Система жанров в лирике декабристов Ложкова Татьяна Анатольевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. «Пролог» течения 31

1. Вопросы жанра в декабристской критике 31

2. В преддверии новой эпохи: А. Н. Радищев и русская ода конца XVIII - начала XIX веков 55

3. Ранняя лирика декабристов: в поисках форм лирического самовыражения 74

4. Новаторство П. А. Катенина в жанре баллады 138

Глава 2. «Литературный декабризм» как жанровая система 199

1. «Вольность. Ода» А. С. Пушкина - первый манифест «литературного декабризма» 199

2. Модификация жанра оды в лирике декабристов 237

3. На путях обновления элегии 284

4. Дружеское послание: переосмысление поэтической традиции 317

5. «Думы» К. Ф. Рылеева: проблема жанровой специфики 346

Глава 3. «Эпилог»: центробежные тенденции в лирике декабристов 397

1. Зарождение лирической рефлексии в поэзии К. Ф. Рылеева 397

2. «Опыты священной поэзии» Ф. Глинки и «поэзия мысли» 417

3. Перед лицом Вечности: философская лирика В.К. Кюхельбекера 446

Заключение 500

Литература 508

• Вопросы жанра в декабристской критике
• В преддверии новой эпохи: А. Н. Радищев и русская ода конца XVIII - начала XIX веков
• «Вольность. Ода» А. С. Пушкина - первый манифест «литературного декабризма»
• Зарождение лирической рефлексии в поэзии К. Ф. Рылеева

Введение к работе

Творчество поэтов-декабристов издавна привлекает внимание литературоведов. Однако, несмотря на то, что данной теме посвящено большое количество исследований разного масштаба, наше представление об одном из самых ярких явлений русской литературы XIX века остается неполным.

Одна из главных причин такого положения кроется в специфическом обстоятельстве, которое осложняет процесс объективного, чисто научного, не подверженного колебаниям политической конъюнктуры решения проблемы: практически все интересующие нас художники оказались замешанными в «деле 14 декабря». Отсюда - вольное или невольное стремление рассматривать все, сделанное ими, в свете политической деятельности. Яркость личностей, героизм, величие гражданского подвига декабристов, как ни странно, часто мешают увидеть эстетическую значимость их литературного творчества. Конечно, решая проблему типологии русского романтизма, исследователи стремятся выявить и художественные критерии разграничения основных его течений. Однако, говоря о гражданском романтизме, мы зачастую склонны отождествлять его с собственно декабристским творчеством и интерпретировать как художественное выражение идеологии дворянской революционности. Тем самым политическая программа и деятельность тайных обществ оказываются определяющим фактором художественной практики, а поэзия интерпретируется лишь как средство политической пропаганды. Так, В. Г. Базанов, автор капитальных трудов о декабристской литературе, заявляет: «Программные выражения законоположения Союза Благоденствия («а более всего в непритворном изложении чувств высоких и к добру увлекающих», «высокие положения» и «просвещенная поэзия») поэтами-декабристами, Пушкиным и Грибоедовым были переведены на язык поэзии, перелиты в поэтические лозунги: «Высоких дум кипящую отвагу» (Рылеев), «Страстей высоких юный жрец» (Раевский), «Святые таинства высокого искусства» (Кюхельбекер), «К искусствам творческим, высоким и прекрасным» (Грибоедов), «Души высокие порывы», «И дум высокое стремле-

4 нье» (Пушкин), «Души высокую свободу», «И добродетель в песнях громких» (Глинка)»¹. Поэтому общепринято начинать разговор о гражданском романтизме с более или менее основательного обзора политических идей декабризма². В литературоведении сложилась довольно прочная традиция восприятия декабристской поэзии лишь как «литературного дела» политических заговорщиков. Так, например, В. А. Гофман утверждает, что поэзия декабристов «была неотделимой частью реальной политики, ее выражением и орудием»³. Л. Г. Фризман полагает, что поэтическое творчество декабристов, начиная с 1817 года «во все увеличивающейся степени становится средством революционной пропаганды» . Подобные мнения стали общим местом в отечественном литературоведении. А. В. Архипова справедливо указывает: «Этот сложившийся стереотип в оценке литературной деятельности декабристов существенным образом сказался ... в литературоведческих работах XX века. В большинстве работ, начиная с 1920-х гг., литературная деятельность декабристов вызывала интерес постольку, поскольку рассматривалась как одна из функций их политической деятельности, то есть как средство агитации и пропаганды. На такую точку зрения ... повлияли как недостаточная изученность литературного процесса эпохи..., так и воздействие вульгарно-социологического метода»⁵. И по сей день остается актуальным давнее заявление Г. А. Гуковского: «В нашей науке... не преодолена окончательно привычка объединять поэтов в литературные группы по их непосредственной и организационно выраженной принадлежности. Так, до сих пор еще можно встретиться в науке со стремлением ограничить круг поэтов - выразителей декабристского течения в русской литературе - только членами тайных обществ и участниками восстания 1825 года: Рылеев, Одоевский, В. Ф. Раевский, отчасти Кюхельбекер, - этими именами

' Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы: Публицистика. Проза. Критика / В. Г. Базанов. - М.: Гослитиздат, 1953. С. 218.

² См. напр.: Касаткина, В. Н. Поэзия гражданского подвига / В. Н. Касаткина. - М. : Просвещение, 1987. - 240
с; Макогоненко, Г. П. О романтическом герое декабристской поэзии / Г. П. Макогоненко // Литературное на
следие декабристов. - Л.: Наука, 1975. - С. 6 - 24 и др.

³ Гофман, В. А. Литературное дело Рылеева / В. А. Гофман // Рылеев К. Ф. Полное собрание стихотворений. Л. :
Сов. писатель, 1934. С. 30.

⁴ Фризман, Л. Г. Поэзия декабристов / Л. Г. Фризман. - М.: Знание, 1974. С. 7.

⁵ Архипова, А. В. Литературное дело декабристов / А. В. Архипова. - Л.: Наука, 1987. С. 6 -7.

5 обычно исчерпывается список поэтов-декабристов, или к ним присоединяются очевидно связанные с декабристскими организациями и декабристской политической пропагандой Грибоедов и Пушкин, причем последний только в части своих немногочисленных политических стихотворений»¹. Именно этим путем идет, например, Л. Я. Гинзбург, пытаясь точнее очертить круг писателей, более или менее явно тяготевших к течению гражданского романтизма. Называя имена Александра Шишкова, Василия Григорьева, Василия Туманского, Виктора Теплякова, она ссылается на их связи с декабристскими кругами, причастность к следствию по делу «14 декабря» (Шишков и Тепляков даже попали в Петропавловскую крепость). Отсюда вывод: «Понятно, что для творчества этих поэтов характерны декабристские литературные установки, особенно существенны они для А. Шишкова и В. Григорьева»². Итак, основанием для утверждения принадлежности этих поэтов к литературному течению фактически оказывается наличие в их лирике специфических политических мотивов и тюремное заключение. Отметим, что далее исследовательница все же доказывает этот тезис анализом не только тематической, но и стилевой близости творчества названных поэтов декабристской поэтике. К сожалению, как отмечает тот же Г. А. Гу-ковский, гораздо чаще дает о себе знать привычка видеть декабристскую поэзию только там, где поэт прямо и открыто излагает в стихах политическую программу, политические требования, перекликающиеся с программами тайных обществ³.

Разумеется, общественное движение - важный фактор развития историко-литературного процесса, особенно в России. Разумеется, большинством декабристов литературная деятельность не отделялась от политической. Не подлежит сомнению и то, что поэты-декабристы составляют ядро гражданского романтизма как литературного течения, и именно их творчество должно находиться в центре внимания любого ученого, изучающего данное литературное явление. И

' Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики / Г. А. Гуковский. - М.: Худож. лит., 1965. С. 174.

² Гинзбург, Л. Я. Русская поэзия 1820-1830-х годов /Л. Я Гинзбург // Поэты 1820-1830-х годов: В 2 т. - Л. : Сов.
писатель, 1972.-Т. 1. С. 17-29.

³ Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики. С. 174.

все же мы повторяем вслед за Г. А. Гуковским: участие в политическом заговоре - не критерий принадлежности к литературному течению. Необходимо более глубокое выявление эстетической близости, несомненно, существовавшей между интересующими нас поэтами на определенном этапе их творческого развития. Совершенно недопустима подмена анализа эстетической природы творчества того или иного художника поиском наличия в его стихах более или менее ясно сформулированных политических идей. К сожалению, на практике мы часто видим обратное. Именно поэтому К. Ф. Рылеев, поэт, тяготеющий к смысловой ясности, логической отточенности формулировок, порой объявляется ведущим представителем гражданского романтизма, выразившим наиболее явственно и все родовые свойства поэзии декабристов¹. Следствием такого подхода является то, что творчество Рылеева традиционно находится в центре внимания исследователей. Гораздо меньше изучено творчество Ф. Н. Глинки, П. А. Катенина, В. К. Кюхельбекера, не отличающееся открытой идеологично-стью.

Парадокс в том, что, в конечном счете, и творчество Рылеева изучено недостаточно. Особое внимание обычно уделяется лишь последнему периоду его творческой эволюции (1820-1825 гг.). Но какова логика этой эволюции? Каким путем художник пришел к эстетике гражданского романтизма? Как формировалась его творческая индивидуальность? Все это до сих пор неясно. И уж тем более сомнительно сведение родовых признаков гражданского романтизма к политической нагруженности лирических произведений. Г. А. Гуковский был абсолютно прав, утверждая: «Поэзия декабризма была бы совершенно малозначительным фактом истории русской литературы, если бы она сводилась к за-рифмовке политических лозунгов, и мы бы слишком принизили глубину и широту самого декабристского движения в истории русского общества, если бы поверили, что это движение выразило себя лишь в трех десятках поэтически оформленных прокламаций, написанных политическими деятелями тайного

' См., напр.: Маймин, Е. А. О русском романтизме / Е. А. Маймин. - М.: Просвещение, 1975. С. 54

7 общества, как бы выразительны и поэтически сильны ни были эти произведения»¹. Таким образом, на сегодня существует целый ряд вопросов, связанных с характеристикой вклада поэтов-декабристов в развитие русской литературы. Отсюда - актуальность нашего исследования, заключающаяся в том, что назрела необходимость нового, не связанного с идеологическими стереотипами и схемами, прочтения декабристской лирики как специфического художественного явления, сыгравшего существенную роль в историко-литературном процессе первой трети XIX века.

Мы стремимся выявить поэтический смысл литературной деятельности декабристов, осмыслить художественную специфику их творческой позиции. Без решения данной проблемы наше понимание логики историко-литературного процесса первой трети XIX века не может быть вполне удовлетворительным. В частности, мы не можем игнорировать ту роль, которую сыграли декабристы в формировании и функционировании гражданского течения в русском романтизме. В то же время следует помнить, что гражданский романтизм - явление весьма широкое и не исчерпывающееся декабристской литературой. В свою очередь, далеко не все произведения, написанные декабристами, вписываются в его рамки. Позднее творчество Ф. Н. Глинки, например, и по пафосу, и по художественным характеристикам оказывается довольно далеким от традиций гражданского романтизма.

Отсюда вытекает необходимость особо оговорить наше понимание самого термина «поэзия декабристов». Дело в том, что в литературоведении довольно широко представлены, по крайней мере, два подхода к его толкованию. Первый находим, например, в работах В. Г. Базанова, который склонен включать в это понятие весь объем произведений, написанных писателями-заговорщиками: «Декабристскую литературу можно подразделить на несколько периодов: годы деятельности Союза Спасения (1816-1817) и Союза Благоденствия (1818-1821), годы деятельности Северного и Южного обществ (1821-1825) и, наконец, годы

¹ Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики. С. 174-175

8 следствия, суда и каторги»¹. У нас не вызывает сомнения необходимость изучения творческого наследия писателей-декабристов во всем его объеме: мы до сих пор не осмыслили и не оценили должным образом те художественные открытия, которыми они обогатили русскую литературу в 1830-40-е годы, особенно в жанре поэмы, в области драматургии и прозы. Однако тот же В. Г. Ба-занов утверждает, что главным для науки все же является вопрос об «общих процессах, которые определили стиль и метод декабристской поэзии, способст-вовали объединению разных поэтов в одну литературную «школу» . Тем самым в центр внимания выдвигается, прежде всего, додекабрьский период активной литературной деятельности интересующих нас поэтов. Позднее их творчество, по мнению исследователя, уже связано с отходом, «отклонениями» от сложившейся ранее традиции и представляет интерес большей частью в свете проблемы своеобразия индивидуальной творческой эволюции каждого из поэтов-декабристов³.

Нам ближе понимание поэзии декабристов как художественной общности, возникшей на определенном этапе историко-литературного процесса и сыгравшей решающую роль в формировании гражданского течения в русском романтизме. Именно такой подход представлен в работах А. В. Архиповой, сосредоточившей свое внимание на времени, когда поэты-декабристы «были живыми, активными участниками общественной жизни, т. е. преимущественно до 14 декабря 1825 г.»⁴. На данном этапе творчество интересующих нас поэтов является особой, художественной формой выражения специфического типа романтического мироощущения, своего рода «литературным декабризмом». Именно в этот период декабристы оказывают весьма серьезное влияние на русскую литературу, манифестируя в своем творчестве одну из главных тенденций ее развития. Следует особо подчеркнуть, что в 1821-25 гг., в соответствии с особенностями развития историко-литературного процесса, декабристы в

' Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы. Поэзия / В. Г. Базанов. - М.; Л.: Гослитиздат, 1961. С. 77.

² Там же. С. 34.

³ Там же. С. 4.

⁴ См. напр.: Архипова, А. В. Литературное дело декабристов. СП.

9 большинстве своем весьма активно обращаются к лирике. Даже прозаик и талантливый критик А. Бестужев отдает дань общему увлечению и пробует свои силы в не очень органичной для него сфере искусства. А потому именно лирика и становится главным предметом научного интереса литературоведов, стремящихся осмыслить эстетическую сущность «литературного декабризма»: «Как бы высоко ни расценивать значение литературной теории декабристов, их публицистических и критических трактатов, художественной прозы, необходимо все же признать, что поэтическое творчество К. Рылеева и Вл. Раевского, В. Кюхельбекера и А. Одоевского в истории русской культуры оставило более значительный след, имеет несомненно больший вес»¹. Тем самым определяется объект нашего исследования - лирика поэтов-декабристов в период до 14 декабря 1825 г. Мы не ставим перед собой задачи проанализировать творчество всех участников заговора, пробовавших силы в лирической области. Как известно, их количество весьма велико. Мы стремимся к осмыслению той роли, которую сыграли декабристы в развитии основных, магистральных явлений в русской поэзии данного периода, а потому разделяем мнение А. В. Архиповой, полагающей, что для решения данной проблемы следует сосредоточить усилия на анализе творчества профессиональных литераторов, активно занимавшихся лирикой и осознанно включившихся в историко-литературный процесс: К. Ф. Рылеева, Ф. Н. Глинки, П. А. Катенина, В. К. Кюхельбекера, В. Ф. Раев-ского . Именно эти художники в период 1821-1825 гг. составили особую поэтическую общность, которая, с одной стороны, стала ядром гражданского романтизма, а с другой стороны, в концентрированной и яркой форме выразила художественные особенности, характерные для данного течения в целом. Поэтому анализ поэтических принципов, обусловивших данную общность, позволяет глубже уяснить и сущность гражданского романтизма как специфического

' Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы: Поэзия. С. 3. ² Архипова, А. В. Литературное дело декабристов. С. 8.

10 течения в русской литературе¹. Обратимся к вопросам, которые возникают после знакомства с работами тех исследователей, которые стремятся к анализу собственно эстетических аспектов в творчестве наиболее видных поэтов-декабристов. Прежде всего, заметим, что в ходе конкретного анализа творческой манеры, свойственной писателям данной группы, обнаруживается некоторая неоднородность их художественных позиций. Так, Ю. Н. Тынянов считает возможным говорить, что в сложной литературной ситуации начала XIX века будущие декабристы ориентируются на различные стилевые тенденции. По мнению исследователя, в ходе полемики между «архаистами» и «новаторами» намечается определенное размежевание между, с одной стороны, К. Рылеевым и А. Бестужевым, которые симпатизируют карамзинской школе, и, с другой стороны, - П. Катениным и В. Кюхельбекером, предпочитающими позицию «архаистического» лагеря².

В. Г. Базанов считает необходимым указать на различие поэтических по-зиций у «старших» поэтов-декабристов - П. Катенина и Ф. Глинки . Стилевую неоднородность декабристской поэзии обнаруживает и Л. Я. Гинзбург, считающая возможным говорить о декабристах «первого призыва» (Ф. Глинка, П. Катенин), во многом связанных с художественными традициями просветительской литературы XVIII века, и декабристах «последнего призыва» (К. Рылеев), в творчестве которых заметно колебание, «стык» между просветительским и романтическим пониманием личности, следствием чего являются заметные стилевые сдвиги, уже не связанные, по мнению Л. Я. Гинзбург, с диктатом жанрового мышления - наследия XVIII века⁴.

Сделанные исследователями выводы позволяют нам по-новому взглянуть на факты, кажущиеся, на первый взгляд, само собой разумеющимися. В частно-

¹ В круг авторов, произведения которых мы намерены анализировать, не включен А. И. Одоевский, поскольку
как зрелый поэт он сложился после декабрьского восстания, когда интересующая нас поэтическая общность
уже распалась, и его творческие взаимоотношения с традициями «литературного декабризма», с нашей точки
зрения, - предмет специального исследования.

² Тынянов, Ю. Н. Архаисты и Пушкин // Тынянов, Ю. Н. Пушкин и его современники / Ю. Н. Тынянов. - М.:
Наука, 1969. С. 51-55.

³ Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы: Поэзия. С. 55-57.

⁴ Гинзбург, Л. Я. Проблема личности в поэзии декабристов // Гинзбург, Л. Я. О старом и новом: статьи и очер
ки/Л. Я. Гинзбург,-Л. : Сов. писатель, 1982. С. 157-193.

сти, возникает вопрос: а все ли поэты-заговорщики являются представителями одного литературного течения?

Вторая проблема связана с выявлением законов функционирования литературного течения. Как, каким образом, в какой момент формирующееся течение притягивает художников, прошедших разные поэтические школы, ориентировавшихся до определенного момента на разные эстетические традиции? Происходит это одномоментно, или это процесс, растянутый во времени, и некоторые участники течения активно проявляют себя в новом качестве раньше, другие - позже, одни «погружаются» в новую традицию полностью, другие же лишь касаются ее в некий момент своей творческой судьбы? Наконец, не является ли наличие некоторых специфических стилевых установок у разных поэтов при определенной общности ведущих эстетических принципов фактором конечного распадения течения под влиянием внутренних центробежных процессов? Когда и как это происходит? Многие декабристы пишут и в 1830-е годы, некоторые в это время находятся в зените творческой зрелости (В. Кюхельбекер, А. Одоевский, Ф. Глинка, П. Катенин). Но сохраняется ли в это время течение гражданского романтизма в декабристском изводе?

Ответы на эти вопросы можно найти, только воспринимая гражданский романтизм и его ядро - декабристскую поэзию - как художественную целостность, организованную по специфическим, эстетическим законам. Такие попытки предпринимались.

Серьезного внимания заслуживают труды Г. А. Гуковского, пожалуй, наиболее активно отрицавшего синонимичность понятий «декабристская литература» и «гражданский романтизм», который исследователь определяет как «широкое литературное течение, включающее в себя и поэзию собственно декабристов, растворяющее в себе их творчество»¹. Отсюда - справедливое требование изучать это течение в целостности, основу которой ученый видит в единстве ведущих идей и стилевых принципов. Эту основу он и пытается вы-

' Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики. С. 175.

12 явить через основательный и глубокий анализ специфических для декабристской поэзии стилевых особенностей. Такой подход вполне логично подводит ученого к справедливому выводу, что стиль гражданской лирики в основных его чертах сложился еще к концу XVIII века¹.' Но, ограничившись лишь стилевым анализом, Г. А. Гуковский меньше размышляет о собственно эстетических принципах художественной системы гражданского романтизма (иначе - творческом методе). В итоге получается гражданский стиль «без берегов». Совершенно не ясно, а когда же, собственно, возникает «гражданский романтизм», как это происходит, в чем его отличие от «гражданского классицизма» или «гражданского сентиментализма»? Когда заканчивается развитие течения? Исследователь фактически растворяет течение гражданского романтизма в безбрежном море гражданского поэтического стиля.

С идеями Г. А. Гуковского перекликаются размышления Л. Я. Гинзбург, также склонной сосредоточивать внимание на выявлении стилевых доминант как одного из ведущих факторов художественной целостности историко-литературных явлений первой трети XIX века. Исследовательница полагает, что логика развития русской лирики этого периода определяется процессом постепенного отхода от мышления жанрами, свойственного литературе XVIII века, и переходом к мышлению устойчивыми стилями². Л. Я. Гинзбург склонна воспринимать декабристскую поэзию как явление переходное и, если довести эту мысль до логически напрашивающегося вывода, эстетически не оформившееся, не цельное. В самом деле, исследовательница отмечает, что декабристы еще находятся в плену мышления жанровыми канонами. В художественной практике это приводит к активизации не стилевых, а жанровых традиций, которые, однако, уже не так жестки, как в XVIII веке (например, в декабристской поэзии доминирует не столько ода, сколько «лирика одического типа»). Фактически творчество декабристов рассматривается как эклектичное, представляющее собой смешение идей (просветительский и романтический идеал лично-

' Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики. С. 175.

² Гинзбург, Л. Я. О лирике / Л. Я. Гинзбург.- 2-е изд., доп. -. Л.: Сов. писатель, 1974. С. 24-25.

13 сти), жанровых и стилевых образований, стилистических «потоков». Следовательно, если декабристы, в конце концов, и смогли выработать новый идеал личности, то новые художественные формы для его цельного воплощения создать они не сумели (не успели?). Думается, далеко не случайна осторожность, с которой исследовательница избегает говорить о декабризме как особом течении в русской лирике (в отличие от «школы гармонической точности», «поэзии мысли»). По-видимому, Л. Я. Гинзбург такое течение не выделяет, поскольку оно, с ее точки зрения, не оформилось в специфических завершенных стилевых контурах.

Наконец, В. Н. Касаткина поставила перед собой цель выявить и проанализировать идейно-художественную основу единства декабристской поэзии, которая, как она справедливо утверждает, «определяется не только принадлежностью к конкретному декабристскому обществу, но и близостью мировоззренческих установок и эстетических вкусов»¹. Исследовательница уделила большое внимание мировоззренческой основе этого единства, подробно охарактеризовав философские, общественно-политические и эстетические взгляды декабристов. Это позволило более четко охарактеризовать идейно-тематическое своеобразие их творчества. Однако, поставив вопрос о художественном единстве гражданской декабристской поэзии, исследовательница фактически ограничилась лишь анализом ведущих стилевых доминант, что стало причиной заметной раздробленности, нецельности общего представления о декабристской разновидности гражданского романтизма.

Таким образом, попытки выявить сущность декабристской поэзии как специфического литературного явления оказываются не вполне удачными, поскольку само это литературное явление воспринимается как нечто неясное, текучее, нестабильное, нецельное.

На наш взгляд, причина такого положения заключается в абсолютизации художественного стиля как фактора, определяющего целостность литературно-

¹ Касаткина, В. Н. Поэзия гражданского подвига. С. 10.

14 го явления¹, закономерности, организующей художественное целое². Не отрицая правомерности такого понимания, Н. Л. Лейдерман справедливо указывает на его недостаточность: «Когда утверждают, что стиль обеспечивает конструктивное единство произведения, закономерно возникает вопрос - а какие тогда функции выполняет жанр? Даже положение о том, что в стиле художественная целостность непосредственно ощутима и выражена, не проявляет специфику стиля, ибо и жанровая конструкция произведения также делает целостность художественного мира наглядно-зримой»³.

Эта мысль имеет для нас особое значение, поскольку текучесть, неясность эстетического облика декабристского романтизма обусловлена, с нашей точки зрения, недооценкой проблемы развития жанровых процессов. Между тем именно жанр рассматривается многими исследователями как носитель фактора стабильности в историко-литературном процессе. Так, В. В. Кожи нов указывает: «Жанр, понимаемый как тип произведения, есть образование исторически устойчивое, твердое, проходящее через века»⁴. Сходные рассуждения находим у Ю. В. Стенника: «Стабилизация опыта, полученного в ходе художественного познания, в виде той или иной формальной закрепленности выражения, столь же постоянно возникающей, как и преодолеваемой, - такова наиболее устойчивая функция жанров»⁵.

Существуют и прямо противоположные мнения. Например, Ю. Н. Тынянов убежден: «...жанр - не постоянная, не неподвижная система...Представить себе жанр статической системой невозможно уже потому, что самое-то сознание жанра возникает в результате столкновения с традиционным жанром (т. е. ощущением смены - хотя бы частичной - традиционного жанра «новым», за-

¹ См., напр.: «Стиль - не только форма языка, но это объединяющий эстетический принцип структуры всего
содержания и всей формы произведения» (Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы // Лихачев, Д. С.
Избранные работы: В 3 т. / Д. С. Лихачев. - Л.: Худож. лит. 1987. - Т. 1. С. 291.).

² Подробно идеи такого рода проанализированы В. В. Эйдиновой (Эйдинова, В. В. Стиль писателя и литера
турная критика / В. В. Эйдинова. - Красноярск : Изд-во Красноярск, ун-та, 1983. С. 10-16.).

³ Лейдерман, Н. Л. Стиль литературного произведения (Теория. Практикум) / Н. Л. Лейдерман [и др.] / Урал,
гос. пед. ун-т; Институт филол. исслед. и образоват стратегий УрО РАО «Словесник». - Екатеринбург : Изд-во
АМБ, 2004. С. 7.

⁴ Краткая литературная энциклопедия, М., 1964. Т. 2. С. 915.

⁵ Стенник, Ю, В. Системы жанров в историко-литературном процессе / Ю. В. Стенник // Русская литература. -
1972,- №4. С. 96.

15 ступающим его место). Все дело здесь в том, что новое явление сменяет старое, занимает его место и, не являясь «развитием» старого, является в то же время его заместителем»¹. У. Д. С. Лихачева читаем: «Категория литературного жанра - категория историческая. Литературные жанры появляются только на определенной стадии развития искусства слова и затем постоянно меняются и сменяются. Дело не только в том, что одни жанры приходят на смену другим и ни один жанр не является для литературы «вечным», - дело еще и в том, что меняются самые принципы выделения отдельных жанров, меняются типы и харак-тер жанров, их функция в ту или иную эпоху» . Таким образом, мы выходим на довольно сложную проблему взаимоотношений в жанре устойчивого и изменчивого. Н. Ф. Копыстянская справедливо отмечает, что в науке можно наблюдать крайние решения данного вопроса: «Противоречивость...обусловлена тем, что жанр трактуется то как устойчивое, то как изменчивое понятие. Поэтому, чтобы снять это противоречие, некоторые ученые... считают константу столь ничтожной, что ее вообще можно не принимать во внимание, а другие, наобо-рот, отказываются от исторического изучения жанров» . Таким образом, в теоретических работах довольно жестко ставится вопрос: «Есть ли категория жанра в ее наиболее общем, обобщенном, абстрагированном виде некий инвариант, неподвижная точка отсчета, относительно которой можно спокойно рассматривать движение конкретных жанров, или она сама подвижна, подвержена принципиальным, идущим до самой сути изменениям, исторически обусловлена?»⁴. В итоге специалист в области истории литературы оказывается в недоумении, весьма затрудняющем работу с конкретным материалом. Как отмечает тот же С. С. Аверинцев, «...одно дело согласиться в общем, что категория жанра, «жанровость» как таковая, тоже подвержена изменениям и обусловлена исторически; увы, совсем другое дело - сделать из этого положения конкретные вы-

' Тынянов, Ю. Н. Литературный факт // Тынянов, Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю. Н. Тынянов. -М.: Наука, 1977. С. 256-257.

² Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы. С. 317

³ Копыстянская, Н. Ф. Понятие «жанр» в его устойчивости и изменчивости / Н. Ф. Копыстянская // Контекст -
1986.- М.: Наука, 1987. С. 180.

⁴ Аверинцев, С. С. Историческая подвижность категории жанра: опыт периодизации / С. С. Аверинцев // Исто
рическая поэтика: Итоги и перспективы изучения. - М.: Наука, 1986. С. 104.

воды для изучения и описания истории литературы»¹. Н. Ф. Копыстянская полагает, что причина противоречий заключается в немонолитности самого понятия «жанр» и предлагает выделить в нем четыре взаимообусловленных концептуальных «сферы»: 1) Жанр как понятие абстрактное, общетеоретическое, означающее совокупность и взаимосвязь основных, определенных и стойких жанровых признаков, складывающихся в группе произведений на протяжении длительного времени; 2) жанр как историческое понятие, ограниченное во времени и в «социальном пространстве»; 3) жанр как национально обусловленная форма и 4) жанр как индивидуально характерная форма . И далее автор приходит к выводу: «Общетеоретическое понятие жанра - сфера I^і - это единственная сфера, где можно говорить об устойчивости, постоянстве, повторяемости»⁴. В этой сфере жанр тоже меняется, но гораздо медленнее и при этих трансформациях сохраняется основное, без чего баллада - не баллада, а роман -не роман. Таким образом, автор, в сущности, говорит о существовании некоей стабильной модели жанра и ее конкретных исторических, национальных и индивидуальных модификациях как формах существования этой модели в реальном историко-литературном процессе. Процесс функционирования жанров и жанровых систем оказывается чем-то куда более сложным, чем простая смена застывших канонов. Думается, что наиболее глубокую характеристику этого процесса дал М. М. Бахтин: «Литературный жанр по самой своей природе отражает наиболее устойчивые, «вековечные» тенденции развития литературы. В жанре всегда сохраняются неумирающие элементы архаики. Правда, эта архаика сохраняется в нем только благодаря постоянному ее обновлению, так сказать, осовремениванию. Жанр всегда и тот и не тот, всегда и стар и нов одновременно. Жанр возникает и обновляется на каждом новом этапе развития литературы и в каждом индивидуальном произведении данного жанра. В этом жизнь жанра. Поэтому и архаика, сохраняющаяся в жанре, не мертвая, а вечно

' Аверинцев, С. С, Историческая подвижность категории жанра: опыт периодизации. С. 105.

² Копыстянская, Н. Ф. Понятие «жанр» в его устойчивости и изменчивости. С. 181-182.

³ Здесь и далее выделения в цитатах авторские, за исключением особо оговоренных случаев - Т. Л.

⁴ Копыстянская, Н. Ф. Указ соч. С. 183.

17 живая, то есть способная обновляться архаика. Жанр живет настоящим, но всегда помнит свое прошлое, свое начало. Жанр - представитель творческой памяти в процессе литературного развития. Именно поэтому жанр и способен обеспечить единство и непрерывность этого развития»'. Уточняя эту идею, Н. Д. Тамарченко указывает: «...сохранение той смысловой основы, которая запечатлена в постоянно воспроизводимом структурном инварианте жанра...сочетается в истории литературы с постоянным варьированием этой структуры и, тем самым, обновлением смысла» . Наблюдая за развитием жанровых процессов в лирике первой трети XIX века, В. Э. Вацуро замечает, что жанр - по сути дела активный субъект развития, живущий импульсами, идущими изнутри, заложенными в самой жанровой структуре³. Подхватывая его идеи, О. Проскурин уточняет: «...эволюция жанра - это вместе с тем и манифестация жанра, одновременно его восстановление и изменение»⁴. Эти рассуждения кажутся нам вполне убедительными.

Для нашего исследования наиболее важной является конструктивно-моделирующая функция жанра, как известно, впервые указанная М. М. Бахтиным⁵. Развивая его идеи, Н. Л. Лейдерман само значение жанровой структуры определяет как создание образной «модели мира»⁶. Отсюда определение: «жанр - это исторически складывающийся тип устойчивой структуры произведения, организующей все его компоненты в систему, порождающую целостный образ мира, который единственно может быть носителем определенной эстетической концепции действительности и выразителем художественной истины»⁷. Опре-

Бахтин, М. М. Проблемы поэтики Достоевского / М. М. Бахтин. - М.: Советская Россия, 1979. С. 121-122.

² Тамарченко, Н. Д. Методологические проблемы теории рода и жанра в поэтике XX века/ Н. Д. Тамарченко //
Теория литературы. Том III. Роды и жанры (основные проблемы в историческом освещении) / гл. ред. Ю. Б.
Борев. - М.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 98.

³ См.: Вацуро, В. Э. Поэзия пушкинского круга / В. Э. Вацуро // История русской литературы: В 4 т. - Л. : Нау
ка, 1981.-712. С. 324-342.

⁴ Проскурин, О. Две модели литературной эволюции: Ю. Н. Тынянов и В. Э. Вацуро / О. Проскурин // Новое
литературное обозрение. - № 42 (2000. № 2). - С. 72.

⁵ См.: Медведев, П. Н. (Бахтин М. М.) Формальный метод в литературоведении. Критическое введение в социо
логическую поэтику. - Л., 1928. С. 176.

⁶ Лейдерман, Н. Л. Движение времени и законы жанра / Н. Л. Лейдерман. - Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во,
1982. С. 18.

⁷ Лейдерман, Н. Л. Жанр и проблема художественной целостности / Н. Л. Лейдерман // Проблемы жанра в анг
ло-американской литературе (XIX-XX вв.). - Вып. 2. Свердловск, Свердл. гос. пед. ин-т, 1976. С. 26.

18 деление это кажется нам вполне приемлемым в качестве теоретической основы наших изысканий. Мы учитываем также уточнения, предложенные С. И. Ермоленко в ходе изучения специфики лирических жанров - главного объекта нашего научного интереса: «... структура лирического жанра определяется гибкой, но достаточно устойчивой связью между типом лирического субъекта (типом субъектной организации), характером интонационно-мелодического строя и свойственными данному жанру «сигналами» («эмблематикой») ассоциативного фона. Эта связь и порождает специфический для каждого лирического жанра образ миропереживания как выражение определенной эстетической концепции личности»¹.

Наконец, заслуживает нашего внимания и неоднократно звучавшая в отечественном литературоведении мысль о том, что одной из существенных составляющих крупных художественных явлений, например, литературного направления является система жанров, в которой реализуются познавательно-ценностные принципы творческого метода и отражаются связанные с ним стилевые тенденции. Так, М. Поляков утверждает: «Литературная традиция складывается каждый раз как другая, особая система членения жанров»². Аналогичные мысли обнаруживаем у Ю. В. Стенника: «Если мы признаем историческую природу категории жанра, то мы неизбежно должны рассматривать и систему жанров как категорию, подверженную воздействию тех же закономерностей, то есть исторически»

Все вышеизложенное убеждает нас в необходимости специального рассмотрения вопроса о жанровых процессах в декабристской поэзии, в частности

- в лирике. Нельзя сказать, что эта проблема совсем не привлекала внимания
исследователей. Более того, сама логика художественного мышления декабри-

¹ Ермоленко, С. И. Лирика М.Ю. Лермонтова: жанровые процессы / С. И. Ермоленко. - Екатеринбург : Урал,
гос. пед. ун-т, 1996. С. 19.

² Поляков, М. Я. Цена пророчества и бунта. О поэзии XIX в. Проблемы поэтики и истории / М. Я. Поляков. - М.
: Сов. писатель, 1974. С. 72; См. также об этом: Лейдерман, Н. Л. Жанровые системы литературных направле
ний и течений / Н. Л. Лейдерман // Взаимодействие метода, стиля и жанра в советской литературе: сб. науч. тр.

- Свердл. пед. ин-т. - Свердловск, 1988. С. 5; Стенник, Ю. В. Системы жанров в историко-литературном про
цессе и др.

³ Стенник, Ю. В. Указ соч. С. 101.

19 стов постоянно выводит именно к проблеме жанра. Однако пестрота и противоречивость мнений по данному вопросу являются убедительным доказательством его непроясненности. Довольно часто предпринимаются попытки вписать декабристскую лирику в рамки достаточно широко распространенной концепции «атрофии жанров» в результате «разрушения жанрового мышления» в русской литературе первой трети XIX века, что знаменует начало романтической литературной эпохи. Так, одна из наиболее активных сторонниц этой концепции, Л. Я. Гинзбург предпочитает говорить не о жанрах, а лишь об определенных жанровых тенденциях в лирике декабристов, которые еще находятся в плену жанрового мышления (и потому скорее лишь предромантики), однако на практике эти тенденции перерастают в устойчивые поэтические стили (а декабристы, особенно «второго призыва», движутся в сторону романтизма)¹. Сходные рассуждения находим и у Р. Д. Остаевой².

Такая позиция близка Н.В. Королевой. Она, например, рассматривает понятие «ода» в творчестве В. К. Кюхельбекера как чисто стилевое. По ее мнению, одой для этого поэта является любое произведение, исполненное «дифирамбического восторга», «силы выражений», «пламени» в прославлении или же в обличении³. Под такое определение подходят и думы Рылеева, и псалмы Глинки и даже элегии Кюхельбекера. Понятие одического теряет жанровое значение и превращается в стилевое. Важно, что именно это утверждение помогает Н. В. Королевой безоговорочно вписать творчество декабристов в контекст романтической поэзии, для которой и характерен, по ее мнению, отход от жанрового мышления. Таким образом, интересующий нас вопрос оказывается непосредственно связанным с серьезной теоретической проблемой. В современной науке уже в течение длительного времени не затихает дискуссия о судьбе жанров и жанрового мышления в русской лирике начала XIX века. Идея «диф-

' Гинзбург, Л. Я. Проблемы личности в поэзии декабристов. С. 191.

² См.: Остаева, Р. Д. Традиции высокого стиля в языке русской гражданской поэзии первой трети XIX века века
/Р. Д. Остаева// Науч. доклады высш. школы /Филологические науки. - 1973.-№2.- С. 93-103.

³ Королева, Н. В. В. К. Кюхельбекер / Н. В. Королева// B.K. Кюхельбекер. Избранные произведения: В 2 т. - М.
; Л. : Сов. писатель, 1967.-Т. 1. С. 36.

20 фузии», «атрофии» жанров, «разрушения жанрового мышления» имеет немало сторонников и немало противников. Весьма обстоятельно ход этой дискуссии проанализирован С. И. Ермоленко¹. Мы разделяем мнение исследовательницы, утверждающей, что ни одна из точек зрения, обосновывающих замещение жанрового мышления в лирике каким-то иным, не представляется вполне убедительной. Очевидно, следует различать жанровое мышление как онтологическое свойство художественного сознания и мышление жанровыми канонами как специфическое качество, свойственное эстетическим системам XVIII века. Художники романтической эпохи действительно стремились к созданию индивидуальных жанровых форм: «Открытие романтизмом самоценной личности было одновременно и признанием ее творческой свободы, независимости от власти прежних авторитетов и норм, которые теперь стесняли художника-романтика, как старая школьная курточка возмужавшего юношу. Теперь художник сознательно стремится быть ни на кого не похожим, стремится выразить свою индивидуальность, утверждая таким образом свою самоценность, неповторимость. Он сам для себя становится и высшим авторитетом, и сообст-венным «высшим судом» . Однако объективно обнаруживается близость между произведениями разных писателей, независимо друг от друга выстраивающих сходные поэтические структуры, что позволяет говорить о наличии внутренних закономерностей историко-литературного движения, о специфике развития жанровых процессов в романтическую эпоху, о формировании новой системы жанров³. Выявление новых принципов системности и является одной из задач современной науки.

В свете изложенного особую значимость обретает анализ декабристской лирики, основанный на учете именно жанровых параметров, или претендующий на таковой. Отметим, что на сегодняшний день в данной области накоплен значительный материал.Так, Ю. Н. Тынянов в свое время активно занимался

' См.: Ермоленко, С. И. Лирика М. Ю. Лермонтова... С. 19-35.

² Там же. С. 32.

³ Стенник Ю. В. Системы жанров в историко-литературном процессе. С. 98.

21 изучением генетических связей высоких жанров декабристской поэзии (особенно оды) с традициями классицизма. Однако, сосредоточившись на анализе частных деталей (лексика, синтаксис, интонация), исследователь не ставил перед собой задачу выстроить модель декабристской оды именно как жанра и был больше заинтересован в выявлении опять же стилевых различий между «старой» одой Кюхельбекера и «новой» одой Рылеева¹. Наблюдая за прямыми перекличками поэтики Кюхельбекера с традициями XVIII века, исследователь пришел к выводу, что поэт попытался просто механически воскресить уже забытый опыт, вдохнуть жизнь в угасшие жанры и потерпел творческую неуда-

чу²-

Еще более категорична И. И. Ермолаева, которая видит ошибку декабристов в том, что в 20-е годы XIX века они считали жанр оды еще способным к существованию: «Оды, конечно, еще существовали, но они уже не имели ника-

кого будущего» . Но исследовательница не задается вопросом, а действительно ли воскрешается «старая» модель жанра, не модифицировалась ли она, функционируя в русле романтической художественной системы? (Именно этот вопрос возникает при размышлении над теоретическими поисками в области жанра В. Э. Вацуро, Ю. В. Стенника, Н. Л. Лейдермана, Н. Д. Тамарченко, С. И. Ермоленко и др.) По мнению И. И. Ермолаевой, позиция поэтов-декабристов оказывается архаичной, не отвечающей запросам романтической эпохи.

Такая точка зрения вызывает решительные возражения у В. Г. Базанова, который считает, что, восстанавливая высокие жанры в гражданских правах, декабристы стремились «не реставрировать традиционную оду, а создать новую, своеобразный гражданский гимн, способный выражать чувства «пламенной души»⁴. Но в чем именно заключался новаторский характер декабристской

' Тынянов, Ю. Н. Архаисты и Пушкин. С. 103-115.

² Там же. С. 115; См, также: Тынянов, Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 117.

³ Ермолаева, И. И. Жанрово-видовое своеобразие декабристской литературы / И. И. Ермолаева // Уч. записки /
Моск. гос. пед. ин-т. - 1964. - Вопросы стиля художественной литературы. С. 96.

⁴ Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы: Поэзия. С. 19.

22 оды, исследователь не уточняет, ограничившись лишь анализом ее идейно-тематического уровня. А потому ему не удается обоснованно и убедительно противопоставить оппонентам свою точку зрения.

Итак, по мнению дискутирующих по данному вопросу исследователей, в лирике декабристов обнаруживают себя либо полный отказ от «жанрового мышления» (точнее, мышления жанровыми канонами) и, следовательно, движение в ногу со временем романтических новаций, либо воскрешение, сохранение отживших жанровых форм, а значит, выпадение из романтизма, тяготение к литературной «архаике».

Как видим, проблема жанровой специфики декабристской поэзии оказывается связанной с проблемой творческого метода, что вполне логично. Не случайно вопрос о своеобразии эстетических принципов, определяющих художественную позицию интересующих нас поэтов, является дискуссионным. Некоторые ученые, вслед за Л. Я. Гинзбург, решительно выводят их творчество за рамки романтического литературного направления¹. Ход этой дискуссии подробно рассмотрен Е. М. Пульхритудовой, полагающей, что декабристская поэзия 1820-х годов является органической частью «единого романтического движения»². Двойственность решения проблемы - знак ее недостаточной изученности, а шаткость ситуации делает возможными компромиссные варианты ее трактовки. Так, А. В. Архипова разводит литературную практику и теорию декабристов: «В поэзии декабристов вплоть до 14 декабря сохранялось представление об оде, элегии, послании как о жанрах с определенным тематическим заданием. Однако на деле задания эти не всегда выдерживаются, и различные жанры начинают взаимно проникать друг в друга»³. Мысль эта стала уже общим местом в работах о декабристской лирике. Но тем самым мы снова выхо-

¹ См.: Гуревич, А. М. Романтики или «классики»? / А. М. Гуревич // Вопросы лит. - 1966. - № 2. - С. 151-162;
Он же: Романтизм в русской литературе / А. М. Гуревич. - М.: Просвещение, 1980. - 104 с; Он же: На подсту
пах к романтизму (о русской лирике 1820-х годов) / А. М. Гуревич // Проблемы романтизма / сост. У. Р, Фохт.
- М. : Искусство, 1967. С. 155; Созина, Е. К. Сознание и письмо в русской литературе / Е. К. Созина. -
Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 2001. С. 518 и др.

² Пульхритудова, Е. М. Романтическое и просветительское в декабристской литературе 20-х годов XIX века / Е.
М. Пульхритудова // К истории русского романтизма. - М.: Наука, 1973. С. 48.

³ Архипова, А.В. Поэты-декабристы / А. В. Архипова // История русской поэзии: В 2 т. - Л. : Наука, 1968. - Т.
1. С. 301.

23 дим на проблему художественной цельности гражданского романтизма как литературного течения.

Мы полагаем, что камнем преткновения для специалистов в области истории литературы, дискутирующих о художественной природе лирики декабристов, стал вопрос об эстетическом смысле их активного обращения к традиции высокой поэзии, уходящей корнями в XVIII век, прежде всего, к жанру оды, доминировавшему в классицистической лирике. Между тем, в современных теоретических работах предлагаются подходы к его решению. Так, размышляя о природе литературного течения, Н. Л. Лейдерман высказывает предположение о том, что в момент рождения новых методов и формирования новых литературных направлений старые жанры, в которых «опредметились» принципы художественного отображения, присущие уже изжившим себя методам, не исчезают полностью: «Как же «старый» жанр сохраняет свою действенность, какие изменения он претерпевает, что он сохраняет и переносит в новую действительность? Этот вопрос и приводит нас к проблеме литературных течений как наиболее крупных «подсистем» в русле литературного направления»¹. В связи с этим заслуживает нашего внимания и следующее рассуждение Н. Д. Тамарченко: «В структуре любого жанра на каждом значительном этапе литературного процесса (особенно в Новое время) актуализируются именно те признаки, которые связаны с его местом и функцией в рамках определенного направления или литературной системы данной эпохи в целом, т. е. признаки, отличающие один исторический вариант жанра от других - предшествующих и последующих»². Не становится ли у декабристов старая жанровая система, модифицированная под влиянием новых эстетических веяний или актуализировавшая в ходе саморазвития ранее нереализованный внутренний потенциал, фактором формирования литературного течения? И как она «притирается» к романтическому методу?

' Лейдерман, Н. Л. Жанровые системы литературных направлений и течений. С. 12.

² Тамарченко, Н. Д. Методологические проблемы теории рода и жанра в поэтике XX века. С. 97.

Исходя из вышеизложенного, в качестве предмета исследования мы избираем своеобразие жанровой системы - фактора художественной целостности «литературного декабризма» как особой, не столько идеологической, сколько поэтической общности, ставшей в свою очередь, ядром гражданского течения в русской романтической лирике и наиболее ярко выразившей характерные для него особенности. Однако мы не стремимся к абсолютизации категории жанра. Нам близок подход, предполагающий анализ историко-литературных систем (направление, течение, школа) как художественного единства, структурно организованного устойчивыми взаимоотношениями между творческим методом, органичной для него жанровой системой и поэтическим стилем.

Достаточно четко и убедительно этот подход сформулирован в работах Н. Л. Лейдермана. Исследователь справедливо предупреждает об опасности абсолютизации какой-либо одной из названных категорий, ибо устойчивость художественной системы определяется именно связью, «избирательным сродством», которое возникает между принципами художественного постижения действительности, ее творческого претворения, эстетической оценки и художественного обобщения, составляющих суть метода, и жанром, то есть способами построения художественного мира произведения, мира, в котором единственно и может получить воплощение, стать наглядно-зримой постигаемая художником эстетическая концепция действительности»¹. Мы разделяем точку зрения исследователя, согласно которой «целостность произведения обеспечивается всеми художественными структурами, образующими его «каркас»: не только стилевая, но и жанровая структура в совокупности с принципами творческого метода формируют произведение как идейно-эстетическое целое»². Каждая из

¹ Лейдерман , Н. Л. Жанровые системы литературных направлений и течений. С. 5-6.

² Лейдерман, Н. Л. Теория стиля и принципы стилевого анализа. С. 7.

25 всех трех структур (стиль, жанр, метод) обеспечивает свой аспект целостности¹. В связи с вышеизложенным нуждается в уточнении наша позиция по вопросу об уже неоднократно упоминавшихся нами категориях литературного направления и течения и связанном с ними понятии «творческий метод». В последние годы в отечественном литературоведении наметилась довольно отчетливая тенденция к пересмотру традиционных представлений о закономерностях развития литературы как специфического вида искусства. Вполне обоснованно и естественно стремясь к обновлению теоретической и методологической базы литературоведения, некоторые исследователи довольно активно настаивают на «ломке» «догматических стереотипов», сковывающих и деформирующих научную мысль. В числе объектов критики оказалось, прежде всего, традиционное представление о творческом методе как системе основных принципов художественного освоения действительности². Однако, отказавшись от понятия «творческий метод», его противники оказываются вынуждены искать другие обозначения объективно существующих закономерностей творческого процесса³. В

Нам кажется вполне убедительной характеристика этих аспектов, предложенная Н. Л. Лейдерманом. С его точки зрения, творческий метод является структурой, которая обеспечивает целостность произведения как определенной системы эстетических отношений к действительности, является философско-эстетической основой художественного акта и определяет «творческую стратегию». Жанр и стиль определяют творческую тактику, а именно, законы внутренней организации художественного произведения. Жанровая структура обеспечивает целостность произведения с точки зрения его конструктивной завершенности, обращающей произведение в самодостаточный образ мира. Стиль как система элементов художественной формы, придающая произведению чувственно-наглядный, эстетический облик и раскрывающая его экспрессивно-оценочный смысл, берет на себя функцию создания экспрессивного единства, которое, в свою очередь, представляет собой полифоническое целое, образуемое столкновением, сплетением, развитием разных образных мотивов (Лейдерман, Н. Л. Теория стиля и принципы стилевого анализа. С. 15-17)

² См. напр.: Волков, И. Ф. Творческие методы и художественные системы / И. Ф. Волков. - М.: Искусство,
1989. С. 16.

³ Так, например, в работах В. И. Тюпы вводится термин «парадигма художественности», которым обозначается
объективно возникающая в определенные периоды литературного развития общность представлений о месте
искусства в жизни человека и общества, о его целях, задачах, возможностях и средствах, связанных единством
ценностных ориентиров, образцов и критериев художественности: «Появление и укрепление в общественном
сознании каждой новой такой парадигмы совершается в строгой стадиально-исторической последовательности,
именуемой обычно литературным процессом)) (Тюпа В. И. Художественный дискурс (Введение в теорию
литературы). Тверь, 2002. С. 67). По мнению исследователя, смена ведущей парадигмы художественности
предполагает существенное изменение статусов субъекта, предмета и адресата художественной деятельности,
вытекающее из нового понимания самой природы этой деятельности. Эти перемены приводят к смещению
ценностных ориентиров художественного сознания - критериев художественности. За такого рода изменения
ми всегда стоит некий качественный скачок творческой рефлексии, когда художественное сознание глубже
проникает в природу художественности: «Очередная парадигма художественной культуры не в состоянии от
менить освоенного ранее: гипертрофируя вновь открытое, она лишь оттесняет на второй план (дезактуализиру-
ет) то, что доминировало на предыдущей стадии и будет аккумулировано последующими. Вследствие этого
систематическое рассмотрение парадигм художественности по одним и тем же параметрам ведет к построению
исторически обоснованной общей теории искусства» (Там же. С. 68).

26 сущности, с небольшими уточнениями, но речь, как правило, идет все о том же объективном процессе смены творческих методов, и необходимость введения новых терминов для обозначения известного явления лишь подтверждает объективность его существования, а потому возникают сомнения в необходимости отказа от привычных понятий. Исходя из этих соображений, мы солидаризируемся с исследователями, отстаивающими правомерность существования понятия «творческий метод» в науке о литературе¹.

Одновременно с понятием творческого метода дискредитируется и понятие литературного направления как категории, тесно с ним связанной². Пожалуй, наиболее концептуально эта тенденция оформлена В. М. Марковичем³. Последствия такого рода идей, с нашей точки зрения, более серьезны, нежели кажется на первый взгляд, ибо в итоге размывается представление об историко-литературном процессе, поскольку утрачиваются объективные принципы его описания. В конечном счете, существенно обедняется наше представление об имманентных закономерностях развития литературы. Нам кажется весьма знаменательным, что новейшее издание академической теории литературы началось с тома, посвященного именно литературному процессу⁴. В главе, открывающей этот капитальный труд, Ю. Б. Борев заявляет: «Важнейшая категория

' См. об этом: Каган, М. С. Эстетика как философская наука (университетский курс лекций) / М. С. Каган. -СПб., 1997.-С. 433-437.

² См. напр.: «Литературное направление - это возникающая и существующая в течение определенной эпохи
система жанров и стилей, организованная познавательными принципами определенного метода» (Лейдерман,
Н. Л. Теория литературы (вводный курс). - С. 48).

³ Отрицая существование непременной связи между творческим методом и литературным направлением, абсо
лютизируя самостоятельный характер жанровых и стилевых процессов, исследователь утверждает, что тради
ционное представление о литературных направлениях сегодня утратило смысл и актуальность. Отказ от поня
тия «направление» логично ведет за собой и отказ от понятий «течение», «школа» и т. п. (Маркович, В. М. Во
прос о литературных направлениях и построении истории русской литературы XIX века / В. М. Маркович //
Освобождение от догм. История русской литературы: Состояние и пути изучения: В 2. т. - М.; Наследие, 1997.
-Т. 1. - С. 241 - 249). Сходные идеи высказывались некоторыми участниками дискуссии, прошедшей в конце
1990-х гг. на страницах журнала «Вопросы литературы». Сошлемся, например, на В. Б. Катаева, заявляющего:
«Сейчас...становится очевидной неудовлетворенность построением истории литературы на смене литератур
ных направлений... от этой единицы измерения ускользает очень многое из реального литературного процес
са. Очень значительная часть произведений русской классики существует вне направлений или тяготеет к не
скольким направлениям. Лишь во второстепенных произведениях можно отыскать признаки направления в
чистом виде» (Катаев, В. Б. Проблемы прикладного литературоведения / В. Б. Катаев // Вопросы литературы. -
1998. - Январь - февраль. С. 79-80). В такого рода заявлениях обнаруживается внутренняя противоречивость: в
самом деле, если «признаки» явления все же можно обнаружить, не доказывается ли тем самым существование
самого этого явления?.

⁴ Теория литературы. Том IV. Литературный процесс / гл. ред. Ю. Б. Борев. - М.: ИМЛИ РАН, 2001.- 624 с.

27 эстетики, позволяющая понять художественный процесс, его исторические этапы и звенья, обобщенно описывающая его, - художественное направление» . Исследователь полемизирует с оппонентами, отрицающими направление как единицу реальности искусства и подменяющими его другими, неравнозначными единицами (напр., художественным произведением): «...несомненна реальность типологической общности произведений разных писателей. Изучение художественного произведения может быть всесторонним только при раскрытии связи между ним и близкой ему типологической группой произведений»². Менее категоричен В. Е. Хализев. Отстаивая статус литературного процесса как предмета сравнительно-исторического литературоведения, исследователь полагает, что оперировать терминами «литературное направление», «течение», «художественная система» следует осторожно, поскольку «суждения о смене течений и направлений - это не «отмычка» к закономерностям литературного про-цесса, а лишь очень приблизительная его схематизация» . Сам исследователь, характеризуя объективные типологические сближения между эстетическими установками разных писателей, предпочитает использовать термин «литературная общность». Однако в принципиальных вопросах В. Е. Хализев все же оказывается ближе Ю. Б. Бореву, нежели сторонникам отказа от «традиционных» представлений. Эта позиция близка и нам. Мы разделяем точку зрения В. С. Баевского, который заявляет: «...если мы хотим выстроить «историю» литературы, то должны оперировать свойственными ей понятиями, в первую очередь такими, как направление, течение, школа, барокко, классицизм, романтизм, реализм, модернизм...без такой системы взглядов, понятий и терминов наука наша неизбежно рассыпается»⁴. Как справедливо указывает Н. Д. Тамар-ченко, главной целью высказывания о литературном произведении «должно быть понимание смысла текста, причем, максимально адекватное понимание.

' Теория литературы. Том IV. Литературный процесс. С. 6.

² Там же. С. 48.

³ Хализев, В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. - 2 изд. - М.: Высш. шк., 2000. С. 371.

⁴ Баевский, В. С. Пожалуй, нам всем сообща пора приняться за чистку авгиевых конюшен / В. С. Баевский //
Вопросы литературы. - 1998. - Май-июнь. С. 26.

28 Если понятие содействует достижению этой цели, то оно...заслуживает доверия»¹. Мы полагаем, что понятия «литературное направление», «течение» и органично связанное с ними понятие «творческий метод» заслуживают доверия, поскольку содействуют достижению поставленной в нашем исследовании цели: выяснить, как формируется интересующая нас художественная общность, как функционирует она в сложившемся виде, и как распадается. Для реализации этой цели необходимо решить следующие задачи:

Уточнить представления декабристов о литературных жанрах, об их роли в историко-литературном процессе.

Выявить факторы, обусловившие возникновение декабристской поэтической общности.

Охарактеризовать жанровую систему декабристской лирики; выяснить, какими факторами определяется ее внутренняя целостность, как функционируют в рамках этой системы канонические жанры (элегия, дружеское послание), возникают ли новые жанровые формы.

Рассмотреть вопрос о причинах и механизмах распада «литературного декабризма» как художественной общности.

Предметом, целями и задачами определяется методологическая основа исследования: мы опираемся на типологический, сравнительно-исторический и системно-структурный методы анализа историко-литературных явлений, широко представленные в отечественном и зарубежном литературоведении.

Научная новизна нашей работы состоит в том, что в ней впервые описана система жанров декабристской лирики в динамике ее развития и функционирования, выявлен системообразующий конструктивный принцип, определяющий ее специфику.

' Тамарченко, Н. Д. Введение / Н. Д. Тамарченко // Теория литературы: Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений: В 2 т. I под ред. Н. Д. Тамарченко. -Т. 1. Тамарченко Н. Д. Тюпа В. И. Бройтман С. Н. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. - М.: Издательский центр «Академия», 2004. С. 8.

29 Научная значимость определяется тем, что впервые в отечественном литературоведении декабристская лирика рассматривается как художественное единство, организованное закономерностями, имманентными искусству литературы.

Практическая значимость исследования заключается в том, что его материалы могут быть широко использованы в преподавании вузовских курсов «История русской литературы XVIII века» и «История русской литературы XIX века (первая треть)», а также в спецкурсах и спецсеминарах по истории русской лирики.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Декабристская поэзия представляет собой не столько идеологическую, сколько художественную целостность, организованную по имманентным литературе как виду искусства эстетическим законам.

2. Основой этой художественной целостности является специфическая система жанров, в которой реализуются познавательно-ценностные принципы творческого метода и отражаются связанные с ним стилевые тенденции.

3. Конструктивный принцип, определивший специфику жанровой системы декабристской лирики, заключается в доминирующем положении оды как «старшего жанра». Декабристы создали особую, романтическую по характеру лежащей в ее основе эстетической концепции мира и человека, модификацию одического жанра. Обновленный одический жанровый образ мира и миропере-живания мыслился ими как максимально приближенный к «идеальной норме прекрасного» и наиболее адекватно выражающий декабристское мироощущение.

4. Будучи «старшим жанром», ода обусловила единство способов создания образа миропереживания в произведениях наиболее репрезентативных для декабристской поэзии лирических (элегия, дружеское послание) и даже лиро-эпических (дума) жанров.

5. Главный фактор распадения декабристской поэтической общности -творческая индивидуальность художников, проявлявшаяся в особенностях поэтического стиля и внимании к жанровым формам, не подчинявшимся влиянию одического конструктивного принципа (любовные элегии К. Ф. Рылеева, подражания псалмам Ф. Глинки, ранние «ночные» стихи В. Кюхельбекера). В перспективе развитие этих тенденций выводило поэтов за пределы гражданского течения и закладывало основы для формирования новых художественных систем.

Вопросы жанра в декабристской критике

Жанровая специфика лирики декабристов может быть осмыслена с достаточной полнотой лишь при условии предварительного рассмотрения вопроса о степени осознанности предпринятых ими жанровых поисков или новаций. В определенной степени решение данной задачи облегчается тем, что многие из декабристов (А. А. Бестужев, К. Ф. Рылеев, В. К. Кюхельбекер, П. А. Катенин) в интересующий нас период более или менее активно занимались литературно-критической деятельностью. В своих статьях они не ограничивались лишь интерпретацией и оценкой литературных новинок, но высказывались и по общеэстетическим, а порой и по литературно-теоретическим вопросам. Такого рода деятельность профессиональных писателей вполне соответствует общему духу эпохи. Как известно, 1821-1824 год - время интенсивного формирования русской романтической эстетики. Вклад декабристов в этот процесс оценивается учеными весьма высоко1. Однако следует учитывать, что декабристы отнюдь не стремились сделать общеэстетические или литературно-теоретические проблемы предметом специального анализа. Их высказывания по данной тематике разрозненны, отрывочны, а порой и нечетки. Поэтому часто смысл этих высказываний может быть вполне уяснен только в контексте русской общеромантической эстетической и теоретической мысли, который мы и будем привлекать по мере необходимости.

Как известно, романтическое литературное движение начиналось с активного отрицания жестких художественных канонов и правил, характерных для эстетики и поэтической практики классицизма. Правила, по мнению романтиков, сковывали свободный дух поэта, по природе своей сопротивляющийся любому диктату, стремящийся к неограниченному, неудержимому самовыражению.

Однако по мере накопления теоретического и практического опыта романтики начинают испытывать потребность в осознании закономерностей литературного процесса. Н. А. Полевой заявляет: «Противоположный классицизму, отвергнувший его ограниченный обзор и сбросивший цепи его условий, романтизм гораздо правильнее классицизма и требует системы более и строже!»1. Романтики стремятся к упорядочиванию собственного представления о художественных формах, ведущих факторах развития литературы, деятельности поэтического сознания. Вполне логично романтическая эстетика выходит и к проблеме литературных родов и жанров.

Общеизвестно, что наиболее глубокую разработку романтическая теория рода и жанра находит в капитальных трудах Шеллинга и Гегеля. Однако нам в данном случае важны идеи отечественных критиков, наиболее близко связанных с непосредственным развитием русской литературы в интересующий нас период. Сопоставление этих идей с размышлениями декабристов-литераторов позволит яснее увидеть суть их художественных поисков, ту роль, которую они сыграли в развитии историко-литературного процесса.

Прежде всего, привлекает внимание общая логика теоретических рассуждений романтиков. Так, Н. И. Надеждин начинает с попытки упорядочить представление о многообразных формах душевной жизни человека, выражающихся в искусстве, для чего выстраивает определенную иерархическую последовательность «человеческих чувствований» в зависимости от степени их напряжения, обусловленной уровнем интенсивности духовного бытия личности. С разными степенями интенсивности переживания соотносятся адекватные им формы художественного выражения, фактически - жанры. Например, «простейшее выражение обыкновенных чувствований» соответствует определенному этапу развития общественного сознания, для которого наиболее органичен жанр на- родной песни1. «Лестница чувствований души человеческой» становится фактором жанрообразования. Таким образом, Надеждин предлагает иной, нежели у классицистов, принцип жанрового членения литературных произведений. Специфика жанра у него определяется не своеобразием предмета, сферы действительности, осваиваемой художником, но логикой внутреннего состояния души, ищущей адекватных форм самовыражения: «Не из внешней природы, а из самого человека почерпываются идея и форма искусств человеческих, которым дается название поэзии... Так как душевные способности наши могут различаться степенью напряжения их, то отсюда по отношению внутренней интен-сии происходят различные виды лирической поэзии...»2.

В том же направлении ведет поиск и лицейский учитель В. Кюхельбекера А. И. Галич: «Поскольку возбужденные движения души могут выражаемы быть или непосредственно, в минутном их жару, или посредственно, то есть при размышлении о прежде бывшем чувствовании либо при размышлении о каком-нибудь происшествии, то главнейшие виды лирической поэзии суть ода, элегия и романс или баллада»3.

Делают русские романтики и другое важное открытие. Они начинают воспринимать художественные, в том числе и жанровые формы исторически, как категории динамические, способные к модификации в ходе развития поэтического сознания, эстетических потребностей человечества. Так, тот же Надеждин, давая обзор развития художественных форм по мере движения истории человечества, не забывает напоминать: «Итак, нет сомнения, что период художественной деятельности, возникший из мрака средних веков, совершил свое кругообращение; нет сомнения, что настоящий век, принадлежа к новой эпохе жизни, должен иметь новые потребности и виды, покориться новому особому направлению»1.

По-видимому, наиболее четко в то время эта идея была сформулирована А. С. Пушкиным. Ю. Н. Тынянов обращает наше внимание на то, что вопрос о романтизме у Пушкина неразрывно связан с вопросом о жанрах.

В преддверии новой эпохи: А. Н. Радищев и русская ода конца XVIII - начала XIX веков

Одическая лирика декабристов традиционно воспринимается исследователями как наиболее репрезентативная для гражданского течения в русской романтической поэзии. В отечественной науке глубоко прослежены идейно-тематические, стилевые схождения между творчеством поэтов-декабристов и традицией высокой поэзии XVIII века. Основательно проанализировано своеобразие внутреннего мира лирического героя, его переживаний, определяющее специфику пафоса новой гражданской лирики1. Однако приходится признать, что проблему жанровой специфики декабристской оды большинство исследователей не ставит. Обычно отмечаются лишь самые общие связи между двумя ветвями гражданской поэзии, как правило, на уровне стиля.

Заметно, что многие исследователи русской лирики XIX века склонны воспринимать классицистическую оду как некий устойчивый жанровый канон, сохраняющий стабильность и единство в творчестве практически всех поэтов XVIII века. Именно этим, на наш взгляд, объясняются ранее отмеченные попытки отыскать (а иногда и навязать) наличие у декабристов такой условной жанровой модели (Ю. Н. Тынянов, И. Ермолаева), необнаружение же ее, как помним, воспринимается в качестве доказательства размывания жанровых границ - знака, свидетельствующего о «разрушении жанрового мышления» в романтической лирике (Л. Я. Гинзбург, Н. В. Королева).

Между тем исследователи русской лирики XVIII века убедительно показывают, что ода - жанр очень динамичный, развивающийся, переживший целый ряд серьезных модификаций, обусловивших возникновение нескольких достаточно устойчивых жанровых разновидностей, весьма заметно отличающихся друг от друга. Так, А. П. Сумароков создает жанровую модель оды, весьма далекую от традиции витийственной ломоносовской оды. Поэты сума-роковской школы, и, прежде всего М. М. Херасков, в свою очередь, активно модернизируют и эту модель, полемизируя со своим учителем. Наконец, Г. Р. Державин входит в историю русской лирики как великий новатор, а его знаменитая «Фелица» дает толчок к возникновению еще одного направления в развитии одического жанра.

Поскольку все эти варианты модифицирования оды на протяжении XVIII века глубоко и основательно изучены в отечественном литературоведении, мы считаем возможным ограничиться лишь упоминанием о них, отсылая желающих более подробно ознакомиться с материалом к трудам Г. А. Гуковского, А. В. Западова, Г. В. Москвичевой, И. 3. Сермана и др.1.

Исследователям удается наряду со стилевыми модификациями оды в конкретных творческих школах выявить и магистральную линию развития жанра в контексте эволюции всей художественной системы русского классицизма. Так, Г. В. Москвичева отмечает, что по мере роста общественного самосознания к концу XVIII века в оде становится все более ощутимым отражение личности поэта через усиление роли лирического субъекта в жанровой структуре, хотя этот субъект и продолжает оставаться носителем коллективного сознания. Происходит значительное усложнение лирического переживания, что влечет за собой поиск новых форм выражения авторской позиции. Поэты все активнее обращаются к конкретике предметного изображения, живописи, усиливаются элементы фабульности. Исследовательница отмечает: «Своеобразие оды конца века было не в том, что «лирический восторг» уступил место «живописности» картин, то есть эпическое берет верх над лирическим. Своеобразие ее было в том, что усложнились сами чувства лирического героя или автора. Усложнились поэтому и формы поэтического выражения лирических переживаний»1.

Таким образом, к концу XVIII века жанр оды претерпевает ряд весьма сложных модификаций, причем, как видим, возможно развитие жанра не в одном, а, по крайней мере, в нескольких направлениях. Следовательно, размышляя о творчестве декабристов как о попытке продолжения традиций XVIII века, мы должны неминуемо задаться вопросом: каких именно традиций? Есть ли ода декабристов продолжение одической школы Ломоносова? Сумарокова? Хераскова? Державина? Ведь все это разные жанровое модификации, связанные с развитием разных поэтических школ и даже разных художественных систем? Ясно, что простого заявления об ориентации декабристов на традиции гражданской оды XVIII века недостаточно, если нас интересует проблема выявления художественной специфики их творчества.

В ходе решения данной проблемы мы считаем необходимым обратить особое внимание на еще один вариант жанровой модификации оды, который, на наш взгляд, недостаточно осмыслен в литературоведении. Этот вариант предложил А. Н. Радищев.

Своеобразие творческой индивидуальности А. Н. Радищева - один из самых дискуссионных вопросов в истории русской литературы XVIII века2. Заметим, что, как правило, в центре внимания исследователей оказывается художественная проза писателя. Лирика, в том числе ода «Вольность», становится предметом художественного анализа значительно реже. Чаще всего ода рассматривается в контексте философско-политических взглядов ее автора, что во многом обусловлено чрезвычайной идеологической насыщенностью текста. Но в итоге затемняется литературно-художественная специфика произведения. Так, например, Ю. В. Стенник, неоднократно предупреждавший об определенной опасности, таящейся в чрезмерном увлечении анализом идеологического аспекта радищевского творчества , тем не менее, и сам отдает дань этому увлечению, заявляя: «...радищевская «Вольность», строго говоря, одой не была. Это был скорее трактат о свободе, написанный стихами - традиционным для жанра оды XVIII века четырехстопным ямбом, организованным в столь же традици-онные для оды десятистишные строфы» .

С таким подходом решительно не согласна Г. В. Москвичева: «Ода «Вольность»... справедливо признана в нашей литературной науке поэтическим изложением взглядов автора. Действительно, она дает отчетливое представление о понимании Радищевым назначения государства, взаимоотношений народа и власти, роли народа в истории и т.д. Она является, в сущности, развернутым выражением мысли автора о признании им народной власти как единственно приемлемой формы правления. Вместе с тем ода «Вольность» не политическая статья, не публицистический трактат. Это лирическое стихотворение, и тема вольности развернута в нем по законам поэзии, по законам творчества»3. Исследовательница предлагает весьма основательный анализ именно лирической основы стихотворения Радищева, его художественной специфики.

«Вольность. Ода» А. С. Пушкина - первый манифест «литературного декабризма»

Тема «Пушкин и русский гражданский романтизм» всегда была в центре внимания литературоведов. Благодаря многочисленным усилиям пушкинистов удалось достаточно полно выявить идейную и художественную близость творческих поисков Пушкина и поэтов-декабристов в начале 20-х годов XIX века.

Однако и сегодня трудно не согласиться с Д. Д. Благим, утверждавшим в свое время: «... до сих пор не сложилось целостной исторически убедительной концепции, которая равномерно и наиболее полным светом освещала бы различные аспекты этой во всех отношениях весьма важной и вместе с тем очень сложной проблемы» . В частности, как отмечал исследователь, широко изучена проблема «декабристы и Пушкин»: прослежены пути знакомства поэта с декабристскими идеями на разных этапах их развития, изучены творческие и дружеские контакты, выявлена роль многих участников тайных обществ в формировании мировоззрения и эстетической позиции Пушкина. Весь этот громадный материал позволяет несколько изменить угол рассмотрения проблемы, поставив вопрос иначе: «Пушкин и декабристы», сосредоточив усилия на выявлении роли, которую сыграл поэт в процессе формирования художественной системы русского гражданского романтизма.

Поставленная таким образом задача заставляет нас, прежде всего, обратиться к первому петербургскому периоду пушкинского творчества, значение которого в художественной эволюции поэта, на наш взгляд, все еще понято не до конца. Свидетельство тому - заметная несогласованность характеристик, которые дают данному периоду пушкиноведы. Достаточно широко распространено мнение о некоторой неустойчивости, переходности художественной системы юного поэта, только что покинувшего Лицей. Именно так склонен рассматривать этот период, например, Б. С. Мейлах. 1817 год, по его мнению, является для Пушкина переломным, поэт отказывается от прежних элегических мотивов и избирает «путь «певца», озабоченного думами о судьбах истории», что обусловливает сначала обращение к традициям политической поэзии предшествующей эпохи, а далее и их обновление, которое станет заметным к 1820 году. Именно с этого года Б. С. Мейлах начинает видеть в А. С. Пушкине сложившегося романтика1. Близок к Б. С. Мейлаху А. А. Смирнов, который отмечает первые признаки тяготения Пушкина к «романтическому универсализму» в стихотворениях «Деревня», «К Чаадаеву», но окончательное утверждение Пушкина-романтика, по его мнению, происходит в начале 1820-х годов . Е. А. Маймин также склонен рассматривать раннюю вольнолюбивую лирику Пушкина (и поэтов-декабристов) в русле ранее сложившейся поэтической традиции3. Еще более категоричен Н. В. Фридман. С его точки зрения вольнолюбивые стихотворения Пушкина, в том числе оды «Вольность» и «Кинжал», - образец русского гражданского классицизма4. Правда, в 1821 году (год написания оды «Кинжал») Пушкин - уже ярко выраженный романтик, но, как утверждает исследователь, «классицистическая струя» в это время не исчезает из его творчества полностью5. Именно в работе Н. В. Фридмана, пожалуй, с наибольшей определенностью заявлена проблема творческого метода ранней вольнолюбивой лирики Пушкина. Однако предложенный исследователем вариант ее решения (одновременное развитие классицистической и романтической «струй») вызывает у нас чувство неудовлетворенности, поскольку фактически не аргументирован специальным анализом художественной системы поэта: исследователь ограничился лишь наблюдениями за изменением настроений, отдельных мотивов и образов в пушкинской лирике этого периода.

Между тем, Б. П. Городецкий полагает, что глубоко новаторский в художественном плане характер лирики Пушкина проявился, уже начиная с 1817 года, прежде всего, в оде «Вольность». Исследователь приходит к мысли об особом типе романтизма, впервые заявившем о себе именно в этих стихах6. Е. Н. Купреянова также говорит о романтическом пафосе пушкинской лирики интересующего нас периода. Наконец, Г. А. Гуковский склонен видеть вполне отчетливые приметы романтического стиля уже в позднем лицейском творчестве Пушкина (напр., послание «К Лицинию»), в русле которого и развивается талант юного поэта в первые годы после выхода из Лицея2.

Столь неясная ситуация в науке объясняется, на наш взгляд, тем, что в литературоведении весьма тщательно и многоаспектно разработан вопрос о преемственной связи вольнолюбивой лирики Пушкина и традиций гражданской лирики XVIII века (этому уделяли большое внимание Б. В. Томашевский, Д. Д. Благой, Г. А. Гуковский и многие другие). Своеобразным итогом в исследовании этой проблемы на сегодняшний день стала монография Ю. В. Стенни-ка «Пушкин и русская литература XVIII века», в которой вольнолюбивая лирика поэта рассматривается как завершающий этап в развитии русской гражданской поэзии, зародившейся в XVIII веке3.

Думается, что именно накопленный материал о связях художественной традиции русского классицизма, всей гражданской лирики предшествующей эпохи и вольнолюбивой поэзии Пушкина позволяет актуализировать вопрос о ее новаторстве. Вспомним, что именно так склонен рассматривать проблему Д. Д. Благой, для которого Пушкин не столько «продолжатель», сколько «зачинатель» совершенно новой линии в русской поэзии. С точки зрения ученого, к началу первого петербургского периода творческая индивидуальность поэта уже сформировалась, к 1817 году он - вполне сложившийся, самостоятельный художник-новатор. Ранняя вольнолюбивая лирика (ода «Вольность», послания «К Чаадаеву», «К Н. Я. Плюсковой», элегия «Деревня» и др.) являет образцы первых литературных манифестов зарождающегося гражданского романтизма, а сам Пушкин - «первый литературный декабрист».

Зарождение лирической рефлексии в поэзии К. Ф. Рылеева

В предыдущих главах мы попытались выявить как специфику жанровой системы в лирике декабристов, так и основные принципы ее художественного функционирования. Пришел черед задаться вопросом о механизмах ее распадения. Поиски ответа на этот вопрос в данном случае заметно затруднены в силу специфических обстоятельств нелитературного характера. Катастрофа 14 декабря стала мощным фактором, обусловившим резкий перелом в психологическом настрое переживших ее поэтов, и, по сути, насильственно оборвала литературную традицию, которая при иных обстоятельствах прошла бы естественный путь зарождения, кульминации и угасания. И все же мы полагаем возможным, хотя бы в самых общих чертах, поставить вопрос о внутренних, собственно литературных процессах, которые, последовательно развиваясь внутри течения как достаточно цельной и прочной поэтической системы, в конечном итоге, должны были привести к ее распаду.

Мы убедились в том, что ода стала программным, репрезентативным для декабристской лирики жанром, поскольку именно в ней поэтам удалось наиболее адекватно выразить декабристский тип мироотношения. Таким образом, ода заняла место «старшего жанра», - основы художественной целостности течения. В силу своего особого положения она не только внедряла свой образ ми-ропереживания в жанры, обладавшие способностью к «смещению» в необходимом направлении, но и, по-видимому, попросту «отталкивала», «вытесняла» жанровые структуры, не поддающиеся воздействию ее конструктивных принципов. Так, П. Катенин, Ф. Глинка, В Раевский фактически не пишут любовных стихов. Немногие произведения, написанные В. Кюхельбекером явно «на случай», помогают понять, что дело здесь не в нравственном аскетизме дворянских революционеров и, тем более, не в неумении сочинять мадригалы или романсы, но в специфике художественного мышления этих поэтов.

Исключением на этом общем фоне является творчество К. Рылеева, как раз активно обращавшегося к лирике камерно-любовного характера. Мы не можем просто проигнорировать данное обстоятельство, как это обычно делается в работах, посвященных анализу рылеевской поэзии. В самом деле, почему в период 1821-25 г.г., то есть во время расцвета «литературного декабризма» в русской лирике, один из лидеров течения упорно продолжает писать стихи интимно-камерного звучания («Жестокой», «Давно мне сердце говорило...», «Поверь, я знаю уж, Дорида...», «Воспоминания», «В альбом Т. С. К.», «Исполнились мои желанья...», «Покинь меня, мой юный друг...» и пр.)? Почему он остался глух и к новациям своих товарищей в области элегического жанра? Ведь мы имели возможность убедиться, что он в то же самое время весьма активно внедряет одические конструктивные принципы в жанровые структуры дружеского послания, думы. Почему для элегии сделано исключение? Конечно, следует учитывать обстоятельства личной жизни поэта-лирика, пережившего в данный период ряд серьезных любовных увлечений. Но столь же бурно складывается, например, личная жизнь В. Кюхельбекера, однако в его лирике слышны лишь весьма слабые ее отголоски.

Очевидно, объяснение данному обстоятельству следует искать в особенностях творческой индивидуальности Рылеева. Мы помним, что в раннюю пору своей поэтической деятельности художник прошел хорошую сентименталист-скую школу. Вся дальнейшая творческая судьба Рылеева показывает, что это тяготение к камерно-интимной лирике карамзинистского типа не было случайным, но отвечало каким-то глубинным внутренним потребностям его души. Анализируя ранние стихи Рылеева, мы отмечали их внутреннюю разбалансиро-ванность, являвшуюся следствием несоответствия между характером лирического переживания и поэтическими средствами его выражения. Камерно-интимная, «пасторальная» лирика, по-видимому, отвечала лишь одному аспекту внутренней жизни поэта - его глубокой потребности в переживаниях сугубо интимного характера. Но эта лирика не могла адекватно выразить другой аспект его души - жажду славы, жертвенное стремление вмешаться в окружающую действительность с целью ее переустройства в соответствии с собственными представлениями об идеале. Увлечение «литературным декабризмом» было в высшей степени естественным и органичным для Рылеева, он всегда активно искал пути к художественному изображению внутреннего мира, сознания личности нового типа, носителем каковой он ощущал и себя самого. Но другая часть его души все это время так же настоятельно требовала поэтического самовыражения. Думается, что внутренняя жизнь Рылеева в период 1821-25 г.г. была куда более драматичной и сложной, чем это представляется нам при чтении исследований, посвященных анализу его агитационно-революционной лирики. Об остроте внутренних противоречий мы можем судить по некоторым произведениям, несущим на себе явную печать душевного разлада. Прежде всего, наше внимание привлекает знаменитое послание «К N. N. («Ты посетить, мой друг, желала...»). Это стихотворение традиционно воспринимается в качестве поэтической декларации поэта-декабриста, «отвергающего даже глубокое личное чувство во имя общего дела»1. В качестве доказательства цитируются финальные строки: Любовь никак нейдет на ум: Увы! Моя отчизна страждет, Душа в волненьи тяжких дум Теперь одной свободы жаждет (101). Действительно, сказано мощно, ярко и искренность душевного порыва лирического героя не вызывает сомнений. Вот только зачем тогда вообще было обращаться к возлюбленной с проникновенными строками нежных разуверений? Может быть, потребность высказаться обусловлена как раз тем, что любовь никак нейдет с «ума»? В самом деле, лирическое переживание в данном стихотворении несет в себе некую внутреннюю двойственность, противоречивость.

Похожие диссертации на Система жанров в лирике декабристов

Система жанров лирики Генриха Сапгира : специфика и поэтикаДвойнишникова, Мария Павловна

Система жанров русской духовной поэзии XVIII в. Семенова Елена Владимировна

Система жанров в творчестве И. С. ТургеневаБеляева Ирина Анатольевна

Система жанров в драматургии А.М. ВолодинаМалахова, Татьяна Ивановна

"Последний поклон" В.П. Астафьева : История создания. Жанр. Система персонажейЯн Чжэн

Соотношение канонического и неканонического в системе лирических жанров 1880-1890-х годовЗавьялова Елена Евгеньевна

Дилогия П.И. Мельникова-Печерского "В лесах" и "На горах". Система образова и особенности жанраКакильбаева, Энкар Толымхановна

Комические жанры в лирике М.Ю. ЛермонтоваСкобелева Мария Львовна

Синтез литературных и музыкальных жанров в лирике М.И. Цветаевой и А.И. ЦветаевойГоловей Мария Геннадьевна

Жанр послания в русской лирике 1800-х - 1810-х годовКузнецов Петр Владимирович