Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические основы исследования сказки . с.7-56
1. Литературная сказка как объект исследования. с.7-16
1.1. Определение сказки и отличие литературнойсказки от фольклорной. 7
1.2. История жанра литературной сказки. с. 14-16
2. Сказка в коммуникативном аспекте. " с. 16-27
2.1. Фольклорная сказка как «текст-код» и литературная сказка как «текст в тексте». с. 16-22
2.2. Теория транстекстуальности (интертекстуальности), возможности ее применения для анализа литературной сказки . с.22-26
3. Структурно-семантическое изучение сказки. с.26-54
3.1. Структурно-семиотический анализ текста. с.27-51
3.1.1. Общие положения структурно-семиотического метода, с.29-31
3.1.2. Нарративная организация повествования. с.31-47
а) Актантная схема. с.32-36
б) Нарративные программы и каноническая нарративная схема . с.36-45
в) Модальные характеристики актанта субъект, с.45-47
3.1.3. Дискурсивная организация повествования с.47-51
а) Фигуры. с.47-49
б) Тематические роли. с.49-51
3.2. Текстуальная организация произведений (типовые эпизоды). с.51-54
Выводы. с.54-56
Глава II. Семиотические характеристики французской литературной сказки XX века и их коммуникативная значимость . с.57-129
1. Нарративные и дискурсивные характеристики фольклорной сказки. с.57-75
1.1. Особенности канонической нарративной схемы. с.57-63
1.2. Завершение базовой нарративной программы поиска. с.63-65
1.3. Особенности актантной схемы. с.66-71
1.4. Характеристики дискурсивной составляющей. с.71-75
2. Нарративные и дискурсивные характеристики литературной сказки в сравнении с фольклорной сказкой и их роль в выражении точки зрения автора . с.75-127
2.1. Искажения канонической нарративной схемы. с.75-85
2.2. Незавершение базовой нарративной программы поиска. с.85-99
2.3. Синкретизм актантов. с.99-104
2.4. Ошибка отправителя. с. 104-108
2.5. Нарративно-дискурсивные несоответствия. с.108-115
2.6. Характеристики дискурсивной составляющей. с. 115-127
Выводы. с.128-129
Глава III. Дискурсивный анализ сказки а.франса «семь жен синей бороды». с. 130-177
1. Текстуальный анализ. с. 130-150
1.1. Организация нарративных эпизодов. с. 131-134
1.2. Организация аргументативных эпизодов. с. 135-150
2. Транстекстуальный анализ. с. 150-175
2.1. Гипертекстуальность и метатекстуальность . с. 150-155
2.2. Перитекстуальность. с. 157-158
2.3. Интертекстуальность. с. 158-171
2.4. Жанровые связи. с. 172-175
Выводы. С. 175-177
Заключение с. 178-181
Список используемой литературы с. 182-195
Приложение
- Теория транстекстуальности (интертекстуальности), возможности ее применения для анализа литературной сказки
- Нарративные программы и каноническая нарративная схема
- Нарративные и дискурсивные характеристики литературной сказки в сравнении с фольклорной сказкой и их роль в выражении точки зрения автора
- Гипертекстуальность и метатекстуальность
Введение к работе
Данное диссертационное исследование посвящено изучению структурно-семантических (семиотических и текстуальных) особенностей французской литературной (авторской) сказки XX века с точки зрения коммуникативно-семиотического подхода.
Термин «семантический» используется в данной работе не в узком лингвистическом смысле (изучение значений языковых единиц), а в более глобальном смысле (изучение структуры смысла всего произведения). Таким образом, семиотическая структура и текстуальная организация литературных сказок, а также структура связей этих произведений с другими текстами рассматриваются как особенности их глубинного семантического строения. Семантика языковых единиц не является объектом изучения, но в некоторых случаях чисто лингвистические сведения используются для подкрепления выводов, полученных с помощью семиотического, текстуального и транстекстуального анализов.
Волшебная сказка исследовалась с различных сторон. Изучались становление и источники жанра сказки (В. Пропп [2000], Е. Мелетинский [1977, 1995, 2001]), фольклористы собирали и классифицировали сказочные мотивы и типы (А. Аарне, С. Томпсон [1964]; П. Деларю, М-Л. Тенез [1957-1977]). Историческое и антропологическое значение сказок впервые было серьезно изучено В. Проппом [2000] и К. Леви-Строссом [Levi-Strauss, 1973]. Эта тематика развита в работах Н. Бельмон [Belmont, 2002], Ж. Калам-Гриоль [Calame-Griaule, 1984], М. Каррен [Carrin, 2002]. Сказки привлекали также пристальное внимание психологов, которые изучали их с точки зрения психоанализа (Б. Беттельхайм [1976], М. Шнейдер [1980]). Структурно-семантическое изучение сказки в семиотическом аспекте впервые предпринял В. Пропп, заложив основы современной нарратологии [В. Пропп, 1998]. В 70-х годах во французской филологии наметилась тенденция рассматривать семиотику как науку о значениях: таким образом, структурно-семантический
подход к литературному тексту предполагает вычленение единиц смысла разных уровней и их анализ. Исследования в этой области проводились как отечественными учеными (Е. Мелетинский, Н. Новик, Б. Путилов, и др.), так и зарубежными (А.-Ж. Греймас, Ж. Куртес, Ж.-Кл. Кокэ, Ж. Фонтаний и др.). В настоящее время актуально также дискурсивное изучение сказки, которое учитывает как структурный (текстуальный) аспект сказки, так и ее связи с другими текстами и с социо-дискурсивным контекстом (см. работы Ж.-М. Адама, У. Хайдман).
Однако столь всестороннему исследованию подвергалась только фольклорная сказка, в то время как литературная сказка изучалась в основном лишь с позиций литературоведения [см. Ковтун 1999, Липовецкий 1992, В. Бахтина 1979]. В последние годы некоторые литературные сказки изучаются с точки зрения лингвистики текста [см. Adam, Heidmann]. Жанр литературной сказки, ввиду расплывчатости его границ, а также сильной зависимости от индивидуального стиля писателя, не был так же досконально изучен, как жанр фольклорной сказки.
Таким образом, актуальность диссертации определяется необходимостью изучения французской литературной сказки XX века как жанра, выделения присущих ей структурно-семантических особенностей по сравнению с фольклорной (народной) сказкой. Важным и перспективным представляется также изучение конкретных сказок французских писателей как уникальных произведений.
Объектом данного исследования является французская литературная сказка XX века.
Предметом исследования являются структурно-семантические особенности французской литературной сказки XX века. В работе рассматриваются особенности глубинного семантического строения французских литературных сказок, а именно их семиотическая структура и текстуальная организация, а также структура связей этих произведений с другими текстами.
Основной целью исследования является изучение структурно-семантических особенностей, свойственных жанру литературной сказки в коммуникативном аспекте: особенностей семиотической структуры (по А.-Ж. Греймасу) и их коммуникативной значимости, а также особенностей текстуальной структуры и межтекстовых связей, рассматриваемых в рамках дискурсивного анализа (по Ж.-М. Адаму).
Цель исследования обусловила необходимость решения следующих задач:
определение понятия сказки и ее основных типов;
определение теоретических предпосылок настоящего исследования для проведения семиотического, текстуального и транстекстуального анализа сказок в коммуникативном аспекте;
выделение основных особенностей семиотической структуры, свойственных фольклорной сказке;
сравнение семиотической структуры литературной сказки с семиотической структурой фольклорной сказки, определение семиотических характеристик литературной сказки и свойственного им коммуникативного эффекта;
дискурсивный анализ одной из литературных сказок (А. Франс «Семь жен Синей Бороды»), включающий:
текстуальный анализ с целью выявления присущей данному произведению нарративной и аргументативной организации;
транстекстуальный анализ, выявление связей произведения с другими текстами и с социо-культурным контекстом, определение роли этих связей в построении смысла произведения.
Цель и предмет диссертации обусловили выбор материала и методов исследования.
Основным материалом для исследования послужили сказки французских писателей XX века (15 сказок). В рамках нашего исследования
рассматриваются сказки волшебного типа, поскольку фольклорные волшебные сказки отличаются достаточно строгой и жесткой структурой и, следовательно, на примере литературной сказки, отталкивающейся от традиций волшебной фольклорной сказки, легче всего проследить отличия, возникающие при авторской переработке сказочного сюжета. Кроме того, для выявления основных семиотических характеристик фольклорной сказки были использованы 30 французских фольклорных сказок из каталога P.Delarue, М.-L.Teneze «Le conte populaire francais» [1957-1977]. Отдельному детальному изучению была подвергнута сказка А. Франса «Les sept femmes de la Barbe-Bleue», как наиболее яркий пример, иллюстрирующий особенности жанра.
Для решения поставленных задач в диссертации использовалась комплексная методика исследования, включающая коммуникативно-семиотический подход и методы структурно-семиотического, текстуального и транстекстуального анализа.
Научная новизна настоящей работы обусловлена ее целью, задачами и самим выбором материала исследования. Впервые используется комплексный подход к изучению семантики литературной сказки, сочетающий методы семиотического, текстуального и транстекстуального анализа в коммуникативном аспекте. Благодаря этому подходу впервые выделяются основные черты структурно-семантической организации, свойственной жанру литературной сказки с семиотической и коммуникативной точки зрения, а также впервые дается комплексное описание отдельной литературной сказки, позволяющее наиболее полно проследить выражение мысли автора средствами общей структурно-семантической организации произведения.
Теоретическая значимость диссертации заключается в изучении проблемы определения жанра литературной сказки и присущих ему структурно-семантических особенностей по сравнению с жанром фольклорной сказки, а также в изучении вопроса коммуникативной значимости структурно-семиотических характеристик французской литературной сказки XX века. Разработана и применена методика анализа произведения для выявления
взаимосвязи присущих ему структурно-семиотических, текстуальных и транстекстуальных особенностей и их роли в построении смысла произведения. Проведённое исследование может способствовать дальнейшему изучению жанровых особенностей французской литературной сказки. Данные, полученные в ходе исследования, могут быть использованы для анализа семантических характеристик литературных сказок других стран, для сравнительного изучения литературных сказок и произведений других жанров, а также для изучения построения смысла отдельных литературных сказок с целью выявления авторской интенции.
Практическая значимость работы определяется возможностью использования материала и результатов исследования в практике преподавания французского языка, курсов стилистики французского языка, нарратологии, текстологии, общего языкознания. Основные положения и выводы исследования также могут быть использованы при интерпретации текстов, написании курсовых и дипломных работ.
Проводя исследования в рамках коммуникативно-семиотического метода,
мы опираемся на такие основные понятия, как «текст-код» и «текст в тексте».
При структурно-семиотическом анализе рассматриваются понятия нарративной
и дискурсивной составляющей (в терминах исследователей французской
семиотической школы). В качестве единиц нарративного уровня изучаются
актантные схемы, каноническая нарративная схема, нарративные программы.
Рассматриваемыми единицами дискурсивного уровня являются фигуры, темы и
тематические роли. При дискурсивном анализе (в терминах таких ученых, как
Ж.-М. Адам, Д. Мейнгно) употребляются следующие основные понятия:
текстуальная организация (единицами которой являются макро-предложение и
эпизод), транстекстуальная организация (которая включает
гипертекстуальность, интертекстуальность, перитекстуальность, ко-текстуальность, жанровые связи).
Структура работы обусловлена целью и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, приложения и списка использованной литературы.
Во введении определяются цель и задачи исследования, обосновывается актуальность темы и ее новизна, отмечается теоретическая значимость работы и ее практическая ценность.
В первой главе излагаются теоретические предпосылки исследования: на основе обзора литературы систематизированы разные подходы к изучению сказки, предлагаются определения фольклорной и литературной волшебной сказки; даются основные положения коммуникативного подхода (коммуникативно-семиотической теории и теории транстекстуальности) и структурно-семантического подхода (нарративной грамматики и текстуального анализа), определяются основные понятия, которые будут использованы в работе.
Во второй главе проводится анализ нарративной и дискурсивной организации фольклорной сказки как «текста-кода», и впоследствии анализ основных семиотических характеристик, отличающих жанр литературной сказки от народной и создающих эффект «текста в тексте».
В третьей главе проводится дискурсивное изучение сказки А. Франса «Семь жен Синей Бороды» (по Ж.-М. Адаму), выделение особенностей текстуальной и транстекстуальной организации этого произведения с целью выявления смысла произведения и коммуникативного намерения автора.
В заключении подводятся основные итоги по результатам исследования, а также намечаются перспективы дальнейшего изучения проблемы.
Приложение содержит сказку А. Франса «Семь жен Синей Бороды».
Теория транстекстуальности (интертекстуальности), возможности ее применения для анализа литературной сказки
Чтобы перейти от описания общих структурно-семантических особенностей жанра литературной сказки к описанию межтекстовых связей конкретной литературной сказки с другими произведениями, необходимо обратиться к теории интертекстуальности, или транстекстуальности. Она имеет много общего с теорией, разработанной исследователями Тартуско-Московской школы, но гораздо шире открывает границы текста. При таком подходе изучению подвергаются уже не общие жанровые особенности, но особенности конкретного произведения. Это позволяет нам рассматривать литературную сказку не только как измененную в коммуникативных целях при помощи особых приемов структуру «текста-кода» (волшебной сказки), но как уникальное произведение, открытое каждый раз иным межтекстовым связям, влияющим на смыслообразующие процессы.
Важным источником теории интертекстуальности явились работы Бахтина, который ввел такие ключевые термины, как "чужое слово", "диалогизм", "карнавализация", "гетероглоссия". Развитие идеи полифонии и чужого слова приводит Дж. Кристеву к формулированию понятия, ставшего одной из основных категорий постструктурного анализа, понятия интертекста [Kristeva 1969]. Оно с самого начала было направлено на разрушение "мифа" о единстве и целостности текста. Интертекст размывает границы текста, делает его фактуру проницаемой, его смысловые контуры неопределенными и изменчивыми [Гаспаров 1996: 32-33]. Различные высказывания, заимствованные из других текстов, не дополняют, но, по словам Кристевой, "пересекают и нейтрализуют друг друга"; в конечном счете текст как отдельный феномен теряется в непрерывных интертекстуальных наслоениях. Сходную направленность имело понятие "письма" (ecriture), занявшее центральное место в книге Ж. Деррида "О грамматологии" [Derrida 1967] и работах Р.Барта конца 1960-х — начала 1970-х гг. Текст, считает Р.Барт, это не сосуществование значений, но переход, пересечение, поэтому он нуждается не в интерпретации, но во взрывании, в рассеивании. Растворение текста и его значения в процессе "письма" означает также "смерть автора" как раз навсегда заданной индивидуальности, что делает бессмысленным поиск объективного значения текста [Barthes 1994].
Современные исследования в области интертекстуальности отражают большую значимость изучения межтекстовых связей произведения, широкой открытости границ текста. Однако, исследования показывают также и несостоятельность столь жесткого подхода, свойственного ученым-»деконструктивистам» (Дж. Кристевой, Р. Барту, Ж. Деррида и др.). При изучении литературных текстов, в частности, литературных сказок, нам представляется перспективной более нейтральная позиция [см. работы Ж. Женетта, Ж.-М. Адама, Б.М.Гаспарова и др.]. Б.М.Гаспаров говорит о так называемой "презумпции текстуальности": текст невозможно описывать, исходя только из его неустойчивости и открытости его границ [Гаспаров 324-325]. Действительно, феномен интертекстуальности не мешает существованию и восприятию текста как целого: напротив, чем шире интертекстуальные связи, тем больше взаимодействий возникает между ними, и тем сильнее проявляется целостность текста. И.В. Арнольд объясняет это с точки зрения процесса коммуникации: "... в распоряжении читателя есть некоторая вероятностная модель языка, которая дает ему представление о некоторой средней норме для данного типа текста и позволяет заметить отклонения от нее. Поскольку при отклонении от нормы процесс понимания несколько замедляется, отклонение оказывается заметным. ... Отклонения от нормы не являются вполне свободными: на них обязательно накладываются некоторые ограничения; в запретах тоже можно обнаружить систему, присутствие которой необходимо, чтобы сообщение было понятным" [1981: 60]. В своей статье «Проблемы интертекстуальности в художественном тексте» [1992] И.В. Арнольд делит интертекстуальность на внутреннюю (опознанную) и внешнюю (неопознанную), предлагая при этом анализировать не только виды включений (реалии, аллюзии, цитаты), но и их функции в основном тексте.
Похожую позицию занимает Ж.-М. Адам. Он призывает исследовать текст как место столкновения «центростремительных» сил текстуальности и «центробежных» сил транстекстуальности [Adam 2002]. Исследователь заменяет термин «интертекстуальность» термином «транстекстуальность», введенным Ж. Женеттом [Genette 1982: 7-14]. Подобная терминология представляется нам более удачной, поскольку транстекстуальность включает все виды межтекстовых связей, а понятие «интертекст» приобретает более узкий смысл, обозначая одну из разновидностей этих связей — чужеродные «вкрапления» внутри текста. Вслед за Ж. Женеттом, Ж.-М. Адам изучает следующие типы транстекстуальных связей: 1. Интертекстуальность (присутствие, часто неявное, одного текста в другом под видом цитаты, аллюзии или плагиата) [Adam 2001]; 2. Гипертекстуальность (возобновление текста А (гипотекста) в более позднем тексте В (гипертексте) под видом имитации, пародии (трансформации), а также простого продолжения или перевода; то есть имитация или искажение в серьезных или сатирических целях одного текста другим) [Genette 1982]; 3. Метатекстуальность (отношения критики или комментария между текстом А и текстом В) [Adam 2001]; 4. Паратекстуальность, включающая перитекстуальность (материально окружающие текст дискурсивные и иконические формы — заголовок, введение, и т.д.) и эпитекстуальность (формы, окружающие текст на расстоянии - например, отзывы, комментарии) [Adam 2001]; 5. Жанровые связи (genericite) (этим термином Ж.-М. Адам заменяет термин Ж. Женетта «архитекстуальность» [Genette 1979], подчеркивая неоднородный и изменчивый характер жанровой принадлежности текстов) [Adam J-M., Heidmann U. 2003]. 6. Ко-текстуальность (этот термин введен Ж.-М. Адамом для отражения отношений, возникающих между соположенными текстами — например, между произведениями, включенными в один сборник) [Adam 2001].
Нарративные программы и каноническая нарративная схема
Теперь, когда мы в целом рассмотрели подходы к парадигматике и синтагматике повествовательного текста, представляется целесообразным более подробно остановиться на модальных характеристиках актанта субъект, поскольку он является главным и в актантной схеме, и в развитии канонической нарративной схемы.
Как уже было отмечено, каждый субъект может быть снабжен компетенцией, определенной как «желание и/или способность и/или умение» [Greimas 1973а: 165]. Греймас выделил следующие типы субъекта в соответствии с присущими ему модальностями: 1. Виртуальный субъект: долженствование и/или волеизъявление. 2. Актуализированный субъект: умение и/или способность. 3. Реализованный субъект: действие [Greimas 1973а: 165]. По А.-Ж. Греймасу, синтагматический путь субъекта может быть ориентирован иерархией следующих модальностей: vouloir-» savoir-» pouvoir= faire Если модальная ценность знания без могущества не позволяет реализацию действия, знание не является необходимым для достижения могущества [Greimas 1970а: 179-180]. Автор выводит из этого иерархию субъектов: «знающие» субъекты, способность которых к совершению действия происходит от приобретенного знания (sujet selon le savoir) и субъекты, «могущественные» по природе (sujet selon le pouvoir) [там же 180]. Более детализированная иерархия субъектов по их компетенции, выработанная Ж.-Кл. Кокэ, позволяет нам уточнить статус субъектов, данных в трифункциональной системе (отправитель-субъект-объект) [Coquet 1984]. Синтагматическая ориентация исследования дает автору возможность проследить за «трансформационной историей актанта» для установки его личности [там же 69]. Субъект способен предпринять два синтагматических маршрута [там же 87-93]: Первый маршрут свойствен ищущему субъекту, который реализует программу присвоения в целях установления своей личности, начиная с желания [там же 87-90]. Второй принадлежит правовому субъекту, который, опираясь на свою установленную личность, следует программе приобретения для проявления своего могущества, регулируемого знанием [там же 92]. Объектом семиотического дискурсивного анализа являются единицы значения (unites de contenu), их объединение в фигуры, фигуративные пути (parcours figuratifs) и тематические роли. Таким образом, актанты и актантные роли, а также выполняемые ими нарративные программы, приобретают в каждом тексте конкретное выражение, определенные характеристики; эти характеристики также участвуют в построении смысла произведения. Например, элемент нарративной структуры произведения, вид действия «отказ» может быть представлен в тексте как альтруистический поступок (например, отречение в чью-либо пользу), или как бездумный поступок (например, растрата своего состояния) [Analyse semiotique des textes: 91-93]. В данном случае мы имеем дело с совершенно разными значениями одного и того же формального действия. Таким образом, дискурсивный анализ неотделим от нарративного и при изучении семиотической структуры конкретного текста необходимо учитывать обе составляющие. А.-Ж. Греймас, Ж. Куртес и другие представители французской семиотической школы различали два уровня анализа: лексический уровень и уровень дискурса. Лексический уровень рассматривает значения слов в предложении, дискурсивный уровень - различные значения и комбинации значений в тексте. Единицами дискурсивного анализа являются фигуры. В соответствии с вышеназванными уровнями фигуры могут быть рассмотрены как с точки зрения их лексических характеристик, так и с точки зрения их функционирования в дискурсе. «Фигура — это устойчивая смысловая единица, определяемая постоянным ядром, потенциальные варианты которого реализуются по-разному в разных контекстах» [Analyse semiotique des textes: 91]. Первоначальное определение фигуры (ее смысловое ядро) представляет возможность для многочисленных интерпретаций, в зависимости от контекста: эти интерпретации в нарративной грамматике получили название «семемные пути» [Courtes 1986]. Так, в примере, приведенном в «Analyse semiotique des textes», (Decidement, се gamin n a pas de cervelle) семиотический анализ устанавливает следующее отношение: субъект находится в состоянии дизъюнкции с объектом. На следующем, более конкретном уровне выражения, авторы прибегают первоначально к лексическому анализу: Лексическая фигура cervelle Ядро "substance du cerveau" Семемные пути 1. анатомический план 2. гастрономический план 3. ментальный план В данном контексте реализуется семемный путь ментального плана [Analyse semiotique des textes: 91]. Итак, лексические фигуры рассматриваются в двойном аспекте: 1) как совокупность всех возможных значений, семемных путей, которые подлежат перечислению в словаре (виртуальный аспект); 2) с точки зрения использования в дискурсе того или иного из возможных значений (аспект реализации). Таким образом, виртуальный аспект отсылает к памяти, а аспект реализации — к введению в дискурс (mise en discours). Фигуры в тексте не существуют независимо, но объединяются в конфигурации, или мотивы, где каждый элемент обуславливает другой [Courtes 1986: 42]. Из этого следует, что, сочетаясь определенным образом, фигуры выстраивают дискурс, в котором вполне «уживаются» одни фигуры и неприемлемы другие. Необычные изменения конфигураций, введение фигур другого дискурса также позволяет автору литературной сказки создать эффект текста в тексте, что приведет к генерации новых смыслов.
В результате определения фигур текста и связи между ними выстраиваются фигуративные пути повествования, которые являются воплощением нарративных программ. Фигуративные пути на основании их сходства могут быть объединены в темы и мотивы, безусловно более многочисленные, чем четыре формы исполнения, выделяемые на нарративном уровне.
Нарративные и дискурсивные характеристики литературной сказки в сравнении с фольклорной сказкой и их роль в выражении точки зрения автора
Автор литературной сказки, прибегнув к сказочному образцу для передачи своей мысли читателю, в то же время не стремится полностью следовать сказочным канонам в синтагматике. Поэтому границы фаз канонической нарративной схемы очень часто размыты. В отдельных случаях некоторые фазы не описаны вовсе, их можно лишь мысленно восполнить как некие подразумевающиеся события.
а) Сказка Лии Лакомб «Grand eclair blanc» [L. Lacombe] может служить наиболее ярким примером нечеткости фаз канонической нарративной схемы. Рассмотрим более подробно ее нарративную организацию.
Субъект данного повествования (актер Андре), не находящий себе места в обществе, ищет сближения с людьми. Это является объектом его поиска. Большую часть сказки занимает описание состояния «недостачи», в котором пребывает субъект, его одиночества, бесцельности его существования. В этом отрывке не происходит никаких событий, но дается очень развернутая характеристика Андре. С каждой строкой читатель все более и более чувствует, что социум, в котором находится субъект, помещает его в изоляцию. В этой части отсутствуют лексические единицы, относящиеся к семантическим полям «желание» или «долженствование», то есть выражающие модальности «желать» и «быть должным», а также единицы,, относящиеся к семантическим полям «знание» и «умение». Автор говорит лишь о впечатлениях Андре от окружающего мира, его герой полностью лишен каких бы то ни было стремлений. Таким образом, субъект в данной части повествования является лишь субъектом состояния, но не действующим субъектом, поскольку не наделен ни виртуальными, ни актуальными модальностями.
Фазы «манипуляция» и «компетенция» содержатся в эпизоде сна Андре. Наступление этих фаз повествования отражается в появлении в тексте лексических единиц, содержащих или приобратающих в данном контексте сему «желание» {«vouloir parler aux gens, tendre les mains (pour les toucher), a также сему «простота», характеризующую возможность общения Андре с людьми («tout parait si facile», «c est si simple de comprendre les autres, et avant il n y arrivait pas»), что является признаком приобретения субъектом модальностей «желать» и «мочь». Эти две фазы трудно четко разграничить в тексте: субъект одновременно приобретает и виртуальные, и актуальные модальности. Манипуляция происходит в рамках faire-faire (побуждение). Отправитель (человек-молния, освещающий белым светом дом и саму жизнь Андре) является в то же время и помощником («il a pousse Andre aux autres [gens]»: глагол «pousser» приобретает семы «помошь/побуждение» в данном контексте). С одной стороны, он совершает действие убеждения и придает субъекту модальность «желать» (Андре понимает, что больше не может быть один). С другой стороны, отправитель одновременно сообщает субъекту и модальность «мочь» (Андре вдруг чувствует, что может общаться с людьми). Таким образом, отправитель выполняет конъюнктивную трансформацию: F (S2) [(Si не обладает Om) (S обладает От)], где Si - действующий субъект, S2 - отправитель.
Но Андре едва успевает применить свою способность к общению, как сон его кончается, вместе с ним кончается и эта способность. Тем не менее, субъект сохраняет в какой-то мере и модальность «мочь» (вновь лишенный общества, Андре выносит из своего сна «волшебный дар», миндальную ветвь, как знак того, что он снова сможет вернуться в свой сон и к тем людям, которые говорили с ним). Следовательно, повествование заканчивается на фазе компетенция: Андре, сжимая в руках миндальную ветвь, ждет прихода ночного гостя. «II etait pret [a Parrivee de Гесіаіг]»: сема «готовность» показывает, что основное действие (исполнение) еще не совершено.
Таким образом, фазы «манипуляция» и «компетенция» в сказке сливаются в одном эпизоде, при этом нет описания фазы «испытание» и фазы «санкция» (в повествовании отсутствуют лексические единицы, принадлежащие к семантическим полям «присвоение»/ «отказ» или «дарение/ «лишение», характеризующие отношение субъекта к объекту поиска). Эти фазы присутствуют лишь как возможность, как надежда Андре. С одной стороны, такая схема рассказа позволяет автору сконцентрировать внимание читателя не на перипетиях повествования, а на внутреннем образе героя: основной составляющей текста является в данном случае не нарративная, а дискурсивная составляющая. С другой стороны, отсутствие фаз «испытание» и «санкция» создает впечатление «открытого конца», незаконченности истории, приглашая читателя самому решать, чем закончится поиск Андре. Так автор передает читателю свое ощущение человеческой жизни — в ней нет места законченности, завершенности, она представляет собой постоянный поиск.
В сказке Даниеля Буланже «Lecture» [D. Boulanger] также полностью отсутствуют фазы «исполнение» и «санкция», поскольку фаза «компетенция» кончается неудачей: субъект не выполняет утилитарную нарративную программу приобретения модальных объектов. В руки героя повествования (Побер) попадает сказка, отступающая от устоявшегося стереотипа истории про фею и влюбленных: на этот раз фея помогает двум не терпящим друг друга молодым людям исполнить самое заветное их желание - никогда более не встречаться. Эпизод прочтения Побером этой книги в терминах нарративной грамматики является фазой «манипуляция» — субъект приобретает модальность «желать», что проявляется в появлении в тексте следующих лексических единиц, отражающих желание героя прочитать книгу и узнать тайну имени феи: «saisir un livre», «etre pris a sa fable», «s enfoncer dans un fauteuil avec sa proie», «pareil a la bete», «savourer sa pitance», «penser deviner», «chercher quel pouvait etre le nom». Присутствие актанта «отправитель», сообщающего эту модальность, очевидно благодаря присутствию в тексте глагола «poussen , относящегося к семантическому полю «побуждение». Отправителем является, возможно, сама книга или некий дух тех мест, где происходят события сказки: «Paubert se demanda une nouvelle fois ce qui l avait pousse a fureter dans la bibliotheque de ses botes» [там же p. 268].
Гипертекстуальность и метатекстуальность
Гипотекстом сказки А.Франса является сказка Перро «Синяя Борода», о чем рассказчик говорит в начале, и что мы имеем возможность наблюдать на протяжении всего текста: А.Франс отталкивается от сюжетной канвы сказки Перро. Однако рассказчик заявляет о своем намерении опровергнуть этот гипотекст. Значит, кроме отношений гипертекстуальности, эти два произведения связаны и метатекстуальными отношениями: гипертекст не просто повторяет сюжет, но и содержит критику гипотекста.
Мы можем выделить две части в данном произведении: 1. введение, которое является только метатекстом по отношению к сказке Ш.Перро, комментарием к ней; 2. повествовательная часть, для которой текст Ш.Перро является уже гипотекстом, но метатекстовый комментарий присутствует также и здесь. Наиболее яркий пример — та часть текста, в которой говорится о волшебном ключе. Здесь повествование останавливается, и начинается длинный комментарий о волшебных свойствах ключа, (аргументативную организацию этого эпизода мы подробно рассмотрели в текстуальной части).
Проникновение элементов гипотекста (сказки Ш.Перро) в гипертекст (сказку А.Франса) довольно значительно. Как уже было отмечено в текстуальной части нашего анализа, А.Франс четко придерживается развития событий и основных деталей текста Перро, но он по-новому интерпретирует эти события и детали. Семиотический анализ дискурсивной составляющей сказки показал, что автор конкретизирует (по сравнению с достаточно схематичной сказкой Перро) время и место своего рассказа, а также характеры персонажей. Тем не менее, он не опускает ни малейшей детали, трансформируя и комментируя все факты. Опираясь на данные проведенного семиотического и текстуального анализа, можно сказать, что А.Франс предлагает читателю историю, «противоположную» истории Перро, переворачивает исходный текст «с ног на голову»: Синяя Борода благороден и кроток, а его жены ужасны; жены действуют, в то время как Синяя Борода ожидает своей участи; маленький кабинет не был местом преступлений; братья седьмой жены не герои, а разбойники; ее новый муж становится «честным человеком», как только к нему приходит богатство, и т. д. Пародийный эффект, производимый сказкой А.Франса, заключается в постоянной антитезе по отношению к тексту Ш.Перро. Все факты, рассказанные Ш.Перро, все цитирования (часто весьма обширные) его сказки служат для поддержания совсем иных гипотез и являются предпосылками совсем иных выводов, что было продемонстрировано при анализе аргументативной структуры произведения.
Но произведение Перро является не единственным, и даже не главным гипотекстом сказки А.Франса. Действительно, цель автора не заключается в пародировании сказки «Синяя Борода». Д. Мейнгено отмечает: «dans le cas du discours litteraire,... l hypertextualite concerne le plus souvent des oeuvres elaborees a partir d auteurs ou d oeuvres singuliers (parodie de telle oeuvre, tel ecrivain...). Or, en analyse du discours, on a la plupart du temps affaire a des phenomenes hypertextuels qui portent sur les genres de discours, non sur des textes singuliers» [Charaudeau, Maingueneau 2002 : 298]. Это утверждение вполне применимо в нашем случае: автор использует историю Синей Бороды для того, чтобы пародировать дискурсивный жанр, сценографию которого он выбирает для своего текста. Термин «сценография» был введен Д. Мейнгено [Maingueneau 1998]. Она предлагает анализировать три сцены высказывания конкретного текста: общую сцену, которая определяет тип дискурса, к которому принадлежит текст (религиозный, политический, рекламный, и т.д.) ; жанровую сцену, которая определяется конкретными жанровыми разновидностями, присущими данному типу дискурса (частное письмо, деловое письмо, и т.д.); и сценографию, «qui n est pas imposee par le type ou le genre de discours, mais instituee par le discours meme» [Maingueneau 1998: 56]. Анализируя «Provinciales» Б.Паскаля, Д.Мейнгено делает вывод, что «du point de vue generique il s agit d un ensemble de libelles, cependant ces libelles ne se presentent pas comme tels, mais comme une serie de lettres adressees a un ami... Ici, la scene epistolaire n est pas une scene generique, mais une scenographie construite par le texte, la scene de parole dont il pretend surgir» [там же].
Сценография, которую А.Франс выбирает для своего произведения, является сценографией исторического исследования: в самом начале текста рассказчик заявляет, что речь будет идти о серьезном научном труде («d apres les documents authentiques»). Анализ аргументативного развития, предпринятый нами в предыдущей главе, показал многочисленность аргументативных эпизодов и наличие тщательной аргументации по поводу каждой детали. По этой причине текст имеет наукообразный вид. Тем не менее, анализ показал, что эпизоды часто не закончены, что аргументация опирается на неприемлемую аналогию, что выводы часто не сформулированы, и что поддержка аргументов отсутствует. Эти особенности свойственны недобросовестным историческим исследованиям. Таким образом, А.Франс использует в качестве гипотекста не конкретное произведение, а целый дискурсивный жанр - исторические исследования современных ему авторов.
Писатель не случайно выбирает для пародии именно этот дискурсивный жанр. Необходимо напомнить, что Анатоль Франс был большим любителем истории, хотя в кругах специалистов считался дилетантом. (Например, его труд, посвященный жизни Жанны Д Арк, вызвал критику профессионалов.) М.-К. Банкар пишет по поводу этой страсти писателя: «Qu il s agisse des premiers chretiens, de Jeanne d Arc, des contemporains de Louis XV ou des revolutionnaires, il aime a les faire revivre dans le detail. Cela ne va pas sans de grandes recherches... II n est pas une de ses indications qu on ne puisse verifier.» [Bancquart 1994 a : 161].
Тем не менее, даже будучи увлеченным этой наукой, А.Франс не строил иллюзий по поводу непогрешимости исторических данных. Он хорошо понимал, что ученый-историк никогда не может быть полностью уверен в своих результатах. Но писатель жил в эпоху, когда ученые пытались придать истории статус точной науки. Это движение, противостоящее романтической историографии, начинается с И. Тэна, который говорил, что метод истории должен приблизиться к методу естественных наук: «On permettra a un historien d agir en naturaliste; j etais devant mon sujet comme devant la metamorphose d insecte» [Introduction a l historiographie: 73]. Это движение получило большое развитие в начале XX века, когда французские историки хотели основать научный метод по примеру своих немецких коллег.
Похожие диссертации на Структурно-семантические особенности французской литературной сказки XX века (Коммуникативно-семиотический аспект)
