Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Восприятие рассказов Т. Толстой в критике 14
1.1. Герой и автор - проблема взаимоотношения 14
1.2. Стилевые особенности рассказов Т. Толстой 24
1.2.1. Метафоричность 25
1.2.2. Поэтичность 35
1.2.3. Интертекстуальность 41
1.2.4. Миф и сказка 54
Глава 2. Критическая рецепция романа «Кысь» 82
2.1. Проблематика романа 84
2.1.1. Поиск утраченной духовности 86
2.1.2. Мифы как основная форма выражения внутреннего мира героев 89
2.1.3. Зеркало истории и реальность 92
2.1.4. Культура и интеллигенция 97
2.2. Стилистическое своеобразие романа: нтертекстуальность, мифологизм, публицистичность 105
Глава 3. Эстетика Т. Толстой и ее место в современной русской литературе 125
3.1. Эстетические взгляды Т. Толстой и постмодернизм 125
3.2. Творчество Т. Толстой и «женская» проза 136
3.3. Произведения Т. Толстой в Китае 143
Заключение 148
Библиография 152
- Интертекстуальность
- Поиск утраченной духовности
- Стилистическое своеобразие романа: нтертекстуальность, мифологизм, публицистичность
- Эстетические взгляды Т. Толстой и постмодернизм
Введение к работе
Трудно переоценить роль критики как одной из важных составляющих частей литературоведения в развитии литературы. Являясь посредником между писателем и читателем, она способна эмоционально-эстетически воздействовать на читателя и формировать литературный вкус читателя и даже влиять на его общественную позицию.
В современной России на фоне либерализации литературного процесса происходит и либерализация критики. Совершается переоценка роли и уточняются задачи критики, изучаются формальные и жанровые особенности критических работ. Существует мнение, что критика должна в какой-то степени имитировать искусство, должна доставлять читателю интеллектуальное и эстетическое удовольствие и прочитываться как некое произведение, выходящее за рамки чисто описательного и эксплицитного характера. Сегодня отдельные критики начали играть роль «представителя» писателя, стали своеобразными «имиджмейкерами». Сами писатели все больше осознают свою «зависимость» от мнения критика.
Если рассмотреть развитие современного литературного процесса, то можно увидеть, что любой подъем или спад какого-либо литературного явления сопровождался соотвествующей реакцией критики. В начале 1990-х гг., когда в России один за другим «толстые» литературные журналы начали ощущать свою неадаптированность к новой реалии, а читатели вообще перестали ориентироваться в современной журнальной прозе, стало очевидно, что критики практически ушли из профессии, посвятив себя публицистике, издательскому делу, преподаванию, комментированию научных изданий и т.д.
Прошло несколько лет, критика снова заняла свое место в современной культуре, хотя ей приходилось перестраиваться на ходу, т. к. методы и принципы советской критики оказались абсолюдно беспомощными перед
новой экспериментальной, пестрой прозой конца XX в. Новый критический язык стал ориентироваться на появление модных, культовых текстов.
Несмотря на сложности, возникнувшие и возникающие в результате сосуществования и переплетения литературы и критики, триада «писатель -критик - читатель» является неизменной составляющей нормального и полнокровного литературного процесса. Рассмотреть комплексно и аналитично критические мнения вокруг произведения какого-либо писателя, несомненно, поможет лучше понять творчество данного писателя и самого писателя как личность. Данный подход особенно актуален и необходим, когда речь идет о сложных, а порой спорных для восприятия произведений Т. Толстой. Причем такой подход со своим аналитическим и сравнительным характером способен выявить состояние и тенденцию развития критики как одного из важнейших аспектов филологической науки.
Один из первых критиков творчества Т. Толстой М. Золотоносов писал: «У литератора Татьяны Толстой, мне кажется, вполне счастливое начало: печатается с 1983 года, опубликовала с десяток рассказов; и нет ни одного, я уверен, сколько-нибудь чуткого на настоящую литературу человека, который не заметил бы ее прозу, не выделил это явление из потока»1. Или как отмечает Т. Колядич, именно Т. Толстая во многом определила литературное лицо 1990-х годов и обновила традиционную форму рассказа . Действительно, в современной русской литературе явление Т. Толстой состоялось: «Рассказов не появилось еще и десятка, а к их автору уже опрометью кинулись корреспонденты столичных газет, еженедельников, телевидения» 3. Причем это явление давно уже выходит за рамки русской литературы: «Ни одна из современных русских писательниц не возникла на сцене западной культуры так эффектно, как Татьяна Толстая», - утверждает американская
Золотоносов М. Мечты и Фантомы // Литературное обозрение. 1987. №4. - С. 58 - 61
2 Колядич Т. Русская проза конца XX века. - М., 2005. - С. 355
3 Владимир Б. С высоты своего кургана // Наш современник. 1987. № 8. - С. 183
исследовательница Е. Гощило4. Более того, можно заметить, что критика творчества Т. Толстой никогда не утихала, несмотря даже на перерыв в создании ею художественной прозы. Как мы знаем, на творческом пути Т. Толстой прослеживалось два «пика»: выход ее первых рассказов, собранных затем в разные сборники - «На золотом крыльце сидели...» (1983 г.), «Сомнамбула в тумане» (1992 г.), «Любишь - не любишь» (1997 г.), «Река Оккервиль» (1999 г.), и появление романа «Кысь», причем каждый из этих двух «пиков» одинаково ставил Т. Толстую в центр внимания критиков. О Т. Толстой пишут в самых разных журналах: «Новый мир», «Русская словесность», «Звезда», «Знамя», «Литературное обозрение», «Молодая гвардия», «Октябрь». Среди критиков, пишущих о творчестве Т. Толстой, выделяются следующие имена: О. Богданова, Е. Булин, В. Бушин, П. Вайль, А. Генис, Е. Гощило, О. Дарк, М. Золотоносов, М. Липовецкий, Е. Щеглова. Биография Т. Толстой и очерки ее прозы были включены в научные работы и учебные пособия, посвященные современной литературе: «Современная русская литература - 1950 - 1990-е годы» Н. Лейдермана и М. Липовецкого, Современный литературный процесс» О. Богдановой, «Русская проза конца 20-го века» под редакцией Т. Колядич, « «Русская литература 20-го века в зеркале критики», «Первая десятка современной русской литературы: Сб. очерков» Б. Туха и т.д. Вышла также монография Е. Гощило, посвященная малой прозе Т. Толстой - «Взрывоопасный мир Татьяны Толстой». По творчеству Т. Толстой защищен ряд диссертаций: «Поэтико-философское своеобразие сборника Татьяны Толстой «Ночь»5 Люй Цзиюн, посвященная анализу поэтики рассказов писателя, «Антиутопическая мифопоэтическая картина мира в романе Татьяны Толстой «Кысь»6 О. Крыжановской, в которой рассматриваются способы миромоделирования в романе, а также
4 Гощило Е. Взрывоопасный мир Татьяны Толстой. - Екатеринбург, 2000. - С. 7
5 Люй Цзиюн. Поэтико-философское своеобразие сборника Татьяны Толстой «Ночь» : дис. канд.
филол. наук: 10.01.01. -Тамбов, 2005.
6 Крыжановская О. «Антиутопическая мифопоэтическая картина мира в романе Татьяны Толстой
«Кысь»: дис. канд. филол. наук: 10.01.01.-Тамбов, 2005
«Авторские жанры в художественной публицистике и прозе Татьяны Толстой» Е. Любезной, обсуждающая философско-поэтический аспект и жанровую структуру художественной публицистики Т. Толстой.
Критика коснулась самых разных плоскостей творчества (как рассказов, так и романа) писательницы: тематики и проблематики, мира героев, интертекстуальности прозы, стилевых и лексических особенностей. Обсуждаются своеобразные отношения между автором и его героями, предпринимаются попытки выяснить авторскую позицию. Уделяется особое внимание метафоричности прозы Т. Толстой (П. Вайль, А. Генис и др.), ее сказочным и мифологическим моментам и их соотношениям (М. Липовецкий). Кроме того, творчество Т. Толстой рассматривают в контексте постмодернистской литературы и в русле т. н. «женской» прозы, ее сравнивают с другими писателями - писателями-классиками и писателями-современниками, для того чтобы разобраться в преемственности и эстетической принадлежности ее творчества.
Особенно следует выделить работу Е. Гощило - единственную монографию, посвященную творчеству Т. Толстой. Работа содержит 9 глав, в каждой главе обсуждается 2-3 рассказа, схожие по тематике или проблематике. Исследовательницей обобщены главные темы рассказов Т. Толстой, а именно: тема детства (идиллическое детство и детство как темный лабиринт), противопоставление духа и материи, тендерные проблемы, соотношение жизни и искусства как действительности и выдуманной реальности, духовность и т. д. В отдельной главе обсуждается центральная роль времени в творчестве Т. Толстой, его функционирование и значение как ключа для понимания рассказов Т. Толстой. Исследуются стилистические тропы, использованные Т. Толстой - метонимии и метафоры. Е. Гощило также сделала попытки прочитать и интерпретировать рассказы Т. Толстой с
7 Любезная Е. «Авторские жанры в художественной публицистике и прозе Татьяны Толстой»: дис. кгчд. филол. наук: 10.01.01.-Тамбов, 2006
точки зрения европейского феминизма и сделала вывод о том, что, несмотря на негативное отношение самой писательницы к этому явлению, некоторые ее рассказы наделены ярким феминистским характером.
Несмотря на большой читательский интерес, творчество Т. Толстой оценивается критикой очень неоднозначно. Выражаются как положительные, так и резко отрицательные мнения. Порой слышны нейтральные голоса, но их очень немного.
Полемика вокруг творчества Т. Толстой практически началась сразу после опубликования ее первых рассказов. Наряду с Л. Петрушевской Т. Толстая была зачислена некоторыми из критиков в представители т.н. «другой», или «неканонической», прозы, писательницу упрекали за «насмешку над своими бедными, незадачливыми героями», за ее «холодный взгляд», за то, что она изображает только темные стороны жизни, за изобилие тропов в произведениях, которые, как глазурь, не дают читателям проникнуть в глубь и сбивают их с пути8. Для других критиков проза Т. Толстой ассоциативна, она напоминает булгаковкую фразу: «Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы». «Хотя в рассказах многое вызывает протест, несогласие, беспокойство, отвращение даже, несмотря на все - желание погружаться в этот плотный воздух, вязкий быт, который столь адекватно выражен в стиле, таком же вязком, бесконечно продуманном, безвоздушном, но который тем не менее пьешь, как приворотное зелье», -отмечает М. Золотоносов9. Что касается П. Вайля, А. Гениса, М. Липовецкого и других критиков, то метафора Т. Толстой не расценивается ими в качестве отталкивающих моментов, а, напротив, является для них «сюжеторождающей силой», которая одушевляет все вокруг и придает произведениям сказочный оттенок.
Щеглова Е. В своем кругу: полемические заметки о «женской прозе» // Литературное. Обозрение. -1990 г. №3.-С. 19-26 9 Золотоносов М. Татьянин день // Молодые о молодых. М. - 1988. - С. 105-108
Первый роман Т. Толстой «Кысь» вызвал еще больший резонанс в критике. Он так же, как рассказы, получил одновременно положительные и отрицательные отзывы, о чем свидетельствуют следующие две заметки:
«Татьяна Толстая побрызгала на похороненный и оплаканный жанр романа волшебной водой, привезла его из Америки Домой, и оказался он совершено живой. Этот роман так вкусно написан, что хочется съесть каждую фразу, урча и причмокивая»10.
«А что за книжка! Боги мои, что за издание! Бумага - газетный срыв. Обложка картонная, такая в советское время шла на школьные учебники Картон черной краской крашен. Той, что быстро облезает, обтерхивается. А поскольку оформление книги делал Арт. Лебедев, Толстой не чужой, то все это не прихоть издателя...В общем, мораль: ничто не должно, по замыслу -отвлекать от текста. А сама Толстая - на последней странице картонной обложки в крохотном окошке серийной фотографии из черноты непроглядной читателя высматривает.Роман ли это, не роман, Бог весть» .
В отличие от рассказов, роман «Кысь» более интересен с точки зрения проблематики, на что и обращают внимание критики. В романе гротескным образом осмысливаются проблемы истории, реалии русского общества, вопрос морали и духовности, отношения между властью и народом, властью и интеллигенцией. Многие критики определяют жанр романа как антиупопию, называют его романом-предсказанием.
И рассказы, и роман Т. Толстой написаны мастерским языком. Они наполнены пародиями, цитатами, в них прослеживаются следы русской и зарубежной классики, также аллюзии на творчество современников Т. Толстой. Оба жанра проникнуты мифологическими и фольклорными мотивами. Все это связывает произведения писателя с понятием «интертекстуальность». Интертекстуальность и другие признаки
10 Толстая Т. Кысь - М., 2003.
11 Иванова Н. И птицу паулин изрубить на каклеты // Знамя. - 2001. № 3. - С. 219-221
произведений Т. Толстой позволяют критикам рассматривать ее творчество в контексте постмодернистской литературы.
Надо сказать, что, хотя проза Т. Толстой вызвала большой читательский интерес, не все ее произведения признаны критиками одинаково удачными. Некоторые ее рассказы не были восприняты даже самыми солидными исследователями и поклонниками творчества писательницы. Например, Е. Гощило признает, что в своей исследовательской работе она совершенно исключает из рассмотрения такие рассказы Т. Толстой, как «Чистый лист», «Серафим», «Лимпопо» и «Сюжет», и это отчасти объясняется отсутствием определенного мнения о них с ее стороны12.
Т. Толстая выступает не только как новеллист - она является автором большого числа фельетонов, очерков и заметок. Писательница ведет телепрограмму «Школа злословия» (на канале НТВ), дает интервью, не боится высказывать свое мнение даже по самым неоднозначным политическим и социальным вопросам. Несмотря на свою популярность, Т. Толстая подвергается порой острой критике. Например, «Московские новости» выдали ей следующую характеристику:
«О Татьяне Толстой известно многое и все, надо сказать, малоприятное. Боярыня со склочным характером, играет с русскими языком, как мячком. Журналисты падают ей в ноги и веды не трогают. Главные редактора уважают. Продвинутая интеллигенция трепещет. Телеведущие осыпают комплиментами и приглашают на передачи. У нее есть право на все. Странности возводятся в ранг божественности, ремесло становится призванием. Род Толстых обязывает. Кто не согласен - дурак и бездарность. Не подчиниться - значит не понять. Каждое слово - верное, каждая мысль -пророчество, ошибки быть не может. Высказать о ней хоть что-нибудь противоречащее не имеет никакого смысла, если ты не полный дурак, которому все равно, ну или хотя бы не Пушкин. Иначе съедят. Если русский
12 Гощило Е. указанное издание. - С. 13
язык - это маленькая религия, то Татьяна Толстая - его святыня. Осквернить святыню - значит быть изгнанным навсегда из этой религии»13.
Однако тот же критик признает: «Т. Толстая стоит в литературе на особицу. Вываливается из сегодняшнего литературного процесса»14.
Вышеуказанные критические работы носят серьезный и глубокий характер. Однако на сегодняшний день не существует исследования, в котором рассказы и роман Т. Толстой были бы изучены на основе классификации и сопоставления критических мнений по самым широким вопросам, касающимся ее творчества. Вместе с тем комплексное рассмотрение критики помогает выявить такие проблемы, как отношение автора к героям, стилевые особенности произведений, уловить внутреннее единство рассказов и романа, эволюцию сознания писателя, и, в конце концов, определить эстетическую принадлежность прозы Т. Толстой и место в современной русской литературе. Именно этим и определяется актуальность данного диссертационного исследования.
Объектом диссертационного исследования являются произведения Т. Толстой (рассказы и роман «Кысь»).
Предметом изучения является критическая рецепция творчества Т. Толстой, оценивающая и комментирующая произведения писателя с самых разных сторон.
Цель данной работы - выделить главные черты текстов Т. Толстой в тематическом, проблемном и в стилевом аспектах путем рассмотрения критических работ, посвященных ее произведениям; исследовать эволющию художественного сознания писателя; определить место и значение ее творчества в современной русской литературе; выявить основные тенденции современной русской литературной критики в отношении творчества Т. Толстой.
Тух Б. Первая десятка современной русской литературы: Сб. очерков. - М., 2002. - С. 365 Там же. - С. 349
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
Опираясь на разные источники, дать обзор существующим на сегодняшний момент точкам зрения относительно творчества Т. Толстой.
Классифицировать и типизировать рассмотренные точки зрения по творчеству писателя, согласно их тематической и предметной направленности. Выяснить суть дискуссий критиков по творчеству Т. Толстой.
3. Определить контекстуальную фоновую ситуацию современного
русского литературного процесса, обнаружить связь творчества Толстой с
современными литературными направлениями с учетом аспекта
преемственности литературной традиции.
4. Учитывая существующие точки зрения, охарактеризовать в целом
творчество Т. Толстой.
Теоретической и методологической основой диссертационной работы являются филологические исследования в области поэтики и теории литературы, труды М. Бахтина, М. Липовецкого, Н. Тамарченко, В. Хализева и др., а также работы профессоров кафедры русской литературы XX века МПГУ по вопросам современной словесности. В диссертации использован комплексно-аналитический подход, сочетающий рассмотрение критики и анализ текстов, на основе которого будут сделаны окончательные выводы.
Для решения выдвинутых задач в диссертации применены историко-литературный и сравнительно-типологический методы изучения.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. В современной русской литературе с 80-х годов XX века на фоне общей социально-политической и идеологической переориентации российского общества появилась литература «новой волны», которой свойственны постмодернистское деконструкционное осмысление культуры и истории, функций и значения литературы, а также новые методы изображения действительности. Творчество Т. Толстой в рамках постмодернистского
контекста оценивается критиками-литературоведами весьма неоднозначно. Нестандартные и порой провокационные произведения Т. Толстой, вызывающие чередующиеся волны критики, позволяют говорить об определенном феномене Т. Толстой в современной русской литературе.
2. При анализе рассказов Т. Толстой критики акцентируют внимание на
взаимоотношении автора и его героев. Отношение автора к героям
характеризуется критиками весьма неоднозначно: одни утверждают, что
имеет место определенная «авторская жестокость», другие, напротив,
настаивают на факте наличия сочувственного отношения. Стилевой аспект
творчества Толстой, отличающийся изобилием метафор и тропов, сказочным
и поэтическим повествованием, также подвергается противоположным
оценкам: стилевые приемы Толстой определяются то как оригинальные и
продуктивные, то как поверхностные, неспособные раскрыть
психологическую глубину героев.
Такое же неоднозначное восприятие присуще и единственному на сегодняшний день роману Т. Толстой «Кысь». Наиболее пристальное внимание критики уделяют проблематике романа, художественному изображению истории и реалиям русского общества, вопросам морали и духовности, отношениям между властью и народом, властью и интеллигенцией. В качестве основной стилевой особенности романа называют интертекстуальность, которая воплощается как в сюжетном, так и в формально-языковом плане.
3. Разнообразие мнений критиков вокруг прозы Т. Толстой связано, на
наш взгляд, с разницей в понимании двух весьма традиционных для
литературоведения проблем: проблемы триады «автор - повествователь -
герой» и проблемы взаимоотношения содержания и формы. Кроме того, такое
явление может быть также связано с неодинаковым восприятием критиками
постмодернистского мировоззрения и присущей ему эстетики. Если оценивать
автора в качестве созерцателя, которому свойственна «вненаходимость»
(М. Бахтин) по отношению к художественному тексту, рассматривать субъект художественного текста в рамках триады «автор - образ автора - персонаж», или применять концепцию «смерти автора», то не всегда можно считать оправданной попытку приписать субъективное отношение к героям его произведений. По нашему мнению, с точки зрения взаимоотношения содержания и формы многие из произведений Т. Толстой являются гармоничными.
Творчество Т. Толстой - ее ранние рассказы, эссе и роман - в целом можно рассматривать как своего рода «интертекст». В разных жанрах ее творчества прослеживаются как стилевое, так и идейно-проблематическое единство. Однако единство произведений Т. Толстой не означает однообразие ее творчества. Наблюдается некая эволюция творческого пути и развитие художественного сознания.
Эпоха, в которую живет и пишет Т. Толстая, дает возможность ассоциировать ее прозу с важными на сегодняшний день литературными явлениями: постмодернизмом и «женской» прозой. Ее творчество носит черты перечисленных форм идеологического и художественного существования, но полностью не может быть вписано ни в одну из них. На наш взгляд, несмотря на черты современной нетрадиционной литературы, проявленные в произведениях Т. Толстой, она остается писателем с традиционными гуманистическими и реалистическими ценностями.
Научная новизна диссертации заключается в комплексном рассмотрении творчества Т. Толстой на основе изучения текста и критических статей, монографий и других научных работ, посвященных данной теме. Сделана попытка классифицировать и типизировать критические мнения по хронологическому принципу и тематической принадлежности. Впервые была введена концепция триады «автор - образ автора - персонаж» для понимания текстов Т. Толстой и оценки критических взглядов, а также сделана попытка исследовать эволюцию творчества писателя и рассмотреть используемые
жанры как единый текст. Впервые комплексно рассмотрена связь ее творчества с разными современными контекстами. Дана информация о восприятии творчества Толстой в Китае.
Практическая значимость исследования заключается в том, что представленные в нем материалы могут быть использованы при чтении курса современной русской литературы в китайских высших учебных заведениях, при подготовке спецсеминаров и спецкурсов по творчеству Т. Толстой и современной русской литературной критике в Китае.
Апробация. Содержание работы отражено в 4 публикациях (1 - в ваковском журнале) и докладах на международной научной конференции «Шешуковские чтения» (Москва, 2005) и всероссийских конференциях молодых ученых (Москва-Ярославль, 2004, 2005). Диссертация обсуждалась на аспирантском объединении и на кафедре русской литературы 20-го века МПГУ.
Структура и объем работы. Основной текст диссертации изложен на 158 страницах и состоит из Введения, Трех глав, Заключения, Списка литературы.
Интертекстуальность
Анализ интертекстуальности прозы является наиболее сложной задачей при исследовании творчества Т. Толстой, ведь речь идет о необыкновенно начитанном и эрудированном человеке, человеке необыкновенного «литературного» происхождения. «Я начала читать с трехлетнего возраста... читала все подряд... Мой отец придумал заниматься со мной самостоятельно: час в день, летом ли, зимой ли, я должна была читать вслух под его руководством английскую либо французскую книжку», «Так я прочитала 80 романов Агаты Кристи(!)», «Я читала всегда - за едой, в постели, в автобусе», - писала Т. Толстая в статье «Мировая литература: круг мнении»50. Помимо произведений русских писателей Т. Толстая знакома с творчеством огромного количества иностранных авторов, список которых она приводит в вышеуказанной статье: «О. Генри, Эдгар По, Дюма, Марк Твен, Жюль Верн, Конан Дойл, Уилки Коллинз, Герберт Уэллс, Мэри Мейпс Додж, Андерсен, сказки Топелиуса, сказки Кристиана Пино, Сказки Шарля Перро, Сказки братьев Гримм, сказки Хауфа, туркменские сказки, осетинские мифы, японские сказки... «Мифы древней Греции»...». «В свои пять лет я знала генеалогию всех олимпийских богов, всех героев и всех достойных упоминания смертных», «Потом, позже - Бальзак, Золя, Мопассан, Вальтер Скот, Сигрид Унсет, Ромен Роллан, Диккенс, Хемингуэй, Оскар Уайльд, Сомерсет Моэм, Олдос Хаксли...». Широкий круг чтения и профессиональная филологическая подготовка не могли не сказаться на писательской деятельности Т. Толстой, что значительно усложняет задачу исследователей, пытающих определить источники творческого вдохновения писательницы и выявлению т. н. интертекста, включенного в ее прозу. Но все-таки им удалось раскрыть немало интертекстуальных элементов, присутствующих в рассказах Т. Толстой. Попытки выявления литературных аллюзий в текстах Т. Толстой предприняли в разное время О. Богданова, А. Жолковский, Е. Гощило и другие.
Интертекстуальность в рассказах Т. Толстой раскрывается исследователями на различных уровнях: переработки темы, использованияе элементов «известного» сюжета, явной и скрытой цитации, аллюзии, реминисценции, заимствований, пародии и так далее.
О. Богданова на примере рассказа «Соня» проанализировала заимствование Т. Толстой темы у своих предшественников-классиков. Она отмечает, что, с одной стороны, имя героини (Соня), а с другой стороны, понятие «божественной», или «божеской», любви заставляет вспомнить Л. Толстого и его роман «Война и мир», который в данном случае будет рассматриваться в качестве «предтекста»51. По мнению критиков, суть «божественной» любви, которой писательница одаривает свою героиню в значительной мере прорисовывается в словах героя «Войны и мира» Андрея Болконского: «Да, любовь (думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что-нибудь или почему-нибудь, но та любовь, которую я испытывал в первый раз, которая, умирая, я увидел своего врага и все-таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытывал это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить -любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью, но только врага можно любить любовью божеской... Любя человеческой любовью, можно от любви перейди к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души».
Опираясь на данную цитату Л. Толстого, О. Богданова пытается «смоделировать» текст рассказа Татьяны Толстой. Во-первых, именно так «бесприметно» любит своего «виртуального» героя Соня: любит вымысел, иллюзию, фантом. «У Сони - поклонники?! ...Отличная идея! Фантом был немедленно создан, наречен Николаем, обременен женой и тремя детьми, поселен для переписки в квартире Адиного отца...».
Во-вторых, по Л. Толстому, «божеская любовь» возможна не просто в любви к ближним, но и к врагам своим. Именно «врага» любит Соня в рассказе Т. Толстой: вымышленный образ возлюбленного, якобы обратившего свое внимание и отдавшего свое сердце ей, был создан Адой Адольфовной, мстительным врагом Сони, женщиной-«змеей», презиравшей и смеющейся над Соней. А ведь именно «ненавистная» Соня, в «злобе и ненависти» к которой она «строчила» любовные письма, действительно, как она и клялась в письмах «Николаю», спасла жизнь ее, Ады Адольфовны.
В-третьих, именно такая любовь, в понимании Л. Толстого, являет собой «самую сущность души», становится высшим свидетельством святости духа ее носителя. В рассказе Т. Толстой «заместителем» (или «представителем») «Святого духа» становится «блаженная дура» Соня, а его материальным отражением (знаком, эмблемой) - «белый эмалевый голубок», которого она неизменно, перекалывая с костюма на костюм, носит «на лацкане жакета, не расставаясь». Библейская ассоциация очевидна.
Поиск утраченной духовности
Основной проблематикой, вокруг которой идут дискуссии, является не жанровый или языковой вопрос произведения, а вопрос, касающийся идейного аспекта романа. Главная проблема романа «Кысь» - поиск утраченной духовности, внутренней гармонии, потерянной преемственности поколений, - утверждает критик А. Пронина81.
С этим мнением трудно не согласиться, так как вся судьба главного героя в романе связана с его поиском «азбуки» - того настоящего смысла жизни, который ему так и не удается найти. Но он все равно ищет! Его страдания и страхи вызваны несуществующим животным «кысь». Это животное посещает человека только тогда, когда он предается осмыслению жизни - «фелософ ии». Вспомним момент, когда тесть Бенедикта собирается сжечь его друга истопника Никиту Ивановича. Бенедикт закричал: «Не позволю казнить Никиту Иваныча, что такое?!?!... Старый друг... ватрушки пек, Пушкина вместе долбили и ...это... вообще!!!» Зададимся вопросом, а что - вообще? Он не знает. Или, выражаясь терминами социальной философии, у него отсутствуют «гносеологически когнитивные и ценностно-мотивационные моменты». Но те «смутно ощущаемые грани» , видимо, у него есть, несмотря на то, что он совершает убийства множества «голубчиков» для получения больших старопечатных книг. Его духовность заключается именно в этих смутно ощущаемых гранях.
Создавая образ главного героя, Бенедикта, и приписывая ему положительное качество - подсознательное чувство дружбы и братства, Т. Толстая между тем изображает его как человека, способного на изощренную жестокость. Ради «спасения книг», он убил свою сослуживицу-переписчицу Варвару Лукинишну, которая «чернила всегда свои давала, если у тебя вышли...». В конце концов, он даже стал выпрашивать книгу у своего друга истопника, который ответил: «Тебе рано. Ты еще азбуку не освоил. Дикий человек. ... Читать ты, по сути дела, не умеешь, книга тебе не впрок, пустой шелест, набор букв. Жизненную, жизненную азбуку не освоил! ... Есть понятия тебе недоступные: чуткость, сострадание, великодушие... честность, справедливость, душевная зоркость... взаимопомощь, уважение к другому человеку...самопожертвование...» .
Отсюда нам становится ясен один из главных мотивов романа: культура и искусство приобретают ценность только тогда, когда становятся «жизненной азбукой», когда их одушевляют такие моральные принципы, как сострадание, великодушие, честность, справедливость, взаимопомощь, уважение к другому человеку...
Если к Бенедикту автор относится все-таки с «легкой симпатией», то к тем «голубчикам», которые не ценят культурные наследия, даже их уничтожают, автор относится едва ли не с ненавистью. Вот как Т. Толстая описывает судьбу столбов-памятников, поставленных Никитой Иванычем: «С этими столбами сначала много смертоубийств было, а опосля, как водится, попривыкли, просто «арбат» соскоблят и новое вырежут: «Здесь живет Пахом» или матерное. Матерное интересно вырезать. Никогда не скучно. Вроде и слов немного, а слова-то все веселые такие. Бодрые»84.
Кроме того, Т. Толстая также издевается над безнравственностью, хамством, бездельем определенных членов общества и над варварскими отношениями между людьми, что и находит отражение в эпизоде (разговор между двумя соседями):
«-- Эй!
-- Чего?
-- А ничего! Вот чего. Расчевокался. Чевокалка ... Чего расчевокался-то?
А тебе чего?
- А ничего!
- Ну и молчи!
- Сам молчи, а то щас как дам!
Ну и подерешься другой раз, когда и до смерти, а то просто руки-ноги поломаешь, глаз там выбьешь. Другое что. Сосед потому что»85.
Итак, мы выяснили, что нравственная проблематика, картина духовной жизни общества, безусловно, являются значимыми для романа «Кысь». Это доказывает довольно высокая частотность появления в тексте слов «духовность» и «духовный». Интересно, что слова «духовность» и «духовный» произносятся персонажами, обладающими разными взглядами на жизнь. Например, зять Бенедикта, главный санитар, Кудеяр Кудеярыч, «набольший мурза» после Федора Кузьмича, описывает свою жизнь как «духовную», потому что они «мышей не едят»: «Почему у тестя, тещи, у Оленьки на ногах когти, - да все затем же! Чтоб духовность сторожить». Бенедикт перенял идею тестя и хвастается перед Никитой Иванычем, что у него жизнь тоже духовная, потому что он тоже мышей не ест. Кроме того, «про книжицы завсегда говорят: пища духовная». Очевидна авторская ирония.
В образе истопника Никиты Иваныча, более или менее положительного персонажа, она выразила ту настоящую духовность, к которой стоит стремиться:
«Чаю возрождения духовного! Пора бы уж! Чаю братства, любви, красоты. Справедливости. Уважения друг к другу. Возвышенных устремлений. Желаю, чтоб вместо мордобоя и разбоя заступил разумный, честный труд, рука об руку. Чтобы в душе загорелся огонь любви к ближнему».
«Чаю, говорит, допрежь всего, РИНИСАНСА духовного, ибо без такового любой плод технологической цивилизации обернется в ваших мозолистых ручонках убийственным бумерангом, что, собственно, уже имело место»86.
Стилистическое своеобразие романа: нтертекстуальность, мифологизм, публицистичность
Теоретики структурализма и постструктурализма отстаивали идею языкового характера мышления: сознание человека было отождествлено с письменным текстом, как якобы с единственно возможным средством его фиксации более или менее достоверным способом. В конечном счете, эта идея свелась к тому, что буквально все стало рассматриваться как текст: литература, культура, общество, история и, наконец, сам человек.
Тезис о том, что история и общество могут быть прочитаны как текст, привел к восприятию человеческой культуры как единого интертекста, который, в свою очередь, служит как бы предтекстом любого вновь появляющегося текста. Другим важным следствием уподобления сознания тексту было интертекстуальное растворение суверенной субъективности человека в текстах-сознаниях, составляющих «великий интертекст» культурной традиции.
Следовательно, литературная интертекстуальность, согласно определению теоретиков, это внутренние связи художественного текста, обращенного не во вне (к жизненным явлениям), а внутрь культуры (к самому себе и другим текстам)107.
В первой главе мы уже выяснили, что интертекстуальность в рассказах Толстой обнаруживает себя повсеместно и на различных уровнях (переработка темы, использование элементов «известного» сюжета, явная и скрытая цитация, аллюзия, заимствование, пародия и т. д.). Б. Парамонов отмечает: «Можно сказать, что Толстая не столько пишет, сколько интертекстуально функционирует. Охота за интертекстами у нее представляет для исследователя занятие не очень трудное и обещающее богатую добычу»108. Или, как пишет А. Немзер, «чего читаем - не понимаем. Вот и я не понимаю, почему мастеровитая имитация Ремизова и Замятина (хорошую прозу писали!), байки про мутантов (то Стругацкими пахнет, то средним фэнтези потянет), игра с мифологической символикой (скажи интеллектуалу «мышь» -ассоциаций на семь верст станет), сорокинское смакование мерзости, банальности о связи культуры с тоталитаризмом (и банальное их опровержение), набоковское воспарение над «мнимым» миром, дозированная ирония над безусловно дорогими автору мыслями (почти общая мета сегодняшней газетной эссеистики) и желание понравиться всем, всем, всем (спрятав в кармане комбинацию из трех пальцев - «читать-то вы толком не умеете!») - почему этот коктейль из хорошо известных ингредиентов (к тому же скверно взбитый - сюжетостроение у Толстой слабое) должен одарить меня высшим знанием»109.
Еще прямее высказывается Б. Парамонов: «Можно было бы сказать так: словесно «Кысь» похожа главным образом на «Один день Ивана Денисовича», а фабульно напоминает «Приглашение на казнь». Герой «Кыси» Бенедикт -что-то вроде набоковского Цинцинната. Совершенно набоковский финал, когда непонятно: то ли все погибли, то ли вознеслись к новой жизни»
Из этого можно сделать вывод об интертекстуальности романа. Как и в рассказах, в романе «Кысь» Т. Толстая использует все имеющиеся формы интертекстуальности, и этот факт освещается исследователями в трех плоскостях: 1) определение жанра романа; 2) апелляция его к народным творчествам - разным формам фольклора; 3) отражение интертекстуального заимствования в языковом плане.
Прежде всего, ведется анализ жанровой принадлежности романа «Кысь», его художественных источников. Мнения критиков по этому вопросу, видимо, не всегда сходятся.
Одни относят роман к жанру «антиутопии»: «жанр романа определить проще. Это, конечно, антиутопия, очень близкая по духу «451 по Фаренгейту» Р. Брэдбери; параллели без стеснения обнажены: пожарным у Брэдбери соответствуют санитары у Толстой - и те, и другие занимаются очищением общества от остатков прежней культуры. Только если в мире Брэдбери все по-американски прямолинейно, то у Толстой - все по-русски, с закавыками и загогулинами»111. Или, как констатирует критик О. Славникова: «замысел романа родился у Толстой под впечатлением от чернобыльской катастрофы. Несложная экстраполяция плюс увлечение антиутопиями (спровоцированное во второй половине восьмидесятых не только сгущением техногенных фобий, но и первым напором «возвращенной» литературы) породили романный мир, где цивилизация покатилась вспять»112.
Неоднозначную точку зрения по этому поводу высказывает Л. Рубинштейн: «А что роман? Жанр - что-то вроде антиутопии. Потому книгу можно рассматривать в ряду Замятина - Оруэлла. Можно поместить ее и в ряд американской фантастики 60-х годов». «Писать про жизнь после катастрофы или возле катастрофы в XX веке привычно, и сочинения эти традиционно числятся по ведомству научной фантастики или ее почти независимого подвида, именуемого антиутопией. «Кысь», конечно, естественнее всего тоже отнести к антиутопиям, которые, кстати, всегда имеют крепко слаженный сюжет и очень часто не чужды словесной игре — будь то «1984» или «Улитка на склоне». Однако, по мнению Л. Рубинштейна, «Кысь» для совсем настоящей антиутопии слишком литературна. Дело в том, что в настоящей антиутопии доминирует идея, на антиутопию можно иногда (а на Оруэлла всегда) ссылаться как на социологическое исследование или даже как на политический прогноз, а «Кысь» не исследует и не прогнозирует, хотя сюжет романа разворачивается среди атомных руин, дубельтов и клелей. Причем «Кысь» не только ничем не пугает, ни о чем не предупреждает, а напротив, «напоминает о чем-то хорошем»113.
Другие критики прямо отрицают принадлежность романа «Кысь» к роману-утопии. Например, Л. Данилкин считает, что «Кысь» не является романом-антиутопией в «чистом виде», что он как бы конструирован из двух романов: антиутопического и сатирического114.
Эстетические взгляды Т. Толстой и постмодернизм
В середине 1980-х годов, в период горбачевской перестройки, первые шаги в области демократических реформ и, прежде всего, гласность, а позднее и полная отмена политической цензуры, и, как следствие, «возвращение» литературы, находившейся под цензурным запретом, привели к резкой активизации литературной жизни: произошел всплеск «андеграунда». В литературе периода середины 1980-х - 1990-х годов состоялась трансформация художественной формы и изменилась поэтика, появились новые ракурсы рассмотрения традиционных тем, поэтому возникло ощущение, что литература «русского постмодернизма» появилась как реакция на общественную ситуацию в России, на изменение политического строя; казалось, что новая действительность продиктовала новые законы отражения реальности, породила потребность в новых поэтических средствах.
Уже с середины 1980-х годов можно проследить возникновение и развитие основных, ведущих тенденций, условий и предпосылок для возникновения «другой», неканонической, нетрадиционной литературы 1990-х годов, а также становление новых приемов и манеры письма, смещение идеологических акцентов - иными словами, увидеть процесс зарождения постмодернистских черт в недрах «классики». Новая литература в критике получила следующие названия: «другая проза» (С. Чупринин), «андеграунд» (В. Потапов), «проза новой волны» (Н. Иванова), «Литература эпохи гласности» (П. Вайль, А. Генис), «младшие семидесятники», «литература эпилога» или «артистическая проза» (М. Липовецкий), «плохая проза», «расхожий модернизм» (Д. Урнов), «бесприютная литература» (Е. Шкловский) и, наконец, утвердившийся в определении литературы постмодернизм (или постмодерн). Последний термин в настоящее время используется неоднозначно. Например, М. Эпштейн дифференцирует понятия «постмодерность» и «постмодернизм»: «постмодерность как первая стадия постмодернизма», а М. Липовецкий, наоборот, достаточно последовательно использует термин «постмоденизм». В. Курицын употребляет термины «постмодернизм» и «постмодерн» как «абсолютные и простые синонимы».
Хотя понятие «постмодернизм» не отличается концептуальной целостностью и точностью, но, тем не менее, критика делает попытки квалифицировать это явление и выделяет некоторые конструктивные черты творчества всех писателей данного направления.
Интертекстуальность - главная черта постмодернизма. Исследователи, обосновывая это понятие, опираются на бахтинскую концепцию диалогизма в культуре, поведение в тексте «чужого слова». Если текст у постмодернистов равен миру, то интертекст - человеческой культуре. С интертекстуальностью теоретики связывают «смерть» индивидуального текста, растворенного в цитатах, и так называемую «смерть автора». Здесь имеется в виду «смерть» автора «наивного», традиционного, на смену которому в текстах появляется постмодернистский тип автора: он - «расчлененный Орфей», «глашатай Вселенского Хаоса», разорванный чужими цитатами и текстами. Цитаты, подобно актерам на сцене, кривляются, переглядываются, играют, придавая интертекстуальному пространству театрально-карнавальный характер.
Применительно к произведениям Т. Толстой, как уже выяснилось выше, интертекстуальность ее текстов проявляется как в содержательном, так и в формальном планах.
Другой важнейшей чертой постмодернизма является игра. В хаотическую игру втягиваются значения, слова, знаки, цитаты, автор играет с текстом и в тексте, тексты играют с ним, вовлекая в эту игру читателя и весь мир. Через игру текст рождается как бы на наших глазах, спонтанно, «бессознательно, поворачиваясь всеми гранями». Таким образом, «в процессе чтения все трое -автор, текст и читатель превращаются в единое, бесконечное поле для игры письма» (И. Ильин).
Игровое начало очень заметно в произведениях Т. Толстой, причем оно отражается в разных плоскостях. Во-первых, это внутритекстовая игра, т. е. игра между персонажами произведения. Почти все герои произведений Т. Тослтой так или иначе повергаются розыгрышу. Героиня Соня в одноименном рассказе попала в ловушку Ады и стала жертвой виртуальной любви; юный и наивный Петя в рассказе «Свидание с петицией» влюбился в взрослую девушку-красавицу Тамилу под розыгрышным «соблазном» последней «А ты хочешь на мне жениться», и в результате он получил моральный травм, случайно став свидетелем жизни взрослых с участием своей «любимой». Такая судьба и у Петерса в одноименном рассказе. Он полюбил своего коллега - библиотекаршу Фаину, а услышал случайно от нее такой комментарий о себе: «Да это не мужчина, а дюдя. Дундук какой-то эндокринологический».
Вспомним также историю с Галиной в рассказе «Факир», чей кумир -богатый и «аристократический» Филин - оказался бедняком, историю с Симеоновым в рассказе «Реке Оккервиль», любимая певица которого обернулась обыкновенной мещанкой. Главный герой романа «Кысь» тоже является жертвой игры, причем политической. Судьба каждого героя Т. Толстой, по нашему наблюдению, похожа на судьбу главного героя Цинцината в «Приглашении на казнь» В. Набокова, который постоянно находится под розыгрышем судей и тюремщиков. Во-вторых, в произведениях Т. Толстой происходят игры автора с читателем. Примечателен в этом плане роман «Кысь». Прочитавшим роман трудно понять, кем является некоторые персонажи произведения, например, Бенедикт, Оленьга и ее родители - то ли они люди, то ли они животные. Судя по тому, что они едят мыши и носят когти, их можно считать кошками, а потому, что они обладают человеческими свойствами, они могут быть отнесены к людям. Вспомним повесть В. Пелевина «Затворник и шестипалый», где открывается аналогичная картина - герои затворник и шестипалый оказались курами, борющимися за существование и выживание.
Следует признать, хотя эстетика творчества Т. Толстой связана с игрой, не правильно было бы воспринимать игру как самоцель. Игры в прозе Т. Толстой нельзя однозначно характеризовать как спонтанные. Хотя финалы большинства произведений писателя кажутся читателю неожиданным, они закономерны, т. е. они соответствуют закономерности развитию характера и личности героев. «Игры» Т. Толстой отражают реалии, их можно отождествлять с жизнью.
С интертекстуальной игрой связана так называемая постмодернистская ирония, «подвешенная ирония» (А. Уайльд), что способствует утверждению мира принципиально неупорядоченного, разорванного: «...мир, который нуждается в штопке, подменяется миром, не подлежащим ремонту»138.
