Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Эволюция художественного творчества В. Крупина. Особенности поэтики. Традиционное и новое 17
1.1. Раннее творчество как опыт писательского становления 20
1.2. Творческие поиски и жанровые эксперименты в прозе В. Крупина 1980-х годов 31
1.2.1. "Живая вода" как этапное произведение нравственно-философская глубина, традиционное и новое в системе поэтических средств 31
1.2.2. Приметы художественной публицистики в повести "Сороковой день" 39
1.2.3. Синтез художественности и публицистичности в "Вятской тетради" 46
1.2.4. Жанровая специфика романа "Спасение погибших": классические традиции и эксперименты 56
1.3. Художественное осмысление современности в свете религиозно-философской концепции автора 64
Глава 2. Духовный мир героев в произведениях В. Крупина 1970-х - середины 80-х годов. Приемы и средства его воссоздания 74
2.1. Духовный мир героев ранних рассказов В. Крупина ("О войне", "Утя") 78
2.2. Зерна народной культуры в повести "Варвара" 88
2.3. Герои "Ямщицкой повести" как воплощение идейного противостояния начала века 95
2.4. Пространственно-временные отношения и символическая образность как способы раскрытия духовной эволюции главного героя "Живой воды" 102
2.5. Духовный мир повествователя в повести "Сороковой день", приемы и средства его воссоздания 121
Глава 3. Художественное осмысление проблемы "человек и мир" в творчестве В. Крупина конца XXвека. Православные мотивы 128
3.1. Постижение основ мироздания героями детских произведений в свете православной концепции автора 129
3.2. Художественное осмысление духовного становления человека в повестях "Прости, прощай...", "Люби меня, как я тебя" 134
3.3. Антиномия человека и общества в романе "Спасение погибших", в повестях 90-х годов ("Как только, так сразу", "Великорецкая купель", "Крестный ход") 142
Заключение 163
Библиография 167
- Раннее творчество как опыт писательского становления
- "Живая вода" как этапное произведение нравственно-философская глубина, традиционное и новое в системе поэтических средств
- Духовный мир героев ранних рассказов В. Крупина ("О войне", "Утя")
- Постижение основ мироздания героями детских произведений в свете православной концепции автора
Введение к работе
Художественное творчество несет на себе отпечаток эпохи, к которой принадлежит писатель, отражает состояние мысли, народного сознания на определенной ступени человеческого существования. В литературном контексте 70-90-х годов особое место занимают прозаики, обратившиеся к сложным, насущным вопросам времени, из философского осмысления которых складывается общечеловеческая концепция бытия.
Непрерывный процесс самообновления, диффузии в литературе вызвал к жизни в конце 60-х - начале 70-х годов такое явление, как социально-философская проза. Сегодня бесспорным является факт, что это самостоятельное направление обладает собственным голосом в потоке литературы XX столетия. Выход в свет произведений Ф. Абрамова ("Пути-перепутья", "Дом", "Трава-мурава"), В. Астафьева ("Последний поклон", "Царь-рыба", "Печальный детектив"), В. Белова ("Лад", "Кануны"), В. Крупина ("Живая вода", "Сороковой день"), В. Распутина ("Последний срок", "Живи и помни", "Прощание с Матерой", "Пожар") вызывал общественный резонанс, становясь заметным событием в литературной жизни второй половины XX века, и, что сегодня вполне очевидно, обозначил существенный рубеж в общественно-эстетическом сознании эпохи. Последовавшее за первыми публикациями многообразие откликов на страницах периодических изданий, в беседах за круглым столом явилось объективным подтверждением живого интереса читательской аудитории к названным художникам (99; 101; 102; 107; 108; 123; 142; 153; 169; 207; 212; 219; 223; 315; 317; 324 и др.)1. Их творчество в един стве своем составило "разомкнутую духовную систему, которая не только повседневно питает нашу ... духовную жизнь, но и сообщает литературному процессу плодотворное развитие, о чем свидетельствует и творчество ... Владимира Крупина" (216, 152).
Проза В.Н. Крупина и писательская индивидуальность художника, "явления чисто русского, национального, корневого" (Н. Горбачев), к сожалению, до сих пор остаются недостаточно исследованными. Арсенал научных материалов, посвященных творчеству В. Крупина, весьма ограничен, а литература о его произведениях представлена преимущественно критическими статьями в периодических изданиях при полном отсутствии объемных литературоведческих работ. Критики незаслуженно обходят вниманием многие достойные сочинения и касаются анализа лишь наиболее значительных, по их мнению, произведений и сборников. Так, ранним рассказам и первым книгам В. Крупина посвящены материалы Г. Дробот (144), Н. Подзоровой (243), В. Цыбина (313), С. Юрьенен (327), где дается как общая оценка творчеству начинавшего в 70-е годы прозаика, так и краткий анализ его сочинений, утверждается, что в литературу пришел автор, обладающий своеобычным голосом и художественным мастерством.
Творчество набиравшего силу с каждым новым произведением художника вызвало оживленный интерес критики особенно в 80-е годы, когда с большим трудом "пробила" дорогу к читателям повесть "Живая вода" и по счастливой случайности была опубликована без цензурной правки повесть "Сороковой день". Эти сочинения получили множество полярных откликов, которые помещала на своих страницах в основном текущая пресса. Сюда относятся публикации "Два мнения о повести Вл. Крупина "Живая вода" (140), "За живой водой: Творчество Вл. Крупина с разных точек зрения" (153), статьи И. Золотусского (157), Н. Ивановой (159), Л. Коробкова (180), А. Латыниной (223), В. Чалмаева (317), В. Шугаева (323) и других критиков. В этих работах авторы касаются анализа содержательной, сюжетно-композиционной сторон произведений, затрагивают вопросы поэтики. Откликом на выход в свет в середине 80-х повести "Прости, прощай..." являются статьи В. Гурино-вич (135), А. Карпова (170), Е. Сергеева (271). Анализ детских сборников "Братец Иванушка", "Иван-крестьянский сын" представлен в статьях А. Борисова (ПО) и Г.Тубельской (300). Фарсовую природу романа "Спасение погибших" и его связь с булгаковской традицией рассматривает В. Верин (121). Статьи Э. Володина (126), Л. Голенко (134), Ю. Дюжева (148) посвящены повести "Как только, так сразу". Немногочисленны материалы, касающиеся исследования "Вятской тетради" (Л. Скаковская) (273), "Великорецкой купели" (В. Курбатов) (213), произведений последнего десятилетия.
К наиболее развернутым публикациям о творчестве писателя следует отнести журнальные статьи обзорного характера В. Коробова (182), И. Семи-братовой (262), И. Стрелковой (287), в которых авторы помещают биографические сведения о В. Крупине, затрагивают вопросы творческой индивидуальности, текстового анализа сочинений. Но среди обзорных работ наиболее полный материал принадлежит A.M. Любомудрову, автору статьи в биобиблиографическом словаре "Русские писатели, XX век" (1998), где раскрывается жизненный и творческий путь прозаика (256). Кроме того, различным аспектам творчества художника посвящены научные исследования Н.А.Сата-евой (260), Л.Н. Скаковской (275), Н.Л. Федченко (305). НА. Сатаева в диссертационной работе "Современная советская проза 60-70-х годов и народно-смеховые традиции" впервые предпринимает попытку в пределах главы выявить бытование народно-смеховой традиции в таких произведениях В. Крупина, как "Живая вода", "Гроб с пшеницей", "Машка, ты знаешь закон", "Почил в обозе".
Первое научное исследование, полностью посвященное творчеству В. Крупина, принадлежит Л.Н. Скаковской ("Проза Владимира Крупина: (Проблематика и поэтика)"). Однако его автор ограничивается изучением лишь таких вопросов, как проблема автора в творчестве писателя 70-80-х годов, на материале произведений 80-х годов раскрывает их связь с фольклором, рассматривает особенности психологического анализа в сочинениях конца 80-х-начала 90-х годов.
В дальнейшем концепции соборного мышления и принципов ее художественной реализации в повестях В. Крупина 90-х годов касается Н.Л. Фед-ченко. В отдельной главе она впервые в научном ключе пытается выявить типологические черты соборности как идейной доминанты жанрово-стилевого пространства прозы писателя указанного периода, дает характеристику принципам взаимодействия концепции соборности с жанрово-стилевой структурой повестей "Великорецкая купель", "Прощай, Россия, встретимся в раю", "Как только, так сразу", "Крестный ход", "Слава Богу за все". По утверждению исследовательницы, в трактовке понятия соборности В. Крупин "ориентируется ... на ... историческое толкование, сформулированное митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Иоанном: "Соборность - это единство народа в исполнении христианского долга самопожертвовании, в стремлении приблизиться к Богу, "обожиться", "освятиться", воплотить в себе нравственный идеал Православия" (305, 12-13). В результате проведенного исследования Н.Л. Федченко приходит к убедительному заключению о том, что соборность является "идейной доминантой жанрово-стилевого пространства прозы В. Крупина" (305, 12).
Вместе с тем возникает необходимость обратить особое внимание на то обстоятельство, что и имеющиеся научные работы не дают, к сожалению, целостного представления о творческой эволюции В. Крупина как одного из крупнейших прозаиков последней трети XX века. К тому же потребность в некоторой степени восполнить образовавшийся пробел возрастает еще и в условиях резкого снижения внимания исследователей к прозе социально-философского направления в целом.
Актуальность данного исследования обусловлена прежде всего мало-изученностью прозы В. Крупина, отсутствием научных работ, целостно рассматривающих эволюцию его творчества как с проблемно-концептуальной, содержательной стороны, так и на уровне жанра, художественной формы произведений, во-вторых, недостаточной разработанностью вопроса об определяющей роли православного мироощущения писателя при воссоздании духовного мира героев.
Научная новизна связана с тем, что предлагаемая работа станет первым опытом комплексного изучения творческой индивидуальности В. Крупина, особенностей поэтики, жанровой специфики произведений, духовного мира героев, попыткой выявить вклад писателя в художественно-эстетическое сознание эпохи.
Результаты исследования имеют практическое значение и могут быть использованы в вузовских курсах истории русской литературы XX века, в разработке спецкурсов и спецсеминаров по дисциплинам указанного периода, в практике преподавания литературы в средних учебных заведениях, в процессе переподготовки специалистов по линии ИУУ, а также при создании учебников и учебно-методических пособий.
Методологической и теоретической основой явились работы ведущих отечественных литературоведов и критиков, посвященные как теоретическим проблемам развития литературы (И. Волков, А. Есин, В. Пропп, Л. Тимофеев, В. Хализев и др.), так и изучению особенностей литературного процесса XX века (Г. Белая, В. Гусев, И. Золотусский, Н. Иванова, В. Кожинов, В. Компанеец, А. Лапченко, А. Латынина и др.), а также труды представителей русского религиозно-философского ренессанса (Н. Бердяев, И. Ильин, В. Розанов, Е. Трубецкой), отцов Православной Церкви (Игн. Брян чанинов), положения, разработанные в рамках структурной поэтики и структурной семиотики (Ю. Лотман, Б. Успенский), формального метода (Б. То-машевский), герменевтики (М. Бахтин),.
В работе использованы сравнительно-исторический, структурно-генетический методы исследования, принципы комплексного, содержательно-функционального и жанрово-стилистического анализов.
Цель диссертационной работы - рассмотреть творческие искания В. Крупина в периоды становления, расцвета, зрелости писательской индивидуальности; выявить вклад художника в развитие русской литературы последних десятилетий.
Цель исследования определила его основные задачи :
1. Представить условную периодизацию творчества В. Крупина, выявить основные этапы движения художника по пути творческих поисков, осмыслить его место в историко-литературном контексте 1970-90-х годов.
2. Рассмотреть целостную эволюцию художественного творчества В. Крупина на материале наиболее значительных сочинений 1970-90-х годов (рассказы; повести "Варвара", "Живая вода", "Сороковой день", "Великорец-кая купель", "Крестный ход"; "Вятская тетрадь"; роман "Спасение погибших" и др.).
3. Соотнести творчество В. Крупина и писателей социально-философского направления (Ф. Абрамов, В. Астафьев, В. Белов, В. Распутин), выявить традиционное и новое в художественной системе прозаика.
4. Акцентировать внимание на проблеме духовного мира героев, на приемах и средствах его воссоздания в сочинениях 1970 - середины 80-х годов.
5. Отдельную главу посвятить прозе В. Крупина конца XX века, в рамках которой рассмотреть проблему "человек и мир" в соотношении с православным мировидением писателя, установить своеобразие концепции жизни художника.
Анализ ряда работ по проблемам литературы 70-90-х годов, наблюдения над особенностями художественного творчества писателей социально-философского направления (Ф. Абрамов, В.Астафьев, В. Белов, В. Крупин, В. Распутин) дают основание утверждать, что эти прозаики работали в одном русле изначально. В то же время литературоведы и критики включали их в более широкий круг художников второй половины XX века, неоправданно настойчиво пытаясь найти универсальное определение, которое бы объединяло названных писателей. При этом брался за основу то их биографический или литературный возраст ("послевоенное поколение", "проза сорокалетних"), то локальная отнесенность конфликтов произведений ("деревенская проза", "городская проза"). В результате таких изысканий в одном ряду неожиданно оказывались прозаики совершенно различного художественного видения, и, соответственно, поэтически несовместимые, стилистически разнохарактерные произведения.
"Осенним поколением", "многоликой прозой" назвал в свое время критик В. Бондаренко литературное поколение, период творческой зрелости которого приходится на сорокалетний рубеж (В. Личутин, В. Крупин, А. Кур-чаткин, А. Ким, В. Маканин, Р. Киреев). При этом из середины 80-х виделось ему, что "и через десять, и через двадцать лет это поколение в литературе будут по-прежнему представлять те же Маканин, Крупин, Ким, Курчаткин, Орлов, Киреев, Проханов..." (108, 82). Утверждение справедливое лишь отчасти: если названных писателей ставить рядом "по времени вхождения в литературу". Вместе с тем В. Бондаренко тут же делает более точное, как оказывается сегодня, заключение: осознав общность поколения, ведущие прозаики тем не менее "пошли своими дорогами" (108, 83). Каждый из так называемых "сорокалетних", действительно, стал своеобразным художественным летописцем своей эпохи.
Другая тенденция в литературоведении и критике последних десятилетий - попытки деления прозы на "деревенскую" и "городскую". В результате названные художники попали в регламентированные ряды классификации нового состава. Хорошо известно, что первые споры о "деревенской" и "городской" прозе приходятся на вторую половину 60-х, а сами термины по традиции не исчезают из научной и критической литературы до сегодняшнего дня, являются широко употребительными, хотя много лет уже живут в литературе "городские" произведения "деревенщиков" В. Белова ("Моя жизнь", "Воспитание по доктору Споку"), В. Тендрякова ("Ночь после выпуска", "Расплата"), В. Астафьева ("Людочка"), В. Шукшина (рассказы).
Ко всему сказанному следует добавить, что в 70-80-е годы появились еще и такие условные терминологические обозначения, как "лирическая" (Иванова Н.Б.) (159, 14), "лирико-философская" (Бондаренко В.) (109, 4), "нравственно-философская" (Недзвецкий В.А., Филиппов В.В.) (234, 22), "доверительная" (Бондаренко В.) (109, 4), "авторская" (Иванова Н.Б.) (159, 14) проза. Но их употребление не получило такого широкого распространения и ограничивается лишь кругом авторов отдельных исследовательских работ.
Следует отметить, что сохраняющаяся потребность в терминологическом определении обусловлена прежде всего стремлением выявить единый стержень для целого ряда современных прозаиков, включающего и такие имена, как Ф.Абрамов, В. Астафьев, В. Белов, В. Крупин, В. Распутин. В отношении этих художников на долгие годы наиболее устоявшимся стало определение "деревенская проза". В свое время литературовед Ю. Селезнев справедливо подчеркивал, что "никакое другое из литературных явлений двух последних десятилетий (кроме, пожалуй, еще и "военной прозы") не вызвало такого мощного духовного отклика в общественном сознании, как явление, неточно окрещенное "деревенской прозой" (261, 22). В качестве развернутого пояснения к этим словам можно привести обстоятельное заключе ниє ученого И. Волкова, который утверждал, что "деревенская проза" выделилась именно тем, что "стала существенно по-новому художественно осваивать связь настоящего с прошлым и будущим ... обратила внимание на то, что прошлое - носитель непреходящих человеческих ценностей, художественно актуализировала нравственные ценности трудящегося народа, приобретенные веками его духовно-практического опыта", произошло значительное расширение художественного освоения связей человека с миром. И в этих связях она неизменно пытается отыскать "разгадку таких свойств, поступков человека, таких его "вывертов", которые только общественными условиями объяснить не удается". Следует заметить, что именно с такой литературой И. Волков связывает "наиболее перспективное и художественно результативное развитие современной и будущей реалистической литературы" (125, 252-253).
Критик Н. Кузин, в свою очередь, справедливо утверждает, что "деревенская проза" - это "могучее явление", где "концентрированно выразились лучшие традиции отечественной классической литературы: народность, правдивость, патриотизм, воспевание нравственной красоты человека, его души" (207, 103).
Обозначенные литературоведами и критиками определяющие особенности той ветви отечественной прозы, к которой принадлежат Ф. Абрамов, В. Астафьев, В. Белов, В. Крупин, В. Распутин, остаются исходными и сегодня. При этом необходимо особо оговорить, что исследователи литературы уже с начала 80-х обоснованно обращают внимание на условность определения "деревенская проза". В работах Г. Белой (102, 10), В. Бондаренко (108, 79), П.Глинкина (133, 117), В. Гусева (136, 38), Н. Кузина (207, 101), А. Лап-ченко (221, 3), Ю. Селезнева (261, 22), Г. Цветова (312, 3-6) содержатся важные замечания о неточности и узости принятого терминологического обозначения. А. Лапченко, к примеру, указывает, что "проза о деревне, решая ком плекс сложных нравственно-социальных и социально-философских проблем общенационального масштаба, далеко вышла за рамки тематического ограничения, накладываемого условным термином "деревенская проза", и является самым серьезным направлением современной советской литературы" (221, 3). Эту точку зрения разделяет и Г. Белая, которая заостряет внимание на том, что проза писателей "деревенского" направления "не укладывается в привычные рамки и не поддается толкованию в привычных категориях", она "деревенская только по материалу" (102, 10), поскольку в центре внимания художников не столько событийно-бытовая сторона деревенской жизни, но "вечные" вопросы человеческого бытия, которые обнаруживаются на глубинном философском уровне. Сходная мысль высказана и в работе Г. Цветова, который также подчеркивает, что "к концу 70-х - началу 80-х годов "деревенские" проблемы все отчетливее стали осмысляться как общенародные, общечеловеческие, жизненно важные, имеющие большое социально-экономическое, нравственно-философское значение" (312, 5).
В этой связи сегодня можно уверенно говорить и о тесном переплетении "деревенского" и "городского" материала в творчестве Ф. Абрамова, В. Астафьева, В. Белова, В. Крупина, В. Распутина, и о том, что пишут они о душе человеческой, а душа, по словам Б. Можаева, "не делится на городскую половину и деревенскую" (228, 89), "ценности писателей того или иного направления - общие, несмотря на "прописку", на территориальную разделен-ность" (159, 14).
Таким образом, вопрос о терминологическом обозначении ветви русской прозы, объединяющей имена Ф. Абрамова, В. Астафьева, В. Белова, В.Крупина, В. Распутина, до сих пор остается открытым. Поэтому в работе мы будем придерживаться определения, которое считаем наиболее точным в отношении творчества перечисленных прозаиков. Его предлагают ученые А. Лапченко (221), В. Компанеец (177). Это определение - "социально-философская" проза.
Прежде чем обратиться к исследованию творческой индивидуальности одного из ее ярких представителей В. Крупина, следует оговорить важнейшие особенности указанной ветви отечественной прозы. В первую очередь -пристальное внимание к нравственно-философским, онтологическим вопросам, объективный взгляд на современный мир, способность ощутить и обнажить его болевые точки, отразить в литературе мироощущение современников. Во-вторых, эта литература обращается к поиску "духовных ответов на социальные вопросы", к возрождению "опыта духовного мышления" (И. Зо-лотусский) (158, 35). Вслед за "шестидесятниками" социально-философская проза устанавливает мосты между прошлым и настоящим, разрушенные в прежние годы насильственно. Поднимая глобальные вопросы бытия, она активно обращается к памяти поколений, к историческому опыту "отцов", к проблемам национального самосознания. Кроме того, наследуя богатые традиции русской классики в плане постановки актуальных вопросов времени, создания ярких по глубине внутреннего мира образов, использования средств и приемов художественной выразительности, русская социально-философская проза в то же время новаторски подходит к художественному освоению действительности. К тому же одним из принципиально важных моментов является опора писателей Ф. Абрамова, В. Белова, В. Крупина, В.Распутина, с одной стороны, на непреходящие ценности русского народа, на учение Православной Церкви, а с другой, - на идеи, изложенные в работах представителей русского религиозно-философского ренессанса (Н. Бердяев, И. Ильин, В. Розанов).
Недостаточная разработанность в литературоведении вопросов, связанных с писательской индивидуальностью В. Крупина - одной из самобытных фигур социально-философской прозы, - с его православным мироощущением, ведет к необходимости восполнить в некоторой степени сущест вующий пробел в процессе исследования эволюции художественного творчества прозаика в пределах первой главы, проведения комплексного анализа наиболее значительных сочинений 70-х - 90-х годов XX века в рамках второй и третьей глав предлагаемой диссертационной работы.
Раннее творчество как опыт писательского становления
Об эволюции, происходящей в творчестве В. Крупина, критика говорила неоднократно. Высокая оценка, данная ранним произведениям, которые были написаны "чисто, искренне" (159, 9), доброжелательные отзывы исследователей литературы, отмечавших, как свидетельствует Н.Б. Иванова, присущее автору "хорошее нравственное чутье, любовь к своей вятской земле, чистоту русского языка" (159, 9), как видим сегодня, не остановили писателя на достигнутом, а явились дополнительным стимулом для дальнейшей работы.
70-е годы в творчестве В. Крупина связаны с поиском индивидуального пути, выбором форм, методов, выработкой стиля. Это время становления, осознания непосредственной причастности к судьбе русской литературы и культуры, когда прозаик определяет то направление, в котором будет развиваться его дальнейшая литературная судьба. Ведущим в процессе этих поисков становится нравственно-философский аспект. Попутно заметим, что если в середине 60-х в литературе о деревне тон задавали два самостоятельных течения (лирическое и очерково-публицистическое), то в 70-е годы происходит сближение названных стилевых тенденций, взаимное обогащение, проза насыщается социально-психологическим анализом. И творчество В. Крупина органично вливается в поток литературы, представленной именами Ф. Абрамова и В. Астафьева, В. Белова, В. Распутина.
Стремясь постичь связи и закономерности в национально-исторической судьбе народа, писатели-современники пытаются обнаружить и художественно реализовать скрытые или же едва уловимые истоки, которые формируют духовный, нравственный облик человека. А они - в началах "живой жизни", христианской морали и нравственности, сохранившихся прежде всего в народе, в определяющей труд и уклад земледельца "власти земли", о которой в свое время писали Н.М. Карамзин, А.С. Пушкин, Д.В. Григорович, И.С. Тургенев, Л.Н.Толстой, Г.И. Успенский, Ф.М. Достоевский.
Вслед за старшими современниками в 70-е годы основное внимание В.Крупин уделяет проблемам деревни на разных исторических этапах. Он создает произведение, в котором обрисовывается классовая и идеологическая борьба в деревне первых послереволюционных лет ("Ямщицкая повесть"), пишет рассказы о тяжелых военных и послевоенных годах на селе ("О войне", "Утя", миниатюры из повести "Варвара": "Суп с крапивой", "Уголок", "Кольцо", "Прямушка"), рисует жизнь деревни 70-х ("Черные березы", "Балалайка"). Пробой пера в художественной прозе становятся небольшие произведения о вятичах ("О войне", "Утя", "Варварины рассказы"), рассказы для детей ("Грустинки"), место действия в которых - родная писателю земля. Именно эти края явились истоком его вдохновения и творчества. И сегодня В. Крупина трудно представить без дорогой его сердцу Вятки, как немыслимы А. Пушкин без Михайловского, Н. Гоголь без родной ему Украины, Н. Некрасов без Поволжья и Ярославщины, без Спасского-Лутовинова И. Тургенев, а Л. Толстой без Ясной Поляны, С. Есенин без рязанской "страны березового ситца", А. Твардовский без Смоленщины. "Если я, как писатель, буду чего-нибудь стоить, - писал В. Крупин в очерке "Мысли по поводу", - то единственно потому, что у меня есть Вятка" (14, 204).
Работа в малых прозаических жанрах принесла успех, и первая книга "Зерна", вышедшая в 1974 году, в которую вошло более тридцати рассказов-миниатюр и несколько повестей, сделала имя молодого писателя известным. Говоря об удачном дебюте начинавшего тогда автора, профессор А.А.Журавлева в книге воспоминаний подчеркивала, что именно "непрекращающейся связи с родным краем и народом Владимир Крупин был обязан созданием своего первого сборника" (152, 65-66).
"Знаменательным событием", объявившим о "рождении нового автора", назвал В. Тендряков появление "Зерен" (290, 3). Сборник имел два раздела: "Катина буква" и "Чужая мишень" - и включал разнородные на первый взгляд, тематически разнообразные, разнохарактерные рассказы и повести, где отпечаталась философия народной жизни. Однако, как пояснял вскоре после выхода "Зерен" С. Юрьенен, "эта разнородность в данном случае - вовсе не произвольный набор тем и проблем, арифметически сложенных, чтобы заполнить необходимый для переплета объем ... Отдельные "составляющие" книги, тематически столь разнящиеся, внутренне, по мысли, словно бы окликают друг друга, зовут, отвечают, собираются вместе - вступают между собой в теснейшие кровно-родственные отношения" (327, 184), поэтому сборник был воспринят "как единое целое" (327, 184). Лиризмом проникнут отзыв В. Коробова, который писал, что "за этими маленькими, почти дневниковыми записями мерцает нечто трогающее даже зачерствевшие человеческие сердца, давно, казалось, окостеневшие в ровном и равнодушном восприятии мира" (182, 150).
Действительно, первая книга В. Крупина вбирает в себя тот духовно-практический опыт русского народа, который определяет православное ми-роотношение. Художественная трансформация евангельской притчи о сеятеле (а именно ее символика переходит в название "Зерен"), ориентирует читателей на постижение авторской концепции, созвучной идеям видного представителя русского религиозно-философского ренессанса И.Ильина, говорившего: "Человеку не дано "быть" и не "сеять"; ибо он "сеет" уже одним бытием своим. Каждый самый незаметный и невлиятельный человек создает собою и вокруг себя атмосферу того, чему предана, чем занята, чем одержима его душа. Добрый человек есть живой очаг добра и силы в добре; а злой человек есть живой очаг зла, силы во зле и слабости в добре ... Поэтому каждый отвечает не только за себя, но и за то, что он "передал" другим, что он послал им, влил в них, чем он их заразил или обогатил" (163, 89).
"Живая вода" как этапное произведение нравственно-философская глубина, традиционное и новое в системе поэтических средств
Появление в 1980 году повести "Живая вода", считает критик Н. Иванова, явилось важным этапом на пути творческих поисков и "резко изменило отношение к Крупину. Именно "Живая вода" с ее гротеском и неожиданным искрящимся взлетом фантазии сразу же привлекла к нему внимание читателей и критиков" (159, 9). В. Коробов же полагает, что новый этап в творчестве писателя начался уже с конца 70-х, то есть с момента опубликования в 1979 году рассказа "Картинка с выставки". По мнению критика, оба произведения стали отправной точкой, позволяющей сегодня говорить, что в эти годы в литературу приходит "новый" Крупин, который "страстно стремится найти и восстановить связь времен и поколений, и прежде всего нравственную связь, духовную близость. Ничего не утратив от социальной зоркости, по-прежнему горячо ощущая болевые точки современности, он начинает творить свой художественный мир еще и во имя так называемых "проклятых вопросов" человеческого бытия. И в этом нас убеждает более всего новый вариант повести "Живая вода", опубликованный "Новым миром" (182,153).
Судьба произведения, которое так полностью и не было опубликовано, сложилась непросто. По словам В.Н. Крупина, "первоначальный вариант "Живой воды" был в 74-м (в декабре закончил), потом журналов десять ее отвергли, в 77-м цензура рассыпала книгу", и впервые произведение "вышло (очень усеченно) в 80-м ... Рукопись (с другими многими) сгорела в пожаре" (из письма В.Н. Крупина автору работы от 19 ноября 1998 г.).
Публикация "Живой воды" становится заметным событием литературной жизни начала 80-х. Повесть выросла из жизненного материала (как и большинство сюжетов В. Крупина), почерпнутого в родной Вятке летом 1972 года, где писателю довелось общаться с неким Александром Ивановичем Кирпиковым, "распахивавшим пласты картофеля по огородам". "Вот, милый, называться Александр Иванычем осталось мне десять дней. Пока картошку не выкопают, пока нужен. А потом буду Сашка и Сашка. До весенней посадки", - так беседовал Кирпиков с человеком, сделавшим его героем повести (200, 7). Этот жизненный факт писатель взял за основу, оставив герою имя прототипа. В произведении встречаем: "Весной в дни посадки картофеля и осенью в дни уборки Кирпиков становился желанным для всех. Его наперебой угощали, лучше сказать - поили авансом, и, что важнее для него, выслушивали. Он переставал быть Сашкой, вспоминалось его полное имя" (55, 123).
Сюжет повести несложен: в небольшом пристанционном поселке, где живет Александр Иванович Кирпиков, большая часть мужского населения "утонула" в пьянстве, и случайно обнаруженная Васей Зюкиным в огороде некая "живая" вода стала единственной надеждой на избавление от поразившего поселок недуга. Намеченные и обыгрываемые параллели, связанные с образом "живой воды", проходят через все произведение, а сам образ, определяющий сюжетно-композиционные особенности, стягивает к себе важнейшие смыслы текста, перерастает в философский лейтмотив (подробнее об этом в гл. 2).
Опубликованная "Новым миром" (1980. - № 8), "Живая вода" встретила неоднозначную реакцию, породила бурные дискуссии в читательской среде, на страницах периодических изданий, получила множество откликов (140; 182; 153; 216; 317; 159; 287). "Далеко не простой и не однозначной" назвал ее В. Коробов, который уверен, что первая публикация в середине 70-х "не состоялась ... к счастью". Как полагает критик, должен был пройти определенный срок, чтобы идея "Живой воды" была правильно истолкована, ибо, в противном случае, повесть восприняли бы "не более, чем любопытный творческий эксперимент, фантасмагорическое художественное преломление одной социальной проблемы - пьянства" (разрядка В. Коробова. - Е.С.) (182, 153).
Однако, как оказалось, и после выхода повести в 1980 году многое вызвало споры критиков и читателей: и острота проблематики, и переплетающийся с предельно достоверным повествованием вымысел, и речь, и поведение героев. И эта сторона представляет особый интерес и требует, на наш взгляд, последовательного анализа, ведь безусловная заслуга писателя и ценность художественного произведения как раз в том и состоит, что оно пробуждает мысль, рождает споры и вызывает неоднозначные оценки.
Обобщая высказанные в первоначальных дискуссиях мнения, критик В. Коробов в свое время заметил: "Отмечают колорит, великолепие многих жанровых сцен и то, что причудливая ирреальность большинства из них не только не во вред произведению, но и помогает автору в создании ярких комических ситуаций. Находят и упущения и недостатки, как незначительные, так и глобальные. Причем то, в чем одни видят просчет, другие считают своеобразием повести ... большинство критиков ... остановилось сейчас на верхнем, социально-проблемном срезе повести, потому что им и кажется, что при всей колоритности сцен и сочности образов никакой "большой мысли" в новой работе Крупина нет. Ведь не считать же "большой мыслью" и художественным открытием, что пьянство - социальное зло, что оно скотинит человека, что не многим от него отличается "живая вода" сытого благополучия, душевной глухоты и нравственного равнодушия?..
Духовный мир героев ранних рассказов В. Крупина ("О войне", "Утя")
Несмотря на "закрытость" темы, уже в ранних сочинениях В. Крупин, вступая во внутреннюю перекличку с Ф. Абрамовым, рисует героев, которые идут по жизни с православной верой в душе и для которых жить по Христу так же естественно, как трудиться на земле, вести хозяйство, растить детей и внуков. Рассматривая православные основы русской литературы XIX века, М. Дунаев тонко замечает, что "религиозность нашей литературы проявляется не в простой связи с церковной жизнью, равно как и не в исключительном внимании к сюжетам Священного Писания. Главное: русские писатели смотрели на жизненные события, характеры и стремления людей, озаряя их светом евангельской истины, мыслили в категориях Православия, и это проявлялось не только в прямых публицистических выступлениях, но и в системе художественных образов.
Именно Православие повлияло на пристальное внимание человека к его духовной сущности, на внутреннее самоуглубление, отраженное литературой" (145, 3). На наш взгляд, представленные в работе М. Дунаева важные заключения справедливы не только в отношении русской литературы XIX столетия. Они являются основополагающими при толковании нравственно-философской сути сочинений социально-философской прозы XX века.
Произведениями "богатыми человеком" (так назвал Ю. Селезнев все лучшее, что было создано к началу 80-х В. Беловым) (261, 41) можно по праву считать большую часть сочинений Ф. Абрамова, В. Белова, В. Крупина, В. Распутина. А Православие представляет тот пласт, без которого духовная природа их творчества не может быть понята во всей полноте. Эти писатели, по справедливому утверждению современных ученых, обращались к православному учению "подспудно, вопреки государственной идеологии" (244, 3).
Анализируя состояние современной литературы, В. Курбатов справедливо заметил, что "старые писатели", к которым он относит В.Белова,
В.Распутина, Б. Можаева, "как дети своего времени, в книгах специально о вере не думали, разве только когда сюжет подводил, но само их коренное существо, их слитность с родимой землей и своими, часто старыми героями, делали их наследованно соединенными со сложившей Россию верой. Они были как бы бессознательно религиозны, что еще дороже и действеннее" (212,186). В.И. Гусев поясняет, что "художественное творчество является неким целостным порывом всей человеческой духовной жизни, хотя и не может в каждом отдельном произведении или отдельном творчестве выразить всю эту жизнь" (139, 10).
Будучи выходцами из народной среды, которая во все времена бережно сохраняла свое внутреннее духовное единство, Ф. Абрамов, В. Белов, В. Крупин, В. Распутин вслед за русскими классиками наполнили современную литературу "благодатным духом соборности" (Ю.И. Сохряков) (282, 56), когда человек живет "не для себя и не для других, а со всеми и для всех" (303, 103). Своим творчеством современные художники доказали, что чувство единения с окружающим миром не только не уничтожает в человеке его неповторимость, а, напротив, выявляет ее сильнее и ярче.
Как отмечалось ранее, в 70-е годы В. Крупин работает преимущественно в малых прозаических жанрах. Материалом многих произведений становится сама жизнь, в мозаичной пестроте которой автор сумел разглядеть черты характера, складывавшегося веками на православной русской земле. В одной из работ кн. Н.С. Трубецкой писал: "Душевная жизнь каждого человека заключает в себе всегда известные элементы национальной психики, и духовный облик каждого отдельного представителя данного народа непременно имеет в себе черты национального характера в различиях, смотря по индивидууму, соединениях друг с другом и с чертами более частными (индивидуальными, семейными, сословными)" (298, 146).
Проза В. Крупина этих лет не дает исключительных характеров, художник не ставит целью запечатлеть единичное, особенное в жизни деревенского или городского человека. Он рисует людей обыкновенных, в чьей судьбе читатели нередко угадывают летопись своей жизни.
Рассказом "О войне" (1972) В. Крупин переносит читателей в прошлое, к событиям, оставившим рубцы на биографии каждой семьи и целого народа. Попутно необходимо вспомнить, что малая эпическая форма, к которой принадлежит рассказ, не позволяет развернуть полотно психологического анализа при обрисовке внутреннего мира героев. Поэтому в рассказе В. Крупина нет развернутых характеров, здесь правда настроения эпохи. Штрихи к картинам жизни военного тыла в этом произведении создают художественное полотно, где проступает не столько духовный облик каждого, отдельно взятого героя, сколько атмосфера установившегося миропорядка. Писателю удается уловить и очень точно передать незыблемый дух всеобщего единения, уходящий корнями в традиции православной соборности, который во все века был стержнем стойкости русского народа, помогал одерживать исторические победы на поле Куликовом, при Бородине, Прохоровке.
В то же время, повествуя о жизни деревни в годы Великой Отечественной войны, автор уходит от создания картин фронтовой жизни, в произведении нет непосредственных разговоров или размышлений о войне (о ней как бы умалчивается). При этом именно "привязка" сюжетного действия к историческим реалиям создает ощущение, что "где-то гремит война" и что она продолжается в тылу. В качестве иллюстрации можно привести целый ряд подробностей тыловой жизни, отсылающих читателей к конкретной эпохе: так же в эти суровые годы в колхозе продолжается молотьба; как в мирное время, "течет на черный брезент желтое зерно", "ритмично грохочет молотилка". Но "молотьба, бывшая до войны праздником, сейчас только работа" (56, 70), потому что все силы людей направлены на победу. А по окончании трудового дня "никто не засмеется, не затеет веселой возни, все торопливо побегут по домам" (56, 71), так как "дома некормленые дети, недоеные коровы" (56, 70). "Слабый свет" на току, то, что "уже пала роса" (56, 71), что "ребятишкам не велено зажигать коптилки, чтобы не сделать пожара" (56, 71) -все это говорит о позднем времени, до которого обычно продолжалась молотьба, особенно в тяжелые для страны годы, служит художественным подтверждением самоотверженной работы людей в тылу. А замечание, попутно сделанное ребенком - героем-повествователем: "Я уже наелся зерна и больше не хочу" (56, 71), - известное многим старшим современникам В. Крупина чувство голода в годы войны, утоленное сырым, только что обмолоченным зерном. Работают теперь на току лишь вернувшийся из госпиталя, потерявший на войне ногу и ставший председателем Федор Иванович, женщины да двое мальчишек (Толька и герой-повествователь), да еще слепая лошадь, которую привез с фронта в колхоз Федор Иванович. Герой завидует Тольке, стоящему подавальщиком на месте взрослых мужиков,
Постижение основ мироздания героями детских произведений в свете православной концепции автора
Вступая с рождением в мир, человек включается в определенную среду, в условия, которые не только формируют его духовный облик, но и во многом определяют жизненный путь. Встречи с писателем В. Крупиным, его интервью, выступления указывают на то, что эти условия должны быть духовно наполненными в той мере, в какой это необходимо для пробуждения и укрепления "духовности инстинкта" (И. Ильин). Если следовать мысли И. Ильина, оказавшего, как уже отмечалось, существенное влияние на мировоззрение художника, то, обретя "духовность инстинкта", "дитя справится со всеми затруднениями и соблазнами предстоящей жизни: ибо "ангел" будет бодрствовать в его душе и человек никогда не станет "волком" (163, 408). Это убеждение, являясь и частью православной концепции современного прозаика, пронизывает все его творчество для детей.
В детских рассказах цикла "Последние времена" ("Прошли времена, остались сроки", "Первая исповедь") В. Крупин обрисовывает атмосферу православной семьи, в которой складывается духовный мир ребенка и пробуждается "духовность инстинкта". Центральной проблемой цикла, таким образом, становится проблема вдумчивого постижения маленьким человеком нравственных и социальных законов, первых опытов его взаимодействия с миром.
В формировании человеческих качеств, характера Сережи, маленького героя цикла, большая роль отводится бабушке Лизе и окружающим людям, живущим с православной верой в душе, героям, образы которых, как правило, пунктирны, но несут значительную смысловую нагрузку. К ним относятся и многодетное семейство батюшки, отца Виктора, и "бабушкин ... знакомый, старенький отец Ростислав" ("Прошли времена, остались сроки"), мама и даже та случайно встреченная в церкви девочка, которая так же, как и Сережа, пришла на исповедь и держала в руках "листочек из тетради, на котором было крупно написано "Мои грехи " ("Первая исповедь") (73, 30). Духовные наставники учат героя идти по пути сострадания, бескорыстия, смирения, любви и веры. Так, в рассказе "Прошли времена, остались сроки", опираясь на палочку, поглаживая бороду и ласково глядя на Сережу, старенький батюшка Ростислав терпеливо объясняет: "Чего надо, говори. Денег только не проси, от них грех и слезы, тюрьма и раздоры, кровь и смерть..." (73, 28). Не менее значим и эпизод, когда юный герой становится свидетелем ссоры детей отца Ростислава, которые "не поделили игрушку", и короткого диалога, несомненно, отпечатавшегося в сознании Сережи словами батюшки: "Силой, конечно, можно отобрать. Но на всякую силу есть другая сила. На пистолет -ружье, на ружье - автомат, на автомат - пулемет, на пулемет - пушка... Но это не сила, а дурь. А есть сила - всем силам сила. Какая? Это смирение. Хочется тебе поиграть, а ты скрепись, потерпи, уступи. Смирись. И победишь терпением" (73, 28). Таким образом, привитие духовных основ с момента рождения необходимо строить на заповедях православного учения. Эта мысль является ключевой и пронизывает все детские произведения В. Крупина.
"Воспитать" значит сделать из ребенка не преуспевающего человеко-угодника, а духовно-зрячего, сердечного и цельного человека с крепким характером. А для этого надо зажечь и раскалить в нем как можно раньше духовный "уголь": чуткость ко всему Божественному, волю к совершенству, радость любви и вкус к доброте", - писал И.А. Ильин в работе "Путь к очевидности" (курсив И. Ильина. - Е.С.) (163, 415). И именно такому предназначению следуют старшие герои детских рассказов В. Крупина, а также сам автор, семь лет преподававший православную педагогику в Московской Духовной академии.
Вышедшая в 1997 году в журнале "Москва" (№1) "Православная азбука" в творчестве В. Крупина становится новым этапом на пути осмысления значения Православия в процессе воспитания человека. В ней автор расставляет акценты на истории Православия ("Адам", "Голгофа", "Херсонес", "Царь-колокол"), рассказывает о святых русской церкви ("Борис к Глеб", "Великомученик Пантелеймон"), пишет о традициях и праздниках нашего народа ("Красный угол", "Жаворонки", "Лампада", "Масленица", "Рождество", "Утреня", "Чаша", "Дом Божий"). В тщательно составленных статьях В. Крупин последовательно знакомит читателей со старославянскими названиями букв алфавита, с исконно русскими мужскими и женскими именами, причем каждой статье предшествует еще и алфавитный перечень названий икон Божией Матери.
Писатель включает в свой труд выражения из Библии, цитаты из "Слова о полку Игореве", слова А.С. Пушкина, стихотворные и песенные строки, загадки. Православный учебник, которым является "Азбука" В. Крупина, - это книга, где собраны зерна православной народной мудрости: "Каков хан, такова и орда", "Лишняя соль портит пищу, лишнее слово - речь", "На чужой стороне и весна не красна", "Злой плачет от зависти, добрый - от радости", "Мало носить крестик на груди, надо нести Крест - тяготы жизни", "Пока слово в тебе, оно - твой раб, а вылетит - ты его раб", "С грехами бранись, с людьми мирись", "Тому тяжело, кто помнит зло", "Щедрость православного
