Содержание к диссертации
Введение 3
1. Автобиографический миф М. 10. Лермонтова 16
1.1 Автобиографический миф как литературоведческое понятие.
Общая характеристика автобиографического мифа в творчестве
Лермонтова 16
-
Истоки автобиографического мифа Лермонтова 23
-
Трансформация автобиографического мифа Лермонтова 39
-
Образ поэта в автобиографическом мифе Лермонтова 48
2. 1840-1860-е года как этап формирования лермонтовского мифа.
Личность и литературное дело М. Ю. Лермонтова в откликах
современников 55
-
Романтический образ Поэта как источник формирования лермонтовского мифа 57
-
Произведения Лермонтова как источник формирования лермонтовского мифа 61
2.3 Литературная критика как источник формирования .
лермонтовского мифа 64
2.4 Лермонтовский миф в мемуарах, дневниках и письмах
современников 67
3. Образ Лермонтова в русской литературе 77
-
Образ Лермонтова в художественных произведениях 1840-х годов XIX века 77
-
Образ Лермонтова в поэзии Серебряного века 89
-
Образ Лермонтова в советской повествовательной прозе 99 Заключение 120 Библиография 125
Введение к работе
Наряду с пушкинским лермонтовский миф едва ли не самое яркое явление такого рода в русской культуре, во всяком случае, если иметь в виду русских классиков Золотого века. Как и всякий подлинный миф, он представляет собой концепцию, модель человеческой личности и предопределяет ее фактуру, внутренние характеристики, программу ее действий, целостный сюжет ее жизни и ее судьбу.
Образ Лермонтова, как никакой другой, испытывал разного рода переакцентуации, подчинялся надличностным идеям и идеологиям. Специфика лермонтовского мифа заключается в том, что многообразие и противоречивость суждений о поэте наблюдались и в то время, когда миф еще не сформировался, когда самим поэтом в процессе особого жизнетворчества создавался тот неоднозначный образ, который затем фиксировался его «литературными душеприказчиками». Судьба мифа, в итоге, определялась как самим Лермонтовым, так и его современниками и читателями: они не просто воспринимали творимый образ поэта, но и «досоздавали» его в процессе восприятия, а заложенный в мифе образный и смысловой потенциал способствовал его широкому распространению в сфере повседневной жизни, в культурном пространстве и в художественной литературе. В этой связи кажется наиболее эффективным изучение лермонтовского мифа в единстве с «автобиографическим мифом» поэта. Д. М. Магомедова описала это явление, изучая творчество А. Блока: «Под автобиографическим мифом понимается исходная сюжетная модель, получившая в сознании поэта онтологический статус, рассматриваемая им как схема собственной судьбы и постоянно соотносимая со всеми событиями его жизни, а также получающая многообразные трансформации в его художественном творчестве» . Без учета этого особого соотношения литературного и биографического рядов, при котором внутренний миф задает построение жизненной поэтики и выбор поведенческой модели, в то время как художественные произведения являются «точечными» отражениями мифа, изучение творчества Лермонтова в целом и комментирование отдельных произведений не будет полным, тем более его необходимо учитывать при изучении восприятия образа поэта.
Другой важнейший аспект исследования лермонтовского мифа заключается в понимании специфики процесса «легендаризации» и мифологизирования личности поэта. Как известно, основные сведения о жизни Лермонтова были почерпнуты из мемуаров и воспоминаний, представляющих собой весьма противоречивый и субъективный материал. С одной стороны, современники зафиксировали тот образ, который поэт сам творил, с другой, чаще всего этот образ воспринимался не совсем адекватно, искажался под воздействием различных факторов: личного отношения к поэту, распространенных стереотипов времени, слухов и сплетен, авторитетных откликов (например, Николая I или Белинского). Именно период 40-60-х годов XIX столетия, с которого началась история осмысления личности и творчества Лермонтова, можно считать первым этапом формирования мифа.
При рассмотрении особенностей восприятия образа Лермонтова особенно в глаза бросается одна черта, о которой писал В. М. Маркович в статье «Лермонтов и его интерпретаторы», где характеризуются критические и литературоведческие интерпретации творчества поэта. Исследователь отметил, что суждения о Пушкине, Гоголе, Достоевском, Чехове, Толстом и др. были подвержены последствиям идеологизированное и утилитарной ориентации русской критики, спорившей с литературой за власть, однако в суждениях о Лермонтове эти «странности» проявились с особенной остротой. Его крайний индивидуализм был глубоко чужд русским 1 Магомедова Д. М. Александр Блок // Русская литература рубежа веков (1890-е — начало 1920-х годов). мыслителям XIX века, руководствовавшимся идеями принципиально надличностными. Полностью принять Лермонтова не смог и XX век. Во всех рассматриваемых периодах «многосложный и целостный материал художественного творчества расчленялся на «нужное» и «ненужное» для обоснования избранной оценки» . На этом основании правомерно говорить об особой историчности образа Лермонтова. Даже по тому, с каким из героев лермонтовских произведений сравнивали поэта, что само по себе являлось устойчивой тенденцией, можно судить о характере эпохи. В основном Лермонтова сравнивали либо с Печориным, либо с Демоном. Первый воплощает общественное начало, второй - мистическое. Современники поэта заметили, что Лермонтов «до некоторой степени изобразил самого себя в Печорине» (И. С. Тургенев), однако уже тогда такое сопоставление переходило в полное отождествление. На протяжении всего XIX века, независимо от того, положительно или отрицательно оценивался «герой времени», его сопоставляли с автором. Особенно показательна оговорка Достоевского о «глупой, смешной, ненужной смерти», отмеченная В. Б. Шкловским: «Здесь за судьбой Печорина стоит и заменяет ее судьба Лермонтова»3. В Серебряном веке на первый план вышла демоническая тема. Постепенно Печорина начинают противопоставлять его создателю. Б. Пильняк в повести «Штосе в жизнь» (1928) уже говорит о том, что Печорин слишком пошл для Лермонтова. В советский период подчеркивали критическое отношение поэта к обоим героям: Печорин рассматривался как отрицательный тип лишнего человека, в Демоне в лучшем случае видели борца с Богом, а в худшем - ошибку, пережиток романтического периода. В то же время повысился интерес к Мцыри. О том, что мистическое начало вновь актуализировалось в последнее время, свидетельствуют сравнения Лермонтова с Демоном у 10. Беличенко в «Летах Лермонтова» (2001), Печорин, тем не менее, по-прежнему остается «мелковатым» для поэта:
Книга 2. М, 2001. С. 89-143. 2 Маркович В. М. Лермонтов и его интерпретаторы // М. 10. Лермонтов: pro et contra. СПб., 2002. С. 29 3 Шкловский В. Б. За и против. Заметки о Достоевском. М., 1957. С. 232 «Понять автобиографический смысл «Демона», значит - во всяком случае, для меня, - в чем-то главном постичь душу автора, понять и полюбить его самого. Понявший не станет, к примеру, впрямую уподоблять Лермонтова Печорину: мелковат покажется Григорий Александрович в таком сопоставлении»4.
Литература является областью, в которой не только отражаются общекультурные мифы времени, но и рождаются новые. Проблемы мифа в литературе, его источников и восприятия, а также явления мифологизации личности, как с точки зрения активного усилия автора, так и в качестве естественного свойства бытия, социальной и культурной среды существования мифа, внедрялись в научно-гуманитарную сферу на протяжении последнего столетия. Одной из важных задач изучения национальной мифологии того или иного народа является постижение особенностей его менталитета: «мифология мыслится как надэпохальная, трансисторическая, бытующая в жизни народов на протяжении всей их истории форма общественного сознания, которая связана с особым родом мышления»5. В связи с проблемами межкультурной коммуникации в современной когнитивной лингвистике активно разрабатываются некоторые понятия, описывающие стереотипы сознания, в том числе понятие «прецедентное имя», введенное Д. Б. Гудковым. Прецедентное имя - это индивидуальное имя, связанное или с широко известным текстом (прецедентным текстом), или с ситуацией, широко известной носителям языка (прецедентной ситуацией). Такие имена, как Обломов, Иван Грозный, Ломоносов, Лермонтов - это имена-символы, которые имеют в сознании носителей русского языка определенные ассоциации, зачастую не актуализирующиеся в сознании иностранцев. Таким образом, немаловажный аспект изучения современной мифологии заключается в том, что миф выступает в качестве знака определенных значений, становится средством 4 Беличенко Ю. Н. Лета Лермонтова. М., 2001. С. 147 эмблематики и регулирования культурной памяти. По выражению Р. Барта мифология «одновременно является частью семиологии как науки формальной и идеологии как науки исторической; она изучает оформленные идеи»6.
Природа мифа, его укорененность в «коллективном бессознательном», о котором писал К. Г. Юнг, обусловливает такие его свойства, как общезначимость и признание его абсолютной истинности. По наблюдению исследователей «новому», в отличие от архаического, мифу также свойственны гибкая, меняющаяся форма, то есть отсутствие канонического варианта, равно как и способность корректировать смысловое наполнение, что обусловлено особенностями его функционирования: призванный объяснять и решать то, что невозможно решить и объяснить иными, немифическими, средствами, миф актуализируется в разные эпохи и у разных авторов, «мифотворцев», по-разному. Один из основоположников французской школы «Анналов» Л. Февр писал: «Каждая эпоха создает свое представление о человеческом прошлом. У нее свой Рим и свои Афины, свое Средневековье и свой Ренессанс»7. Поэтому для каждого поколения читателей существует и свой Лермонтов.
Особый интерес представляет трансформация мифов в литературном творчестве. Произведения отдельных авторов могут как отражать, усваивать уже существующие мифы, так и продуцировать новые. Особенности мифов, героями которых являются литературные персонажи, и их отличия от древних мифов описал в своей книге «Поэтика мифа» Е. М. Мелетинский: «В XVI-XVII в.в. в рамках традиционного сюжета создаются нетрадиционные литературные типы огромной обобщающей силы, моделирующие не только социальные характеры своего времени, но некоторые общечеловеческие кардинальные типы поведения: Гамлет, Дон Кихот, Дон Жуан, Мизантроп и т. д., т. е. так называемые «вековые образы», которые сами стали 5 Хализев В. Е. Теория литературы: Учебник. 3-е изд. М., 2002. С. 128 6 Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989. С. 75 7 Февр Л. Бои за историю. М., 1991 своеобразными образцами <...> для последующей литературы XVIII-XX в.в. Сюжет в этих случаях оказался как бы низшим уровнем, над которым надстроилась система оригинальных характеров...»8.
Представление о том, что жизнь поэта, его личность, судьба сливаются с творчеством, составляя для публики некое единое целое, принадлежит периоду романтизма. Философия искусства Шеллинга, на которую опирался немецкий романтизм, постулировала первичность искусства по отношению к жизни, абсолютизировала активное влияние искусства на жизнь, провозгласила Вселенную художественным произведением Бога. Художник уподоблялся творцу, создающему новую реальность, выстраивающему свою индивидуальную мифологию на основе современной или исторической действительности. Собственную жизнь он также делал объектом искусства: «Реальная жизнь, биография человека начинает рассматриваться как построение, как художественная форма»9. Идея жизнетворчества была присуща романтизму как направлению. Образ романтика вышел за рамки литературы и стал узнаваемым, типическим героем современности, а многие «литературные персонажи в быту» (Л. Я. Гинзбург) вошли в историю романтизма благодаря тому, что их жизнь и судьба уже сами по себе являлись эстетическим фактом.
Художник «творил» свою жизнь согласно внутренней, собственной мифологии. Идея индивидуальной мифологии также была разработана в философии искусства Шеллинга.
Ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем искусство немыслимо без мифологии. Если последняя отсутствует, то, по мнению Шеллинга, художник сам создает ее для своего употребления. Мифология содержит в себе творческое начало: «Она - материал всего поэтического в искусстве; универсум в высшей форме. Она - сама поэзия»10, и потому она необходима каждой творческой индивидуальности. «Всякий великий поэт призван 8 Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976. С. 172 9 Гинзбург Л. Я. О лирике. Л, 1974. С. 160 10 Гулыга А.В. Вводная статья // Шеллинг Ф. В. Й. Сочинения в 2 тт. Т. 1. М., 1987. С. 27 превратить в нечто целое открывшуюся ему часть мира и из его материала создать собственную мифологию; мир этот (мифологический мир) находится в становлении, и современная поэту эпоха может открыть ему лишь часть этого мира; так будет вплоть до той лежащей в неопределенной дали точке, когда мировой дух сам закончит им самим задуманную великую поэму и превратит в одновременность последовательную смену явлений нового мира»11. Шеллинг указывает в качестве примера «вечных мифов» на таких поэтов, как Данте (создавшего свой миф из ужаса истории и материала существующей иерархии), Шекспира (создавшего свой миф из национальной истории и современных нравов), Сервантеса, Гёте как автора «Фауста».
В статье А. И. Журавлевой «Новое мифотворчество и литературоцеитристская эпоха русской культуры», на которые данное исследование во многом опирается, рассмотрено явление создания национальной мифологии на основе русской классической литературы. Литературоцентричность русского общества, сложившаяся вследствие того, что у народа, «лишенного общественной свободы», литература становится «единственной трибуной, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести»1 , во многом повлияла на характер нового мифотворчества. Вся умственная жизнь общества сосредотачивалась на литературе, она служила «инструментом понимания реальности»13, с помощью которого можно было «возвести частный случай быта к общим закономерностям бытия, вписать свой индивидуальный опыт в национальный»14. Герои и ситуации, вышедшие из художественных произведений, «становились постепенно особым, виртуальным, как сказали бы мы теперь, сообществом, неким параллельным реальному народом, миром, с которым русский человек нередко соизмерял, соотносил свою 11 Шеллинг Ф. В. Й. Философия искусства. М, 1966. С. 147-148. 12 Герцен А. И. О развитии революционных идей в России // Герцен А. И. Собрание сочинений в 30 т. T.7. М, 1956. С. 198 13 Журавлева А. И. Новое мифотворчество и литературоцеитристская эпоха русской культуры // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. М., 2001. №6. С. 36, разрядка автора. 14 там же, с. 36 повседневность, переживания и поступки»15. Чацкий и Молчалин, Обломов, Евгений Онегин, многочисленные комические персонажи, первым из которых был Митрофанушка, начинают заселять «русский Олимп». Постепенно накопленный «пантеон персонажей» и «житейских ситуаций» распространяется из сферы повседневной речевой практики на мифологию самой литературы: «У писателей же герои предшественников нередко используются как материал для собственного творчества»16 (например, у Салтыкова-Щедрина в «Современной идиллии»). При этом они трансформируются, становятся символами и эмблемами, полемически переосмысливаются, а нередко и «травестируются», используются в качестве художественного приема.
Выводы, сделанные А. И. Журавлевой, распространяются и на иных героев национальной мифологии. Наряду с персонажами художественных произведений мифами становятся их создатели. Вследствие литературоцентричности русского общества возникает традиция присваивать писателям высокий статус пророков, носителей истины, что заставляет обращать особое внимание на их личности и биографии. В процессе мифологизации неизбежно происходит изменение образа. При превращении писателя в культурного героя наблюдается перенесение черт персонажей на автора, абсолютизация одного аспекта в творчестве писателя, сопоставление его с предшественниками - и все это развивается, приспосабливается к новым эпохам и поколениям.
Тему мифологизации биографии в контексте русской культуры XIX века в своих работах, посвященных поэтике поведения, затрагивает Ю. М. Лотман. Для нас особую ценность представляет работа Лотмана «Литературная биография в историко-культурном контексте (К типологическому соотношению текста и личности автора)», в основе которой лежит представление о том, что в культурной памяти человечества 15 там же, с. 36 сохраняются лишь «люди с биографией», чье поведение не предопределяется господствующей в данной культуре системой кодов, реализующих «рутинную, среднюю норму поведения, обычную для данного времени и социума» («люди без биографии»), а предполагает сознательный выбор модели поведения, трудного, «странного», требующего «величайших усилий», действия и поступка. Для культуры Нового времени исключительность поведения («антиповедение»), сознательное нарушение предписанной обществом роли является основанием получения права на биографию. Такое право получает и повествователь, автор, в то время как в средние века создатель текста выступал как пассивный, лишенный собственного поведения носитель истины. Обретение им права на выбор «приводит к тому, что к нему оказываются применимы категории замысла, стратегии его реализации, мотивировки выбора и т. д., то есть он получает поведение (курсив мой - А. К.), причем поведение это оценивается как исключительное», однако «создаваемый им текст уже не может рассматриваться как изначально истинный: возможность ошибки или прямой лжи возникает одновременно со свободой выбора» . Лотман в разных своих работах описывает литературное поведение через такие понятия, как амплуа, поступок и поведение, а также рассматривает феномен жизнетворчества на примерах Радищева, Карамзина и Пушкина, делает ряд наблюдений над их публичным поведением, над присутствием автобиографизма в произведениях, выявляет безусловное наличие сознательных решений, рассчитанных на то, что вызовет определенную реакцию и впечатление от личности автора у читателей.
Другим, не менее важным для выявления понятийного аппарата данной работы, исследованием является книга Г. О. Винокура «Биография и культура» (1927), посвященная проблемам создания научных биографий. 16 там же, с. 37 17 Лотман 10. М. Литературная биография в историко-культурном контексте (К типологическому соотношению текста и личности автора) // Лотман Ю. М. Избранные статьи в 3 гг. Т. 1. Таллинн, 1992. С. 366 18 там же, с. 369
Винокур анализирует примеры, в том числе и отрицательные, интерпретаций биографического материала и выделяет ряд ключевых понятий -переживание, поступок, событие, жизненная манера, стиль и стилизация, судьба.
Винокур отмечал, что для верного понимания образа биографического персонажа важно определить, как он выражает то или иное переживание, увидеть особую жизненную манеру, поступок, стиль его действования: «В поведении биографического персонажа <...> легко наблюдаются некоторые типические повторения и возвращения, позволяющие говорить о данном поведении как своеобразном и отличном от других. Эти типические формы поведения, будучи наблюдены в достаточной пропорции, уже заранее позволяют угадывать, как поступило бы данное лицо в соответствующих положениях, и вообще сообщают ему все те особые качества, на основании которых мы различаем его среди прочих. Так экспрессивные формы приобретают значение форм стилистических»19. Таким образом, в основе восприятия той или иной личности лежит ее индивидуальный и узнаваемый стиль. От стиля необходимо отличать стилизацию, которую характеризует «всякая, пусть малейшая, рефлексия на свое поведение»20.
Другим не менее важным понятием является понятие судьбы. Судьба -это, по Винокуру, «жизненное единство, постигаемое и усваиваемое нами в его собственном внутреннем законе»21. Этот закон часто пытались постичь и писатели, обращавшиеся к образу Лермонтова. Винокур предостерегает от тех случаев, когда внутренний закон подменяют внешним, некой надличностной идеей, что присуще мифологизации в ее отрицательном варианте, когда она сливается с идеологизацией. Не меньшим злом является абсолютное игнорирование этого закона, сведение биографии до описания быта (выяснение, курил ли Пушкин).
Винокур Г. О. Биография и культура // Винокур Г. О. Биография и культура. Русское сценическое произношение. M., 1997. С. 53 20 там же, с. 56 21 там же, с. 66
Исследований, посвященных целостному описанию лермонтовского мифа, на данный момент не существует, хотя о самом явлении говорят уже давно. Некоторые аспекты проблемы рассмотрены в статьях B. М. Марковича, Помимо уже названной выше статьи «Лермонтов и его интерпретаторы», в которой детально проанализирована история осмысления личности и творчества Лермонтова в критике, в связи с обозначенной темой особую ценность представляет статья «Миф о Лермонтове на рубеже XIX - XX веков». В ней рассматривается явление рождения мифа в критической полемике, а именно создание мифа, возводимого к архаическим, апокрифическим и библейским формам, в очерке Д. С. Мережковского «Поэт сверхчеловечества».
Психологические истоки «мифотворчества» Лермонтова показал C. В. Савинков, подробно разобрав раннюю лирику и поэмы Лермонтова. Он описал «творческую логику» поэта через мифологические концепты и координаты . Анализ мотивных перекличек, архетипических образов и ситуаций исследователь связал с биографическим материалом, делая ряд ценных для нас наблюдений над процессом создания и изменения автобиографического мифа. Другим исследованием, отразившим некоторые автобиографические представления Лермонтова, является книга Л. И. Вольперт «Лермонтов и французская литература. В царстве гипотезы», написанной под знаком Тартуской литературоведческой школы с учетом концепций Ю. М. Лотмана — «творческого поведения» писателя, «семиотики игры», «литературного автобиографизма». Автор раскрывает специфику творческой «игровой стратегии» Лермонтова, ориентированной, в большей степени, чем у Пушкина, на иносказание и зашифрованность, в частности, реконструирует «тайный» цикл Андре Шенье.
Тема «Лермонтовский миф в русской литературе» обладает, на наш взгляд, немалой актуальностью, поскольку, во-первых, находится в русле 22 Савинков С. А. Творческая логика Лермонтова. Воронеж, 2004 одного из приоритетных направлений современной науки, ориентированного на новое прочтение всей русской классической литературы и создание ее «мифологической энциклопедии» , во-вторых, направлена на осознание значения лермонтовского наследия для последующей русской культуры в целом, истоков духовной доминанты, его образного и смыслового потенциала. У. Р. Фохт утверждал: «Бессмертие Лермонтова выразилось прежде всего в воздействии на сознание последующих поколений»24. Кроме того, феномен лермонтовского мифа достаточно не изучен, хотя отдельные его аспекты описаны довольно подробно, в частности, в упомянутых исследованиях С. В. Савинкова и В. М. Марковича. В-третьих, «лермонтовская тема» в русской литературе в основном изучалась с точки зрения традиции, преемственных и типологических связей, прямых заимствований, реминисценций и скрытой цитации. Напротив, восприятию личности поэта, занимавшего определенное место в культурном сознании последователей, а также анализу индивидуальных трактовок образа и судьбы Лермонтова уделялось незначительное внимание.
Цель работы состоит в раскрытии главных тенденций восприятия и творческого освоения лермонтовского мифа в русской литературе. Отсюда вытекают конкретные задачи исследования: описать лермонтовский миф, его истоки, процесс зарождения и специфику бытования мифа; конкретными, в связи с названной, задачами являются описание автобиографического мифа Лермонтова и рассмотрение особенностей восприятия личности поэта современниками, поэтами и писателями XIX-XX веков; выявить грани образа Лермонтова, востребованные писателями и поэтами разных исторических периодов: проследить, как изменяется миф с 23 А. И. Журавлева высказала идею о том, что при смене культурных эпох приходит пора для создания «мифологической энциклопедии»: «Ведь пока миф творится, он еще не осознается как миф; кодификация начинается, когда эпоха завершена. И похоже, мы стоим перед такой задачей» - Журавлева А. И. Русская классика как национальная мифология // Журавлева А. И. Лермонтов в русской литературе. М., 2002. С. 254 24 Фохт У. Р. Лермонтов. Логика творчества. М, 1975. С. 183 течением времени, установить зависимость трактовки личности Лермонтова от того, к какой эпохе принадлежит автор; изучить произведения, в которых присутствует образ Лермонтова, с точки зрения его взаимодействия с художественным пространством текстов, выявить, с одной стороны, повторяющиеся мотивы и образность, вносимую мифом в ткань произведения, а с другой, характер деформации образа поэта, преломленного творческим восприятием конкретного автора; установить типологию функционирования образа Лермонтова в художественных текстах поэтов и писателей XIX - XX столетий, а также систематизировать источники мифа.
Предметом исследования является лермонтовский миф как образно-смысловой комплекс и специфика его функционирования в произведениях словесно-художественного творчества.
Материалом данного исследования являются произведения русской литературы, в которых присутствует образ Лермонтова, в частности, произведения П. А. Гвоздева, Н. П. Огарева, А. Полежаева, В. Ф. Одоевского, М. П. Розенгейма, Е. П. Ростопчиной, В. А. Соллогуба, С. П. Шевырева и др, поэзия конца XIX - начала XX века А. Ахматовой, К. Бальмонта, В. Брюсова, С. Есенина, О. Мандельштама, В. Маяковского, Б. Пастернака, И. Северянина, В. Хлебникова, М. Цветаевой, проза писателей XX в: В. Астафьева, Ю. Беличенко, О. Берггольц, Г. Гулиа, Б. Лавренева, Б. Окуджавы, Б. Пильняка, А. Титова, Н. Тихонова, О. Форш и др. Необходимо оговорить, что тексты, содержащие реминисценции, цитаты или заимствования из произведений Лермонтова, или в которых упоминаются герои его произведений, несмотря на то, что на них также может лежать отпечаток мифа, в данной работе не учитывались. Для изучения истоков лермонтовского мифа привлечены произведения поэта, письма, воспоминания о нем современников, критические отклики 1840-1860-х годов.
Научная новизна исследования состоит в том, что лермонтовский миф описывается с двух точек зрения: с точки зрения генезиса данного явления и с точки зрения перцепции, - что продиктовано необходимостью изучения конкретного смыслового наполнения образа Лермонтова и его восприятия, в том числе в словесном искусстве. Кроме того, рассмотрение целого корпуса текстов русской литературы разных периодов в определенном ракурсе, направленном на изучение специфики функционирования в них прецедентного имени - Лермонтова, определяет новизну подхода к исследованию мифа в литературе.
Теоретическая ценность данной работы заключается в подробном описании явления мифологизации личности Лермонтова, для чего был собран и организован в соответствии с целями исследования документальный и литературный материал; была предпринята попытка разработать принципы и методы изучения мифа в произведениях художественной словесности, в частности, предложена классификация авторских обращений к образу Лермонтова.
Практическая ценность. Материалы диссертации могут быть использованы при дальнейшем изучении лермонтовского мифа и привлекаться в качестве примеров функционирования прецедентного имени в художественных текстах. Кроме того, некоторые наблюдения могут оказаться полезными для разработки курсов по истории литературы, в частности, для изучения лермонтовского наследия, для комментирования в изданиях различного типа.
Структура диссертации. Данное исследование включает в себя введение, три главы, заключение и библиографию.
Первая глава диссертационной работы посвящена автобиографическому мифу Лермонтова, реконструируемому посредством обзора творчества и публичного поведения поэта. Более подробно рассмотрены истоки автобиографического мифа и его трансформации.
Во второй главе основным является вопрос о восприятии личности Лермонтова его современниками, сформировавшими и актуализировавшими первоначальный миф о поэте.
Третья глава содержит анализ произведений русской литературы, в которых Лермонтов получает статус художественного персонажа. Ввиду значительной исторической обусловленности образа поэта описываемые произведения рассматриваются по периодам: XIX век, рубеж XIX - начало XX века и советский период.
Теоретической базой послужили работы Г. О. Винокура, A. И. Журавлевой, Д. М. Магомедовой, Ю. М. Лотмана. Изучены биографические исследования П. А. Висковатова, В. А. Захарова, B. А. Мануйлова, П. Е. Щеголева. Использованы некоторые положения фундаментальных исследований разных лет о Лермонтове В. Г. Белинского, Л. И. Вольперт, Э. Г. Герштейн, Л. Я. Гинзбург, С. И. Дурылина, А. И. Журавлевой, Д. Е. Максимова, В. М. Марковича, С. В. Савинкова, И. 3. Сермана, Б. Т. Удодова, Б. М. Эйхенбаума, авторов статей «Лермонтовской энциклопедии».
