Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Безэквивалентная лексика и лексическое заимствование: история и теория S
1. Лексические заимствования и "продвижение" культуры 8
1. Заимствование и проблема культурной идентичности народа 10
2. Заимствование и процесс совершенствования языка 20
2. Лексика с национально-культурным компонентом 21
3. Безэквивалентная лексика и национальный стереотип 31
4. Русские слова во французском языке 36
5.0 методике исследования 40
Итоги 42
Глава II. Безэквивалентная лексика как отражение реалий русского быта 45
1. Предметы быта 46
1. Жилье (l'isba, la datcha) 46
2. Утварь (le samovar) 56
3. Одежда (la touloupe, le cafetan, la chapka, le kakochnik) 62
4. Народный музыкальный инструмент (la balalaika) 70 2. Еда и питье 73
1. Еда (les zakouski, le bortsch, la kacha, le koulibiak, le blini, les pirojki) 73
2. Напитки (le kwass, la vodka) 88 3. Транспорт (le tarantass, la telega, la troika, le briska, la kibitka, le droschki) 97 4. Денежные единицы и единицы измерения 113
1. Деньги (le rouble, le kopeck) 113
2. Меры длины (la verste, 1'archine, la sagene) 119
3. Мера веса (le poud) 125 5. Ландшафт и природные явления (la steppe, le kourgane, la toundra, la tai'ga, le tchernoziom) 127 6. "Псевдозаимствования" (le sarafane, le kabak, le goudok, le kissel, le sbiten) 142 Итоги 147
Глава III. Безэквивалентная лексика как отражение реалий русской общественной жизни 150
1. Власть 150
1. Царь и царская семья (le tsar, la tsarine, le tsarevitch) 150
2. Кремль как идея верховной власти (le Kremlin) 165
3. Верховное распоряжение властей (Foukase) 173
4. Телесное наказание (le knout) 181 2. Сословия 188
1. Русское крестьянство (le moujik) 188
2. Казачество (le cosaque, I'hetman, I'ataman, la sotnia, la nagaika) 194
3. Русская община (le mir, lekoulak, l'artel) 214 Итоги 231
Заключение 233
Источники 236
Библиография 245
Список сокращений и условных обозначений 253
Приложение. Слова русского происхождения во французских словарях 25
- Заимствование и процесс совершенствования языка
- Безэквивалентная лексика и национальный стереотип
- Одежда (la touloupe, le cafetan, la chapka, le kakochnik)
- Кремль как идея верховной власти (le Kremlin)
Введение к работе
Диссертация посвящена одной из наиболее значимых проблем современной лингвистики: проблеме взаимосвязи языка и культуры народа, диалога языков и культур. Данная проблематика объединяет гуманитарные исследования различных направлений: лингвистику, культурологию, этнографию, психологию и др. В разные периоды к этим вопросам обращались многие отечественные и зарубежные ученые - В. фон Гумбольдт, Э. Сепир и Б.Л. Уорф, К. Леви-Строс, Р.А. Будагов, Ю.Н.Караулов и др., показавшие многообразие отношений языка и культуры, языка и общества, языка и мышления.
В работах Н.И. Толстого, С.Г. Тер-Минасовой, А. Вежбицкой язык рассматривается как зеркало культуры, в котором находят отражение культурные явления, и как орудие культуры, способ ее существования и передачи последующим поколениям. Как отмечает С.Г. Тер-Минасова, язык не только отражает явления культуры, но и "навязывает человеку определенное видение мира" [Тер-Минасова 2000: 48].
Взаимосвязь языка и культуры отмечается на всех уровнях языка, при этом, как показал В.В. Виноградов, на уровне лексики она проявляется особенно рельефно [Виноградов 1977: 47]. Особый интерес исследователей вызывает проблема безэквивалентной лексики. По мнению Е.М. Верещагина и ВТ. Костомарова, именно этот пласт выражает культурно-специфические понятия [Верещагин, Костомаров 1990: 42], так как он непосредственно связан с расширением знаний об инокультурном ареале и необходимостью дать наименования предметам и явлениям "чужой" культуры, дифференцированным относительно "своего" культурного ареала.
Данное исследование посвящено проблеме заимствования безэквивалентных лексем в связи с формированием и отражением стереотипных представлений, складывающихся в результате межкультурного общения. Эта проблема, в известной степени "вечная" (ср. дискуссии о "чистоте" многих европейских языков), в настоящее время приобретает особую актуальность на фоне процессов глобализации, языкового и культурного нивелирования, происходящих в современном мире, а также интенсификации языковых и культурных контактов.
Проблема лексического заимствования имеет давние традиции в отечественной и зарубежной литературе. В разное время и с различных позиций ее рассматривали В.В. Виноградов, Р.А. Будагов, Л.В. Щерба, В.Г. Гак, А.А. Брагина, Ш. Балли, А. Мартине, О. Соважо, Ж. Гугнейм, Ж. Вандриес, А. Дармстетер. Работы этих и других авторов послужили теоретической и методологической основой диссертации. Между тем некоторые аспекты этой темы все еще не получили полного освещения. Так, не существует систематического списка французских слов русского происхождения, нуждается в уточнении положение этих слов в системе французского языка и их роль в формировании коллективных представлений о России.
Научная новизна работы и состоит в углубленной культурологической направленности исследования, посвященного проблеме заимствования лексем русского языка в связи со стереотипным восприятием России во Франции.
Цель работы заключается в том, чтобы выявить связь между заимствованиями безэквивалентных лексем, с одной стороны, и процессом формирования и отражения1 стереотипов культурного ареала, с другой.
Поставленная цель достигается через решение следующих задач:
1) систематизация основных подходов к проблеме безэквивалентной лексики и лексического заимствования в отечественной и зарубежной традиции;
2) составление систематического списка русских заимствований во французском языке на определенном этапе развития (18-нач. 20-го в.);
3) проведение нескольких классификаций, учитывающих внутриструктурные, функциональные и культурологические признаки исследуемых лексем:
а) внутриструктурная классификация, т.е. определение степени освоенности заимствования:
- наличие производных слов;
- анализ семантических изменений;
- изучение взаимоотношения слова и обозначаемой "вещи";
б) функциональная классификация:
- выявление сферы употребления слов;
- определение функций, которые выполняет лексема;
в) культурологическая классификация:
- уточнение вопроса о культурологической значимости заимствований;
- определение места слова и обозначаемой реалии в системе представлений о России.
Между тремя классификациями, выделенными в рамках исследования, не существует жестких границ, поскольку все они тесно взаимосвязаны.
Источниками исследования послужили:
1) толковые и энциклопедические словари французского языка 18-20-го веков, в том числе "Словарь Французской Академии" (Dictionnaire de FAcademie Franchise),
"Словарь французского языка" Эмиля Литтре (Dictionnaire de la langue francaise par E. Littre), "Тезаурус французского языка" (Tresor de la langue francaise), словари серии "Ларусс", "Робер" и др. (всего 108 лексикографических источников);
2) словари русского языка, в том числе "Толковый словарь живого великорусского языка" В.И. Даля, "Словарь современного русского литературного языка" АН СССР в 17- ти томах, "Словарь русского языка" СИ. Ожегова, этимологические словари Н.М. Шанского, М. Фасмера и др. (всего 13 словарей);
3) произведения французских авторов конца 18-20-го века (записки путешественников, воспоминания, переписка, политические памфлеты, художественная литература). Исследовано 106 произведений, в том числе "Россия в 1839 году" (La Russie en 1839) маркиза А. де Кюстина, "Путешествие в Россию" (Voyage en Russie) Теофиля Готье, "Путешествие в Сибирь" (Voyage en Siberie) Жана Шапп д Отероша, "Письма о России, Финляндии и Польше" (Lettres sur la Russie, la Finlande et la Pologne) Kc. Мармье и др-;
4) данные анкетирования, проводившегося в рамках настоящего исследования в университете г. Нанси (Франция) в марте 2000 г. и в феврале 2001 г. (опрошено 102 человека).
В качестве дополнительного источника привлекались материалы французской прессы. Это статьи из журналов "Le Nouvel Observateur", "L Evenement", "L Express", из газеты "Le Monde" за 1998-2000 гг.
Материал исследования составили 50 французских заимствований из русского языка, установленных по словарям и литературным источникам и обозначающих реалии жизни в дореволюционной России (18-нач.20-го века). В случае, если лексемы используются и по отношению к реалиям более поздних эпох, они также исследуются в работе (собственно советизмы и постсоветизмы не рассматривались).
Выбор исторического периода (18-нач.20-го века) неслучаен. Именно 18-й век положил начало диалогу культур России и Франции, который на протяжении 19-го столетия последовательно углублялся [Загрязкина 2001: 8]. Развитие культурных контактов повлекло за собой расширение знаний французов о России, а также увеличение числа лексических заимствований из русского языка во французском и из французского -в русском. В этот период закрепляются основные компоненты стереотипного представления о России в сознании французов.
Методы исследования включают сравнительный лингвистический и культурологический анализ словоупотреблений, засвидетельствованных в словарях и литературных источниках, а также метод анкетирования.
Результаты и материалы исследования могут иметь практическое применение в работах по сопоставительной лексикологии французского и русского языков, в курсе истории французского языка, в практике его преподавания. Они также могут привлекаться в курсе "Русский мир в контексте мировых цивилизаций", "Мир французского языка". Результаты работы могут использоваться в теоретических исследованиях, посвященных проблемам взаимодействия языка и культуры, общества и мышления, вопросам формирования стереотипов и коллективных представлений.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, списка сокращений и приложения, в котором получила отражение часть исследованного материала. В главе I освещаются основные этапы в разработке проблемы лексического заимствования во Франции и в России, дается обзор и анализ исследований по проблеме безэквивалентной лексики, а также русских слов во французском языке, вырабатывается концепция изучения заимствований в связи с формированием стереотипных представлений о "чужом" культурном ареале. Глава II посвящена анализу лексем, обозначающих реалии русского быта 18-нач. 20-го века. Употребление заимствований во французском языке, изменение значения данных лексем рассматривается в связи со стереотипными представлениями о русском культурном ареале в коллективном сознании французов. В главе III производится систематический анализ лексических единиц, обозначающих реалии общественной жизни царской России. В приложении помещены определения слов русского происхождения по данным французских словарей.
Апробация работы. Различные этапы исследования отражены в докладах, сделанных на Ломоносовских чтениях (МГУ, 1999 г.; МГУ, 2000 г.; МГУ. 2001 г.), на конференциях "Россия и Запад: диалог культур" (МГУ, 1999 г.; МГУ, 2000 г.). "Молодежь и современный мир" (г. Чита, 1997 г.).
По теме диссертации опубликовано 7 работ в научных сборниках.
Заимствование и процесс совершенствования языка
Как отмечалось, заимствования являются следствием межкультурных взаимодействий и представляют собой вехи межкультурных контактов. Заимствования обогащают представления носителей принимающего языка о другом народе и его культуре. Особую роль в представлении об инокультурном ареале играет так называемая безэквивалентная лексика, или лексика, не имеющая полных соответствий в системе содержаний, свойственных другому языку [Верещагин, Костомаров 1973: 55]. Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров отмечают, что данный лексический пласт наиболее тесно связан с культурой народа [Верещагин, Костомаров 1990: 45; Микулина 1981: 79].
Проблема безэквивалентной лексики получила разработку в рамках лексической семантики, которая уделяет основное внимание плану содержания языковых единиц. Безэквивалентная лексика изучается здесь в связи с проблемой межъязыковой эквивалентности и соотношения языка и мышления.
Л.В. Щерба отмечал, что "язык и мышление образуют неразрывное единство, и наблюдения над языком являются наблюдениями над мышлением, так как это последнее нельзя и наблюдать вне языковых форм" [Щерба 1974: 339]. Р.А. Будагов подчеркивал, что "язык есть непосредственная действительность мысли", язык и мышление представляют собой "сложное и противоречивое единство" [Будагов 1953: 7]. Развивая мысль Л.В. Щербы, СТ. Тер-Минасова пишет: "Язык как способ выразить мысль и передать ее от человека к человеку теснейшим образом связан с мышлением [...]. Язык отражает действительность не прямо, а через два зигзага: от реального мира к мышлению и от мышления к языку" [Тер-Минасова 2000: 40]. Мысль о том, что "язык выражает мышление, а мышление отображает действительность", высказывал Г.В. Колшанский [Колшанский 1990:25], а также другие лингвисты и психологи [А. Вежбицкая, В. Мыркин, С.Л. Рубинштейн, А.А. Леонтьев, Л.С. Выготский]. Таким образом, язык представляется выражением, осуществлением мышления. Иной подход к проблеме соотношения языка и мышления предложили американские этнолингвисты Э. Сепир и Б. Уорф, согласно которым язык формирует образ мышления народа: "Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком [...]. Мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном - языковой системой, хранящейся в нашем сознании" [Уорф 1960: 174; Звегинцев 1965: 230]. Тем самым, можно выделить два подхода к соотношению языка и мышления: 1) мышление осуществляется с помощью языка; 2) язык формирует мышление народа. В обоих случаях признается тесная взаимосвязь языка и мышления. Специфическим содержанием мышления является понятие [Рубинштейн 1989: 363]. Л.В. Щерба писал, что языки "отражают мировоззрение той или иной социальной группы, т.е. систему понятий, ее характеризующую" [Щерба 1974: 316]. Понятия находят выражение в значениях слов, или в системе содержаний, свойственной данному языку [Рубинштейн 1989: 363]. Однако "громадное большинство слов-понятий любого языка несоизмеримо со словами-понятиями всякого другого языка", "нет абсолютного тождества понятий в разных языках" [Щерба 1974: 298-299, 69]. Еще Дж. Локк связывал подобное несовпадение понятий с культурными различиями народов. Он писал, что "значения слов разных языков не совпадают [...], они отражают и передают образ жизни и образ мышления, характерный для некоторого данного общества (или языковой общности), и [...] они представляют собой бесценные ключи к пониманию культуры" [цит. по: Вежбицкая 1999: 267].
Несовпадение системы содержаний, свойственной разным языкам, проявляется, с одной стороны, в различном объеме слов-понятий, представленных в каждом из сопоставляемых языков, а с другой - в отсутствии соответствующего понятия и его лексического обозначения в одном из них [Щерба 1974, 1947; Гак 1971; Степанов 1965; Бархударов 1975; Malblanc 1961]. В первом случае речь идет о разном объеме значения сопоставляемых слов, происходящего от различного способа членения действительности. Второй случай предполагает отсутствие эквивалента в системе содержаний и в словарном составе другого языка, наличие лексико-семантической "лакуны".
Понятие "лакуны", или "пробела" (lacune), было введено А. Мальбланом для обозначения ситуаций, типичных для культуры одного народа, но не наблюдающихся в другой [Malblanc 1961: 31; Ревзин, Розенцвейг 1964: 184]. Позднее термин "лакуна" стал использоваться и по отношению к языку. Согласно Ю.С. Степанову, лакуна - это "белое пятно на семантической карте языка", отсутствие лексемы на определенном месте в структуре лексической парадигмы. Ю.С. Степанов различает лакуны абсолютные, не имеющие эквивалента в виде слова (например, "кипяток", "ровесник" для французского языка) и относительные, когда слово или словоформа существуют в языке, но употребляются очень редко [Степанов 1965: 120, 121]. Л.С. Бархударов называет лексическую лакуну единицей словаря одного из языков, которой нет соответствия в лексическом составе другого языка [Бархударов 1975: 95, 96]. И.А. Стернин различает лакуны внутриязыковые (отсутствие слова в языке, выявляемое на фоне близких по семантике слов внутри той или иной лексической парадигмы) и межъязыковые (отсутствие лексической единицы в одном языке при наличии ее в другом). Межъязыковые лакуны он подразделяет на мотивированные (при отсутствии соответствующего предмета или явления в национальной культуре) и немотивированные, которые не могут быть объяснены отсутствием явления или предмета [Стернин, Быкова 1998: 55, 65]. Мотивированная межъязыковая лакуна представляется, таким образом, языковым отражением культурных различий.
Культурный аспект лексической лакуны выделяется в работах В.Г. Гака и Ю.А. Сорокина. В.Г. Гак рассматривает явление лакуны в рамках межъязыковых несоответствий (асимметрии) на трех уровнях: семиотическом, парадигматическом и синтагматическом. Семиотическая асимметрия предполагает отсутствие обозначаемого или обозначающего в одном из языков. Асимметрия в парадигматическом плане означает расхождение значений знака, присутствующего в двух сопоставляемых культурах. При асимметрии в синтагматическом плане наблюдается различное деление предметного ряда в двух социумах. Лексическая лакуна представляет собой проявление семиотической асимметрии, которая выражается двумя способами: через отсутствие соответствующей реалии (обозначаемого) и ее названия (обозначающего) в одной из сопоставляемых культур /этнокультурная лакуна/, и через отсутствие постоянного лексического обозначения в одной культуре для реалии, присутствующей в обеих культурах /лакуны номинации/ [Гак 1998: 145-150; 1971: 75-76].
Безэквивалентная лексика и национальный стереотип
В настоящей работе рассматриваются заимствования, которые обозначают специфические реалии русской жизни 18-нач. 20-го века. Данный период чрезвычайно важен для истории франко-русских контактов. В это время между двумя странами устанавливаются дипломатические отношения, усиливается культурный обмен, формируются основные стереотипы в представлении русских о французах, французов - о русских.
По свидетельству А. Лортолари, французы открыли для себя Россию в начале 18-го века, после приезда Петра I в Париж [Lortholary 1951: 11]. Как отмечает Т.Ю. Загрязкина, "реальное знакомство Франции с нашей страной завязалось позже, чем у других западноевропейских государств - Германии, Англии или Голландии [...]. Встреча французов с русскими во Франции также произошла довольно поздно. Отсчет ведут все же не от приезда Анны Киевской [...], а от приезда эмиссаров Петра в Париж в начале 18-го века" [Загрязкина 2001: 8]. В конце 18-го века французы несколькими потоками приезжают в Россию, спасаясь от революции и от религиозных преследований. Русские, в свою очередь, начинают выезжать во Францию. В 19-м веке происходит дальнейшее расширение контактов между двумя странами.
Установление культурных контактов между Россией и Францией влечет за собой и увеличение числа лексических заимствований из французского языка в русском, и из русского - во французском. Следует отметить, что эти заимствования различаются по своему характеру. Русский язык заимствовал из французского названия новых "вещей" (предметов модной одежды, различных блюд, особенностей светской жизни), которые перешли в русскую среду вместе со своими обозначениями. Эти заимствования были связаны с модой на все французское, которая захлестнула образованное российское общество на рубеже 18-19-го веков.
В отличие от русского французский язык заимствовал из последнего названия специфических реалий, не имеющих аналога во французской действительности и потому привлекавших внимание путешественников. Среди французских заимствований из русского языка выделяются обозначения реалий быта и явлений общественной жизни, характеризующих Россию 18-нач. 20-го века. Во французский язык перешли слова, обозначающие жилье, утварь и одежду, пищу и питье, транспортные средства, денежные единицы и единицы измерения. 1. Предметы быта
Согласно данным словарей серии "Робер", первое упоминание лексемы во французском языке относится к концу 18-го века. В лексикографических источниках она зарегистрирована уже в первой половине 19-го века в форме l isbas (мужского рода).
Слово l isba представлено во всех рассотренных изданиях словарей "Парусе" и "Робер", отмечается в "Dictionnaire du francais vivant", в толковых и энциклопедических словарях французского языка, зафиксировано в произведениях 27-ми французских авторов 19-20-го веков.
В ходе анкетирования, проводившегося весной 2000 г., все 35 информантов отметили, что лексема им известна и смогли дать ее определение. Тем самым, заимствование l isba закрепилось во французском языке и в обыденном сознании французов.
Ассимиляция заимствования, семантические изменения, производные слова
В словарях первой половины 19-го века слово l isba отмечается в специфическом значении "зимнее жилище камчадалов" (habitation d hiver des Kamtschadales) [Raymond 1832; Gattel 1841; Landais 1844; 1851].
Подобное толкование является следствием неверной трактовки литературного материала, в котором была засвидетельствована лексема. Слово l isba впервые отмечается в книге мореплавателя Ла Перуза, побывавшего на Камчатке [La Perouse 1798: 189-190]. Ла Перуз в своей книге подчеркивал, что избы (les isbas) представляют собой заимствованный вид жилья. Камчадалы переняли его у русских и переселились в деревянные дома из юрт.
В качестве обозначения русской реалии лексема l isba фиксируется в словарях только с 20-го века. Заимствование l isba подверглось ассимиляции во французском языке. Поскольку исходная русская лексема не содержит звуков, отсутствующих в заимствующем языке, слово не испытало серьезных фонетических изменений при переходе в новую среду. Если в начале 20-го столетия существовали колебания в написании слова (l isba или l izba), то к концу века утвердился первый вариант, произошло закрепление определенного написания. Закрепилась и категория рода. В словарях второй половины 20-го века, а также в литературных источниках, заимствование выступает как существительное женского рода. Тем самым завершается грамматическая ассимиляция иноязычной лексемы. Заимствование l isba не имеет производных во французском языке. Как показал анализ литературных контекстов употребления лексемы, она подвергается переосмыслению в новой языковой среде. Однако данные переосмысления носят ситуативный характер и в словарях не регистрируются. Исследование показало, что значение французского заимствования l isba более узкое по сравнению со значением соответствующего русского слова. Согласно "Словарю современного русского литературного языка", "изба" - это не только бревенчатая постройка, но и жилая часть крестьянского дома [ССРЛЯ: 5, 86] . Однако в последних изданиях словарей русского языка изба определяется в общем, как "деревянный крестьянский дом" [Ожегов 1988: 194]. Значение "жилая часть дома" отдельно не оговаривается. Также не нашло отражения в современных лексикографических источниках и другое значение лексемы: "присутственное место в Московской Руси". В "Словаре современного русского литературного языка" оно регистрировалось как историческое. В "Энциклопедическом словаре Брокгауз и Ефрон" находим целый ряд названий присутственных мест 16-17-го веков, включавших слово "изба": земская изба, войсковая изба, тиунская изба [Брокгауз и Ефрон: XII а, 813-814]. Подобное употребление лексемы стало возможным благодаря ее первому значению: "деревянный дом". На основе значения "жилая часть дома" у русского слова "изба" развилось и другое, перешедшее в разряд историзмов: "внутренние покои в царском дворце" [Там же: 814], а в 20-м веке стало возможным появление сложного слова "изба-читальня". Оно обозначало сельские культурно-просветительские учреждения, созданные в 1924 г. и существовавшие еще в 70-е годы.
В отличие от русского слова, французское заимствование l isba не знало подобных употреблений и использовалось для обозначения крестьянского дома в России. Согласно данным анкетирования, слово l isba прежде всего вызывает у французских информантов ассоциации с домом, жильем в России (habitation, maison, maisonnette), выстроенном из дерева (en bois). Реже (всего в 4-анкетах) отмечается специфически сельский (de campagne) характер жилья.
Одежда (la touloupe, le cafetan, la chapka, le kakochnik)
Согласно "Tresor de la langue francaise", первое употребление лексемы la touloupe относится к 1768 году и зарегистрировано в книге Ж. Шапп д Отероша "Voyage en Siberie". Заимствование неоднократно встречается в произведениях авторов 19-го столетия, отмечено в словаре Э. Литтре (1875 г.изд.). В других словарях 19-го века лексема не отмечается. Слово выявлено в произведениях 12-ти авторов конца 18-20-го веков, засвидетельствовано в 20-ти лексикографических источниках 20-го столетия. Тем самым лексема la touloupe закрепилась во французском языке.
Как показал опрос информантов, современные носители французского языка почти не знают данного заимствования. В первого ходе анкетирования только 7 информантов из 35-ти отметили, что слово им известно и смогли дать определение лексемы. Участники второго опроса указали на то. что не знают данного заимствования. Таким образом, оно не закрепилось в обыденном сознании современных французов. Ассимиляция заимствования, семантические изменения, производные слова
В литературных источниках 18-19-го веков отмечается несколько вариантов заимствования: le touloup(e), le touloppe, la touloupe. Последний нашел отражение в словарях и закрепился во французском языке.
Заимствование la touloupe не имеет производных и употребляется только в предметном значении. Между тем русское слово "тулуп" подверглось переосмыслению. Помимо основного значения ("длинная широкая шуба"; "род старинной домашней одежды на меху"), лексема использовалась переносно, по отношению к нерасторопному, недогадливому человеку. Данное значение сопровождается в словарях пометой "просторечное" [ССРЛЯ: 15, 1116]. Слово используется в устойчивом выражении "деревянный тулуп" (о гробе), которое возникло благодаря переосмыслению лексемы. Она используется в значении "одежда вообще", "постоянная одежда", а гроб воспринимается как постоянная одежда умершего. В основу данного выражения легло представление о тулупе как о привычной народной одежде.
Французская лексема la touloupe не употребляется в устойчивых выражениях. Переносные употребления заимствования носят ситуативный, единичный характер и не находят отражения в словарях. Слово используется в двух основных значениях: 1) шуба, которую носят русские крестьяне (pelisse... que portent les paysans russes); 2) выделанная овчина (peau d agneau, de mouton preparee). В словаре Э. Литтре дается только второе значение лексемы. Последующие лексикографические источники отмечают оба значения. При этом значение "вид одежды", "шуба", выступает как основное.
Согласно словарям русского языка, слово "тулуп" представляет собой заимствование из тюркского и определяется как "долгополая меховая шуба" [Даль 1978: 4, 442; Ожегов 1988: 665]. Значение "выделанная шкура" у русской лексемы отсутствует. Между тем оно отмечается у тюркского слова tulup [ССРЛЯ: 15, 1116]. Следовательно, второе значение французской лексемы la touloupe (peau d agneau, de mouton preparee), пришло непосредственно из тюркского. Оно отмечается не во всех словарях. Значение "вид одежды", напротив, отражено во всех лексикографических источниках, в которых представлена лексема. Слово la touloupe определяется как заимствование из русского. Территориальная маркированность заимствования
По свидетельству французского лексикографа Ж. Жироде, составителя словаря "Logos", в 1960-70-е годы, лексема la touloupe использовалась во Франции для обозначения модной одежды в русском стиле [Logos 1976: 3, 2954]. Факт подобного употребления отмечается только в одном словаре. В остальных лексикографических источниках слово по-прежнему определяется как наименование русской реалии. Случаи употребления слова la touloupe вне российского контекста не были выявлены в ходе настоящего исследования. Как показал опрос информантов, лексема сохраняет связь с русским культурным ареалом во французском языке. Участники анкетирования, которым знакомо данное заимствование, воспринимают его как обозначение русской реалии.
Таким образом, лексема la touloupe является территориально маркированной, связанной с русским культурным ареалом.
Оценочный компонент заимствования и оценка реалии
Исследование показало, что заимствование la touloupe встречается во французском языке преимущественно в нейтральном контексте. Выявлен ряд употреблений с эмоциональной окраской, которая сопровождает оценку соответствующей реалии:
...de jeunes seigneurs allant a la chasse, et vetus pour la circonstance de belles touloupes toutes neuves d un ton saumon clair, et relevees de piqures formant de gracieuses arabesques [...]. Un bonnet d astrakan, des bottes de feutre blancs, un couteau de chasse au ceinturon, et vous aurez un costume d une elegance tout asiatique [Gautier 1875: 248]. Т. Готье с восхищением описывает русский национальный костюм. Контекст описания сопровождается положительной эмоциональной окраской, которая создается за счет введения экспрессивной и оценочной лексики.
De cette agglomeration de touloupes graisseuses s echappe une odeur fade et ecoeurante [Cotteau 1888: 16]. Введение экспрессивной лексики создает негативную окраску контекста. Низкая оценка вида народной одежды сопровождается замечанием автора о нечистоплотности русских крестьян.
Плохое состояние личной гигиены простого люда неоднократно отмечалось французскими авторами 19-го века, писавшими о России. Наиболее частотное определение к слову la touloupe в книгах Т. Готье, А. Леруа-Болье, Э. Котто выражено прилагательными graisseuse, crasseuse или словосочетанием miroitee de graisse (грязный, засаленный).
Заимствование la touloupe закрепилось во французском языке, но почти не известно его современным носителям. Оно является территориально маркированным и употребляется как в нейтральном, так и в оценочном контексте. Слово отвечает двум характеристикам стереотипа, однако оно не соответствует такому важному признаку данного представления, как закрепленность в обыденном сознании. Следовательно, заимствование la touloupe менее связано со стереотипом, чем лексемы, рассмотренные ранее.
Кремль как идея верховной власти (le Kremlin)
Значение заимствований le rouble и le kopeck объединяет основные признаки реалий: 1) денежная единица в России (unite monetaire en Russie); 2) крупная (для рубля) или мелкая (для копейки). Значение слова le kopeck также включает признак "сотая часть рубля" (centieme du rouble). Данные компоненты отмечаются в лексикографических источниках 19-20-го веков и выделяются информантами.
Между тем в словарях 18-19-го столетий отмечались и другие признаки: различные виды рубля (золотой, серебряный, ассигнациями), курс рубля по отношению к франку. Уже начиная с 17-го века, когда лексема le rouble была впервые зарегистрирована в словаре, французские лексикографы дают информацию о курсе рубля по отношению к французской монете. А. де Фюретьер в 1690 году оценивал рубль в 118 французских су, К. Дюбуайль (в 1789-м) - в 100 су. Лексикографы 19-го века приводят более точные сведения относительно каждого вида русского рубля. Так, золотой рубль, до конца 18-го столетия, оценивался в 5 франков 2 сантима, в начале 19-го века - в 3 франка 81 сантим. Рубль серебром стоил несколько меньше, и на протяжении 18-го века упал с 4 франков 61 сантима до 4 франков ровно. В соответствии с курсом рубля, определялась и стоимость копейки: 4 французских су. Согласно "Словарю Французской Академии", в конце 19-го века курс рубля серебром понизился, и к началу Первой мировой войны он был равен 3-м французским франкам. Самым дешевым видом рубля, по свидетельству писателей и лексикографов, был рубль ассигнациями, который в 19-м веке был равен одному франку.
В советский период курс рубля стабилизировался и, согласно французским авторам, был равен 10-ти франкам. При этом некоторые из них (Э. Каррер д Анкосс, А. Макс, П. Мене, Э. Жаке) отмечали, что уровень зарплат по отношению к ценам в СССР оставался низким, и реальная стоимость рубля была значительно ниже официальной.
В это время рубль определялся в лексикографических источниках как денежная единица СССР, которая делится на 100 копеек. В словарях "Grand Larousse" (1990) и "Grand Larousse universel" {1991) советский рубль определяется как неконвертируемая денежная единица, которая использовалась только в "рублевой зоне" (странах СЭВ).
После распада СССР экономический кризис в России стал одной из тем, которые регулярно поднимаются во французской прессе. Отмечается девальвация рубля и исчезновение копейки в 1990-х годах. В ходе анкетирования два информанта подчеркнули, что слово le rouble имеет отрицательную окраску. По мнению участников опроса, негативные ассоциации связаны с тем, что рубль сильно обесценился (tres devalue). Тем самым русская валюта в современном французском обществе рассматривается как нестабильная.
Представление о рубле и копейке вошло в стереотипный образ России, бытующий во французском сознании. Лексемы le rouble и le kopeck регулярно употребляются в российском контексте. Они закрепились в обыденном сознании современных французов и являются значимыми в культурном отношении. Данные заимствования соответствуют основным характеристикам стереотипа и связаны со стереотипным представлением о русском культурном ареале в коллективном сознании французов. 2. Меры длины Верста (la verste) СЛОВО. Закреженностъ в языке и обыденном сознании
Согласно словарю "Tresor de la langue francaise", лексема впервые зафиксирована во французской литературе в 1607 году. В лексикографических источниках она отмечается со второй половины 18-го века. Заимствование засвидетельствовано в 56-ти словарях 18-20-го веков, выявлено в произведениях 26-ти авторов данного периода.
В ходе анкетирования, проводившегося в 2000 году, большинство информантов (21 из 35-ти) отметили, что слово им известно и смогли дать определение лексемы. Следовательно, заимствование la verste закрепилось во французском языке и обыденном сознании французов.
Ассимиляция заимствования, семантические изменения, производные слова
В литературных источниках 18-нач. 19-го века зарегистрированы разные варианты лексемы: le verst(e), le werste, la verste, последний из которых закрепился в словарях. Французский лексикограф Э. Литтре отмечал производное прилагательное от слова 1а verste: verstique (в значении "верстовой", "который считается в верстах"). В других словарях данное производное не фиксируется.
Заимствование la verste имеет только одно значение: "путевая мера в России". В отличие от французской лексемы, русским словом "верста" называли не только соответствующую меру длины, но и верстовые столбы. В современных словарях данное значение отмечается как устаревшее. С пометой "в языке каменщиков", приводится третье значение лексемы: "наружный ряд кирпичей или камней, по которым равняют кладку" [ССРЛЯ: 2, 187-188]. Слово образовало целый ряд производных: прилагательные "верстный" и "верстовой", существительное "верстомер" (автоматический прибор, измеряющий пройденное экипажем расстояние в верстах по числу оборотов колеса) [Там же: 188]. Данные лексемы вышли из употребления в русском языке на современном этапе.
По свидетельству М. Фасмера, производным от слова "верста" является и глагол "верстать" [Фасмер 1986: 1, 300]. В 19-м веке он употреблялся в значении "брать на военную службу" (верстать в солдаты, в казаки), "наделять, награждать за военную службу". С пометой "устаревшее", "областное", отмечается значение "уравнивать, сравнивать, ставить". В современном русском языке глагол употребляется в полиграфии и определяется как "соединять отдельные части набора и разбивать их на равные полосы (страницы) определенного формата в той последовательности, в какой они должны быть даны в книге, газете, журнале. Глагол "верстать" в последнем значении, в свою очередь, образовал производные "верстание", "верстка", "верстальщик" [ССРЛЯ: 2, 188-189].
В словарях отмечается ряд устойчивых оборотов с существительным "верста": "чуять за версту", "за семь верст", "на версту кругом". В сочетании с предлогами "за" и "на", слово выступает для обозначения удаленного места. Лексикографические источники приводят и другое выражение: "верста коломенская" (о человеке очень большого роста), которое пошло "от высоких верстовых столбов, расставленных по дороге в село Коломенское" [Там же: 188]. Употребление слова в устойчивых выражениях, наличие у него производных свидетельствует о значимости данной лексемы для русского языкового сознания.
