Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. «Петербургский период творчества Г. В. Иванова: мир сквозь призму искусства 11
1.1. Стилизация и «стильность» в книге «Отплытье на о. Цитеру» 11
1.2. Герой-маска в книге «Горница» 31
1.3. Сборник стихов «Вереск» как отражение акмеистической ориентации поэта 49
ГЛАВА II. Творчество Г. В. Иванова 30-40-х годов: «чудная музыка» и «мировое уродство» 68
2.1. Поэзия Г. Иванова конца 20-30-х годов («Розы» и «Отплытие на остров Цитеру») 68
2.2. «Портрет без сходства» - попытка саморефлексии 101
2.3. «Rayon de rayonne»: поэтика абсурда 130
ГЛАВА III. Стихи 1950-х годов: исповедь-самоотчет 148
3.1. «Дневник» как воплощение трагической нелепости жизни 151
3.2. «Посмертный дневник» как итоговая книга поэта 177
Заключение 195
Список использованной литературы 211
- Стилизация и «стильность» в книге «Отплытье на о. Цитеру»
- Поэзия Г. Иванова конца 20-30-х годов («Розы» и «Отплытие на остров Цитеру»)
- «Rayon de rayonne»: поэтика абсурда
- «Дневник» как воплощение трагической нелепости жизни
Введение к работе
Отечественное литературоведение обратилось к изучению творчества Г. В. Иванова не слишком давно. Выход каждой из его петербургских поэтических книг сопровождался рецензиями подлинных мастеров стиха - А. Блока, Н. Гумилева, В. Ходасевича и других. Эмигрантское творчество поэта также вызывало пристальное внимание современников. Обилие откликов на стихи и прозу Г. В. Иванова стало основанием для наблюдения Е. Витковского: «отзывов на его книги имеется куда больше, чем нужно было бы для анализа самому дотошному исследователю». Однако после смерти Г.В.Иванова в 1957 году поток литературоведческих статей, посвященных его творчеству, постепенно прекратился. Долгое время это имя оставалось совершенно неизвестным широкому читателю, было представлено лишь отдельными упоминаниями в воспоминаниях современников (Г. Адамовича, Ю. Анненкова, И. Одоевцевой, К. Померанцева). Интерес к нему возник в начале 1990-х годов: в 1993 году было издано трехтомное собрание сочинений поэта, и ученым, как и широкому кругу читателей, стали доступны его произведения в достаточно полном объеме. Изучение наследия Г. В. Иванова прошло несколько этапов. Первоначально появилось множество газетных и журнальных статей, носящих характер вступлений к подборкам стихов, разнообразных отзывов на поэтические сборники; работ, содержащих наблюдения над отдельными компонентами художественного мира его лирики. К таким работам можно отнести, например, статью И. Прохоровой «Когда б вы знали, из какого сора...», Е. Сергеевой «Особенности словоупотребления в раннем творчестве Г. Иванова», А. Аксеновой «Метафизика анекдота, или Семантика лжи» и другие. Очень многие из таких исследований носили обзорный характер (например, статьи В. Богословского, Г. Давыдова, Б. Евсеева, Л. Миллер, С. Пинаева, В. Цыбина, М. Шаповалова), вызванный необходимостью познакомить читателя с жизненным и творческим путем поэта. И только после этого стали появляться серьезные работы, затрагивающие вопросы поэтики, эстетики, философии Г. В. Иванова. Его творчество привлекло внимание таких исследователей, как А. Арьев, Н. Богомолов, Е. Витковский, В. Смирнов, А. Соколов, Р. Тименчик и др. Наиболее активно исследовалось эмигрантское творчество поэта: книги стихов «Розы», «Портрет без сходства», «Дневник» изучались преимущественно в историко-литературном и культурологическом аспектах. В последние годы среди исследователей возник интерес к раннему творчеству поэта: рассматриваются проблемы преемственности и влияния на его творчество различных литературных и художественных школ, своеобразие поэтической реализации культурных знаков и кодов в творчестве поэта.
На сегодняшний день существуют две монографии, рассматривающие творчество Г. В. Иванова. Первая - это работа В. Крейда «Петербургский период Г. Иванова» (Tenaflay, 1989), в которой он подробно прослеживает творческую биографию поэта до отъезда за границу, предлагает целостный анализ книги «Сады» и сборника «Лампада». В книге уделяется много внимания окружению поэта, характеристике атмосферы эпохи. На том этапе изучения творчества Г.В. Иванова это было очень важно, так как его биография изучена слабо. Вторая - книга Т. Данилович «Культурный компонент поэтического творчества Г. Иванова» (Минск, 2000). Автор книги рассматривает поэзию Г. В. Иванова как пример равноценного претворения в творчестве материала действительности и культуры, раскрывает своеобразие поэтической реализации культурных знаков и кодов в творчестве поэта, зависимость их трактовки от эволюции его художественно-философской концепции.
Творчество Г. В. Иванова исследуется в ряде зарубежных и отечественных диссертаций. Первое из написанных о поэте зарубежных исследований (И. Агуши «Поэзия Г. Иванова» (1970)) посвящено русской поэтической традиции в лирике Г. Иванова. В нем выявляются сквозные образы, общие для творчества Г. Иванова и лирики М. Кузмина, А. Блока, И. Анненского, исследуется схожесть и индивидуальность их трактовок. И. Агуши отмечает мелодичность как доминанту зрелого творчества поэта, одной из первых подчеркивает преемственность позднего Иванова раннему (показатель - чувство пропорции, меры)
Первая отечественная диссертация Алековой Е. А. («Поэзия Георгия Иванова периода эмиграции (проблема творческой эволюции» (1994)) направлена на изучение развития тенденции «аскезы» в творчестве поэта, понимаемой диссертанткой как волевой отказ от многообразия и подчинение одной эмоционально-психологической доминанте - отчаянью, духовное усилие над собой в сторону простоты и обнищания. Основное направление эволюции поэзии исследовательница представляет как движение от условного «классицистического» реализма к подлинному реализму переживания. Работа Ивановой И. Н. «Ирония в художественном мире Георгия Иванова» (1998) сосредоточена на эволюции иронии в художественном мире поэта, творческий путь которого рассматривается как движение от модернизма к постмодернизу. Кузнецова Н. А., автор диссертации «Творчество Георгия Иванова в контексте русской поэзии первой трети XX века» (1999), прослеживает развитие концепции жизни и смерти в творчестве Г. Иванова и обосновывает единство его поэтического мира; исследует «диалог» поэзии Г. Иванова с другими поэтическими мирами (И. Анненский, А. Блок, Г. Адамович, В. Ходасевич, Б. Поплавский). Интересно исследование Хадынской А. А. «Экфразис как способ воплощения пастораль-ности в ранней лирике Георгия Иванова» (2004), выявляющее пасторалыюсть как единое умонастроение, объединяющее ранние сборники поэта в идейно-тематическое единство Диссертантка определяет своеобразие поэтики экфрази-са у Г. Иванова как способа воплощения пасторального начала в рамках «усадебного текста»; изучает механизм его функционирования в ряде интерпретаций поэтом творчества отдельных художников. Еще в одной работе, также посвященной «петербургскому» периоду творчества Г. Иванова (Якунова Е. А. «Своеобразие художественного мира ранней лирики Г. Иванова» (2004), рассматриваются составляющие художественного мира поэта: параметры пространства и времени в лирических текстах, предметная организация художественного мира стихотворений Г. Иванова, художественно-колоративная система его произведений; авторская архитектоника поэтических сборников, наличие/отсутствие лирического героя. Это, пожалуй, единственное исследование, где делается попытка целостного анализа раннего творчества поэта. Трушкина А. В. («Особенности поэтического мира Георгия Иванова 1920-50-х годов» (2004)) рассматривает эмигрантскую лирику поэта с позиций выражения в ней антиномичности, вызванной тяготением к дуалистическому видению мира, описывает оппозиции, организующие картину мира в стихах, исследует типы авторской эмоциональности, предпринимает обзорный анализ сквозных мотивов и образов творчества Г. Иванова («Русская тема», образ зеркала, тема искусства, «пушкинская тема» и др.)
Главы, посвященные творчеству Г. Иванова, можно найти в трудах обобщающего характера. Так, М. Рубине «Пластическая радость красоты: Экфразис в творчестве акмеистов и европейская традиция» (СПб, 2003) и В. Заманская «Русская литература первой трети XX века: Проблема экзистенциального сознания» (Магнитогорск, Екатеринбург, 1996) вписывают творчество Г. В. Иванова в контекст проблем и исканий времени.
Все исследователи отмечают значительность и яркость дарования Г. В. Иванова, говорят о существенном вкладе, внесенном этим поэтом в развитие русской и, шире, мировой литературы. Удивительна созвучность его поэтических исканий процессам, происходящим в литературе рубежа XX-XXI веков: разрушение прежней картины мира, переосмысление принципов создания классического искусства и его взаимоотношений с действительностью, интертекстуальность как ведущий прием в создании произведений - все эти характеристики постмодернистской литературы, уже присущие, в той или иной мере, творчеству Г. Иванова, делают его творчество актуальным для осмысления судеб русской поэзии в XX веке.
Однако, исключая работы Е. А. Якуновой (прослеживающей эволюцию петербургского творчества) и Е. А. Алековой (посвященной проблеме эволюции творчества эмигрантского), обращения к лирике Иванова носят «частный» характер: как правило, исследователями рассматриваются только отдельные аспекты (аскеза и ирония как свойства мироощущения; жанр экфразиса; перечисляются излюбленные образы, которые переходят из ранней в позднюю поэзию; упоминается о дуалистичности мира, рассматриваются отдельные темы (например, семантика театральных, архитектурных и живописных образов в лирике Г. В. Иванова). Однако многие аспекты художественного мира поэта все еще остаются освещенными только на уровне отдельных замечаний ученых. До сих отсутствуют работы, в которых творчество Г. В. Иванова рассматривалось бы целостно, в динамике; не восстановлена единая картина творческой эволюции Г. В. Иванова, охватывающая как русский, так и эмигрантский периоды, которая позволила бы глубже, точнее уловить существо творческой индивидуальности поэта.
Названными выше причинами обусловлена актуальность представленного исследования.
Научная новизна исследования.
На сегодняшний день существуют две полярные точки зрения на логику творческого пути Г. В. Иванова. Согласно первой точке зрения, эмиграция и последующие жизненные обстоятельства стали для него шоком, превратившим второстепенного стихотворца в настоящего поэта. Сторонниками этой точки зрения являются Ю. Иваск, В. Марков, О. Нечаева, ее разделяли и многие современники Г. Иванова. Вторая группа исследователей полагает, что никакого особенного водораздела между Г. Ивановым «петербургским» и Г. Ивановым «эмигрантским» не было; творчество поэта целостно, уже в ранних стихах проявилось все то, что позже сделало его «первым поэтом русского зарубежья». Поддержанное авторитетом В. Крейда и И. Агуши, это убеждение стало преобладающим в настоящее время. Этой точки зрения придерживаются Е. Алекова, И. Иванова, Н. Кузнецова, А. Трушкина. Однако внимание исследователей сосредоточено, как правило, только на одном из периодов творчества. Новизна нашего исследования состоит в попытке впервые рассмотреть творчество Г. В. Иванова целостно, последовательно характеризуя этапы, что позволит прояснить спорный вопрос о «революционном» или «эволюционном» характере изменений в творчестве поэта.
Гипотеза нашего исследования заключается в следующем: эволюция творчества поэта движется в направлении возрастания личностного начала и степени оригинальности от подчеркнуто-бессубъектных, подражательных стихов к итоговой лирической книге-дневнику, ставшей одним из уникальных явлений русской поэзии. Основные темы и образная система поэта остаются константными, но решение тем, семантическое наполнение образов, жанровый состав, функции интертекстуальности претерпевают существенные изменения.
Предмет исследования - поэтическая система Г. В. Иванова, взятая в аспекте ее эволюции. Различные периоды творчества поэта рассматриваются в диссертации по следующим параметрам: архитектоника книги/сборника, поэтический мир (пространственно-временной континуум, ключевые образы, ведущие мотивы), эмоциональная атмосфера, жанровые доминанты, субъектная организация, функции интертекстуальности.
Объект исследования - поэтические книги Г. В. Иванова «Отплытье на о. Цитеру», «Горница» и сборник стихов «Вереск», написанные в «петербургский» период творчества, а также эмигрантские книги и сборники стихов «Розы», «Отплытие на остров Цитеру», «Портрет без сходства», «Дневник» и «Посмертный дневник». Главная цель работы - выявление константных и динамичных элементов в поэтической системе Г. Иванова, характеризующих основные векторы развития его творчества и вместе с тем выявляющих глубинное зерно его идивиду-альности.
Достижение указанной цели подразумевает решение ряда задач:
• проанализировать пути осмысления писателем проблемы художественного творчества, соотношения искусства и действительности;
• выделить основные структурообразующие элементы поэтики Г. В. Иванова, выявляющие динамику мировоззрения;
• рассмотреть структуру поэтического мира, выстраиваемого Г. Ивановым на разных этапах его творчества;
• проследить эволюцию субъектных форм выражения авторского сознания в их соотнесенности с основными составляющими поэтики;
• выявить специфику интертекстуалыюсти в разные периоды творчества поэта, проследить эволюцию ее функций.
Методологические принципы исследования.
Выбор методологии исследования обусловлен своеобразием эстетических принципов и динамикой мироотношения Г. В. Иванова: историко-литературный подход и структурно-семиотические методы исследования дополняются принципами жанрового, мотивного, интертекстуального анализа, приемами из области стиховедения. Особое значение при работе над темой диссертационного исследования для нас имели труды Б. О. Кормана и С. Н. Бройтмана, рассматривающие формы выражения авторского сознания в лирике, труды С. И. Ермоленко и О. В. Мирошниковой, посвященные жанровым процессам в поэзии, труды Б. М. Гаспарова и И. В. Силантьева по теории мотива, исследования в области интертекстуальных взаимодействий (А. К. Жолковский, В. Ф. Марков, Е. А. Козицкая, Ю. И. Левин). Мы опирались на утвердившееся в современном литературоведении представление о системном и многоуровневом строении художественного произведения (Н. Л. Лейдерман, Н. Д. Тамарченко, В. И. Тюпа, Е. Фарыно и др.). Положения, выносимые на защиту:
1. Несмотря на образные и тематические переклички в стихотворениях раннего и эмигрантского творчества Г. В. Иванова (устойчивые мотивы звезд, роз, тема смерти, мотив игры и др.), его эмигрантская лирика коренным образом отличается от лирики петербургской.
2. Основным направлением, в котором совершалась эволюция творчества Г. В. Иванова, явилось возрастание личностного начала и изменение самого качества лиризма: чувство гармоничной самодостаточности поэта сменяется безысходным отчаянием человека. Это обусловило специфику изменений всех элементов поэтической системы: структуры поэтического мира, жанровой доминанты, системы мотивов, особенностей стиховой формы. Факторы, обусловившие трансформацию поэтической системы Г. Иванова, лежат в плоскости конкретно-исторической действительности: те социальные и культурные катастрофы (две мировые войны, революция и эмиграция), которые выпали на долю поколения поэтов, начинавших свое творчество еще в «серебряном веке».
3. Именно форма итоговой лирической книги-дневника, ставшая оптимальным выражением экзистенциального сознания поэта, его стремления дойти в своей исповеди-самоотчете до самых глубин своей души, сделала Г. В. Иванова одним из самых значительных и оригинальных поэтов русского зарубежья.
4. При том, что представление о соотношении жизни и поэзии существенно менялось у Г. Иванова в разные периоды его творчества, идея вечности, неуничтожимости самой поэтической субстанции оставалась неизменной даже в условиях «мирового безобразия» и перед лицом личной смерти. Эта идея, восходящая еще к акмеистическим установкам раннего Г. Иванова, обусловила суть трагедии поэта в мире, которому не нужна поэзия.
Практическая значимость исследования заключается в том, что материалы исследования могут быть использованы при разработке школьных и вузовских курсов по истории русской литературы рубежа XIX-XX веков и литературы русского зарубежья, в спецкурсах и спецсеминарах по поэзии Серебряного века и лирике 50-х годов XX века.
Апробация работы. Отдельные положения диссертационного исследования излагались на следующих конференциях: «Филологический класс: наука 10 вуз - школа» (Екатеринбург, УрГПУ, 1996,1999,2000); «Актуальные проблемы филологического образования: наука - вуз - школа» (Екатеринбург, УрГПУ, 2001); «Четвертые филологические чтения «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении» (Новосибирск, НГПУ, 2003); «V Веселовские чтения «Проблема взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма» (Ульяновск, УлГПУ, 2003); II Международная научная конференция-круглый стол «Проблема трасформации и функционирования культурных моделей в русской литературе» (Томск, ТГПУ, 2005); Международные научно-литературные Чтения, посвященные 150-летию со дня рождения И. Ф. Анненского (Москва, Литературный институт им. А. М. горького, 2005); Всероссийская научная конференция «Система и среда: Язык. Человек. Общество» (Нижний Тагил, НТГСПА, 2005). Всего по теме диссертации опубликовано 13 работ.
Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.
Стилизация и «стильность» в книге «Отплытье на о. Цитеру»
Г. В. Иванов «официально» пришел в литературу очень рано. Впервые его стихи были опубликованы в 1910 г., когда юноше не исполнилось еще и 16 лет. В 1912 г. выходит его первая книга стихов «Отплытье на о. Цитеру», за ней следует «Горница» (1914), «Вереск» (1916), «Сады» (1921) и «Лампада» (1922).
Оговоримся сразу, что «Лампада» не будет нас интересовать, так как она представляет собой сборник стихов, составленный из произведений, входящих в предыдущие книги. Из раннего творчества поэта наиболее исследована книга «Сады», анализу которой немало места уделили В. Крейд, Е. А. Алекова, Н. А. Кузнецова, Н. А. Якунова и другие, поэтому мы только упомянем о ней в нашем исследовании, а более подробно остановимся на других книгах поэта.
Время, когда Г. В. Иванов приходит в литературу, характеризуется разнообразием творческих манер, эстетических взглядов, тем и идей, спорами об искусстве, его функциях и месте в жизни человека и общества.
К сожалению, информация о личной жизни Г. Иванова этого времени скудна. Как правило, исследователи опираются на воспоминания Ирины Одо-евцевой - жены поэта, «полубеллетристические фельетоны» «Петербургские зимы» и «Китайские тени» самого Г. В. Иванова, немногочисленные воспоминания современников, работы В. Крейда. Из них мы узнаем, что после смерти отца в соответствии с его желанием мальчика отдали во Второй петербургский кадетский корпус. Там еще совсем юный Георгий интересуется современной поэзией, знакомится с нашумевшей книгой Городецкого «Ярь», пробует творить сам. В 1909 году детские стихи пятнадцатилетнего кадета обратили на себя внимание изобретателя мистического анархизма Георгия Чулкова, и последний становится литературным опекуном начинающего поэта; вероятнее всего, именно он знакомит Георгия Иванова с М. Кузминым, приводит его на «башню» к Вяч. Иванову, представляет Блоку. По версии, изложенной в «Петербургских зимах», началом «настоящей» литературной деятельности Г. В. Иванова стало его знакомство со «Студией импрессионистов». Литературные симпатии и эстетические ориентиры Г. Иванова к этому времени еще не определились, кроме способности различать «современное» в поэзии от «несовременного», вкус, который в скором времени окажется главным критерием его литературных оценок, все еще был неустойчив и переменчив. И внешний вид, и содержание книги его «потрясло», показалось «ультрасмелым и ультрапрекрасным». Редактор «Студии импрессионистов», «господин К.» в отличие от журнала «Нива» высоко оценил «десяток буро-лиловых стихотворений без определенного размера», присланных начинающим поэтом и пообещал напечатать их в первом же номере. Так состоялся литературный дебют Георгия Иванова [80, С. 641]. Этот же редактор (под буквой «К.» зашифрован Кульбин Николай Иванович, медик, театральный деятель, художник, литератор, принимавший активное участие в литературной деятельности футуристов) [102, С.641], способствовал знакомству Г. Иванова с другими футуристами: Велимиром Хлебниковым, Алексеем Крученых, братьями Бурлюками, Игорем Северяниным, Граалем Арельским, Константином Олим-повым, Е. Гуро, Николаем Евреиновым. Первая книга стихов Г. В. Иванова -«Отплытье на о. Цитеру» - вышла в самом конце 1911 года в футуристическом издательстве «Ego».
Как правило, ранние книги Г. Иванова имеют подзаголовок, организующий, направляющий читательское восприятие (например, «Поэзы. Книга первая» - подзаголовок «Отплытья на о. Цитеру»; «Горница», «Вереск», «Сады» определены соответственно как «Книга стихов», «Вторая книга стихов» и «Третья книга стихов», а «Лампада» получила определение «Собрание стихотворений»).
В заглавии своего первого поэтического опыта Г. В. Иванов обозначил творческую ориентацию, связь с футуризмом («поэзы» - излюбленный жанр Игоря Северянина) и определение «книги». Создание культуры книги стихов как художественной целостности занимало в начале века многих поэтов и литературоведов. «Поэты Серебряного века, вслед за поэтами второй половины века XIX, создававшими преимущественно «итоговые книги» (терминологическое сочетание, принадлежащее О.В.Мирошниковой), не просто издавали сборники стихов, а мыслили циклами и книгами. Отношение к книге как "воплощенному миросозерцанию" было свойственно К. Бальмонту, В. Брюсову, А. Блоку, А. Белому, М. Цветаевой и другим поэтам» [25, С. 18].
«Отплытье на о. Цитеру» представляет собой системное образование, проецирующее индивидуальный художественный мир поэта. Целостность «От-плытья...» отмечал еще Вадим Крейд, посвятив часть своей статьи «Георгий Иванов в литературной жизни 1910-1913 годов» анализу полиреферентного плана. Книга состоит из 40 стихотворений, большинство из которых (за исключением пяти) написаны в 1911 году. Она имеет символическое заглавие; включает 4 раздела (каждый раздел имеет свою собственную микротему внутри макротемы книги), названия которых образуют с заглавием единый смысловой комплекс, имеющий свое движение («Любовное зеркало» (11 стихотворений), «Клавиши природы» (12 стихотворений), «Когда опадают листья» (10 стихотворений), «Солнце Божие» (4 стихотворения)); предпосланный эпиграф из стихов Ф. Сологуба и ряд посвящений (И. Северянину, Граалю Арельскому, М. Кузмину, А. Д. Скалдину, В. Н. Гудим-Левкович - поэтам, принадлежащим, по мнению автора, к близким ему литературным направлениям); пролог и эпилог (не включенные в разделы), «не идентичные, но очень близкие по размеру и тематически перекликающиеся» [98, С. 164]. Та же мысль звучит в работе Е. Н. Якуновой, которая считает, что «это издание задумывается автором именно как Книга, то есть комплекс взаимосвязанных текстов, в которых отражены взаимоотношения поэта и мира, специфика миропереживания лирического героя» [215, С.8]. Характеристику архитектоники книги, данную В. Крейдом, она дополняет наблюдением, что разделы «Отплытья...» объединены лирической темой любви, но в «Любовном зеркале» это любовь к придуманному поэтом галантному миру; в «Клавишах природы» - к тайне жизни, природы, бытия; в «Когда падают листья» - к определенному, явно предпочитаемому поэтом времени года - осени; в «Солнце божием» - к Господу.
Поэзия Г. Иванова конца 20-30-х годов («Розы» и «Отплытие на остров Цитеру»)
В 1922 г. Г.В.Иванов уехал из России навсегда. Этот год был «поворотным» в жизни русской интеллигенции. До него, по словам Г. Иванова, «в Петербурге возможна была та своеобразная литературная духовная жизнь, о которой вспоминаешь теперь с волнением и грустью, от которой осталось ощущение - нет, не гнета, - напротив, какой-то «астральной» свободы. Но осенью 1922 года явно пришел конец всему этому» [77, С.414-415]. Одних к этому времени выслали, другие (в том числе и Г. Иванов) принялись хлопотать об отъезде сами. Хлопоты эти были успешны, и уже в октябре 1922 г. поэт был в Берлине, а затем переехал в Париж. Отъезд в эмиграцию не просто лишил поэта родины, России, он вырвал его из культурного контекста, в котором Г. Иванов существовал до сих пор.
Все критики, оценивающие раннее творчество Г. В. Иванова, единодушно сходились на том, что он - поэт «петербургский». Для него, как и для героя его романа «Третий Рим», «с детства понятие «Россия» целиком покрывалось понятием «Петербург» [84, С.36]. Этот город всегда занимал совершенно особое место в сознании творческой интеллигенции к. XIX - н. XX вв. ВіН.Топоров отмечал, что «именно в этом городе сложность и глубина жизни -государственно-политической, хозяйственно-экономической, бытовой, относящейся к развитию чувств, интеллектуальных способностей, идей, к сфере символического и бытийственного, - достигла того высшего уровня, когда только и можно надеяться на получение подлинных ответов на самые важные вопросы» [181, С.319]. Г. Иванов времен «Горницы» и «Вереска» еще не искал ответов на «самые важные вопросы», однако Петербург был для него средоточием русской культуры и, шире, центром Вселенной, средоточием мироздания [24, С. 139-149]. Разлука с Петербургом оказала сильное влияние на мироощущение поэта. Сам Г. Иванов признает, что казавшееся прежде мелочами и пустяками, было на самом деле «тем воздухом, которым дышало целое поколение деятелей русского искусства. Как был живителен этот воздух и как нам его теперь недостает, знает каждый поэт или художник, когда-то им дышавший» [80, С.222].
Кроме недостатка «живительного воздуха» Петербурга и России, Г. В. Иванова не могло, нам кажется, не коснуться чувство разочарования в своих ожиданиях при встрече с Европой, которое, как отмечают многие исследователи и непосредственные участники событий, переживало молодое поколение эмиграции. Ю. Фельзен писал, что «люди интеллектуально-творческого склада, бежавшие из советской России, непосредственно не столкнулись с той Европой, какая им когда-то мерещилась, с Европой духовных поисков и непрерывных творческих достижений - для них реально существуют, за самым редким исключением, лишь средние немцы и французы, тяжелый труд, непосильные заботы, скучное серое мещанское окружение...» [190, С.154-159].
В этот период материальное положение поэта было более благополучным, чем у большинства эмигрантов: отец Ирины Одоевцевой регулярно снабжал их деньгами. Однако психологически ему было так же тяжело, как и остальным. Психологический дискомфорт выразился в довольно длительном творческом молчании. Почти полное отсутствие публикаций с конца 1921 по 1926 годы в сочетании с немногими сохранившимися «очень короткими» стихотворениями (Г. Мосешвили, например, отмечает, что стихотворения в одно четверостишие для Г. Иванова не характерны, они появлялись у него или накануне периодов молчания, или при выходе из них [130, С.608]) подтверждает, что в это время в Париже поэт пережил период внутренних поисков.
В 1931 году в парижском издательстве «Родник» выходит первая книга стихотворений поэта, написанных в эмиграции. Она носит название «Розы».
«Розы» - наиболее известная из прижизненных поэтических книг Г. Иванова. В нее вошло 41 стихотворение, абсолютное большинство которых было опубликовано в парижских периодических изданиях в 1927-1930 годах, только три стихотворения достоверно могут быть отнесены к допарижскому творчеству поэта.
В 1937 году вслед за «Розами» выходит сборник стихов, название которого почти полностью повторяет название самой первой книги Г. В. Иванова - «Отплытие на остров Цитеру». Названия отличаются несколькими незначительными нюансами: вместо географического обозначения «о. Цитера» проставлено «остров Цитера», исчез и манерный мягкий знак в слове «отплытие». Это - единственная прижизненная книга «Избранного» поэта. При работе с этим сборником мы столкнулись с текстологической проблемой. «Отплытие на остров Цитеру» в оригинале состояло из трех разделов. Первый был составлен из новых стихов (все они были напечатаны ранее в периодике), второй представляет собой почти полное переиздание «Роз» (без четырех стихотворений). Сведений о том, какие стихотворения входили в третий раздел, практически нет. Единственная информация - упоминание В. Крейда о том, что поэт включил в него любовную лирику, входившую в состав «Садов» [109, С. 118]. Поэтому мы хотим сразу же оговориться, что в нашей работе мы называем "Отплытие на остров Цитеру" только первый раздел сборника, опираясь на трехтомное собрание сочинений Г. Иванова [83].
В эмиграции Г. В. Иванов продолжает традицию давать своим книгам стихов метафорические названия.
Практически одинаковое название, данное поэтом двум сборникам (самому первому на его творческом пути и первому избранному собранию стихов, написанных в эмиграции) подчеркивает значение первого шага, начала нового этапа существования поэзии Иванова и оттеняет различия, произошедшие в мироощущении и поэтическом мире автора. Метафорический смысл названия дополняется аллюзией на биографические события, «остров Цитера» становится воплощением образа чужбины, куда вынужден отправиться автор. Эта подмена создает ощущение горькой иронии, окрашивающее весь сборник.
Образ роз появляется в последней петербургской книге стихов Г. В. Иванова - «Сады», и по наблюдению Е. А. Алековой, «как бы обрамляет ее второе издание», употребляясь «рядом с романтическим эмоциональным и лексическим "реквизитом": Востоком, Шотландией, любовью, увяданьем и смертью»: роза растет над гробницами и могилами, высохла в книге Гофмана, является метафорой вянущей героини. Однако сама роза не подвержена смерти [12, С.89]. В «Розах» образ этого цветка встречается в восьми стихотворениях; он появляется в первом и последнем стихах, способствуя созданию кольцевой композиции книги. В двух случаях («Когда-нибудь и где-нибудь...» и «Грустно, друг, все слаще, все нежнее...») сохраняется значение розы как спутницы смерти (подробнее мы скажем об этом позже). Однако в других случаях она приобретает иное семантическое наполнение, выступает наряду с закатом и звездами знаком чистой и щемящей красоты мира, которой суждено погибнуть.
«Rayon de rayonne»: поэтика абсурда
«Rayon de rayonne» - второй раздел вышедшего в 1950 году сборника стихов Г. В. Иванова «Портрет без сходства», повторенный и расширенный в сборнике стихотворений поэта «1943-1950. Стихи». В него вошли стихотворения, написанные предположительно с 1949 по 1955 годы.
Главная проблема, рассматриваемая Г. В. Ивановым в этом разделе -судьба искусства в современном мире. Эта проблема волновала в то время не одного поэта. В результате глубокого переосмысления опыта фашистского режима в Германии складывается фундаментальная критика культуры Т. Адорно. Его эстетические воззрения характеризует идея искусства как отрицания «тотально отчужденного» позднебуржуазного общества. По его мнению, подлинное искусство борется с цивилизацией «от имени бессознательного», которое та подавляет. Т. Адорно говорит о парадоксальной природе искусства, утверждающего себя только в процессе сознательного саморазрушения и обретающего возрождение в отрицании, сомнении и вечных поисках нового [9]. Идеи, высказываемые философом и литературоведом, перекликаются с принципами, развиваемыми Г. В. Ивановым.
«Rayon de rayonne» - это, по существу, цикл стихов. Он представляет собой уникальное явление в творчестве поэта. Во-первых, это единственный раздел, название которого представляет собой каламбур, да еще и на французском языке. Во-вторых, единственный раз Г. В. Иванов пронумеровал стихотворения, вошедшие в него.
Перевод названия раздела приводит в Комментариях к собранию сочинений Г. В. Иванова Георгий Мосешвили, отмечая, что это французское название - каламбур в духе сюрреализма, имеющий буквальное значение «отдел искусственных тканей» (в магазине). Исследователь приводит также перевод, данный О. П. Кольцовой. Так как слово rayon имеет также значение «луч», то, по созвучию двух слов, получается что-то вроде «неон в нейлоне» [130, С.612].
Однако Г. Мосешвили не пытается как-то истолковать название, данное поэтом второму разделу книги стихов, объяснить подобный выбор. Обратимся к глубинному смыслу, заключенному, как нам кажется, в этом каламбуре. Оба значения содержат в себе указание на некую искусственность помещенного в данный раздел. Особенно ярко это значение акцентирует первый вариант перевода: «Отдел искусственных тканей», то есть собрание чего-то созданного, изобретенного специально, неестественного (в значении «не природного, искусственно полученного»). Эта же семантика проступает и в формуле «Неон в нейлоне», ее аккумулируют образы нейлона, то есть той же искусственной ткани, и неона, то есть искусственного света. Однако смысловое наполнение второго варианта не исчерпывается семантикой искусственности, он заключает еще одно важное направление - образ луча, неона, хотя и искусственного, но света. Этот оттенок смысла дает нам право говорить о некой важной для поэта мысли, пронизывающей раздел: абсурд, искаженность, приземленность -единственный путь к правде.
Поэтический мир первых эмигрантских сборников стихотворений Г. В. Иванова можно условно определить цитатой из его стихотворения: «мир печальный и прекрасный». Он отразился в сборниках стихов «Розы» (1931) и «Отплытие на остров Цитеру» (1937).
В 1938 году выходит лирическая поэма Г. В. Иванова «Распад атома», отразившая квинтэссенцию сегодняшнего миропонимания поэта. Поэт дает ему емкое метафорическое определение - «Мировое уродство».
«Распад атома» - это своего рода манифест, раскрывающий систему эстетических отношений к действительности Г. В. Иванова 30-х годов (которая практически не изменится до самой смерти поэта), так сказать, теоретическая экспликация модели мира, охватывающая пространственную организацию, этику, искусство, мораль. Она включает несколько основных положений. Первое, что мы отмечаем, - изменение пространственной организации мира. В петербургском творчестве мир четко организован, подобно строгой линейной планировке самого Петербурга с его прямыми и симметричными проспектами, прямыми углами, регулярными парками. В «Розах» и «Отплытии на остров Цитеру» мир теряет свои четкие границы, становится туманным и расплывчатым, исчезает вещественность и материальность. В «Распаде атома» мир - это спираль, уходящая в бесконечность, по которой в хаотическом беспорядке несется все прекрасное и все безобразное в традиционном понимании, что есть в жизни. Прекрасное и безобразное приравнивается друг к другу, теряют свое этическое наполнение, так как и то, и другое -бессмысленно.
Мировое уродство существует по своим собственным законам. В нем законы жизни тесно переплетены с законами сна, что дает искажающую перспективу мира. Первый закон мирового уродства - к правде можно приблизиться только через искажение: «Все нереально, кроме нереального, все бессмысленно, кроме бессмыслицы» [82, С. 10]. Этим объясняются многочисленные «перевертыши» логические, смысловые, эмоциональные, этические.в восприятии лирическим героем реалий этого мира. Например, представительность в атмосфере мирового уродства становится маской, за которой скрывается ложь и непорядочность («...в Англии, говорят, даже существует профессия - лжесвидетелей с представительной наружностью, внушающей судьям доверие» [82, С.6]). Мировое уродство и само представительно. Чувство жалости становится главным врагом порядка, обязательно переходящим в месть всем и за все. Человек жаждет веры в Бога, но и вера эта невозможна, ищет ответов, однако ответа нет ни на что. Гармония оказывается всего лишь банальностью, а искусство - поиском все новых банальностей. И все сопровождает сладковатый запах тлена - дыхание мирового уродства, неотделимое от него.
В атмосфере мирового уродства лирический герой нем. Причина этого -осознание им, что все слова, которыми располагает человек - одинаково жалки и бессмысленны. Смысл слов - это только «жиденькое противоядие, удивительно быстро перестающее действовать», скрывающее глухонемую пустоту одиночества. Искусство потеряло свою прежнюю силу, приравнявшись к игре ума и воображения, став всего лишь занимательным чтением, не способным вызвать ни одной слезы или утешить. Лирический герой «Распада атома» приходит к убеждению, что реальная жизнь несоизмеримо важнее любого, самого совершенного произведения искусства: «Это сегодняшний день, это трепещущее улетающее мгновение моей неповторимой жизни -конечно, разве можно сравнивать, - это выше всех вместе взятых стихов» [82, С.23]. Это убеждение полностью противоречит прежним взглядам поэта, когда картины становились заменой реальным пейзажам, а описание книжной заставки или фарфорового сервиза заслуживало создание отдельного стихотворения.
В стихотворной практике Г. В. Иванова много прямых перекличек с взглядами, изложенными в «Распаде атома», новая картина мира воплощается не сразу, но все же весьма последовательно.
В разделе "Портрет без сходства" находит свое воплощение мысль о возможности достичь истины только через искажение - мир видится поэту зеркальным коридором из кривых зеркал. Однако здесь весь мир, хотя замысел его «странно-порочен», все же стремится к счастью. В «Rayon de rayonne» черты мирового уродства заостряются, проступают в облике поэтического мира более явственно. И основное его отличие от предыдущих книг и разделов -потеря надежды лирическим героем.
«Дневник» как воплощение трагической нелепости жизни
«Дневник» как воплощение трагической нелепости жизни.
Стихи «Дневника» печатались в периодике, начиная с 1951 года, а затем этот цикл составил третий раздел книги стихов Г. Иванова «1943 - 1958. Стихи». О перемене взглядов на поэзию, происходившей у поэта в эти годы, свидетельствует его собственное признание в письме 1955 года: «в двух словах объясню, почему я ... пишу в "остроумном" ... роде. Видите ли, "музыка" становится все более и более невозможной. Я ли ею не пользовался и подчас хорошо. "Аппарат" при мне - за десять тысяч франков берусь в неделю написать точно такие же "Розы". Но ... нельзя. Затрудняюсь более толково объяснить. Не хочу иссохнуть, как засох Ходасевич. Тем более не хочу расточать в слюне сахарную слизь какого-нибудь N... для меня - по инстинкту - наступил период такой вот. ... Если долбить в этом направлении - можно додолбиться до вспышки» [59, С.191].
Заглавие раздела уже существенно для указания на некие изменения, происходящие в самосознании поэта и его поэтической системе. Впервые заглавием, обычно представляющим собой метаобраз, фокусирующий в себе структурно-семантический центр стихотворений («Сады», «Розы», «Портрет без сходства»), становится жанровое определение. Это обогащает название жанровыми коннотациями и настраивает читателя на определенное содержание и структуру, обусловленные памятью жанра.
Литературный дневник имеет большую и богатую историю, восходящую к поздней античности. О. Г. Егоров отмечает, что, хотя последующие эпохи внесли существенные изменения в структуру этого жанра, его сущность осталась неизменной [64, С.3,6]. Жанр дневника предполагает хронологический принцип расположения стихотворений, вызывает предположение, что главными принципами композиционного оформления будет «непосредственность высказывания, естественное течение мысли, протекающее во времени, последовательность ощущений» [12, С.156], а кроме того, частично определяет и жанр входящих в него стихотворений - «дневниковых отрывков» или «записей» [12, С. 160]. Кроме отмеченных особенностей, дневник как жанровая форма пред 149 ставляет собой динамичную автохарактеристику, выражающую естество и бытие человека методом последовательных высказываний, группирующихся в устойчивый временной ряд. Этот жанр всегда носил подчеркнутый исповедальный характер [66, С. 44], был разговором с самим собой, монологом, обращенным прежде всего не к слушателю или читателю, а к себе [64, С.3-6]. Е. И. Тарасов называет дневник «исповедью сердца и души» [175, С. 19]. Сам Георгий Иванов чувствовал особую интимность, значимость для него стихов «Дневника». Сохранилось его письмо от 1953 года к Роману Гулю, в котором поэт просил издателя напечатать стихи «Дневника» отдельно от «прочей поэтической публики», так как они «нечто вроде поэмы (для меня)» [59, С.210].
Опираясь на современные исследования жанра дневника, можно утверждать, что подлинная причина обращения того или иного лица к дневнику лежит не в бытовой, социальной или сугубо литературной сфере, а коренится в глубинах сознания личности, а точнее — в бессознательном. Литературная традиция, жанровый фон являются лишь средой, в рамках которой осуществляются некие внутренние потребности души. Проведенный О. Г. Егоровым анализ показал, что в большинстве случаев дневник выполняет компенсаторно-заместительную функцию, замещая или компенсируя те содержания психики автора, которые не находят выхода в других формах. Личности с невротической психикой (а именно таким человеком был Г. В. Иванов) испытывают особую потребность в дневнике как зеркале душевных надломов (Н. И. Тургенев, Л. Н. Толстой, П. И. Чайковский, М. А. Башкирцева). Объективация бессознательных психических импульсов в дневнике доводит их до стадии осознанива-ния. Интегрированный сознанием, этот ранее скрытый душевный материал перестает травмировать автора. Логика предыдущего исследования говорит о том, что содержательный аспект стихотворений Г. Иванова постепенно меняется, и он все больше испытывает потребность в осознании и выражении своего внутреннего «портрета», облика души, обретении душевной целостности. Именно в этом направлении движутся его формальные и семантические поиски, и в этом отношении жанр дневника оптимально отвечает его потребностям. Поэтому закономерно и время, когда поэт обращается к этому жанру. Г. Иванов обращается к поэтическому «дневнику» уже в пожилом возрасте, тяжело боль 150 ным человеком: самые ранние стихотворения, входящие в этот раздел, были опубликованы в 1951 году (в «Новом журнале», № 25). Вероятно, и написаны они были примерно в это же время. Поэту тогда было уже 57 лет. Главным психологическим событием в его жизни в этот период, очевидно, становится обретение душевной целостности. За счет взаимодействия двух частей психики (сознания и бессознательного), с одной стороны, происходит расширение сознания, с другой — ослабление невротического напряжения. Дневник оказывается удобным средством регулирования напряженной душевной жизни. Он, в сущности, является своеобразным психокатарсисом [64, С.47].
Дневник - «пограничный» документальный жанр, занимающий срединное положение между жизнью и литературой. Он характеризуется установкой на подлинность, а также «мерой и способом эстетической организации материала. В силу первой особенности дневник становится документом самопознания личности, ведущей его. Эстетическое начало, присутствуя в дневнике с большей или меньшей степенью осознанности, обнаруживается в ориентации на определенный тип культуры, то есть на тип эстетического сознания, на художественные нормы и каноны и даже на тип речевого этикета. Однако все же главным фактором, формрующим эстетическое качество дневника, является тип личности, который складывается в сознании данной эпохи и уже входит в литературу». [66 С.45] «Идейно-художественная целостность «лирического дневника» основана на единстве образа личности как главном носителе лирического переживания, от лица которого ведутся «дневниковые записи». Единый принцип создания (конструирования) образа миропереживания отличает «лирический дневник» от такого, например, стихотворного единства, как лирический цикл. [66, С.75-76] Попытаемся проследить за формально-семантическими изменениями, произошедшими в творчестве Г. В. Иванова и нашедшими свое отражение в «Дневнике».
