Содержание к диссертации
Введение
2. Глава 1. Гоголь в исследованиях 1920-х годов с. 10.
3. Глава 2. Гоголь в искусстве 1920-х годов с. 65.
4. Заключение с. 171.
5. Список литературы с. 174.
Введение к работе
В 2002 году исполнилось сто пятьдесят лет со дня смерти Н.В. Гоголя, а в 2009 году будет отмечаться еще одна юбилейная дата -двухсотлетняя годовщина рождения писателя. Интерес к Гоголю не угасает. В настоящее время издается академическое полное «Собрание сочинений и писем», печатаются не публиковавшиеся ранее тексты, продолжает изучаться художественная характерология, философские аспекты творчества, анализируются связи Гоголя с современниками и последователями. Одним словом, внимание литературоведов к наследию писателя не ослабевает, несмотря на колоссальное количество исследований, посвященных его творчеству. За более чем стопятидесятилетнее существование литература о Гоголе обрела свою собственную историю.
Первый период этой истории связан с осмыслением общественной значимости гоголевского творчества и, прежде всего, с именем В. Белинского, концепция которого стала причиной того, что на протяжении всего Х1Х-го столетия писатель воспринимался как реалист, глава нового направления - натуральной школы, а основным пафосом его произведений провозглашалась критика современной действительности.
Другим направлением изучения писателя в 19 веке стали исследования биографического и текстологического характера. Вторая половина девятнадцатого столетия была важной вехой в истории издания гоголевского литературного наследства. Новым этапом в осмыслении жизни и творчества писателя стало первое десятилетие двадцатого века: теперь внимание исследователей привлекала преимущественно личность художника.
Началом такого поворота стали фундаментальные работы о Гоголе, созданные представителями культурно-исторической школы: Н.
Однако подлинной революцией в переосмыслении личности и значения творчества писателя стали работы символистов, приуроченные к гоголевским юбилеям 1902 и 1909 годов. В исследованиях В. Розанова, Д. Мережковского, В. Брюсова, А. Белого родился «новый» Гоголь - мистик, романтик, символист. В противовес академическим трудам культурно-исторической школы, модернисты писали о Гоголе, руководствуясь творческой интуицией, ценностью личностного восприятия.
Так же, как у символистов, исключительно в рамках эстетики продолжал восприниматься писатель в работах представителей формальной школы - В. Виноградова, А. Слонимского, Б. Эйхенбаума.
В это же время - в 1920-е годы - В. В. Гиппиусом была проделана огромная работа по изучению традиций в творчестве Гоголя; природа гоголевского комизма стала предметом рассмотрения в исследовании Л. В. Пумпянского.
Затем доминанта изучения творчества автора резко изменилась. В результате «революционизации» классической литературы Гоголь превратился в приверженца критического реализма, в обличителя крепостнического строя, и в литературоведении пятидесятых шестидесятых он снова «выдержан в манере Белинского»2.
Поворотом к изучению гоголевской поэтики стали 1960-е - 1980-е годы, когда были созданы интереснейшие работы С. Бочарова, Ю. Лотмана, Ю. Манна, В. Марковича, А.Чудакова.
Девяностые годы можно назвать рождением Гоголя - религиозного мыслителя. Ранее не вызывавшая большого интереса, книга «Выбранные места из переписки с друзьями» стала причиной появления большого
Рецепция творчества Гоголя заслуживает отдельного внимания. В литературоведении уже не раз она служила предметом анализа, были подведены определенные итоги4. Кроме того, были предприняты попытки рассмотреть гоголевский феномен и на фоне определенной эпохи. Такой эпохой в исследованиях В. Паперного и Л. Сугай5 стало начало ХХ-го столетия. Это обусловлено тем огромным всплеском интереса к писателю, который породили работы символистов, а также тем влиянием, которое оказал Гоголь на их творчество.
Не менее важным периодом, однако, представляется и первое пореволюционное десятилетие. Несмотря на сильнейшие катаклизмы, потрясавшие страну, данный период может быть назван продолжением Серебряного века: культурная жизнь Москвы и Петрограда 1920-х годов была не менее интересной и разнообразной, чем в первые десятилетия ХХ-го века. И Гоголь имел к этой бурной и увлекательной жизни самое непосредственное отношение. Об этом говорит мнение очевидца Геннадия Гора: «Гоголь словом-жестом, словом-краской, словом-думой проник в сущность вещей, людей и явлений, связал воедино разрозненные части мира. Наша эпоха была влюблена в Гоголя, в его живое дышащее, играющее слово. Артистический дух Гоголя жил в повестях А.Толстого, в рассказах М. Булгакова, М. Зощенко, И. Бабеля, в режиссуре Мейерхольда и Терентьева, В кинорежиссуре Эйзенштейна и Довженко, в графике Альтмана, в живописи Тымлера и Шагала, в поэзии Нарбута и Заболоцкого, в музыке раннего Шостаковича.
На экранах шла «Шинель», поставленная Козинцевым и Траубергом, в театре Мейерхольда и ленинградского Дома печати - «Ревизор», и все ощущали Николая Васильевича как живого своего современника. О Гоголе говорили яркие листы уличных афиш, обложки литературных исследований, тихий голос Б. М. Эйхенбаума на семинаре о прозе, а театровед и историк литературы А. Гвоздев рассказывал после лекций о генеральных репетициях у Мейерхольда, где, невидимый и вездесущий, присутствовал Гоголь»6.
Свидетельство современника убеждает в том, что для культурной жизни этого периода Гоголь был одной из важнейших фигур. Как осмыслялось его творчество в научной литературе, критике, искусстве - это и предстоит выяснить в данной работе.
Другой причиной, по которой данная эпоха представляется значимой в аспекте осмысления гоголевского творчества, является то, что именно в это время - первое послереволюционное десятилетие - начался «активный процесс революционного перекрашивания русской классической литературы»7и, следовательно, именно этот период стал новой вехой в истории интерпретаций гоголевского литературного пути после переосмысления его модернистами.
В начале работы над темой исследования под эпохой двадцатых было решено подразумевать период с 1917 по 1932 год, как это делалось в работах предшественников. Основания для такого определения границ были выдвинуты Е. Единой и представляются вполне справедливыми: «Период с 1917 по апрель 1932 года можно назвать в достаточной степени целостным этапом литературного процесса, так как этот процесс от начала и до конца периода характеризуется определенным постоянством ... . ... литература этого времени существует в условиях борьбы разных литературных течений, направлений и школ. В то же время можно говорить о некоторой стабильности проблематики, свойственной литературной критике этих лет: споры вокруг классового наследия, полемика о бессознательном в творчестве, определение путей новой литературы...» . Однако впоследствии, по мере изучения материала, было решено расширить понятие 1920-х годов и включить туда еще четыре года, таким образом, под двадцатыми годами в работе понимается период с 1917 до 1936 год. Как нам кажется, без некоторых фактов 1932-1936 гг. исследуемая страница летописи изучения гоголевского творчества не получилась бы целостной и логично завершенной. Под термином «литературный процесс» в работе понимаются его традиционно выделяемые основные составляющие, а именно: « как вновь создаваемые словесно-художественные произведения, социально и эстетически разнокачественные (от высоких образцов до эпигонской и массовой литературы), так и формы бытования литературы: публикации, издания литературной критики и литературоведения»9. Это, разумеется, не значит, что динамика литературной жизни не будет привлекаться во внимание вообще: напротив, рассмотрение частных примеров обращения к гоголевскому творчеству предпринято с целью выявления общих тенденций.
Предметом и темой нашего исследования является личность и художественное наследие Гоголя в литературной, культурной, идеологической жизни советской России 1917-1936 годов.
Цель исследования - показать характер научного и художественного истолкования гоголевского творчества и личности, специфики школьного преподавания, а также внедрения определенного представления о гоголевском наследии в массовое сознание в период 1920-х годов.
Елина Е. Г. Литературная критика и общественное сознание в советской России 1920-х годов. Саратов, 1994. С. 15-16. Тот факт, что в сборнике «Из истории литературных объединений Петрофада - Ленинфада 1910 - 1930-х годов» (СПб., 2002) под эпохой 1920-х годов также подразумевается период с 1917 по 1932, свидетельствует об утверждении упомянутых хронологических рамок. 9 Хализев В.Е. Литературный процесс. //Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001. С. 470.
В соответствии с целью и предметом исследования поставлены следующие задачи: - показать специфику восприятия и интерпретации Гоголя в литературоведческих исследованиях 1920-х годов; - определить, какой характер носили изменения в критической литературе о Гоголе в эпоху 1920-х годов; ь - выявить основные тенденции бытования гоголевской традиции в творчестве писателей данного периода; - проанализировать особенности влияния личности и творчества Гоголя на творчество авторов 1920-х годов. Актуальность диссертационного исследования обусловлена необходимостью рассмотреть личность и творчество Гоголя как важнейшую мифологему литературной жизни 1920-х годов. Несмотря на сложный характер литературной ситуации, а также многообразие подходов к интерпретации гоголевского творчества, представляется возможным выявить единые тенденции в понимании и прочтении Гоголя. Найти, выявить и сформулировать основные принципы интерпретации Гоголя в 1920-е годы позволяет историко-функциональный, историко сравнительный и типологический методы исследования. Разумеется, работа не имеет исчерпывающего характера (в силу специфики темы), но автор стремился к высокой степени информативности.
Основным материалом исследования послужили публикации в литературно-художественных, научно-популярных, политических и методических периодических изданиях 1920-х годов, гоголевские издания первого послереволюционного десятилетия, предисловия, послесловия к ним, а также художественное наследие авторов 1920-х годов. Все критические и научные материалы цитируются по первоисточникам, так как специфика эпохи имеет для нашей работы большое значение.
Новизна исследования заключается в попытке свести воедино и критически осмыслить обширный свод материалов 1917-1936 годов,
касающийся жизни и творчества Гоголя, реконструировать, подвергая тщательному анализу, идейно-эстетические оценки, сыгравшие важную роль в развитии гоголеведения и в восприятии Гоголя массовым сознанием, показать их разнородность и многообразие, а также рассмотреть влияние гоголевской традиции на творчество авторов 1920-х годов, определить характер и специфику этого влияния.
Практическая значимость работы видится нам в использовании ее результатов как в научных, так и в учебно-прикладных целях: при чтении вузовских курсов по истории русской литературной критики и русской литературы ХХ-го века.
Гоголь в исследованиях 1920-х годов
Гоголь - писатель, о котором создано немало мифов. Ни один из русских классиков не вызывал, пожалуй, столь противоположных мнений, слухов, домыслов. В различные эпохи доминировал тот или иной его образ, созданный в соответствии с настроениями времени. Нас интересует Гоголь 1920-х годов. Каким он был?
Серебряный век оставил в наследство первому пореволюционному десятилетию яркий и полный загадок портрет писателя. Модернисты с негодованием отвергли «Гоголя Белинского» - основателя натуральной школы, гражданина, «социального поэта»1 - и создали свой миф о художнике. В их работах был нарисован образ человека, живущего на грани, а может, и за гранью реальности, прятавшегося от действительности «в странный мир своего болезненного воображения» , отчаявшегося и погибшего от невозможности подарить людям шедевр, «где блеск красоты и добра должен был эстетически торжествовать над чернотой порока...»3. Натуралист уступил место миссионеру, боровшемуся в своих творениях с дьяволом, воплощенным в пошлости, заполнившей страницы гоголевских произведений. Казавшийся очевидным на протяжении Х1Х-го века тезис о реализме Гоголя критикам Серебряного века представлялся или ошибочным: «Гоголь всегда в своем творчестве оставался мечтателем, фантастом и, в сущности, воплощал в своих произведениях только идеальный мир своих видений»5, - или ограниченным, бывшим лишь одним из множества возможных интерпретаций в определении творческого метода художника: «Гоголь гений, к которому вовсе не подойдешь со школьным определением; я имею склонность к символизму; следственно, мне легче видеть черты символиста Гоголя; романтик увидит в нем романтика, реалист - реалиста.. .».6
Итак, Серебряный век породил миф о Гоголе - фантасте, Гоголе -мистике, авторе, чье наследие не допускает однозначных оценок, писателе, ставшем жертвой своего же таланта. Личность Гоголя притягивала внимание исследователей и в 1920-е годы. Это стало причиной появления многочисленных материалов биографического характера. И если часть из них печаталась без каких-либо комментариев и оценок , то другая часть представляет особый интерес, так как акценты, расставленные издателями, явно имели целью формирование определенного образа автора. И образ этот получался очень противоречивым. 1. «Двуликий Янус» В 1924 году вышла работа В. В. Каллаша «Н. В. Гоголь в воспоминаниях современников и переписке». В книге собраны воспоминания П. В. Аксакова, С. Т. Аксакова, И. С. Тургенева, И. И. Панаева и других близких знакомых писателя. По мнению издателя, книга может помочь лучше понять личность художника, заглянуть в «сложную, иррациональную душу, полную неустанной тревоги, противоречий и захватывающего трагизма ». Эссеистичный стиль Каллаша, восприятие им образа Гоголя связаны с традицией изучения психологической стороны гоголевской натуры и творчества, с традициями Серебряного века.
Под пером исследователя возникает образ писателя-подвижника, мученика, ставшего жертвой «легиона бесов тогдашнего русского ада», запечатленного в его творениях. Запутавшийся, растерянный, пытающийся найти опору то в советах «ограниченного фанатика-духовника», то в ускользающих обликах добродетельных героев несостоявшейся трилогии -таким показан Гоголь последнего десятилетия. Врожденной раздвоенностью натуры и противоречивыми впечатлениями действительности объясняются причины гибели «двуликого Януса», чье больное мировоззрение не выдержало сравнения между пошлой действительностью и миром идеалов.9
Совсем другим предстает перед читателем Гоголь в исследовании С. Дурылина, опубликовавшего в 1928 году переписку родителей Гоголя, а также письма матери писателя к Аксаковым (письма печатались с подлинников впервые).10
Дурылина не тревожат такие «темные пятна» биографии художника, как таинственное сожжение второго тома поэмы или причины черной меланхолии ее творца, для него привлекательны другие загадки: «довольно темный вопрос биографии Гоголя - изучение социальной и хозяйственной среды, которая окружала писателя в молодые годы и изучение личностей его отца и матери».11
Проблемой, обратившей на себя пристальное внимание исследователя, стало выяснение причины вечной нехватки денег, на которую все время жаловался Н. Гоголь. Здесь речь идет не о художнике с большой буквы, мифической фигуре, окруженной ореолом тайны: мы знакомимся с Гоголем, спустившимся с пьедестала, выступающим как частное лицо, озабоченное вполне земными проблемами. Дурылин пытается разобраться, кто же неадекватно оценивал ситуацию - писатель, постоянно просивший денег у матери, или мать, не высылавшая достаточных сумм сыну - иными словами, был ли Гоголь беспардонным наглецом, без конца требовавшим содержания, или его родительница - скуповатой женщиной, державшей сына впроголодь. С этой целью в книге подробно разбирается положение хозяйственных дел в Васильевке и основы крепостного хозяйства первой половины 19 века. В результате Дурылин приходит к . «бескровному» для обеих сторон выводу, что экономические причины зачастую не позволяли М.И. Гоголь удовлетворять требования сына. Стремлением узнать как можно больше о личных, бытовых, каждодневных фактах биографии писателя было вызвано исследование В. В. Вересаева «Гоголь в жизни12. «Книга представляет систематический и возможно полный свод свидетельств самого Гоголя и его современников о Гоголе, каким он был в жизни, - об его поступках, настроениях, переживаниях, высказываниях, характере, привычках, радостях, невзгодах, наружности, одежде, об его окружении, - обо всем, равно и крупном, и мелком, что рисует человека, каким он был в действительности13». Материал, подобранный автором, огромен. Это позволяет ему реализовать ту задачу, к которой он стремился - быть объективным. Его собственная точка зрения и оценки изложены более полно во вступительной статье к другой книге, также датированной 1932 годом, - «Как работал Гоголь». Исследование построено в том же ракурсе - изучения поведения писателя в жизни, неканонизированного его облика - и создано на основе биографических материалов. Но здесь подача материала несколько иная, она (намеренно или нет) форсирует читательское восприятие.
Гоголь в искусстве 1920-х годов
В данной главе предполагается показать, какое место занимал Гоголь в литературной, культурной жизни 1920-х годов, иными словами, - какой образ писателя сложился в искусстве данной эпохи. Под искусством в исследовании понимается художественная литература, а также некоторые театральные и кинопостановки, прежде всего -экспериментальные1.
Прежде чем перейти к собственным наблюдениям, коротко остановимся на том, что уже было сделано в литературоведении по данной проблеме. До настоящего момента внимание исследователей обращалось преимущественно к изучению гоголевской традиции в творчестве отдельных авторов 1920-х годов. Степень изучения различна: от самых общих сопоставлений до обширной библиографии, как в случае М. А. Булгакова и М. М. Зощенко. 1. Вплетенный в текст и в жизнь Тема «Булгаков и Гоголь» представляется наиболее разработанной. Исследования, посвященные этому вопросу можно условно разделить на три категории: 1) характеристика отношения Булгакова к личности Гоголя; 2) история создания инсценировки «Мертвых душ» и киносценариев «Мертвых душ» и «Ревизора»;3) гоголевские мотивы и поэтические приемы в произведениях Булгакова. 1) Известно, что Гоголь был любимым писателем Булгакова. В первой биографии Михаила Афанасьевича, написанной его другом П. С. Поповым в 1940 г., отмечено: «Девяти лет Булгаков зачитывается Гоголем 66 писателем, которого он неизменно ставил себе за образец и наряду с Салтыковым-Щедриным любил наибольше из всех классиков».3 Однако Гоголь был для писателя чем-то гораздо более важным, чем любимый автор. В трудных, критических ситуациях Михаил Афанасьевич в поисках поддержки обращался к опыту своего учителя. Так было, когда Булгаков просил Сталина отправить его с женой за границу. В письме писатель цитировал «Авторскую исповедь» Гоголя, который также стремился уехать, чтобы вдали от родины «добыть любовь к ней».4Так было и тогда, когда незадолго до близящейся кончины, уже лишенный зрения, Булгаков просил жену читать ему о последних днях своего великого предшественника.5 Комментируя уничтожение Булгаковым первой и начала второй редакции будущего романа «Мастер и Маргарита», М. О. Чудакова предлагает следующую точку зрения: «Это был не импульсивный, аффективный поступок - скорее это было целое действо, обдуманное и имевшее свой образец... - троекратное сожжение Гоголем второго тома «Мертвых душ».. .6 , Учитывая все эти факты, показывающие важность гоголевской судьбы для писателя, О. А. Павлова предложила говорить о создании «биографии-мифа».7 И даже после смерти писателя судьба поддерживала этот миф: когда Елена Сергеевна искала подходящий памятник для мужа, совершенно случайно в одном из сараев на Новодевичьем кладбище она увидела камень - Голгофа с крестом; этот камень некогда лежал на могиле Гоголя в Даниловом монастыре. О лучшем памятнике для Булгакова нельзя было и мечтать. Так, и после смерти связь, которую чувствовал Михаил Афанасьевич, не прервалась. 2) История работы М.А.Булгакова над инсценировкой «Мертвых душ» подробно освещена в исследованиях Л. Смелянского, А. Мацкина, Б. Егорова, Г. Файмана, М. Чудаковой. Коротко изложим ее. В ноябре 1932 года состоялась премьера спектакля МХАТа «Мертвые души». Автором инсценировки был Булгаков. Однако в поставленной пьесе почти не сохранились главные идеи сценариста. К их числу относились стремление «передать основные черты сложнейшего художественного мира Гоголя, показать своеобразие не только манеры, но и мышления писателя,...воспроизвести сочетание о гоголевского реализма и пленительной фантасмагоричности...». Этого Булгаков достиг, по мнению Чудаковой, благодаря смелым нетрадиционным решениям: он не боялся сочетать в своем тексте мотивы разных гоголевских произведений («Рим», «Невский проспект»).9Но главной художественной находкой писателя, вызвавшей основные споры, стала роль Первого, или Чтеца, то есть самого Гоголя, всматривающегося в любимую им Русь из «прекрасного далека». Смелянский прокомментировал ее следующим образом: «Булгаков взялся по-своему решать принципиальный вопрос о возможности полноценной сценической жизни великой прозы... Осуществляя свою идею, он попытался наметить роль Первого так, как если бы он намечал роль центрального героя пьесы. Он комментировал события, вводил в них, вступал в диалог с героями, поражался их поступкам, произносил вслух мысли, мелькнувшие в их сознании...».10 Думается, что именно этот булгаковский образ стал причиной, заставившей К. Рудницкого писать, что Булгаковым «задумывался спектакль не о Чичикове, а о Гоголе».11
К величайшему сожалению Булгакова, Станиславский отказался от всех этих нетрадиционных решений, которыми автор особенно дорожил. «Фантастика гоголевских видений его (Станиславского - уточнено Рудницким - З.В.) совсем не интересовала, он воспринимал все фигуры «Мертвых душ» как наиреальнейшие от начала и до конца, укорененные в многоцветной прозе их колоритнейшего быта...».12
Тридцать первого марта 1934 года Булгаков заключает договор с «Союзфильмом» на сценарий «Мертвых душ». И снова писатель возвращается к своим замыслам: к Риму, откуда Гоголь «видел» Россию, к капитану Копейкину, к гоголевской «пленительной фантасмагоричности». Одной из самых интересных находок Булгакова-киносценариста стала «реализация» знаменитых распространенных гоголевских сравнений. Когда Ноздрев зовет слуг бить Чичикова, гоголевское сравнение «Кричал он таким же голосом, как во время великого приступа кричит своему взводу какой-нибудь отчаянный поручик...» сопровождается в булгаковском тексте следующей сценой: «Картина на стене в столовой вдруг оживает. Столовая исчезает. Суворов со шпажонкой в руке, растопырив ноги, машет наступающим солдатам...»13 Далее следует сцена перехода через Альпы. Таких «реализаций» в киносценарии несколько. Являясь прекрасным средством создания комизма, они позволяют показать своеобразие гоголевского стиля и мышления.
