Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Архитектоника книги стихов Ф.Н. Глинки «Опыты священной поэзии»
1.1 Тип лирической циклизации в «Опытах священной поэзии» 10
1.2 Аспекты архитектонической целостности: субъектная организация, инвариантный сюжет, концептосфера 21
1.3 Стихотворение-прототекст «Блудный сын» в структуре книги стихов 54
Глава II. «Опыты священной поэзии» Ф.Н. Глинки как полижанровое единство 2.1 Жанровая традиция переложения псалмов 64
2.2 Стихотворная молитва и медитативная лирика 103
2.3 Цикл «пророческих» стихотворений 125
Заключение ...154
Список использованной литературы 158
Приложение 171
- Тип лирической циклизации в «Опытах священной поэзии»
- Аспекты архитектонической целостности: субъектная организация, инвариантный сюжет, концептосфера
- Стихотворная молитва и медитативная лирика
- Цикл «пророческих» стихотворений
Введение к работе
Творчество Ф. Глинки достойно большого научного исследования. Поэт прожил уникально долгую жизнь в литературе (около 70 лет), всё это время активно отзываясь на изменения, которые в ней происходили. Его литературная деятельность началась во времена Н. Карамзина и В. Жуковского, а завершилась в эпоху А. Некрасова и В. Соловьёва.
На первый взгляд, творчество Фёдора Глинки хорошо изучено. Его прозаические сочинения («Письма офицера», «Письма к другу») издают и читают до сих пор, стихотворные сочинения неизменно печатались отдельными томами в большой и малой сериях «Библиотеки поэта». Изучению его поэзии посвящены многочисленные работы. Но творческая деятельность художника и его биография осмыслялись иногда с диаметрально противоположных точек зрения: Глинка - поэт-декабрист (традиционное восприятие поэта в советское время, представленное в трудах В.Г. Базанова, А.В. Архиповой и др.), Глинка - поэт-философ (Ю. Тынянов, В. Кожинов, Т. Ложкова), Глинка - поэт-масон (В.И. Сахаров), Глинка - русский духовный писатель (В.П. Зверев, В. Брио). При всём разнообразии подходов многие вопросы так и не были прояснены, основные произведения поэта не изданы, накопилась масса недоразумений. Так, например, до обстоятельных разысканий В.П. Зверева не был точно известен год рождения поэта. Глинку пытались представить как «пламенного борца» с самодержавием, тогда как большинство его произведений исполнено глубокого почтения к царю. Всё это послужило причиной того, что Глинку до недавнего времени воспринимали в основном как автора «Писем офицера», посвященных Отечественной войне 1812 года, и нескольких известных романсов («Не слышно шуму городского...», «Сон русского на чужбине»).
Актуальность данного диссертационного исследования обусловлена переосмыслением значения Ф. Глинки для русского историко-литературного процесса первой трети XIX в. Задача нашей работы - точнее определить место Глинки в литературном процессе с учётом духовно-религиозного компонента
его поэтического творчества, ранее в полном виде не подвергавшегося литературоведческому анализу.
В культуре современной России ощущается потребность в обращении к духовным национальным истокам. Духовное возрождение России в работах филологов и философов не случайно связывается с религией. Увеличивается интерес к незаслуженно забытым именам наших великих соотечественников, ибо в сталинских «застенках» оказались не только некоторые «неугодные» поэты -современники Сталина, но и многие произведения XVIII - XIX вв. Представленная работа восстанавливает часть нашего забытого духовного наследия.
Объектом диссертационного исследования является книга стихов Ф. Глинки «Опыты священной поэзии», рассматриваемая нами по первому изданию (СПб., 1826), во всём её объёме (50 стихотворений) и полноте художественно-композиционного оформления.
Предмет исследования - архитектоническая целостность «Опытов священной поэзии» Ф. Глинки (их идейное и структурно-композиционное единство, воплощение религиозной картины мира и концепции человека), а также претворённые в этой книге стихов жанровые традиции псалмодической и молитво-словной поэзии, романтической элегии и «поэзии мысли».
Материалом исследования служит поэтическое и литературно-критическое творчество Глинки: «духовные» стихотворения 1820 -1830-х гг., религиозные поэмы («Иов. Свободное подражание книге Иова», народное предание «Таинственная капля»), отдельные письма и автокомментарии к интересующим нас произведениям. В качестве необходимого контекста в работе рассматриваются псалмоди-ческая и молитвенная лирика XVIII - XIX вв. (переложения псалмов В. Тредиа-ковского, М. Ломоносова, А. Сумарокова, Я. Княжнина, В. Капниста, М. Муравьёва, Г. Державина и др.), а также философская поэзия «тютчевской плеяды» и романтическая элегическая традиция (В. Жуковский, Ф. Тютчев, М. Лермонтов и др.). Для наиболее адекватного понимания большинства произведений, анализируемых в диссертационной работе, нами привлекается славянский текст «Елиса-ветинской Библии», первое издание которой было осуществлено в 1751 г., и, в ча-
стности, славянский текст Псалтири, образно-метафорический и интонационный строй которой также становятся предметом рассмотрения в данной диссертации. При цитировании текста на старославянском языке за основу приняты следующие правила: вводится современная графика (устаревшие буквы заменены употребляемыми ныне: «'к» - е, «оу», «tf» - у, «w» - о, «ж» - у, «а» - я, «v» - и), титла раскрываются, имена собственные, наименования Бога Отца, Христа, Богородицы и т.п., связанные с православной традицией, пишутся с прописной буквы.
Методология исследования обусловлена спецификой литературного материала. Рассмотрение «Опытов священной поэзии» как книги стихов обусловило обращение к опыту филологов, занимающихся изучением феномена лирической циклизации: М.Н. Дарвин, Л.Е. Ляпина, О.В. Мирошникова, В.А. Сапогов, И.В. Фоменко.
Определение места Глинки в литературном процессе потребовало обращения к историко-литературным трудам А.В. Архиповой, В.Г. Базанова, П.Н. Бер-кова, М.Л. Гаспарова, Л.Я. Гинзбург, В.М. Жирмунского, В.П. Зверева, Т.А. Ложковой, Ю.М. Лотмана, Л.Ф. Луцевич, И.З. Сермана, Ю.Н. Тынянова и др.
Своеобразное совмещение в «Опытах священной поэзии» двух типов сознания - художественного и религиозного - обусловило обращение к достижениям русской филологии последних десятилетий (Э.М. Афанасьева, Е. Григорьева, Ф.З. Канунова, В.А. Котельников, B.C. Непомнящий), а также к широкому контексту Библии, святоотеческого наследия (Ориген, Дионисий Ареопагит, Василий Великий, Афанасий Александрийский), религиозной философии (Н. Бердяев, В. Зеньковский, П. Флоренский).
Цель работы состоит в осмыслении архитектонической целостности, идейно-художественного единства и жанровой системы книги стихов Ф. Глинки «Опыты священной поэзии», а также в определении места этой книги в творческом наследии поэта и в контексте русской поэзии XVIII - XIX вв.
Основные задачи диссертационного исследования:
обосновать своеобразие «Опытов священной поэзии» как не случайного жанрового раздела, а как книги стихов, то есть «ансамблевого» собрания стихотворений, выражающего индивидуальную авторскую концепцию;
выявить архитектоническую целостность книги стихов Ф. Глинки, её структурно-композиционное единство, субъектную организацию, инвариантный сюжет, особенности концептосферы;
определить философско-религиозный взгляд Ф. Глинки на мир и человека, специфику совмещения в индивидуальной авторской эстетике двух типов сознания - религиозного и художественного;
осмыслить влияние на «Опыты священной поэзии» творчества поэтов XVIII в. и, в первую очередь, жанровой традиции переложения псалмов;
5) определить особенности «молитвенного дискурса» в стихотворениях
Глинки;
6) установить характер творческого освоения Глинкой текста Библии, преж
де всего Псалтири, по степени точности переложения или вольности подража
ния (вариации).
Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней книга стихов Глинки «Опыты священной поэзии» впервые анализируется в полном объёме, как некая архитектоническая целостность, воплощающая особый тип религиозно-художественного сознания поэта. Для этого в работе обосновывается методологический подход, учитывающий при анализе художественного произведения основные параметры религиозного мышления, которым обладал Ф. Глинка. Помимо этого, в диссертации находит логическое продолжение исследование жанра переложения псалма, как правило, хронологически ограничивавшееся рамками XVII - XVIII вв.
Положения, выносимые на защиту:
1. «Опыты священной поэзии» Ф. Глинки представляют собой оригинальное циклическое единство - не просто жанровый раздел или стихотворный сборник, а имен-
но книжную манифестацию, приближающуюся по своей структурно-архитектонической целостности к книге стихов.
2. Архитектоническая целостность книги стихов «Опыты священной поэзии»
определяется её инвариантным лирическим сюжетом (путь человека от грехов
ного состояния через сомнение и страдание к знанию Божественного закона,
гармонии и покою), единством субъектной организации (разведение и взаимо
действие двух субъектных сфер - Божественной и человеческой, разделение ли
рического «я» на «образные» ипостаси: кающийся грешник, праведник, поэт-
визионер, пророк) и религиозной концепцией мира и человека, проявляющейся в
противопоставлении двух сфер (земной и небесной), в приоритете духовных
ценностей, в обосновании роли поэта и пророка в социальной и космической
эволюции мира.
«Опыты священной поэзии» являются воплощением религиозного типа художественного сознания, в котором совмещаются догматичность в понимании духовно-нравственного идеала с красочностью и живописной пластичностью поэтического произведения. Религиозную картину мира и поэтику произведений, входящих в «Опыты священной поэзии», определяют устойчивые символы, метафоры, смысловые оппозиции и концепты, ветхо- и новозаветные идеи эволюции мира и человека, творчески усваиваемые Глинкой из текста Библии.
«Опыты священной поэзии» - сложное полижанровое объединение, включающее в себя традиционные переложения псалмов, стихотворные молитвы, а также опыты романтической элегаи, спиритуалистической «лирики желаний» и «поэзии мысли».
Место и роль Глинки в русском литературном процессе определяются подробной разработкой тем и сюжетов Библии, сохранением традиции русской псал-модической лирики XVIII в., созданием особого типа героя-визионера, стремящегося в поисках истины за пределы видимого мира. Творчество Глинки - переходный этап от восторженно-риторической и назидательной духовно-религиозной
поэзии XVIII в. кличностно ориентированной поэзии религиозных переживаний, характерной для философского романтизма XIX в.
Практическая значимость. Материалы диссертации могут быть использованы в практике школьного и вузовского преподавания курсов истории русской литературы XVIII и XIX вв., в освещении поэзии декабристов, жанровой традиции переложения псалма, стихотворной молитвы. Результаты исследования могут быть учтены при разработке историко-литературных и теоретико-литературных спецкурсов по творчеству поэтов XVIII - первой трети XIX в., а также по вопросам жанрового сознания поэтов-декабристов и лирики философского романтизма.
Апробация результатов исследования. Основные выводы и положения исследования изложены автором в пяти публикациях и отражены в докладах на Международной научной конференции «Дергачёвские чтения-2000: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности» (Екатеринбург, 2000); Международной конференции «Подходы к изучению текста» (Ижевск, 2002); Всероссийской научной конференции «Дергачёвские чтения-2002» (Екатеринбург, 2002); X Всероссийской научно-практической конференции «Проблемы анализа литературного произведения в системе филологического образования наука - вуз - школа» (Екатеринбург, 2004); Всероссийской научной конференции молодых учёных (Новосибирск, 2004); Международной конференции «Библия и национальная культура» (Пермь, 2004); VII Всероссийской научной конференции «Дергачёвские чтения - 2004: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности» (Екатеринбург, 2004). Диссертационное исследование обсуждалось на заседании кафедры русской литературы Уральского государственного университета им. A.M. Горького.
Структура и объём диссертации: работа состоит из Введения, 2 глав, каждая из которых включает в себя 3 раздела, и Заключения. Объём исследования составляет 170 страниц, список литературы включает в себя 250 наименований. В Приложении к диссертации воспроизводится текст «Опытов священной поэзии» по изданию 1826 г.
В 1-й главе «Опыты священной поэзии» рассматриваются как сложная архитектоническая целостность. Обосновывается подход к «Опытам священной поэзии» как особому типу лирической циклизации - книге стихов (раздел 1.1). В соответствии с научным представлением о книге стихов во 2-м разделе проведён анализ её архитектонической целостности в нескольких аспектах: семантика заглавия книги и отдельных стихотворений, роль эпиграфов в структуре книги, субъектная организация (субъекты речи, их взаимоотношения, характеристика, определение их атрибутов), инвариантный сюжет, концептосфера. Выявлена нравственно-религиозная концепция, лежащая в основе книги стихов Ф. Глинки. Из всех стихотворений особое внимание привлекает «Блудный сын», являющийся семантическим ядром всей лирической книги, содержащий в концепирующем виде взгляд на мир и человека. Анализу этого стихотворения посвящен 3-й раздел.
Во 2-й главе «Опыты священной поэзии» рассмотрены в контексте различных жанровых традиций XVIII - первой трети XIX в.
В первом разделе данной главы стихотворения лирической книги сопоставлены с текстами псалмов. Выявлены основные принципы работы Ф. Глинки с ветхозаветным текстом, рассмотрены причины, по кот орым для поэта было важным обращение к каноническому тексту.
Потребовали подробного освещения особенности функционирования молитвенного дискурса и медитативной лирики в «Опытах священной поэзии» (раздел 2.2). Особое внимание уделяется преображающей силе молитвы, которая играет одну из ключевых ролей в развитии сюжета.
В 3-м разделе исследуется «пророческий» цикл, завершающий книгу стихов, особенности творческого использования ветхозаветных книг пророков (Исайи, Иезекииля, Иеремии) Ф. Глинкой в своих произведениях.
В Заключении резюмируются выводы и перспективы исследования.
Тип лирической циклизации в «Опытах священной поэзии»
Исследование какого-либо эстетического объекта необходимо начинать с выработки методологического подхода, который позволит произвести системный, наиболее полный и точный аналитический разбор. В нашем случае таким эстетическим объектом является книга, состоящая из отдельных стихотворений, книга стихов. Наше исследование направлено не столько на изучение упорядоченности стихотворного материала, его «чувственной», текстовой данности, сколько на изучение эстетической деятельности автора, создавшего произведение. Подход к произведению с точки зрения правил и особенностей его материального устройства не исчерпывает всей полноты бытия эстетического объекта. Поэтому особенно важным становится разграничение понятий композиции и архитектоники эстетического объекта, проведённое М.М. Бахтиным: «Архитектонические формы суть формы душевной и телесной ценности эстетического человека, формы природы - как его окружения, формы события в его лично-жизненном, социальном и историческом аспектах и проч.; все они суть достижения, осуществленности, они ничему не служат, а успокоенно довлеют себе, - это формы эстетического бытия в его своеобразии. Композиционные формы, организующие материал, носят телеологический, служебный, как бы беспокойный характер и подлежат чисто технической оценке: насколько адекватно они осуществляют архитектоническое задание»1. Важную роль в этом разграничении играют два аспекта. Во-первых, архитектонической форме присуща эстетическая индивидуальность. Проявление этой индивидуальности можно увидеть в структуре эстетического объекта: индивидуализируется событие, лицо, особую важность приобретает индивидуальный образ автора-творца, также входящего в эстетический объект. Организация стихотворного материала не несёт никакой индивидуальности и может быть типологически сходной в разных произведениях. Во-вторых, архитектоническая форма является формой самодостаточности, самодовления в противовес композиционной форме, где «каждый момент и всё целое целеустремлены, что-то осуществляют, чему-то служат» . Так, например, композиционная форма книги стихов может быть показана как стихотворный материал, организованный с помощью различных средств, доступных лирическому роду литературы. Как архитектоническая форма книга стихов является завершением эстетической деятельности автора, в нашем случае, завершением художественно-религиозного события. Алгоритм анализа композиционной и архитектонической форм М. Бахтин кратко определил следующим образом: «Определив момент содержания и правильно установив место материала в художественном творчестве, мы овладеем и правильным подходом к форме, сумеем понять, как форма - с одной стороны, действительно материальная, сплошь осуществлённая на материале и прикреплённая к нему, с другой стороны - ценностно выводит нас за пределы произведения как организованного материала, как вещи»3.
«Момент содержания» книги стихов лучше всего представить в виде особым образом оформленной, завершённой авторской концепции, представляющей взгляд на мир и роль человека в нём.
Источником произведения является творящее, авторское сознание. Несмотря на то, что произведение может испытывать влияние различных литературных традиций, оно является цельной смысловой структурой, реализацией эстетического задания, существующего в авторском сознании. Более того, произведения, созданные одним автором в разное время, несут на себе печать его творческой индивидуальности.
Все произведения одного автора образуют глобальный художественный контекст, и ярче всего это проявляется в лирическом роде литературы.
Даже если в произведении воплощены определённые жанровые традиции или находит своё место стилизация под известные образцы, все эти привнесённые извне элементы творчески преображаются авторским сознанием. Иногда у автора возникает настоятельная творческая потребность объединить отдельные произведения в качественно новые цельные образования, получившие в науке названия лирического цикла и книги стихов. М.Н. Дарвин так обозначил основную причину, вызвавшую к жизни это интересное поэтическое явление: «По нашим наблюдениям, одной из специфических особенностей лирического цикла, а также более крупной формы, книги стихов, является итоговость, стремление к обобщениям и заключениям. Эту особенность можно принять за качество поэтики и художественности циклической формы в широком смысле этого слова» .
Ф. Глинка на протяжении своей долгой творческой жизни создал несколько поэтических книг, различающихся по типу организации.
1) «Опыты священной поэзии» и «Опыты иносказательных описаний в стихах и прозе» (1826)5 - книги стихов, «монтажные» единства, состоящие из отдельных стихотворений, лирических циклов, а во втором случае и с добавлением небольших прозаических произведений.
2) «Карелия, или заточение Марфы Иоанновны Романовой» (1830), «Дева карельских лесов» (1831) и «Свободное подражание священной книге Иова», написанное в то же время, но изданное из-за трудностей с цензурой позже (1859) - поэмы, являющиеся наиболее «монолитными» образованиями, получившими своеобразные авторские жанровые определения: соответственно «описательное стихотворение», «повесть в стихах», «свободное подражание».
Аспекты архитектонической целостности: субъектная организация, инвариантный сюжет, концептосфера
Книга стихов Фёдора Глинки «Опыты священной поэзии» стала заметным явлением русской литературы 1820-х гг. На появление книги откликнулась «Северная пчела» и «Московский вестник». Отклики современников хорошо проанализированы в монографии В.П. Зверева13. Фактом литературы для советского читателя отдельные стихотворения стали в конце 1950-х гг. Первопроходцем здесь (как и в изучении всего остального творчества Глинки) следует назвать В.Г. Базанова, опубликовавшего 15 стихотворений из этой книги в большой серии «Библиотеки поэта»14. Рассматривая стихотворения, помещённые в «Опытах священной поэзии» как переложения псалмов, исследователь предложил следующую их классификацию: «Псалмы Глинки можно подразделить на три жанровых разряда: оды-псалмы, элегические псалмы и "ухарские" псалмы. Оды-псалмы наиболее близки витийственному классицизму. Элегический псалом представляет собой комбинированный жанр: архаические принципы стиля здесь соединялись с мелодическими достижениями элегической поэзии, а церковно-славянская фразеология хорошо уживается с просторечием. "Ухарские" же псалмы явились в результате парадоксального столкновения разных жанровых и стилистических канонов, создающего семантическую какофонию». В классификации В. Базанова учитываются разнообразные признаки, отделяющие один тип переложения псалма от другого: отголоски классицизма, которые можно найти в «Гимне Богу» или «Хвале», «мелодика» и «принципы стиля», характерные для «элегической школы», церковнославянская фразеология и т.д.
В.Г. Базанов, безусловно, уловил, что это не просто отдельные стихотворения, а именно книга стихов, но ограничился лишь наиболее общими жанровыми характеристиками. Тем более что в 1957 г. требовалась большая смелость, чтобы опубликовать хотя бы часть духовных стихотворений Ф. Глинки. Они и поданы были исследователем как попытка поэта-декабриста иносказательно через понятные народу религиозные образы раскрыть свои свободолюбивые идеи. Достаточно привести цитату из вступительной статьи к «Избранным произведениям» Ф. Глинки: «Стремление Глинки превратить бога в активного участника политической борьбы придавало элегическим псалмам форму своеобразного обращения, агитационного монолога, в котором поэт убеждал своего небесного слушателя спуститься на землю, "восстать" и "двинуться". .. . Героическая патетика и возвышенные монологи Глинки, в соответствии с практикой декабристских поэтов, опирались на библейскую символику и величие книжно-славянской речи»16.
Следующий шаг в осмыслении этой книги стихов был сделан А.В. Архиповой, предложившей рассматривать её как архитектоническое целое, скреплённое лирическим героем и сюжетом: «Через всю книгу, которую, несомненно, следует рассматривать как единый цикл, проходит мотив неприятия сущего и борьбы за лучший мир. Здесь нашли отражение и мистическая устремлённость в мир иной, и героическое стремление изменить земные порядки. Несомненно, отразились в книге и политические идеалы автора. ... Одна из важных сторон библейских стихотворений Глинки - образ лирического героя, проходящий через весь цикл. Таким героем является поэт-пророк. У него был и литературный прототип - библейский Давид, и реальный - сам автор стихов, декабрист Фёдор Глинка. Образ пророка дан в нескольких аспектах: грешник, мучимый сознанием своей слабости, несовершенства и одиночества; человек, начинающий постигать истину, обретший надежду; и, наконец, суровый праведник, борец и победитель. Путь героя от первой его ипостаси к последней и составляет сюжет книги»17. Идею скрепления книги стихов единым лирическим героем, проходящим разные этапы развития (грешник - праведник - пророк), можно рассматривать как один из важнейших путей анализа. Однако нужно учитывать, что Глинка создавал «Опыты священной поэзии» для выражения не столько политических, сколько религиозных взглядов. Если согласиться с мнением Архиповой, то в анализе не найдут должного отражения мотивы и темы, связанные со страданиями и сомнениями праведника (тоска, страх, устремление к Богу, образ «града покоя»), а представление об образе пророка будет искажено, поскольку он не только «борец и победитель», но и одинокий, страдающий человек. Вместе с тем идея рассмотрения «Опытов священной поэзии» как единого текста, скреплённого образом лирического героя и инвариантным сюжетом, должна быть учтена в дальнейшем анализе книги стихов Ф. Глинки.
Статья В. Врио «Поэтические псалмы Фёдора Глинки» отмечает основные лейтмотивы («правды вечные законы», тишина, свет) и «метафорические оппозиции» (праведник - грешники, земля - небо), на которых строится единство «Опытов священной поэзии». По мнению исследовательницы, эта книга представляет собой «жизненное и поэтическое кредо» автора. Отмечены ориентация Глинки на Псалтирь, жанр переложения псалмов и стихотворной молитвы18. Но в рамках небольшой статьи В. Врио все перечисленные пути исследования лишь намечены. Подробного аналитического разбора и выхода к пониманию архитектонического единства книги стихов данная статья не содержит.
В одной из глав своей монографии о жизни и творчестве Глинки, В.П. Зверев анализирует «Опыты священной поэзии»19 как богодухновенное произведение, источником и одновременно эталоном которого является Псалтырь: «Трепетное соприкосновение поэтического воображения со священным текстом пробуждает прежде всего духовную область лирического сознания автора и порождает произведение глубоко исповедального характера, а эстетические, исторические, биографические или бытовые контексты становятся сопутствующими духовной первооснове» .
Стихотворная молитва и медитативная лирика
Молитва - одна из важнейших составляющих духовной жизни верующего человека. С богословской точки зрения молитва признаётся «вместилищем всей духовной жизни или самой духовной жизнью в движении и действии»63.
Отношение к молитве у Глинки было очень серьёзным, а стихотворная молитва была для него одним из самых важных жанров. Поэт не только создал отдельные образцы этого жанра, но и собрал их в книгу стихов, имеющую внутреннюю логику и сюжетную динамику, лирический сюжет. Прежде чем писать молитвы -а Глинка писал молитвы не только в стихах, но и в прозе, - он должен был достичь определённого уровня духовного развития. Поэт подходил к этому делу очень серьёзно, поскольку написание молитвы требует от человека большой ответственности: «неудачная» молитва может отдалить верующего от Бога.
В своей книге о творчестве Ф. Глинки В.П. Зверев приводит полный текст большой утренней молитвы, которую поэт составил в 1850-е гг. и, по предположению исследователя, даже готовил к печати «как особое произведение своего духовно-литературного творчества»64. В примечаниях к этой молитве Глинка отмечал: «Что даёт молитва, что даёт высокая музыка, изящная поэзия? Какую-то томность сердечную, успокоение чувств, отчуждение страстей; даёт сознание: "Я сделал своё дело!", какую-то надёжность, облагорожение мыслей, благосклонность к людям. Как бы ни были велики ваши несчастия, помните, что это не вечно. Говорите себе: всё пройдёт; один Христос вечен, Он всё Тот же, что был "вчера и днесь, и там и здесь!"»
Молитва для Ф. Глинки всегда была важным способом духовного самосовершенствования. Он чувствовал, что сам может быть молитвотворцем. По словам Феофана Затворника, «мы навыкаем молиться по молитвенникам, то есть по готовым молитвам, переданным нам Господом и святыми отцами, преуспевшими в молитве, но на этом одном останавливаться не должно. Надо про стираться далее и, навыкнув умом и сердцем обращаться к Богу с стороннею помощью, делать опыты и своего собственного возношения к Нему, доходить до того, чтобы душа сама, своею речью, вступала в молитвенную беседу с Богом, сама возносилась к Нему, сама открывала себя Ему и исповедовала, что такое есть в ней и чего ей желательно».
Э.М. Афанасьева отмечает, что «молитва есть вознесение души и сердца к Богу; рождаясь в медитативном пере-живании своего будущего, будущего своих близких и всего мира, она дарует человеку надежду на лучшее, приглушая боль и страдания. .. . Пограничная область искусства и религии определяет специфику стихотворной "молитвы". Творческое восприятие религиозного таинства, несомненно, ориентировано на некий жанровый канон, оформившийся вне литературной области и именно под его воздействием создающий новую эстетическую реальность. Богообщение в его религиозном понимании преобразуется поэзией в особую модель эстетического переживания религиозной ситуации»67. В стихотворных молитвах духовная жизнь вступает в непосредственное соприкосновение с художественным творчеством. Стихотворная форма служит вместилищем религиозных чувств, содержание стихотворений в этом случае подчиняется особому молитвенному дискурсу, определяющей чертой которого становится «установка молящегося (трансцендентная или имманентная) на духовное преображение или преображение окружающего мира в про-цессе богообщения» .
В «Опытах священной поэзии» помещается большое количество образцов этого жанра. Многие стихотворения в лирической книге заключают некий подтекст, который может быть осознан только при восприятии их как стихотворных молитв. Этот скрытый смысл проявляется в диалоге человеческого и Божественного сознаний. Диалог складывается из «гласа» человека к Господу и ответа Бога человеку через Пророка. В первом случае актуализируется молитвен ный дискурс, речь человека. В итоге должен быть выявлен некий инвариант стихотворной молитвы, реализующийся в «Опытах священной поэзии», отвечающий архитектоническому заданию этой части лирической книги.
Феномен жанра стихотворной молитвы в русской поэзии XIX в. изучен ещё недостаточно. Одним из первых опытов собирания стихотворных молитв и их изучения являются работы Э.М. Афанасьевой69. Ориентируясь на основные положения, выработанные исследователем, попытаемся обозначить особенности молитвенного дискурса Ф. Глинки в «Опытах священной поэзии».
Однотипная структура стихотворных молитв делает их узнаваемыми и предполагает наличие нескольких обязательных элементов: зачин (призывание высшего Божественного начала), основная часть молитвы (просьба, благодарение или славословие) и финальное слово.
В зачине устанавливается сакральная связь между молящимся и его Покровителем. Особую важность в этом элементе молитвенного дискурса приобретает произнесение имени Бога, в котором сосредоточивается сущность религиозного представления о мире. Для верующего сакральное имя несёт в себе импульс постижения первосути: «Через оппозицию имя ложное/истинное оформляется мировоззренческая модель возможного истинного знания о ценностных аспектах бытия» . Формулировка, называние имени Бога характеризует определённый способ видения мира, иерархию онтологических и нравственно-этических ценностей. «Молитва и становится молитвой Богу, получает своё объективное значение соединения человека с Богом именно через присутствие Божие в самой молитве, трансцендентно-имманентное пребывание в ней Имени Божия. Имя Божие есть онтологическая основа молитвы, субстанция её, сила, оправдание.
Цикл «пророческих» стихотворений
Цикл «пророческих» стихотворений завершает книгу стихов Глинки. Он включает в себя семь стихотворений, объединённых образом Пророка. В этом параграфе мы дадим представление о том, кто такой Пророк, и отметим особенности этого цикла.
В культурной традиции Пророк занимает особое место. Он имеет доступ к сокровенному знанию, его окружает ореол таинственности. Пророк провидит будущее, которое скрыто от всех остальных. Это знание даруется ему откровением, через уникальный опыт общения с Богом. Поэтому любой Пророк, в первую очередь, предостерегает слушателей, что слова, образы, интонации, с помощью которых он передаёт смысл Божественных речений, есть всего лишь приблизительное подобие того, что на самом деле было ему явлено. Пророк предсказывает неотвратимо надвигающиеся события. Рок, предопределение, судьба подчиняют себе волю человека, у которого может возникнуть чувство обречённости, может пропасть вера в осмысленность своего существования. Этого ли добивается Пророк? «Будущее, которое Пророк созерцает в своём видении как настоящее, он изображает для своих современников в образах, заимствованных из настоящего и прошедшего. Отсюда большая часть пророчеств имеют прикровенный, символический, таинственный характер. Однако при относительной неясности в частных и второстепенных вопросах истинное пророчество не может быть неопределённым и двусмысленным в главном и существенном своём содержании»98.
Есть несколько осмыслений деятельности тех людей, которые именовали себя Пророками.
Это были очень умные и дальновидные люди, сумевшие понять, что ждёт в ближайшем будущем тот народ, к которому они принадлежат. Пророки пытались предупредить его об этом, воспользовавшись авторитетом Высшего Судии, ниспославшего им знамения.
Пророчества, изложенные в Ветхом Завете, приобретают характер учения. Они изображают ситуации и возможные выходы из этих ситуаций, характерные для всех времён и любых человеческих сообществ: «Дух Святой, говоря устами своих Пророков, не переделывал человеческой природы. Сердце же человека сделано таким образом, что будущего предчувствовать иначе не может, как выводя его из известных ему Настоящего и Прошедшего. ... Сия-то строгая связь Будущего, Настоящего и Прошедшего, скрытая от прочих людей, была ясно открыта провоззрителям Израиля, то есть яснее, нежели прочим людям. Связь эта, будучи неизменна, необходима, непременна, неминуемо должна быть сегодня та же; та же завтра; та же всегда»99.
Драма человека, проявляющаяся в каждую секунду его существования, о которой и говорят Пророки, - страстное желание узнать будущее и в то же время страх перед этим знанием. Любой человек, умеющий рассказать об этом так, чтобы ему поверили окружающие (а истинный Пророк должен обладать этим умением), мгновенно приобретает огромную власть над людьми. «Пророк действительно имеет способность распознавать Бога в истории. Он чувствует, если в воздухе носятся катастрофы. Но он, вместе с тем, есть и воплощение совести народа, который чувствует и выражает всё, что в народе дурно и неугодно Богу. ... Израильский Пророк есть человек, который имеет способность временное рассматривать под знаком вечности»100.
Пророк предсказывает, как правило, ужасные события, заставляющие содрогнуться слушателей. В книге пророка Иеремии находим такой отрывок, важный для понимания роли Пророка: «Обаче слышите слово сие, еже аз глаголю во ушы ваши и во ушы всех людий: пророцы, бывший прежде мене и прежде вас от века, прорекоша на многи земли и на царства велика о рати и о погублений и о гладе: пророк прорекий мир, пришедшу слову познают пророка, егоже посла им Господь в вере» (Иер. 28: 7-9). В приведённом отрывке можно усмотреть разведение двух типов Пророков: они подразделяются на предсказы вающих доброе и худое. Второй тип явно предпочтительней, поскольку человек, говорящий лишь доброе, хорошее, услаждающий слух, с точки зрения пророка Иеремии, льстит.
Характерно, что Пророк всегда ставит себя выше своих слушателей. Они должны только воспринимать его слова, они не могут отвечать или рассуждать, поскольку устами Пророков гласит истинное знание. Для чего можно использовать такую власть? Можно было бы предположить, что такая власть служит политическим целям (достаточно упомянуть влияние Исайи и Иеремии на поступки царей, изложенное в соответствующих книгах Ветхого Завета). Однако на первый план всегда выходит нравственно-религиозный аспект. А поскольку религиозные наставления чаще всего сводились к осуждению идолопоклонства, то можно предположить, что в творчестве русских поэтов (Пл. Ширинский-Шихматов, В. Кюхельбекер, Ф. Глинка и др.) был воспринят именно нравственный аспект пророческой проповеди. Человек должен принять грядущие испытания как настоящий праведник, которого нельзя обвинить в происходящих злодеяниях.
При этом Пророки говорят не о каком-то предполагаемом будущем, а о том, которое вот-вот уже станет настоящим. Это острое ожидание грядущей катастрофы и понимание того, что люди несут за неё ответственность, передаёт Глинка в своих «пророческих» стихотворениях: «Уже времён погибла юность, / Скудеют жизнь и бытие. / Уже прошла невинность сердца, / Лукавство приросло к душам; / Бунтуют люди! нет смиренья!» (Пророк. С. 164). Иногда нравственная направленность этих стихотворений приобретает интонации то яростного обличения («Я вразумлял Моих людей... / О леденеющие души! / Окаменелые сердца! / Их дебелеющие уши / Не слышат голоса Отца! / И все как будто согласились / Друг друга укреплять в грехах / И, о земных корыстях споря, / Не вспоминать о небесах, / Валяясь в наслажденьях жизни». Глас пророка. С. 172), то безысходной тоски («Востек свет Божий от людей / И с ним ушла живая радость; / Темнела ночь в пустых сердцах; / В тоске их расцветала младость /Ив их наморщенных челах / Гнездились суетные думы... / Всё было в мёртвой ти шине, I И в сём предвестье страшной бури, / Мечтали видеть сладкий мир». Глас пророка. С. 171).
