Содержание к диссертации
Введение
1. Введение. 4
1.1. История изучения-русского Берлина 6
1.2. Изучение критики русского зарубежья 14
2: Условия и среда формирования литературной, критикирусского Берлина 22
2.1. Особенности социо-культурной ситуации 22
2.2. Научные и литературные объединения 32
2.3. Театр и художественные выставки 39
2.4. Издательская деятельность и книжная торговля 42
2.5. Периодические издания 47
2.6. Русские писатели и критики в Берлине 65
2.7. Сменовеховцы и евразийцы в литературной критике 82
2.8.0бщие особенности содержания русской зарубежной критики 88
2.9. Жанровые формы литературной критики 91
3. Современный русский литературныйшроцесс в освещении берлинской критики .". 101
3.1. Полемика о сути и предназначении литературной критики 101
3.2. Пути развития современной литературы 106
3.3. «Новые веяния» и возрождение традиции в современной поэзии 116
3.3.1. Поэтические имена...". 122
3.4. Связь поколений в рядах прозаиков 146
3.4.1. Писатели старшего поколения: В.Короленко, Л.Андреев, А.Аверченко, Ф.Сологуб 146
3.4.2. Русские берлинцы: А.Белый, М.Горький, А.Толстой 154
3.4.3. Развитие классических традиций в творчестве И.Бунина, И.Шмелева, А.Куприна, А.Ремизова, Б.Зайцева 167
3.4.4. Русские западники: Е.Замятин, М.Алданов 175
3.4.5. Популярная беллетристика: П.Краснов, А.Ренников, Н.Брешко-Брешковский : 178
3.4.6. Многословные прозаики: Ф.Степун, Г.Гребенщиков, Е.Чириков, С.Сергеев-Ценский, В.Шульгин 180
3.4.7. Литературная молодежь: Н.Берберова, В.Шкловский, М.Булгаков, Б.Пильняк, В.Набоков, И.Эренбург 182
4. Восприятие классического наследия русской литературы берлинской критикой : 195
4.1. Доклассическая русская литература 198
4.2. Пушкинские современники: А.Грибоедов, В.Кюхельбекер, Ф.Тютчев, Е.Баратынский 201
4.3. Участие берлинцев в создании общеэмигрантского культа Пушкина ...209
4.4. Оценка вклада Гоголявфусскую культуру 218
4.5. Изучение философских основ творчества Достоевского 220
4.6. Хранители русской старины: Аксаковы, Н.Лесков, М.Салтыков-Щедрин, Н.Некрасов 229
4.7. Споры о И.Тургеневе 242
4.8. Драма русской жизни: А.Островский, А.Чехов 246
4.9. О сущности русского самосознания: Л.Толстой 251
5. Западноевропейская литература в литературно-критическом контексте русского Берлина 264
5.1. Классическая литература 265
5.1.1. Французская литература 266
5.1.2. Немецкая литература 269
5.1.3. Английская литература 277
5.2. Соотношение модернизма и реализма в современном литературном процессе на Западе 284
5.2.1. Лирика 292
5.2.2. Новая драма 295
5.2.3. Проза 305
6. Заключение 319
7. Библиография
- Изучение критики русского зарубежья
- Издательская деятельность и книжная торговля
- «Новые веяния» и возрождение традиции в современной поэзии
- Участие берлинцев в создании общеэмигрантского культа Пушкина
Введение к работе
Предмет исследования – литературная критика русского Берлина 1920-х гг. как неотъемлемая часть литературно-критического процесса русского зарубежья ХХ в. Сложившаяся вследствие объективных причин литературная критика русского Берлина – понятие несколько условное, так как существование любого художественного процесса трудно представить в пределах одного, пусть даже и огромного, города. Но эта критика настолько значительна и интересна, что представляется возможным и необходимым выделить существенные особенности данного явления в литературной критике и даже в рамках ограниченного пространства и времени.
Рассеянность русской диаспоры в Европе способствовала созданию многих духовно-культурных центров: в Берлине, Праге, Париже, Белграде, Софии, Варшаве, Риге и других городах. В каждом из них литературно-художественный процесс, а следовательно, и критика, являющаяся формой самосознания литературы, приобретали качества, позволяющие говорить о специфике критики «парижской», «пражской» или «белградской». Отличительные черты есть и у литературной критики русского Берлина, представляющей собой начальный этап формирования литературной критики русского зарубежья и исторически восходящей к традициям русской литературной критики. Она в целом продолжала развиваться по законам, сложившимся еще в предшествующие десятилетия, вырабатывая свои подходы и приспосабливаясь к новой социо-культурной ситуации. Кроме того, эпоха 20-х гг. как в Европе, так и в России имела общие черты, влиявшие на характер литературной критики и в России, и в зарубежье, и на Западе. Важным фактором также является, безусловно, и уникальность культурной, экономической и политической ситуации в Берлине, благодаря чему с этим городом связывается начальный период формирования культуры русского зарубежья. «1920-1924 годы получили в истории русского зарубежья названия - «берлинский период русской культуры ХХ века», «Русский Берлин», «романтический период» русской эмиграции».
Материалом исследования являются литературно-критические публикации, вышедшие на русском языке в издательствах и периодике Берлина в 20-е гг. ХХ в.
Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые вводится в научный обиход обширный разножанровый русскоязычный материал и осуществляется последовательный его анализ. Выявляются специфические особенности тематики и проблематики этих работ, жанровое своеобразие и стилистические нюансы, связанные с условиями существования русской критики в условиях уникальной межкультурной общности русского Берлина. При анализе публикаций, посвященных проблемам русской зарубежной критики 1920-1930-х гг., обнаруживается, что такое понятие, как «литературная критика русского Берлина», не рассматривается современными исследователями. Оно не выделяется в научных публикациях ни в связи с изучением русской литературной критики ХХ в., ни на фоне разговоров о последующих этапах развития критики в зарубежье.
В то же время в современных исследованиях сам историко-культурный феномен русского Берлина получил освещение под разными углами зрения. Начало было положено в Германии работами Х. фон Римша, который ещё в 1920-е гг. посвятил изучению этого явления несколько научных работ. В 60-е гг. в Европе и Америке выходят труды, продолжившие научные исследования политических и экономических предпосылок возникновения в Берлине в начале 20-х гг. ХХ в. уникальной межкультурной общности. В книге Г.Фолькмана «Русская эмиграция в Германии, 1919-1929» прослеживается поэтапное развитие русско-германских отношений с начала ХХ в.
В книге Р.Уильямса «Культура в изгнании. Русские эмигранты в Германии» словосочетание «русский Берлин» употребляется уже как устойчивое понятие. В отличие от Г.Фолькмана, уделяющего в своей книге больше внимания социологии и статистике, Р.Уильямс обращается к культурной инфраструктуре русского Берлина. Именно после выхода этой книги в 1972 г. начинается процесс осмысления культурно-исторической ценности русского феномена в Берлине начала 20-х гг. Следующая волна интереса к русскому Берлину приходится на 80-е гг., когда исследователей начинают привлекать материалы архивов и мемуары: процесс познания направляется вглубь явления. В Париже в 1983 г. выходит книга «Русский Берлин 1921-1923» под редакцией Л.Флейшмана, Р.Хьюз и О.Раевской-Хьюз, где публикуются архивные материалы Б.И.Николаевского, хранящиеся в Гуверовском университете. Сведения из этой книги позволяют издателям ввести в научный обиход новое понятие - «русский литературный Берлин», что значительно расширяет ранее существовавшие представления о жизни русских в германской столице. Авторы отмечают, что характерной чертой «русского литературного Берлина», выделяющей его из других столиц эмиграции первой волны, является «беспрецедентность «диалога» метрополии и эмиграции внутри данного «острова» русской культуры. «Диалог» этот выразился в различных формах неожиданного симбиоза противостоявших друг другу литературных и общественных сил, в лихорадочной их перегруппировке, калейдоскопической пестроте культурных антреприз, но более всего - в характере деятельности причастных к «берлинскому периоду» литераторов».
В Берлине одна за другой также выходят книги, в основе которых лежат воспоминания, мемуары, письма, газетная хроника 20-х гг., позволяющие представить картину берлинской жизни в наибольшей полноте. Сборник «Берлинские встречи» обращает внимание на факты культурной жизни Берлина, указывающие на взаимопроникновение, взаимообогащение народов, объединенных германской столицей. Правда, другой точки зрения придерживается издатель книги «Русские в Берлине. 1918-1933» Ф.Мирау. Подобранные им цитаты из воспоминаний В.Андреева, Л.Лунца, А.Белого, Б.Пастернака, В.Шкловского иллюстрируют мысль автора о том, что «остров» русских в огромном «море» Германии был поначалу довольно изолированным.
В 80-е гг., когда отношение к русскому Берлину на Западе значительно отличалось от восточногерманского, исследователи тем не менее сходились в одном - признании уникальности явления и необходимости его углубленного изучения. Начиная с 90-х гг. ситуация в деле изучения феномена русского Берлина принципиально меняется: начинается процесс систематизации разрозненных сведений о «берлинской» культурной жизни, и в него включаются российские исследователи, ранее не имевшие широкого доступа к эмигрантским архивам и центрам.
Среди публикаций обобщающего характера, вышедших на Западе, следует отметить работы, выполненные под редакцией К.Шлёгеля, «Великий исход. Русская эмиграция и ее центры с 1917 по 1941 год» и «Русская эмиграция в Германии с 1981 по 1941 год», в которых прослеживается мысль об уникальности берлинского периода русской эмиграции. Редактор отмечает, что благодаря многочисленным изысканиям, проведенным учеными за последние десять лет, были выявлены новые аспекты изучения пребывания русских в Германии: школьное образование, церковь, издательская деятельность и периодическая печать, научные институты, писательские объединения, театр. Публикации источников и различных антологий, по мнению автора, свидетельствуют об «интенсивности и плодотворности «русского Берлина» как узлового пункта самопознания и культурного обмена между русскими по эту и ту сторону границы, а также между русскими и немецким окружением...».
В отличие от работ К.Шлёгеля, затрагивающих все аспекты культурной жизни русского Берлина, книга Б.Кодзиса «Литературные центры русского зарубежья: 1918-1939» имеет дело в основном с литературным или окололитературным материалом. Касаясь «берлинской» специфики, автор особо выделяет «идею примиренчества, предотвращения расколотости между метрополией и зарубежьем, которая была примечательной чертой культурной жизни «русского Берлина» начала 1920-х годов».
Возросший к началу 90-х гг. интерес к литературе русской эмиграции в России в первую очередь был направлен на изучение творчества писателей-эмигрантов, затем внимание постепенно перешло на освещение литературной и культурной жизни Парижа, столицы русской эмиграции. Крупных обобщающих работ, изданных в России, о культурном феномене русского Берлина пока не появилось, однако отдельных статей, публикаций, обзоров, в которых так или иначе затрагиваются вопросы «берлинского» периода русской эмиграции, в последние годы опубликовано большое количество. Об этом писали И.Вайнберг, Л.Юниверг, А.Резниченко, А.Лысенко, Г.Михеева, Д.Николаев, И.Реброва, Ю.Емельянов, И.Олегина, А.Старкова, В.Финогенов, К.Панков и др. В 1995 г. в Петербурге вышел сборник научных статей «Русские в Германии», где впервые в российской науке ставится вопрос о специфичности этого явления в культуре русской эмиграции; правда, литературная жизнь в нем не освещается. В основном статьи посвящены периодике и издательствам, а также общественно-политической ситуации внутри русской диаспоры. Естественным продолжением работы над систематизацией сведений о русском Берлине стала «Литературная энциклопедия Русского Зарубежья 1918-1940. Периодика и литературные центры», вышедшая под редакцией А.Н.Николюкина в 2000г., куда были включены словарные статьи о берлинских издательствах, периодических изданиях, Союзе русских журналистов и литераторов в Германии (1920-1935), Русском научном институте в Берлине (1923-1925), Клубе писателей (1922-1923), Комитете помощи русским литераторам и ученым (1920-1933).
Благодаря этим работам в исследованиях русской эмиграции сформировалось устойчивое понятие «русский Берлин», обозначающее не только начальный этап на долгом пути русской эмиграции ХХ в., но и особую межкультурную общность, способствовавшую выработке новых художественных форм.
Актуальность диссертации определяется неразработанностью данной темы. Как видно из работ о русском Берлине, вышедших в нашей стране и за рубежом, вопросы литературной критики и литературоведения в них не поднимались. Но литературно-критическое наследие русской эмиграции в целом довольно подробно освещено современными учеными. В изучении этой проблемы принимают участие исследователи, живущие в эмиграции, а также российские. Западноевропейских специалистов эта тема еще не коснулась.
Заметный интерес к русскому зарубежью как уникальному феномену в истории ХХ в. породил большой поток работ по вопросам культуры и литературы эмиграции. Однако литературная критика в этих сочинениях или не рассматривается, или пути ее изучения лишь намечены, что свидетельствует об актуальной необходимости обстоятельного исследования в данной области. Постепенно пришло понимание того, что без учета богатого опыта русской литературной критики, созданной в эмиграции, нельзя осознать динамику социо-культурного процесса новейшего времени, специфику художественного творчества крупнейших писателей ХIХ - ХХ вв. Тем более что предпосылки для этого уже созданы появлением обобщающих работ о восприятии русской зарубежной критикой творчества отдельных авторов - Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Чехова, Маяковского, Цветаевой, Есенина. Появились также публикации об известных критиках зарубежья - Айхенвальде, Беме, Слониме, Ходасевиче, Адамовиче и др., исследования, посвященные критике русского зарубежья в целом.
В задачу этой работы входит выявление специфики формирования литературной критики русского Берлина 20-х гг. как начального этапа литературно-критического процесса русского зарубежья ХХ в., исследование ее жанров, тематических и стилистических особенностей.
В основе методологического и теоретического подхода к изучению литературной критики лежат работы известных отечественных и западноевропейских специалистов по теории и истории критики: Л.Гроссмана, Б.Егорова, В.Кулешова, В.Прозорова, А. Бочарова, В.Кожинова, Н.Анастасьева, Л.Крупчанова, В.Перхина, Р.Уэллека, Е.Ивановой.
Практическая значимость работы заключается в возможности использовать ее основные положения в учебном процессе: при чтении общих и специальных курсов по истории русской критики, в работе специальных семинаров, а также в процессе углубленного изучения культуры русской эмиграции ХХ в.
Апробация работы. Основные положения исследования изложены в более чем 30 научных работах, посвященных изучению культуры русского зарубежья и литературной критики. Наблюдения и выводы, к которым приходит автор, были доложены на различных научных собраниях: Ломоносовских чтениях, проводимых в МГУ (в 2006, 2008, 2009 гг.), Соколовских чтениях (2009) и Андреевских чтениях (2009), проводимых филологическим факультетом МГУ. Диссертация обсуждена на заседании кафедры истории русской литературы ХХ века филологического факультета МГУ.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии, включающей 1512 наименований, из них 1092 источника. Главы делятся на тематические разделы, внутри которых выделены имена наиболее значительных писателей и критиков.
Изучение критики русского зарубежья
По протекции Гессена свою журналистскую деятельность начал в «Руле» В.Набоков,- правда, сначала сочиняя кроссворды и задания для шахматных партий. В дальнейшем под руководством старшего наставника.ЮгАйхенвальда он. стал рецензировать выходящие в Берлине книги, в основном современных писателей; составляя тем самым уникальный дуэт со своим учителем. Именно в этот период сформировался вкус В.Набокова к анализу художественного произведения, что со временем сделало его одним из мастеров филологического изучения русской и западноевропейской классики.
Публикации, исходя из интересов читателей газеты, носили по большей части научно-популярный характер. Нередко публиковались очерки жизни известных писателей, приуроченные как правило к юбилейным датам. Литературно-критический отдел «Руля» отличался не столько глубиной и основательностью публикуемого материала, сколько широтой охвата литературных явлений. Имена практически всех русских и западноевропейских писателей от Данте и Шекспира до Т.Манна и Э.М.Ремарка, от Радищева и Карамзина до Л.Леонова и Г.Гребенщикова в той или иной связи там упоминаются.
Критические статьи преимущественно писались представителями старшего поколения, имевшими имя до революции: А.Яблоновским, С.Яблоновским, В.Д.Набоковым, Д.Мережковским, И.Гессеном, П.Струве, а среди «молодежи» выделялись, В.Татаринов, Л.Львов, Ю.Офросимов, В.А.Амфтреатров-Кадашев, В.Сирин, которые и сами писали стихи и прозу. В газете нашла отражение и литературная жизнь того времени: споры Ю.Айхенвальда о современной литературе с А.Белым, А.Крайним (З.Гиппиус), А.Ященко; оценка, деятельности ЛЕФа, «Серапионовых братьев», имажинистов; суждения о современной русской-поэзии.
Литературно-критическая деятельность Ю.Айхенвальда в редакции «Руля» сыграла объединяющую роль, обеспечив связь с дореволюционным прошлым, поддержание сложившейся системы литературных авторитетов и ценностей. Несомненно, что его деятельность определяла общий настрой берлинской, литературной критики. Именно работы Ю:Айхенвальда сформировали характерную тематику публикаций, которая определялась работами, посвященными теоретическим вопросам, задачам критики в. условиях эмиграции, оценкам литературных направлений и методов.
Довольно сильным был в «Руле» отдел театроведения, где главную роль играл Ю.Офросимов; ему принадлежат многочисленные рецензии на театральные постановки как в России, так и на Западе72. В его статьях, так же как и в работах Ю.Айхенвальда, угадывается унылое настроение, вызываемое ощущением себя чужим в Берлине и проявляющееся в использовании устойчивых понятий русской культуры: грусть, тоска. Интересные наблюдения были сделаны исследователем И.В .Ребровой, изучившей стиль статей Ю.Айхенвальда и Ю.Офросимова в газете «Руль»: «Сравните лексику с корнями -чуж-, -чужб , -чужд- из статей Айхенвальда и Ю.Офросимова: чужбина, чужих очагов, гости чужих стран, чужому все чуждо. За рассмотренными текстами встает также тема судьбы. Большинство примеров свидетельствует о покорности судьбе. Важное значение приобретает лексика, подчеркивающая движение без цели: скитальческая, блуждающий, бредущий, бродяга, странник средь «унылых дорог» бродит по Берлину - и указывающаяг на потерю ориентира, на отсутствие четкого пути»73. В газете «Дни», выходившей в Берлине с октября» 1922 г. по июнь 1925 г. под редакцией А.Милашевского и позднее МіМ.Тер-Погасяна, а« затем переехавшей в Париж, где она просуществовала до июня 1928 г., сменившись одноименным еженедельником, велась полемика по вопросам о путях и перспективах развития России между членами эсеровской партии и представителями разных политических направлений. В ней сотрудничали люди различных взглядов и убеждений. Единственное установленное издателями ограничение касалось публикации материалов, носящих окраску политического радикализма. Однако не политическая, публицистика сделала по-настоящему популярным это издание среди широкого круга читателей, а его- раздел «Литература и искусство», постоянно действовавший газете со дня основания. и возглавляемый М.Осоргиным. В нем. основные материалы представлялись А. Даманской, печатавшейся под псевдонимом «А.Мерич» и под инициалами «А.Д.», и Е.А.Зноско-Боровским,, специализировавшимися в основном на анализе французской литературы. Раздел постоянно информировал читателей о новинках русского книжного рынка, давал объявления о предстоящих собраниях берлинского Клуба писателей, подробно освещал и деятельность российских писательских организаций. Так, в 1924 г. пушкинисты выпустили к 125-летию со дня рождения Пушкина юбилейный номер , в котором были опубликованы исследования Р.Якобсона «Петербург в дни Пушкина», Н.Бельчанина «После Пушкина» - о следах пребывания Пушкина в Кишиневе, Е.Недельского «Бесплодная осень» и ряд других. А ко дню смерти Пушкина вышла статья Б.Зайцева «Пушкин в нашей душе»75. Богатое авторское наследие на страницах «Дней» оставил МіОсоргин; Оа выступал, в газете из номера в номер и как опытный мастер политической сатиры («Дневник: робкого человека»), и как специалист в области культуры-(«День русской культуры»),, и как . вдумчивыш критик («П.Муратов-беллетрист»). ЗдесЬіЖеіпечаталисЬ; его5 новелльх«Одна; минута» и «Ресницы», а, также "главы из ;романа« «Єивцеввражек». Иришаписаниифецензий,Шсорги№ следует принципу цикличности. Каждую; последующую, рецензию- критик. начинает и ведет так, будто он уверен, что: читателш хорошо помнят его
Предыдущие СТрОКИї О ТОМІ ИЛИ ИНОМ? ПИСателе: Иі готовы, включиться в продолжение когда-то? начатого разговора. На- эту особенность творческой манеры; МіОсоргина обратил внимание В.Иоповс в статье «МЮсоргин: — рецензент»; Взяв? для? анализа несколько рецензий на: книги ИіЗренбурга, исследователь заметил, что эти работы- отличают прямое, без вступлений ж оговорок,, начало текстов; рецензий, ссылки на-: предыдущие произведения-; и «сквозное,, переходящее из: однойг рецензии;. в другую; подчеркивание особенностей эренбурговского творчества — индивидуальности его таланта» . Ведущие позиции- в области литературной критики в газете: занимал А.Бахрах, аналитические: материалы, которого в большинстве- случаев были исчерпывающими, а оценки, которые ош давал творчеству А.Ремизова; М.Цветаевой, Н;Тихонову, не потеряли актуальности, и для нашего времени. Философы Л.Карсавин: и Ф.Степун также предоставляли газете свои литературные опыты.
Издательская деятельность и книжная торговля
Исходя из вышеуказанных приоритетов русской зарубежной литературной критики, можно выделить ключевые проблемы, вызывавшие ее постоянный интерес: - изучение русского классического наследия (прежде всего творчества А.Пушкина; Н.Гоголя; Ф.Достоевского, Л.Толстого, И.Тургенева, А.Чехова) и его места в духовном становлении человека, оказавшегося «вне дома»; параллельно ставилась еще одна задача: ознакомить Запад с русской культурой, утвердить ее место в общеевропейском и мировом контексте и установить ее связь с западноевропейской литературной традицией; - наблюдение за процессами в современной литературе вне ее политической ориентации, выявление истинных художественных ценностей из общего потока тенденциозной продукции. В своем развитии критика русского зарубежья получила довольно сильный импульс от предыдущей эпохи русской критики и унаследовала многие ее черты. Уже в конце ХІХ — начале XX в. сформировалась «массовая» журнальная и газетная критика, возникли новые жанры: беллетризованный репортаж, статьи-лекции. За этим последовало появление литературно-критических концепций, обращенных к широкому историко-культурному контексту, и как следствие — в противовес критике социологической - изучение «философии» автора, пафоса его творчества.
Участие в литературной жизни русских религиозных философов началось еще до эмиграции. Благодаря этому их философские рассуждения начали наполняться аллюзиями и реминисценциями из русской классической и современной литературы, что значительно повлияло на углубление философского взгляда на литературу в критике эмиграции.
Возрастание потребности выражения литературных оценок в обществе рубежа веков привело к появлению литературных клубов и литературных кафе, которые способствовали зарождению вольной критической мысли. Можно говорить и о том,, что литературная критика зарубежья является также наследницей русской критики XIX в. с ее обращением-к конкретному читателю и желанием, оказывать на него воздействие. Она стремилась формировать, особенно» в 30-е гг., его общественно-политическую позицию, по необходимости учитывала, и специфику европейской литературной- ЖИЗНИ; которая- повлияла на повышение интереса критики к психологии и биографии? писателей. Очевидно, что в Берлине уже проявились эти черты-, критики, получившие развитие в Париже.
В 20-е гг. критика существовала в Берлине и России параллельно, более того - она имела общий предмет изучения, что дает возможность увидеть в ее истории сходные черты. Как в России критика 20-х гг. была довольно резко прервана и с наступлением 30-х гг. стала ощущаться как прошлое; так и берлинская критика очень скоро была заслонена парижской. Интерес к русской критике 20-х гг. возобновился только с эпохой оттепели и под влиянием западной и эмигрантскошмысли.
В культурной инфраструктуре 20-х гг. литературной критике принадлежала огромная роль: она обеспечивала исключительный по своей динамичности литературный процесс, имела дело с различными эстетическими концепциями, и- программами, требовавшими внятного объяснения и обоснования. Она была непосредственно вовлечена в политическую борьбу, а порой и ее стимулировала, чего не было раньше и что передалось только зарубежной критике 30-х гг. Проблематика критики этой эпохи менее всего являлась академической. Споры о судьбе Серебряного века, об авангарде, о формализме, о пролетарской культуре, о «традиции» проходили довольно эмоционально и в Берлине, и в России: с одной стороны, критиков-беспокоил вопрос о том, одна или две существуют русские литературы; с другой — они разбирались в спорах между пролетарскими писателями и «попутчиками».
Печатная- литературно-критическая продукция в Берлине отличалась большим тематическим и проблемным многообразием. Порой на страницах периодики разгорались дискуссии по поводу самого факта существования эмигрантской и советской литератур или споры о проблемах их взаимодействия, о природе поэтического творчества, об отношении к классическому наследию и категориям преемственности в русской культуре, о молодом и старшем поколениях писателей-эмигрантов. Вопрос о границах современного литературного процесса для-критики 20-х гг. связан с проблемами традиции и соотношения реалистических и модернистских тенденций в литературе. Одни критики видели современную литературу уже в произведениях писателей Серебряного века. Так, для Ю.Офросимова «современен» Л.Андреев, «подошедший вплотную к грядущему театру», он противопоставляется Островскому и Чехову как «прошлому» русского театра154. В. Ходасевич и Є. Маковский видят современного поэта в И. Анненском, так как, начав писать в духе ранних символистов, он впоследствии одним из» первых русских поэтов воплотил в лирике тенденции акмеистов с вещественностью их художественного мира, конкретностью-деталей, строгой классичностью форм и будничностью тона155, став таким образом первым учителем Н.Гумилева, А.Ахматовой, О. Мандельштама, Б. Пастернака. Иные параметры современности указываются в работах И.Эренбурга «Новая проза156 и Н.Ашукина «Современность в литературе» . И.Эренбург указывает на сформировавшийся в современном европейском искусстве новый метод письма, который с наибольшей полнотой проявился в творчестве группы писателей «Серапионовы братья», Е.Замятина, а в поэзии — у Маяковского, Пастернака и Асеева. Этот метод, по мнению критика, имеет характерные черты: точность и ясность плана, сложность языка, ощущение материала, комбинации различных материалов, верную
«Новые веяния» и возрождение традиции в современной поэзии
«Здесь продолжается все та же трагическая повесть женского сердца, которая давно начата была «Вечером» и «Четками» и так надрывающе горестно звучала недавно в «Белой стае» — красивые разметанные перья птицы, убитой насмерть и сраженной беспощадной стрелой прямо в трепещущее сердце. Теперь горькие раздумья о несчастной судьбе родины неотступно окружают ее: Когда думаешь об этой книге и перебираешь в памяти ее стихи, будто бы издали слышится протяжная заунывная стонущая песня русской женщины о своей тягостной судьбе» 304. Глубже понимает творчество А.Ахматовой Г.Струве, который считает, что уже до публикации последнего сборника «Anno Domini» у поэтессы сложилась совершенно своеобразная и вполне законченная манера. «Эта манера получалась из сочетания своеобразных стилистических и ритмических приемов. Своего рода эмоциональный импрессионизм, эпиграмматическая передача ощущений и настроений отдельными, часто чисто зрительными, деталями» . Критик не согласен с Л.Львовым в том, что последний сборник подобен первым: «"Anno Domini" вовсе не есть перепев прежних книг поэтессы. Любовная тема, красной нитью проходящая через все творчество Ахматовой, как-то по-новому углублена в стихах 1921 года. В них больше общего с мятущимися, нестройными мотивами "Четок", чем с молитвенно-скорбным строем "Белой Стаи" и "Подорожника". Но новый в них — истинно
трагически пафос, исступление любви-ненависти"306. Эта мысль.развивается в рецензии С.Сумского: "Стало меньше личного, лирики, больше пиетизма и почтшмонашескогог отношения к миру. По-видимому, - продолжает автор, - не может; быть, иной культуры,, кроме; культуры-; национальной, основанной? на национальном опыте; национальных; переживаниях, .и поэтому русская культура творитсятам-вРоссии, а: не вне. Стихи Ахматовой— один из лучших цветков нашей, культуры» .
Поэтическое: мастерство А.Ахматовой: отмечено. Е.Аничковым; В; книге "Современная русская; поэзия". "Стих ее свободный, очень современный: перекликаются анапесты с ямбами, что теоретики нового? стиха называют "стягиванием" трехсложных стоп: Но это; не напевность,, как. у А.Белого. Тут скорее какая-то? проговоренность,. сказанность, речитатив; доведенный до разговорного ритма волнующих сердце, хотяи самых обыденных слов Мысль, о детальности и; зрительности поэзии Ахматовой развивается: Ю-Айхенвальдом: в? очерке о поэтессе в «Силуэтах...... Критик обращает внимание; на «внешнюю: предметность, конкретные, очертания, фактическое окружение», необходимые ей ивносящиев ее лирику начала эпоса. В этом для критика; особенность ее. народности: «Из; недр народности; как из; своего-последнего источника, текут ее личные- песни, и; вообще; она; - такая- русская; великорусская, она светлыми; струями: своих стихов утоляет нашу оскорбленную жажду родины»309.
Это свойство поэзии Ахматовой восходит к идее противопоставления конкретной реальности мистическим образам символизма; провозглашенной группой, акмеистов;, к которой она принадлежала вместе с Н:Гумилевым, С.Городецким, ОМандельштамом и др. Отсюда установка на: точное предметное значение слова, гармонизация всех компонентов поэтической речи, логическая организованность композиции1. МандельштамеВ Ходасевич так и говорит, что его ПОЭЗИЯ1- «благородный? образчик чистого-метафоризма»,. «танец вещей; являющийся, в; самых причудливых сочетаниях», и сравнивает его;с библейским Адамом, главной целью-которого было «узнавать.и называть. вещи»; Поэт,, «обладающий редким: в наши? дни- знанием w чувством языка»,. полагает Ходасевич- «присоединяя? к; игре смысловых; ассоциаций; игру звуковых-, часто выводит свош стихи?заі пределы обычного; понимания: стихи. Мандельштама начинают волновать какими-то темными тайнами,. заключенными, вероятно, в»корневой природе им сочетаемых слов — и нелегко поддающимися» расшифровке. Он первый, и он один на собственном примере доказывает, что заумнаян поэзия- имеет право- на-, существование». А. для. Эренбурга. он: «патетичен всегда; везде, это не ходули, но/ рост, не: манера, но голос, Современен от также потому, что;является- — в,эпоху конструктивных заданий - одним из; немногих строителей: Злейший враг наш; - хаотический; импрессионизм; порой; выглядывает из строк, лучших поэтов — Есенина , Пастернакаи др. - но ошокончательно побежден Мандельштамом» .Другая? рецензия, на сборник стихов; «Tristia», также указывает на классический характер его поэзии, проявляющийся- в медлительности и спокойствии ритма и пластичностиюбразов .
Теме акмеизма в русской поэзии посвящена работа НЛВлока, в которой критик рассматривает это явление как реакцию1 на «достигший крайних пределов символизм». «Акмеизм - стремление к внешнему упрощению формы, возврату к. истокам, это - пресыщение изысканностью «кинжальных слов»-и, переход к примитиву»313. Отсутствие риторики и динамического начала, по мнению исследователя, лишает поэзию; борьбы, горечи и злобы, поэтому она бесстрастна и бездейственна и в своей философской основе восходит к -Баратынскому. «С точки зрения логической последовательности поэзия Гумилева и Ахматовой в своем направлении беспочвенна, не оправдывает своего существования».
Участие берлинцев в создании общеэмигрантского культа Пушкина
Ярче других заявил о себе Г.Гребенщиков романом «Чураевы», первая часть которого была написана еще до революции и получила доброжелательные отзывы Короленко, Горького, Куприна. Переехав в Париж, писатель с новой силой взялся» за продолжение многословной хроники, перегруженной этнографическими деталями, одной старообрядческой семьи. Каждый из рецензентов считал личным подвигом преодоление этой «глыбы», соответствующие были и отзывы. Ихотя-некоторые выдели в его произведении связь с этнографической школой Мельникова-Печерского475 и находили в нем «явление эстетически приятное и ценное»476, все же перевешивало чувство скуки И несвоевременности книги. «Время остановилось для автора. На часах его по-прежнему самодовольная жестяная стрелка показывает не то 1890, не то 1900... Книга Гребенщикова вне искусства. Не страдает роман и излишней читабельностью»477; «Чураевы» - опоздавшее лет на 20 произведение. Ни одна строчка не вскрикнула, ни один образ не пронзил, не упал в память, ни одна мысль не толкнула мыслей, не навела, не обожгла»478; «...автору плохо удается психология. Главу, посвященную описанию психологических переживаний Викула в Москве, признать следует неудачей»479.
О В.Шульгине в Берлине писали И.Гессен, В.Станкевич и Гр. Ландау. Все они едины в мнении, что писатель злоупотребляет литературой ради политики, поверхностно представляет себе предмет изображения, а острый ум его, часто лишенный критики, «руководимый импрессионистическим чутьем и АНД связанный предубеждением, - естественно создают почву для зарождающихся заблуждений»480. Гр.Ландау признает в Шульгине незурядного и своеобразного писателя, сочетающего в своей творческой манере тонкость и яркость. («Он видит точно и остро чует, и то, и другое с наглядной убедительностью умеет передать»), но сожалеет, что «зрительная изобразительность Шульгина легко вводит в заблуждение его, а в особенности, его читателей»481. Сорокалетие литературной деятельности Е.Чирикова отмечалось в «Руле» редакционным материалом «Юбилей Е.Н.Чирикова»482, где прослеживался творческий путь писателя (написано 23 тома!) и характеризовалась его настоящая деятельность в Праге по изданию своих книг на чешском языке. Вместе с тем Айхенвальд упрекает его в излишней публицистичности в ущерб художественности483.
В единственной рецензии, посвященной роману С.Сергеева-Ценского «Преображение», опубликованному в России, отмечается мастерство писателя в создании характеров, диалога, развитии приема алогической речи, которая хотя и «канонизирована А.Белым, разработана автором очень самостоятельно»484.
На фоне более или менее пристального внимания» к творчеству уже известных писателей в критике русского Берлина начался и поиск молодых дарований, что напрямую было связано с задачами определения судьбы литературы. Наметившиеся тенденции свидетельствуют о том, что в оценках молодой прозы есть пессимистические и вполне обнадеживающие тенденции. Обзор критики о молодой прозе дает возможность увидеть, где профессиональное чутье .критикам изменило, а где точно были уловлены признаки будущих знаменитых писателей. Красноречивые заголовки «Блекнут краски» — обзора литературного альманаха «Молодая Россия» под редакцией А.Толстого и «На путях страданий» - очередных книжек журналов «На чужой стороне» и. «Беседа», которые предлагает Н.Волковский, свидетельствуют о скептическом-настрое критики. Перечисляя имена Перегудова, Пильняка, Н.Никитина, Вл.Лидина, МЮсоргина, В.Сизова и других молодых литераторов, критик отмечает «хаотичность» и «массивность» романов, отсутствие поиска новых форм, «артистичность» мира, «манерничанье», «повторяющиеся напевы». «Новая Россия лишь бледным пунктиром намечается в удушье трепещущей русской действительности. Велика Родина — и нет простора для (полета»483, однако и за рубежом «тяжело русской-книге»486, — делает вывод автор.
С другой стороны подходит к проблеме новой литературы И.Василевский (He-Буква). На его взгляд, тот «доброкачественный материал», который поставляет читателю журнальная индустрия эмиграции, а именно журналы «Жар-птица», «Сполохи», «Театр и жизнь», соответствует потребностям «преимущественно дамских портных». «Дело в специфической эмигрантщине рассмотренных нами изданий. Это не только эмигрантщина писательская -«петушка, которого хвалит кукуха», но еще и эмигрантщина читательская, которую гипнотизируют, а она по наивности верит»487.
Более взвешенная оценка дается в рецензиях и обзорах, угадывающих в современной прозе попытки утверждения1 новых форм и канун расцвета. Процесс этот идет сложно. Критика отмечает, что «новаторские попытки Ф.Сологуба, А.Ремизова и А.Белого пошли очень недалеко. Они ограничились введением фантастического начала и документальных частностей в виде писем, афиш, счетов, немного под Бальзака у Сологуба; введением лирического элемента - у А. Ремизова и утрированной философичностью одновременно с заботой о звуковой стороне" прозы — у А.Белого. Эти частные реформы не коснулись основ, романа». Тем более обидно, что у Ю.Слезкина это не получилось в романе «Ветер»: «Вышло не- хорошо. Полуявь, полувыдумка. Описания сильнее диалогов.» Суховатая манера письма в общем приятна и могла бы дать вполне приемлемые результаты»488. Эту точку зрения оспоривает в журнале «Сполохи» другой молодой- писатель и начинающий критик — М.Булгаков. По его мнению, «Ю.Слезкин - словесный кино-мастер, стремительный и скупой. В руках у него не малярная бульварная кисть, а тонкий резец maitre a, и пользуется он им.умело»
