают исследователи, в рассказах Шукшина все более усиливается сатирическое изображение советской действительности: если в первых рассказах шукшинский юмор был мягким, преобладала легкая улыбчивая ирония, то начиная примерно с 1968 года вместо лирики, теплоты, беззлобного юмора по отношению к герою у Шукшина накапливалось нечто иное. Все чаще и чаще в рассказах проглядывает ирония уже злая, ощутима струя сатирическая, порой едкая, порой гротесковая. И в этом не было ничего неожиданного. Шукшин чутко ловил веяния времени, перемены, происходящие в обществе, и чувствовал, что «сам должен перейти на какой-то другой режим работы. Может быть, к работе более зрелой - более объективной и более беспощадной. Надо потрезвее взглянуть на жизнь. Это необходимо хотя бы уж из одного уважения к тому самому Человеку, о котором мы пишем и снимаем фильмы. И может быть, высшая форма уважения в том и заключается, что не надо скрывать от человека, каков он. Говорить не сильно подслащенные комплименты, а полную правду, какой бы горькой и жесткой она ни была» [I, ПО, с.324-325]. Острая критика Шукшина направлена в первую очередь на засилие в стране чиновных бюрократов и проходимцев: «А как быть со всякого рода шкурниками, бюрократами, если они изображены предельно правдиво? Они есть та правда, которую заключает в себе всякое время (и время социализма тоже), которую необходимо знать. Правда труженика и правда паразита, правда добра и правда зла - это и есть, пожалуй, предмет истинного искусства. И это есть высшая Нравственность, которая есть Правда» [I, 240, с.86]. В связи с этим критическим отношением к недостаткам советской действительности, красноречиво свидетельствующих о раздвоении общества «развитого социализма» на правящих чиновников и нищий, бесправный народ, Шукшин остро анализирует проблему Нравственности и Правды: «Нравственность есть Правда. Не просто правда, а - Правда. Ибо это мужество, честность, это значит - жить народной радостью и болью, думать, как думает народ, потому что народ всегда знает Правду» [I, 240, с.80-81]. Еcтественно, что Правда как выражение, как воплощение Нравственности отчетливо противопоставляется официальной Лжи. Как отмечает К.Э. Штайн, «эстетические категории «Правда» и «Ложь» обусловливают многие особенности метапоэтики В.М. Шукшина, которая входит в особый метапоэтический дискурс, взаимодействующий с научным, художественным и философским дискурсами» [I, 12, с. 14].
Философские взгляды Шукшина не представляют целостной, завершенной системы. Но все его высказывания, все его творчество свидетельствуют о том, что их основу составляют представления писателя о человеческой нравственности, духовности. Как совершенно справедливо отмечают исследователи, «пафос критики отрицания вырастает в произведениях Шукшина на почве воинствующей защиты писателем идеалов человечности, духовных и нравственных ценностей» [I, 9, с. 145]. При этом нравственность в понимании Шукшина - это не те абстрактные «общечеловеческие ценности», под декларацией которых в период правления Горбачева и Ельцина обкрадывался российский народ, а конкретные человеческие качества, сформированные народным укладом жизни: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвел в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту...» [I, 240, с.345]. Весь лирический пафос прозы Шукшина как истинного народного писателя направлен на защиту этих исторически сложившихся нравственных качеств русского крестьянина, русского мужика, а острие его критики направлено против общественных явлений, разрушающих эти нравственные основы, растлевающих «душу» народа.
Проблема архаизации языка исторического жанра в литературной критике и научных исследованиях 20-70-х годов советской эпохи
Сложность проблемы воспроизведения в историческом романе речи прошлого порождала, как известно, немало споров на протяжении всего периода развития этого жанра в русской литературе. Весьма остро вопрос о воспроизведении архаических черт языка эпохи стоял еще в XIX веке, особенно в начальный период формирования русского исторического романа [I, 33; I, 229; I, 128; 1,156].
Так же остро стояли многие вопросы, связанные со стилизацией языка, в частности с его архаизацией, и в начальный период формирования советской исторической прозы, т.е. в первые послеоктябрьские десятилетия, вызывая теоретические дискуссии и получая нередко диаметрально противоположные решения в художественной практике [I, 157; I, 93; I, 193; I, 142].
20-е годы, как мы уже отмечали, отличались соревнованием различных литературных направлений и группировок. Многие писатели, причем разных идейно-эстетических взглядов, стремились колоритно, ярко показать на страницах своих произведений речевые особенности изображаемых исторических эпох. Эта ориентация на колоритность языка отчетливо проявилась в высказываниях и произведениях А. Чапыгина, В. Шкловского, Ю. Тынянова, Г. Шторма, А. Толстого, О. Форш и ряда других писателей. А. Толстой в письме начинающему автору писал: «Исторические герои должны мыслить и говорить так, как их к тому толкает эпоха и события этой эпохи. Если Степан Разин будет говорить о первоначальном накоплении, то читатель швырнет такую книжку под стол и будет прав» [I, 205, с.593]. Резко критикуя тех писателей, которые «неряшливо», без достаточных историко-лингвистических представлений употребляли устарелые слова в историческом жанре и тем самым компрометировали их познавательно-эстетическую роль, Г. Шторм вместе с тем писал: «Язык не может быть отлучен от своих корней... Все дело в отборе материала, в том, что и как из него можно извлечь» [I, 237, с.203]. Реалистическую позицию в этом вопросе занимал A.M. Горький. Одному своему корреспонденту, требовавшему изъять из литературного языка старославянизмы, он писал: «В старом славянском языке все-таки есть веские, добротные, образные слова... и вообще в старинной нашей литературе есть чему поучиться... Язык, а также стиль писем протопопа Аввакума и «Жития» его остаются непревзойденным образцом пламенной старинной речи бойца» [I, 66, с. 165-166].
Однако в конце 20-х - начале 30-х годов борьба на литературном фронте обостряется, активизируется деятельность вульгарно-социологической критики рапповского толка. Особенно остро вопрос об отношении к архаическим языковым средствам поднимается в связи с открывшейся в литературной критике кампанией «за чистоту русского языка», языка художественной литературы [I, 63; I, 65; I, 177; I, 204; I, 64; I, 235; I, 96; I, 121]. В ходе этой кампании не обошлось, как известно, без существенных перегибов. В условиях почти полной научной неразработанности эстетических основ языка художественной литературы и вопросов лингвостилистики проблема использования архаических языковых средств, а также нелитературных была решена крайне односторонне. Резко выступая против использования просторечия, диалектизмов и жаргонизмов в художественной литературе, многие критики ополчились и против устарелых языковых средств в историческом жанре. Отмечая, например, как чрезвычайно положительное явление, что в романе А. Весёлого «Гуляй-Волга» «мало историзмов», один из литературных критиков подчеркивал: «Нет, конечно, ничего легче, как ... нацедить из старинных книг и разных источников целое корыто своеобразных «историзмов»... Это еще никак не дает... произведения исторического..., получается только каталог музейных редкостей... словарь забытых слов.... Артем Весёлый удачно избег этой мертвой музейности» [I, 224, с.119].
Критики вульгарно-социологического толка с явным пренебрежением рассматривали употребление в историческом жанре устарелых языковых средств, подлинных речевых красок старины. Некоторые из них ставили под сомнение даже самую необходимость употребления их в художественно-исторической литературе. «Весьма спорным... является вопрос о том, - писал Гоффеншефер, - должен ли автор исторического романа прибегать вообще к архаизации языка» [I, 68, с. 130]. Отрицая возможность подлинного историзма в литературе о прошлом, многие критики с вульгаризаторским уклоном рассматривали архаизацию языка в историческом жанре как явление чисто внешнее, как субъективно-авторское стилизаторство, а не закономерное проявление историзма в языке. С 30-х годов это отрицательное отношение к архаизации языка в историческом жанре стало традиционным для последующих двух десятилетий. Уже в 50-е годы, например, А. Тарасенков неоднократно заявлял, что «стилизация под старину, употребление устаревших, книжно-церковных слов и выражений противоречит требованиям социалистического реализма» [I, 199, с.23 8].
