Содержание к диссертации
Введение
Гл.1. Природа вдохновения, творческого дара. Действительность, ее отражение в искусстве . 27
Гл. 2. Эстетический идеал писателя 89
Гл. 3. Художественность 154
Гл. 4. Цель литературы, роль литературы. Эстетическое воспитание человека . 195
Заключение
- Природа вдохновения, творческого дара. Действительность, ее отражение в искусстве
- Эстетический идеал писателя
- Художественность
- Цель литературы, роль литературы. Эстетическое воспитание человека
Природа вдохновения, творческого дара. Действительность, ее отражение в искусстве
Роль вдохновения в творческом процессе оказывается столь велика, что периоды, когда вдохновение оставляет автора, оказываются нередко периодами бесплодного и мучительного труда. Достоевский пишет о работе над романом «Бесы»: « Работа шла вяло, я чувствовал, что есть капитальный недостаток в целом, но какой именно - не мог угадать ... . И вот две недели назад, принявшись опять за работу, я вдруг разом увидал, в чем у меня хромало и в чем у меня ошибка, при этом само собою, по вдохновению, представился в полной стройности новый план романа. Всё" надо было изменить радикально; не думая нимало, я перечеркнул всё написанное ... и принялся вновь ... Вся работа всего года уничтожена ... » (29/1, 148). В другом письме о работе над тем же романом находим следующие строки: « ... буквально сидел, не разгибая шеи ... . До того не удавалось, до того много раз пришлось переделывать ... Признак дурной ... Говорят, что тон и манера рассказа должны у художника зарождаться сами собою. Это правда, но иногда с них сбиваешься и их ищешь ... Вначале, то есть в конце прошлого года, - я смотрел на эту вещь как на вымученную, как на сочиненную, смотрел свысока. Потом посетило меня вдохновение настоящее - и вдруг полюбил вещь, схватился за нее обеими руками - давай черкать написанное ... » (28/2, 239).
Таким образом, по мысли Достоевского, вдохновение оказывается необходимым не только для первоначального зарождения замысла, но и для оформления плана будущего произведения в воображении автора. Вдохновение оказывается неким светом, который внезапно высвечивает верный путь художнику, плутающему в темноте на прилегающих проселочных дорожках. Но этот путь не сможет разглядеть тот, кто блуждает за сотни верст... «Рудник» должен быть готов «к зарождению алмазов»... Каким же образом происходит то самое озарение, «явление» образов, сюжетов будущего произведения, которое оказывается столь значительным моментом творческого процесса, как бы его первоосновой? В фельетоне «Петербургские сновидения в стихах и прозе» 1861 года Достоевский на мгновение приоткрывает уголок завесы, позволяя нам заглянуть в мир его творческих грез и мечтаний, пережить вместе с писателем таинственный момент зарождения образов. В начале фельетона Достоевский вспоминает о мгновении как бы некоего прозрения, которое он пережил в юности и с которого, по сути, и начался его творческий путь: «Помню, раз, в зимний январский вечер, я спешил с Выборгской стороны к себе домой ... Подойдя к Неве, я остановился на минутку и бросил пронзительный взгляд вдоль реки в дымную, морозно-мутную даль, вдруг заалевшую последним пурпуром зари, догоравшей в мглистом небосклоне ... Какая-то странная мысль вдруг зашевелилась во мне. Я вздрогнул, и сердце мое как будто облилось в это мгновение горячим ключом крови, вдруг вскипевшей от прилива могущественного, но доселе незнакомого мне ощущения. Я как будто что-то понял в эту минуту, до сих пор только шевелившееся во мне, но еще не осмысленное; как будто прозрел во что-то новое, совершенно в новый мир, мне незнакомый и известный только по каким-то темным слухам, по каким-то таинственным знакам. Я полагаю, что с той именно минуты началось мое существование ... »(19, 69). « ... И вот с тех пор, с того самого видения (я называю мое ощущение на Неве видением) со мной стали случаться всё такие странные вещи. Прежде, в юношеской фантазии моей, я любил воображать себя иногда то Периклом, то Марием, то христианином из времен Нерона ... и проч., и проч. И чего я не перемечтал в моем юношестве, чего не пережил всем сердцем, всей душою моей в золотых и воспаленных грезах, точно от опиума ... » (19, 70) И далее Достоевский повествует о реальных событиях своей юности и об их претворении в грезы, «сны» наяву. В грезах реальные образы принимали «фантастические» очертания, видоизменялись, перед глазами писателя постепенно появлялись герои его будущих произведений, разворачивалась их жизнь, сам же писатель оказывался лишь случайным зрителем происходящих событий... Так, в основу сюжета ранних произведений Достоевского легла реальная история доброй, кроткой Амалии, с которой юный Достоевский долгое время делится своим поэтическим миром, навеянным образами Шиллера и Вальтер Скотта. Неожиданно она выходит замуж за «беднейшее существо в мире», единственным достоянием которого, оказывается, как у Акакия Акакиевича, шинель с воротником из кошки. Образы Амалии и ее жениха претворяются в грезах писателя в совершенно иные, непредсказуемые образы. Уже полгода спустя, рассказывает Достоевский, вдруг, оставшись один, он неожиданно задумывается об этой истории: «И стал я разглядывать и вдруг увидел какие-то странные лица. Всё это были странные чудные фигуры, вполне прозаические, вовсе не Дон Карлосы и Позы, а вполне титулярные советники и в то же время как будто какие-то фантастические титулярные советники. Кто-то гримасничал передо мною, спрятавшись за всю эту фантастическую толпу, и передергивал какие-то нитки, пружинки, и куколки эти двигались, а он хохотал и всё хохотал! И замерещилась мне тогда другая история, в каких-то темных углах, какое-то титулярное сердце, честное и чистое, нравственное и преданное начальству, а вместе с ним какая-то девочка, оскорбленная и грустная, и глубоко разорвала мне сердце вся их история .„ » (19, 71). В этих «фантастических», неожиданно соткавшихся в воображении писателя образах, мы узнаем героев его ранних произведений: «прозаический» и в то же время «фантастический» титулярный советник - господин Голядкин из повести «Двойник», «честное» и «чистое» сердце, «преданное начальству» - Макар Девушкин, «оскорбленная и грустная» - Варенька Доброселова, герои романа «Бедные
Эстетический идеал писателя
«Мир красотой спасется. Два образчика красоты», - пишет Достоевский в одной из своих черновых тетрадей к роману «Идиот» (9, 222). Эта фраза является нитью к сложной, диалектичной эстетике Достоевского. Каков же идеал красоты в творчестве Достоевского и что кроется за этой загадочной мыслью о красоте, которой мир спасется или которая может спасти мир? Ответить на этот вопрос можно, только проанализировав эволюцию взглядов Достоевского и его мировоззрение.
Формирование эстетических взглядов Достоевского происходит под воздействием немецкой философии и романтического идеализма, оказавших огромное влияние на философскую и литературную мысль в России начала XIX века, устремив ее в трансцендентные сферы, к поиску идеала. Так, большое влияние оказывает философия Шеллинга, его мысль о том, что искусство - это средство, с помощью которого философия находит выражение во внешнем мире; идея Шиллера, нашедшая выражение как в его поэтическом творчестве, так и в его критических работах, что нравственное возрождение человека происходит благодаря пробуждению в нем эстетического чувства; идентификация Гегелем искусства, в его высочайшем предназначении, с религией и философией; представления Гегеля о философии как о науке, благодаря которой происходит осознание процессов мирового развития, науке, раскрывающей вечное в настоящем, кажущемся недолговечным и преходящим.
Но тот же идеализм осветил и огромную бездну между идеалом и реальностью, безрадостным российским настоящим. Подобное осознание социальной реальности, подкрепляемое западноевропейской социальной и филантропической мыслью (в особенности социальными учениями французских социалистов-утопистов) дало новое наполнение романтическому идеалу. «Бедные люди» Достоевского создавались как раз под влиянием подобных социальных тенденций реалистического искусства, натуральной школы (недаром так увлекался Достоевский Бальзаком, изображавшим в своих произведениях жизнь различных социальных слоев, создававшим яркие социальные типы; высоко ценит Достоевский и творчество Жорж Санд, с его сочетанием социальной проблематики и глубочайшего идеализма).
В творчестве Достоевского постепенно происходит преодоление шиллеровского идеализма. Трагедия «мечтателя» в ранних произведениях Достоевского, сталкивающегося со злом и грязью мира, находит свое окончательное завершение в романе «Униженные и оскорбленные» 1861 года, основная тема которого - трагедия шиллеровского идеализма и его бессилие перед лицом зла. Подобную же трагедию переживает сам Достоевский - арест и ссылка становятся началом переосмысления жизни для писателя. От трансцендентного идеализма писатель обращается к гуманистическому и социально ориентированному реализму.
Романтический идеализм Достоевского 1840-х годов перерождается на новой религиозно-эстетической основе. Шиллеровский морально-эстетический идеал красоты для Достоевского теперь воплощен в образе Христа. Противоречие эстетики Шиллера, которое Белинский определял как глубочайшее расхождение между идеалом и реальностью, Достоевский рассматривает как центральное противоречие бытия человека вообще. Человек стремится к идеалу, недостижимому на земле, одновременно оказываясь в рабстве земного существования, земных стремлений, идеал же трансформируется в сознании человека в мечту, мечту о преображенном человечестве. Красота - необходимое условие человеческого существования, - пишет Шиллер в своих философских «Письмах об эстетическом воспитании человека»85. Та же идея является центральной в эстетической философии Достоевского. В своем поиске идеала красоты, которому посвящено все его творчество, Достоевский остается до конца верен идеалам 1840-х годов. Разрыв между идеалом красоты и грубой социальной реальностью становится основной темой произведений Достоевского, но, одновременно, писатель стремится показать и пути преодоления этой дисгармонии, стремление к идеалу преобразует действительность.
Прежде чем приступить к анализу эстетического идеала Достоевского, следует сказать о важнейшей особенности эстетики Достоевского -утверждении единства нравственной и эстетической категории, единства добра и красоты. О слиянии понятий добра и красоты, этического и эстетического пишет и Вл. Соловьев, воззрения которого во многом совпадают с воззрениями Достоевского (известен факт общения двух мыслителей, их обмен творческими и философскими идеями). «Всякое зло может быть сведено к нарушению взаимной солидарности и равновесия частей и целого; и к тому же, в сущности, сводится всякая ложь и всякое безобразие, - говорится в работе Вл. Соловьева «общий смысл искусства» -Когда частный или единичный элемент утверждает себя в своей особости, стремясь исключить или подавить чужое бытие, когда частные или единичные элементы порознь или вместе хотят стать на место целого ... -все это: и исключительное самоутверждение (эгоизм), и анархический партикуляризм, и деспотическое объединение мы должны признать злом ... И те же самые существенные признаки, которыми определяется зло в сфере нравственной и ложь в сфере умственной, они же определяют безобразие в сфере эстетической»86.
Художественность
Значимы в данном контексте оказываются и рассуждения Достоевского о сатире, о соотношении сатиры и трагедии. В обличении зла Достоевский видел великую силу искусства и высоко ценил сатиру, о требовал от нее непременно положительного идеала, если и не прямо выраженного, то находящегося в подтексте, иначе произведение оказывает воздействие скорее разрушительное, нежели созидательное. « ... мы имеем такого сатирика, как Гоголь за причина, что общество осталось недовлетворено? Та, что сатира не может выставить положительного типа. Мало того: сама его не имеет (не умеет сказать) и тем породила страшное замешательство в обществе (ибо «Мертвые души» были популярнейшею вещью)» (24, 306-307).
Достоевский признает лишь обличителей страдающих, чувствующих личную ответственность за все, что совершается в мире. С этим связана критика писателем Чацкого и современных сатириков. «Сатира наша, высказавшись положительно, - замечает Достоевский, - боится потерять свое обаяние, боится, что скажут ей: «А, так вот что у вас в подкладке, немного же» (24, 305). Достоевский, судя по черновым записям, хотел написать большую статью о сатире и трагедии, сопоставив, в частности, Алеко и Чацкого. Симпатии Достоевского принадлежат здесь Алеко; этот герой внутренне близок творцу Раскольникова: «NB. Алеко - убил. Сознание, что он сам не достоин своего идеала, который мучает его душу. Вот преступление и наказание. (Вот сатира!)» (24, 303). И далее Достоевский пишет: «NB. Алеко. Разумеется, это не сатира, а трагедия. Но разве в сатире не должно быть трагедии? Напротив, в подкладке сатиры всегда должна быть трагедия. Трагедия и сатира - две сестры и идут рядом и имя им обеим, вместе взятым: правда» (24, 305).
Сатиру и трагедию сближает их схожая социально-историческая природа. В черновом наброске под названием «Сюжеты для романов» Достоевский отмечает, что «отрицательная литература» особенно распространяется в обществе, изжившем положительные возможности своего развития, в обществе, которое «хочет переродиться, сбросить старую кожу и надеть новую» (22, 150). Подлинный же сатирик немыслим без понимания трагизма жизни и высокого идеала красоты: «Представьте к тому же поэта с сильным талантом, с великодушием в сердце, гражданина (такие всегда являются в отрицательные эпохи жизни общественной), он сам хочет сбросить старую кожу и надеть новую. О, такой, конечно, производит энтузиазм и скажет что-то новое» (22, 150). Но у подлинного таланта всегда находится масса бездарных подражателей. Особенно опасными считает Достоевский попытки некоторых из них «представить идеал положительной красоты», который подменяется мещанскими идеалами: «Какие лица, какие образы: всё нелепо, безумно смешно, куклы вместо людей ... » (22,152).
В письме к начинающей писательнице Корвин-Круковской Достоевский пишет: «Идеал Ваш проглянул недурно, хотя и отрицательно. Михаил (герой повести «Михаил» Авт.), который не может по натуре (то есть бессознательно) помириться с чем-нибудь, что ниже идеала, -- идея глубокая и сильная» (28, 108) (По более позднему свидетельству СВ. Ковалевской, герой рассказа ее сестры Михаил напоминает Алешу Карамазова. Так, Ковалевская пишет: «Когда ... я читала этот роман ... это сходство бросилось мне в глаза, и я заметила это Достоевскому ... «А ведь это, пожалуй, и правда! - сказал Федор Михайлович, ударив себя рукой по лбу: - но верьте слову, я и забыл о Михаиле, когда придумывал своего Алешу. Разве, впрочем, бессознательно он мне пригрезился, - прибавил он, подумав»)109.
Сравнивая творчество Э. По и Гофмана как фантастов, Достоевский восхищается силой воображения По, его психологической проницательностью. Однако, он считает, что Гофман неизмеримо выше как поэт: «У Гофмана есть идеал, правда иногда не точно поставленный; но в этом идеале есть чистота, есть красота действительная, истинная, присущая человеку» (19, 89). Здесь обращают на себя внимание слова о «действительной» красоте, красоте, присущей человеку. Это идеал «светлый», говорит Достоевский. Следовательно, идеал может быть и недостаточно «светлым», ясным, точным. Здесь опять необходимо вспомнить об образе Христа как этико-эстетическом идеале Достоевского, как высочайшем центре всей эстетики Достоевского. Раскрытие Божественного образа в человеке и является основной задачей писателя, это и есть тот «светлый», «присущий человеку» идеал, о котором говорит
Достоевский в связи с разбором творчества Гофмана. Достоевский с возмущением говорит о тех писателях, которые, по его словам, «плюют на высочайшую красоту Божию». Так, в письме к А.Н. Майкову от 16 августа 1867 года Достоевский пишет о писателях «школы Белинского»: « ... И эти люди тщеславятся, что они атеисты). Он (Тургенев -Авт.) объявил мне, что он окончательный атеист. Но ... деизм нам дал Христа, то есть до того высокое представление человека, что его нельзя понять без благоговения и нельзя не верить, что это идеал человечества вековечный! (Здесь понятие «деизм» Достоевский употребляет не в терминологическом смысле, противопоставляя деизм атеизму как мировоззрение, признающее существование Бога - Авт.). А что же они-то, Тургеневы, Герцены, У тины (имеется в виду Н.И. Утин - Авт.), Чернышевские нам представили? ... просто непонятно: на что они надеются и кто за ними пойдет?» (28/2, 210). Известно, что Достоевский с уважением относился к Чернышевскому и признавал заслуги Белинского в развитии русской общественной мысли, но писатель не мог принять их атеистических взглядов, которые были глубоко ему чужды. Атеистические учения Достоевский воспринимает как отрыв от родной земли и ее идеалов.
Цель литературы, роль литературы. Эстетическое воспитание человека
Прежде чем приступить к анализу взглядов Достоевского, касающихся роли литературы в развитии культуры, необходимо, хотя бы в общих чертах, охарактеризовать различные точки зрения на данную проблему, ярче выявляющие своеобразие позиции Достоевского.
«Прекрасное есть жизнь», - утверждает Н.Г. Чернышевский в своей диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности» в 1855 году. Он приходит к выводу, что «высочайшая красота есть красота, встречаемая человеком в действительности, а не красота, создаваемая искусством»147. Чернышевский в своей диссертации, основанной на материалистической философии Людвига Фейербаха, ставит целью разрушение идеалистической эстетики Гегеля. Подобный взгляд на роль искусства будет характерен для радикальной критики 1850-х и 1860-х годов. Литературная теория и критика Добролюбова, с которой спорит в своей статье «Г-н -бов и вопрос об искусстве» Достоевский, основаны именно на материалистической эстетике Чернышевского.
Чернышевский отрицает утверждение, которое является основой идеалистической эстетики, мысль о том, что «идея прекрасного, не осуществляемая действительностью, осуществляется произведениями искусства». Красота, по мысли Чернышевского, - это жизнь, и человеческое стремление к красоте удовлетворяется реальностью; если же человек «не доволен действительною красотою, то еще меньше может удовлетвориться красотою, создаваемою искусством» .
Человек предпочитает реальную красоту, - утверждает Чернышевский, - искусство же по своей сути - суррогат: основная цель большей части произведений искусства - «дать возможность, хотя в некоторой степени, познакомиться с прекрасным в действительности тем людям, которые сами не имели возможности наслаждаться им на самом деле»149. Соответственно, первейшая задача искусства - «воспроизведение действительности», но красота, отраженная в искусстве, никоим образом не может быть сравнима с красотой подлинной, реальной. Таким образом, роль искусства - прикладная, второстепенная по отношению к реальности: «действительность выше мечты, и существенные значения выше фантастических притязаний»150. В заключительной части своей диссертации Чернышевский делает вывод, что задача искусства - «объяснять жизнь», «выносить приговор о явлениях жизни»151.
Эстетические взгляды Достоевского, безусловно, близки к идеалистической эстетике Гегеля. Гегель в своих «Лекциях об эстетике» утверждает, что красота в природе всегда несовершенна : все природное конечно и подчинено необходимости, тогда как идеал есть свободная бесконечность. Поэтому человек ищет удовлетворения в искусстве; в нем он удовлетворяет свою потребность в идеале красоты . В искусстве мы находим проявления абсолютного духа; поэтому искусство стоит рядом с религией и философией. Предмет всех этих трех деятельностей есть Бог153.
Н.О. Лосский в книге «Мир как осуществление красоты» соглашается с критикой Чернышевским эстетики Гегеля, но уже с иной, нематериалистической точки зрения: «Абсолютно совершенная красота осуществлена в живой действительности, именно в Царстве Божием», и стоит «бесконечно выше всего, что может быть сотворено в искусстве фантазиею человека»154. Диссертацию Чернышевского Лосский критикует с научной точки зрения, считает, что она «написана без достаточно глубокой философской основы и эрудиции», но основную ее идею считает верной. Одобрительно отнесся к идеям диссертации Чернышевского и Вл. Соловьев, который написал о ней статью «Первый шаг к положительной эстетике». Но для Лосского «совершенная красота» - мир Божественный, Царство Божие, для Чернышевского - земной мир, несовершенство которого и стремится преодолеть искусство в своем поиске идеала. Лосский критикует эстетику Гегеля, так как в ней философия ставится выше религии, в то время как сам Лосский отводит ей третьестепенное место после религии и искусства. Мир как осуществление Божественного замысла Лосский считает выше любой человеческой фантазии, при этом ни Лосский, ни Вл. Соловьев не отрицают того, что искусство является отражением идеального, Божественного начала в жизни. Основное значение искусства, считает Лосский, - раскрывать «перед нашим умственным взором смысл мира в конкретном, чувственно воплощенном выражении его ... Мировой смысл открывается через усмотрение, переживание или хотя бы намеки на связь мира с Богом. Философы и художники, знающие, что есть Бог или вообще Сверхмировое абсолютно совершенное начало ... , когда говорят о сущности искусства, обыкновенно и ставят его в связь с божественными основами бытия». И далее Лосский соглашается с Гегелем, что высшая задача искусства -выражать Божественное, такое искусство ведет к освобождению духа от основания и формы конечного бытия» . Такой взгляд на искусство, безусловно, чужд Чернышевскому. Здесь позиция Достоевского близка к позиции религиозных философов.
Достоевский признает, что реальность богаче и сложнее всего, что может создать фантазия. Так, в «Дневнике писателя» за 1876 год Достоевский пишет: «Что бы вы ни изобразили - всё выйдет слабее, чем в действительности», которая превышает всё, «что могло создать ваше собственное наблюдение и воображение!..» Этот факт, отмечает Достоевский, поразил его самого еще в самом начале его творческого пути и не раз «ставил в недоумение о полезности искусства при таком видимом его бессилии» (23, 144). Но в том то и дело, что, хотя реальность и превосходит искусство по богатству и сложности, но нужен художник, чтобы хотя бы в незначительной степени отразить это богатство и сложность реальности.
Действительность - основа для творчества, но «вся действительность не исчерпывается насущным, - пишет Достоевский, - ибо огромною своею частию заключается в нем в виде еще подспудного, невысказанного будущего слова. Изредка являются пророки, которые угадывают и высказывают это цельное слово ... » (11, 237). Здесь Достоевский предваряет идеи Лосского - именно чтобы отразить «совершенную красоту», и необходимо искусство.
