Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Особенности литературно-критического метода К.НЛеонтьева 17
1 Эстетика искусства 17
2 Эстетика жизни 41
3 Исповедь эстетического содержания 74
Глава 2. Онтопоэтика К.Н.Леонтьева 112
1 Эстетическая теория 112
2 Художественная практика 141
3 Содержательная форма 166
Заключение 193
Библиографический список 200
Введение к работе
Посмертная слава - явление характерное для русской культуры. Россия не любит пророков и зачастую внимает им только в годы больших перемен и общественных потрясений. Так произошло с К.Н.Леонтьевым (1831-1891). Несмотря на то, что создатель ряда рассказов и повестей о восточных нравах ставил себя как писатель выше И.С.Тургенева и Ф.М.Достоевского, он не получил и десятой доли их прижизненной славы. «Я думаю, - говорил К.Н.Леонтьев в конце жизни, - что когда-нибудь на мои мысли обратят внимание. А то, что всю жизнь я прошел так мало замеченным, на то была Божья воля» [160,196]. Автор оказался прав: в 1912-1913 годах выходит 12-ти томное собрание его сочинений (вышло 9 томов), появляется сборник статей «Памяти К.Н.Леонтьева» («Литературный сборник», 1911)1, монография Б.А.Грифцова «Судьба К.НЛеонтьева» («Русская мысль», 1913), освещающая все творчество мыслителя, исследование В.В.Розанова «КЛеонтьев об Аполлоне Григорьеве» («Новое время», 1915), в котором дается характеристика взаимоотношений К.Н.Леонтьева и Н.Н.Страхова, работа А.К.Закржевского «Одинокий мыслитель» (Киев,1916), где уделяется особое внимание ранним критическим исследованиям Леонтьева и ряд других2.
После Октябрьской революции внимание к творчеству мыслителя в России значительно ослабело, что объясняется, в первую очередь, его религиозно-философскими взглядами. Но за рубежом, особенно в кругах русской эмиграции, интерес к К.НЛеонтьеву по-прежнему высок: печатается монография Н.А.Бердяева «Константин Леонтьев (Очерк из истории русской религиозной мысли)» (Париж, 1926) , работа священника К.Зайцева «Любовь и страх (Памяти Константина Леонтьева)» (Шанхай, 1948)2, монография Ю.П.Иваска «Константин Леонтьев. Жизнь и творчество» (Берн, Франкфурт-на-Майне, 1963)3. Лишь со второй половины столетия на родине «непризнанного пророка» (Л.А.Тихомиров) начинают появляться редкие исследования литературно-критического плана (П.П.Гайденко, Н.А.Рабкина)4. Здесь следует особо отметить вклад С.Г.Бочарова в раскрытие критических взглядов Леонтьева. В его статье «"Эстетическое охранение" в литературной критике (Леонтьев о русской литературе)» («Контекст-1977», 1978) впервые предпринята попытка рассмотреть литературно-критическое творчество Леонтьева в его становлении и развитии5.
Настоящее воскрешение леонтьевских идей происходит в конце 1980-х годов, в период реставрации культурных ценностей. В 1988-1989 году в журнале «Вопросы литературы» С.Г.Бочаров печатает статью К.Н.Леонтьева «Анализ, стиль и веяние», в издательстве Российского Христианского гуманитарного института появляется антология статей «К.Н.Леонтьев: pro et contra» (Санкт-Петербург, 1995). В последние годы широко публикуются философские произведения мыслителя, в издательстве «Владимир Даль» выходит 12-ти томное собрание его сочинений (к 2005 году вышло 7 томов), в Интернете открылся от дельный сайт, посвященный творчеству К.Н.Леонтьева (http://knleontiev. narod.ru). Уже несколько лет, в рамках Всероссийских чтений «Оптина пустынь и русская культура» (г.Калуга), разрабатывается леонтьевская тема. Творчеству «мистического анархиста» (Н.А. Бердяев) посвящено множество работ, в том числе и диссертаций. Но их подавляющее большинство представляет анализ философских взглядов мыслителя1.
Актуальность работы определяется необходимостью осмыслить своеобразие критического творчества К.Н.Леонтьева, коренным образом отличающегося от традиционных представлений о русской литературе.
Цель нашей диссертации: дать характеристику литературно-критической позиции Леонтьева. С точки зрения этимологии слово «позиция» заимствовано в Петровскую эпоху через польское посредство из французского языка и является синонимичным слову «положение» (ponere - positio - position - позиция [240, 242]). Поэтому слово «позиция», понимаемое в переносном значении («точка зрения, отношение к какому-либо вопросу»[185,111,328]2) сближается с семантикой «положения» («утверждение, мысль, лежащие в основе чего-либо, выдвинутые кем-либо; тезис»[185,111,366]), что обусловливает представление отношения автора к творческому вопросу и анализа этого отношения.
Объектом исследования являются литературно-критические статьи, философское и художественное творчество Леонтьева, Предметом - эстетические и религиозно-нравственные взгляды Леонтьева, проявившиеся в его критической прозе.
Теоретической базой нашего исследования являются труды М.Хайдегтера, Х.Гадамера, Р.Барта (теоретико-методологическая основа); А.А. Потебни, А.Н. Веселовского, АЛ. Скафтымова, С,С. Аверинцева, Л.В.Карасева, Б,Ф, Егорова (поэтика); В.В. Виноградова, А.В. Чичерина, Б.В. Томашевского, Л.С. Выгот ского (стилистика), а также О.М. Фрейденберг, Б.М. Эйхенбаума, С.Г. Бочарова, В.Е. Хализева и других.
Методология исследования основана на сочетании историко-генетического, сравнительно-типологического, историко-функционального, структурного и психологического методов исследования. Теоретико-методологическим основанием диссертации, определяющей использование и сочетание данных методов, являются представления критики «приближения», где литературно-критический опыт рассматривается в онтологическом аспекте.
Литературная критика есть alter ego литературного процесса. Деятельность писателей доказывает, что литература существует; существование же критики обусловливает литературный процесс. Критика всегда находится a posteriori по отношению к явлениям литературы. Причем литературно-критический опыт имеет несколько составляющих: с одной стороны - это опыт автора художественного произведения, который является объектом последующего изучения, а с другой - опыт самого исследователя, характеризующийся субъективностью его жизненной позиции. «Диалектика литературного опыта, - утверждает Х.-Г. Га-дамер, - получает свое подлинное завершение не в каком-то итоговом знании, но в той открытости для опыта, которая возникает благодаря самому опыту» [47,419].
Задача литературной критики, на наш взгляд, - раскрыть трансцендентную составляющую опыта автора, установить его имманентный компонент, трансформируя при этом собственный опыт по законам, установленным автором. «Художественное творчество, - говорит И. Кант, - следует рассматривать как природу. Посредством гения природа дает правила искусству»[91,79]. Поэтому, рассматривая художественное произведение по законам автора, исследователь конкретизирует эти законы так, чтобы они были приемлемы для всего литературного процесса.
Раскроем дефиниции компонентов творческого опыта.
Р.Барт, выступая с позиции «новой критики», определял структурализм как «упорядоченную последовательность определенного числа мыслительных one раций» [19,254]. В таком понимании деятельности утрачивается субъект, возникает новое психологическое понятие («мыслительные операции»), используя которое, определим имманентную составляющую как совокупность «мыслительных операций» автора, приводящую к формированию законченной мысли, которая, впоследствии, выражается в графической форме. Другими словами, это те внутренние отношения и связи, которые лежат в основе реального опыта автора и влияют на определение характера непосредственно воспринимаемой нами субстанции.
Трансцендентной составляющей является именно то, что автор открывает читателю, то есть особым образом сконструированный словесный материал, призванный оказать определенное воздействие на субъект. При этом не следует проводить четкой логической границы между субъективностью интерпретатора и объективностью подлежащего пониманию источника, так как в процессе анализа происходит взаимодействие творческих потенциалов субъекта и объекта посредством третьей составляющей, обеспечивающей это взаимодействие.
Следует отметить, что «совокупность мыслительных операций» порождает энергию, которая воплощается в словесном эквиваленте. Происходит то, что позволило М.М.Бахтину называть автора «единственно активной формирующей энергией»[22,352]. Однако внутри текста наблюдается взаимопроникновение контекстных энергий, которое не зависит от воли автора (возможно, что это положение подтолкнуло некоторых исследователей к развитию идеи о бессознательном творчестве), и ведет к образованию интеграционной, целостной энергии текста, которая, собственно, и является третьей составляющей литературно-критического опыта. Взаимодействие энергии текста и энергетики субъекта являет определенный эмпирический эффект, который приводит (или не приводит) данный субъект к осознанию целостности восприятия предмета изучения.
Понимание литературной критики как совокупности всех компонентов литературно-критического опыта, призванной приближать осмысление художественного произведения к совершенному, что свидетельствует «о воле к предельному усилию, о решимости идти до границы возможностей» [130,310], обу словливает обособление общего понятия литературной критики репрезентацией критики «приближения».
Онтологичность приближения позволяет, с одной стороны, представить своеобразие соотношений между исследователем и художественным текстом: исследователь текста одновременно находится в будущем, по отношению к тексту, который, в свою очередь, присутствует в своем настоящем; и в настоящем, по отношению к тексту прошлого. С другой стороны, можно говорить о существовании герменевтического круга «критик - художественное произведение», 0 выявлении определенных тенденций авторского восприятия1.
С точки зрения критики приближения, в соответствии с общей логикой работы, характером подлежащей рассмотрению проблемы и спецификой исследуемого материала, предполагается рассмотрение во взаимосвязи двух подходов: диахронического, определяющего критические взгляды Леонтьева на каждом этапе творчества, и синхронического, представляющего историческую синтетичность приемов литературно-критического анализа.
В первом случае мы будем иметь дело с художественным объектом и субъектом-аналитиком, исследование будет носить, главным образом, историко-генетический характер, что вплотную подведет нас к рецептивности, восприимчивости художественного материала Леонтьевым-критиком. На этой основе предполагается определить своеобразие литературно-критического метода Леонтьева на каждом этапе творческого пути. Под методом литературной критики мы понимаем «... наиболее общий принцип, подход к характеристике художественного произведения, творческого пути писателя или литературного процесса в целом, определяющийся совокупностью идейно-эстетических взглядов критика, его мировоззрением и проявляющийся в конкретных приемах и способах критического мышления» [200,17]. С этой точки зрения необходимо представить периодизацию критических воззрений Леонтьева. В развитии его философских взглядов уже сложилась традиция разделения их на два этапа: до 1871 года и с этого момента до 1891 года (Н.А.Бердяев). Ю.П.Иваск, с позиции биографического исследования, предлагает выделять четыре периода в жизни «неузнанного гения» (Д.СЛихачев): 1831-1863, 1863-1873, 1873-1887, 1887-1891. До сих пор в отечественном литературоведении не существует четкой периодизации литературно-критических взглядов мыслителя. Основываясь на временном представлении Леонтьевым литературно-критических работ; наличию статей переходного характера («Новый драматический писатель», «Два графа: Алексей Вронский и Лев Толстой»); а также на обращении его к трем видам творчества (литературе, философии и историософии), мы предлагаем выделять три периода литературно-критической деятельности: 60-е годы, конец 70-х-середина 80-х годов, конец 80-х-начало 90-х годов XIX века. С точки зрения внешнего влияния, в рамках определения своеобразия метода, перед нами стоит ряд задач диахронического свойства.
Первой из них является анализ двух статей Леонтьева: «Письмо провинциала к Тургеневу» («Отечественные записки», 1859) и « По поводу рассказов Марко Вовчка» («Отечественные записки», 1861). Необходимо выяснить отношение Леонтьева к представителям эстетической и реальной критики, к идеям Ап.Григорьева. Предполагаем, что определяющим критерием оценки в данном случае является понимание критиком аксиологической категории красоты.
В 1870-х - 1880-х годах Леонтьев создает ряд работ философского характера, активно участвует в периодических изданиях, отстаивая «охранительную» позицию. По словам С.Г.Бочарова, «политически-охранительная позиция автора прямо и грубо вмешивается в художественную оценку...»[31,199]. Нашей задачей является анализ статей «Новый драматический писатель» (1879), «О всемирной любви» (1880), «Страх Божий и любовь к человечеству» (1883), ряда рецензий и цензорских докладов Леонтьева, установление отношений критика с М.Н.Катковым, А.И.Герценом, Вл.Соловьевым, представителями позитивист ской и народнической философии. Это позволит выявить роль «эстетики жизни» в оценке произведения искусства, а также конкретизировать критерии «ре-ально эстетической гармонии».
С 1887 года К.Н.Леонтьев постоянно живет в пределах Оптиной пустыни под духовным руководством старца Амвросия. Именно в это время появляются знаменитые пророчества Леонтьева. Для него становится принципиально важным высказаться «до конца». Предполагаем, что в литературно-критических статьях этого периода («Два графа: Алексей Вронский и Лев Толстой» (1887), «Анализ, стиль и веяние» (1890) и некоторых других) К.Н.Леонтьев пытается совместить прежние литературно-эстетические и философские воззрения на исторической почве.
Отметим, что определение характера литературно-критического обращения и основного критерия оценки, явленной в понимании Леонтьевым-критиком аксиологических категорий красоты, добра и истины, ставит перед нами ряд вопросов, конкретизирующих приведенные задачи: определить цель, направление анализа, способ доказательства, стилистические и композиционные особенности статей; представить специфику обращения Леонтьева к психологии автора и читателя, а также ряд аналитических принципов и приемов («геометрия эстетического вкуса», «стереотипная рамка», «точка насыщения»).
Другой аспект критики «приближения» предполагает рассмотреть отношения между объектом научного анализа и субъектом-аналитиком. При этом диахронический характер исследования уступает место синхроническому, что позволяет приблизиться к определению рецептивности критики К.Н.Леонтьева исследователями его творчества в онтологическом аспекте. Заметим, что на каждом этапе литературно-критический метод Леонтьева неоднозначен. Тем не менее, каждый период имеет общие черты, точки соприкосновения или, точнее, «контрапункты», которые позволяют представить литературно-критическую систему Леонтьева в единстве содержательной формы. Наиболее ярко данное положение проявляется в статьях последнего периода. «Кто виноват, - неоднократно восклицает Леонтьев, - я или лучшие наши писатели и публика, не знаю!
Пусть буду я виноват в моих „дамских" с этой стороны вкусах, но я не отказывался от них в течение 30-ти лет, - не откажусь, конечно, и теперь) 119, VIII,235J. С другой стороны, даже знаменитая статья «Анализ, стиль и веяние» не является посвященной характеристике только творчества Л.Н.Толстого1. Писатель в данном случае является для Леонтьева лишь примером для представления того или иного критического приема. «Нельзя было обо всех писать здесь (имеется в виду «Анализ, стиль и веяние» - А.В.) подробно, -отмечает критик, - так уж сложился план работы моей. Но я полагаю, что мои желания достаточно ясны, чтобы не трудно было проверить и на манере других наших писателей мой взгляд и определить ему надлежащее место, в ряду ли действительно вздорных причуд и парадоксов, или в ряду полезных и несколько новых истин»[117,206]. Предполагаем, что изучение литературно-критического метода Леонтьева, выделение универсальных приемов анализа позволяет нам говорить о существовании онтопоэтики К.Н.Леонтьева.
Поэтика (от греч. poietike techne - поэтическое искусство) как раздел науки существует в теории литературы (теоретическая поэтика) и в истории литературы (историческая поэтика). Теоретической поэтикой называют «раздел литературоведения, предмет которого - состав, строение и функции произведений, а также роды и жанры литературы» [228,179]. Предметом исторической поэтики является «эволюция словесно-художественных форм и творческих принципов писателей в масштабах всемирной литературы» [228,180]. Литературно-критическое творчество Леонтьева не может быть замкнуто в какой-либо одной области; оно имеет выражение в принципах как исторической, так и теоретической поэтики. Более того, критик создает особый поэтический мир, который обладает своей системой жизненных и художественных ценностей.
В современном литературоведении не существует однозначного понимания термина «онтопозтика». Л.В.Карасев в статье «Онтология и поэтика» определяет онтологию формы, эволюцию аналитического приема. «Онтологически ори ентированный взгляд, - отмечает исследователь, - видит не только поступки или намерения персонажей, но прежде всего то, как они могли быть, как они были вещественно, пространственно, текстурно оформлены, наполнены: на первое место, таким образом, выходит де-символизированное, де-идеалогизированное (насколько это, конечно, возможно) бытие, его фактическая явленность» [92,55]. С другой точки зрения больше внимания следует уделять духовной стороне бытия, существованию религиозно-нравствешшй идеи в художественном пространстве. «Метафизика поэтического слова, - утверждает Е.А. Трофимов, -уверенность в бытийствовании красоты и истины, жизненная сила и суть культуры. Она предполагает пристальное вглядывание в воплощенность духовной субстанции, поэтическую сказанность ее. Всматривание происходит и через жанр, и через сюжет и мотив, и через стиль, как и через категорию автора... »[206,29]. Отметим, что метафизическим воплощением «истинного» бытия Леонтьев признает его «барельефное» отражение, в котором удивительным образом сочетаются отвлеченные идеи с историко-аналитическими суждениями.
В 1890-м году К.Н.Леонтьев пишет: «Во времена Кутузова и Аракчеева все было у нас с виду уже довольно пестро, но бледно; все было еще барельефно; ко времени Крымской войны — многое, почти все выступило рельефнее, стату-арнее на общегосударственном фоне; в 60-х и 70-х годах все сорвалось с пьедестала, оторвалось от вековых стен прикрепления и помчалось куда-то, смешавшись в борьбе и смятении!»[119,VIII?270]. Отметим, что существует архитектурное определение понятия «рельеф» (выпуклое изображение на плоскости) и географическое (совокупность различных неровностей на земной поверхности -поднятий и понижений, гор и низменностей )[185,111,415]. Слово «барельеф» образовано от французского bas-relief, то есть низкий рельеф, а в географическом плане оно означает снижение неровностей на земной поверхности. В своей литературно-критической концепции Леонтьев использует оба значения, и здесь важно отметить несколько моментов Исторический аспект, проявленный в выделении военных периодов, обусловливает обращение к философской концепции «триединого процесса» К.Н.Леонтьева, согласно которой любая война определяет «цветущую сложность» нации, это время патриотического подъема, единения людей, время новых реальных и литературных героев. Но если война 1812 года, Крымская война, - это войны физические с внешним противником, то в период 60-70-х годов развивается идеологическая борьба внутри страны, это время смуты и разобщения сознания, когда важно иметь основу, почву, которая поможет устоять и не поддаться новомодной идее. Поэтому не случаен перенос географических понятий в область литературы.
В 1893 году А.Н. Веселовский скажет: «История литературы напоминает географическую полосу, которую международное право освятило как res nullius, куда заходят охотиться историк культуры и эстетик, эрудит и исследователь общественных идей. Каждый выносит из нее то, что может, по способностям и воззрениям...»[39,42]. Леонтьев создает особое пространственное художественное поле (барельеф, рельеф), где любые ландшафтные изменения, отраженные в стиле писателя, имеют тенденцию в концентрации начальной формы. «Характер или стиль авторского рассказа, - указывает Леонтьев, - всегда отражается так или иначе и на лицах действующих и на событиях. Подобно тому, как один и тот же ландшафт иначе освещается на заре, иначе полдневным солнцем, иначе луной и иначе бенгальским огнем, так точно одни и те же события, одни и те же люди различным образом освещаются различными, побочными даже, приемами автора» [119,VIII,323].
Так, литература рельефного, неэстетического направления, берущая начало в обличительных повестях Н.В.Гоголя, имеет свободный характер, для нее важны любые трансформации и не терпимо постоянство, чему способствуют пограничные ситуации духа. Другое дело - литература «барельефного» свойства, которая, по Леонтьеву, определяет «истинное» своеобразие русской литературы. В одной из публицистических статей критик выделяет трех представителей «исторического роздыха»: Филарет, Николай Павлович и Пушкин. «Без общественной дифференциации в единстве веры и власти - не будет устойчивости», - утверждает он [119,VI,509].
Объединение социального и эстетического критерия при выборе художественного отрывка из произведения получило в концепции К.Н.Леонтьева название «теоретической» и «практической» сторон литературного процес-cat 119, VIII,302].
Под теоретической стороной Леонтьев подразумевает «эстетические взгляды, эстетические теории, эстетическое мировоззрение вообще; критику философии жизни и прекрасного»[119,УШ,302]. Предполагаем, что это идея, которая воплощается в содержании, то, что автор хотел сказать своим произведением. Поэтому важно понять основы критики Леонтьевым философии жизни литературного героя, а также анализ эстетического мировоззрения автора, воплощенного в художественной конструкции (элементах сюжетной образности).
Практическая часть - это «художественное исполнение, художественная практика, стихи, повести, романы, драматические творения» [119,VIII,302]. Здесь главное - форма, язык, стиль, манера рассказывать. Нашей задачей является характеристика двух планов художественного исполнения, выделенных Леонтьевым: композиционный («внутренний психический строй») и стилистический («внешний психический строй»).
Обратим внимание, что терминология, определяющая структурную часть онтопоэтики Леонтьева («внешний психический строй» и «внутренний психический строй»), строится на основе лингвистических разработок (внешняя, внутренняя форма), развитии психологической науки (психический строй), а также собственных эстетических взглядов, сформировавшихся на протяжении всей жизни. В отношении внутренней формы критик выявляет «последовательность мыслей и чувств», их уровни, «психомеханику» действий персонажей. Задачей исследования в данном случае становится определение характерных черт каждого приема, его универсальности безотносительно к тексту Л.Н.Толстого. Предполагается анализ представления Леонтьевым внешней формы, тех стилистических граней, которые привлекают внимание критика.
Представление теоретической и практической сторон при изучении художественного произведения возможно соотнести с учением А.А.Потебни о трех ас пектах творческого искусства: содержании, внутренней формы и внешней формы. «В поэтическом, следовательно, вообще художественном, произведении, -утверждал ученый, - есть те же самые стихии, что и в слове: содержание (или идея), соответствующее чувственному образу или развитому из него понятию; внутренняя форма, образ, который указывает на это содержание, соответствующий представлению (которое тоже имеет значение только как символ, намек на известную совокупность чувственных восприятий, или на понятие), и, наконец, внешняя форма, в которой объективируется художественный образ» [162,26]. Взаимопроникновение «слова, образа и идеи», восходящее к эстетической системе Гегеля1, ведет к объединению теории и художественной практики, что указывает на содержательную форму, которая в концепции Леонтьева определяется понятием «психическая музыка». Содержательную форму можно выделить в любом качественном произведении искусства, и в результате анализа определить принадлежность изложения автора к «барельефному» или «рельефному» полю. Однако Леонтьев расширяет понятие до «общепсихической музыки», что предполагает сопоставление психологии стиля художественного произведения с атмосферой реального времени. В этом случае объектом анализа является историческое произведение автора, а его субъектами, ведущими к определению «веяния» - исторические и действительные представления, выбранные критиком и обусловленные его литературно-критической позицией .
Решение поставленной цели и задач обусловливает положения, которые выносятся на защиту:
1) Литературно-критическое творчество Леонтьева имеет три этапа, каждый из которых обладает определенным критерием оценки;
2) Идеальным бытийным существованием литературы в рамках «онтопоэти-ки» К.Н.Леонтьев признает «барельефное» пространство, которому свойственно преобладание религиозно-аристократического мировоззрения;
3) Литературно-критическая позиция критика имеет онтологический характер, что проявляется в соотношении метафизических и аналитических суждений о художественном произведении.
Научная новизна исследования заключается в том, что впервые литературно-критическая позиция К.Н.Леонтьева изучена как система с точки зрения ее становления, развития, специфики; дана периодизация литературно-критического творчества через соотношение эстетической, этической («охранительной») и предсимволистской позиции критика; сформулированы особенности его литературно-критического метода; обозначены и рассмотрены основы «онтопоэти-ки» К.Н.Леонтьева.
Теоретическая значимость исследования определена возможностью представления литературно-критической позиции Леонтьева как определенного «аристократического» пласта русской культуры, что может быть полезно для осмысления русского литературного процесса XIX века.
Практическая ценность проведенного исследования состоит в возможности применять результаты исследования при чтении курсов истории русской литературы и русской литературной критики, а также спецкурсов, посвященных литературно-критическому творчеству К.Н.Леонтьева.
Эстетика искусства
Начало литературной деятельности К.Н.Леонтьева приходится на период «мрачного семилетия». Свою первую повесть - «Благодарность» (1854) - Леонтьев, при посредничестве И.С.Тургенева1, собирался публиковать в «Отечественных записках», но петербургская цензура повесть не пропустила. Тогда, благодаря помощи Е.В.Салиас де Турнемир, через М.Н.Каткова, повесть появляется в «Москвитянине»2, Подобная ситуация происходит и со следующим произведением «Ночь на пчельнике» («Москвитянин», 1857). Однако Леонтьев не оставляет надежды опубликоваться в журнале А.А.Краевского, ведет переписку с редактором. В результате повесть «Лето на хуторе» (1855), предназначавшаяся для «Современника», появляется в «Отечественных записках». Настойчивое стремление молодого писателя покорить популярный журнал, ещё недавно возглавляемый В.Г.Белинским, выказывает самоуверенность начинающего автора, чему в немалой степени способствовали похвалы его литературному таланту И.С.Тургенева, А.А.Краевского и М.Н.Каткова.
В 1854 году К.Н.Леонтьев, подражая романтическим героям, уходит с четвертого курса университета и отправляется на Крымскую военную кампанию в качестве лекаря. В 1857 году он возвращается в Петербург, а через некоторое время получает место домашнего доктора в имении баронов Розен в Арзамасском уезде Нижегородской губернии. Ряд событий, произошедших за это время (смерть Николая I, восшествие на престол Александра II, поражение в Крымской войне), обусловили развитие творческой мысли и, как следствие, возрождение литературной критики. Во второй половине 50-х годов формируются три главных критических направления: «реальная, фактическая критика» Н.Г. Чернышевского, Н.А. Добролюбова, «эстетическая критика» А.В. Дружинина, П.В. Анненкова, В.П. Боткина и «органическая критика» А.А. Григорьева. В этой обстановке у К.Н.Леонтьева устанавливаются тесные отношения с «Отечественными записками». Практически все произведения конца 50-х - начала 60-х годов публикуются в этом журнале: «Трудные дни» (1858), «Письмо провинциала к Тургеневу» (1860), «Подлипки» (1861), «По поводу произведений Марко Вовчка» (1861). Но если литературный талант К.Н.Леонтьева фактически был признан издателями, то критические произведения были встречены более чем осторожно.
«Письмо провинциала к Тургеневу» - первая литературно-критическая статья К.Н.Леонтьева. Название статьи символично: Леонтьев был лично знаком с Тургеневым, с 1851 года вел с ним активную переписку, а сама статья написана в провинции, в Арзамасском уезде. Работа Леонтьева является редким примером взаимодействия автора и критика, когда последний пересылает статью критикуемому писателю, а тот рекомендует ее к публикации. «Письмо провинциала...», посвященное анализу романа «Накануне», встретило недоумение издателя А.А. Краевского, но он не мог отказать И.С.Тургеневу, поэтому поместил статью К.НЛеонтьева с примечаниями С.С.Дудышкина, отражающими мнение редакции. «Мы помещаем две статьи, полученные нами, - говорится в первом примечании, - одну от сотрудника нашего журнала г.Басистова, другую - переданную нам самим г.Тургеневым, с просьбою напечатать ее. Мы не исполнили бы этой просьбы автора "Накануне", потому что "Письмо провинциала..." слишком взыскательно и односторонне в своих эстетических требованиях; но так как статья г.Басистова дополняет то, что опущено "провинциалом", то мы и решились напечатать их вместе, сделав в некоторых местах свои замеча-ния»[117,1].
Основанием для написания статьи послужила работа М.И.Дарагана «"Накануне" (повесть Г.Тургенева)», напечатанная в «Нашем времени», и анонимная сатирическая статья «старшего чиновника особых поручений» журнала «Искра». М.И.Дараган рассматривал «Накануне», совмещая эстетический и социальный взгляд на произведение. «Идея повести, - писал он, - восходит к речи Тургенева "Дон-Кихот и Гамлет"... автор решил изобразить Гамлета и Дон-Кихота в одно время»[76,133]. Критик «Нашего времени» доказывает ряд положений: «Тургенев издал повесть, задуманную неясно, построенную без плана, написанную небрежно... с самыми мелкими подробностями»[76,138]. Автор «Выдержки из памятной книжки старшего чиновника особых поручений "Искры"» (25 марта 1860г.) обличал нравственную сторону анализа М.И.Дарагана и, шире, всего «Нашего времени».
Эстетика жизни
Как отмечается в наше время, «... семидесятые годы дали образец повышенного интереса читателя к личности художника-творца... До "критически мыслящей личности", способной к анализу фактов политической и духовной жизни страны, стремился поднять себя и "мыслящий" читатель, оглядывающийся на образцы писателей-современников» [108,30]. Почти вся литературная жизнь в это время, как и в предыдущее десятилетие, сосредоточилась в журналах. Большинство своих работ Леонтьев печатает в «Русском вестнике»: «Четыре письма с Афона» (1872), «Восток и славянство» (1875), «Отец Климент Зе-дельгольм» (1879), «Новый драматический писатель» (1879) и другие. Ряд сочинений появляются в «Гражданине»: «Письма о восточных делах» (1882), «Страх Божий и любовь к человечеству» (1882). Несколько статей публикуются в «Московских ведомостях» («Разоренное гнездо» [1882], «Перелом Б.М.Маркевича» [1882], «Епископ Никанор о вреде железных дорог...» [1885]) и правительственной газете «Варшавский дневник» («Еще о Дикарке» [1880], «О всемирной любви»[1880]).
Судя по обилию напечатанных работ, а также по той регулярности, с которой они появляются в умеренно-либеральных журналах, можно говорить о том, что в этот период взгляды Леонтьева на окружающую жизнь сформировались. В немалой степени этому способствовали те духовные перемены, которые произошли с ним в начале 1870-х годов.
В 1871 году в результате внешних обстоятельств (сумасшествие жены, смерть матери) Леонтьев тяжело заболевает, оказывается при смерти. В перерывах между приступами он обращается к иконе Божьей Матери и обещает в случае выздоровления стать монахом. Чудо исцеления произошло1, и вся дальнейшая лшзнь Константина Николаевича стала, по образному выражению К.М.Долгого, «тяжёлым восхождением на Афон» [79,106].
Именно на Афоне Леонтьев начал работу над своим главным философским трудом «Византизм и славянство». Суть концепции «византизма» состояла в следующем. Поскольку в русском народе идея монархической государственности, православия и отказа заботиться о благе земной жизни, составлявшие основу духовной и политической жизни Византии, сильнее других черт, постольку Россия, вопреки распространенному мнению, не Европа, а православный Восток, в этом ее спасение. «Кесаризм византийский, - писал Леонтьев, - опирался на две силы: на новую религию... и на древнее государственное право. Это счастливое сочетание очень древнего, привычного... с самым новым и увлекательным, т. е. с христианством, и дало возможность христианскому государству устоять так долго на почве расшатанной, полусгнившей, среди самых неблагополучных обстоятельств. Кесарей изгоняли, меняли, убивали, но святыни кеса-ризма никто не касался. Людей меняли, но изменять организацию в основе ее никто не думал» [119,V,178]. «Леонтьев, - считает А.К.Голиков, - доказывает, что Россия всем своим историческим развитием обязана не славянофильству, а византизму, который она не только усвоила, но и развила и дополни-ла»[Цит.по: 139,14] . По мнению Леонтьева, «византийство» оказало влияние и на русскую литературу в лице ее лучших представителей: «Скажу лишь мимоходом, что все наши лучшие поэты и романисты: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Кольцов, оба графа Толстые (Лев и Алексей) - заплатили большую дань византизму, той или другой его стороне, государственной или церковной, строгой или теплой...» [119,V,250]. С этой же позиции Леонтьев рассматривает и общественно-политические формирования: славянофилов, западников, консерваторов, позитивистов и народников.
1) «У Леонтьева, - отмечает Е.С.Гревцова, - было своеобразное восприятие славянофильства, складывающееся из собственных религиозных интуи ции» 1,36]. В отдельной статье, посвященной этому вопросу («Славянофильст во теории и славянофильство жизни» [1891]), Леонтьев так обозначит свое от ношение: «Славянофилы всегда стояли горой за Самодержавие. Это прекрасно. Но они ошибочно думали, что этот величественный столп единоличной власти может долго стоять не колеблясь после того, как будут приняты все боковые его опоры, друг на друга столь государственно налегавшие... Не просто продол жать надо дело старых славянофилов; а надо развивать их учение, оставаясь верными главной мысли их — о том, что лам по мере возможности необходи мо остерегаться сходства с Западом; надо видоизменять учение там, где оно было ни с чем не сообразно [119,VII,434]. Между тем, в письме А.Александрову от 12 мая 1888 года Леонтьев признается, что К.С.Аксакова он «совсем не зна ет», а И.В.Киреевского «плохо помнит»[116,400]1. В одной из публицистиче ских работ Леонтьев так определит характер «видоизменил» для себя: «С уче нием Хомякова и Аксакова я был уже давно знаком в общих чертах... Оно каза лось мне и тогда уже слишком эгалитарно-либеральным для того, чтобы дос таточно отделять нас (русских) от новейшего Запада... Со стороны государ ственной меня гораздо больше удовлетворял Катков... со стороны же неистори ческой и внешнежизненной эстетики я чувствовал себя несравненно ближе к Герцену, чем к настоящим славянофилам» [119,VI,335-336].
Эстетическая теория
Характерным явлением для русской литературы середины XIX века было представление «маленьких» или «лишних» героев. В статье «Два графа: Алексей Вронский и Лев Толстой» Леонтьев представляет панораму подобной литературной героики: «Появился Гоголь, - и запретил писать о героях (разве о древних, вроде Бульбы), а о мужиках позволил... разрешил также писать о жалких чиновниках, о смешных помещиках и о чиновниках вредных. Потом прибавился еще к этому так называемый солдатик и в особенности заскорузлый солдатик. Ещё купец-деспот - по образцу Островского - и, наконец, бесхарактерный, вечно недовольный собою, расстроенный "лишний человек" Тургенева...» [119,VIII,265]. Указывая на узость такого представления, Леонтьев предлагает авторам обратиться к философии другого рода, в основе которой будет лежать «барельефное» начало, подводит читателя к мысли о неестественности «униженного» представления. Отметим, что ещё в 1879 году в письме к
Вс.Соловьеву Леонтьев довольно четко определил свою позицию в отношении героя: «Считаю так, что молодой, красивый, храбрый, знатный и богатый воин (да, именно воин) это вечный и лучший идеал человека в земной жизни. Поэт и монах - вот только кто может равняться с воином» [116,238] .
В критических работах 1880-х К.Н.Леонтьев сосредоточивает внимание на герое-воине, а это не столько отважный и смелый человек, сколько человек благородный. Естественно, что «заскоруслый солдатик» не попадает в число избранных, это должен быть дворянин, хранящий аристократические традиции и верный своему долгу. Главным критерием отбора является представление автором «живого» героя, то есть максимально приближенного к реальной («истинной») жизни. В статье «Письмо провинциала к Тургеневу» Леонтьев так объясняет свою позицию в отношении изображения некоторых героев И.С.Тургенева: «Надо их (героев - А.В.) любить, а не уважать; вы не любили Инсарова, вы любили Рудина, и он все озарил вокруг себя... Вы любили Шубина (он нам всем знаком); вы любили автора писем в "Фаусте", Горского ("Где тонко, там и рвется"), и не знаю, зачем вы казните в "Накануне" это изящное, колеблющееся начало. Не подобное ли начало долго было живительным в России?» [119,VIII, 11].
В работе «По поводу моих статей. "Анализ, стиль и веяние"» Леонтьев предполагает «... с этой именно стороны - с житейской, а не с художественной, пересмотреть сызнова всех главных «героев» нашей литературы, начиная от первого живого в ней главного лица, то есть Онегина, до последнего по времени, до Троекурова в "Переломе" Маркевича: Печорина, обоих Адуевых ("Обыкновенная история"), Рудина, Лаврецкого, Базарова и других героев Тургенева, Обло-мова и Райского ("Обрыв"), Калиновича и "Людей 40-х годов" Писемского и, наконец, главных героев гр.Толстого» [114,201]. При этом критик пытается показать, кто из героев полезнее государству, что позволит, по его мнению, определить будущему автору образ «настоящего» героя.
Отметим, что это желание Леонтьев воплотил лишь отчасти. Из намеченных персонажей критик выделил лишь трех «идеальных» героев: А.Вронского, А.Болконского и А.Троекурова, а двум первым дал обстоятельную характеристику. При этом критик ведет анализ по двум критериям: объективной и субъективной поэтичности, под которой подразумевается «живая» художественность, а ее высшим, «истинным» критерием признается понятие «идеальности». Приведем характерный пример: «Вронский поэтичен по внешности; он пред кн.Андреем имеет даже одно преимущество (очень в наш век важное): он гораздо здоровее его и духом, и телом, покойнее, тверже, ровнее; но он тупее Болконского; он несравненно больше его „terre a terre"1. Вронский поэтичен только со стороны, объективно поэтичен; субъективно, умом своим, он не слишком идеален» [119,VIII,263].
Таким образом, под объективной поэтичностью подразумевается внешность героя, уровень его физической силы и здоровья, тогда как умственные способности, умение логически и отвлеченно мыслить входят в область субъективной поэтичности. Объективная сторона идеальности - это взгляд на героя «со стороны» окружающих его персонажей и непосредственно читателя (критика), и, наконец, внутренний мир героя, его патриотические чувства, положительное отношение к славе и религии определяют субъективную идеальность оценки. Леонтьев представляет два вида оценки: художественную, определяющую степень эстетического вкуса («поэтичность») и философскую, основанную на представлении критиком положений «истинного» реализма
Художественная практика
По В.Гумбольдту, одно и то же понятие или суждение можно передать разными способами. Ученый отмечает, что внутренняя форма «отражает своеобразие эмоциональных представлений, выявляет национальные особенности духа народа, образного мышления» [73,432]. Благодаря открытию внутренней формы В.Гумбольдт показал диалектическую связь в языке значения и форм, так как до него ученые относили к форме лишь звуковую материю языка, что не могло быть связано с духом народа. Для Леонтьева важно проследить художественную сторону явления. В этом случае субъектом анализа становится психологически-образное представление (сцепление мыслей и чувств), данное автором, а главными критериями анализа - точность и краткость, «выверенность» психологического приема. «В сфере языка посредством представления, объединяющего чувственную схему и отделяющего предмет от всего остального... уста-новляется внутренняя связь восприятий...», - отмечал А.А.Потебня [163,35].
Рассматривая первые произведения Л.Н.Толстого, славянофил К.С.Аксаков писал: «Анализ графа Толстого часто подмечает мелочи, которые не стоят внимания... Микроскопические явления в душе существуют, но... они делаются решительно неверны, ибо им придан неверный объем, ибо нарушена общая мера жизни, ее взаимное отношение, а эта мера составляет действительную правду» [5,110]. Леонтьев, с высоты 90-х годов, не может согласиться с этим утверждением, «неверный объем» он называет оригинальным: «И еще — одна оригинальная манера автора: приостановив иногда надолго и ход действия и работу своей внешней наблюдательности, раскрывать внезапно пред читателем как бы настежь двери души человеческой и, приставив к глазам его (иной раз чуть не насильно) какой-то свой собственный психический микроскоп, погрузить его (читателя этого) в мир фантазии то наяву, то в полусне, то во сне, то в разгаре сражения, то на одре медленной и кротко-примиряющей смерти» [119,VIII,242].
Рецензируя первые произведения Л.Н.Толстого «Детство» и «Отрочество», «Военные рассказы», Н.Г.Чернышевский выделял общие принципы «диалектики души»: а) изображение внутреннего мира человека в постоянном движении, противоречии и развитии; б) интерес Толстого к переломным, кризисным моментам в жизни человека; в) событийность (влияние событий внешнего мира на внутренний мир героя) [236,430]. При разработке «внутреннего психического строя» Леонтьев следует за «революционным демократом», но в рамках «барельефного» представления придает им оттенок научности: а) «психомеханика»; б) «уровни мыслей и чувств»; в) «последовательность мыслей и чувств». Рассмотрим леонтьевские принципы структурного анализа.
Первый из них определен Леонтьевым как «последовательность мыслей и чувств». «Чувства наши подготовлены, - пишет критик, - чужая мысль поражает нас сильно; и воля наша приводит эту мысль в исполнение» [119,VIII,253]. В данном суждении Леонтьев, с точки зрения персонажа, выявляет определенную «последовательность мыслей и чувств»: наши чувства - чужая мысль - наша воля1. С точки зрения собственно критической представлено поэтапное развитие анализа: а) определение психологических характеристик персонажа - анализ внутренних ощущений; б) поиск и определение внешнего фактора; в) причинно-следственное действие. Рассмотрим примеры.
Причинно-следственное действие: самоубийство Вронского.
Леонтьев: «Вронского унизила перед некрасивым, старым, прозаическим мужем любимая женщина на одре всеми ожидаемой смерти. И вспомним еще, что незадолго перед этим Вронский, как нарочно, в первый раз в жизни сам в себе усомнился, сам себе не понравился, вследствие знакомства с одним иностранным принцем. Принц надоел ему своим тонким и глубоким высокомерием, и в неприятных ему чертах этого высокопоставленного иностранца он увидел в увеличительное стекло свои собственные черты и воскликнул: "Глупая говядина! Неужели я такой?" И вот, когда Анна после этого заставила его просить прощения у Каренина, - он застрелился без долгой борьбы» [119,VIII,247]. В данном фрагменте критического суждения Леонтьева можно выделить два внешних фактора: внешний социальный, основанный на противопоставлении (любимая женщина - старый муж - унижение) и внешний индивидуальный, основанный на градации (черты принца - увеличительное стекло - собственные черты). «Последовательность мыслей и чувств» формируется на приеме градации негативного оттенка (глупая говядина - унижение) и приводит героя к решению покончить жизнь самоубийством . «Эта психологическая особого рода подготовка Вронского к попытке самоубийства до того изумительно верна и в то же время оригинальна; она представляет собою такой правильный tour de force2 таланта, что за ней, пожалуй, можно признать чисто-научное достоинство», - утверждает Леонтьев [119,VIH,247]. «Неудачный опыт стреляния в себя, произведенный Вронским, - писал А.Станкевич, - представляется нам мелодраматическим эффектом, отсутствие которого нисколько не повредило бы достоинству романа и автора» [192,800]. Леонтьев словно не видит того, что опыт Вронского оказался неудачным. Для него важна психологическая подготовка, приведшая героя к результату. Тем более он не мог признать его «мелодраматическим эффектом», так как борьба чувств, сила страсти должна иметь разрешение в трагическом конфликте. В этом отношении попытка самоубийства Левина оказывается, по Леонтьеву, гораздо ниже решимости Вронского.
