Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. А.Д. Кантемир - переводчик анакреонтеи и оппонент В.К. Тредиаковского
1. Ближайший контекст и краткая история изучения анакреонтики А.Д.Кантемира 31
2. Основные функции кантемировского перевода анакреонтеи
2.1. Культурно-просветительская функция русскоязычной анакреонтеи А.Д. Кантемира 37
2.2. Теоретико-полемическая функция перевода А.Д. Кантемира 41
3. Антикизирующая стратегия переводчика анакреонтеи 52
4. Анакреонтическая "антиэлегия" А.Д. Кантемира: продолжение полемики с В.К. Тредиаковским 66
Глава 2. Анакреонтика М.В. Ломоносова и русский "спор об Анакреонте"
1. Краткий экскурс в историю изучения анакреонтики М.В. Ломоносова 75
2. Экспериментальный характер первого анакреонтического опыта М.В.Ломоносова 79
3. Анакреонтическая "басня" М.В. Ломоносова "Ночною темнотою": начало русского "спора об Анакреонте" 84
4. Стихотворный цикл М.В. Ломоносова "Разговор с Анакреонтом": движение от спора к диалогу
4.1. Проблема жанрового фона 98
4.2. Философско-эстетический контекст "Разговора с Анакреонтом"
4.2.1. М.В. Ломоносов и Б. Фонтенель: диалектика образа Анакреонта 106
4.2.2. М.В. Ломоносов и И.И. Винкельман: выработка стратегии подражания древним авторам 120
5. Тема Поэта в "Стихах, сочиненных по дороге в Петергоф..." 145
Глава 3. Полемические аспекты анакреонтики А.П. Сумарокова
1. Ближайший контекст анакреонтики А.П. Сумарокова и проблема литературы-посредника 158
2. Антигедонистические интенции ранней анакреонтики А.П. Сумарокова 179
3. Критика рокайльного мироощущения в стихотворениях, обращенных к Филлиде 191
4. Заострение темы Поэта в сумароковском переложении оды XXIII из анакреонтеи 202
5. Антифонтенелевская стратегия А.П. Сумарокова как перелагателя оды XIV из анакреонтеи 210
6. А.П. Сумароков - оппонент М.В. Ломоносова в русском "споре об Анакреонте"
6.1. Стихотворение А.П. Сумарокова "Во мразныя минуты" как альтернатива анакреонтической "басне" М.В. Ломоносова "Ночною темнотою" 216
6.2. Лингвостилистическая полемика с М.В. Ломоносовым в стихотворном послании к Е.В. Херасковой 223
Глава 4. Анакреонтика Г.Р. Державина: идентификация поэтической личности 1. История издания и изучения "Анакреонтических песен" Г.Р.Державина 236
2. Ранняя любовная лирика Г.Р. Державина и ее философско-эстетические источники 260
3. Стихотворение "Философы, пьяный и трезвый": поиск идеала "философской жизни" 277
4. Миф Екатерины II в анакреонтике Г.Р. Державина 291
5. Анакреонтический "автомиф" Г.Р. Державина 298
Заключение 339
Список использованной литературы 343
- Ближайший контекст и краткая история изучения анакреонтики А.Д.Кантемира
- Краткий экскурс в историю изучения анакреонтики М.В. Ломоносова
- Ближайший контекст анакреонтики А.П. Сумарокова и проблема литературы-посредника
- Ранняя любовная лирика Г.Р. Державина и ее философско-эстетические источники
Введение к работе
На протяжении почти двух тысячелетий античное наследие являлось устойчивым фактором, который надежно обеспечивал динамичное развитие европейской культуры. В ее распоряжение была предоставлена богатейшая сокровищница накопленного древними духовного и исторического опыта. Пристальное его изучение, имевшее результатом осмысление античности в качестве культурного идеала и непреходящего образца, составило главное содержание той эпохи в истории культуры Западной Европы, которую уже сами современники назвали Возрождением. Именно отсюда ведет начало уверенность европейцев в своей всегдашней причастности к большому историческому Времени и осознание себя законными наследниками классической Древности.
На излете Ренессанса аристократически утонченная Европа, культивировавшая терпеливое изучение древних языков, с изумлением обнаружила еще один новый пласт в поэтическом наследии античности. В 1554 году Ан-ри Этьен впервые опубликовал сборник лирических миниатюр, расцененных первоначально как чудом уцелевшие подлинные фрагменты из Анакреонта -последнего лирического поэта архаической Греции.
Анакреонт Теосский был одним из известнейших греческих поэтов VI - V веков до н. э. Древние критики включали его в канон лирических авторов наряду с Алкманом, Стесихором, Алкеем, Сапфо, Ивиком, Симонидом Кеос-ским, Пиндаром и Вакхилидом. Высокая оценка поэзии Анакреонта современниками была унаследована последующими поколениями, вслед за Платоном считавшими его мастером эротического жанра. Воздействие лирического творчества этого любимца аттического общества испытали на себе многие греческие поэты, в числе которых были Феокрит и Селевк, Каллимах и Клеомах. Он породил целую "плеяду" последователей среди римских поэтов, оказав, в частности, несомненное влияние на творчество Горация.
6 Анакреонтическая лирика культивировалась также в эллинских городах Палестины и среди византийцев. Число подражаний Анакреонту, его стилю стремительно увеличивалось, в результате они не только стали столь же популярны, как и оригиналы, но со временем практически полностью вытеснили их.
Первый издатель "Анакреонта" не подозревал, что публикует псевдоанакреонтику, то есть стихотворные подражания Анакреонту довольно позднего происхождения, впоследствии получившие в науке название анакреон-теи. Вопрос о подлинности текстов еще не ставился, и потому "этьеновское" издание пятидесяти пяти греческих оригиналов (вместе с частичным переводом тридцати одного из них на латинский) "Anakreontis Teij Odae", появившееся к тому же в момент всеобщего увлечения пиндарической поэзией, было обречено на ошеломительный успех. Тот почти экстатический восторг, с которым Западная Европа встретила публикацию этих стихотворений, предвосхитил Пьер Ронсар. Шестой сонет в его первой книге "Любовных стихотворений" ("Les Amours", 1552) свидетельствовал о том, что лидер Плеяды по достоинству оценил новонайденную раритетную рукопись, с которой ознакомился еще до ее выхода из печати. Фрагментарная творческая обработка одной из песен "Анакреонта" фактически сделала Ронсара зачинателем новой для Европы поэтической традиции, получившей дальнейшее развитие в его сборниках "Роща" ("Bocage", 1554) и "Смесь" ("Meslanges", 1555).
Хотя уже в 1557 году Франческо Робортелло подверг сомнению принадлежность найденных текстов Анакреонту (писавшему на ионическом, а не дорическом диалекте), они не только выдержали многочисленные переиздания, но в кругу восторженных почитателей древнего автора породили колоссальное число переводов и подражаний. Благодаря превосходному знанию древних языков магистральное направление для поэтических штудий такого рода в литературах Европы задавали поэты Плеяды. Наряду с Ронса-ром, одним из наиболее усердных поэтов-анакреонтиков был Антуан Баиф, а
первый адаптированный перевод анакреонтеи на французский язык, опубликованный в 1556 году, осуществил Реми Белло.
Поэты Плеяды часто практиковали включение сочинений сотоварищей по школе в собственные лирические сборники. Следуя этой традиции, своему переводу анакреонтеи Белло предпослал ронсаровскую элегию "Кри-стофлю де Шуазелю, моему старинному другу", содержавшую программное противопоставление грациозной анакреонтической лирики серьезной пиндарической поэзии.
При оценке поэтического слога Анакреонта Ронсар не поскупился на самые лестные и изысканные эпитеты, назвав его "восхитительным, ласкающим, певучим". Расточительно щедрый на похвалы "французский Пиндар и Гораций" с готовностью признал "в искусстве наторелого" старика лучшим учителем для всех современных поэтов. "Божественный и чудный" (303, с. 212) стих Анакреонта он явно предпочел "тяжеловесному" Пиндару:
Хвалу воздай тому, кто прояснить бы мог
Нам Пиндара хаос, брюзгливый, жесткий слог,
Докучный стиль письма, густой поток словесный,
Назойливую суть и смысл тяжеловесный.
Народ их не поймет. Мне мил Анакреон! (303, с. 211).
Декларированное здесь охлаждение Ронсара к Пиндару, чей "воинственно суровый" стих годен лишь на то, чтобы "устрашать наивных школяров" (303, с. 212), чрезвычайно знаменательно.
Так в середине XVI века началась бурная культурная экспансия в Европу поэтического сборника, приписываемого легендарному представителю сольной мелической лирики. В результате его многочисленных переизданий и переводов псевдо-Анакреонт занял прочное место в ряду наиболее почитаемых античных авторов, высоко ценимых за изящную простоту стиля и бе-зыскусность в выражении чувства.
Благодаря посредничеству французской литературы стремительно на-
растал интерес к анакреонтической поэзии и в Германии. Уже в XVII столетии здесь появились первые переводчики и подражатели Анакреонту, хотя пика своей популярности ассоциирующийся с этим именем жанр достиг ближе к середине следующего века. Важную роль в процессе его становления на немецкой почве сыграла полемика о рифме, спровоцированная "Беседами художников" И.Я. Бодмера (1724). С появлением названного трактата в Германии активизировался интерес к обсуждению многоплановой стихотворной проблематики. Данное обстоятельство побудило И.К. Готшеда в 1733 году перевести нерифмованными стихами шесть песен Анакреонта, как бы подав тем самым пример для аналогичных опытов поэтам из Галле И.Н. Гетцу, И.П. Уцу, И.В.Л. Глейму.
Подлинный расцвет анакреонтики в Германии начался в 40-х годах XVIII века. Своеобразный "анакреонтический бум" вызвала публикация поэтического сборника Глейма "Versuch in scherzhaften Liedern" ("Опыт шуточных песен", 1744 -1745), сделавшего его автора признанным главой анакреонтического течения в немецкой поэзии. Наряду с переводами он создавал собственные стихи, имитирующие стиль и метрику анакреонтеи, а также частично рифмованные свободные подражания анакреонтическим одам.
Вскоре оформилась своеобразная "плеяда" немецких поэтов-анакреонтиков, наиболее талантливыми среди которых (помимо уже упоминавшихся выше Уца, Гетца и Глейма) были Г.Э. Лессинг, Ф. Якоби, И.Б. Ми-хаэлис. Увлечение анакреонтикой в Германии, опосредованное влиянием французской поэзии, приняло такие масштабы, что И.Х. Кестнер сравнил его с эпидемией чумы, поразившей немецкую литературу. Он же создал язвительное эпиграмматическое стихотворение, где ехидно высмеял бесталанность поэтов-анакреонтиков, способных только на то, чтобы "клепать на женских рифмах бессмысленную прозу" (178, с. 91-92), воспевая девушек и Вакха, Вакха и девушек, пьяные поцелуи и поцелуи пьяные. Симптоматично,
что расцвет анакреонтики в Германии не был особенно продолжительным, охватив приблизительно лишь три десятилетия. Появление в 1769 году трактата Бодмера "Grazien des Kleinen" ("О грации маленьких") знаменовало собой начало борьбы за ее вытеснение из пределов литературного пространства немецкой поэзии.
Германия начала освоение греко-латинского наследия почти на столетие позже Франции. Характерный для Ренессанса интерес к сочинениям древних авторов далеко не сразу обрел благодатную почву в стране, раздираемой конфессиональными спорами. В не знавшей Ренессанса России античность переживалась принципиально иначе, чем в Германии, а тем более в Италии или Франции. Первоначально здесь отсутствовало неотъемлемо присущее Европе и глубоко прочувствованное ею ощущение незыблемой связи времен, той культурной преемственности, которая позволяла возводить собственную генеалогию непосредственно к греко-римским истокам. В отличие от Запада, классическая древность не была устойчивой константой нашей отечественной культуры и с разной степенью интенсивности проявляла себя лишь в отдельные периоды ее развития.
Еще в конце XVI века составитель "Грамматики словенской" Лаврентий Зизаний обратился к современникам с призывом во всем следовать "грецким поетам". Однако русская словесность вплоть до начала Петровской эпохи явно не спешила приобщаться к достижениям "паганской" культуры и, исполнясь благоговейного трепета, осваивать художественный опыт античных авторов. Сказанное в полной мере относится и к творческому наследию Анакреонта, имя которого стало известно русской поэзии уже в XVII веке.
Легендарное предание о смерти древнегреческого поэта, подавившегося виноградной косточкой, было хорошо знакомо автору энциклопедического по охвату материала "Вертограда многоцветного". Развивая излюбленный барочной поэзией топос о равенстве всех перед неотвратимой смертью, Симеон Полоцкий посвятил Анакреонту отдельный фрагмент в цикле
"Смерть":
Анакреонт поета ягоды ядяше,
от них же во гортани единая сташе
И бысть смерти виновна. Здрава умертвила,
безсилная силнаго во гроб низвалила (309, с. 154).
Судьба жизнерадостного грека, попавшегося в ловушку коварной Смерти, преподносилась с ортодоксально-христианской точки зрения. Роковая случайность, оказавшаяся для Анакреонта гибельной, осмыслена в качестве назидательного примера заслуженного возмездия человеку, который поплатился за свою беспечность и обрек себя на вечные муки:
А иже не готови ко смерти бывают, зде телом, а душею вечно умирают (309, с. 155).
Так в русской поэзии у Анакреонта стала складываться предосудительная репутация язычника и неисправимого грешника, подверженного плотским страстям, без меры предающегося земным наслаждениям и утехам.
В русле христианской ортодоксии воспринимался он и другим барочным поэтом - Андреем Белобоцким, автором компилятивной поэмы "Пента-теугум". В ее третьей книге "О гегене и муках вечных" именно Анакреонт открыл галерею мучеников ада, низвергнутых в геенну огненную за великие грехи:
Под лавою в аде спрятан, изыде, Анокреоне!
Муки, им же еси предан, всему миру скажи явне.
Аще звязан и прикован, изыти к нам не можеши,
За грехи тако наказан, плачи сам, а нас не теши (309, с. 231).
Резкому осуждению в данной поэме подвергалось античное "баснословие" в целом. Провоцирующее многоразличные человеческие пороки (и прежде всего пьянство), в представлении автора, оно открыто ассоциировалось именно с анакреонтико-эпикурейским типом мироощущения:
Вы Бахуса суще внуки, чаши, кружки выпивали,
Душком пити ваша штуки, даже бочки пусты стали (309, с. 228).
и Из сказанного очевидно, что в барочной рецепции поэтическая и бытовая личность Анакреонта осмыслялась сквозь призму строгих религиозно-нравственных критериев, подвергаясь при этом резкому осуждению и остракизму как противоречащая строгим моделям православного поведения.
Петровская эпоха грандиозных преобразований и свершений в плане социальной психологии сопровождалась нарастанием оптимистического мироощущения. Человек нового времени радостно переживал свое освобождение от регламентирующих предписаний религиозной морали, основанной на аскетизме. Зарождающаяся культура светского типа, отчетливо ориентированная на европейские образцы, кардинально видоизменила модель бытового и общественного поведения молодого представителя поднимающейся нации. Данные обстоятельства благотворно сказались и на судьбе русской анакреонтической поэзии. В отличие от Запада, России XVIII века предстояло не "возродить" и заново освоить греческую и римскую древность, но трансплантировать и "присвоить" богатейшие пласты ее духовного наследия, создать свой культурно-исторический образ античности, актуализировав в ней наиболее созвучные себе стороны.
В последние десятилетия интерес специалистов к проблематике "русской античности" заметно активизировался. Глубокая и интенсивная разработка ее культурологических аспектов в классических трудах А.Ф. Лосева и О.М. Фрейденберг, в фундаментальных работах А.В. Михайлова, В.М. Живова, Г.С. Кнабе стала прочным методологическим фундаментом для новейших литературоведческих исследований. Проблема восприятия и творческого освоения русскими литераторами традиций античной художественной мысли уже привлекала пристальное внимание Д.М. Буланина, А.Н. Егунова, С.А. Кибальника, Т.Г. Мальчуковой, Л.И. Савельевой и ряда других ученых. Однако описание механизмов освоения античного наследия в России продолжает оставаться одной из наиболее актуальных задач отечественного ли-
тературоведения.
При изучении таких жанровых образований в литературе нового времени, которые ведут свою генеалогию из окутанной легендами античной древности, сложность решаемых при этом задач многократно возрастает. Исследователь невольно оказывается перед необходимостью обсуждать вопросы жанровой специфики параллельно с анализом процесса ассимиляции обследуемых литературных фактов на русской почве.
К настоящему времени отечественная наука о русской литературе XVIII века уже располагает целым рядом монографических исследований, углубленно рассматривающих ведущие драматургические жанры данной эпохи (монографии П.Н. Беркова, В.А. Бочкарева, И. А. Вишневской, О.Б. Лебедевой, Г.В. Москвичевой, М.П. Одесского, Ю.В. Стенника) в плане их тематического наполнения, функциональной природы, исторической поэтики. Буквально в последние годы появились интересные работы об отдельных лирических и лиро-эпических жанрах русской поэзии XVIII века: пасторали (Т.В. Саськова), сонете (Л.И. Бердников), пиндарической (Н.Ю. Алексеева, Т.Н. Смолярова) и сафической одах (Е.В. Свиясов), стихотворных переложениях псалмов (Л.Ф. Луцевич). На этом фоне откровенная маргинальность анакреонтического жанра, практически выпавшего из сферы пристального внимания современных литературоведов, становится обостренно ощутимой и выглядит далеко не случайной. Неблагоприятное впечатление от сложившейся ситуации усугубляется фактом существования достаточно давней, хотя и не очень богатой открытиями традиции творческих изысканий в этой области.
Филологическому изучению русской анакреонтической поэзии XVIII века как специфического литературного феномена положил начало Н.Н. Ку-тателадзе работой 1915 года " К истории классицизма в России. Анакреонти-ческия песни в русской литературе XVIII столетия". Свой труд, весьма внушительный по объему привлеченного к анализу фактического материала, ав-
тор скромно назвал "историко-литературным этюдом". Эта номинация не вполне соответствовала тем весьма серьезным целям и задачам, которые поставил перед собой Кутателадзе. В его намерения входило "представить в общем обзоре наиболее важные моменты внешней истории песен Анакреонта и выяснить роль этих песен в процессе развития лирических форм XVIII столетия" (198, с. 361).
Несомненной заслугой первого исследователя русской анакреонтики XVIII века являлось развернутое обоснование органичности ее появления в отечественной поэзии послепетровского периода. Нельзя не признать справедливость его утверждения, что анакреонтическая поэзия оказалась родственной по духу уже сложившейся к тому времени в России традиции светской любовной лирики. С присущей ему основательностью Кутателадзе предложил небольшие, но фактографически насыщенные обзорные очерки об анакреонтике трех виднейших поэтов классицистической и постклассицистической эпох - А.Д. Кантемира, М.В. Ломоносова, Г.Р. Державина.
В центр своего исследования ученый поставил проблему поэтического стиля, убедительно продемонстрировав стилевой дуализм, характерный для русской поэзии второй половины XVIII века, где динамично нарастало противостояние между грациозной задушевностью анакреонтического стиля и тяжеловесным официозом торжественной, пиндарической оды. Конфликтность этих двух стилевых тенденций Кутателадзе справедливо расценил как появление первых признаков начавшегося разложения пиндарической лирики. Глубинную же причину подобного межстилевого противоборства исследователь усмотрел в бессилии тогдашней литературно-теоретической мысли: скованная жесткими регламентациями псевдоклассицистической эстетики, она вынуждено сопротивлялась активной экспансии анакреонтической лирики в русскую поэзию.
Пионерская работа Кутателадзе могла дать мощный толчок специальному и углубленному литературоведческому изучению отечественной анак-
реонтической поэзии. Однако поступательного освоения этого достаточно мощного пласта в многожанровой толще русской лирики нового времени не последовало. Не исключено, что сдерживающим фактором в данном процессе стал научный скептицизм Л.В. Пумпянского, чрезвычайно низко оценившего идейно-художественные достоинства русской анакреонтики.
"Анакреонтическая поэзия ... тоже основана Ломоносовым.., но так как этот тип поэзии кончается Державиным (у Пушкина он уже анахронизм), то это малосущественная и чрезвычайно переоцененная сторона русской поэзии XVIII века" (293, с. 69). Столь прохладная и вместе с тем категорическая оценка, слегка приправленная к тому же "омфалической" солью, была направлена главным образом и почти исключительно против анакреонтики Державина, чья поэзия незадолго до этого (в предверии 150-летия со дня смерти старика-"предтечи") была фактически открыта заново.
Безапелляционный вердикт Л.В. Пумпянского, озвученный еще в начале 20-х годов прошлого столетия, возымел далеко идущие последствия. Он едва ли не предрешил на долгие десятилетия вперед практически полное отсутствие интереса к изучению анакреонтической поэзии со стороны советских исследователей. Более того, в своих лекциях о русском классицизме Пумпянский фактически отнес русскую анакреонтику XVIII века к разряду исторических курьезов. Ее появление в России ученый объяснил фатально предрешенной для отечественной поэзии необходимостью обременить себя тяжким грузом чужих ошибок и заблуждений. По мнению Пумпянского, молодой литературе, еще находившейся в процессе становления, было суждено "разделить общий удел того ряда ошибок" (293, с. 69) относительно личности и поэзии Анакреонта, через которые прошли едва ли не все развитые литературы Европы.
Безоговорочный скепсис Пумпянского поддерживали не все тогдашние знатоки русского XVIII века. Учитывая его оригинальные историко-литературные построения и уникальное представление об особой генологии
русской литературы, Г.А. Гуковский в процессе работы над книгой "Русская поэзия XVIII века" (Л., 1927) сумел выработать собственную концепцию развития отдельных поэтических жанров XVIII века.
Серьезной опорой для исследователя русской анакреонтики продолжает оставаться статья Гуковского "Об анакреонтической оде" (94, с. 117-156), давно перешедшая в разряд литературоведческой классики. Главная цель ее автора заключалась в обосновании тезиса о первостепенной значимости метрических параметров для жанровой идентификации русской анакреонтической оды, которая, как известно, не отличалась тематическим единством. На богатом фактическом материале, выбранном из сочинений А.П. Сумарокова и представителей его поэтической школы, Гуковский продемонстрировал своеобычность анакреонтической стилистики, интенсивно эксплуатирующей инвариантный прием повтора в его образно-тематических, синтаксических, звуковых, морфологических, грамматических модификациях и разновидностях. Со времени первой публикации исследования Гуковского об анакреонтической оде прошло уже более трех четвертей века, однако его научная ценность продолжает неуклонно возрастать.
Специальный интерес к проблемам анакреонтического жанра проявил в свое время американский русист К. Дрейдж. В 1962 году он опубликовал обзорную статью о рецепции греческой анакреонтеи русскими поэтами XVIII века - от А.Д. Кантемира до И.И. Дмитриева и Н.М. Карамзина включительно (427). Весьма значительный по объему материал, оказавшийся в поле зрения исследователя, с неизбежностью предопределил конспективную беглость его интерпретации, но вовсе не лишил небольшую по размеру статью концептуальной целостности и логической законченности. Далеко не со всеми утверждениями Дрейджа можно безоговорочно согласиться. Уязвимость его позиции напрямую обусловлена унифицированностью базового критерия в оценке художественного достоинства русскоязычных переложений анакреонтеи. Остается только сожалеть, что исследователь не осознал
16 необходимость выявлять в каждом конкретном случае внутренние мотивы, определявшие характер авторской трансформации исходного материала. Закономерным следствием подобного просчета стало практически полное игнорирование Дрейджем тех моментов национального своеобразия, которыми был отмечен диалектический процесс становления и развития анакреонтической поэзии в России XVIII века.
Обзорная статья К. Дрейджа, по-видимому, осталась неизвестной немецкой исследовательнице русской анакреонтики XVIII века Д. Шенк. Выполненная в русле традиций академического литературоведения, ее монография 1972 года (436) охватывает обширнейший (хотя далеко не полный) фактический материал, позволивший обследовать анакреонтическую поэзию в перспективе ее развития от переводов А.Д. Кантемира 1736 года до переводов И.И. Мартынова, опубликованных в самом начале XIX века. Научная новизна капитального исследования Шенк определялась, в частности, тем, что оно включало отдельные главы, посвященные А.П. Сумарокову и М.М. Хераскову, чья анакреонтика, как правило, находилась на периферии внимания немногочисленных исследователей их творчества. Содержащая немало ценных наблюдений, монография немецкой русистки ввела в научный оборот целый ряд анакреонтических текстов, не переиздававшихся после своей первой публикации в журналах XVIII века. Общая картина развития анакреонтического жанра в России, нарисованная в монографии Шенк, впечатляет масштабностью хронологического охвата, но довольно расплывчата в концептуальном отношении и не оставляет впечатления целостности, завершенности. Подобное ощущение возникает прежде всего из-за отсутствия главы о Г.Р. Державине - крупнейшем русском поэте-анакреонтике рубежа XVIII - XIX веков.
Наряду с попытками исследователей с той или иной степенью полноты поэтапно реконструировать длительный процесс становления анакреонтического жанра в России предпринимались также крайне немногочисленные,
буквально единичные научные разыскания, предметом которых становилось творческое наследие отдельных поэтов-анакреонтиков. В этом ряду следует назвать методологически устаревшую статью К.М. Колобовой о стихотворном цикле Ломоносова "Разговор с Анакреонтом" (178); глубокую, хотя и не бесспорную по выводам статью Ю.В. Стенника, доказывающего антитетич-ность поэтических (в том числе и анакреонтических) традиций Ломоносова и Державина (349); статью Г.Н. Ионина об анакреонтических стихах Карамзина и Державина, опубликованную в восьмом выпуске сборника "XVIII век" (145); и наконец, фундаментальные работы Г.Н. Ионина и Г.П. Макогоненко, сопровождающие публикацию сборника "Анакреонтических песен" Г.Р. Державина в серии "Литературные памятники" (148; 236). В перечне литературы вопроса нельзя оставить без внимания также компактные, чаще всего разрозненные наблюдения, включенные в монографические очерки творческого пути того или иного писателя, внесшего свой вклад в развитие русской анакреонтики.
Что касается отечественного литературоведения последних лет, то в нем начали появляться редкие проблески исследовательского интереса к творчеству русских поэтов, "работавших" в анакреонтическом жанре. Об этом свидетельствуют, в частности, новейшие работы А.А. Казакевича, СИ. Панова, О.Н. Рудневой, Т.В. Саськовой, Л.В. Чернышевой. Однако принципиальное значение этих отрадных фактов не стоит преувеличивать. Трудно не согласиться с В.М. Живовым, автором вступительной статьи к переизданному в 2001 году сборнику ранних работ Г.А. Гуковского, который с сожалением констатировал: "... никакой лучшей картины развития данного жанра предложено не было" (94, с. 18). В этом кратком резюме авторитетный культуролог вполне объективно оценил современный уровень научного осмысления русской анакреонтики XVIII - начала XIX века.
Отечественному литературоведению понадобится время, чтобы преодолеть накапливавшуюся десятилетиями инерцию скептического отноше-
ния к русской анакреонтической поэзии. Рецидивами этой застарелой, но еще не до конца изжитой тенденции являются спорадические попытки исследователей оспорить "жанровый суверенитет" анакреонтической оды. Характерный тому пример - позиция составителей антологии "Русская литература - век XVIII. Лирика". Изданная ими подборка лирических стихотворений открывалась вступительной статьей Н.Д. Кочетковой, которая подвергла сомнению правомочность выделения анакреонтической оды в особый жанр и предложила видеть в ней лишь стихотворную форму: "Впрочем, может быть, вернее было бы говорить все-таки о стихотворной форме, а не о жанре, учитывая разнохарактерность содержания анакреонтической оды" (182, с. 14).
Показательной в этом смысле является также новейшая работа Н.Ю. Алексеевой о становлении отечественной торжественной оды. Исследовательница ограничилась здесь выделением лишь двух разновидностей одического жанра, представив основное направление развития русской лирики XVIII века как переход от умеренной горацианской к высокой пиндарической оде (12, с. 4). Подобные ревизионистские настроения, не затухающие в научной среде, диктуют настоятельную необходимость специально мотивировать продуктивность рассмотрения анакреонтической оды в качестве особого типа художественной целостности литературного произведения и исторически сложившейся разновидности одического жанра.
В обоснование заявленного тезиса укажем прежде всего на непреложный факт устойчивого присутствия жанровой дефиниции "анакреонтическая ода" (реже - синонимичной ей номинации "анакреонтическая песня") в творческом сознании русских поэтов елизаветинской и екатерининской эпох. Этим определением, как правило, предварялись публикации произведений в этом стихотворном жанре. Данное обозначение стало общепринятым у наших отечественных лириков скорее всего благодаря его широкой распространенности в европейской переводческой и литературно-художественной практике. Столь же прочно в России XVIII века было усвоено и традициона-
листское представление о теоретической модели анакреонтического жанра, исходным эмпирическим материалом для которой послужили лирические миниатюры, вошедшие в состав анакреонтеи.
Идеальное, "правильное" произведение в анакреонтическом духе четко ассоциировалось в культурном сознании с определенным набором характеристик. Канону анакреонтической оды, воспевавшей любовь, вино и женщин, отвечали нерифмованные стихотворные произведения малого объема, отличавшиеся совпадением стиха с синтаксической единицей фразы, выполненные в астрофической форме "in continue", размером, который в русской силлабо-тонической версии идентифицировался с 3-стопным ямбом или 4-стопным хореем с женскими окончаниями. Уже само существование жанрового канона анакреонтической (любовной) оды - взятого в отвлечении от его конкретных реализаций - дает весомые основания для утверждения ее эстетического равноправия с одами горацианскими (нравоучительными) и пиндарическими (торжественными). Не последнюю роль играет, наконец, и то обстоятельство, что все три одические разновидности получили свое название от имен древних авторов, ставших символическими отождествлениями созданных ими жанров.
Наличие у традиционного жанра определенной системы устойчивых характеристик отнюдь не снимает вопроса о его эволюции. Еще представители формальной школы, и прежде всего Ю.Н. Тынянов, пришли к пониманию динамической природы жанра и констатировали переменчивость его объема, обусловленную подвижностью жанровых признаков (376, с. 255— 270). В концепциях современных ученых жанр рассматривается как относительно устойчивое образование с постоянными функциями и исторически изменяющимся объемом, на трансформацию которого решающее влияние оказывает творческая индивидуальность писателя и его внутренняя мотивация (396, с. 3-25).
Хотя ядром литературного жанра справедливо считаются содержа-
тельные особенности, теоретическое признание получил тот факт, что на ранних этапах литературного развития (в том числе и в классицистическую эпоху) именно формальные, а не содержательные аспекты могли осмысляться в качестве доминирующих жанрообразующих признаков. Совокупность перечисленных обстоятельств не оставляет малейших сомнений в праве отечественной анакреонтики XVIII - начала XIX века на статус самостоятельного жанрового образования, соприродного пиндарической и горацианской одам, но обладающего при этом яркой национально-исторической спецификой.
Итак, жанровая проблематика русской анакреонтической оды уже давно не является "откровением" для отечественного и зарубежного литературоведения. Однако обстоятельное знакомство с историографией вопроса позволяет уверенно констатировать, что данный феномен отечественной поэзии вплоть до последнего времени относится к разряду малоизученных. Слабая разработка важнейших проблем истории и поэтики анакреонтического жанра является серьезным препятствием для построения новой, современной концепции истории отечественной поэзии.
Характерная для риторической эпохи обостренность жанрового мышления настоятельно предписывает исследователю необходимость историко-эволюционного подхода к литературному материалу. Между тем вопрос о генезисе, поэтике, специфических условиях становления, исторического существования и функционирования анакреонтического жанра в русской поэзии XVIII - начала XIX века еще не был предметом специального литературоведческого исследования в отечественной науке. Назрела необходимость заполнить этот пробел в историко-литературной картине русского XVIII века, предложив современное концептуальное осмысление идейно-художественной специфики и жанрово-стилевого своеобразия анакреонтической оды в ее национально-исторической вариации.
Комплексное изучение русской анакреонтики как целостного феномена является актуальной историко-литературной проблемой. Оно предполагает подробное воссоздание основных этапов эволюции анакреонтического жанра в России XVIII - начала XIX века, построение общей картины формирования его продуктивной модели, всестороннее осмысление специфических особенностей его идейно-тематической и художественной природы, а также аналитическое объяснение тех семантико-стилевых трансформаций и внутрисистемных смещений, которые претерпела эта жанровая структура на разных стадиях ее исторического существования на русской почве.
Объектом исследования в настоящей работе стали индивидуальные жанровые модели анакреонтической оды (песни) в творчестве А.Д. Кантемира, М.В. Ломоносова, А.П. Сумарокова, Г.Р. Державина. Предпочтение отдано не экстенсивному подходу к исследованию русской анакреонтики за счет расширения привлекаемого к анализу материала, но, напротив, интенсивной проработке уже введенных в научный обиход литературно-художественных фактов. Целесообразность подобного выбора очевидна: углубленное и сосредоточенное изучение произведений, созданных центральными фигурами историко-литературного процесса ("ядром семиосферы", в терминологии Ю.М. Лотмана), позволяет уяснить магистральное направление, ведущие тенденции, наиболее общие закономерности и внутреннюю логику жанрового развития отечественной анакреонтики, определить национальную специфичность принципов жанрообразования, а также функциональную природу данного жанрового феномена в рамках определенной литературной эпохи.
Динамичный процесс становления анакреонтической поэзии в России, как известно, протекал не без активного влияния французской и немецкой жанровых традиций. Это не означает, однако, что стадиальность ее развития может быть описана в привычных для традиционной компаративистики категориях влияния или заимствования. Напротив, рецепция анакреонтической поэзии и личности Анакреонта в России XVIII - начала XIX века представ-
ляется чрезвычайно репрезентативной как для уяснения индивидуальных особенностей восприятия античного художественного наследия отечественными авторами, так и для наиболее общей характеристики национального механизма его освоения русской культурой, что предполагает, в частности, анализ специфически национальных принципов присвоения "чужого" "готового" текста.
Анакреонтическая ода относится к числу так называемых "жанров de facto" (выражение С.С. Аверинцева), по вполне понятным причинам не удостоившихся канонизации ни в античных поэтиках (где предлагались развернутые теории лишь узкого круга так называемых "старших" жанров или жанров "de jure"), ни в поэтиках позднейших времен. Данное обстоятельство, по-видимому, было немаловажным для большинства литераторов петровской и послепетровской эпох, осваивавших жанровый репертуар развитых литератур Запада. Следует учесть также, что на первых порах многие особенности рецепции анакреонтической поэзии в России XVIII века предопределялись не только его маргинальностью как жанра, фактически вынесенного за скобки литературно-теоретической рефлексии, но - в гораздо большей степени - незавидной репутацией самого Анакреонта, чья слава "великого грешника" намного опередила его поэтическую известность в России.
Предметом диссертационного исследования являются художественная аксиология, этико-эстетический статус и основные параметры функциональной значимости анакреонтического жанра в художественном сознании и творческой практике ведущих русских литераторов XVIII - начала XIX века - А.Д. Кантемира, М.В. Ломоносова, А.П. Сумарокова, Г.Р. Державина.
Вторжение анакреонтической оды в жанровую систему отечественной поэзии отнюдь не было бесконфликтным. Освоение классической древности культурой, из стадиального развития которой "выпала" эпоха Ренессанса, было процессом не менее многотрудным и сложным, чем во Франции конца XVII - начала XVIII века с ее знаменитым "спором о древних и новых". Рос-
сия также была поставлена перед необходимостью самостоятельно решать целый комплекс литературно-теоретических, лингвостилистических и общеэстетических задач. С самого начала "обустройства" на новом литературном пространстве отечественная анакреонтика выступала либо в качестве благоприятного фона, либо непосредственным объектом и материалом целого ряда достаточно бурных литературных полемик.
К числу наиболее приоритетных аспектов в изучении анакреонтического жанра относится детальная реконструкция основных направлений его тематического развития, преломленная в плане методологии сквозь призму фундаментальных идей о связи семантики и метра. Специалисты совершенно справедливо настаивают на необходимости скорейшего решения обозначенной научной задачи. Однако при этом они не принимают во внимание одно чрезвычайно существенное обстоятельство: тщательному обследованию анакреонтического жанра на содержательно-тематическом уровне должен предшествовать целый ряд пропедевтических разысканий. Речь идет о выявлении тех программных предпосылок, которые не спорадически и самопроизвольно, но вполне осознанно и системно реализовывались в художественной практике поэтов-анакреонтиков, непосредственно обусловливая стилевое и идейно-тематическое своеобразие создаваемых ими жанровых моделей.
Цель диссертации - определить магистральные направления и ключевые закономерности развития отечественной анакреонтики XVIII - начала XIX века, реконструировав философско-идеологический и эстетический контекст, взаимодействие с которым оказало решающее влияние на механизм жанрообразования, процесс присвоения "чужого" текста и семантику национально-исторической модификации традиционного жанра.
Основная цель настоящего исследования предполагает постановку и решение следующих конкретных задач:
выявить философские идеи и эстетические концепции, которые лег-
ли в основание русской анакреонтической поэзии XVIII - начала XIX века и стимулировали ее эволюцию;
объяснить внутреннюю мотивацию обращения к анакреонтике А.Д. Кантемира, М.В. Ломоносова, А.П. Сумарокова, Г.Р. Державина;
раскрыть теоретические предпосылки и эстетический потенциал созданных ими индивидуальных авторских моделей анакреонтического жанра;
уяснить жанровые позиции М.В. Ломоносова и А.П. Сумарокова в их диалектическом развитии и взаимодействии;
обнаружить многослойный полемический подтекст русской анакреонтической поэзии XVIII - начала XIX века и раскрыть его функции в литературной борьбе того времени.
Методологическую основу исследования составляет системное единство приемов анализа лирического произведения, выработанных отечественным литературоведением. Комплексное изучение русской анакреонтики обеспечивается синтетическим сочетанием историко-литературного подхода с методами культурно-исторического, системно-типологического, сравнительно-исторического, структурно-семантического, интертекстуального анализа. Специфика объекта исследования и характер поставленных в нем задач актуализировали также необходимость обращения к сфере междисциплинарного гуманитарного знания. Использование данных и методик смежных дисциплин (философии, истории, культурологии, искусствознания) обеспечивает достоверность результатов при изучении литературно-художественного материала, созданного в культурном пространстве XVIII века - одного из самых сложных и противоречивых периодов в истории отечественной словесности.
Теоретическую базу исследования составила концепция стадиального развития мировой литературы (С.С. Аверинцев, М.Л. Андреев, М.Л. Гаспа-
ров, П.А. Гринцер, А.В. Михайлов), согласно которой динамика литературного процесса в России XVIII века определяется переходом от традиционалистской художественной формации к эстетике рефлективного антитрадиционализма. Важнейшими научными ориентирами для автора диссертации явились содержательные исследования по проблемам жанра и стиля (Ю.Н. Тынянов, С.С. Аверинцев, В.Е. Хализев, Л.В. Чернец, А.С. Курилов, А.А. Смирнов, Н.Т. Пахсарьян, Н.Д. Тамарченко и др.), по проблемам теоретической и исторической поэтики лирического рода литературы (В.М. Жирмунский, М.Л. Гаспаров, Г.Н. Поспелов, Л.Я. Гинзбург, В.Д. Сквозников, С.Н. Бройтман и др.).
В настоящей работе впервые осуществлена реконструкция емкого фи-лософско-эстетического контекста, оказавшего решительное влияние на формирование индивидуальных моделей анакреонтического жанра в творческом наследии ведущих русских литераторов XVIII - XIX веков. Новизна использованной исследовательской стратегии позволила обнаружить и подвергнуть аналитическому рассмотрению совокупность факторов, приведших к существенному обновлению семантики традиционного жанра в его специфически русской национальной модификации. Выявление многослойного полемического подтекста в отечественной анакреонтике обозначенного периода предоставило возможность по-новому осмыслить ее отношение к западноевропейским моделям данного жанра и "легкой поэзии" рокайльного типа. Избранный ракурс исследования дал основание более приниципиально, нежели это делалось раньше, поставить вопрос об историко-литературном и эстетическом значении национальной традиции анакреонтической поэзии. Этим определяется научная новизна диссертационного исследования. Основные положения диссертации, выносимые на защиту:
1. Созданием первой русскоязычной версии анакреонтеи А.Д. Кантемир преследовал не только культурно-просветительскую, но и полемическую цель. Поэтический сборник "Анакреонта Тиейца песни" представлял собой
художественный аргумент в стиховедческом споре убежденного силлабиста с В.К. Тредиаковским как автором "Нового и краткого способа к сложению российских стихов". Собственной поэтической практикой Кантемир продемонстрировал жизнеспособность традиционной системы стихосложения, активизировав внутренние возможности ее обновления. Миметическая интерпретация греческого оригинала позволила поэту успешно актуализировать его главнейшие метрико-ритмические и фонетико-стилистические особенности, осмыслив их в качестве универсальных субстанциональных признаков стиха и поэтического текста вообще. Тем самым Кантемир конституировал непосредственную генетическую связь нового российского "стихотворного наречия" с античной поэтической традицией.
2. Рецепция личности и поэзии Анакреонта М.В. Ломоносовым пре
терпела значительную эволюцию, что свидетельствует о строгой избиратель
ности его дифференцированного подхода к античному наследию. Первона
чально жанровая позиция Ломоносова формировалась под явным влиянием
философско-эстетических воззрений Б. Фонтенеля и отличалась откровенной
тенденциозностью. Автор "Риторики" выступил инициатором русского
"спора об Анакреонте", проблематика которого была узнаваемым аналогом
перипетий французского "спора о древних и новых". Впоследствии, в ре
зультате творческого освоения эстетических идей И.И. Винкельмана, Ломо
носов признал возможным морально-аллегорическое истолкование анакре
онтических фабул и в вольном переложении оды XXVIII из анакреонтеи соз
дал эталонный текст для всей жанровой традиции.
3. Анакреонтическая ода А.П. Сумарокова отличалась разнообразием
тематического репертуара и содержала многослойный полемический под
текст. Она служила художественным аргументом автора в обличении ще
гольской культуры и рокайльной системы жизненных ценностей, в поэтоло-
гических размышлениях об общественном статусе поэта и назначении по
эзии, в лингвостилистическои дискуссии с Ломоносовым о возвышенном как
универсальном критерии поэтического. В инициированном Ломоносовым "споре с Анакреонтом" Сумароков стоял на "антифонтенелевской" позиции и вслед за Г.В. Козицким позитивно оценивал морализаторский потенциал баснословных преданий древности. Субъектная организация анакреонтических стихотворений Сумарокова носила экспериментальный характер: в ней обозначились тенденции к смене традиционного жанрового героя индивидуально-творческим типом лирического субъекта.
Первостепенную роль в оформлении идейно-смыслового пространства сборника "Анакреонтических песен" Г.Р. Державина и придании ему концептуального единства сыграло творческое освоение поэтом неоплатонических парафраз К.М. Виланда и утилитарной этики К. Гельвеция. Неоплатонический по своей глубинной сути микрокосм державинской анакреонтики представлял собой автороцентристскую модель бытия. Личность Анакреонта осмысливалась Державиным в качестве инвариантного образа Поэта, ядро которого оформила категория свободы. Основные слагаемые авторского мифа Анакреонта стали важными факторами в поэтической самоидентификации Державина как суверенной творческой личности и оригинального гения.
Русская анакреонтика XVIII - начала XIX века принимала деятельное участие в выработке базовых стиховедческих, литературно-теоретических, поэтологических, общеэстетических представлений и понятий, имевших первостепенное значение для национальной идентификации новой русской литературы.
Полемичность стала жанрообразующим признаком русской анакреонтики XVIII - начала XIX века, выявив изначально присущий ей мощный теоретический потенциал. Данная конститутивная особенность, устойчиво проявлявшаяся на всех этапах исторического существования, непосредственно обусловила расширение тематического репертуара, а также увеличение семантического и функционального объема анакреонтического жанра в
его национально-исторической модификации.
7. Эволюция русской анакреонтики сопровождалась интенсивной "интеллектуализацией" жанра, в семантике которого получили художественное преломление актуальные для новой России нравственно-философские постулаты, общеэстетические концепции и теоретические споры, в том числе и легендарный "спор о древних и новых" во Франции рубежа XVII - XVIII веков.
Теоретическая значимость настоящей работы связана с возможностью углубить существующие научные представления о двух важнейших методологических проблемах современной теории литературы - о взаимоотношении теоретической модели жанра и ее историко-литературных манифестаций, о смене канонических жанров неканоническими. Историческая жизнь анакреонтического жанра в России протекала в условиях динамично обновлявшейся эстетической практики нового времени, когда наметились кардинальные сдвиги в самих основах художественного сознания. На смену традиционалистской художественной формации приходила эстетика рефлективного антитрадиционализма, приведшая к переориентации с нормативной поэтики на эстетику художественного творчества. В диссертации подробно прослеживается динамика жанрообразовательного процесса в русской анакреонтике от А.Д. Кантемира до Г.Р. Державина; показано, что начальный этап формирования продуктивной модели анакреонтического жанра обусловливался преимущественно так называемой "памятью жанра" (выражение М.М. Бахтина), в творчестве же М.В. Ломоносова, А.П. Сумарокова, Г.Р. Державина анакреонтика постепенно обретала статус явления, имманентного индивидуальному художественному опыту и жанрово-эстетическому сознанию конкретного поэта.
Практическая значимость. Материалы и результаты исследования могут быть использованы в преподавании истории художественного перевода, общих и специальных историко-литературных и теоретических курсов; в организации спецкурсов и спецсеминаров по анализу поэтического текста; в
руководстве курсовыми, дипломными работами студентов, магистерскими сочинениями и кандидатскими диссертациями аспирантов; при комментировании изданий анакреонтических стихотворений А.Д. Кантемира, М.В. Ломоносова, А.П. Сумарокова, Г.Р. Державина.
Структура работы. Диссертация общим объемом 384 страницы состоит из введения, четырех глав (с выделением разделов, посвященных анализу различных аспектов темы и интерпретации отдельных анакреонтических стихотворений А.Д. Кантемира, М.В. Ломоносова, А.П. Сумарокова, Г.Р. Державина), заключения и списка использованной литературы (440 наименований).
Во Введении выявлены истоки европейской и отечественной традиции анакреонтической лирики; определена степень изученности русской анакреонтики XVIII - начала XIX века; обоснованы выбор темы, ее актуальность и научная новизна; определены основная цель и задачи исследования, сформулированы его методологические основы.
В первой главе "А.Д. Кантемир - переводчик анакреонтеи и оппонент В.К. Тредиаковского" анализируется авторская стратегия А.Д. Кантемира как создателя первой русскоязычной версии анакреонтеи; выявляется роль данного перевода в стиховедческой полемике Кантемира с Тредиаковским о судьбах традиционной силлабики и реформе русского стихосложения; предлагается монографический анализ анакреонтического стихотворения Кантемира "О спящей своей полюбовнице" и обосновывается его функция художественного аргумента в полемике с Тредиаковским о границах использования мифологической образности и путях развития русской любовной лирики.
Во второй главе "Анакреонтика М.В. Ломоносова и русский "спор об Анакреонте" детально воссоздается культурно-философский контекст анакреонтических опытов Ломоносова и раскрывается их принципиальная связь с проблематикой французского спора "древних" и "новых"; прослеживается
зо эволюция представлений Ломоносова о художественной аксиологии и этическом статусе анакреонтической поэзии; поэтапно реконструируется его путь к созданию эталонного текста для отечественной национальной жанровой традиции.
В третьей главе - "Полемические аспекты анакреонтики А.П. Сумарокова" - анакреонтические стихотворения Сумарокова исследуются в единстве черт их идейно-тематического и национального своеобразия; обосновывается гипотеза о критическом отношении родоначальника русской анакреонтики к "легкой поэзии" рокаильного типа; дается характеристика жанровой и общеэстетической позиции Сумарокова как оппонента Ломоносова в русском "споре об Анакреонте".
Основной целью четвертой главы "Анакреонтика Г.Р. Державина: идентификация поэтической личности" является объективная оценка роли сборника "Анакреонтические песни" в эстетической авторефлексии и творческом самоопределении Державина.
В Заключении подводятся итоги настоящего исследования и формулируются выводы.
Ближайший контекст и краткая история изучения анакреонтики А.Д.Кантемира
В начале ноября 1731 года в связи с возобновлением отношений с Англией было принято решение отправить туда в качестве резидента князя Антиоха Дмитриевича Кантемира. Хотя напряженная дипломатическая работа не оставляла много времени для занятий литературой, масштабы его переводческой и художественной деятельности ошеломляют размахом и демонстрируют европейский уровень его филологической культуры. Несмотря на обремененность многообразными служебными обязанностями, в Лондоне в 1736 году Кантемир приступил к созданию русскоязычной версии греческой анакреонтеи, которая составила отдельную, блестящую эпоху в общемировом искусстве художественного перевода и в развитии так называемой "легкой поэзии".
Благоприятным условием для обращения русского дипломата к переводу популярнейшего в Европе стихотворного сборника стало его тесное общение в Лондоне с "литературно-артистической итальянской колонией" и прежде всего с поэтом Паоло Антонио Ролли, блистательным импровизатором и увлеченным переводчиком с древних языков (295, с. 83-110; 320; 430, с.119-121). Что касается первоисточника, то, по собственному признанию Кантемира, им было издание анакреонтических и сафических стихотворений, предпринятое энергичной поклонницей античности "госпожой Дасьер" ("следовал тексту греческому издания госпожи Дасьер") (161, с. 342) и опубликованное в Амстердаме в 1716 году (434). Эту книгу с параллельным греческим и французским прозаическим текстом поэт-дипломат, ехавший в Англию через Голландию, приобрел скорее всего в Гааге. Вероятно, там же было куплено и первое издание "лексикона Данета" 1701 года, на которое Кантемир неоднократно ссылался при составлении примечаний. В ряду источников, использованных в работе над русскоязычной версией анакреонтеи, переводчик указал также на два лондонских издания греческой антологии: "Употреблял некогда и другая два издания, а именно Барнесово от 1721 году да Матерово от (пропущено) году, оба лондонской печати" (161, с. 342).
Достоверно известно, что к реализации своего замысла перевести на русский язык пятьдесят пять анакреонтических стихотворений Кантемир приступил в 1736 году, относительно же датировки завершения его работы над переводом исследователи расходятся во мнениях. Комментатор первого издания сочинений Кантемира 1867 - 1868 годов В.Я. Стоюнин не усомнился в точности авторского свидетельства, согласно которому перевод был осуществлен "в Лондоне 1736 году" (sic! - С.С.). Однако в советском литературоведении более убедительной считалась гипотеза И.З. Гершковича. Редактор "Собрания стихотворений" Кантемира в большой серии "Библиотеки поэта" (Л., 1956) предложил рассматривать 1736 год в качестве указания переводчика на начало работы, завершение которой относилось к 1742 году, непосредственно предшествовавшему отправке рукописи в Россию. Тогда же, вероятно, было написано посвящение подготовленной к публикации рукописи "Елисавете Первой Августейшей Императрице и Самодержице Всероссийской, истинной родительских добродетелей подражательнице, и потому не менше славы российской распространительнице, чем покровительнице наук великодушной" (161, с. 341).
Обстоятельства отсылки автографа с русскоязычным переводом анакреонтеи в Петербург принято реконструировать, опираясь на материалы из архива князя М.Л. Воронцова, содержащего несколько писем к нему Кантемира. Существуют свидетельства, что в середине марта 1743 года через отъезжающего из Парижа в Петербург A.M. Ефимовского поэт послал Воронцову три рукописи (среди которых находился и перевод песен Анакреонта) с просьбой "поднести" их императрице. Хотя книги до адресата дошли, последующая судьба кантемировского перевода анакреонтеи полна загадок и белых пятен. Не исключено, что он был утерян, поскольку беспокоившийся об участи своих произведений Кантемир не получил от Воронцова определенного ответа, которым удостоверялся бы факт вручения рукописей императрице либо передачи их в Академию Наук или в академическую библиотеку.
Рукопись кантемировского перевода анакреонтеи всплыла на свет из мрака небытия лишь в XIX веке. Оказалось, что она хранилась у М.П. Погодина, который предоставил две анакреонтические песни ("Что надобно пить" и "О старике") П. Перевлесскому для издания в серии "Известнейшие русские писатели" сборника "Избранных сочинений Князя Антиоха Кантемира", который появился в Москве в 1849 году. Полностью перевод был опубликован в первом томе "Сочинений, писем и избранных переводов" Кантемира под редакцией П.А. Ефремова лишь в 1867 году. Текст рукописи из собрания Погодина, к тому времени уже переданного на хранение в Императорскую Публичную библиотеку, воспроизводился здесь почти в полном объеме, за исключением опущенного издателями оглавления и "таблицы песен Анакреонтовых".
Осуществив стихотворный перевод пятидесяти пяти песен из сборника греческой анакреонтеи, Кантемир мог бы открыть новую страницу как в практике художественного перевода античных авторов в России, так и в истории русской филологической культуры в целом. Однако судьба распорядилась иначе, и одно из крупнейших для отечественной переводческой мысли событий состоялось с более чем вековым опозданием.
Краткий экскурс в историю изучения анакреонтики М.В. Ломоносова
Анакреонтические стихотворения занимают весьма скромное место в творческом наследии М.В. Ломоносова. Подобно переводам Кантемира, большинство из них были опубликованы и стали известны широкой читательской аудитории только после смерти этого величайшего русского ученого и ведущего поэта своей эпохи. Исключение представляет лишь перевод оды III из собрания анакреонтеи, вошедший в состав "Риторики" 1747 года. Что касается других сочинений Ломоносова в этом роде, то его ранний, 1738 года, перевод оды I "К лире" был опубликован впервые только в 1936 году в "Литературной газете", а вольное переложение оды XLIII "К цикаде" (1761) появилось в печати лишь в 1784 году в одиннадцатой части журнала "Собеседник любителей российского слова, содержащий разные сочинения в стихах и прозе некоторых российских писателей". Даже ставший хрестоматийным стихотворный цикл Ломоносова "Разговор с Анакреонтом" (1758 -1761) впервые увидел свет спустя десять лет после его создания и был напечатан в 1771 году в первой части выходившего в Санкт-Петербурге журнала "Российский Парнасе".
Несмотря на перечисленные обстоятельства, деятельность Ломоносова в области легкого стихотворства оказала достаточно заметное воздействие на становление анакреонтического жанра в России. Между тем отечественная (мифологическая по своей глубинной сути) наука о литературе продолжает довольствоваться школярским мифом о неприязненном отношении поэта-"государственника" к сочинениям легкомысленного певца наслаждений и радостей земной жизни. Трудность преодоления этой традиционной схемы обусловливается тем, что она была сформирована энергичными усилиями нескольких поколений ученых. В эпицентре их внимания закономерно оказывался хрестоматийный цикл "Разговор с Анакреонтом", как правило, вырывавшийся из контекста всего творчества Ломоносова и рассматривавшийся изолированно, вне связи с его предшествующими опытами в анакреонтическом жанре.
Не стал исключением и Н.Н. Кутателадзе, привлекший внимание к колебаниям авторской точки зрения, но не сумевший объяснить причины ее соскальзывания от неприятия анакреонтической поэзии ("в ответе на 1-ю песнь Ломоносов не разделяет анакреонтическаго взгляда на поэзию") (198, с. 480) к мимолетным проявлениям анакреонтического мирочувствования ("в ответе на 23 оду Ломоносов несколько поддается анакреонтическому настроению") (198, с. 481). Эмпирический подход к материалу не помешал Кутателадзе решительно констатировать несомненную приоритетность заслуг Ломоносова, затмивших былые достижения переводивших анакреонтею Да-сье и Кантемира. Справедливость утверждения о первенстве автора "Разговора" аргументируется тем, что Ломоносов первым в истории русской поэзии применил своеобычную, синтезирующую тактику двойной перекодировки "чужого" текста, то есть одновременно русифицировал и актуализировал его: "Если у названных авторов чувствуется непосредственный интерес к Анакреонту, как к выдающемуся поэту древности, то у Ломоносова на первый план выступает желание подчинить заимствованную форму содержанию чисто русской жизни. Он первый из русских писателей воспользовался приемами творчества Анакреонта для освещения вопросов личной и общественной жизни" (198, с. 481). Первенство Ломоносова в анакреонтическом стихотворстве Кутателадзе обусловил также его успешными новаторскими экспериментами со стиховой формой: "... он первый обратился к легкому, живому размеру, получившему впоследствии в русской лирике права гражданства. Указанный размер, трехстопный ямбический, редко хореический, сделался излюбленным у позднейших поэтов, главным образом, для произведений легкаго характера" (198, с. 486).
Не отличались оригинальностью суждения о Ломоносове К. Дрейджа, повторившего общепринятый тезис о нем как поэте, который "сурово осуждает предмет анакреонтеи" ("severely condemn the subject-matter of the Ana-creontea") (428, с 119). Столь же тривиальным выглядело и признание ломоносовских переложений греческого оригинала лучшими русскими переводами из анакреонтеи, свидетельствующими об огромном таланте их автора. Ратующий за буквальную точность перевода Дрейдж уделил особое внимание сравнительному анализу Кантемировской и ломоносовской версий оды III из состава анакреонтеи. Исследователь сосредоточился на выполнении двоякой задачи: выявлении эстетических достоинств обоих переводов и определении степени их конгениальности первоисточнику. В отношении к Ломоносову американский русист продемонстрировал гораздо более взвешенный и претендующий на объективность подход, нежели ранее в оценке Кантемира. Подобная установка не помешала Дрейджу отметить излишнюю многослов-ность и шероховатую неровность ломоносовского перевода, в котором удачные стихи нередко соседствовали с откровенно слабыми строками. Отдав должное Ломоносову как искусному имитатору формальных особенностей греческого оригинала, американский славист счел его метрические новации определяющими для будущего развития анакреонтического жанра в России, где адекватная первоисточнику форма стала наполняться впоследствии совершенно чуждым ей материалом (428, с. 121).
Ближайший контекст анакреонтики А.П. Сумарокова и проблема литературы-посредника
В контексте творчества А.П. Сумарокова имя Анакреонта впервые возникло в "Эпистоле о стихотворстве" (1747) и было поставлено в один ряд с именами тех великих "творцов, которые достойны славы прямо": Взойдем на Геликон, взойдем, увидим тамо Творцов, которыя достойны славы прямо. Там царствует Гомер, там Сафо, Феокрит, Ешилл, Анакреон, Софокл и Еврипид... (357, с. 335). Этот довольно внушительный перечень образцовых авторов увенчивался энергичным призывом теоретика: "Последуем таким писателям великим" (357, с. 335). Подобную установку, казалось бы, вполне правомерно расценить как намерение Сумарокова более основательно познакомить русского читателя с теми литературными традициями, которые были проиндексированы великими именами. Наилучшему осуществлению такого замысла должны были содействовать также многочисленные примечания, сопровождавшие основной текст "Эпистолы". Здесь, в частности, приводилась лаконичная, но выдержанная в неподдельно доброжелательном тоне биобиблиографическая справка о знаменитом античном поэте: "Анакреон, Греческий Лирик. Жил во время Поликрата, мучителя Самосского, за 500 лет до Рождества Христова, и был современник Киру, Крезу, Солону и Есопу. Писал Оды, или лучше сказать: Песни любовныя, и пьянственныя, которыя высоко поставляются" (357, с. 346). Симптоматично, что в своем метапоэтическом трактате Сумароков предпочел ограничиться лаконичным сочувственным отзывом о легендарном древнегреческом лирике. Почему же русский теоретик вынес за скобки национального литературного кодекса характеристику закрепленного за Анакреонтом жанра? Чтобы объективно оценить значение подобной фигуры умолчания, необходимо указать на краткое описание тематического репертуара любовной эротической лирики, которую дал Н. Буало в своем "Поэтическом искусстве". В научной литературе чрезвычайно редко обсуждается вопрос о том расширительном понимании жанра оды, которое предложил в своем кодексе французский теоретик. Между тем вполне очевидно, что традиция любовной лирики прочно ассоциировалась для него с определенным набором поэтических имен-индексов, в число которых, безусловно, входил и Анакреонт. Не исключено, что, вопреки устоявшемуся мнению, в эстетическом кодексе 1674 года Буало воссоздал тематический репертуар не только пиндарической и горацианской, но и анакреонтической оды: То, соревнуясь вдруг с прилежною пчелою, За медом на цветы летит она порою; Веселье, празднества поет своим стихом, Ириды поцелуй, похищенный тайком, В котором нежная, от прихоти пьянея, Отказывает вдруг, чтоб тем увлечь сильнее (218, с. 429). Общеизвестно, что трактат Буало послужил для Сумарокова ближайшим источником его собственных теоретических выкладок. В подобном контексте выпадение анакреонтической оды из общего реестра жанров, которые подверглись нормативной регламентации в манифесте русского классицизма, выглядит далеко не случайным. Непоследовательность русского теоретика, благожелательно отозвавшегося об Анакреонте, но не охарактеризовавшего названный его именем жанр, совершенно очевидна и нуждается в специальном разъяснении. Важно учитывать при этом, что "Эпистола о стихотворстве" создавалась Сумароковым не без влияния Ломоносова, весьма скептично относившегося в этот период к анакреонтическому виду поэзии и тенденциозно трактующего ее лишь в качестве "басни". Отсюда мож- но заключить, что уже самим упоминанием имени прославленного поэта-жизнелюбца автор "Эпистолы" оказался вовлеченным в "спор об Анакреонте", начатый Ломоносовым в "Риторике" 1747 года. Хотя Сумароков-теоретик в свое время фактически пренебрег характеристикой анакреонтического жанра, несколько позднее в собственной художественной практике он восполнил образовавшуюся лакуну и дал достаточно развернутое представление о его главнейших конструктивных признаках. Однако творческое освоение нового для него жанра разворачивалось уже в принципиально ином, кардинально изменившемся эстетическом контексте. Дело в том, что к моменту создания Сумароковым его первых анакреонтических миниатюр в отечественной теоретико-литературной мысли уже существовала первичная практика позитивного осмысления данной модификации одического жанра. Имеем в виду прежде всего ту заметную эволюцию, которую претерпели теоретические представления о жанре оды у В.К. Тредиа-ковского. Специальный интерес в этой связи вызывают два его авторских перевода работ Буало: "Рассуждение об оде вообще" и стихотворное переложение "Поэтического искусства". Уже само название теоретической статьи Тредиаковского свидетельствует о "буалоистском", то есть расширительном понимании им специфических особенностей одического жанра. Показательны в этом смысле те изменения, которые привнес трудолюбивый филолог в позднюю редакцию своей работы, созданной еще в 1734 году. В том варианте "Рассуждения", которое было опубликовано в двухтомнике сочинений Тредиаковского в 1752 году, предлагалась более развернутая, чем ранее, дефиниция предмета оды. Диапазон ее тематических возможностей определялся теперь не только в категориях "благородного", "важного" или "великолепного". Хотя и редко, с определенными оговорками, но признавались правомочными лирические медитации о "материи" "нежной и приятной". Подобное допущение было вполне закономерным для филолога и поэта, который еще в 1735 году первым ввел сапфическую строфу в русскую силлабо-тоническую версификацию. Показательно также, что в своем стихотворном переложении "Поэтического искусства" Тредиаковский сохранил тот принцип свободы и ту широту тематического репертуара, которые были предписаны Буало для этого жанра. Вслед за первоисточником переводчик охарактеризовал одописца как поэта, который не только "возлетает славно до превыспренних небес", но и "цветы на венец в полях собирает смело; / Прославляет танцы, и веселый пир, и смех, / С уст и поцелуя полученнаго успех" (374, с. 17). Но вернемся к Сумарокову.
Ранняя любовная лирика Г.Р. Державина и ее философско-эстетические источники
Эмблематичность давно признана важнейшей константой художественного мышления Г.Р. Державина. Эту особенность поэтического видения исследователи привычно связывают с барочной традицией, сознательно или невольно уклоняясь при этом от обсуждения вопроса о механизме функционирования эмблематической образности в его стихотворениях.
Ранние образчики любовной лирики Державина, датируемые обычно 1770 годом и включенные им впоследствии в сборник "Анакреонтических песен", демонстрируют довольно своеобычную технику использования традиционной эмблематики. Весьма выразительно в этом смысле стихотворение "Объявление любви", лирический сюжет которого развернут вокруг эмблематического мотива подсолнечника, подвергшегося при этом сознательному и последовательному имплицированию. Державин вполне оригинально модифицировал неоднократно апробированный поэтами прием моделирования человеческих взаимоотношений посредством соотнесения их с реалиями из мира природы.
От эмблемы как зримой, овеществленной метафоры остался лишь контурный абрис, впрочем, вполне достаточный для того, чтобы воссоздать едва уловимую пульсацию любовных переживаний условного автора. Переливы его чувства представляют собой отчетливую, выявленную почти графически аналогию с чуткой реакцией подсолнечника на перемещение по небу дневного светила. Подобно растению, шляпка которого всегда повернута по направлению к солнцу, субъект стихотворения с благоговейным трепетом ловит каждое движение, каждый жест своей возлюбленной :
Хоть вся теперь природа дремлет, Одна моя любовь не спит; Твои движенья, вздохи внемлет И только на тебя глядит (102, с. 71). Широко представленное в старинных эмблематических сборниках иконическое изображение подсолнечника, повернутого в ту или иную сторону, оставляло впечатление незавершенности общей картины. Этот эффект обусловливался отсутствием одной обязательной, но как бы вынесенной за скобки, внерамочной детали, задающей растению позиционный императив. Визуальный компонент интересующей нас эмблемы предполагал незримое присутствие солнца, подразумевал наличие его "умственного образа". В результате очевидная эмблематическая подоснова чувств говорящего лица сделала более наглядной и явственной ассоциативную связь едва намеченного образа его возлюбленной с солярной символикой. По аналогии с цветком подсолнечника, разворачивающегося навстречу солнечным лучам, субъект стихотворения хочет уловить отсвет ласковой нежности в обращенных на него глазах любимой женщины: Брось на меня приятны взоры И нежностью ответствуй мне (102, с. 71).
Ничем не выдающая своего присутствия в реальном тексте, возлюбленная условного автора в известном смысле представляла собой абсолютную фикцию, но именно благодаря своей предельной условности она легко превращалась в образ некоей идеальной Возлюбленной.
Использование Державиным семантических возможностей солярного кода, отмеченного особой разветвленностью и многозначностью, исподволь вводило в стихотворение микротему сакрализации женщины и женской красоты, привнося одновременно и другие, дополнительные нюансы в осмысление этого общеевропейского культурного феномена. Приглушенная эмбле-матичность лирического высказывания отчетливо выявляла его смысловую связь с классической философией любви, разработанной в диалогах Платона.
Общеизвестно, что концепт "Любовь" развивался в западноевропейской культуре по двум направлениям, восходящим к мифопоэтическим представленням о двух Афродитах (Урании и Пандемос) и соответственно о двух видах любви - Божественной, небесной и Земной, пошлой, народной. Если образные воплощения земной любви возникали преимущественно в эротических действах весенней обрядности, народных карнавальных празднествах и обычаях (майский лен, Валентины), то идеальная любовь к женщине, ставшая важнейшим компонентом светской культуры уже в XII - XV веках, раскрывалась чаще всего через любовную лирику и своеобразные трактаты о любви. Существенно, что типичным для Средневековья был вассальный "амурный кодекс", когда любовь к женщине трактовалась как служба мужчины-вассала. Обычно считается, что именно эта семантика вассального и запечатлена в эмблеме движущегося вслед за солнцем подсолнуха как устойчивой метафоры верности, которую можно было применить для обозначения человеческой любви, любви к Богу и веры в Бога, верности государю или правителю (427, с. 389).
