Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Аспектуальность на уровне семантемы 18
1.1. Введение 18
1.2. Классификация семантических групп З.Вендлера 20
1.3. Семантические классификации 29
1.4. Семантические признаки 35
1.4.1. Введение 35
1.4.2. Предельность 37
1.4.3. Длительность 59
1.4.4. Агентивность 63
1.5. Семантические признаки типов глагольного действия 72
1.5.1. Соотношение перфективной и имперфективной ситуаций 72
1.5.2. Признаки семантических групп 78
Глава 2. Аспектуальность на уровне морфологии. Аспектуальныи комплекс 89
2.1. Аспектуальность на уровне морфологии 89
2.1.1. Введение 89
2.1.2. Предельность 92
2.1.3. Значения области перфективности 96
2.1.4. Значения области имперфективности 115
2.1.5. Значения предпрошедших времен 123
2.1.6. Инклузивное значение 129
2.1.6.1. Инклузивное значение: имперфективные перфекты? 129
2.1.6.2. Инклузивное значение Passato Prossimo 131
2.1.6.3. Инклузивное значение Trapassato Prossimo 134
2.2. Аспектуальныи комплекс 142
2.2.1. Семантическая составляющая аспектуального комплекса 142
2.2.2. Морфологическая составляющая аспектуального комплекса 144
2.2.3. Формирование значения аспектуального комплекса 145
2.2.4. Частные видовые значения 154
2.2.4.1. Значения аспектуального комплекса 154
2.2.5. Сочетаемость аспектуальных значений с временными показателями 165
Глава 3. Аспектуальность на уровне текста 179
3.1. Введение 179
3.2. Синтаксические теории аспектуальности 184
3.3. Понятие точки отсчета 194
3.4. Взаимодействие элементов точки отсчета 199
3.5. Определяя область текстуальности 204
3.6. Согласование времен. Временные детерминативы текстуального уровня 209
3.6.1. Согласование времен 209
3.6.2. Временные детерминативы текстуального уровня 211
3.7. Настоящее историческое 221
3.8. Движение наблюдателя. Внутренняя структура текста 226
3.8.1. Движение наблюдателя 226
3.8.2. Элементы внутренней структуры текста 228
3.8.3.Внутренняя структура текста 236
3.8.4. Выбор аспектуального рисунка 243
Заключение 253
Библиография 256
Источники примеров
- Классификация семантических групп З.Вендлера
- Семантические признаки типов глагольного действия
- Значения области имперфективности
- Взаимодействие элементов точки отсчета
Введение к работе
Действие, "событие, обозначаемое глаголом" (Coseriu, 15), развивается во времени и в каком-то смысле создает время, организуя его в соответствии со своей внутренней структурой, поэтому работа, посвященная анализу параметров действия, должна быть основана на исследовании временных и, что еще более важно, аспектуальных характеристик.
Бл. Августин, приступая к анализу феномена времени, задает себе «простой» вопрос "Quid est ergo tempus? Si nemo ex me quaerat, scio; si quaerenti explicare velim, nescio". (Исповедь, 11, 14.17). Представляется, что эти слова не только не устарели, но и еще более справедливы по отношению не только ко времени, но и к виду, несмотря на огромное число исследований, посвященных аспектуальной и темпоральной тематике в различных языках. Трудность предмета неоспорима и отмечается всеми, занимающимися прямо или косвенно анализом характеристик действия. Ср., например, - «Граматические категории времени и вида, как, впрочем, и все другие грамматические категории, имеют значение, которое с трудом поддается определению» (Падучева, 285), и тем не менее эта тема остается одной из самых интересных и актуальных в современной лингвистике.
Дискуссии о времени идут на протяжении веков. Широко известна традиция, берущая начало от Аристотеля, которая не признает реальности настоящего, поскольку оно является лишь точкой между прошлым и будущим (Binnick, 242, 434). Красивую неоаристотелевскую метафору находим у Zemb: время - это линия, которую одной рукой человек пишет, а другой стирает, реальна только постоянно перемещающаяся точка между этими действиями, «лишь иногда со следами штрихов, остающихся в памяти более или менее намеренно» (Zemb, 88).
В известном отрывке 11 главы Исповеди Бл. Августин спрашивает себя, в каком смысле существует прошлое и будущее, если прошлого уже нет, а будущего еще нет. Это можно было бы рассматривать как утверждение о единственной реальности настоящего, но Бл. Августин отдает себе отчет в сложности проблемы: и настоящее существует, поскольку переходит в прошлое и само по себе не имеет протяженности (St. Agostino, 11 глава, 14.17, 15.20).
Бл. Августин приходит к выводу о психическом истолковании времени как категории присущей мышлению: «tempora sunt tria, praesens de praesentibus, praesens de futuris sunt enim haec in anima tria quaedam, et alibi ea поп video: praesens de praeteritis memoria, praesens de praesentibus contuitus, praesens de futuris expectatio» (St. Agostino, Hbro 11, 20.26). Это мнение становится аксиомой и в восприятии лингвистического времени. «Настоящее представляет собой некую «порцию» времени, обладающую характеристикой присутствия в нашем сознании» (см. тж. Ruiperez, 96).
Таким образом, время существует в прошлом, настоящем и будущем и лингвистическое время (tense) (английский язык различает, как известно, лексические понятия времени как категории логики (time) и как категории грамматики (tense)) служит, чтобы сообщить, в каком времени (time) данное высказывание является верным (см. Binnick, 11) Кроме того, традиционно временными считаются отношения не только к моменту речи, что собственно и является расположением действия в настоящем, прошлом или будущем, но и отношение ко времени любой другой ситуации, принимаемой за точку отсчета (см., в частности, Comrie, 1976, 2).
Воспринимая время как психолингвистическую реальность, отражающую категории мышления вообще и языкового мышления в частности, временными отношениями, таким образом, следует признать отношения прошлое - настоящее - будущее и шире: до -сейчас - после, при этом «сейчас» может относится не к настоящему моменту речи, но к точке отсчета, принятой в тексте. Как, в таком случае, можно определить категорию вида, и если эта задача представляется достаточно сложной, какие характеристики лингвистическая традиция относит к аспектуальным? Невозможно даже кратко рассмотреть многочисленные теории, посвященные анализу видовой семантики, в рамках данной работы (например, Guide to tense and Aspect (Binnick, 1991), посвященный краткому изложению наиболее известных аспектуальных теорий занимает около 500 страниц).
Видовыми характеристиками очень часто считались значения, которые нельзя было отнести в глаголе к категории наклонения, залога, лица и числа, при этом их часто смешивали с временными характеристиками. Те характеристики, которые принято считать аспектуальными, были отмечены в значениях форм глагольных времен уже древними авторами по отношению к древнегреческому и латинскому языкам. Секст Эмпирик дополняет характеристику времени характеристикой «завершенности/незавершенности», при этом помещает вместе аорист и перфект, как обладающие завершенностью, и имперфект, указывающий на длительность (см. Cohen,18).
Варрон указывает для глагола четыре параметра: время (tempora), лицо (personae), залог (genera), и характеристику, которую можно назвать аспектуальной (divisiones). Divisio - выражает различие между действием незавершенным, несовершенным (infectum) и действием завершенным, совершенным (perfectum): "nam ex eodem genere et ex divisione idem verbum, quod sumptum est, per tempora traduci potest infecti , ut discebam disco discam, eadem perfecti, ut didiceram, didici, didicero" (Varro, De lingua latina, 53, 45-54, 96).
Если античные авторы отмечали значения, которые можно назвать аспектуальными у глагольных форм, в частности, у основ настоящего времени, перфекта и аориста (в греч. языке), в последующей лингвистической традиции появляются в статусе аспектуальных элементы значений, относящихся к лексической семантике глаголов или групп глаголов, при этом продолжают выделяться и оппозиции, выражаемые формами глагольных времен или возникающие в процессе взаимодействия значения форм с семантическим содержанием глагола, при этом не делается различия между уровнями языка, которым принадлежат эти значения. Следовательно, число оппозиций, относимых к аспектуальным, неизбежно растет. Классический пример подобного описания аспектуальных характеристик - любой серьезный энциклопедический словарь; например, Grand Larousse определяет аспект как "Грамматическую категорию, включающую в себя характеристики, относящиеся к длительности, развитию и завершенности действия " (см. Cohen, 17), далее следует список характеристик, таких как ponctuel, aoristique, perfectif, terminatif, acheve, determine, indetermine, iterative, ingressif, intensif и т.д., в основном эти характеристики представляют собой более или менее однородный набор аспектуальных элементов и комплексных аспектуальных значений различных уровней без попытки разграничить их по определенным критериям. В специальных работах, посвященных анализу феномена вида, очень часто наблюдается подобная картина. Речь идет не об аспектуальных характеристиках разных уровней, формирующих во взаимодействии общее значение на более высоком уровне и даже не об одной доминирующей оппозиции, а о множестве оппозиций, простроенных по критериям, часто не связанным между собой, и создающих более или менее внушительный список «аспектов». Streitberg выделяет три фундаментальные оппозиции: перфективный/ имперфективный, итеративный/неитеративный, дуративный/моментальный; Chung and Timberlake отмечают 4 принципа релевантных для аспекта: динамичность, завершенность (closure), итеративность, дуративность. Bybee говорит о перфективной, имперфективной, абитуальной, континуальной, итеративной, инцептивной аспектуальных категориях (Binnick, 144, 212, 209 соответственно). Можно заметить, что одни из этих характеристик выражаются на семантическом уровне (динамичность, дуративность...), другие могут быть грамматикализованы (перфективность, имперфективность...), третьи могут быть комплексными значениями, выражаемыми при взаимодействии семантических характеристик глагола со значениями глагольных форм (абитуальность, инцептивность), кроме того, большинство значений может быть выражено глаголами лексически. Следуя подобным методом исследования, очень трудно прийти к определенным выводам, касающимся содержания категории аспекта. Существует также другая опасность - отождествить видовую оппозицию с каким-либо одним уровнем языка (например, морфологическим) или с отдельным языком или группой языков, например, славянскими. Сразу с двумя этими проблемами сталкивалась традиция, признающая вид только как грамматикализованную категорию, причем грамматикализованную так, как в славянских языках. Естественным результатом такого подхода могло служить отрицание наличия вида в других языках, в частности, романских, что в корне ошибочно. Против этой тенденции выступают многие ученые (см., в частности, Coseriu, 19, Cohen, 1), приведем мнение Ю.С. Маслова: «СВ и НСВ русского и других славянских языков - хотя и довольно типичный, но все же лишь частный случай глагольного вида, представленного иногда более или менее сходными, а иногда и довольно несходными грамматическим оппозициями во многих других языках» (Маслов, 6). Существование столь различных, а иногда диаметрально противоположных точек зрения о том, что такое вид, определяется, главным образом, отсутствием общепринятой дефиниции категории, без которой невозможно изучать составляющие ее элементы значения. Подобное положение вещей широко признается в лингвистике (Holt, 12, Coseriu, 13, Binnick, 148), однако определения того, что можно назвать аспектуальными характеристиками остаются достаточно разнородными. Вот, например, два из множества: «Глагольный вид - это характеристика действия в его развитии, особый угол зрения, под которым рассматривается завершение или протекание этого действия» (Grevisse, 1953, цит. по B.Garey, 92) или «Вид представляет собой качественную модификацию действия, протекающего во времени» (Иванова, 170). Из этих и многих других определений общими оказываются характеристики развития действия, следовательно, так или иначе, присутствие временного компонента и характеристика рассмотрения действия как такового, непосредственно в его протекании. И действительно, представляется, по-видимому, универсальным присутствие в определении вида временного компонента. Человек погружен во время и, естественно, «действие по своей природе не может ни протекать, ни даже теоретически мыслиться вне времени» (Иванова, 1969:31, цит. по Бондарко, 223), мышление воспринимает действие в его отнесенности во времени к началу координат (я, здесь, сейчас) и к другим действиям (собственно временное значение) и в его внутренней временной структуре (собственно видовое значение), т. е. «характеристики времени действия безотносительно к прошлому, настоящему и будущему» (Sweet, И., 1955, I, 101, цит. по Cohen, 18).
Таким образом, вслед за многими другими исследователями мы определяем вид как внутреннее время действия. Исчерпывающим определением на данном этапе мы будем считать данное Комри в его хрестоматийной книге «Аспект» (Comrie, Aspect, 1976), цитируемое так или иначе в большинстве работ, посвященных семантике вида (см., например, Wilmet, 52, Маслов, 5, Johnson, 152): «Вид касается рассмотрения внутренней темпоральной структуры ситуации, существует различие между внутренним временем ситуации м (aspect) и внешним вреенем ситуации (tense)» (Comrie, 5).
Это определение представляется нам универсальным определением категории вида, так как говорит не о конкретных реализациях аспектуальной семантики в одном языке или в группе языков, а указывает на сферу, которой принадлежат аспектуальные значения. «Познание или концептуальная структура в основе своей универсальны для говорящих на любом языке» (Langacker, 1976, цит. по Harris, 44), и аспектуальные признаки представляют собой элементы, которые, вероятно, характеризуют действие как категорию мышления. То, что эти элементы, несомненно, имеют отношение ко внутреннему времени действия, может подтверждать и тот факт, что категория аспекта более универсальна, чем грамматическая категория времени (см. Lyons, 687). По-видимому, сведений о временной структуре действия, заложенных в аспектуальных элементах может быть достаточно, чтобы оперировать категорией действия вообще.
Считая вид универсальной категорией, необходимой для оперирования категорий действия, наиболее актуальной задачей становится описание «ее характеристик, потенциально присутствующих в естественных языках» (Bach, 13). Эти значения должны быть набором максимально простых элементов, характеризующих внутреннее время действия. На уровне универсальной категории представляется несущественным, к какому уровню это значение относится в каждом конкретном языке, однако это важно для анализа данного языка, который должен быть направлен на выделение как можно более полного набора признаков и изучение значений их комбинаций вплоть до анализа комбинаций компонентов всех уровней в аспектуальной структуре текста. Простейшие аспектуальные значения могут формировать «глубинные категории» (см. Маслов, 191), составляющие универсальный аспектуальный потенциал, по-разному грамматикализующийся в конкретных языках. Одни и те же комбинации компонентов значения могут «перемещаться» от формы к форме на материале разных языков, поэтому методом их выявления и описания может быть анализ способов выражения в различных языках.
Внутреннее время действия, как мы сказали, структурировано и обладает определенным набором характеристик, которые получают выражение на всех уровнях языка, в зависимости от их распределения по уровням выражения мы можем гововрить об особенностях видовой системы того или иного конкретного языка. Набор этих характеристик, как мы уже отмечали, по-видимому, представляет универсальную матрицу, из которой каждый язык «выбирает» те или иные значения, которые реализуются в его аспектуальной структуре. Однако, говорить о сколько-нибудь полной картине структуры и состава этой матрицы на данном этапе развития лингвистической науки очень сложно. Исследования в данной области, вероятно, должны вестись на материале конкретных языков в направлении поиска понятийных эквивалентов значений при их сравнении. Например, по аспектуальному признаку внешнего предела действия значения итальянских перфективных времен наиболее близки значениям аспектуальных комплексов так называемого пердуративного и делимитативного способов действия (он проговорил час - ha parlato per un ora). И в русском, и в итальянском языке в данном случае ограничено время протекания действия (час - per un ora), что для итальянского языка является основным значением перфектива, а для русского языка представляет собой явление, ограниченное двумя способами действия. Поэтому неправомерно ставить вопрос, например, соответствует ли греческий имперфектив славянскому. В идеале ответ на вопрос о степени соответсвия категории вида, например, в двух сравниваемых языках может быть дан только после того, как определен некий потенциальный набор аспектуально релевантных признаков и их комбинаций на разных уровнях языка. Затем, нужно поставить вопрос, сколько из этих комбинаций и какие эксплицированы в данных языках. Чем выше степень соответствия, тем более можно говорить о близости видовых систем анализируемых языков. С этой точки зрения, задачей настоящей работы может быть попытка выделения некоего набора значений, содержащих аспектуальный элемент (т.к. очень часто мы имеем дело с комплексными значениями, относящимися сразу к нескольким сферам, характеризующим действие) или представляющих какой-либо видовой признак на всех уровнях выражения в итальянском языке. При этом основным методом исследования будет анализ комплексных значений как состоящих из более простых характеристик, которые взаимодействуют как между собой в пределах сложного значения, так и с аспектуальными характеристиками других уровней. В работе будет также широко привлекаться материал других близко и не близкородственных языков. Сравнительный анализ очень часто позволяет не только более полно описать эксплицированные в итальянском языке значения, но также имплицированные и даже потенциальные, выявление которых без подобного анализа было бы невозможно.
Обсуждая общие положения аспектологии, нельзя не коснуться также вопроса об объективности/субъективности категории вида и вопроса о том, является ли вид категорией более субъективной, чем время. По этому поводу существуют исключающие друг друга мнения, так как, с одной стороны, можно считать субъективной и категорию времени, как соотносящую момент события с моментом речи, т.е. располагающую действие по отношению к говорящему. С другой стороны, вид также очень часто считается субъективной категорией, определяемой восприятием действия все тем же говорящим (это основное положение большинства синтаксических аспектуальных теорий будет подробнее рассмотрено в 3 главе) (см. Cohen, 34). Если же говорить о виде как о структурированном внутреннем времени действия, характере его протекания, то нужно констатировать, что «объективность передачи действия не является характером протекания действия и, следовательно, не может рассматриваться как видовое значение» (Иванова, 91). Существует, по-видимому, объективный аспектуальный потенциал, которым говорящий может оперировать, создавая комбинации значений в соответствии со своими интенциями. «Пространство и время релятивизированы взглядом говорящего на мир... это свойство является, может быть, самой глубокой лингвистической универсалией» (Апресян, 639), в этом смысле субъективен и вид. как внутреннее время действия, т.е. выраженный сквозь призму сознания говорящего (о психологичности категории времени мы уже говорили ранее).
Понимая вид как внутреннее время действия, основной характеристикой этого времени следует признать его ограниченность/неограниченность.
Считается, что первым об аспектуальной характеристике предельности действия говорит Аристотель, указывая, что значение некоторых глаголов включает «окончание» или результат (см. Dowty, 1979: 52, излож. по Binnick, 189). В зависимости от того, чем вызвана законченность внутреннего времени действия, можно выделить предельность внешнюю (окончание внутреннего времени действия, выраженное перфективными формами в итальянском языке, например, Гпа amata per tutta la vita - Он любил ее всю жизнь) или внутреннюю (достижение действием такого предела, после которого действие как таковое не может продолжаться: е arrivato - он приехал).
В связи с этим необходимо говорить об аспектуальных значениях в итальянском языке в сравнении, например, с русским, т.к. эти языки отличаются именно способом их грамматикализации (подробно см. 2 главу). С другой стороны, предел может не только лимитировать действие по его окончанию, но также служить точкой его начала, поэтому точнее будет говорить об ограниченности действия (в данной работе термины «ограниченность» и «предельность» будут использоваться как синонимы). Понятие предельности является структурообразующим понятием категории аспектуальности. Предельность, взятая в семантическом аспекте (как внутренняя предельность), влияет на принадлежность глагола к определенному семантическому классу и, соответственно, на его поведение в контексте. С другой стороны она оформляет вид как морфосинтаксическую категорию (как внешняя предельность) в итальянском языке системой аспектуально значимых глагольных форм и типами их взаимодействия с контекстуальным окружением (т.к. только цельное, т.е. по крайней мере, внешнепредельное действие может быть рассмотрено извне, тогда как длящееся действие может быть увидено изнутри - таким образом, мы можем говорить о предельности и как о характеристике, влияющей на синтаксическое понятие перспективы).
Не следует, однако, сводить категорию аспектуальности к понятию предельности. Это привело бы к понятийному сужению категории вида (см. мнение Маслова, 6), хотя это действительно базовая характеристика категории, проявляющаяся на всех уровнях в итальянском языке. Аспектуальные значения, как мы видели на примере предельности, могут быть выражены на семантическом, морфологическом, синтаксическом уровнях и на уровне текста. Однако, очень часто в литературе, посвященной аспектуальной тематике, категория вида ограничивается каким-либо одним уровнем выражения. Например, признание категории вида как всецело выражаемой грамматическими средствами (как, например, в русском языке) служило поводом говорить о его отсутствии в итальянском языке. Хотя, в общем, является общепризнанным тот факт, что аспектуальные характеристики могут быть выражены разными средствами на разных уровнях. Однако содержание способов выражения достаточно сильно варьируется в разных теориях. Признается, например, что нужно разделять значение аспектуального класса глагола и значение формы (Dowty, 1979, 52, цит. по Binnick, 171). При этом "аспектуальный класс глагола может модифицироваться аспектуальной формой" (Johnson, 153). Если аспектуальный класс глагола признается семантической формой выражения аспектуальных характеристик, значение формы очень часто не обсуждается специально, но анализ переходит в субъективный план, т.е. видом, в отличие от аспектуального класса, называется, по сути, синтаксическое понятие перспективы: "точки зрения на событие, которую принимает говорящий" (Bertinetto, 239).
Ярким примером теории, разделяющей эти 2 уровня именно как аспектуальный класс глагола и перспективу, является теория C.Smith.
Smith разделяет situation aspect, т.е. событие и состояние и viewpoint aspect, т.е. перспектива, простая (simple) или прогрессивная (progressive) (Smith, 1983, 479). Причем, существуют идеальные типы ситуаций, универсальные для говорящих на любом языке, которые ассоциируются говорящими с актуальными ситуациями реального мира. Аспект точки зрения (viewpoint aspect) при этом является субъективным выбором говорящего, хотя и Smith, и Bertinetto, который придерживается такой же точки зрения на аспект, признают, что этот выбор не всегда и не так субъективен, как утверждается. Smith говорит, что в английском языке этот выбор ограничен двумя возможностями (простая или прогрессивная форма), для итальянского языка Bertinetto (Bertinetto, 242) замечает, что "говорящий свободен, в определенных пределах, выбирать из нескольких способов представления той же самой ситуации", не указывая, правда, пределы ограничения. Таким образом, говорящий с одной стороны свободен делать субъективный выбор, с другой стороны ограничен грамматическими возможностями конкретного языка. Однако, если аспектуальные значения являются универсальными, говорящий должен иметь возможность строить план выражения, используя в соответствии со своей субъективной интенцией универсальный аспектуальный потенциал. Тогда допустимой гипотезой может быть следующая: говорящий не просто ассоциирует идеальные типы ситуаций с ситуациями реальности, но строит не из типов ситуаций, а из элементов более низкого уровня - аспектуальных параметров. Этим можно объяснить такие нестандартные феномены, как появление прогрессивной формы у состояний, употребление в актуально-длительном имперфекте моментальных глаголов и другие « исключения». Причем говорящий строит ситуацию, используя и согласуя элементы всех уровней, получая в качестве «готового продукта» единицу текста, обладающую аспектом как комплексным фразовым (и, на более высоком уровне, текстуальным) значением. Чтобы попытаться проникнуть в механизм подобного построения, необходимо, опять-таки, выяснить состав этих элементов и проанализировать варианты возможных их комбинаций. Таким образом, говорящий обладает еще большей свободой, т.к. субъективно воссоздает ситуации реального мира, опираясь на всю сумму объективных характеристик действия и ограниченный только в случае абсолютной (часто прагматически продиктованной) их несовместимости.
Сверхзадача аспектолога в этом случае - приблизиться к раскрытию механизма образования комплексного аспектуального значения. Более скромной задачей отдельного исследования может быть анализ этого механизма при передаче характеристик действия в конкретном языке, в нашем случае, в итальянском.
Построение работы подчинено принципам, изложенным выше,1 т.е. исследование проводится в направлении декомпозиции комплексных значений на характеристики, входящие в их состав и изучение их взаимодействия на всех уровнях языка.
Параметр предельности, в различных своих проявлениях, как мы уже говорили, характеризует действие на всех уровнях. Другие признаки, такие, как дуративность, однородность, агентивность, динамичность и т.д. и степень их вовлеченности в формирование аспектуальных значений будут проанализированы в 1 главе, посвященной изучению характеристик, присущих непосредственно семантике глагольной лексемы. В этой главе расматриваются также факторы контекста, влияющие на аспектуальные признаки глагольной семантемы, прежде всего в рамках синтагмы.
Во 2 главе будут рассмотрены аспектуальные значения глагольных форм прошедшего времени в итальянском языке, т.к. как и во многих других языках, полноценная аспектуальная оппозиция на уровне глагола в итальянском языке проявляется только в прошедшем времени (см. тж. Comrie, 1976, 71).
Аспектуальные характеристики семантемы глагола и морфологические видовые значения не существуют изолированно, но образуют единый семантико-морфологический комплекс с общим значением, который мы называем аспектуальным комплексом. Значения аспектуального комплекса и их контекстуальные распространители также анализируются во 2 главе.
И, наконец, в 3 главе мы попытаемся объединить все ранее полученные результаты исследования, применив их к анализу аспектуальнои структуры текста, как сферы, в которой происходит окончательное формирование единого аспектуального значения фразы, фрагмента текста, текста как языкового целого.
Элементы контекста, при условии их аспектульной релевантности, являются такими же конструктами при создании общего аспектуального значения, как и параметры действия, выражаемые глаголом. Состав контекстуальных элементов, участвующих в создании аспектуального значения, неоднороден, они также могут принадлежать различным уровням. Соответственно, мы будем различать контекстуальную сферу семантического уровня, контекстуальную сферу, формирующую общее значение с аспектуальным комплексом,и контекстуальную сферу, оперирующую на уровне текста.
Классификация семантических групп З.Вендлера
Итак, первыми типами глагольного действия, выделенными Аристотелем, были energeia (деятельность) и kinesis (движение). Этот отрывок из 9 книги Метафизики часто цитируется в литературе (см. Binnick, 143, Verkuyl, 52), позволим себе привести его и мы в русском преводе: «Так, ни одно из действий, само по себе не есть цель, но все они [принадлежат к тем, которые] направлены на цель, -скажем, это будет похудание или худоба ...во всех таких случаях мы не имеем действия, или только несовершенное (ибо оно не заключает в себе свою цель); но если в нем заключена цель, это и есть действие. Так, например, человек видит и тем самым увидал, размышляет - и размыслил, думает - и подумал; но нельзя сказать, что он учится - и тем самым научился, или лечится - и тем самым вылечился. Он живет хорошо и тем самым стал жить хорошо, счастлив - и достиг счастья. Поэтому одни из таких действий надо называть движениями, другие - деятельностями. Ведь всякое движение незакончено - похудание, учение, ходьба, стройка: это, конечно, движения и во всяком случае незаконченные... А увидело и в то же время видит - одно и то же существо, и также - думает и вместе с тем подумало. Так вот, такое действие я называю деятельностью» (Аристотель, Метафизика, 1048 в 20-35). Binnick замечает, что, возможно, попытки создания семантической классификации предпринимались и до Аристотеля, т.к. эта классификация построена на понятии завершенности (completion) (Binnick, 173). Понятие завершенности, ограниченности действия - ключевое понятие категории аспектуальности, поэтому неудивительно, что оно было первым замечено при описании категории действия. Самой известной семантической классификацией современной лингвистики считается, как мы уже отмечали, теория З.Вендлера (Z.Vendler, 1957,1967). Считается, что, будучи философом языка, он, несомненно, использовал при своей классификации положения Аристотеля (Hoepelman, Rohrer, 119, Binnick,172).
Вендлер выделяет четыре основных семантических глагольных класса: деятельности, действия, состояния, моментальные переходы, и приводит достаточно большой список глаголов, однозначно принадлежащих в своем основном употреблении, к определенному классу. Вендлер также отмечает основные критерии их выделения: процессность/не процессность (тест-вопрос: What are you doing now?) и однородность/неоднородность.
Класс деятельностей отличается от действий тем, что действия имеют естественное окончание (ип terme ои ипе fin naturelle (Hoepelman, Rohrer, 121)), т.е. внутренний предел. От состояний деятельности отличаются динамичностью, тогда как состояния обладают просто длительностью (Binnick, 183-184). От моментальных переходов деятельности отличаются сразу двумя признаками -отсутствием предела и процессностью. Действия отличаются от моментальных переходов тем, что последние точечны (во многих последующих классификациях эти два класса объединяются, подробнее см. 1.3), если им и предшествует какая-либо деятельность, глагол относится не к ней, а к достижению кульминации (Binnick, 195). Состояния имеют с моментальными переходами общий признак непроцессности, т.е. не проходят определенных фаз во времени. Состояния, кроме того, это «та загадочная категория, в которой роль (собственно) глагола превращается в роль предиката (вообще), и действия сливаются с качествами и отношениями» (Вендлер, 1967, 109, перевод Мелиг, 246).
Теория Вендлера оказалась поразительно универсальной и сразу же породила многочисленные варианты и разработки на материале других языков. Универсальность ее может подтверждать даже тот факт, что, разработанная на материале английского языка, эта классификация с успехом адаптирована к русскому языку, и глаголы, входящие в определенный класс Вендлера, имеют и определенный тип видовой пары, и если не имеют ее, то также вследствие вхождения в определенную семантическую группу.
Существует несколько работ, в которых теория Вендлера рассматривается применительно к русскому языку, среди них статья Мелига (Мелиг (1985)), который приводит следующий русский перевод названий семантических классов: глаголы исполнения (accomplishments) , деятельности, достижения (achievements) и состояния (Мелиг, 230)
Храковский (Храковский, 188-189) использует 4 класса Вендлера при анализе типов начинательных значений, которые от глаголов этих классов могут быть образованы (что лишний раз подчеркивает универсальность теории), и определяет примерный состав этих классов для русского языка.
Семантические признаки типов глагольного действия
В итальянском языке инфинитив глагола содержит понятие о действии как таковом, конкретной реализацией которого является употребление в определенном глагольном времени. Обычно у глагола есть возможность представить действие и как перфективную, и как имперфективную ситуацию. Например, перфективная ситуация действия "parlare - ha parlato", имперфективная "parlava" или "parla". Эти ситуации находятся в определенном соотношении в рамках понятия о действии, выраженного глаголом в инфинитиве. Назовем это соотношение аспектуальной направленностью глагола. Одним из проявлений этого соотношения является сочетаемость с временными показателями. Эта характеристика присуща глаголу любого семантического класса, допускающему перфективную и имперфективную ситуации, однако наиболее подобная зависимость проявляется у глаголов класса состояния и моментальных переходов, т.к. разные глаголы этих классов, как мы увидим в дальнейшем, могут иметь аспектуальный вектор, направленный как от перфективности к имперфективности, так и наоборот. Это объяснимо, т.к. глаголы этих классов в норме не обладают собственным признаком процессности. Деятельности и действия обладают этим признаком. Т.к. процессность предполагает развитие действия во времени от начала к завершению, перфективная ситуация глаголов, обладающих процессностью, следует за имперфективной, и деятельности и действия имеют ограничение перфективной формой справа.
Рассмотрим сначала глаголы класса состояний и для этого сравним два примера: (102) Per quanta tempo hai conosciuto Mario? (102 ) Per quanta tempo sei stato a Roma? (речь пойдет о непостоянных состояниях, т.к. постоянные состояния обычно не могут быть квантифицированы и не сочетаются с временными показателями). Первая фраза (102) неправильна, вторая (102 ) допустима. Оба глагола - типичные стативы, от них (без изменения семантики) не может быть образована в итальянском языке прогрессивная глагольная конструкция: sto conoscendo и sto essendo a Roma. Причина различий в сочетаемости с временными показателями кроется именно в типе аспектуальной направленности, характерном для каждого из рассмотренных глаголов.
Одна подгруппа глаголов состояния, такие, как conoscere, sapere, capire, piacere, vedere, sentire имеют аспектуальный вектор, направленный от перфективности к имперфективности, т.е. сначала мы имеем перфективную ситуацию. Затем наступает состояние, вызванное этой ситуацией: (103) Но conosciuto Alfredo da pochi mesi (Corpus, Narrat.) подразумевает ситуацию: Ho conosciuto Alfredo pochi mesi fa e quindi lo conosco da pochi mesi.
Другая подгруппа (vivere, essere a Roma, amare) имеет противоположную аспектуальную направленность: от имперфективного состояния к его окончанию во времени, выраженному перфективом:
Для глаголов класса моментальных переходов две их подгруппы выделены уже в Консультационной грамматике, но среди характеристик, их отличающих, не отмечается соотношение перфективной/имперфективной ситуаций для точечных глаголов этой группы (puntuali non-durativi). Конечно, здесь можно говорить только о логическом предшествовании/следовании, но эта характеристика влияет на отношение к квантификаторам (нельзя сказать si е stupito in due secondi, т.к. ситуации si е stupito ничего не предшествует, но можно сказать е partito in un ora, т.к. логически понятно, что перед моментальным переходом существует какая-то ситуация, которая может быть обозначена формой partiva (примеры: Bertinetto P.M., Tempo, Aspetto e Azione, pp.278-279).
Можно сказать, что в каком-то смысле соотношение ситуаций у состояний типа capire и у точечных моментальных переходов типа stupirsi похожи. Они как бы зеркально отражают друг друга. Для capire первично имперфективное значение "capiva", а перфектив обозначает момент начала состояния: "ha capito". У точечных моментальных переходов основное перфективное значение: si е stupito, за ним следует логическое представление о том, что субъект "е stupito". Однако очевидно и различие, т.к. в первом случае мы имеем реальное представление о начале состояния и его продолжении.
Значения области имперфективности
Во многих исследованиях, посвященных романским языкам, значение формы Imperfetto определяется как незавершенность времени действия (ср. "незавершенный характер глагольного действия" (для испанского языка, Fernandez Ramirez, 269); "интервал, открытый справа, внутри которого развивается действие или процесс" (для французского языка, Hoepelman & Rohrer, 134); "имперфективная форма несовместима с любой формой ограничения, будь то временная граница или внутренний предел (telos)" (Squartini, 56, для итальянского языка). К последнему определению можно добавить, что "telos", в принципе, может быть совмещаем с имперфективной формой, но в этом случае характеристика предельности остается в потенциале для действий {disegnava И ritratto) или взаимодействует с формой, создавая (где оно возможно) итеративное значение для моментальных переходов (подробнее об этом взаимодействии см. гл. 2.2): veniva, si stupiva.
Существуют также определения имперфективного значения, построенные на других характеристиках, например, на характеристике неактуальности Imperfetto. Однако эта характеристика скорее темпоральная, чем аспектуальная, т.е. речь в данном случае идет о том, что имперфект - относительное время, которое соотносится с каким-либо моментом в прошлом, а не непосредственно с моментом речи, как правильно замечает Martin (Martin, 19), это оппозиция между имперфектом и настоящим временем (je fais-je faisais).
То, что Imperfetto имеет точку отсчета в прошлом, подтверждают и примеры, где эта форма отмечает ее в прошлом даже для действительных в настоящем ситуаций. Ср. формы Imperfetto и Presentee (30) и (31): (30) Arrivai sotto la collina; c era un fiume, lo passai a nuoto (пример Ronconi, 60-61) (31) Arrivai sotto la collina; la (ti ricordi?) c e un fiume, lo passai a nuoto.
Признак неактуальности, несомненно, присущий Imperfetto и являющийся темпоральным, не исключает собственно аспектуального значения неограниченности. Однако это значение неограниченности в прошлом. Его, в силу признака неактуальности, нельзя приравнивать к некоему виду перфекта, т.е. утверждать, что ситуация, обозначаемая имперфектом, продолжается в настоящем. Smith в доказательство своего положения о том, что имперфект продлевает действие до настоящего, приводит примеры типа (Smith, 102. 106): (32) Се matin elle chantait; peut-etre qu elle chante encore. (33) John lived in London and he may still live there. (34) Prue always swam in the pound and I m told that she still does.
Во всех примерах из формы имперфекта непосредственно не следует, что ситуация продолжается в настоящем, более того, чтобы показать, что она длится в момент речи, во всех предложениях использованы модальные элементы, обозначающие большую или меньшую степень неуверенности, которая может быть в дальнейшем как подтверждена, так и опровергнута, в то время как отрицание актуальности ситуации (но не подтверждение ее законченности!) не требует модальности:
(35) Се matin elle chantait, maintenant elle lit un livre. To же самое сохраняетя и в итальянском переводе английских предложений: (36) Sicuramente, all epoca Giovanni viveva a Londra е forse сі vive ancora (ma non ho notizie di lui da oltre un anno).
(37) Prue era solita fare il bagno nello stagno e mi hanno detto che lo fa ancora. Comrie (Comrie, 16-17) замечает, что оппозицию перфектив/имперфектив нельзя строить на признаке ограниченной/неограниченной длительности и приводит примеры: il regna trente ans и il regnait trente ans как идентичные по предельности. Однако, по нашему мнению, в подобных примерах дело не в том, что имперфектив и перфектив одинаково относятся к признаку ограниченности, а в том, что квантификатор ограниченной длительности имеет разное прочтение с перфективом и р имперфективом. В первом случае период цаствования является завершенным в силу значения ограниченности формы перфектива, во втором случае утверждается, что «в течение тридцати лет он царствовал», прекратилось ли царствование по истечении тридцати лет или, что более вероятно, нет, формой имперфектива не выражается, следовательно, мы не можем утверждать, что на основании сочетаемости с квантификаторами ограниченной длительности сама форма имперфекта приобретает значение ограниченности. Ср. схемы (3) il гедпа 30 ans и (4) /7 regnait 30 ans:
Взаимодействие элементов точки отсчета
Все теории, рассматривающие категорию аспектуальности на уровне текста, так или иначе связывают ее с темпоральными характеристиками, с точкой отсчета и референцией, прежде всего, как средствами представления движения в тексте. При этом крайне важными оказываются понятия дейксиса и анафоры.
Дейктическими признаются отношения, которые устанавливаются непосредственно с моментом речи или «первично заданным временем» (TPD) (Lo Cascio, I, 213) в тексте. Анафорические отношения осуществляют связь посредством отсылки к антецеденту (Падучева, 245, 270; Апресян, 639, Lo Cascio, 208, 213). При этом тип отношений наблюдателя в нарративном тексте с событиями этого текста также является проявлением вторичного дейксиса (см. Падучева, 270, Апресян, 632), т.к. в этом случае происходит только сдвиг референции по сравнению с речевой ситуацией.
Lo Cascio, и эта точка зрения будет принята в данной работе по отношению к понятиям дейксиса и анафоры, называет анафорическим всякое непрямое соотношение с точкой отсчета, заданной в тексте. Lo Cascio делит видо-временные формы на дейктические и анафорические следующим образом (Lo Cascio, 217): Дейктические Анафорические presente trapassato prossimo passato prossimo trapassato remoto passato remoto futuro anteriore futuro condizionale passato imperfetto imperfetto condizionale presente
В настоящей работе будет принята следующая точка зрения на связь понятий дейксиса и анафоры с референтностью.
Дейксис и анафора подразумевают соотнесенность действия с каким-либо моментом времени, являющимся точкой отсчета. Этими понятиями уточняется, является ли это отношение прямым или опосредованным. При этом дейктические и анафорические отношения не следует рассматривать как понятия, приближающиеся к свойству референтности/нереферентности, хотя закономерности соотношения этих понятий, несомненно, существуют. Понятиями дейксиса и анафоры не указывается, является ли эта точка отсчета внутренней или внешней по отношению к действию, что, напротив, является основным критерием, определяющим референтность. Поэтому цейктическими являются, например, формы, имеющие три различных гипа референтности: нереферентный Imperfetto с внутренней позицией наблюдателя, Passato prossimo с внешней позицией наблюдателя и обязательной референцией в S и Passato remoto, который нереферентен в смысле Passato prossimo, однако, обладает гипом референции, позволяющей ему устанавливать отношения пределах мира текста (см. подробнее 3.8.2)
Аспектуальность перфективного значения, состоящая в ограниченности, позволяет этому значению иметь точку зрения вне события, которая может быть соотнесена с другим событием и, таким образом, может быть референтна. На характеристике референтности перфективной ситуации основаны теории, рассматривающие цвижение текста как линейную (часто многоуровневую) последовательность. Основным положением такого подхода является тот факт, что перфективные события, обладая ограниченностью и способностью к референции, продвигают историю вперед: (2) Apri la porta е I uomo che indossava il costume arancione dell Amministrazione entro nella stanza (Corpus, Narrat.) (2 ) Bevve una tazza di caffe , fece un bagno, indosso la giacca ma decise di non mettere la cravatta. Pero se la mise in tasca. Prima di uscire si fermo davanti al ritratto di sua moglie e gli disse... (Tabucchi, 35). (2") II colonnello lo guardo con vaga ironia, si alzo dallo scrittoio, trasse di tasca un mazzetto di chiavi, apri un massiccio mobile metallico, ne trasse una cartella, torno alia crivania (Buzzati, 10).
Имперфективные ситуации обычно не могут продвигать историю, г.к. имеют внутреннего наблюдателя, который не может двигаться за пределами ситуации, создавая референцию. Контрпримеры, приводимые обычно в качестве опровержения этого положения и содержащие имперфективные формы, якобы, продвигающие историю, эбычно представляют собой не изолированные фразы, а фрагменты текста, в которых действуют законы текстуального наблюдения, в том числе они представляют уже упоминавшиеся нами дескриптивные фрагменты, в рамках которых собственно время текста не движется, часто эти отношения также связаны с дополнительными синтаксическими значениями, например, причинно-следственными, как з (3) (пример, Binnick, 405) (3) Pedro eteignit la lumiere. Maintenant il faisait absolument noir, les /olets etaient fermes. В Binnick, 405 приводится также пример на обратное положение, т.е. случай, когда перфективы не продвигают историю (4): (4) Cette annee-la vit plusieurs changements dans la vie de nos heros. Paul epousa Francine. Jean-Luc partit pour I Afrique et Pedro s acheta un ane.
Это также может быть объяснено текстуальным явлением дескриптивного фрагмента. Перфективы, когда они содержатся в одном из дескриптивных фрагментов (достаточно редкий случай), могут устанавливать отношения только внутри своего дескриптивного фрагмента, т.к. за текстуальную референцию всего дескриптивного фрагмента отвечает вводная форма {"vit" в примере (4)).
Таким образом, линейное понимание движения текста в движении эт формы, обладающей положительной референтностью, к другой форме, представляется несколько упрощенным подходом, т.к., как мы видели, существуют случаи, когда мнимая референтность имперфектива (3) или нереферентность перфектива (4) не могут быть объяснены иначе, чем движением текстуального наблюдателя. Причем, если перфективы внутри дескриптивного фрагмента могут оыть действительно нереферентны в глобальном времени текста, т.е. могут не продвигать его историю, то имперфективы могут приобретать характеристику референтности (т.е. возможность отсылки к некоему моменту, находящемуся вне события, подр. см. 3.4.), которая является для Imperfetto скорее актуализацией, только в исключительных случаях (подр. см. 3.4). Пример (3), как мы видели, представляет зобой не случай референтности Imperfetto, а типичный текстуальный дескриптивный фрагмент, связанный причинно-следственными отношениями с вводной формой:
