Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Психологизм в художественной системе Г.И Газданова 16
1. Проблема художественного психологизма в науке о литературе 16
2. Опыт осмысления личности в литературно-критическом наследии Г.И. Газданова 42
ГЛАВА II. Своеобразие психологизма в «русском» периоде творчества Г.И. Газданова 58
1. Мифопоэтика художественного сознания Г.И. Газданова в романе «Вечер у Клэр» 59
2. Новое соотношение осознанных и бессознательных начал 72
3. «Душевный город» в романе «Призрак Александра Вольфа» 92
ГЛАВА III. Своеобразие психологизма во «французском» периоде творчества Г.И. Газданова... 106
1. Сюжетно-композиционные формы психологизма 111
2. Психология литературного героя в аспекте философии поступка 143
3. Своеобразие притчевого сознания Газданова-романиста 156
Заключение 169
Примечания 173
Библиография 184
- Проблема художественного психологизма в науке о литературе
- осмысления личности в литературно-критическом наследии Г.И. Газданова
- Мифопоэтика художественного сознания Г.И. Газданова в романе «Вечер у Клэр»
- Сюжетно-композиционные формы психологизма
Введение к работе
Проблема художественного психологизма, его истории и сущности, является одной из важнейших и интереснейших проблем в литературе XX века. В художественной антропологии современного текста изменились природа и структура взаимообусловленных категорий личности, характера, пространства, времени, истины. Язык в целом оказался огромным экспериментальным полем, на котором были поставлены уникальные опыты с человеческим сознанием и художественной реальностью. При всем различии и многообразии точек зрения на проблему психологизма, исследователи сходятся во мнении, что авторы-новаторы в XX веке искали и находили совершенно особые, не применявшиеся ранее способы исследования внутреннего мира человека. Одним из таких «генераторов» нового психологизма явился Г.И. Газданов, чьи произведения созидались в парижской эмиграции «первой волны». Секрет «загадочного», «магического» очарования его прозы заключается прежде всего в концентрации в ней многих эстетических, философских и даже научных открытий своего времени. Не случайно критической рефлексией часто использовался каламбур, связанный с фамилией писателя: Газданов — неразгадан [1].
Творчество Гайто (Георгия Ивановича) Газданова - яркая и все более осваиваемая читателями и литературоведением страница русской зарубежной литературы. За последние десять лет, что существует газдановедение, об этом художнике написано, пожалуй, больше, чем о ком-либо другом из авторов «незамеченного поколения».
Исследование творческого наследия автора шло в несколько этапов. Вслед за Ю.В. Матвеевой [2], с учетом необходимых новейших дополнений, выделим три вехи литературно-критического освоения
творчества художника, сохраняющие актуальность и на сегодняшний день.
1) Критика времен самого Газданова, представленная
многочисленными именами литераторов русского зарубежья, среди
которых были: В. Ходасевич и Г. Адамович, М. Осоргин и Б. Зайцев, М.
Слоним и Н. Оцуп, В. Варшавский и В. Вейдле, а также С. Савельев, М.
Горлин, А. Бахрах, Л. Ржевский [3].
Книга первого библиографа и литературоведа, американского исследователя творчества Газданова Ласло Диенеша «Russian literature in exile: The life and work of Gajto Gazdanov» (Munchen, 1982) с последующим переводом на русский язык в 1995 году [4].
С 1996 года - настоящий научно-исследовательский «бум» в газдановедении, когда было осуществлено издание трехтомника сочинений Г.И. Газданова. С этого момента защищаются кандидатские диссертации, исследующие творческую деятельность писателя (по литературоведению, философии и педагогике), появляются рецензии на его произведения, проводятся конференции, посвященные проблемам изучения его романов и рассказов, издаются монографии и учебные пособия СМ. Кабалоти (1998), Ю.В. Бабичевой (2002), О. Орловой (2003), публикуются статьи о жизни и творчестве Газданова (работы Ю.В. Матвеевой, Л.В. Сыроватко, Ю.Д. Нечипоренко, А.Г. Черчесова, С.С. Никоненко, М.А. Васильевой, Т.Н. Красавченко, А.Б. Мзокова, О.М. Орловой, А.В. Мартынова, A.M. Зверева, М.С. Новикова, СР. Федякина, Т. Семеновой, И. Сухих, В.А. Боярского и др.) [5].
Зреющая популярность Газданова в читательских кругах и открытие новых биографических фактов способствуют возникновению дополнительных аспектов изучения его литературного наследия и подвигают ученых на дальнейшие искания, стимулируя тем самым появление все новых и новых работ о творчестве выдающегося
художника.
В целом газдановедение достигло значительных успехов в решении проблемы художественного мышления писателя, системы повествования, особенностей поэтики, в постижении сложности Газданова-философа, в осмыслении связей творчества писателя с широким литературным и культурным контекстом.
Но, несмотря на такой «взрыв» интереса к литературному наследию писателя, в газдановедении существует ряд сфер, обойденных вниманием исследователей, или малоизученных, которые в силу специфики творчества писателя требуют углубленного постижения. На периферии научного интереса остается вопрос о художественном психологизме Газданова.
Нельзя сказать, что вопрос об особенностях художественного психологизма совсем выпал из поля зрения критиков, исследователей. К примеру, еще Г.Адамовичу в рецензии на роман «Полет» (1939) удается уловить «нестандартность» художественной антропологии писателя: «Газданов и не гонится за психологическими редкостями... Главное у него не люди, а то, что их связывает, то, чем заполнена пустота между отдельными фигурами, - бытие, стихия, жизнь, не знаю, как это назвать» [6]. Первый биограф и исследователь творчества Газданова, Ласло Диенеш, словно полемизируя с Адамовичем, назовет «Полет» «одним из самых утонченных произведений Газданова-психолога», в котором дается тончайший анализ «психологического существования» героев, самых потаенных чувств и мыслей [7]. Стоит отметить, что работа Диенеша «Russian literature in exile: The life and work of Gajto Gazdanov» имела большое значение для последующего исследования психологической прозы писателя, так как в ней обозначились ориентиры и пути для дальнейших изысканий.
Отдельные ссылки на проблему психологизма содержатся в
научных работах Ю.В. Матвеевой, Т. Семеновой, Ю.В. Бабичевой, В. Боярского. Однако целостного исследования, посвященного своеобразию художественного психологизма в прозе Газданова, до сих пор не создано. Между тем ощущается потребность в такой работе.
В периоды кризисов и исторических переломов, когда в обществе актуализируются проблемы ценностей, определяющих нормы поведения человека в социуме, особенно возрастает интерес к душевному миру личности. «Драгоценное знание человековедения» (В. Днепров) художественной литературы не только не устарело, но, напротив, умножило свою значимость в наши дни. Не случайно появление междисциплинарных исследований, которые группируются вокруг центральной темы: человек, личность, характер (обратим внимание на то, что истина художественная, безусловно, отличается от истины научной и нередко оказывается опережающей). Особенно важным для сознания современного человека, в душе которого отложился поучительный и трагический опыт новейшей истории, оказывается взгляд на человеческую природу русской литературы XX века, и, в частности, литературы «незамеченного поколения» - русского зарубежья. Важно отметить, что в творчестве Г.Газданова отразились широкая панорама довоенной и послевоенной жизни Европы и особое, драматическое существование российской эмиграции.
Кроме того, актуальность исследования заключается в том, что главное стилевое качество прозы Г.И. Газданова — психологизм - не был еще предметом специального изучения. Впервые в газдановедении творчество писателя исследуется в русле проблемы психологизма русской литературы, раскрывается своеобразие художественной антропологии в романистике писателя.
Объектом исследования является художественный психологизм романов Г.И. Газданова; предметом - признаки его проявления в
структуре текста, авторские приемы манифестации и активизации.
Цель работы - путем прочтения и интерпретации опорных произведений Г.И. Газданова («русского» и «французского» периодов) исследовать своеобразие и роль художественного психологизма в общей стилевой системе писателя.
Для достижения данной цели необходимо решить следующие конкретные задачи:
Дать определение термина «художественный психологизм», раскрыть его научную этимологию и тот смысл, который в него вкладывается в современном научном употреблении, рассмотреть важнейшие категории и приемы психологического изображения.
Выявив место традиций психологизма в художественном пространстве XX века, проследить трансформацию классического психологизма, определить место Г.Газданова в типологической общности писателей-психологов.
- Исследовать духовную «психобиографию» Газданова - роман
«Вечер у Клэр» - как метатекст по отношению к отдельным произведениям
писателя.
Выявить типологические черты газдановского психологизма, характерные для «русского» и «французского» периода его творчества;
Проанализировать методы и приемы, используемые Газдановым для глубокого и детального раскрытия внутреннего мира личности и позволяющие охарактеризовать художественный арсенал писателя-психолога.
Материалом исследования для решения поставленных задач послужили:
- романы 20-40-х годов «Вечер у Клэр» и «Призрак Александра
Вольфа», которые относятся к автобиографическим произведениям
писателя (с известной долей условности), повествующие о событиях
Гражданской войны и жизни в условиях эмиграции и благодаря своей «русской» тематике обозначенные нами как романы «русского» периода (при этом важно учитывать, что все произведения создавались писателем за границей);
- романы 50-60-х годов «Пилигримы» и «Пробуждение», которые создаются на французском материале и потому манифестированы нами как романы «французского» периода.
К анализу привлекаются также другие романы и рассказы, литературно-критические статьи писателя, его выступления на радио «Свобода».
Необходимо обосновать выбор текстов, взятых для аналитического прочтения. Наиболее важное место в нашем исследовании отведено первому роману писателя - «Вечер у Клэр» (1929). Этот роман является, по сути, метароманом по отношению к другим произведениям писателя, и именно в нем, как нам кажется, уже заложен ключ к художественному психологизму всех газдановских произведений, который поможет разгадать, что удерживает все 9 романов писателя в едином художественном континууме.
Идея «метароманного» единства в творчестве Газданова не является новой. Все романы писателя существуют независимо друг от друга, формально не объединены им в какие-либо сборники, не обозначены как циклы, в то же время они активно воспринимаются критиками и литературоведами в качестве таковых, то есть созданных в рамках единого творческого импульса [8]. Например, С. Семенова объединяет в трилогию романы Газданова «Вечер у Клэр», «История одного путешествия» и «Ночные дороги», выделяя в качестве «стержня», определяющего смысловое и формальное единство этих произведений, «автобиографическое, экзистенциальное» начало [9]. Ю.В. Бабичева также использует термин «автобиографическая трилогия», охватывая,
правда, уже другие произведения: «Вечер у Клэр», «Призрак Александра Вольфа» и «Возвращение Будды». Исследователь предупреждает, что объединяет эти произведения по «не слишком корректному принципу», так как «все девять романов Газданова стоят на автобиографическом фундаменте». Выделенные Ю.В. Бабичевой три романа писателя сплачивает прежде всего «герой-повествователь: молодой русский эмигрант в Париже, недавний участник Гражданской войны в России» [10].
Между тем, обратившись к романам Газданова, нетрудно заметить, что межтекстовые связи и переклички на идейно-тематическом и мотивно-образном уровнях романов обнаруживаются не только между текстами, объединенными в трилогии, но и между другими произведениями писателя. Так, Т.Красавченко отмечает, что в творчестве Газданова присутствуют «этико-эстетические матрицы», благодаря которым существует возможность продолжения и домысливания фрагментов текстов, обнаруженных в архиве писателя. К одной из таких матриц исследователь относит «способность персонажей Газданова к преображению, «пробуждению», «перевороту» [11].
Одно из последних основательных исследований в области «метароманного» цикла Газданова - диссертация И.А. Дьяконовой «Художественное своеобразие романов Г.Газданова» [12]. Вслед за В.Ерофеевым, впервые употребившим термин «метароман» по отношению к произведениям В.Набокова в' своей статье «В поисках потерянного рая», вышедшей с подзаголовком «Русский метароман В.Набокова»[13], И.А. Дьяконова с целью определения жанровой природы романов Газданова рассматривает в качестве «метароманного» обобщения его творчества итоговый роман писателя - «Эвелина и ее друзья» [14].
Изучение творчества Газданова в русле проблемы
художественного психологизма помогает нам определить тот
устойчивый в его творчестве ансамбль, свойственный психологическому
изображению, который явлен уже в дебютном романе «Вечер у Клэр»:
мифологема «внутренней Вселенной» (преобразованная
неомифологическим сознанием героя-повествователя художественная реальность), субъективация хронотопических форм, линии соотношения осознанных и бессознательных начал .душевной жизни героя (творческого дара, любви и переживания смерти). Газданов как писатель-психолог складывается уже в процессе создания его первого романа. Это подчеркивает современная Газданову критика. Не упуская из виду психологическое мастерство Газданова, Г. Адамович писал: «Если бы волею судеб книги Газданова не дошли до будущих читателей целиком, а сделались известными лишь в разрозненных частях, автор «Вечера у Клэр» был бы, вероятно, включен в число самых оригинальных и крупных художников послереволюционного времени» [15].
По справедливому замечанию В.Ерофеева относительно метаромана В.Набокова, только изучение метаромана как системы позволяет создать адекватное представление о каждом романе писателя в отдельности [16]. Последующие за «Вечером...» остальные 8 романов Газданова оказываются вариантами психологического изображения, заявленного в его первом романе. Они соотносятся и перекликаются друг с другом, в каждом из них сохраняется обозначенный нами «антропологический» ансамбль, обнаруживается духовная близость героев. Внутренне родство, в котором состоят романы Газданова, создается главным образом за счет приема автоцитации, автореминисценции, когда возникший в романном повествовании мотив, сюжетный ход, образ, символ отсылает к образам и эпизодам другого романа. В связи с этим говорить об эволюции газдановского
психологизма не приходится, так как со временем в его творчестве не происходит изменения психологического стиля, перемещается лишь акцент, идет экстенсивное развитие его психологического мастерства.
Во «французском» периоде творчества 50-60-х годов Газданов отходит от автобиографизма романов 20-40-х. Используя французский материал в романах «Пилигримы» и «Пробуждение», писатель еще более поднимается на общечеловеческий, «универсальный» уровень осмысления мира и человека. Интерес к этим произведениям в нашем исследовании обусловлен тем, что в них очевидны некоторые приметы
*
обновления, связанные с углублением содержания, с процессом дальнейшего становления «универсализирующего психологизма» (Л. Дорофеева), в котором определяющим становится выявление универсальных архетипических категорий личности, генетической памяти, что приводит к использованию в качестве структурного центра притчи.
В основу методики нашего исследования положены принципы целостного анализа идейно-художественной структуры текста под углом зрения специфики психологизма в сочетании с историко-генетическим, и сравнительно-типологическим, культурологическим и биографическим
подходами. Также в необходимой мере используются отдельные позиции семиотики и психоаналитические идеи в их нравственно-философском преломлении.
Данный научный подход сложился с опорой на теоретико-методологические принципы изучения литературного произведения, сформулированные в трудах крупнейших западных и отечественных ученых в области истории русской литературы XX века, сравнительной и исторической поэтики: М.М. Бахтина, Г.Д. Гачева, Д.С. Лихачева, Ю.В. Манна, Б.О. Кормана, Ю.М. Лотмана, В.Е. Хализева, Б.А. Успенского и др. В своем исследовании мы опирались на историю изучения художественного психологизма и на новейшие исследования в этой
области: А.Б. Есина, Л.С. Выготского, Л.И. Тимофеева, Л.Я. Гинзбург, В.Д. Днепрова, В.Е. Хализева, Л.А. Колобаевой, A.M. Зверева, В.В. Компанейца, Е.Г. Эткинда, И.Б. Ничипорова. Мы не упускаем из виду и некоторые общегуманитарные исследования, придающие новый ракурс интерпретации психологизма XX в.: работы М.М. Бахтина о «философии поступка», М.К. Мамардашвили об онтологических аспектах современного романного мышления (на материале прозы М. Пруста), А.Г. Асмолова о личности как предмете психологического исследования, В. Руднева о «художественной реальности» в культуре XX в.; исследования Грузинской психологической школы (Д.Д. Узнадзе, А.Е. Шерозия) о роли бессознательного и его соотношении с сознанием в структуре личности и др.
При выборе подходов к вопросу об особенностях художественного психологизма в творчестве Г.И. Газданова мы учитывали результаты исследований газдановедов: Л. Диенеша, Ю.В. Бабичевой, Ю. Матвеевой, Л. Сыроватко, С. Семеновой, Ф. Геблера, И. Сухих, О. Орловой, В. Боярского и др.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Ряд явлений и событий в науке и культуре XX века кардинально
меняет перспективу мировоззрения современного человека, в результате
чего границы «ландшафта души» (Ф. Степун) расширяются, становятся
менее определенными и в то же время более глобальными, чем были в
культурной антропологии XIX века. Это находит свое отражение в
творчестве Газданова, чье стремление разглядеть во внутреннем «я»
вселенское начало (Вяч. Иванов) было сопряжено с ключевыми
свойствами символа или мифа. Мы устанавливаем, что конструктивным
принципом психологизма в творчестве Газданова является символико-
мифологический психологизм.
2. Актуальные социально-психологические коллизии XX века в
творчестве Газданова осмыслены как «драма в кулисах души» (Н. Евреинов). В связи с этим психологизм становится основным способом художественного изображения мира и человека.
3. Основные черты художественной антропологии Газданова сформировались уже в первом его романе «Вечер у Клэр». Художественный психологизм Газданова как формально-содержательная основа его метода с течением времени не эволюционировал, а развивался экстенсивно, расширяя использование новых приемов: сюжетно-композиционных, хронотопических, притчевых.
4. Пафос целостности личности реализуется Газдановым в
мифологеме «внутренней Вселенной», представленной в романе «Вечер у
Клэр» и вариативно - в последующих романах писателя. Актуализируется
взаимодействие сознательных и бессознательных сил в структуре личности
героя, проявляясь как в виде антагонизма этих начал, так и в их синергии.
5. В романах «русского» и «французского» периодов Газданова
психологически многозначен предметно-образный строй романов. Образы-
символы и образы-архетипы определяют духовный путь героя. Указанные
образы сочетаются с колористической символикой, ассоциативно-
ритмическими рядами в повествовании, которые также психологически
многозначны и раскрывают внутренний мир героев.
Сюжетно-композиционная манифестация психологизма в поздних «французских» романах Газданова явлена зеркальной схемой сюжета, особой ролью лейтмотива, поэтикой ракурса изображения, своеобразием хронотопа, позицией наблюдателя с ограниченной компетенцией, «кинематографическими» и монтажными приемами письма.
Во «французском» периоде творчества с помощью притчевых форм и категории поступка (в бахтинском значении) Газданову-романисту удается еще глубже постичь онтологические законы бытия личности, выявить сущность современного сознания, его духовную первооснову,
скрывающуюся за характером и какими-либо внешними проявлениями.
Научная новизна. В диссертации .впервые творчество Г.И. Газданова исследуется в русле дискуссионной проблемы в современной науке о литературе - проблемы художественного психологизма. Кроме того, научная новизна заключается и в многоаспектном системном анализе изучения психологизма Газданова, в исследовании авторских приемов манифестации и активизации психологизма (идейно-эстетические, сюжетно-композиционные, стилевые доминанты).
Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что она позволяет расширить исследовательскую базу психологизма в русской литературе XX века. Практическая ценность результатов исследования обусловлена тем, что основные положения диссертации могут быть использованы в учебном процессе при чтении лекционных курсов по истории русской литературы XX века, истории литературы русского зарубежья, в разработке спецсеминаров и спецкурсов по творчеству Г.И. Газданова.
Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в публикациях, а также докладывались и обсуждались на IV-x и V-x Всероссийских чтениях, посвященных братьям Киреевским "Оптина пустынь и русская культура» (Калуга, 2001, 2004), Международной научно-практической конференции «Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии» (Армавир, 2002), конференции аспирантов Калужского госпедуниверситета «Философия в современном мире» (Калуга, 2002), IV Пушкинской конференции (Большие Вяземы, 2002), Международных научных конференциях «Творческая индивидуальность писателя: традиции и новаторство» (Элиста, 2003), «Малоизвестные страницы и новые концепции истории литературы XX века» (Москва, 2003, 2005), Института мировой литературы имени А.М.Горького Российской
академии наук, посвященной 100-летию Гайто Газданова (Москва, 2003), IV-x и V-x Международных научных Зайцевских чтениях (Калуга, 2003, 2005), Всероссийской научной конференции «Художественный текст и культура» (Владимир, 2004), Международных научных конференциях «Художественный текст и текст в массовых коммуникациях» (Смоленск, 2004), «Культура против терроризма: роль культуры в развивающемся обществе» (Калуга, 2005). Также некоторые положения диссертации использованы при проведении лекций и семинаров со студентами Калужского государственного педагогического университета им. К.Э. Циолковского по культурологии. Всего по теме диссертации опубликовано 12 научных статей, одна находится в печати.
Структура и объем диссертации обусловлены спецификой изучаемой проблемы, целью и задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав и заключения. Библиография включает 247 наименований. Объем диссертации - 201 страница.
*
Проблема художественного психологизма в науке о литературе
Проблема художественного психологизма в современной науке о литературе является дискуссионной. Нередко можно встретить мнения об этой категории как о «трафарете», «застывшей схеме» (Н. Александров) или как о явлении «толстовского образца», более всего присущем классической литературе XIX века (A.M. Зверев). Появлению таких представлений способствовал ряд явлений культурологического характера, произошедших в течение минувшего столетия, от эпатажных заявлений Ф.Ницше: «Бог умер» и М. Фуко об исчезновении человека до утверждения А. Белого о еще одном исчезновении - исчезновении психологизма. В статье «Ибсен и Достоевский» (1905) он призывает «очистить музыкой, вольной и плавной, Авгиевы конюшни психологии, оставленной нам в наследство покойным писателем» [1]. Русский философ Г. Федотов назвал XX век «взрывом антропоцентрической цивилизации», в искусстве которого «человек, стержень мира, разбился на поток переживаний, потерял центр своего единства, растворился в процессах» [2]. Вместе с тем, Р. Барт будет небезосновательно утверждать: «Если известная часть современных литераторов и выступила против «персонажа», то вовсе не затем, чтобы его разрушить (это невозможно), а лишь затем, чтобы его обезличить» [3].
На наш взгляд, психологизм XX века переживает новый виток своего развития, кардинально отличаясь от психологизма литературы предшествующего периода. Как справедливо утверждает Л. Колобаева, «психологизм исчезает и психологизм остается, уходит в прежнем классическом его выражении и появляется в новых формах»
Проблема «нового» художественного психологизма в отечественном литературоведении все еще относится к области малоизученных явлений. В связи с этим, важным является освещение проблем дефиниции психологизма, традиций психологизма в русской литературе, определение места Г.Газданова в типологической общности писателей-психологов новой генерации.
«Драгоценное знание человековедения» (В.Днепров) имеет свою историю. История формирования теории художественного психологизма, начиная с В. Белинского, Н.Чернышевского, Д.Писарева, достаточно подробно изложена в диссертации А.Есина «Художественный психологизм как свойство литературного стиля» и в его книге «Психологизм русской классической литературы» [5]. В советскую эпоху многим теоретическим вопросам психологизма был посвящен сборник АН СССР «Проблемы психологизма в советской литературе» [6]. Суммарное представление о развитии эстетической мысли по вопросам художественного психологизма в свете литературных течений рубежа XIX-XX веков и новых тенденций в эволюции психологизма XX века дано в диссертации Т.П. Усачевой «Художественный психологизм в творчестве А.И. Куприна: традиции и новаторство» [7], статье Л.А. Колобаевой «Никакой психологии», или фантастика психологии?» [8] и в книге И.Б. Ничипорова, посвященной проблеме модернизма в творчестве И.А. Бунина [9].
К одной из главенствующих проблем, находящихся в центре внимания литературоведов, относится проблема четкого определения значения терминов и категорий. Литературоведами разработана методологическая основа исследования проблемы художественного изображения внутреннего мира персонажей - принцип социально исторической и биологической детерминированности личности. Понятие художественный психологизм или психологический анализ расшифровывается в предшествующем литературоведении как развернутое и адекватное воспроизведение процессов внутренней жизни литературных героев, то есть психофизических состояний, контролируемых и не контролируемых сознанием. Категориальное значение этот термин приобретает в понимании его как стилевого единства, системы средств и приемов, направленных на полное, глубокое и детальное раскрытие внутреннего мира героев (А.Б. Есин). Это позволило определить место психологизма в структуре произведения как характеристики проблемных аспектов искусства слова, то есть идейно-нравственного содержания. «Психологический анализ - сознательный эстетический принцип... Появление психологического анализа в произведении, его форма и типология чаще всего зависят от сознательной установки писателя, от характера его дарования, личностных свойств, от ситуации в произведении», пишет В. Компанеец. [10].
Поэтому он предложил использовать термин «художественный психологизм» для обозначения более широкого понятия: «Понятие «психологизм» шире понятия «психологический анализ», оно включает в себя, например, отражение авторской психологии - родовой признак искусства слова, имманентно вытекающий из его природы, ибо автор не может не отразиться в своем произведении как человек, как характер, как натура» [11]. В этом смысле очерчиваются такие понятия, как «психологический роман», «психологическая драма», «психологическая литература», «писатель-психолог».
осмысления личности в литературно-критическом наследии Г.И. Газданова
Новые тенденции в постижении русскими писателями душевной жизни художественным словом стали типологическими как для литературы метрополии, так и для «литературы в изгнании», являя собой единую художественно-антропологическую парадигму в широком литературном пространстве России XX века. Г.Газданов, писатель молодого поколения эмиграции «первой волны», продолжившей художественные искания Серебряного века, подчиняет свой творческий метод требованиям нового видения жизни. Стремление выйти за социально-исторические и пространственно-временные рамки ради выявления общечеловеческого содержания было основополагающим в художественной антропологии Газданова, чей творческий метод Вяч. Вс. Иванов определил не так давно как реализм «магический». Стоит уточнить эту историко-литературную дефиницию. В Париже 1920-х годов, на Монпарнасе, где утвердила свое «царство» творческая русская эмигрантская молодежь, в среде, близкой Газданову, писатель С. Шаршун объявил «магическими реалистами» себя и других молодых прозаиков своего круга, заимствовав термин у французского критика Эдмонда Жалу, так трактовавшего эту форму: «...отыскание в реальности того, что есть в ней странного, лирического и даже фантастического, - тех элементов, благодаря которым повседневная жизнь становится доступной: поэтическим, сюрреалистическим и даже символическим преображениям» [57].
Представления о превалировании «внутреннего» человека над «внешним», стремление к «символическим преображениям» психологической реальности остро ощущается в эстетической мысли «молодого поколения» русских эмигрантов «первой волны». Если «старшее поколение» пережило шок реальных потерь, утратив родину, которую успели познать и полюбить сознательно, и горечь утраты вызвала у них потоки реальных воспоминаний, лишь постепенно трансформировавшись в светлый миф о былой России, составивший основу нового творчества Бунина, Шмелева, Куприна, Зайцева и др., то у «полупоколения» (Л.Ржевский) молодых даже не было в душе определенного образа родной страны, покинутой ими в детстве или ранней юности. Лишенные какой-либо почвы, они испытывают, скорее, метафизическую ностальгию: тоску рано повзрослевшего человека по светлому раю детства и несостоявшейся юности и ищут иных, внутренних, символико-мифологических детерминант действительности в своем творчестве. Это символически преобразованное чувство ностальгии стало метамотивом произведений В. Набокова, Б. Поплавского, легло в основу повествования романов Газданова «Вечер у Клэр», «Ночные дороги» и др. А желание молодых авторов найти чувство опоры «подхватывает» литературный Париж 1930-1940-х годов, куда, по мнению Ю. Терапиано, «волей судьбы переместился центр - не русской жизни и не русской литературы, конечно, но некоторый очень важный центр «человека своего столетия» [58]. Особо отмечает русский критик внимание к микропроцессам душевного мира отдельного человека в литературе русского зарубежья и «восхождение» на Олимп литературных пристрастий Парижа «внутреннего» человека: «Линия внутренней жизни современного человека представляет собою постепенное изживание «человека внешнего», смену его «внутренним» [59].
Конгломерат русского и парижского «воздушных» течений давал ту «русско-парижско-монпарнасскую атмосферу» (О.Демидова), которая сделалась питательной средой для «молодой» русской литературы в эмиграции. По мнению Б. Поплавского, родина новой эмигрантской литературы не Россия и не Франция, а Париж «с какой-то только отдаленной проекцией на русскую бесконечность» [60].
Процесс онтологизации психологической перспективы изначально был определен устоявшейся традицией - творчеством писателей и поэтов Серебряного века (И.Бунин, А.Куприн, Л.Андреев, А. Белый, А. Блок и др.): «Интерес к событиям, трудностям индивидуальной человеческой судьбы, лежащий в основе произведений прошлого века, сочетаются в литературе 1910-х годов с подчеркнутым вниманием к общим законам бытия» -[61].
Мифопоэтика художественного сознания Г.И. Газданова в романе «Вечер у Клэр»
Первый роман Г.И.Газданова «Вечер у Клэр» (1929), в центре которого - автобиографическая история русского эмигранта первой волны, пережившего в юном возрасте все тяготы Гражданской войны и эмиграции, сразу же вызвал широкий резонанс в кругу литературной общественности зарубежья. Стоит только перечислить несколько подтверждающих это фактов. Так, М.Горький, прочитав роман, вступает в переписку с талантливым, по его оценке, автором и даже делает несколько, к сожалению, безуспешных попыток опубликовать «Вечер у Клэр» на родине. В рассказе «Тяжелый дым» (из сборника «Весна в Фиальте») герой Набокова, молодой поэт, явно автобиографического плана, среди «любимых, в разное время потрафивших душе книг» называет «Вечер у Клэр».
В качестве литературных предшественников газдановского «Вечера...» критики преимущественно отмечали М.Пруста (Н.Оцуп) и И.Бунина (Г.Адамович). По справедливому замечанию И.Сухих, обобщившему критические отзывы о первом газдановском романе, «Вечер у Клэр», прихотливо движется между берегами русского автопсихологического романа и западного романа потока сознания» [3].
Своеобразие художественного психологизма в дебютном романе Газданова можно свести к понятию «автопсихологизм» или «духовная биография» (Д.Лихачев), что ставит его в один ряд с такими произведениями русской литературы XX века, как «Жизнь Арсеньева» И.Бунина и «Доктор Живаго» Пастернака. Проблема собственно автобиографизма этого произведения сложна. Хотя Газданов признавал, что его роман автобиографичен, при этом он не раз подчеркивал, что два важных этапа его детства и юности - гимназия в Харькове и кадетский корпус в Полтаве - включены в роман с заведомо вымышленными событиями (причем конкретное место действия в романе опускается) [4]. По свидетельству Татьяны Фремель, хорошо знавшей семью и юношеское окружение писателя, Газданов «в своем автобиографическом романе описывает не историю своей жизни, а историю своих чувств, своей души» [5]. Поэтому можно сказать, что «Вечер у Клэр» - это «род автобиографии - автобиографии, в которой удивительным образом отсутствуют внешние факторы, совпадающие с реальной жизнью автора» (Д.С.Лихачев). Тонкой игре между вымыслом и реальностью в данном случае способствует мифологизация «духовной биографии» Газданова.
Внешне «Вечер у Клэр» представляет собой роман в форме рассказа от первого лица. Композиция делится на две части: 1) встреча героя-повествователя с возлюбленной Клэр в Париже заглавным вечером; 2) ретроспективная композиционная часть повествования - преобразуемое памятью героя его прошлое в России: почти хрестоматийные детство, отрочество (кадетский корпус), юность (гимназия, гражданская война, эмиграция). Обоснование такого разделения - хронотопическое: по времени - один вечер противопоставлен значительной части жизни героя; по пространственным характеристикам - Париж и «классический треугольник русского эмигранта первого поколения» (И. Сухих) -Петербург, Крым и «предчувствие» Парижа. Однако такая видимость горизонтов «духовной биографии» Газданова оказывается при более тщательном анализе субъектно-композиционной структуры текста слишком поверхностной.
Все описываемые в романе события, предметы, явления, персонажи явлены сквозь призму «вселенского» авторского сознания, приобретают сжатое, конкретно-символическое значение, воспринимаются как многозначный знак-образ, которым оперирует это сознание. Позицию автора в романе можно обозначить словом «созерцатель», или наблюдатель. Принцип «неустранимости наблюдателя» в науке гласит: нельзя наблюдать за явлением, не вмешиваясь в происходящее, не влияя на него. При этом неизбежна личностная мифологизация наблюдаемого явления. Позиция наблюдателя в «Вечере» имеет сложную многоуровневую структуру, словно воплощая ту метаповествовательную формулу Газданова, которую он выводит в предшествовавшей «Вечеру...» «Повести о трех неудачах»: «Я обладаю тройным зрением: горизонтальная плоскость минутной протяженности, высокая вертикаль времени и острый угол, образованный временем и линией дальности» [III, 26].
Сюжетно-композиционные формы психологизма
Классическое представление о сюжете, соотнесенное с его психологической функцией, по словам Л. Тимофеева, состоит в том, что «сюжет есть история характера.., все узловые пункты сюжета определяются именно в связи с их значением для развития характера...» [7]. Здесь важно сделать акцент на хронологической динамике сюжета («история»), подчиненной многосторонней причинно-следственной детерминации реалистического характера. Однако событийность была константой литературы XIX столетия, в XX веке формы повествования становятся иначе сопряженными с познанием личности. В романах Газданова «Пилигримы» и «Пробуждение» своеобразно отразились дезинтегрирующие тенденции в организации классического сюжета, ослабление внешнего действия и развитие действия внутреннего.
Еще у А.П. Чехова исследователи отмечали значительные перемены в построении сюжета, соотнесенном с его психологической функцией. По словам самого писателя (в передаче Л. Сулержицкого) «весь смысл и вся драма человека внутри, а не во внешних проявлениях». Говоря о «принципах построения» пьес А.П. Чехова, А. Скафтымов отмечает, что в центре здесь интерес не к событийности как таковой, но к «внутреннему» времени бытия героев, тому «общему чувству жизни... синтезирующее дыхание которого ощущается за каждой деталью...» [8]. К пониманию несоответствия традиционных сюжетно-композиционных форм и художественного мира, их неадекватности глубинному психологическому содержанию Газданов приходит в романе «Полет» (1939): «...всякую человеческую жизнь и всякое изложение событий мы стремимся рассматривать как некую законченную схему, и это тем более удивительно, что самый поверхностный анализ убеждает нас в явной бесплодности этих усилий. И так же, как за видимым полукругом неба скрывается недоступная нашему пониманию бесконечность, так за внешними фактами любого человеческого .существования скрывается бесконечная сложность вещей, совокупность которых необъятна для нашей памяти и непостижима для нашего понимания» [/, 458].
Газданов не отказывается полностью от событийности в сюжете. Однако осознание писателем воздействия на «биографию» героя иррациональности бытия делает до конца невозможным линейно-хронологический показ событий. Единство и цельность личностной судьбы героя оказываются сокрытыми на глубине подсознания. Проиллюстрируем это на материале романа «Пробуждение».
Если иметь в виду событийный слой романа, завязкой является встреча Пьера Форе, приехавшего погостить к своему приятелю Франсуа за город, и Мари, душевно больной женщины, погруженной «в какую-то животную тьму», проживающей в лесу и ведущей «дикое» существование. Кульминация - возвращение к ней разума, памяти, сознания и настоящего имени - Анна Дюмон - путем долгих, терпеливых хлопот Пьера. Развязка - счастливое соединение двух любящих людей.
Однако композиционная структура значительно усложняется, если попытаться отыскать конфликт и эксплицировать его развитие. Уже при обозначении основных сюжетных частей романа складывается впечатление, что собственно событийности здесь нет. Минимализм внешних событий, побуждений к действию, напряжения в развитии сюжета говорит об очевидности активизации «внутреннего» действия. А как утверждает Э. Ауэрбах, обращаясь к функции «неклассического» построения художественного произведения, «внешние действия сами часто служат лишь толчком к освобождению внутреннего процесса, в котором сосредотачивается главный интерес сюжета» [9].
Конфликт в романе Газданова имеет разветвленную структуру, одно из слагаемых которой - излюбленный автором композиционный принцип зеркальности.
Попробуем определить схему «внутреннего» сюжета. Роман начинается с «прямого» внедрения во внутренний мир Пьера Форэ. «Экспозицией» характера героя становится ретроспективный поток памяти-припоминания, настигающий его в поезде на пути в деревню Франсуа и содержащий целый спектр сознательных и бессознательных импульсов героя. Доминируют косвенные приемы психологизма: традиционное место мотивировок занимают «нащупываемое» героем понимание отсутствия смысла в его настоящей жизни, неудовлетворенности настоящим, и в то же время - некое «смутное» предчувствие. Завязка - это встреча с бытием (лес, природа) и Мари, женщины как «соединительной» частицы микрокосма души героя и мира «тишины и вечности». «Внутренняя» кульминация - воспоминания Мари-Анны. Это субстрат вернувшегося сознания героини, являющийся леитмотивным отражением истории Пьера. Развязка - обретение героями истинного предназначения, их воссоединение.
Остановимся более подробно на сюжетно-композиционных механизмах проникновения во внутренний мир героя.
Поезд в начале романа - хронотопический образ-лейтмотив, вмещающий в себя «внутреннюю» статику героя и внешнюю визуальную динамику (вид «за окном»). Ритм «внешний» «заводит» ритм «внутренний». «Равномерное вздрагивание поезда» соответствует пуантилизму памяти, «отбирающей» поворотные моменты жизни Пьера, «словно движение этих воспоминаний точно соответствовало ходу поезда» [II, 442]. Сюжет воспоминаний о прошлом представлен как поток ассоциаций с внешним пространством. Например, «равномерное вздрагивание поезда» прихотливо «тянет» за собой исполненные неизбывной печали думы Пьера о смерти матери и понимание того, что «прекращение... мерного вздрагивания» ее сердца «значило не только то, что она умерла; это значило..., что из его собственной жизни был вынут тот смысл, который наполнял ее раньше» [//, 451].
