Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Развитие общенаучного понимания термина «алогизм»
1.1. Понятие «алогизм» в античной философии 13
1.2 Представление об алогизме в Средние века21
1.3. Понимание сущности алогизма в Новое время 24
1.4. Критика логических законов в XIX-XX веке 30 Выводы к главе I 32
Глава II. Алогизм как явление логики, языка и речи
2.1. Аномалия и алогизм как явления языка и речи .34
2.2. Алогизм как феномен логики и фигура речи47
2.2.1. Понятийная алогичность 51
2.2.2. Алогизм в суждении 74
Выводы к главе II 92
Глава III Алогизм как средство экспликации авторского сознания и черта авторского стиля А. Платонова
3.1. Структурно-семантическая специфика и функциональное назначение алогизма в прозе А. Платонова95
3.1.1. Алогизм в создании художественного образа 96
3.1.2. Алогизм и речевая характеристика героев 109
3.1.3. Алогизм как средство выражения художественной философии писателя 118
3.2. Структурно-семантическая специфика и функциональное назначение алогизма в публицистических произведениях А. Платонова124
3.3. Структурно-семантическая специфика и функциональное назначение алогизма в поэзии А. Платонова 135
Выводы к главе III 144
Заключение .147 Библиографический список 150 Приложение 163
- Представление об алогизме в Средние века
- Алогизм как феномен логики и фигура речи
- Структурно-семантическая специфика и функциональное назначение алогизма в прозе А. Платонова
- Структурно-семантическая специфика и функциональное назначение алогизма в публицистических произведениях А. Платонова
Введение к работе
Настоящее диссертационное исследование связано с изучением алогизмов как речемыслительной основы художественных приёмов в творчестве А.П. Платонова.
Проблеме алогизма посвящены многие лингвистические труды. Как правило, это труды, связанные с изучением логической основы языка (Ю.Д. Апресян, А.А. Дживанян, Н.Д. Арутюнова, А.А. Заяц), и труды, связанные с изучением стилистических ресурсов языка (В.П. Москвин, А.П. Сковородников, Г.А. Копнина, И.Б. Голуб, И.В. Пекарская, А.М. Пескова, Е.В. Клюев, А.Н. Лелёкина, М.А. Горте). Несмотря на длинную и продуктивную историю изучения данного явления, содержание термина «алогизм» не имеет однозначного определения ни в общелингвистическом, ни в собственно стилистическом смыслах.
В нашей работе алогизм рассматривается как речемыслительная
основа некоторых художественных приёмов. Попытки выделить фигуры
алогизма на фоне других речевых приёмов предпринимались такими
исследователями, как В.П. Москвин, А.П. Сковородников, Г.А. Копнина и
др. Перечень «фигур нарочитого алогизма» (термин В.П. Москвина) у
разных исследователей различается по составу. Классификация
А.П. Сковородникова: амфиболия, антифразис, астеизм, гипаллага,
диафора, зевгма, катахреза, оксюморон, плока, силлепсис, фрактата,
перкурсия1. Классификация В.П. Москвина: анантаподотон, аподозис,
апофазия, гистеропротерон, каламбурная антитеза, каламбурная зевгма,
оксюморон, палисиада (нарочтитый плеоназм), паралепсис, а также силлепсис.
Такая научная ситуация обусловила актуальность систематизации и интеграции фигур нарочитого алогизма. Необходимость этого вызвана не только отсутствием непротиворечивого списка фигур алогизма, но и
1 Энциклопедический словарь-справочник. Выразительные средства русского языка и
речевые ошибки и недочеты / Под ред. А.П. Сковородникова. М.: Флинта; Наука, 2009.
С. 27.
2 Москвин В.П. Выразительные средства современной русской речи: Тропы и фигуры.
Терминологический словарь-справочник. М.: Едиториал УРСС, 2004. С. 28.
трудностью понимания данных фигур, «уходящих» из собственно лингвистической сферы.
Ключом для решения задачи систематизации данных фигур является подбор релевантного речевого материала. Таким материалом послужили произведения А.П. Платонова: его художественную систему составляют алогичные речемыслительные конструкции, которые невозможно объяснить только с точки зрения теории художественных средств, а возможно объяснить через специфику когнитивных, в том числе и логических, механизмов смыслообразования. Сказанное также обусловливает актуальность проведённого исследования.
Гипотеза исследования: поскольку в основе некоторых фигур речи лежит алогизм, то художественные функции и смыслы данных речевых фигур можно выявить, анализируя их речемыслительное построение.
Объектом исследования выступают фигуры нарочитого алогизма, их структура и художественные особенности.
Предмет исследования – алогизм как общий принцип построения ряда фигур речи в произведениях А.П. Платонова.
Материалом исследования послужили речевые единицы, содержащие фигуры алогизма, полученные методом сплошной выборки из художественных, публицистических и поэтических произведений А.П. Платонова (собрание сочинений А.П. Платонова в 8 томах; общее число страниц – 2489, из них 1756 страниц художественных текстов, 654 – публицистических, 88 – поэтических). Также использовался подкорпус текстов А.П. Платонова Национального корпуса русского языка (дата обращения 09.04.2014). Общее количество примеров фигур алогизма – 491.
Целью работы является анализ логической сущности речевых приёмов, в основе которых лежит алогизм, и выявление их семантико-функционального назначения в текстах А.П. Платонова. Для достижения поставленной цели необходимо решение следующих задач:
1) определить логический и лингвистический статус понятия «алогизм»;
2) выявить основные структурно-семантические принципы
построения фигур нарочитого алогизма;
-
определить перечень фигур нарочитого алогизма;
-
установить корреляции между фигурами речи и фигурами мысли на примере фигур нарочитого алогизма;
5) выявить актуальные приёмы алогизма, их основные смыслы и
функции в творчестве А.П. Платонова (в разных формах речи и стилях) и
объяснить их обусловленность особенностями авторского сознания,
социальными факторами, стилем и формой речи.
Для решения поставленных задач в работе используются как общенаучные методы исследования, дедукция, индукция, так и собственно лингвистические: метод трансформации, метод словарных дефиниций в рамках логико-семантического подхода, стилистическая интерпретация, метод концептуального анализа. Фрагментарно использованы корпусные методы исследования, методы количественного анализа, метод стилистического эксперимента.
Теоретической основой исследования послужили теории тропов и фигур, представленные в работах Аристотеля, В.П. Москвина, И.Б. Голуб, А.П. Сковородникова, Г.А. Копниной, Г.Н. Скляревской, Н.М. Кожиной, М.А. Горте и др. Кроме того, анализ структурных особенностей фигур нарочитого алогизма базируется на идеях, высказанных в работах Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, Ф.И. Буслаева, Г.В. Колшанского, Н.В. Манчиновой, Е.В. Трусова и др. Также анализировались труды исследователей-логиков: Е.К. Войшволло, А.А. Ивина, Н.И. Кондакова, М.И. Ненашева и др. Были использованы фундаментальные работы по теории текста М.М. Бахтина, В.Я. Проппа, В.М. Жирмунского и др. Учитывались когнитивные исследования художественного текста Н.Н. Болдырева, И.А. Тарасовой, Ж.Н. Масловой, Т.В. Романовой и др. Использовались труды таких исследователей творчества А.П. Платонова, как Н.В. Корниенко, В.Ю. Вьюгина, Т.Б. Радбиля, М.Ю. Михеева, З.С. Санджи-Гаряевой и др.
Научная новизна. В работе систематизируются фигуры нарочитого алогизма на основании структуры и семантики речемыслительных единиц. Новизна подхода состоит в том, что анализ данных фигур представлен на материале широкого спектра текстов А.П. Платонова: прозы, поэзии и публицистики. Сопоставлено функциональное назначение приёмов алогизма в текстах разных типов.
В предлагаемом исследовании фигуры алогизма рассматриваются не только в структурно-семантическом, но и в когнитивном аспекте (фигура речи как репрезентант когнитивных процессов). Кроме того, рассмотрение фигур алогизма с точки зрения их художественной и коммуникативной значимости, на наш взгляд, является важным для выявления основных тенденций в функционировании и эволюции русского языка: изменение семантики языковых единиц, изменение синтаксической валентности, смысловая и синтаксическая компрессия, эволюция речевой нормы, стирание границ между функциональными стилями.
На защиту выносятся следующие положения:
-
Граница явлений аномалии и алогизма подвижна. Алогизм является разновидностью аномалии: в основе его лежат нарушения, связанные с построением речемыслительных структур, аномалия же объединяет более широкий круг нарушений на всех уровнях языка.
-
Анализ структурно-семантических особенностей фигур нарочитого алогизма позволяет выделить приёмы, основывающиеся на двух логических структурах: понятии и суждении. К фигурам с понятийной алогичностью относятся подмена понятий, сравнение, метафора, оксюморон, плеоназм, тавтология и катахреза. Алогизмы в суждении группируются по общему семантическому признаку отклонения: а) несогласованность: фрактата и перкурсия, анаколуф и анантоподотон, зевгма и силлепсис, гипаллага; б) двусмысленность: амфиболия, антифразис; в) противоречие: аподозис и апофазия, гистеропротерон (гистерология), паралепсис.
3. Список приёмов алогизма возможно дополнить тремя фигурами
мысли: метафорой (в особенности её структурной разновидностью –
метафорой-определением), сравнением и подменой понятия. Логики
квалифицируют метафору и сравнение как логические ошибки в
определении понятия. Отнесение подмены понятия (отождествление
различных по значению понятий представляет собой логическую ошибку)
к списку фигур нарочитого алогизма обосновывается следующими
параметрами: мотивированность употребления (целесообразность –
приём / нецелесообразность – ошибка), стилистический эффект, который
вызывает у адресата определённую эмоциональную реакцию.
-
Именно мыслительные структуры (фигуры мысли) обладают объяснительной силой для анализа функций фигур алогизма в текстах А.П. Платонова и их индивидуально-авторской специфики, так как в них отражён процесс осмысления и осознания автором окружающей действительности, тех новых социокультурных изменений, которые привнесла революция. А использование фигур алогизма мотивировано индивидуальной авторской ментальностью.
-
Актуальность и частотность тех или иных фигур алогизма в творчестве А.П. Платонова обусловливается художественными задачами автора, а также формой и стилем речи. Так, в публицистике центральным приёмом является метафора-определение, функционирующая как репрезентант когнитивных процессов, направленных на установление новых понятийных связей в новой социокультурной реальности. В художественном творчестве А.П. Платонова второй половины 20-х годов выявлен комплекс актуальных приёмов алогизма, среди которых гипаллага, катахреза, силлепсис, подмена понятия и т.д.
3 Под фигурой мысли в стилистике понимается «определённая речемыслительная операция» // Москвин В.П. Выразительные средства современной русской речи: Тропы и фигуры. Терминологический словарь-справочник. М.: Едиториал УРСС, 2004. С. 203. В.П. Москвин даёт следующие примеры таких операций: «противопоставление, уточнение, сравнение, определение (в частности, логическая дефиниция), описание (дескрипция) и др.» // Москвин В.П. Стилистика русского языка. Теоретический курс: учеб. пособие; 3-е изд., перераб. и доп. Волгоград: Перемена, 2005. С. 31-32.
Данные приёмы объединяются общей семантикой несогласованности, что говорит о намеренном разрушении понятийной связи. В прозе фигуры создают ироническое настроение, ощущение трагизма, оформляют призывность (в публицистике), а в поэтических текстах фигуры алогизма направлены на создание выразительности и лиризма.
6. Актуальными функциями использования алогизма в текстах являются когнитивная, воздействующая, эмотивная, конструктивная и смыслообразующая.
Теоретическая значимость исследования состоит в систематизации фигур нарочитого алогизма и в разработке принципов их интеграции, что вносит определённый вклад в теорию стилистических приёмов. Результаты исследования позволяют также интегрировать инструментарий поэтики и стилистики ресурсов как смежных областей филологического знания. Помимо этого, материалы исследования расширяют общефилософское, культурологическое и филологическое понимание творчества А.П. Платонова.
Практическая значимость. Разработана методика систематизации и анализа приёмов алогизма, основанная на конструктивно-семантических основаниях. Структурная группировка приёмов проводится на базе двух основных логических форм – понятия и суждения. Семантическое деление основано на таких явлениях, как несогласованность, противоречие и двусмысленность. Предложенная методика анализа фигур речи может быть использована в исследованиях поэтики и языка других авторов. Результаты исследования могут быть использованы в вузовской практике при разработке лекционных курсов и спецкурсов по стилистике, поэтике, актуальным проблемам русистики, когнитивистики и теории текста.
Апробация работы. Основные положения исследования излагались в виде докладов на Международной научной конференции «Русский язык в контексте национальной культуры» (Саранск, 23-26 мая 2012 г.), на Международной научной конференции «Русистика в начале третьего тысячелетия: проблемы, итоги, перспективы» (Петрозаводск, 20-22
сентября 2012 г.), на Международной научной конференции «Социальные варианты языка – VIII» (Нижний Новгород 8-9 апреля 2014 г.), на Всероссийской научной конференции молодых учёных «Проблемы языковой картины мира в синхронии и диахронии» (Нижний Новгород, 15-16 апреля 2014 г.). Работа обсуждалась на заседаниях кафедры русской филологии и общего языкознания Нижегородского государственного лингвистического университета в 2013 и 2014 гг. Основные положения исследования отражены в 10 публикациях, в том числе 4 в ведущих научных изданиях, рекомендованных ВАК.
Структура работы. Работа состоит из Введения, трёх глав, Заключения, содержит Библиографический список (162) наименований, включая словари (23) и список источников (14), Приложение.
Представление об алогизме в Средние века
С появлением христианства меняется статус философии, а вместе с ней и логики, в то время как в арабских странах, в странах арабоязычной культуры, логика еще сохраняет самостоятельное положение (Аль-Фараби, Ибн-Син, Ибн-Рушд и др.). Аль-Фараби в работе о классификации наук представляет логику как важное познавательно-оценочное подспорье, «наставляющее человека на путь истины» [Аль-Фараби 1970; 118]. В Европе господство теоцентрических взглядов замедлило развитие логики как самостоятельной науки. Ансельм Кентерберийский выдвинул тезис о необходимости подчинения философских положений церковным догматам, разума – вере. Фома Аквинский, который нашёл опору христианскому вероучению у Аристотеля, высказал схожую мысль: «философия – служанка богословия». Так, античный философ был христианизирован, и его учение стало вспомогательной базой для развития схоластики, которая считается типом религиозной философии, объединяющая в себе богословие и логику.
А.Л. Субботин выделяет несколько отличительных черт схоластической логики. Во-первых, «взгляд на логические приемы мышления был по-преимуществу логико-грамматическим». Во-вторых, «для схоластической логики характерно преобладание технических, чисто формальных элементов и приемов при толковании» [Арно, Николь 1991; 393]. Логика становится огромным методологическим подспорьем для других наук (теологии, юриспруденции, медицины, арифметики, геометрии, астрономии и музыки). Так, для средневекового проповедника знание риторики, логики и её законов было необходимо для построения чётко аргументированной речи.
Главной целью логики в Средние века было «посредством тончайших рассуждений отделить истинное от ложного» [Исидор Севильский 2006; 9]. Соответственно, под тем, что мы называем алогизмом, понимали ошибку, ведущую к ложному представлению, выводу, и, следовательно, главной задачей было научиться избегать её, хотя имманентная алогичность религиозных текстов (на которую указывал ещё Тертуллиан в максиме верую, ибо абсурдно) не преодолена и по сей день. Формально-логический подход к религиозным сочинениям вскрывает множество противоречий, подробнее о которых можно узнать по работам Пьера Абеляра, Лео Таксиля, А.И. Уемова, Л.Е. Балашова, Давида Найдиса, М.М. Кубланова. Л.И. Балашов приводит примеры нарушения логических законов в Библии: «Бог все прощает, и вместе с тем создает ад, где вечно мучаются души грешников. А эти грехи опять-таки возникли по воле бога, без которого «ни один волос не упадет с головы» [Балашов 2001; 10] (нарушение закона исключенного третьего). Насколько оправдан такой рациональный взгляд – вопрос спорный, поскольку, исключив противоречия из религиозных текстов, мы лишим их символического и метафорического смысла. Логика, подчинённая богословию, не имела самостоятельного научного статуса в Средние века (преимущественно с XIII до начала Нового времени). Логика как наука была направлена на доказательство прочности и непогрешимости религиозного учения.
Тем не менее, нельзя сказать, что наука того времени находилась в кризисе. Подтверждением этому является спор об универсалиях, который в равной степени был важен и для логики, и для теологии. Вопрос об общих понятиях породил три философских учения: реализм, номинализм и концептуализм. Реалистическая точка зрения более всего подходила к догматике христианства, поэтому номинализм и концептуализм оставались неофициальными течениями. Сам факт долгого противостояния данных философских направлений говорит о развитии научной мысли.
В этот период зарождаются понимание соотношения родовых и видовых понятий, концептов, а в связи с этим пересматривался предмет логики: шотландский философ-концептуалист Иоанн Дунс Скот считал, что предметом логики являются понятия, порожденные деятельностью разума. По И. Скоту, логика исследует мыслимое сущее, иными словами, концепты человеческого ума [Ерышев, Лукашевич, Сластенко 2004; 38]. Шире видит логику концептуалист Пьер Абеляр: «логика – это наука об оценке и различении аргументов по их истинности и ложности. Логику он рассматривает как науку о речи, т. е. о выражении мысли в словах. Физику он рассматривает как предпосылку логики, поскольку физика изучает вещи, а логика – правильное употребление слов» [Попов, Стяжкин 1974; 153-154].
Интересующее нас явление алогизма не получило кардинально новых интерпретаций в Средние века, однако научные взгляды, устанавливающие связи языка и логики, поспособствовали дальнейшему осмыслению данного явления. 1.3. Понимание сущности алогизма в Новое время
В начале нового времени Ф. Бэкон и Р. Декарт резко выступили против аристотелевской логики, схоластизированной средневековьем. Символом этого противостояния стал труд Ф. Бэкона «Новый органон», который, по мнению автора, должен был заменить аристотелевский «Органон» и стать новой базой научного познания. Логическое учение, заложенное в сочинении Аристотеля, по словам Бэкона, не может отвечать современным требованиям науки и «бесполезно для научных открытий» [Бэкон 1977; 28]. Бэкон формулирует различия его логики со «старой» логикой следующим образом: «Резкое различие между ними заключается главным образом в трех вещах: в самой цели, в порядке доказательства и в началах исследования» [Бэкон 1977; 70]. Отрицая силлогический метод исследования, он положил начало разработке новых способов установления причинно-следственных связей в объективной действительности.
С развитием рационализма система классической логики подвергается пересмотру. Б. Спиноза вводит понятие интуиции как познания высшего порядка. Она есть высшее проявление рациональных способностей человека. Она основывается на четвертом способе восприятия, при котором «вещь воспринимается единственно через ее сущность или через познание её ближайшей причины» [Спиноза 1957; 50].
Важное место в истории развития науки занимает «Всеобщая рациональная грамматика Пор-Рояля», которая объединила грамматику, филологию, философию и оформила новую лингвистическую концепцию, затрагивающую эти смежные области. Несколько позже выходит «Логика Пор-Рояль». В основу данного сочинения были положены идеи Декарта об интуиции, которая признавалась им как высшая форма интеллектуального познания, более достоверная, чем дедукция. Ориентируясь на проблему познания, А. Арно и П. Николь уделяют около четверти всей книги теории силлогизма Аристотеля. По их мнению, десять категорий Аристотеля малополезны и не только мало чем помогают развитию способности суждения, но и нередко тому мешают [Арно, Николь 1991; 397].
Алогизм как феномен логики и фигура речи
Рассматривая понятие «алогизм», логики используют общую с философией терминологию. В «Словаре по логике» А.А. Ивина и А.Л. Никифорова алогизм квалифицируется в зависимости от намеренности и ненамеренности употребления логической ошибки: «Если ошибка допущена непреднамеренно, то перед нами паралогизм; если же ошибка допущена с определенной целью, то мы столкнулись с софизмом» [Ивин, Никифоров 1997; 13].
Понятие «логика» широко распространено не только в сфере науки, оно также является составляющей нашего сознания, а значит, имеет место и в общечеловеческой ненаучной сфере. Логикой называют закономерную связь предметов, событий, явлений в окружающем мире. В повседневном общении словами логика, логичность, логичный, логично обозначается последовательность, обстоятельность рассмотрения обсуждаемого предмета, «правильность, разумность умозаключений» [Большой толковый словарь… 2000; 503].
В научной сфере содержание логики определяется по-разному. Логикой называют как отдельную науку, так и «совокупность наук о законах и формах мышления» [Кондаков 1975; 285]. Н.И. Кондаков делит логику на формальную и математическую. Иной точки зрения придерживается Б. Чендов, говоря, что «математическая логика представляет современный этап развития формальной логики» [Чендов 1974; 460]. Существует мнение, что «логика сопрягается с учениями о познании» [Кемеров 1998; 450]. Если продолжить эту мысль В.Е. Кемерова, то можно заключить, что логическое содержание является основополагающим для любой науки, так как все науки в своей основе имеют мыслительную деятельность человека, которая направлена на то, чтобы теоретически или практически доказать то или иное явление.
Логику как науку определяют и следующим образом: «Логика – это нормативная наука о формах и приемах интеллектуальной познавательной деятельности, осуществляемой с помощью языка» [Бочаров, Маркин 1994; 9]. Учёные, занимающиеся проблемами логики, отмечают, что предмет её определить достаточно сложно из-за неоднозначности природы логичного и неопределённости сферы проявления. Традиционно считается, что предмет логики лежит в сфере мышления, однако сюда могут войти множество явлений разного рода. В.И. Кобзарь следующим образом группирует предметы логики: «1) формы мысли как таковые – их природа, закономерности, связанные с их структурой; 2) законы связи между мыслями; 3) ошибки, связанные с нарушением этих законов» [Логика 2011; 12]. Таким образом, логика рассматривает не только формы мысли и законы связи между мыслями, но и отклонения от них – алогизмы. Существует целый ряд логических теорий, предметы которых могут отличаться от вышеуказанных предметов, а иногда и совпадать с объектами исследования других наук. Так, основным предметом логики высказываний являются логические связи между компонентами высказывания [Ненашев 2009], которые именуются логическими переменными – они есть «знаки в формулах, которые могут принимать различные значения из соответствующей области» и которые «можно заменять конкретными по содержанию высказываниями» [Кондаков 1967; 184], выражающиеся заглавными латинскими буквами A, B, C, D,... и т.д. Под логическими связями (логическими постоянными) в науке понимается пропозициональные связки, которые соответствуют союзам «если, то», «и», «или». Семантический синтаксис как направление в лингвистике также рассматривает данные связки в рамках анализа логических пропозиций, которые имеют множество разновидностей. По мнению Т.В. Шмелёвой, наиболее сложными по структуре являются релятивные пропозиции, которые делятся по типу отношений между двумя и более объектами: соединение, сопоставление, подобие, противительность, разделительность [Шмелёва 1994].
Лингвистика в своём предмете охватывает различные языковые и речевые формы (предложение, высказывание), в которых отражены универсальные формы мышления, изучаемые логикой. Таким образом, обе науки анализируют соотношение формы выражения и содержания, однако логика отвлекается от прагматического аспекта их изучения (условия выражения, отношение между языковыми знаками и теми, кто их использует, эмоциональная окраска), а также иногда от семантических особенностей грамматических значений в отдельных словоформах: имена существительные понимаются лишь в именительном падеже и в единственном числе, глаголы в единственном числе настоящего времени. В логике такого рода упрощения являются достаточными для анализа истинностного значения в содержании высказывания. Несмотря на схожий предмет исследования, логика и лингвистика по-разному определяют понятие «алогизм». А.П. Сковородников к явлению алогизма относит высказывания, которые нарушают онтологическую норму [Сковородников 2004; 39-45], называя их параонтологическими. Однако с точки зрения логики далеко не все они будут являться алогизмами. Приведём два высказывания: Два плюс два равно пять и Вчера вечером в нашем городе шёл снег. Допустим, что второе высказывание является ложным, как и первое, но нельзя сказать, что в них есть что-либо нелогичное. Если в лингвистике понятия ложности и нелогичности часто контаминируются, то в логике ложное высказывание не обязательно будет являться алогизмом.
Логика может быть обнаружена в речи, однако при этом природа её не может лежать собственно в речевой и языковой сферах. Логика лишь находит отражение в них посредством мышления. В процессе вербализации мысль, помимо языковой формы, приобретает логическую форму, которая на интуитивном уровне формируется в нашем сознании. О.Н. Лагута отождествляет логическую форму с формой мышления, под которой она понимает «способ связи элементов мысли, ее строение, благодаря которому содержание существует и отражает действительность» [Лагута 2000].
В научных работах, посвящённых логике, не всегда дифференцируются логические формы и формы мышления. Логическая форма представляется как «структура отображения в человеческом мышлении наиболее общих, чаще всего встречающихся отношений вещей объективного мира, связей вещей и их свойств» [Кондаков 1967; 176]. Н.И. Кондаков, И.Я. Чупахин [Чупахин 1977] относят к логическим формам мышления понятие, суждение и умозаключение. По мнению Н.И. Кондакова, форма мышления – это «структура отдельных мыслей, а также особых сочетаний мыслей в умозаключении» [Кондаков 1967; 428]. К ним он относит понятие и суждение. В.И. Кобзарь в формы мысли включает понятие, суждение и умозаключение [Логика 2011; 12-13]. Б. Чендов указывает, что эта классификация неудовлетворительна по двум причинам: «она недостаточно систематична и недостаточно полна» [Чендов 1974; 467]. Как мы видим, единого непротиворечивого мнения относительно содержания этих терминов логическая наука не выявила, поэтому некоторые учёные используют термин «логическая форма мышления» [Ерышев, Лукашевич, Сластенко 2004].
Структурно-семантическая специфика и функциональное назначение алогизма в прозе А. Платонова
Специфика творчества А. Платонова в контексте литературы 20-х и 30-х годов определяется тем, что оно находится вне актуальных тогда художественных методов. Даже несмотря на сознательные попытки писателя следовать литературным требованиям эпохи, в процессе творчества Платонов уходит от них. Так, повесть «Ювенильное море. Море юности» изначально создавалась в традиции «производственного романа», однако индивидуально-авторское восприятие мира помешало тому, чтобы повесть стала эталоном данного жанра. Невозможно не признать уникальность платоновского стиля, которая обусловлена свободой художественного дара писателя.
Работы, посвященные творчеству Платонова, имеют в своей основе различный предмет исследования, отражающий те или иные отличительные стилевые доминанты художественной системы писателя. Множество исследователей уделяют большое внимание специфическому языку Платонова: В.Ю. Вьюгин [Вьюгин 2004; 444], М.Ю. Михеев [Михеев 2003; 406], Т.Б. Радбиль [Радбиль 2006; 319], В. Лютый [Лютый 2005; 187-189] и т.д. В данной работе мы коснемся проблемы алогичности в текстах Платонова. Поэтому основным исследовательским подходом будет логический.
Алогизм является важнейшей смысловой составляющей художественной речи Платонова. В 1921 г. московский рецензент, ознакомившись со статьями и рассказами писателя, указал следующие, на его взгляд, недостатки: «слишком большая болезненность, душевный надрыв, изредка грубость, недостаточная логическая ясность» [Варламов 2011; 47]. Писатель сознательно отходит от языковой и речевой норм (которые предполагают и соблюдение правил и законов логики), поскольку именно отклонение, аномалия открывает ту систему смыслов и смысловых связей, которые невозможно эксплицировать, используя нормированный, правильный язык. Алогизм как черта авторского стиля у Платонова приобретает всеобъемлющий характер: алогизм раскрывает художественное сознание писателя, которое концентрируется в художественных образах9, в речи героев и в выражении художественной философии автора.
В художественных образах Платонова часто есть нечто аномальное, алогичное, что не вписывается в окружающую действительность. Фигуры алогизма помогают воссоздать художественный мир, не подчиняющийся законам реальной действительности. Создание художественного образа у Платонова часто происходит посредством логического нарушения, которое вплетено в ряд фигур10 алогизма:
Подмена понятия
Подмена понятия в художественном творчестве Платонова является средством создания художественного образа: «Захар Павлович и не знал, чем же помочь паровозу, когда люди непосильно нагружают его весом своей разлуки» [Платонов 2009б; 59]. Под весом своей разлуки здесь понимается тяжесть и количество почтовых вагонов, прицепленных к паровозу: «Почтовых вагонов, опять-таки, теперь два цепляют, а раньше один, – люди в разлуке живут и письма пишут». Понятийное содержание слова письма меняется: на первый план выдвигается сема вес , которая синтагматически связывает слово письма с абстрактным существительным разлука. Из-за такой алогичной сочетаемости меняется семантика слова вес, которое начинает выполнять функции атрибутива: тяжелая разлука.
Благодаря данному приёму происходит своего рода «сжатие» двух образов на минимально возможном отрезке текста: образ страдающего паровоза и находящихся в разлуке людей.
Подмена понятия также иллюстрирует в сознании героев деформированный мир: «он снова предвидел, что вскоре доедет до другой страны и там поцелует мягкое платье Розы, хранящееся у её родных, а Розу откопает из могилы и увезет к себе в революцию» [Платонов 2009б; 138]. Понятие революции в примере представлено как некий топос, как нечто обозримое и материальное, хотя оно имеет абстрактное значение, которое не сочетается с глаголами движения. Такого рода семантический перенос создаёт не только платоновский образ революции, но и образ самого Чевенгура, который является абстрактным и антиутопическим.
В художественных текстах Платонова приём является частотным при создании образа. Данная фигура также способна концентрировать, объединять два образа: «Тоска Захара Павловича была сильнее сознания бесполезности труда, и он продолжал тесать колья до полной ночной усталости» [Платонов 2009б; 21] (он тесал колья до ночи, он тесал колья до изнеможения). Временной определитель сочетается с обозначением физического состояния героя и грамматически становится его атрибутом. При гипаллаге могут сочетаться и другие явления и состояния: состояние окружающей среды и внутреннее ощущение («В вагоне Дванов лёг спать, но проснулся ещё до рассвета, почувствовав прохладу опасности» [Платонов 2009б; 72]), временной определитель и физическое явление («Окно вспыхнуло светом мгновения» [Платонов 2009б; 69]), временной определитель и состояние человека («Когда Москва свешивалась из своего окна в вечера одиночества, ей кричали снизу приветствия прохожие люди» [Платонов 2009б; 22]), материальный объект и внутреннее ощущение («Дети тоже проснулись, но не вставали с теплоты постели» [Платонов 2009б; 82]).
Данный приём во многом меняет прочтение художественного образа, привычное содержание того или иного понятия: «Он [Захар Павлович] не был одержимым жизнью, и рука его так и не поднялась ни на женский брак [брак с женщиной – С.С.] и ни на какое общеполезное деяние» [Платонов 2009б; 13]. В результате перераспределения сем значение слова брак (с женщиной) переосмысляется. Грамматическое изменение (несогласованное определение, плеонастичное в данном случае, заменяется согласованным) влияет на семантику: совмещаются два семантических признака: признак по отношению и признак по принадлежности . Словосочетание женский брак актуализирует ироничную мысль автора о главенстве женщины в браке. Ироничное звучание усиливается из-за употребления данного словосочетания в однородном ряду (ни на женский брак и ни на какое общеполезное деяние) с контаминационной семантикой отрицательного перечисления, противопоставления, выбора, включения.
Гипаллага локализуется в словосочетаниях и тяготеет к понятийной сфере. Гипаллагическое сочетание чаще всего возможно свести к стилистически нейтральному варианту, восстановив правильные синтаксические связи. Приём можно классифицировать по типу изменений синтаксических связей между компонентами:
1) из согласования в слабое управление (падежное примыкание в концепции РГ-80 [РГ-80 1982; 21]): «…гудки угрожающих предупреждений» [Платонов 2009в; 436] [предупреждающие гудки – С.С.], «…поднятый скоростью из тишины воздуха» [Платонов 2009в; 436] [из тихого воздуха – С.С.];
Структурно-семантическая специфика и функциональное назначение алогизма в публицистических произведениях А. Платонова
Сложность публицистического стиля объясняется исследователями неоднородностью его задач, разнообразием внутристилевых жанров и особенностями экстралингвистических основ [Кожина 2012; 342], к которым можно отнести литературную специфику эпохи и своеобразие авторского языка и речи. Преобладание тех или иных функций данного стиля во многом определяется социально-политическими условиями эпохи.
Анализ алогизмов в публицистических произведениях А. Платонова не возможен без учёта характера литературы и её языка в постреволюционное время, поскольку публицистика быстро и остро реагирует на социально-политические изменения. С 1917 г. было закрыто множество дореволюционных газет, вместо них образованы революционные издательства («Декрет о печати» 1917 г., «Декрет о Революционном трибунале печати» 1918 г.). В начале 20-х годов М.М. Пришвин пишет о литературной ситуации: «В Москве и Петербурге арестовано и высылается за границу около 200 литераторов, профессоров, инженеров. И все наркомы занимаются литературой. Даются громадные средства на литературу. Время садического совокупления власти с литературой» [Пришвин 1995; 260]. М.М. Пришвин подчёркивает направление тем и задач постреволюционной публицистики: воздействующая функция публицистики выходит на первое место.
Внутренние изменения жанра были связаны с формой речи: начала преобладать форма ораторской или ораторско-диалогической речи, пришедшая с пленумов, съездов, митингов и массовок в публицистику. Ораторская форма, благодаря обилию в ней побудительных высказываний, даёт возможность установления контакта между адресантом и адресатом. Усиливается экспрессивный фон текста, что также повышает его воздействующую функцию.
Система фигур алогизма в публицистических произведениях Платонова не столь разнообразна, как в его художественных текстах. Это обусловливается спецификой публицистического стиля, ориентированного на точную передачу информации. Актуальной коммуникативной чертой текстов публицистического характера является логичность.
Ярким примером может послужить полемическая статья А. Платонова «Против халтурных судей» (ответ В. Стрельниковой) [Платонов 2011в; 56-61] 1929 г., в которой автор аргументированно, логично доказывает неправоту и некомпетентность суждений Стрельниковой, назвавшей его «врагом социализма» [Платонов 2011в; 56]. Последовательность суждений в статье выражается вводными компонентами, указывающими на связь мыслей: надо думать, следовательно, стало быть, итак. Надо отметить и последовательность изложения: как правило, автор сначала представляет высказывание В. Стрельниковой («Платонов смотрит на бюрократизм с полной безнадёжностью»), а затем свои контраргументы: «Безнадёжность эта, надо думать, в том, что в моём рассказе старый чиновник Бормотов увольняется инспектором РКИ за волокиту (стр. 167), а губерния постановляет: «город Градов, как не имеющий никакого промышленного значения, перечислить в заштатные города, учредив в нём сельсовет» (стр. 168). Следовательно, бюрократизм ликвидируется радикально. Стрельникова же утверждает прямо противоположное…» [Платонов 2011в; 57]. Ещё одним примером стремления автора к логичности может послужить акцентирование метафорических значений: «…он враз «перестроил» своё сердце» [Платонов 2011в; 85], «…пусть хотя бы этим «чувственным» путём мы доберёмся, в конце концов, до характера, до «центра» человека» [Платонов 2011в; 120]. Слова, употребляющиеся в переносном значении, заключаются в кавычки.
Алогизмы более частотны в ранних статьях А. Платонова революционной тематики, в которых усилена пропагандистская составляющая. Они представляют собой не приёмы, а, скорее, конструкты сознания автора, помогающие оценить происходящее. Именно поэтому наиболее часто встречающимся приёмом алогизма является метафора-определение, которая, с одной стороны, искажает адекватное представление предмета или явления, а с другой – даёт ему иное понятийное содержание.
Логически метафоры-определения у Платонова являются так называемыми явными определениями, которые, в отличие от неявных, имеют форму «равенства двух понятий» [Ивин, Никифоров 1997; 251]: «Машины – наши стихи» [Платонов 2011в; 35]. Метафоризация определяемого понятия мешает однозначному и ясному толкованию, что ведёт к алогичности.
Метафора-определение помещает понятие в нетипичную для него систему парадигматических связей. В приведённом выше примере определяемое и определяющее понятия соединены лишь посредством широкого контекста статьи «Пролетарская поэзия», в которой проводится мысль о «вещественности» искусства: словесное творчество перестаёт быть самостоятельным процессом и начинает пониматься как вид производственной деятельности. Более того, Платонов видит опасность в искусстве «ради самого искусства»: «Величайшая опасность для нашего искусства — это превращение труда — творчества в песни о труде» [Платонов 2011в; 35]. Понятийная связь машины – стихи проявляется в общем значении результата творчества . Приведём ещё несколько похожих примеров из статьи «Пролетарская поэзия» (1922 г.): «Изобретение машин, творчество новых железных, работающих конструкций, — вот пролетарская поэзия» [Платонов 2011в; 35], «Каждая новая машина — это настоящая пролетарская поэма» [Платонов 2011в; 35].
Понятие машина как механизм, оптимизирующий труд человека, включено в публицистике Платонова в целый комплекс метафор-определений. Конечно, понятийный анализ образа машины, механизма возможен и на языковой базе непублицистических произведений писателя, однако в рамках анализа фигур алогизма примеры из публицистических произведений являются более показательными.
В статье «Да святится имя твоё» (1920 г.) понятие машина имеет следующее содержание: механизм для создания чего-либо и результат труда: «Машина трудом создана и труд производит. Она не только брат наш – она равна человеку, она его живой удивительный и точный образ. Часто машина даже выше человека, так как она не знает утомленности, перебоев работы (а скоро забудет и износ), этих чисто природных признаков, доказательств её немощи и падения пред человеком» [Платонов 2011в; 594].
