Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Элементы поэтики водевиля в романе «братья Карамазовы» 36
1. Дискуссии о водевиле в 40-70-е годы XIX века 36
2 Водевильный колорит сцены суда в «Братьях Карамазовых» 48
3 Водевильно-комедийные маски и характеры героев Достоевского 53
4 Отголоски водевильно-комедийных сюжетов в «Братьях Карамазовых» 65
5 Водевильная пародия на Отелло и образ Дмитрия Карамазова 73
6 Водевильно-комедийная техника в романе «Братья Карамазовы»... 76
7 Малые речевые жанры и языковая игра 81
ГЛАВА 2. Переосмысление образов кукольного театра в романе «братья Карамазовы» 112
ГЛАВА 3. "Чёрт. Кошмар Ивана Фёдоровича": Скрещение разных жанровых традиций 127
1 Изображение чёрта в водевилях 40-х годов ХIХ века 127
2 Разговор с чёртом как сюжетообразующая основа фельетонов В.Р. Зотова 133
3 Демонический персонаж в сатирических стихотворениях и литературно-критических статьях 60-х годов ХГХ века 143
4 Фигура Мефистофеля-нигилиста в публицистических статьях 60-х годов ХГХ века 153
Заключение 163
Список литературы 169
- Водевильный колорит сцены суда в «Братьях Карамазовых»
- Водевильно-комедийная техника в романе «Братья Карамазовы»...
- Переосмысление образов кукольного театра в романе «братья Карамазовы»
- Разговор с чёртом как сюжетообразующая основа фельетонов В.Р. Зотова
Введение к работе
Актуальность исследования. Жанровая специфика «Братьев Карамазовых» давно привлекает к себе внимание литературоведов. Последний роман Достоевского создавался под воздействием разных жанровых традиций: жития, притчи, детектива, газетной уголовной хроники. Однако влияние других жанров, например, таких, как водевиль или кукольная комедия, до сих пор недостаточно изучено. Кроме того, невозможно обойти молчанием жанровое своеобразие главы «Чёрт. Кошмар Ивана Фёдоровича». Разговор Карамазова с бесом-джентльменом представляет собой вставное произведение, в структуре которого ощущается присутствие нескольких жанровых интенций (фельетона, публицистической статьи).
Цель исследования заключается в том, чтобы рассмотреть генезис жанровых компонентов романа «Братья Карамазовы». При этом решается несколько задач:
1) анализ отдельных деталей в структуре «Братьев Карамазовых» в сопоставлении с элементами других жанровых форм (водевиля, пьес кукольного театра);
2) определение роли элементов разных жанровых форм в главе «Чёрт. Кошмар Ивана Фёдоровича»;
3) выявление в романе специфических особенностей языка и стиля, которые могли возникнуть только под влиянием других жанров.
Теоретической и методологической основой исследования послужили принципы сравнительного анализа. Автор опирался на труды: М.М. Бахтина, А.А. Гвоздева, А.К. Дживилегова, Вяч. Иванова, Х. Ортеги-и-Гассета, М.М.Паушкина, К.П. Полонской, О.М. Фрейденберг, В.Н. Ярхо. Особое внимание было уделено работам, посвящённым творчеству Достоевского: М.С. Альтмана, А.Л. Бема, А.Б. Ботниковой, Р. Бэлнепа, В.Е. Ветловской, В.В. Виноградова, А.А. Гозенпуда, А.Л. Григорьева, В.Л. Комаровича, Р. Писа, И.З. Сермана. При анализе разных видов языковой игры учитывались методы исследования, разработанные отечественными лингвистами: Н.Д. Арутюновой, В.Н. Вакуровым, Е.Н. Иваницкой, Н.Н. Кирилловым, Н.А. Николиной, Ю.Л. Оболенским, В.Н. Телия, Н.И. Толстым, Н.Л. Шадриным, Б.К. Щигарёвой
Научная новизна работы состоит в том, что впервые структурные компоненты романа «Братья Карамазовы» исследуются в сопоставлении с жанрами водевиля, высокой комедии, народной кукольной комедии «Петрушка», которые ещё не привлекались в качестве материала для сравнения. Впервые предпринята попытка проследить, как языковые особенности вышеназванных жанров отразились на словесной ткани «Братьев Карамазовых». При анализе главы «Чёрт. Кошмар Ивана Фёдоровича» рассматривались такие журнальные публикации, которые не использовались в качестве сопоставительного материала, что позволило выявить непонятные для современного читателя смысловые обертоны в диалоге героев Достоевского.
Научная и практическая значимость исследования
В научный обиход вводится новый материал, и в результате расширяются горизонты исследования. Материалы диссертации могут быть использованы при чтении курсов и спецкурсов по истории русской литературы XIX века.
Апробация работы. Материалы исследования обсуждались на конференции «Грехнёвские чтения V» (Нижний Новгород, 2008).
Структура работы
Работа состоит из введения, четырёх глав, заключения и списка литературы.
Положения, которые выносятся на защиту:
1. В романе Достоевского «Братья Карамазовы» ряд художественных особенностей (элементы сюжета, построение некоторых эпизодов, структура характеров действующих лиц) свидетельствует об ориентации автора на поэтику водевиля и комедии, причём сквозь эти жанры просматривается традиция комедии dell’arte.
2. Достоевский прибегал к различным приёмам языковой игры, заимствованным им у водевилистов и комедиографов, (овеществление метафоры, воплощение прямого или переносного смысла фразеологизма в отдельный эпизод, обыгрывание цитаты).
3. Достоевский познакомился с персонажами итальянской народной комедии благодаря спектаклям кукольного театра, и поэтика народной комедии «Петрушка» отчасти получила своё отражение в романе «Братья Карамазовы».
4. Глава «Чёрт. Кошмар Ивана Фёдоровича» вбирает в себя несколько жанровых традиций: водевиля, фельетона, сатирического стихотворения.
Водевильный колорит сцены суда в «Братьях Карамазовых»
В середине ХГХ века практически любые происшествия, далее такие, как «сцены в парижской полиции», могли рассматриваться в качестве сюжета для водевиля (о чем мы уже говорили выше). Учитывая данное обстоятельство, имеет смысл более внимательно проанализировать то, как изображено судебное разбирательство в «Братьях Карамазовых» и как герои романа воспринимают громкий уголовный процесс.
Известно, прототипом защитника Мити на суде был знаменитый в то время адвокат Спасович [Т. 15. С. 586-587, 597]. Этот юрист запомнился Достоевскому тем, что выступал по делу некоего Кронеберга, обвиненного в истязании малолетней дочери. Автор «Братьев Карамазовых» был возмущен поведением Спасовича, поскольку последний старался очернить в глазах присяжных семилетнюю девочку, всячески передергивая факты, чтобы оправдать своего подзащитного. Этот процесс получил свое освещение в «Дневнике писателя» (1876 г., февраль, глава вторая). В подготовительных материалах к февральскому выпуску Достоевский несколько раз обращался к делу Кронеберга, и черновые записи могут многое объяснить в том, как складывался образ адвоката Фетюковича в «Братьях Карамазовых».
В декабре 1875 года в рабочей тетради писателя появилось следующее рассуждение: «Тацит, бунт легионов в Паннонии, солдат-мим Вибуленус плакал и рыдал неподдельно: отдайте брата, а брата и не было. Всю жизнь молчал, и раз сыграл комедию - выразил всего себя, того только и надо было. Это был актер... По поводу театра: что такое актер, Vibulenus. Актером родятся. (Vibulenus ничего не мог получить и власти не искал.)... Типы бывают вековечные. А у вас одно лишь: среда заела». [Т. 24. С. 101].
Через месяц, в первых числах февраля, Достоевский откликается на выступление Спасовича, при этом писатель возвращается к своим прежним размышлениям над чтением Тацита и употребляет имя «Вибуленус» уже нарицательно: «Спасович "Се n est pas l homme c est une lyre" . Это о Ламартине. Но и о всяком поэте, о всяком художнике. Физиология и психология поэта как лгуна. Это ему за талант. И, так сказать, plus de noblesse que de sincente. Vibulenus . [T. 24. C. 131]. Через некоторое время автор «Братьев Карамазовых» еще раз называет известного адвоката актером: «Но... кто такой по преимуществу г-н Спасович? Vibulenus. [Т. 24. С. 144].
В данном случае представляется интересным сравнение Спасовича с «профессиональными лгунами» - поэтами, актерами (Вибуленус — солдат-мим, то есть комический актер).
В романе «Братья Карамазовы» Фетюкович чувствует себя в зале суда, словно на сцене, и повествователь сообщает об этом так: «С наслаждением рассказывали, например, потом, как он всех прокурорских свидетелей сумел вовремя «подвести» и по возможности сбить, а главное, подмаратъ их нравственную репутацию... Полагали, впрочем, что он делает это много-много что для игры,... для некоторого юридического блеска, чтоб уж ничего не было забыто из принятых адвокатских приемов... Но пока все-таки, сознавая свою силу, он как бы играл и резвился». [Т. 15. С. 96]. Итак, действия защитника, оказывается, не преследовали какой-либо практической цели, за ними лишь скрывалось желание произвести впечатление на публику.
Чуть позже, стремясь передать заключительную речь защитника, повествователь специально обращает внимание на интонацию Фетюковича, театральность его приемов и реакцию зала: «Начал он чрезвычайно прямо, просто и убежденно, но без малейшей заносчивости. Ни малейшей попытки на красноречие, на патетические нотки, на звенящие чувством словечки. Это был человек, заговоривший в интимном кругу сочувствующих людей.... Но всем тотчас же стало понятно, что оратор может вдруг подняться до истинно патетического - и «ударить по сердцам с неведомою силой».... Но во второй половине речи как бы вдруг изменил и тон и даже прием свой, и разом возвысился до патетического, а зала как будто ждала того и вся затрепетала от восторга». [Т. 15. С. 152-153]33.
Возвращаясь еще раз к черновой записи Достоевского о Спасовиче и Ламартине, стоит особенно выделить фразу по-французски («plus de noblesse que de sincerite»)34. Эти слова в романе «Братья Карамазовы» произносит Федор Павлович во время скандала в монастыре: «Петр Александрович Миусов, родственник мой, любит, чтобы в речи было plus de noblesse que de sincerite, а я обратно люблю, чтобы в моей речи было plus de sincerite que de noblesse35 и -наплевать на noblesse! r\ [Т. 14. С. 82].
Как мы видим, мысль Достоевского движется от рассуждений о характерах людей, привыкших играть роль (Вибуленус), к адвокату Спасовичу, а впоследствии - к шуту «по призванию» Федору Павловичу. Таким образом, между защитником Мити и главой семейства Карамазовых обнаруживается некоторое сходство — они оба актеры, и притом выступающие в комическом амплуа.
В связи с делом Кронеберга Достоевский думал над вопросом о том, что не все в отношениях между близкими людьми можно выносить на «гласный суд». В подготовительных материалах к «Дневнику писателя» есть импровизация в лицах на эту тему: «Человек принадлежит обществу. Принадлежит, но не весь. Муж с женой, они в раздражении друг на друга, он меня обнимал, она сладострастна, но она мне сама сказала...
Водевильно-комедийная техника в романе «Братья Карамазовы»...
Как правило, «комедийная борьба ведется средствами неловкими, нелепыми и унизительными», «притом лишенными всякой щепетильности» . Персонажи водевиля и комедии часто нарушают общепринятые нормы поведения, например, подслушивают или подглядывают друг за другом.
В «Братьях Карамазовых» есть несколько эпизодов, где герои романа поступают подобным образом105. Так Митя «караулит» Грушеньку, сидя в беседке соседнего сада, чтобы помешать ей встретиться с Федором Павловичем: «Так ведь если она придет к старику, разве я могу тогда жениться на ней? Понимаешь теперь, зачем, значит, я здесь на секрете сижу и что именно сторожу?» [Т. 14. С. 111].
Через некоторое время на то же место приходит Алеша, чтобы застать там Дмитрия и предотвратить «катастрофу». Но вместо этого младший из братьев Карамазовых случайно становится свидетелем свидания Смердякова с Марьей Кондратьевной: «Но не прождал он и четверти часа, как вдруг, очень где-то вблизи, послышался аккорд гитары... Лакейский тенор и выверт песни лакейский. Другой, женский уже, голос вдруг произнес ласкательно и как бы робко, но с большим, однако, жеманством...» [Т. 14. С. 203-204]. Если в первой названной сцене подсматривание было связано с интригой господ, то во втором случае - с любовной «интригой» слуг; причем в последнем эпизоде Алексей явно попал в смешное положение: он, дворянин, следил за лакеем.
Наряду с этими эпизодами в романе есть еще ситуации, где подслушивание дошкно в какой-то степени «снижать» героев. Например, пока младший из братьев Карамазовых разговаривал с Лизой, за дверью, как оказалось, стояла госпожа Хохлакова. Трудно сказать, ощущала ли сама Катерина Осиповна комичность своего положения, но она сравнила себя с одним из персонажей «Горя от ума»: «Теперь я как Фамусов в последней сцене, вы Чацкий, она Софья, и представьте, я нарочно убежала сюда на лестницу, чтобы вас встретить, а ведь и там все роковое произошло на лестнице. Я все слышала, я едва устояла. Так вот где объяснение ужасов всей этой ночи и всех давешних истерик! Дочке любовь, а матери смерть». [Т. 14. С. 202 ]106.
Через несколько дней Хохлакова-старшая и ее дочь словно меняются ролями, так как теперь Лиза подслушивает, пока Катерина Осиповна сообщает Алеше новости: «Я подслушивала. Чего вы на меня уставились? Хочу подслушивать и подслушиваю, ничего тут нет дурного». [Т. 15. С. 21].
Мотив подглядывания в «Братьях Карамазовых» связан с комическим развенчанием поляков107. Хозяин постоялого двора Трифон Борисович, заметив, что его гости поссорились, сам явился в комнату и вдруг подчеркнуто, грубо обратился к пану Врублевскому: «...А ты в какие карты сейчас играл? Я подал тебе колоду, а ты мои спрятал! Ты в поддельные карты играл! Я тебя за поддельные карты в Сибирь могу упрятать... - И, подойдя к дивану, он засунул пальцы между спинкой и подушкой дивана и вытянул оттуда нераспечатанную колоду карт. - ...Я ведь видел оттелева, как он мою колоду сунул в щель, а своей подменил - шильник ты этакой, а не пан!» [Т. 14. С. 389]. Этот скандал усилил разочарование Грушеньки в «прежнем» офицере, и трагическая (как она себе представляла) встреча с поляком стала выглядеть смешно и жалко.
В комедиях и водевилях смех зрителей обычно вызывали сцены, когда герои не понимали друг друга (разговоры глухих и т.п.). В «Братьях Карамазовых» тоже можно найти такой эпизод, где персонажи, говоря вроде бы об одном и том же, имеют в виду совершенно разные вещи, что приводит к недоразумению. Митя нанес визит Хохлаковой, чтобы попросить у нее денег взаймы: «Я пришел в отчаянии... в последней степени отчаяния, чтобы попросить у вас взаймы... три тысячи, взаймы, но под верный, под вернейший залог, сударыня, под вернейшее обеспечение!» [Т. 14. С. 347], И его собеседница, кажется, соглашается ему помочь: «Я обещала вас спасти и спасу. ...Что думаете вы о золотых приисках, Дмитрий Федорович?» [Т. 14. С. 347]. Старший из братьев Карамазовых пытается вернуться к разговору а деньгах, и получает твердое заверение в том, что будет обладать нужной суммой: - Но, сударыня, эти тысячи, которыми вы так великодушно меня обещали ссудить».. - Вас не минуют, Дмитрий Федорович, - тотчас же перерезала г-жа Хохлакова, - эти три тысячи все равно, что у вас в кармане, и не три тысячи, а три миллиона, Дмитрий Федорович, в самое короткое время! Я вам скажу вашу идею: вы отыщете прииски, наживете миллионы...» [Т. 14. С. 348]. Дальше беседа продолжается в том же ключе: каждый говорит о своем, не слушая ответов другого и не обращая внимания на возражения. Достоевский, выстраивая эту сцену, постепенно подводит действие к развязке, а напряжение разрешается комической катастрофой: - Но позвольте же и мне, - завопил вдруг Митя, - в последний раз умоляю вас, скажите, могу я получить от вас сегодня обещанную сумму?.. - Три тысячи? Это рублей? Ох, нет, у меня нет трех тысяч, - с каким-то спокойным удивлением произнесла г-жа Хохлакова. Митя обомлел... [Т. 14. С. 350]. В произведениях Достоевского действующие лица часто не понимают друг друга, и это взаимное непонимание обычно возникает потому, что героям кажется, будто окружающие неверно оценивают их поступки. В результате такой персонаж старается разрушить то ошибочное впечатление, которое сложилось о нем у других людей. Дмитрий и Хохлакова тоже говорят на разных «языках» (что и вызывает комический эффект): первый из них говорит на «языке» своей страсти, а его собеседница пытается показать себя «прогрессивно мыслящей» и «современной», её речь пестрит такими словами, как «естественные науки», «падение кредитного рубля», «век железных дорог», «женский вопрос». В вышеуказанном эпизоде непонимание Мити и Хохлаковой генетически восходит к иному источнику - к древней комедии, к итальянской комедии масок, персонажи которой говорили на разных языках, и эта особенность сохранилась и в комедии нового времени и в водевиле .
Переосмысление образов кукольного театра в романе «братья Карамазовы»
Творчество Достоевского вбирает в себя различные традиции русской и западноевропейской литературы и культуры. В частности, в некоторых произведениях писателя можно обнаружить мотивы, присутствие которых обычно объясняют влиянием поэтики романтизма или народного театра.
В России ХГХ века ещё существовала жанровая традиция вертепных представлений. Домашний кукольный театр не был редкостью, и с воспоминаниями о таких спектаклях связаны детские и отроческие годы СТ. Аксакова, И.И. Панаева, А.А. Бестужева, И.З. Посникова и М.Ю. Лермонтова1.
Но наиболее популярным все-таки оставался ярмарочный театр. Младший брат Ф.М. Достоевского рассказывал в своих мемуарах о том, как дед Василий Михайлович Котельницкий брал их с собой гулять в праздничные дни: «Обойдя все балаганы и показав нам различных паяцев, клоунов, силачей и прочих балагановых Петрушек и комедиантов, дедушка, усталый, возвращался с нами домой» . В то время на представлениях балаганного или кукольного театра можно было познакомиться с персонажами итальянской комедии масок. Ф.М. Достоевский мог видеть итало-французские пантомимы, где действовали Арлекин, Коломбина, Пьеро; где можно было посмотреть на чертей, скелеты, ад, пожар и убийства .
В 40-е годы ХГХ века о подобных представлениях - арлекинадах сообщалось, например, в газете «Русский инвалид»: «Масленица на дворе... скоро появятся и балаганы с живой картиной,... с розовым кустом, превращающимся в Коломбину, и с арбузом, из которого вылетает чертенок»4.
В набросках к «Дневнику писателя» за январь 1876 года (глава «Елка в клубе художников») есть воспоминания автора о том, как они с актером Горбуновым присутствовали на таком спектакле: «Дети и отцы стояли сплошной стеной и смотрели бессмертную народную комедию и, право, это было чуть ли не всего веселее на всем празднике. Скажите, почему, так смешон Петрушка, почему вам непременно весело, смотря на него, всем весело и детям и старикам?..» [Т. 22. С. 180].
Современникам Достоевского было известно, что сюжет «Петрушки» был заимствован из комедии dell arte. Например, Д.В. Григорович писал: «Главный промысел итальянцев - кукольная комедия. Обрусевший итальянец перевел её, как мог, на словах русскому своему работнику... и тот уже преобразовал её по-своему. Нигде характера народного русского юмора так сильно не проявляется, как в переделках такого рода... в диалогах Пучинелла русского произведения и соответствующих ему персонажей, в их действиях, в самом расположении комедии... вы тотчас найдете сродство с теми русскими песнями, в которых слова набраны только для рифмы»5.
Какие черты характера перешли по наследству к Петрушке и Пульчинеллю в русской комедии от их итальянских собратьев? В комедии deirarte постоянно выступали две пары дзанни: на севере Италии это Бригелла и Арлекин, на юге - Ковиелло и Пульчинель. Бригелла - тип умного, хитрого, находчивого, циничного и властолюбивого крестьянина. Арлекин весел, наивен, непрактичен и беспомощен. Ковиелло близок по поведению Бригелле, Пульчинель — Арлекину6.
В русской народной кукольной комедии Петрушка занимает место Ковиелло или Бригеллы7.
Примечательно, что в очерке «Петербургские шарманщики» Д.В. Григорович выделяет в характере Пульчинеля те черты, которые действительно сближают этого героя с Арлекином: «...он чудак, криклив, шумлив, забияка, одним словом, обладает всеми достоинствами, располагающими к нему публику» .
Достоевский, чувствуя «иноземное» происхождение Пульчинеля, воспринимал этого героя народной комедии как соединение Дон Кихота и Дон-Жуана в одном лице: «Я говорю про Пульчинеля. Это что-то вроде Дон-Кихота, а вместе и Дон-Жуана. Как он доверчив, как он весел и прямодушен, как он ...не хочет верить злу и обману, как быстро ...гневается и бросается с палкой на несправедливость и как тут же торжествует, когда кого-нибудь отлупит палкой. И какой же подлец неразлучный с ним этот Петрушка. Как он обманывает его и подсмеивается над ним, а тот и не примечает. Петрушка вроде... Санхо-Пансы и Лепорелло, но уже совершенно обрусевший». [Т. 22. С. 180].
В сравнении Пульчинеля с Дон-Кихотом сказалась, очевидно, художественная интуиция Достоевского, так как именно в образе Дон-Кихота являлся Полишенель во Франции ХУШ века9.
В «Братьях Карамазовых» Федор Павлович аттестует своего старшего сына примерно так же, как Григорович и Достоевский - Пульчинеля: «Он (Федор Павлович. - О.С.) вывел лишь, что молодой человек легкомыслен, буен, со страстями, нетерпелив, кутила...» [Т. 14. С. 12]. Главе семейства Карамазовых вторит кучер Андрей в разговоре с Митей, выкладьшая тому «всю правду»: «И хоть гневливы вы, сударь, это есть, но за простодушие ваше простит господь...» [Т. 14. С. 372].
Дмитрий Федорович, как и Пульчинель, часто пускает в ход кулаки: дерется с отцом, достается и слуге Григорию, избивает Снегирева. Но вместе с тем Митя тоже наивен и доверчив, и поэтому его с легкостью обманывают Федор Павлович (в денежных расчетах), а затем купец Самсонов.
Разговор с чёртом как сюжетообразующая основа фельетонов В.Р. Зотова
Все перечисленные выше особенности, свойственные фигуре русского черта, можно найти у одного из главных персонажей в фельетонах В.Р.Зотова «Заметки петербургского зеваки» и «Фантастическое путешествие по петербургским дачам».
В.Р.Зотов печатал свои фельетоны в журнале «Репертуар и Пантеон» в 1844 (№11-12) и в 1845 (№3,4,5,6,7,8,9,10), но только в двух публикациях появляется образ беса. Фаустовсісий сюжет, оказалось, как нельзя более подходил для изображения явлений реальной действительности (примером мог служить французский альманах «Дьявол в Париже»). Современность при этом воспринималась как сфера всего низменного и пошлого, быта и суеты и достойная только осмеяния и отрицания11. Владимир Зотов в своих воспоминаниях демонстрирует именно такое отношение к современникам: «Статьи имели юмористический характер, потому что иначе как в этом тоне и нельзя было относиться к тогдашнему обществу. Да и у всех народов серьезно относятся к своим современникам только проповедники и моралисты, а не журналистика» .
В «Заметках петербургского зеваки. О том, как у нас слушают итальянскую оперу» и в «Фантастическом путешествии по петербургским дачам (Из записок чертовидца)» В.Зотов воспроизводит фаустовский сюжет в редуцированном виде, исключив эпизод с продажей души и сосредоточив основное вни-мание на беседах персонажа-рассказчика с дьяволом . Сопоставим юмористические очерки В.Зотова с главой «Черт. Кошмар Ивана Федоровича» в романе «Братья Карамазовы»: и герою Зотова, и герою Достоевского гость из ада является одетым более или менее прилично: «Костюм его был тот же самый: полувоенный, застегнутый доверху фрак, с орденской ленточкой в петлице, желтые лайковые перчатки...», - сообщает повествователь в «Заметках... зеваки»14. В «Братьях Карамазовых» автор отзывается о необычном посетителе Ивана как о джентльмене «известного сорта»: «Одет он был в какой-то коричневый пиджак, очевидно, от лучшего портного, но уже поношенный, шитый примерно третьего года...» [Т. 15. С. 70].
Карамазов и любитель оперы видят черта во сне: «В ужасе, собравшись с силами, оттолкнул я от себя искусителя - и свалился с дивана, на котором мне приснилась эта дикая история», - рассказывает главный персонаж в «Заметках ... зеваки»15. «Наконец вдруг порвались путы, и Иван Федорович вскочил на диване. ... - Это не сон! Нет, клянусь, это был не сон, это все сейчас было! -вскричал Иван Федорович, бросился к окну и отворил форточку» [Т. 15. С. 85], - сообщает повествователь в «Братьях Карамазовых».
Удивительно, что совпадает даже такая мелкая художественная деталь, как диван в описании интерьера.
И герой «Фантастического путешествия по петербургским дачам» (которое является продолжением «Заметок петербургского зеваки»), и Карамазов начинают свою беседу с бесом после долгой паузы: «Видя, что он (дьявол - О.С.) не намерен начинать разговора, я спросил его после довольно продолжительного молчания...», - рассказывает главный персонаж зотовских фельетонов16. «Иван Федорович злобно молчал и не хотел заговаривать» [Т. 15. С. 71], - так передает настроение среднего из братьев Карамазовых автор.
И в романе Достоевского, и в «Фантастическом путешествии по петербургским дачам» болезненное состояние действующих лиц выступает в качестве мотивировки встречи человека с дьяволом: «Был у тебя сегодня доктор? Что, он ничего не говорил о твоей болезни?» - спрашивает гость из преисподней автора-повествователя «записок чертовидца»17. «Я знаю, ты ходил вчера к тому доктору ... ну, как твое здоровье? Что тебе доктор сказал?» [Т. 15. С. 74], - осведомляется у Карамазова бесприживал ыцик. В.Зотов отмечает в облике и в манере поведения беса некоторое сходство с чиновником: «Я черт! На земле у вас меня называют Асмодеем,» - отвечал сосед так же спокойно, как будто сказал: «Я титулярный советник, служу в таком-то департаменте...» . У Достоевского необычный посетитель Ивана тоже говорит о советнике, правда, не титулярном, а статском: «... я вот думал давеча, собираясь к тебе, для шутки предстать в виде отставного действительного статского советника...» [Т. 15. С. 81]19. И инфернальный собеседник любителя оперы, и бес-приживальщик у Достоевского - оба держат себя с достоинством, даже впадая иногда в некото-Зотов В.Р. Фантастическое путешествие по петербургским дачам (Из записок чертовидрую амбицию. В «Заметках ... зеваки» гость из ада недоволен, когда произносят его настоящее имя: «Я уже просил тебя не употреблять этого грубого и глупого слова (черт - О.С), а называть меня просто приятелем...» . Иван обращается со своим необычным посетителем еще более бесцеремонно, на что последний реагирует достаточно обиженно: «... бранись, коли хочешь, но все же лучше быть хоть каплю повежливее, хотя бы даже со мной. А то дурак да лакей, ну что за слова!» [Т. 15. С. 73].
