Содержание к диссертации
Введение
1. Исследования в области прагматики 13
1.1. Теория речевых актов как предпосылка к исследованию .13
1.2. Прагматическая теория значения и постулаты П.Г.Грайса .16
1.3. Импликатура, имплицирование, имплицитность .21
1.4. Постграйсианская прагматика .25
Выводы .28
2. Аксиологическая модальность как ключевое понятие исследования 30
2.1. Понятие модальности 30
2.2. Аксиологическая модальность и теория оценок 32
2.3. Составляющие оценки: субъект, объект и предикат .35
2.4. Имплицитные компоненты оценки .38
2.5. Роль имплицитной оценки в средствах массовой информации .40
2.6. Адресант и адресат оценочного суждения в тексте СМИ .46 Выводы .48
3. Имплицитная аксиологическая модальность и ее индикация в СМИ 50
3.1. Аксиологическая модальность с имплицитным компонентом в СМИ..50
3.2. Индикаторы имплицитной оценки, нарушающие принцип кооперации .55
3.3. Индикаторы с эпистемической и алетической модальностью .65
3.4. Отрицательная поляризация как свойство индикатора .76
3.5. Семантика ожидания и отрицательная поляризация .84
3.6. Высказывания с несколькими разнотипными индикаторами .89
3.7. Имплицитная оценка без индикатора аксиологической модальности .96
Выводы .101
4. Адресант речи как участник коммуникации 104
4.1. Шифровка и дешифровка имплицитной модальности 104
4.2. Практика создания текстов с имплицитной аксиологической модальностью .108
4.2.1. Нарушение постулата истинности .111
4.2.2. Нарушение постулата релевантности 112
4.2.3. Нарушение постулата информативности 115
4.2.4. Алетическая модальность .117
4.2.5. Эпистемическая модальность 118
4.2.6. Отрицательно поляризованные единицы с различным значением 121
4.2.7. Оценка с имплицитным объектом .125 Выводы .127
Заключение 129
Библиография
- Импликатура, имплицирование, имплицитность
- Составляющие оценки: субъект, объект и предикат
- Индикаторы с эпистемической и алетической модальностью
- Нарушение постулата релевантности
Импликатура, имплицирование, имплицитность
Изучение имплицитных смыслов, вводимых говорящим в какой бы то ни было текст, относится к области прагматических исследований и тесно связно с понятием речевого акта. Речевым актом является любое высказывание, обращенное к тому или иному адресату. К такому выводу пришел еще в начале XXв. Фердинанд де Соссюр, когда обозначил три составляющие речевой деятельности: физическую (распространение звуковых волн), физиологическую (от уха к акустическому образу, либо от акустического образа к движениям органов речи), психическую (акустические образы – психическая реальность, не совпадающая с самим звучанием, психическое представление о физическом звучании, а также понятия) [Соссюр 1990].
Основоположником одной из ключевых прагматических теорий, оказавшей огромное влияние на дальнейшее развитие лингвистической науки, считается Дж. Остин. Его предположение о том, что произнесение высказывания может являться не только непосредственно сообщением информации, но и представляет собой совершение определенного рода действий, было подтверждено дальнейшими исследованиями и нашло отражение в теории речевых актов, к которым Остин отнес информирование, просьбу, совет, приказ, вопрос, предупреждение, обещание и др.. В рамках этой теории Остином было выделено три типа речевых актов: локутивный, то есть непосредственно акт говорения; иллокутивный, то есть речевой акт, имеющий под собой определенную цель; перлокутивный акт, то есть такой, который предполагает не только цель, но и достигнутый результат [Austin 1963: 119].
В качестве современного определения речевого акта мы можем привести, например, следующее: это «приведение языка в действие посредством индивидуального акта его использования. … Всякий акт высказывания является, эксплицитно или имплицитно, обращением к кому-либо, он постулирует наличие собеседника» [Падучева 1985: 30]. Тем не менее, говоря о речевом акте, мы прежде всего подразумеваем именно иллокутивный акт, имея ввиду факт целеполагания как один из ключевых при рассмотрении высказывания. Иными словами, анализируя те или иные высказывания, мы в первую очередь акцентируем внимание на том, что перед нами не что иное как иллокутивный речевой акт.
Не менее важным для нашего исследования становится понятие косвенного речевого акта, введенного в лингвистику последователем Остина Дж. Серлем. По его определению, косвенный речевой акт – это речевой акт, при котором «один иллокутивный акт осуществляется опосредованно, путем осуществления другого» [Серль 1986: 196]. В качестве косвенного речевого акта Серль приводит пример с высказыванием: «Вы не могли бы достать соль?», говоря о том, что целью данного высказывания является не общий вопрос (и не получение ответа «Да» или «Нет»), а просьба.
Чаще всего косвенные речевые акты возникают там, где необходимо употребление вежливой формулы, вежливого речевого клише. Однако важным аспектом теории речевых актов является рассмотрение оценочных значений в рамках прагматики, что напрямую связано с темой нашего исследования. Как отмечает Н.Д. Арутюнова, «будучи прямо связаны с говорящим субъектом и отражая его вкусы и интересы, они в то же время регулярно употребляются в высказываниях, соответствующих ситуации выбора (принятия решения) и побуждения к действию» [Арутюнова 1985: 13-14]. Часто оценка сопряжена с коммуникативной функцией языка, так как программирует человека на те или иные действия. Так, оценочные слова могут содержать в себе элемент побуждения или запрета, например, для пресечения нежелательных действий ребенка мы можем сказать ему: «Бяка! Дрянь!», имея в виду: «Брось! Не трогай!» и т.п. [Там же: 14]. На это свойство косвенного речевого акта мы хотели бы обратить особое внимание в нашей диссертации. Из вопроса о косвенных речевых актах закономерно рождается понятие коммуникативной неудачи – речевого акта, при котором намерение говорящего было неправильно понято слушающим, в результате чего реакция слушающего оказалась неадекватной. Этому аспекту речевого взаимодействия посвящена, например, работа О.П. Ермаковой и
Е.А. Земской «К построению типологии коммуникативных неудач», где авторы подробно разбирают возможные причины коммуникативной неудачи, среди которых – различия говорящих и прагматические факторы [Ермакова, Земская 1993]. Чтобы избежать коммуникативной неудачи, говорящий и слушающий должны придерживаться определенных правил, или постулатов (максим), соблюдение которых позволит адекватно реагировать на тот или иной стимул, выражаясь в терминах бихевиористов, и верно трактовать цель иллокутивного (и перлокутивного) акта. С точки зрения Дж. Серля, для успешной коммуникации говорящий и слушающий должны обладать теми или иными языковыми и экстралингвистическими знаниями. Кроме того, Серлем разработан специальный алгоритм, благодаря которому адресат может распознать косвенный речевой акт [Серль 1986]. Из этих же соображений исходил и Г.П. Грайс [Грайс 1985], являющийся автором принципа кооперации, речь о котором пойдет ниже. Немаловажным вопросом в рамках теории речевых актов является для нас и вопрос о роли слушающего. Эта проблема была поднята, в частности, в статье Г.Г. Кларка и Т.Б. Карлсона «Слушающие и речевой акт» [Кларк, Карлсон 1986], авторы которой проводят границу между адресатом высказывания, участником коммуникации и случайным слушающим. Так, например, в ситуации публичного интервью адресатом высказывания является интервьюируемый, а зрители становятся участниками коммуникации, но не адресатами, при этом речевой акт, направленный на участников, называется информативным актом (или информативом).
Итак, говоря о высказывании в прагматическом плане исследований, мы говорим, прежде всего, об изучении речевых актов и их особенностей, в частности, об анализе косвенных речевых актов, смысловая составляющая которых не совпадает с грамматической или лексической стороной содержания. Поскольку речь в нашей работе идет о средствах массовой информации, мы можем утверждать, что предметом нашего исследования становятся косвенные информативные речевые акты, так как адресат текстов СМИ, в большинстве случаев, пассивен и не может ответить непосредственно говорящему.
Говоря о теории речевых актов, мы упомянули, что сфера наших исследований относится к прагматике. Прагматика – сравнительно молодая наука, которая, по определению Р. П. Столнейкера, изучает «язык в его отношении к тем, кто его использует», т.е. по отношению к говорящему и слушающему [Столнейкер 1985: 419]. В обыденном общении мы сталкиваемся с прагматическими явлениями на каждом шагу, хотя и не замечаем этого во время разговора. Большое влияние на развитие прагматики оказала идея Ч. Пирса о так называемой прагматической максиме. По его мнению, в зависимости от практического эффекта, связанного с тем или иным объектом, «наше понимание этого объекта будет состоять в совокупности наших знаний о его практических приложениях» [Peirce 1960: 258].
Термин «прагматика» (от греч. «дело, действие») впервые был использован и введен в широкое употребление в конце 30-х годов XX века Ч.У. Моррисом, американским философом, основателем общей теории знаков семиотики. В своей работе «Основания теории знаков» он развивает идею Ч. Пирса о том, что «в конечном итоге интерпретанта знака коренится в навыке, а не в непосредственной физиологической реакции, которую вызвало знаковое средство, или в сопутствующих образах и чувствах» [Моррис 1983: 63]. В виду необходимости рассматривать знаки с разных сторон, Моррис выделил три основных раздела семиотики: семантику, или учение об отношении знаков к объектам действительности; синтактику, или учение об отношениях между знаками; и прагматику, или учение об отношении знаков к их интерпретаторам, то есть к тем, кто пользуется знаковыми системами.
«Язык, – утверждает он, – в полном семиотическом смысле этого термина есть любая, межсубъектная совокупность знаковых средств, употребление которых определено синтаксическими, семантическими и прагматическими правилами» [Там же: 72].
Моррис считал, что прагматика прежде всего должна исследовать с психологические, биологические и социологические явлениями, которые имеют место тогда, когда знаки используются в коммуникации между людьми. В «Основаниях теории знаков» он неоднократно подчеркивает, что такой подход не является новым и так или иначе уже рассматривался многими мыслителями в самых различных аспектах и направлениях. Указание на интерпретатора и интерпретацию уже не раз встречалось в классическом определении знаков. Моррис ссылается, в частности, на сочинение Аристотеля «Об истолковании», где тот называет слова условными знаками мыслей, общими для всех людей
Составляющие оценки: субъект, объект и предикат
Безусловно, успешность коммуникации зависит от тех условных договоренностей, которые соблюдают говорящий и слушающий. Однако не стоит забывать, что в нашей работе речь идет о косвенных речевых актах, содержащих в себе, к тому же, оценочное суждение, что предполагает некоторые отклонения от лексических или грамматических правил и заставляет нас говорить о понятии импликатуры. Данное понятие было так же введено в науку Г.П. Грайсом и обозначает скрытые, подразумеваемые значения высказывания, которые и составляют предмет нашего исследования. По мнению Грайса, ввести импликатуру в высказывание можно с помощью нарушения описанного выше принципа кооперации. Г (говорящий) эксплуатирует один из постулатов, если строит свое высказывание таким образом, что С (слушающий) извлекает из него информацию, большую, чем в нем изначально заложено. При этом С полагает (или достоверно знает), что Г соблюдает принцип кооперации, что и позволяет коммуникации быть успешной. Подобная информация, извлекаемая из высказывания с учетом презумпции кооперативности Г, и является импликатурой. Иными словами, импликатуры – это «заключения, которые делает С, принимая во внимание не только само содержание предложения S, но и то обстоятельство, что Г вообще произнес S в данной ситуации, и то, что Г не сделал вместо высказывания S некоего другого высказывания S» [Грайс 1985: 222-225]. Импликатуры дискурса вытекают из общих условий успешности коммуникации.
К высказываниям, понимание которых требует обращения к коммуникативным постулатам, относятся, например: - тавтологические высказывания, например, «Закон есть закон», «Женщина есть женщина». Восприятие данных высказываний в прямом смысле приводит к нарушению постулата информативности, что заставляет слушающего думать, что истинный смысл высказывания кроется в ассоциациях, связанных с понятиями «закон» и «женщина»; - тропы: ирония, метафора, литота, гипербола. Очевидная ложность прямого высказывания, т.е. нарушение постулата истинности, побуждает слушающего к поиску скрытых смыслов; - диалог, в котором ответ лица Б на реплику А нарушает постулат релевантности. Таким ответом лица Б может быть бестактное заявление или высказывание, не имеющее отношения к теме; - каламбур. Этот прием предполагает нарочитую неоднозначность, что является нарушением постулата ясности. Характерной особенностью такого высказывания является то, что оно, будучи двусмысленным, может быть признано семантически аномальным: смысл каламбура состоит не в том, чтобы выразить какой-то один из нескольких смыслов, а в том, чтобы указать на игру этих смыслов, соотнесенность их между собой.
Некоторые из перечисленных ситуаций можно встретить и в СМИ, тексты которых являются объектом нашего исследования. Авторы нередко используют данные приемы для передачи различных имплицитных смыслов, которые зачастую выполняют роль оценочных.
В своей работе Г.П. Грайс разработал модель, с помощью которой из любого высказывания, содержащего имплицитную информацию, можно извлечь скрытый смысл, не выраженный непосредственно словами в прямом их значении. Чтобы наглядно продемонстрировать различия между буквальным и скрытым смыслами, Грайс приводит в своей работе ситуацию разговора между А и Б об их общем знакомом В.
В примере Грайса А и Б разговаривают о своем общем знакомом В, который недавно устроился работать в банк. А интересуется у Б, как дела на работе у В, и получает такой ответ: «Думаю, у В все в порядке: ему нравятся сослуживцы, и он еще не попал в тюрьму». Если предположить, что А знает о данной ситуации меньше, чем Б, то можно предугадать вопрос А о том, что имел в виду Б, говоря про тюрьму. В ответ Б может пояснить, что на самом деле сослуживцы В – ненадежные люди, или что В – сам не столь высокоморальный человек, чтобы не поддаться соблазнам, или что-то третье. Если же А достаточно информирован для извлечения импликатуры из высказывания Б, ему не понадобятся дополнительные вопросы. Тем не менее этот пример наглядно показывает различие между буквальным смыслом и имплицитным смыслом, вложенным в высказывание [Грайс 1985: 227].
В связи с этим различием Грайс вводит и разделяет между собой два термина – «имплицировать» и «сказать». Под «имплицированием» подразумевается вложение в высказывание скрытого смысла, отличного от прямого значения слова. Что касается слова «сказать», Грайс предлагает обозначать им «такое понимание…, при котором то, что говорится, рассматривается как нечто близкое к конвенциональному смыслу слов (или предложений), которые были произнесены» [Там же: 220].
Это различие можно наглядно проиллюстрировать любой общеупотребимой метафорой. Например, фраза «Он был зажат клещами» в отрыве от контекста, может восприниматься двояко – мы имеем некий объект X, это человек или животное мужского пола либо предмет, обозначаемый существительным мужского рода, который мог быть (а) каким-либо образом зажат клещами – столярным инструментом в виде щипцов, и (б) зажат (в том случае, если речь идет о мужчине-летчике) между двух вражеских самолетов без какой-либо возможности повернуть в другую сторону. Однако для полного понимания смысла сказанного слушающему необходимо:
Индикаторы с эпистемической и алетической модальностью
Такой прием является довольно распространенным в медийных текстах. Интересно, что в примере (13) алетическая модальность также является имплицитной, т.к не выражена непосредственно. В то же время в примерах (14) и (15) подобный смысл уже эксплицитен: (14) Но вот что удивительно: новые назначения, сделанные после рокировки с Шойгу, тоже из этой серии, по семейной линии, только теперь не по линии тестя, а по линии отцов и детей [Однако 10.11.2012]. (15) Удивительно, но «Нацбанк»-таки вернул гривну на место [Однако 26.12.2008].
Лексема «удивительно» выступает здесь в роли индикатора имплицитной аксиологической модальности, будучи в то же время носителем модальности эксплицитной, выражающей вероятность события. «Удивительно» в данном контексте выступает синонимом к наречиям «маловероятно», «странно», «неожиданно». Приведенный пример интересен еще и тем, что алетическая модальность выражена здесь дважды: второй раз – через частицу таки, которая также выступает в роли индикатора имплицитной аксиологической модальности. Особенности функционирования данной частицы отмечались и другими исследователями [Широкова 1982].
Аналогичное использование частицы таки мы встречаем и в других примерах из СМИ: (16) Все усилия лоббистов ведущих банков Швейцарии пропали даром: правительство страны приняло-таки закон, который должен уменьшить экономические риски в случае коллапса двух системообразующих институтов — UBS и redit Suisse. [РБК Daily 22.04.2011]
Употребляя в данном фрагменте частицу таки, автор высказывания дает понять, что принятие упомянутого закона правительством Швейцарии – действие не очень ожидаемое, что характеризует правительство Швейцарии не с лучшей стороны. (17) И вот наконец в преддверии премьеры Audi решилась-таки на публикацию официальных фотографий. [РБК Daily 11.04.2011]
В примере (17) мы имеем дело, скорее, с положительной оценкой, нежели с отрицательной: автор предполагает, что публикация официальных фотографий в преддверии премьеры – своего рода неожиданность, действие, требующее решительности от представителей концерна, которые, вопреки ожиданиям, не побоялись опубликовать информацию до премьеры, что могло сказаться на успешности рекламной кампании Audi. (18) Господин Садовников, несмотря на всю свою дружбу с административными бонзами, таки попал под статью. [Новый регион 2 11.04.2011] Пример (18) иллюстрирует отношение автора не только и не столько к господину Садовникову, сколько к представителям администрации, которые, вопреки ожиданиям, не помогли Садовникову избежать наказания. Неожиданное событие описывается и в высказывании (19): (19) В итоге, после переговоров, стороны объявили-таки о решении правительства России продолжить поставки в Кыргызстан светлых нефтепродуктов на беспошлинной основе, а также о частичном списании внешнего долга перед РФ, который на сегодня составляет порядка 500 миллионов долларов. [Комсомольская правда 22.03.2011] Автор подчеркивает, что решение о продолжении поставок было не очень вероятным, однако было принято, что, как и в случае (17) скорее говорит о положительной характеристике России и отношений России и Кыргызстана, чем об отрицательной, как в примере (18).
Отдельно мы хотели бы рассмотреть высказывание (20), где в роли индикатора имплицитной аксиологической модальности, вмещающей алетическую модальность, выступает непосредственное обращение к слушателю: (20) Американцы — вы удивитесь! – на самом деле разочаровались в перспективах афганской демократии и в своем ставленнике Карзае [Однако 29.01.2009].
Здесь автор не просто включает в высказывание оценку, а переносит эту оценку на слушателя, употребляя глагол в форме второго лица множественного числа и соответствующее личное местоимение. Говорящий как бы отмежевывается от оценки, делая субъектом этой оценки не себя, а адресата. Оценка же, даваемая говорящим, относится не к американцам, а к слушающему: автор полагает, что адресат удивится сообщению, при этом не указывает, что сам он так же удивлен.
Подобное «отмежевание» от высказываемой информации встречается в текстах масс-медиа довольно часто, но сопряжено, как правило, не с алетической, а с эпистемической модальностью, или модальностью достоверности. Как правило, эпистемическая модальность в текстах СМИ связана с так называемой «чужой речью», то есть своего рода псевдоцитатой, к которой обращается говорящий с целью подмены субъекта высказываемого. «Чужая речь» может выражаться с помощью различных языковых средств, таких как частицы мол, де, дескать, якобы, вроде как, некоторые из которых уже неоднократно подвергались тщательному и подробному изучению со стороны исследователей-лингвистов [Арутюнова 2000; Баранов 1986, 1994; Перфильева 1991]. Рассмотрим примеры: (21) Слухи о возможной «большой коалиции» на Украине, в которую собираются объединиться якобы принципиальные противники Блок Тимошенко и Партия регионов Януковича, официально подтвердились [Однако 02.06.2009]. Говорящий использует частицу «якобы», называя Блок Тимошенко и Партию Януковича принципиальными противниками. Согласно словарю Ожегова, эта частица «употребляется для выражения сомнительности, мнимости» [Ожегов 1989: 914], следовательно, приведенное предложение содержит эксплицитную эпистемическую модальность. Автор не разделяет высказываемую им точку зрения и дает понять, что данная информация может быть неверна. Указание на недостоверность позволяет нам сделать соответствующий вывод об источнике этой недостоверной информации, то есть выступает в роли индикатора имплицитной аксиологической модальности. В данном случае объектами негативной оценки становятся Тимошенко и Янукович, «принципиальная вражда» между которыми оказывается вовсе не принципиальной.
Нарушение постулата релевантности
К индикаторам, вызывающим нарушение постулата релевантности, мы относим те единицы, которые не соответствуют ситуации с точки зрения стилистики (употребление слов и словоформ, не характерных данного функционального стиля) или грамматики (здесь речь идет, прежде всего, о грамматических ошибках). Этот тип индикаторов отличается наибольшим разнообразием, поэтому мы проиллюстрируем лишь некоторые возможные случаи.
(1.2) Не пройдет и пяти лет, как транспортная ситуация в городе N сможет измениться. Губернатор Иванов распорядился организовать два новых автобусных маршрута, один из которых будет курсировать по границе города, а другой – соединять по прямой два наиболее удаленных друг от друга района. Губернатор считает, что это решение позволит более эффективно распределять пассажиропоток и удовлетворит потребности большего количества граждан, чем существующие на данный момент маршруты. Как пояснили в автобусном парке №2, машины для обслуживания новых номеров будут сняты с других, менее популярных маршрутов.
В первый вариант текста с имплицитной оценкой мы включили выражение «не пройдет и пяти лет», являющееся перефразированием известной поговорки «не прошло и года», которая часто употребляется в контексте длительного ожидания чего-либо. (Ср., например: «Не прошло и года. 3 июля Госдума приняла ряд поправок в 159-ФЗ «о малой приватизации») Будучи выражением разговорным, оно нарушает постулат релевантности, а также вносит в текст новый смысл. Делая акцент на длительности ожидания, мы тем самым даем оценку губернатору, который принял свое решение позже, чем на то рассчитывали жители города N. Характеристика губернатора как чиновника, затягивающего процесс улучшения жизни, является однозначно отрицательной, хотя в тексте об этом не сказано открыто. Таким образом, выражение «не прошло и пяти лет» может считаться индикатором, указывающим адресату на имплицитную оценку.
Рассмотрим другой вариант нарушения постулата релевантности: (1.3) Транспортная ситуация в городе N в скором времени может измениться. Губернатор Иванов распорядился организовать два новых автобусных маршрута, один из которых будет курсировать по границе города, а другой – соединять по прямой два наиболее удаленных друг от друга района. Губернатор считает, что это решение станет условием эффективного распределения пассажиропотока и удовлетворения потребностей большего количества граждан, чем существующие на данный момент маршруты. Как пояснили в автобусном парке №2, машины для обслуживания новых номеров будут сняты с других, менее популярных маршрутов.
Здесь индикатором имплицитной аксиологической модальности станет не одно слово или фраза, а целое предложение: «…это решение станет условием эффективного распределения пассажиропотока и удовлетворения потребностей большего количества граждан, чем существующие на данный момент маршруты». Нерелевантность высказывания здесь будет связана со злоупотреблением приемами канцелярского стиля речи, для которого характерно употребление отглагольных существительных вместо глаголов, расщепление сказуемого и тому подобное. Оценка возникает в данном высказывании потому, что канцеляризмы ассоциируются у адресата со стандартными чиновничьими ответами и отписками, и именно такой «отпиской» выглядят в глазах адресата слова губернатора о пользе новых маршрутов. Канцелярский стиль заставляет адресата усомниться в истинности губернаторских слов, а следовательно, и в положительных качествах самого губернатора.
Последним примером нерелевантности высказывания будет следующий: (1.4) Транспортная ситуация в городе N в скором времени может измениться. Изобретательнейший губернатор Иванов распорядился организовать два новых автобусных маршрута, один из которых будет курсировать по границе города, а другой – соединять по прямой два наиболее удаленных друг от друга района. Губернатор считает, что это решение позволит более эффективно распределять пассажиропоток и удовлетворит потребности большего количества граждан, чем существующие на данный момент маршруты. Как пояснили в автобусном парке №2, машины для обслуживания новых номеров будут сняты с других, менее популярных маршрутов. В этом высказывании в качестве индикатора имплицитной аксиологической модальности мы использовали суперлативную форму (или форму превосходной степени) прилагательного «изобретательный». Эта форма представляется нам более характерной для высокого книжного стиля, 115 чем для стиля масс-медиа, что является сигналом для более пристального внимания к ней со стороны адресата. Называя губернатора «изобретательнейшим», мы заставляем адресата переосмыслить оценку, данную нами эксплицитно (подразумеваем, что изобретательность – это хорошо), усомниться в истинности этой оценки. Имплицитная оценка заключается в том, что качество изобретательности приписано губернатору незаслуженно, так как эта изобретательность не находит дальнейшего подтверждения в действиях губернатора. Адресат понимает, что никакой изобретательности в решении организовать новые маршруты нет, и приходит к выводу о противоположном знаке оценки, которую заслуживает губернатор на самом деле.
Аналогичным способом применим индикаторы, нарушающие постулат информативности. Для начала введем в высказывание местоименное наречие «тут»: (1.5) Транспортная ситуация в городе N в скором времени может измениться. Губернатор Иванов распорядился тут организовать два новых автобусных маршрута, один из которых будет курсировать по границе города, а другой – соединять по прямой два наиболее удаленных друг от друга района. Губернатор считает, что это решение позволит более эффективно распределять пассажиропоток и удовлетворит потребности большего количества граждан, чем существующие на данный момент маршруты. Как пояснили в автобусном парке №2, машины для обслуживания новых номеров будут сняты с других, менее популярных маршрутов.
Избыточный с точки зрения информативности индикатор служит здесь для указания на имплицитную оценку, данную губернатору. Наречие «тут», не вносящее в высказывание никакой новой информации о месте событий, становится индикатором имплицитной аксиологической модальности. Как уже отмечалось нами в предыдущей главе, такое наречие обычно «принижает», делает менее значимым то лицо или событие, о котором идет речь в высказывании. В нашем случае «принижается» губернатор и его решение об организации новых маршрутов.
Все оценки, вносимые нами в текст ранее, касались самого губернатора или принятого им решения. Однако не обязательно предметом оценки должен быть человек или его действие. Объектом может являться и некое событие, явление. В нашем случае будет нелишним попытаться охарактеризовать сами маршруты, которые вводит губернатор Иванов в городе N. Такую возможность нам дает, например, сочетание местоимений «этот самый»:
(1.6) Транспортная ситуация в городе N в скором времени может измениться. Губернатор Иванов распорядился организовать два новых автобусных маршрута, один из которых будет курсировать по границе города, а другой – соединять по прямой два наиболее удаленных друг от друга района. Губернатор считает, что это решение позволит более эффективно распределять пассажиропоток и удовлетворит потребности большего количества граждан, чем существующие на данный момент маршруты. Как пояснили в автобусном парке №2, машины для обслуживания этих самых новых номеров будут сняты с других, менее популярных маршрутов.
Как уже говорилось ранее, местоимение «этот самый» в подобных контекстах приобретает значение «пресловутый», то есть такой, о котором уже неоднократно говорилось. В нашем случае такое значение вступит в неизбежное противоречие с последующим прилагательным «новые», что заставит адресата усомниться в новизне реализуемой губернатором идеи. В таком случае, если идея ввести новые маршруты не нова, а проблема транспорта в городе N существует давно, но до сих пор не решилась, становится возможным следующий вывод: новые маршруты уже вводили, но улучшить ситуацию это не помогло. Таким образом, оценивая новые маршруты, мы вновь оцениваем губернатора и его решение, а местоимение «этот самый» становится индикатором имплицитной аксиологической модальности, нарушающим постулат информативности.
