Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Теоретические основы изучения и описания язьпсовои личности - героя художественного текста 13
1.1. Понятие языковой личности в современной лингвистике 13
1.1.1. Личность и языковая личность 13
1.1.2. Языковая / речевая / коммуникативная личность 14
1.1.3. Типы языковой личности 17
1.1.4. Подходы к изучению языковой личности
1.2. Коммуникативно-прагматический подход к описанию языковой личности 20
1.3. Национальная языковая личность и проблема национального характера 26
1.4. Персонаж как текстовая языковая личность 35
Выводы 40
ГЛАВА II. Речевые характеристики персонажа как субъекта общения 42
II. 1. Языковая личность героя в ситуациях конфликтного общения...42
II. 1.1. Языковая личность героя, проявленная в речевом жанре спора 46
II. 1.2. Речевой жанр ссоры как форма раскрытия индивидуальных особенностей героя 65
II.1.3. «Коммуникативные недоразумения» героев-«чудиков» 71
II. 1.4. Речевое поведение «конфликтного агрессора» 78
II. 1.5. Индивидуальные особенности героев в семейной ссоре...89
II. 2. Языковая личность героя, проявленная в жанре просьбы 93
II. 3. Языковая личность героя, проявленная в речевом жанре разговора по душам 99
Выводы 124
ГЛАВА III. Доминанты ценностного мира героев в.шукшина 130
III.1 Ключевые слова в субъектной речевой сфере персонажа 131
ІІІ.2. Доминанта правда в речевом поведении героя 158
III.3. Доминанта любовь в субъектной речевой сфере героя 165
ІІІ.4. Доминанты совесть и стыд в субъектной речевой сфере героя 177
Выводы 189
Заключение 193
Список использованной литературы
- Языковая / речевая / коммуникативная личность
- Языковая личность героя, проявленная в речевом жанре спора
- Языковая личность героя, проявленная в речевом жанре разговора по душам
- Доминанта любовь в субъектной речевой сфере героя
Языковая / речевая / коммуникативная личность
В «Толковом словаре русского языка» характер определяется как «совокупность психических, духовных свойств человека, обнаруживающихся в его поведении» (Ожегов, Шведова 2007: 860). Проблема характера рассматривается в психологии, этнопсихологии, этнолингвистике в аспекте не только индивидуальных черт, но и национальных (см. работы О.А.Леонтович (2005), С.Г.Тер-Минасовой (2004), Ю.Е.Прохорова и И.А.Стернина (2006), К.Касьяновой (2003) и др.). Определения термина «национальный характер» представлены в ряде работ и имеют разную степень развернутости, акцентируя тот или иной аспект понятия. Так, под национальным характером Н.Джандильдин понимает «совокупность специфических психологических черт, ставших в большей или меньшей степени свойственными той или иной социально-этнической общности в конкретных экономических, культурных и природных условиях ее развития» (Джандильдин 1971: 122 [Цит. по: Тер-Минасова 2004: 169]). С.М.Арутюнян, называя национальный характер «психологическим складом наций», определяет его как «своеобразный национальный колорит чувств и эмоций, образа мыслей и действий, устойчивые и национальные черты привычек и традиций, формирующихся под влиянием условий материальной жизни, особенностей исторического развития данной наций и проявляющихся в специфике ее национальной культуры» (Арутюнян 1966:31).
С.Г.Тер-Минасова выделяет четыре источника, формирующих представление о национальном характере: 1) набор стереотипов, ассоциирующихся с данным народом; 2) национальная классическая художественная литература; 3) фольклор, устное народное творчество; 4) язык данного народа (Тер-Минасова 2004: 181 - 182). Национальный язык, по мнению исследователя, является «самым объективным показателем народного характера» (Там же: 182), он формирует человека, определяет его поведение, образ жизни, мировоззрение, менталитет, национальный характер, идеологию.
Таким образом, изучение языка позволяет заглянуть в сущность ЯЛ, приблизиться к пониманию духа народа. О.А.Леонтович, со своей стороны, подчеркивает, что «язык объединяет собственно языковое (структурное) своеобразие с особенностями характера нации» (Леонтович 2005: 155). Значит, у каждой нации есть своя ЯЛ, где отражаются черты характера этой нации.
Ю.Н.Караулов указывает на «наличие общерусского языкового типа (нулевой уровень структуры, уровень вербально-семантический), базовой части общей для русских картины мира, или мировидение (1-й уровень, уровень лингво-когнитивный), и устойчивого комплекса коммуникативных черт, определяющих национально-культурную мотивированность речевого поведения(2-й уровень, уровень мотивационный, целеполагающий или прагматический), что позволяет говорить о русской языковой личности» (Караулов 2006:42).
На каждом уровне ЯЛ имеет как инвариантное (вневременное), так и вариативное (временное, изменчивое). Инвариантная часть в структуре ЯЛ, как указывает исследователь, определяется ее национальной составляющей (национальный характер и национальная специфика), которая по своей природе исторична (диахронна) и соотносится с понятием этноса и этнического самосознания, противоречивость природы которых позволяет исследователям выделить ряд основных диахронных признаков: «общность происхождения, общность исторических судеб; общность культурных ценностей и традиций; общность языка, эмоциональных и символических связей, общность территории» (Там же: 40). Эти черты национальной составляющей ЯЛ также дополняются общностью психического склада и определенных условий, в которых опыт народа передается из поколения в поколение, а основным средством в этом процессе является язык
Таким образом, по мысли Ю.Н.Караулова, «национальное пронизывает все уровни организации языковой личность, на каждом из них приобретая своеобразную форму воплощения, и застывший, статический и инвариантный, характер национального в структуре языковой личности отливается в самом языке в динамическую, историческую его составляющую» (Там же: 42).
Вслед за Ю.Н.Карауловым, Т.В.Чернышова отмечает, что инвариантные признаки на каждом уровне языковой личности достраиваются признаками вариативными, зависящими от состояния языка в определенный период времени, от той социальной группы, к которой принадлежит человек (в том числе от идеологических, концептуальных предпочтений этой группы), а также от принадлежности человека к определенному речевому коллективу. Все эти параметры влияют на неповторимый колорит дискурса личности (Чернышова 2007: 48).
В.В.Виноградов, отмечая коллективные и индивидуальные черты ЯЛ, подчеркивал, что «социальное ищется в личностном через раскрытие всех структурных оболочек языковой личности» (Виноградов 1980: 90 - 91). Т.В.Чернышова также считает, что «описание языковой личности как типа, представляющего тот или иной языковой коллектив... предполагает, помимо учета базовых инвариантных компонентов - инвариантного, регулярного, рационально объяснимого и эмоционально оправданного типизированного речевого поведения личности с учетом психофизиологических, социальных и культурных факторов (в частности психофизиологические особенности - пол, возраст, тип темперамента; когнитивный стиль мышления; принадлежность к типу речевой культуры - системы ценностей, исторически сложившихся в социуме; степень креативности: творческая или рядовая личность, учет признаков вариативных, переменных» (Чернышова 2007: 48).
Итак, ЯЛ - явление социальное. Каждая языковая личность формируется на основе усвоения конкретным человеком всего языкового богатства, созданного предшественниками. Язык конкретной личности состоит в большей степени из общего языка, в меньшей - из индивидуальных языковых особенностей,
Языковая личность героя, проявленная в речевом жанре спора
К.Ф.Седов, разрабатывая типологию коммуникативного поведения ЯЛ по способности последней к гармонизации речевого поведения в нейтральном диалоге, считает правильным называть коммуникативные неудачи «коммуникативными недоразумениями». По его мнению, неудачи (недоразумения) - частный случай лингвистической конфликтологии, а основной ее объект - коммуникативный конфликт, представляющий «речевое столкновение, которое основано на агрессии, выраженной языковыми средствами» (Седов 2000: 300).
Б.Ю.Городецкий дает следующее определение коммуникативной неудачи: «Коммуникативная неудача в широком смысле - всякая коммуникативная неудача, то есть любой случай, когда с помощью речевого действия не достигается его практическая цель. Коммуникативная неудача в узком смысле: коммуникативная неудача, при которой не достигнута не только практическая цель, но и коммуникативная цель» (Городецкий, Кобозева, Сабурова 1985: 68).
Шукшинский чудик часто проявляет себя как «активный эгоцентрик», который строит свое общение, не чувствуя специфики адресата, реализуя собственную программу общения. Субъективно он испытывает иллюзию полноценной коммуникации и, как правило, получает от общения удовольствие, не замечая дискомфорта, который испытывает собеседник, что иногда чревато коммуникативными неудачами и (даже) конфликтами, которые приводят к ссоре героев.
К типу «активного эгоцентрика» относится и «упорный» (3: 239)Монька Квасов («Упорный»), которому в голову пришла идея сделать вечный двигатель. Эта идея не нашла понимания у инженера Андрея Николаевича Голубева: —Какученые думают насчет вечного двигателя? ... - Что за вечный двигатель? — Ну, этот-перпепхуум-мобиле. Нормальный вечный двигатель, который никак не могли придумать... -Ну? И что? - Как сейчас насчет этого думают? —Да кто думает-то? - стал раздражаться инженер. - Ученый мир... Вообще. Что, сняли, что ли, эту проблему? - Никак не думают. Делать, что ли, нечего больше, как об этом думать. - Значит, сняли проблелгу? Инженер снова склонился к мотоциклу. (243 — 244)
Моня Квасов полностью находится во власти идеи о вечном двигателе. Не обращая внимания на то, хочет ли коммуникативный партнер вести беседу или нет, инициатор беседы Моня задает один и тот же вопрос насчет «вечного двигателя» четыре раза, заставляет собеседника себя слушать и проявлять интерес, что показывает его упрямство. Упрямое речевое поведение адресанта вызывает у адресата дискомфорт, что подтверждается авторской речью «стал раздражаться инженер». Неприятие инженера выражается также с помощью конструкции разговорной речи, обладающей эмоционально-оценочной окраской: «Делать, что ли, нечего больше, как об этом думать», что показывает отрицательное отношение инженера и к заданному собеседником вопросу, и к нему самому, что в то же время обрекает их общение на неудачу.
Коммуникативная неудача неизбежна, так как идея говорящего вступает в конфликт не столько с адресатом, сколько со «здравым смыслом», ему присущим.
В «упорном» Моне Квасове проявляется особенность русского характера. По-хорошему упрямство «позволяет преодолеть противоречия между мечтой и реальностью, желаемым и возможным. Это единство возвышенного и земного является источником творчества, входит в арсенал не подлежащих пересмотру «национальных ценностей» (Сигов 1999: 55 - 56).
Коммуникативная неудача может возникать из-за разницы в жизненном опыте героев. Произнося ту или иную реплику, сопровождающую определенные действия, персонаж ожидает реакции от собеседника и пытается ее прогнозировать на базе собственного знания жизни, людей. В случае несоответствия собственных жизненных представлений и реальности происходящего возникает недоразумение, даже конфликт. Так, в поезде Чудик (Василий Егорыч Князев) рассказал какому-то интеллигентному товарищу одну историю: — У нас в соседней деревне один дурак тоже... Схватил головешку — и за матерью. Пьяный. Она бежит от него и кричит: «Руки, кричит, руки-то не обожги, сынок!» О нем же и заботится... А он прет, пьяная харя. На мать. Представляете, каким надо быть грубым, бестактным... — Сами придумали? - строго спросил интеллигентный товарищ, глядя на Чудика поверх очков. - Зачем? - не понял тот. — У нас за рекой, деревня Раменское... Интеллигентный товарищ отвернулся к окну и больше не говорил. (2: 339) Чтобы установить контакт с коммуникативным партнером, Чудик выбрал тактику рассказывания истории из собственного жизненного опыта, что отражает индивидуальные особенности данной ЯЛ: тягу к общению, открытость и откровенность в общении с незнакомым. Речь Чудика вызвала у собеседника непонимание и неприятие. Тактика демонстрации неприятия, используемая адресатом, осуществляется с помощью иронического вопроса: «Сами придумали?», (т.е. вы лжете ), что проявляет недоверие к собеседнику. А в ответной реплике «Зачем?» обнаруживается доверчивость, искренность Чудика. В этом диалоге недоразумение в общении вызвано несовпадением жизненного опыта коммуникантов.
Языковая личность героя, проявленная в речевом жанре разговора по душам
В.В.Дементьев в качестве отличительного признака указывает содержание, тему общения: «это не праздный разговор, а «разговор о главном» - жизненных позициях и ценностях ... Можно сказать, что разговор по душам - это разговор о душе» (Дементьев 2007: 231).
При помощи лексемы душа обозначаются два важнейших диалогических момента в гармоническом общении: высказать главное для себя (открыть душу) и услышать главное для собеседника (войти в душу) (Там же: 233).
Таким образом, «говорить правду» другим людям, «открытие души» кому-то «представляет кульминацию общения» (Дементьев 2007: 235).
Речевой жанр разговора по душам, по мнению В.В.Дементьева, «в значительной степени национально специфичен» (Там же: 234). М.С.Уваров (1992) высказывает предположение, что «исповедь лежит в основе текстов православной культуры... Для православной культуры исповедальность, граничащая с покаянием, является абсолютной ценностью. Исповедальность в русской культуре (в том числе и в литературе) имеет прямое отношение к смыслу жизни...» (Там же: 236). В русской культуре «самое большое разочарование, самая большая неудовлетворенность от общения возникают у человека, когда не происходит ожидаемого «открытия души» (Дементьев 2007: 236-237).
Смежными с жанром разговора по душам являются жанр «исповедь» и жанр, в котором осуществляется речевое действие «делиться».
«Исповедь — это дискурс, который по определению не содержит лжи. Исповедальное слово - это слово последней искренности и открытости» (Там же: 267).
Выделяя исповедь «церковную», «литературную» и «бытовую», А.Д.Степанов отмечает, что «церковная исповедь совершается перед Богом или саном - посредником Бога, - и потому остается интимной, сохраняется в тайне от мира. Цель этой исповеди - покаяние и отпущение грехов. Литературная исповедь, напротив, адресована граду и миру, и потому всегда перетекает в проповедь. Ее цель двоякая: во-первых, рассказать о своих грехах и заблуждениях в прошлом, а во-вторых, объявить о том, что автор познал истину, что он хочет поделиться с читателем своим новым пониманием добра и зла и наставить его на верный путь» (Степанов 2005: 266).
Считая «бытовую» исповедь тождественной с разговором по душам, А.Д.Степанов определяет этот жанр как «откровенное слово о себе, обращенное к другому, обычно близкому, человеку» (Там же: 267). Исследователь выделяет 9 черт исповеди как речевого жанра: добровольность, чувство освобождения, облегчения, сознательность намерения, свобода слова, невыдуманность, свобода композиции, открытость, допустимая незавершенность, особая форма контакта со слушателем. (Там же: 270-271).
Исследуя речевой жанр «делиться», И.А.Кириллова предлагает следующие «метареплики» для представления его сценария: «1) Я хочу поделиться с тобой (это мое личное желание, меня никто не вынуждает к этому). 103 2) Ты не останешься равнодушен к тому, о чем я тебе расскажу. 3) Ты правильно поймешь все, что я скажу, и не изменишь своего (хорошего!) мнения обо мне, не осудишь. 4) Я рассказываю это именно тебе, потому что между нами существуют особые отношения. Я доверяю тебе» (Кириллова 1999: 268). С помощью данных метареплик исследователь выделяет некоторые черты жанра «делиться»: 1) «Делятся» обычно не столько конкретными событиями жизни, сколько мыслями и чувствами, переживаниями по поводу неких событий» (Кириллова 1999: 267). «Поделиться» означает переложить часть радости, горя, ответственности на другого, партнера по общению, хотя бы в момент протекания данного речевого события» (Кириллова 1999:270). 2) «Тема рассказа ... - главное условие данного жанра - личностно очень важна для говорящего, стремящегося донести эту личностную значимость до адресата. Личностно значимое содержание проявляется в обязательной эмоциональности изложения. Часто говорящий стремится при этом подчеркнуть необычность, исключительность переживаемого им состояния» (Кириллова 1999: 267). 3) «Существенная ... фатическая функция рассматриваемого жанра: установление или подтверждение особого уровня отношения между пртнерами по общению. Часто адресат мыслится как единственно возможный, что непосредственно эксплицируется говорящим» (Там же: 268). 4) «Анализируемый жанр характеризуется обычно интимной обстановкой «с глазу на глаз», близкой дистанцией между партнерами, возможностью жестов, подтверждающих не формальный, доверительный характер общения» (Кириллова 1999: 271-272). 5) «Часто говорящему необходимо от слушающего не просто понимание, а эмоциональное одобрение и подтверждение правильности опступков что, по-видимому, не является необходимым для жанров исповеди или откровенной беседы» (Кириллова 1999:269).
Обобщая вышеупомянутое, можно сделать вывод, что по жанровым особенностям жанры «исповедь» и «делиться» близки к разговору по душам, который прежде всего также требует в общении наедине, «душа к душе» искренности, открытости, доверительности от говорящего, понимания и поддержки от адресата.
Разговор по душам, как считает К.Ф.Седов, «выступает речевым фреймом, с которым в русском языковом сознании связано представление о коммуникативном идеале в рамках повседневной коммуникации» (Седов 2007: 229). Такого типа коммуникация часто становится предметом изображения в русской классической литературе, естественно, в том числе и в рассказах В.Шукшина.
Герои В.Шукшина в речевом жанре разговора по душам ведут себя как «языковые личности кооперативного типа» (Горелов, Седов: 165), поскольку кооперативное речевое поведение отвечает природе жанра разговора по душам.
Кооперативный тип поведения состоит из двух подтипов: «кооперативный конформист» и «кооперативный актуализатор» (Ср.: Глава II, раздел 1). Характер ЯЛ по способности к коммуникативной кооперации проявляется в выборе речевых тактик: кооперативный конформист проявит тяготение к поддакиванию, переспросам, утешениям, комплиментам, выражению сочувствия и т.д.; кооперативный актуализатор будет использовать тактики, которые демонстрируют неформальный интерес к темам, интересующим собеседника, и готовность активно и действенно помочь ему.
Доминанта любовь в субъектной речевой сфере героя
Лингво-когнитивный (тезаурусный) уровень в структуре ЯЛ обнаруживает «индивидуальный выбор, личностное предпочтение — пусть и в нешироких пределах - одного понятия другому», которое получает статус более важного «в субъективной иерархии ценностей, в личностном тезаурусе» (Караулов 2006: 53). «Индивидуальность, субъективность может проявить себя в способах иерархизации понятий... на субъектно-тезаурусном уровне» (там же). Объектом анализа в данной главе являются фрагменты текста, представляющие речевую сферу персонажа, в которых воплощены значимые «идеи» ценностного мира личности, представительные для ее лингво-когнитивного (тезаурусного) уровня. Задачей данной главы является описать «идеологемы» - семантико-тематические обозначения духовных ценностей действующих лиц» (там же: 82), значимых составляющих их «картины мира». Для обозначения таких актуальных для мировоззрения героя ценностных понятий в работе будет использоваться термин «доминанта».
Понятие доминанты стало одним из плодотворных в филологической науке. Оно используется применительно и к формальным средствам организации текста (например, в работе Б.М.Эйхенбаума [Эйхенбаум 1969]), и к его содержательным категориям. Л.Г.Бабенко пользуется понятием доминанты как инструментом анализа «формальных средств выражения содержания», обеспечивающих «выдвижение текстового смысла» (Бабенко 2004: 327). В.А.Кухаренко дает следующее определение данного термина: «Доминантой художественного произведения признается его идея и / или выполняемая им эстетическая функция, в поисках которой необходимо исходить из языковой материи произведения» (Кухаренко 1988: 12).
В приведенных пониманиях термина «доминанта» участвуют такие параметры как связь с идеей, смыслом (т.е. отнесенность к содержательной стороне), а также функция выдвижения, выполняемая языковыми средствами. Словарные и энциклопедические толкования данного слова также фиксируют эти признаки. Ср.: доминанта — главенствующая идея, основной признак или важнейшая составная часть чего-либо (БЭС, 1998: 370). Доминанта - 2. «доминирующая идея» (Ожегов, Шведова 2007: 174). Таким образом, представляется возможным использовать термин «доминанта» применительно к словам как «доминирующим идеям», которые представляют ценностный мир ЯЛ, указывая при этом на их значимый статус.
При определении доминант в тезаурусе ЯЛ персонажа учитывались два основных фактора: 1. собственно речевой, который показывает актуальность в дискурсе персонажа определенных слов и семантических групп, соотносимых с тем или иным понятием (ключевых слов); 2. художественно-смысловой, обусловленный структурой текста, выдвигающего в центр персонажной сферы те или иные значимые темы и смыслы. Главные коллизии рассказов а разворачиваются в связи со столкновением разных пониманий этих ценностей, опорные категории духовного облика героя не всегда вербализованы, выражены имплицитно, но представление о их сути выводится из художественного изображения речи, поступков, ситуаций текста, формируется на тематико-смысловом уровне.
Таким образом, термин доминанта в сравнении с термином ключевое слово будет использоваться в работе по отношению не только к лексемам, но и к единицам смысла, получающим художественное воплощение в структуре текста.
Помимо названных факторов в определении доминантного характера тех или иных понятий в тезаурусе ЯЛ персонажей В.Шукшина во внимание принимались уже отмеченные исследователями базовые черты образов шукшинских героев, собирательность этих черт, имеющая устойчивый сквозной характер в творчестве писателя.
132
В данном разделе предпринята попытка охарактеризовать тезаурусный уровень ЯЛ персонажа, выявив в его речевой сфере ключевые слова.
Термин «ключевое слово» применяется в современных филологических исследованиях в отношении наиболее значимых для автора лексических единиц, емко передающих содержание произведения и отражающих авторское мировидение (См. Лукин 1999; Поцепня 1997; Художественный текст 1993). Таким образом, этот термин преимущественно употребляется в анализе целого текста и авторской картины мира. Представляется возможным применить его и в отношении тех лексических единиц, которые обозначают важные понятия в мировидении персонажа, используются в его речевой сфере в тексте. Как уже отмечалось ранее (См. Гл. I, раздел 4), субъектную речевую сферу персонажа образуют фрагменты текста, представляющие прямые высказывания героя, фрагменты с интериоризованной речью, отражающие его «точку зрения», восприятие окружающей действительности, а также фрагменты, вводящие внешнюю по отношению к герою «точку зрения», с позиции которой дается описание внешнего вида, поведения, речи героя, эксплицируется индивидуальный образ мира персонажа. Для определения ключевых слов в речевой сфере персонажа будем опираться на два основных фактора: фактор частотности и фактор «смысловой нагруженности» (Чурилина 2006), которая определяется участием слова в воплощении ведущих тем, в развертывании характеристики персонажа, представлении его мировидения.
В связи с рамками работы для выявления ключевых слов мы были вынуждены ввести два ограничения: 1) В качестве материала выбрать 12 рассказов, герои которых типичны для творчества В.Шукшина: «Билетик на второй сеанс» (3: 86), «Верую» (2: 538), «Даешь сердце!» (2: 385), «Други игрищ и забав» (3: 378), «Думы» (2: 308), «Земляки» (2: 353), «Микроскоп» (2: 395), «Осенью» (3: 267), «Сапожки» (3: 37), «Сельские жители» (2: 98), «Упорный» (3:239), «Чудик» (2: 337). 2) В исходную классификацию включить преимущественно имена существительные, относящиеся к тематическому полю «Человек» и представляющие значимый фрагмент тезауруса ЯЛ.
Объектом наблюдений служат а) фрагменты, принадлежность которых к «субьеісгной речевой сфере» персонажа связана с презентацией прямых высказываний персонажа, его «внешней речи», б) фрагменты, в которых находят вербальное выражение мысли персонажа или отрезки речи, не обращенные к какому-либо внешнему адресату («внутренняя речь»), а также в) фрагменты текста, представляющие авторский взгляд на героя, отражающий взгляд на него «извне».
