Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Символообразование и интерпретация 15
1.1 Культурная активность: содержание, мотивация, методы символического отражения 15
1.2 Визуальный дискурс в контексте философской проблематики понимания 40
1.3 Образ: интерпретирующие силы структурных элементов 78
Глава 2. Коммуникативные стратегии арт-терапии 101
2.1 Отношение Я как Другой, или О функциональных возможностях изобразительной формы 101
2.2 Диалогизирующие тенденции арт-терапевтического опыта 132
2.3 Ритуал, искусство, игра и арт-терапия: диалектика культурных форм 148
Заключение 173
Библиографический список использованной литературы 176
- Культурная активность: содержание, мотивация, методы символического отражения
- Образ: интерпретирующие силы структурных элементов
- Отношение Я как Другой, или О функциональных возможностях изобразительной формы
- Ритуал, искусство, игра и арт-терапия: диалектика культурных форм
Введение к работе
Актуальность исследования арт-терапии как культурной практики обусловлена изменениями в темах и сюжетах современной философии XX - начала XXI в. В ней появилась одновременно с критикой философского онтологизма, гносеологизма и, в целом, оснований всеобщности разума сильная тенденция к замене суверенного разума волей к жизни, волей к власти, поиском иррациональных оснований жизни, будь то бессознательное, архетипы, игра или миф. В философии, начиная с Ницше, наметился поворот, связанный с построением мифологем, апелляцией к до-сознательным и бессознательным структурам опыта, а философия культуры стала ориентироваться на массового пользователя, во многом деформированного современной техногенной цивилизацией и симулякрами мощных масс-медийных систем. Философия постмодерна квалифицировала изменения не только в основах человеческого бытия и мышления, но в самом антропологическом субъекте. Точно также как на место философии мысли заступила философия жизни, так и субъект разума, пытающийся воплотить полноту бытия в суждениях истины, уступил место де-центрированному, рас-сеянному, невротическому, шизоидному субъекту, философемы которого оказались такими же фрагментированными, как и его бытийствование.
В этом контексте арт-терапия не измышляет своей предметности, она лишь принимает к работе невротизированного, больного субъекта, охваченного тревогой, бессмысленностью существования, злобой дня, терроризмом рекламы, и пытается оставаться на уровне тех задач, которые предпосланы ей умонастроениями современного мира. На месте деструктивных тенденций невротизированного субъекта арт-терапия стремится сформировать осмысленное, понимающее бытие, открыть Другого для Я, вернуть ему полноту переживаний, чувств и речи. Ввиду серьезности задач необходимо понимать ограниченные возможности любой культурной формы (искусства, политики, труда, игры и др.) окончательно решить проблемы «невротической личности нашего време-
4 ни» (К. Хорни) и, исходя из фактической ситуации, попытаться сформировать в человеке способность быть собой, быть целым как некое духовное задание. В целом, арт-терапия как культурная практика сохраняет свое место в рамках гуманистического проекта современности, пытаясь сохранить серьезность, достоинство и ответственность по отношению к человеку.
Находится ли сама арт-терапия на уровне вызова времени? В данном исследовании предпринята попытка рефлексии теории и практики арт-терапевтического опыта.
Одну из главных проблем современной философии - проблему понимания, или герменевтики - нам предстоит рассмотреть на уровне аналитики арт-терапевтического опыта. До настоящего времени не прояснены интерпретационные возможности метода. Дискуссионным остается вопрос о том, что составляет основу арт-терапии: речевое взаимодействие вокруг изображения или изобразительное творчество вне всякой интерпретации.
Так, развивая концепцию динамически-ориентированной арт-терапии, М. Наумбург подчеркивает значимость интерпретации психотерапевтических отношений. Вне их достижение сколь-нибудь устойчивого лечебного эффекта, по ее мнению, было бы вряд ли возможно. Изобразительный процесс становится символической экстериоризацией переноса. Этого мнения придерживаются Д. Мэрфи, П. Луззатто и др. [133]. Однако, на наш взгляд, воспринимать изобразительный процесс лишь как воплощение переноса было бы упрощением. Неслучайно мы находим указания на то, что психодинамический подход, продолжая выступать в качестве одной из основных моделей арт-терапевтической практики, тем не менее, сдерживает её развитие [76]. В качестве дополнительных предлагаются к использованию иные теоретические подходы, в частности, социальная теория, теория культуры и др.
Несколько иного взгляда на арт-терапию придерживается Э. Крамер, считая возможным достижение лечебного эффекта прежде за счет исцеляющих возможностей изобразительной деятельности как таковой, без какой-либо ее интерпретации. Творческий акт, способный быть эквивалентом субъективного
5 опыта, предоставляет индивиду возможность выбирать различные его фрагменты; внутренние конфликты, находящие выражение скорее в виде образов, нежели слов, переживаются вновь и в конечном счете разрешаются. Сходное мнение высказывает Д. Шаверьен - наиболее значимым является то, что пациент, не интерпретируя, получает опыт создания и авторства рисунка, и арт-терапевт выступает при этом в качестве свидетеля [133]. Действительно, достаточно «материализовать» - с помощью живописи, поэзии, пластики или музыки - и «тиражировать» некоторое патологическое явление, как наступает облегчение текущего состояния. Заметим, по мере передачи личностного опыта в визуальные формы пациенты становятся способными описывать его в словах. До этого момента, по-видимому, мы имеем дело со знанием неявным, скрытым, имплицитным, периферийным в отличие от находящегося в фокусе сознания, информацией, не прошедшей через сознание в полном объеме. Личностное молчаливое знание, понятое как некоторая до поры до времени невербализо-ванная и дорефлективная форма самосознания индивида, является предпосылкой познания и понимания. Далее - нами руководит положение о том, что реальность осознается по мере того, как ее выкраивают и артикулируют.
В итоге, мы полагаем, что в своей деятельности арт-терапевт должен использовать динамичный характер соотношения речевых и изобразительных элементов, - в этом аспекте избранная тема раскрыта в исследованиях лишь отчасти. Однако, суть научной проблемы ускользает, если не внести дополнительные замечания.
М. Хайдеггер поставил перед феноменологией задачу: выявить скрытые аспекты человеческого бытия как феномена доступного для осознания. Арт-терапия достигает этого через процесс проективного самовыражения при помощи художественного материала, который видится как объективное, композиционное, структурированное зрительное поле. Психоаналитические исследования визуальных образов (включая ранние - 3. Фрейд, К.Г. Юнг) ставят акцент на психологическом содержании - так называемый иконографический метод, структурные элементы изображения - линия, цвет, форма и пр. - воспринима-
ются в качестве сопутствующего явления - эпифеномена, что обозначает определенное противоречие между моделями интерпретации в арт-терапии и способами оценки художественного образа, принятыми в современном искусстве. Символическое прочтение образа и анализ его актуальной фактуры как подходы, дополняющие друг друга, остаются невостребованы - в этом аспекте избранная тема еще менее раскрыта.
Ранее мы отметили «герменевтический поворот» всей современной философии, и это с одной стороны, с другой - отметим внимание, которое уделяется проблеме коммуникативных оснований человеческого бытия. Однако, вопреки тому что взаимная связь понимания и коммуникации носит очевидный и сущностный характер, герменевтическая и коммуникативная проблематики развиваются в значительной степени параллельно [47, с. 18]. Нам представляется, что связь обеих философско-антропологических моделей может быть поддержана арт-терапевтическим методом. Применение различных модальностей в сочетании, другими словами, интеграция арт-форм актуализирует идеи герменевтиза-ции и коммуникации, поддерживаемые соотнесением техник с культурными формами, такими как игра, ритуальная практика и художественные формы постмодерна. Диалектика культурных форм - вопрос, также нуждающийся в дальнейшей разработке.
Чтобы помыслить себя в качестве существующего, Я необходим опыт дистанцирования, иначе говоря - превращения воли в представление (А. Шопенгауэр), бессознательного Оно в Я (3. Фрейд), означаемого в означающее (Ф. де Соссюр), протовещи в копию (Ж. Бодрийяр). В арт-терапии Я становится объектом, темой созерцания самого себя, поскольку изображение сохраняет структуры субъективности. С целью сберечь себя в общественном времени и пространстве Я нуждается в опыте самопознания. Однако, определяя человека не только как существо разумное, эволюционирующее, социальное и пр., но прежде как существо творческое [20] - создание произведения есть необходимый и достаточный критерий человеческого бытия, - философская традиция несколько завышает требование к творческому началу, принимая лишь созда-
7 ниє образцовой вещи за акт творчества. В этом плане арт-терапевтическая практика содействует поддержанию «заниженных» требований - «принцип произведения» - и предоставляет возможность создания вещей-событий, продлевая тем самым тему самопознания как высшего вида творчества, этого ведущего мотива философии культуры.
Итак, тема диссертационного исследования предполагает обращение к вышеозначенным моментам, которые, в свою очередь, обуславливают ее своевременность и социальную значимость.
Состояние научной разработанности проблемы
Арт-терапия - относительно новый метод психотерапии, развивающийся со второй половины 40-х годов прошлого столетия. В рамках классического психоанализа содержание и мотивация культурной активности сведены к первичным структурам психики, творчество есть аспект сублимации (3. Фрейд), проявление «трансцендентной функции» коллективного бессознательного (К.Г. Юнг); последующее развитие направления связывает с символообразованием прогрессивные и творческие проявления психической жизни (А. Эренцвейг, М. Милнер, Д. Винникотт, Э. Крис, М. Клейн и др.).
В сравнении с представленностью исследовательского поля в изучении вышеуказанного вопроса, в зарубежной и отечественной гуманитаристике фрагментарны разработки по арт-терапии в ее социокультурном варианте (М. Тауссиг, С. Хоган, Б. Болл, С. Скейфи и др.), немногочисленны публикации, касающиеся структурных особенностей изобразительной продукции (Л. Гантт, Р. Саймон, Д. Маклаган). С целью интерпретации содержательных и формальных аспектов арт-терапии возникает необходимость обращения к структурной теории Р. Арнхейма, концепции воображаемого Ж.-П. Сартра, концепции психоаналитической социологии Ж. Бодрийяра и др.
Тема - культура как текст - охватывает множество версий символа (Плотин, Кант, Гегель, Пирс, Соссюр, Флоренский, Гадамер, Рикер, Хайдеггер, Лан-
8 гер, Тодоров и др.). Мы останавливаемся на приоритетных, на наш взгляд, направлениях в исследовании по означиванию - символогии А.Ф. Лосева, неокантианском направлении (Кассирер), повлиявшем, в свою очередь, на подход к проблеме культурного символизма представителей структурализма и постструктурализма (Барт, Лакан, Леви-Стросс и др.).
Вопросы символообразования связаны с общей герменевтической проблематикой, ее аспектами - истолкованием многозначных выражений текста, выявлением скрытого смысла в гадысле очевидном и пр. Как всякая герменев-тика, полагающая взаимодействие с инородным, она раздвигает границы самопонимания, поскольку «не существует понимания самого себя, не опосредованного знаками, символами и текстами, самопонимание в конечном счете совпадает с интерпретацией этих опосредующих терминов» (П. Рикер). Развернуть тезис «становление самосознающего субъекта возможно через понимание текста Другого», ограничившись рамками психологии и эстетики, представляется нам недостаточным, следовательно, открывается возможность обращения к философской герменевтике, работам В. Дильтея, Ф. Шлейермахера, Г. Риккерта, Э. Гуссерля, М. Шелера.
Самосознание есть процесс радикальной различенности. Атрибутивной и фундаментально конституирующей характеристикой Я выступает его самовыстраивание в контексте оппозиционного отношения с не-ЛГ: бытием Другого, семантической структурой которого выступает процедура субъект-субъектного отношения. В данном исследовании мы обращаемся к экзистенциальному анализу Ж.-П. Сартра, диалогике М. Бубера, эстетике Другого М.М. Бахтина.
Анализ литературы, описывающей игровые структуры (психотерапевтические технологии включены в эту область), вскрывает ситуацию избытка концептуализации. Мы выделяем три достаточно самостоятельных раздела, затрагивающих проблемы игровых феноменов.
Пласт публикаций составляют работы по вопросам игры. Важны исследования, в которых преодолевается классическая парадигма эстетического и социолого-прагматического подхода к играм; неклассические подходы связаны
9 с феноменологией игры, ее онтологической спецификой (И. Хейзинга, X. Орте-га-и-Гассет, Е. Финк, СП. Гурин) [51], [109], [139], [156]. Интересны работы, описывающие разнообразные психокультурные практики, которые оформляют и организуют действия инициации самопонимания, - от игр, объединенных кластером «деловые» [112], до игр в сфере коммуникативности: психологические тренинги, а также психоанализ, психодрама и другие практики, основанные на глубинной герменевтике [71], [76], [92], [104]. Последние выделены как игровые феномены, функционально герменевтичные по отношению к другим играм; они являются понимательными, так как выполняют по отношению к остальным играм интерпретативно проявляющую функцию [111]. Игровые методы прикладной психологии, психотерапии, педагогики выстроены на идее реального влияния игровой деятельности на формирование личности. Эта проблема не раз поднималась отечественными и зарубежными психологами: роль игровой деятельности в развитии ребенка и игра как ведущий тип деятельности в дошкольном возрасте в работах Л.С. Выготского и А.Н. Леонтьева [34], [35], [86]; игра как источник формирования произвольного поведения у Д.Б. Элько-нина [165]; игра как стратегия взаимодействия человека с миром в ролевых теориях личности Э. Берна [21].
Пласт литературы составляют работы по собственно герменевтическим проблемам. На данное время кристаллизовался некий «классический» инвариант, включающий работы Г.Г. Шпета, П.А. Флоренского, М. Хайдеггера, Г.-Г. Гадамера [39], [140], [149], [150], [164]. Чрезвычайно интересными представляются исследования базовых моделей глубинной герменевтики П. Рйкера [119]. В целом, внимание авторов уделено методологическому обоснованию правомочности претензий герменевтики на онтологический статус.
Значимостью в избранном контексте отличается направление, использующее для интерпретации феноменологическую телесность. Публикации по «герменевтике тела» известны благодаря разработкам Л. Бинсвангера [26], М. Мерло-Понти [102], К. Ясперса и др. Обращение к телесности вводит в модус бытия-в-мире.
10 Объектом исследования служат содержательные и формальные основания арт-терапии как культурного феномена; предметом исследования являются антропологические, психодинамические, герменевтические, игровые, ритуально-символические аспекты арт-терапии.
Цель и задачи исследования
Целью исследования является выделение арт-терапии как культурной практики, инициирующей усилие понимания.
Данной целью обусловлены следующие задачи исследования:
- обоснование действия принципа художественно-образного освоения
действительности, используемого арт-терапией и искусством;
выявление возможности использования понятий и принципов герменевтики для анализа арт-терапевтической практики;
описание функции речевого компонента в арт-терапевтическом опыте;
- установление соответствий семиотической формы, заданной в арт-
терапии, форме эстетической;
- рассмотрение арт-терапевтической практики в контексте игры;
- исследование коммуникативных процессов в групповой арт-терапии
при функциональном соотнесении их с культурными формами - игрой, риту
альной практикой, художественными формами постмодерна.
Методологическая основа исследования
Описание эмпирического материала, анализируемого в диссертации, выполнено с помощью метода герменевтической интерпретации и метода структурного анализа. Для выявления общего и особенного между семиотической формой, заданной в арт-терапии, и формой эстетической, а также - культурными формами, такими как ритуал, искусство, игра, использован сравнительный
метод. Основу сбора материала составил проективный метод (изобразительный).
Положения, выносимые на защиту
1. В искусстве и арт-терапии одинаково используем основополагающий принцип художественно-образного освоения действительности и, как следствие, востребованы сходные методы символического отражения.
Визуальный текст выступает объектом либидинальных, социальных и культурных вложений пациента; в исследовании арт-терапевтического процесса естественно-научная парадигма предполагает дополнение парадигмой социокультурной.
Арт-терапевтическая ситуация есть речевое отношение; нарративный компонент становится обязательным условием репрезентации самосознания в опыте визуализации.
Арт-формы в их интегративном варианте проявляют различные уровни, способы и направленность коммуникации, поддерживаемой включением в процесс элементов игры, ритуальной практики и художественных форм постмодерна.
Научная новизна исследования содержится в положениях
Репрезентацией культурной активности арт-терапевтического субъекта является формирование символического, выраженного преимущественно в визуальных символах.
Языком арт-терапии являются знаково-визуальные символы, где субъект размещается внутри, посередине видимого, является его мерой и границей, что предопределяет его понимание и самопонимание.
- Визуальный символ не ограничивает понимание языка как дискурса, а
выводит его к границам до-речевого и интертекстуального, что формирует диа-
логизирующего субъекта арт-терапии.
Установлено, что Я как Другой предпосылает Эго-субъекту идеи целостности, полноты бытия, а также истины и красоты. Проанализированы конкретные формы Другого в Я (в субъекте арт-терапии) - образ, символ, вещь, тело, психотерапевт, которые формируют в Эго субъект-центрирующую инстанцию.
Арт-терапевтическая культурная практика рассмотрена как самопонимающее бытие, как место герменевтической событийности наряду с культурными формами, такими как ритуал, игра, искусство постмодерна, что придает этому содержанию необходимую культурную размерность.
Теоретическая и практическая значимость результатов исследования
Методологически выверенная теоретическая модель арт-терапевтичес-кой практики предусматривает подвижный характер соотношения речевых и изобразительных элементов; несвязанность первых - исключительно с психотерапевтическими отношениями, но установление наличия факторов контекстуального характера, что позволяет говорить о социокультурной арт-терапии, и дополнение вторых - компонентом речи, а также несводимость их единственно к содержательной стороне, но интерпретационную значимость структурных особенностей изображения. Коммуникативная направленность арт-терапии усилена привнесением в процесс элементов игры, ритуального поведения и форм современного искусства.
Материалы диссертации используются для чтения курса «Философия и психология культурных символов» для слушателей Института повышения квалификации педагогических кадров ДВГТУ. Техники арт-терапии востребованы в курсе «Психологическая диагностика» в ее части «Проективная психология». Арт-формы в их интегративном варианте находят применение в курсе «Комму-
13 никативные аспекты педагогической деятельности» и в социально-психологических тренингах.
Апробация диссертационной работы
Основные теоретические положения и практические рекомендации исследования рассмотрены и обсуждены на кафедре педагогики и психологии ИППК ДВГТУ (апрель 2003 г.), на кафедре инновационных процессов в образовании ИППК ДВГТУ (июнь 2004 г.), на кафедре философии ДВГТУ (декабрь 2004 г.). Основные идеи, методологические подходы обсуждены на научно-исследовательских конференциях:
- Международной научной конференции в рамках Дней славянской
письменности и культуры «Новое видение культуры мира в XXI веке» (Влади
восток, ДВГТУ, 22-25 мая 2000 г.); доклад «Бинарный архетип сознания и идея
интертекстуальности»;
Международной научно-практической конференции «Социальные, психологические, правовые, психиатрические и психотерапевтические проблемы семьи» (Владивосток, ВГМУ, 4 июля 2001 г.); доклад «Символы Матери в контексте психоаналитической культурологии»;
Региональной научной конференции «Педагогические проблемы образования и культуры в контексте XXI века» (Владивосток, ДВГТУ, 23-25 января 2001 г.); доклад «Онтологические основания понимания Текста»;
Региональной научно-методической конференции «Актуальные вопросы инженерно-педагогического образования» (Владивосток, ДВГТУ, 21 февраля 2001 г.); доклад «Текст как опыт самопознания (Концепция преподавания дисциплины «Гуманитарные методы истолкования Текста»)»;
Межвузовской научно-методической конференции «Символы и символическое в психотерапии, психологии, философии, культуре» (Владивосток, ВГУЭС, 7 декабря 2000 г.); доклад «Символическая форма в контексте трансцендентальной философии Э. Кассирера»;
Региональной научно-методической конференции «Понимающее тело» (Владивосток, ДВГТУ, 24 февраля 2001 г.); доклад «Внешнее явление тела как условие эстетического восприятия»;
Региональной научно-методической конференции «Проблемы научно-методического обеспечения образования взрослых в Дальневосточном регионе» (Владивосток, ДВГТУ, 14 ноября 2001 г.); доклад «Игропрактики в профессиональном опыте»;
Региональной научно-методической конференции «Педагогика, психология и философия творчества» (Владивосток, ДВГТУ, 23 марта 2002 г.); доклад «Сотворчество - условие художественного восприятия (Феноменологический подход)»;
Региональной научно-методической конференции «Педагогика, психология и философия понимания» (Владивосток, ДВГТУ, 1 марта 2003 г.); доклад «Возможности понимания в контексте проективной психологии»;
Региональной научно-методической конференции «Педагогика, психология и философия успеха» (Владивосток, ДВГТУ, 13 марта 2004 г.); доклад «Метафора визуальная: подход к исследованию образа»;
Региональной научно-методической конференции «Современное образование: проблемы, поиски, перспективы» (Владивосток, ДВГТУ, 3-4 декабря 2004 г.); доклад «Применение техник арт-терапии в сфере образования взрослых».
Состоялись выступления по избранной теме на философских чтениях:
Религиозно-философских чтениях в рамках Дней немецкой культуры во Владивостоке «Свобода. Толерантность. Сотрудничество» (Владивосток, 12 октября 2003 г.); доклад «Опыт свободы языком пиктограмм»;
Философских чтениях «Истоки агрессии и недоверия в современном мире» (Владивосток, 14 октября 2004 г.); доклад «Арт-терапия как культурная форма (Опыт работы с состояниями агрессии и страха)».
Данная тема также озвучена на пяти конференциях с 1998 по 2005 г.г. г Основные положения работы отражены в пятнадцати публикациях.
Культурная активность: содержание, мотивация, методы символического отражения
Обратимся к исследованию природы символообразования в контексте философской культурологии психоанализа, рассмотрим аналитику символа и отдельных его спецификаций, с целью обоснования значимости зримого опыта - арт-терапия обращена к искусству, для которого изобразительная форма является обязательной, - предпримем описание визуального дискурса в философии.
Развернутое определение арт-терапии, «терапии искусством», содержится в документе Британской ассоциации арт-терапевтов, озаглавленном «Художник и арт-терапевт: краткое обсуждение их ролей в больницах, специальных школах и социальной сфере».
Определение арт-терапии, в основу которого помещены понятия экспрессии, символизации и коммуникации, позволяет удостовериться в том, что арт-терапия соединяет в себе два компонента - искусство и терапию. Она есть целостность, в своем роде новый Gestalt, сущность которого не сводится к простой сумме её составляющих; недостаточно также сказать, что сущность является «более чем суммой», не уточнив это «более». Искусство как форма культуры связана со способностью индивида к эстетическому освоению жизненного мира, воспроизведению его в образно-символическом ключе при опоре на творческое воображение. В экзистенциальной философской традиции жизненный мир трактуется как открытость мира человека, достигаемая не через осведомленность, а через «затронутость». Это происходит посредством трансцендирования, экзистенциальной встречи с внутренним существованием мира. Искусству (точнее, искусству, которое востребует материальное воплощение образа) и арт-терапии присущ общий момент - через художественное самовыражение с помощью изобразительных материалов и средств визуальной и пластической экспрессии происходит объективация универсального и личностного опыта. Довольно часто пациенты либо сопротивляются самовыражению, либо действительно неспособны выразить словами свои чувства и мысли как продукты бессознательного. Арт-терапия предлагает им способ самовыражения - искусство, которое как терапевтический фактор, в свою очередь, подготавливает вербальную экспрессию.
Если отойти от концептуальных различий, многообразие действующих в арт-терапии психотерапевтических факторов можно свести к трем наиболее значимым, а именно: факторам художественной экспрессии, психотерапевтических отношений, интерпретации и вербальной обратной связи [76, с.45].
Художественная экспрессия предполагает выражение чувств и мыслей пациента посредством его работы с изобразительным материалом и создание образов. Работа достигает цели лишь при движении от непосредственного от-реагирования с минимальным осознаванием автором содержания своей продукции к формированию так называемых символических образов. Символооб-разование - создание формы - предполагает внесение в форму определенного содержания.
В настоящее время мы находим в психологии и психотерапии различные теоретические обоснования терапевтического воздействия экспрессивного поведения: бихевиоральное направление связывает его с «отвлечением» внимания от болезненных переживаний и развитием через изобразительную деятельность более адаптивных моделей поведения; трансперсональный подход - с отреаги-рованием (абреакцией) и катарсическим переживанием опыта перинатальных травм; гуманистическая психотерапия - с самоактуализацией и т.д. Однако, среди современных арт-терапевтов приоритетными остаются различные направления психодинамического подхода [159]. Ошибочно было предположение прежней психологии, что человек есть существо по преимуществу сознательное и интеллектуальное и что в таком качестве его нужно изучать. Человек есть существо с сильной подсознательной жизнью, и потому психопатологии принадлежит решающее о нем слово; работы Фрейда, Юнга и др. имеют исключительное значение для философской антропологии [19].
Вопрос обусловленности культурного творчества философская культурология психоанализа решает, ориентируясь на усвоение и переосмысление парадигмы Фрейда - установки на выявление решающей роли бессознательных импульсов в человеческом действии. Единство Я было объявлено основателем психоанализа местом заблуждения. В таких культурологических работах как «Тотем и табу», «Массовая психология и анализ человеческого Я», «Судьба одной иллюзии», «Моисей и монотеистическая религия» и др. целостность личности была поставлена под сомнение. Де-центрация Я в концепции Ж. Деррида, принцип рас-сеяния субъективного, «порционность» Я-у Ж. Лакана являются отражением содержавшегося у 3. Фрейда тезиса об изначальной конфликтности человека [72, с.32].
Бессознательное есть неизвестный «мне», игнорируемый «мною», моим Я, субъект. Фрейд стремится говорить о чем-то таком, что имеет онтологический смысл и что он называет «ядром нашего бытия». Ядро нашего бытия не совпадает с нашим Я. В этом и есть смысл аналитического опыта. Воображая, будто наше настоящее Я представляет собой лишь неполную, обусловленную заблуждением форму я бессознательного, мы тем самым, замечает Ж. Лакан, едва произведя то смещение центра, которого Фрейдово открытие требует, тут же сводим его вновь на нет [80, с.66].
Образ: интерпретирующие силы структурных элементов
Теперь нам предоставляется возможность наиболее полной демонстрации продукции визуального мышления, вместе с анализом последнего; одновременно мы намереваемся установить структурную идентичность произведений живописи и арт-терапии.
Классический психоанализ интерпретирует образы в связи с представлениями о неосознаваемых инфантильных либо архетипических фантазиях, про 79 являющихся в контексте психотерапевтических отношений. Подобный фигуративный анализ основан на признании символического языка бессознательного и связанных с ним психических процессов - сгущения, смещения и т.д. К слову, в убеждении рационально истолковать образ прочитывается влияние классической традиции - сциентистское направление в арт-терапии в противовес романтической традиции с ее отказом как-либо формализовать процесс - поэтически-визионерское направление. По аналогии - в эстетике XX века наблюдается относительное размежевание концепций, в которых доминирует рационалистическая либо интуитивистская ориентация, тенденция к интерпретации либо к констатации.
Ранние психоаналитические исследования визуальных образов (3. Фрейд, К. Юнг) не принимали во внимание эстетические качества изображения. В то время как акцент ставился на психологическом содержании изобразительной продукции - так называемый иконографический метод, формальные элементы ее - линия, цвет, форма и пр. - оставались преднамеренно не замеченными [94, с.294]. По-видимому, если речь идет о работе со сновидениями и фантазиями, возможно, нет нужды обращать внимание на стилистические особенности изображения, однако, она появляется при работе с образами, имеющими материальное воплощение.
Появление «психотического искусства» с его нерепрезентационностью изображений, отсутствием каких-либо конвенциональных знаков, позволяющих разобраться в содержании, заставило рассмотреть заново взгляды относительно психологического значения внешних аспектов изображения; первым, кто обратил внимание на актуальную фактуру, ранее воспринимавшуюся в качестве сопутствующего явления, был А. Эренцвейг. Заметим, речь идет не о замене символического прочтения образов таким, которое основано на анализе материальных особенностей, но о значимости последних, безусловно, способных углубить «ощущение» работы, а также - об использовании первого и второго подходов как дополняющих друг друга [94, с.ЗОЗ]. Однако, за последние десятилетия было опубликовано крайне мало работ по избранной проблеме, возможно, в силу существующей связи повествовательного, символического дискурса традиционной психотерапии с фигуративными моделями интерпретации арт-терапии, что обозначило, в свою очередь, определенное противоречие между последними и теми способами оценки художественного образа, которые приняты в современном искусстве и имеют исключительное значение, скажем, для анализа абстрактных произведений.
Хотя в некоторых эстетических теориях (например, у Б. Кроче и его последователей) материальный фактор также преуменьшают. Кроче интересовался лишь самим фактом экспрессивности, а не средствами выражения. Материал имеет техническое, а не эстетическое значение. Действие по внешнему воспроизведению необходимо для передачи интуиции, но лишено всякого значения по отношению к ее сущности.
Погружение в аспект формы - суть эстетического опыта. Формообразовательный процесс в искусстве осуществляется в том или ином чувственном материале. Вещность неотторжима от художественного творения [151]. В творении зодчества заключено нечто каменное, в резьбе нечто деревянное, в живописном полотне нечто красочное. Вещность столь прочна, что скорее, нужно сказать наоборот: творение зодчества заключено в камне, резьба в дереве, живопись в краске. Экстернализация означает видимое и осязаемое воплощение не просто в определенном материале - глине, красках, но также в чувственных формах, ритмах, цветах, линиях, очертаниях, - и это не только составляющие «технического оснащения», но моменты самого процесса творчества. В своей совокупности материальные средства образуют художественную форму. В высказывании В. Белинского отмечена связь формы с содержанием: когда форма есть выражение содержания, она связана с ним так тесно, что отделить ее от содержания, значит уничтожить самое содержание; и наоборот, отделить содержание от формы, значит уничтожить форму. Форма, как ее определил Аристотель, - это и внешний вид, и «суть бытия» всякой вещи. Как используемые эстетикой категории объективного и субъективного, природного и социального, так и категории содержания и формы являются собственно философскими [60]. О значимости формы говорит факт существования абстрактного искусства (беспредметного, нефигуративного). Оно проблему мимесиса решает через отказ от использования изобразительных принципов, присущих живописи как виду искусства, и абсолютизацию значимости цвета и формы. Осознанные или неосознанные поиски Духовного как спасения от засилия материализма и сциентизма приводят к тому, что предмет как необходимый элемент картины дискредитируется [64], [65]. Заметим, в истории культуры в кризисных ситуациях известны концепции, «отменяющие» право изображения на воплощение Духовного, - например, византийское иконоборчество, модернистские течения XX века.
В своем первом направлении абстрактное искусство довело до логического завершения поиски фовистов и экспрессионистов в плане «освобождения» цвета от форм реальной действительности (ранний Кандинский, Купка). Необ- / ходим был и опыт Матисса, для которого (еще в предметном бытии) важны только краска и формы. Если весь импрессионизм основан на тяге к предметному миру, то экпрессионизм дает нам возможность увидеть образцы культурных фиксаций состояний сознания, где власть отдана чувству, и внешние предметные формы - теперь беспредметные формы - появляются лишь в той мере и в том виде (обычно искаженном с точки зрения реалистичности), чтобы передать страсть. Мир становится означающим по отношению к чувству-означаемому. Чувство из окраски, оценки превращается в корень, «семя мира».
Отношение Я как Другой, или О функциональных возможностях изобразительной формы
Перейдем к рассмотрению семиотической формы, заданной в арт-терапии, при установлении функциональных соответствий ее с формой эстетической, актуализируя тему общения с Другим в самом себе.
Исследования Л. Фрэнка, теоретико-методологические по жанру, определили разработки в области проективной психологии; обозначились два направления - изучение феномена проекции (мы рассмотрим его позже) и изучение роли стимула в условиях получения проективного содержания. Что детерминирует проективный ответ? Методики подобного плана всегда были основаны на представлении о неопределенности стимульного материала [77] - неоднозначные чернильные пятна, незавершенные предложения, относительно неопределенные ситуации. Чем более неструктурированным является «стимульное поле», тем в большей степени его структурирование индивидом будет изоморфично структуре его реального жизненного пространства (Л. Фрэнк). В этом смысле, тест Роршаха и Тематической апперцепции тест (ТАТ) есть примеры двух типов стимульной неопределенности - структурного типа и содержательно-смыслового. Разумеется, само представление о неоднозначности основывается на определенном количестве разумных интерпретаций, которые могут быть даны стимульному материалу неким числом лиц. Акцентирование неопределенности стимульных условий позволило согласовать проективные методы с психоаналитическим стилем клинического мышления. Чем неопределеннее условия (т.е. чем меньше давление реальности), тем более психическая активность приближена к «первичным» психическим процессам (воображению, галлюцинациям), движимым принципом удовольствия. Отдельные авторы выступают за вариативность стимулов - от крайне неопределенных до относительно однозначных, высокоструктурированных (Р. Лазарус), другие - настаивают на умеренном уровне неоднозначности как оптимальном условии для проекции глубинных слоев личности (Б. Мюрстейн), но все сходятся на безусловной важности природы стимульных воздействий. В проективном подходе диагностика осуществляется на основе анализа взаимодействия с внешне безличным материалом, который должно конструировать, развивать, дополнять, интерпретировать и который становится в силу его известной неопределенности (слабоструктурированности) объектом проекции - вынесения внутреннего опыта на этот объект. Обращаясь к отдельным методикам (из групп: импрессивные, катартиче-ские и т.д. - нас по преимуществу интересуют экспрессивные - рисование на свободную или заданную тему), проиллюстрируем характеристику неопределенности стимула (Л.Ф. Бурлачук, СМ. Морозов. Словарь-справочник по психодиагностике. - СПб., 1999). При предъявлении таблиц с черно-белыми и цветными симметричными аморфными изображениями («пятна» Роршаха) обследуемому предлагают ответить на вопрос о том, на что, по его мнению, похоже каждое изображение. Формой завершения в этом случае выступает некоторое толкование. В ходе оформления стимулов, придания им смысла устанавливаются степень реалистичности восприятия действительности, тенденция к тревожности и пр. Руки тест. Предъявляя таблицы с изображениями кистей рук, обследуемого спрашивают о том, какое, по его мнению, действие выполняет рука; на пустой таблице - произвольное рисование кисти руки и описание ее действий. Вартегга рисуночный тест. Обследуемого просят изобразить что-либо, используя ограниченные белым пространством графические знаки. Значение придается «отношению» к исходному знаку: игнорирование, внимание диффузное, фиксированное и пр.
Пальцем окрашивания тест. Обследуемому предлагают влажный лист бумаги и набор красок. Рисунок выполняется пальцем. Значение приобретают предпочтение отдельных красок, формальные и символические характеристики рисунка.
Пиктограмма. Испытуемому предлагают для запоминания слова, на каждое из которых необходимо дать любое изображение или знак, т.е. пиктографически записать ряд понятий. Таутофон. Требуется разобрать, о чем «говорит» записанный на пленку мужской голос (в действительности запись представляет собой повторение определенных групп гласных звуков). Делаются выводы о внушаемости, контактности, субъективности и пр. Использование менее структурированного объекта (стимула) отличает также методики «Нарисуй историю», «Лица и эмоции», «Чужие рисунки», «Я социально-символические задания» и т.д. Используемые нами чаще других рисуночные методы не содержат внешне заданного стимула (таблицы, знаки и пр.), в этом случае инструкция задает общую концептуальную направленность: Нарисовать свою маску и то, что находится под ней; Выполнить серию «Перед, во время, после»; Нарисовать периоды, когда были более всего «целостны» и наиболее «раздроблены»; Слепить то важное, что иногда чувствуете внутри себя, говорите себе или помните; Кое-что обо мне в детстве, в моем доме. Концептуальная определенность инструкции соотнесена, тем не менее, с неопределенностью предлагаемой деятельности (это «кое-что» в технике ранних воспоминаний в рисунках). Через задаваемую неопределенность мы предполагаем получить концепт целого, формой завершения становится изображение.
Тенденцию к доопределению мы находим в методе портретной психотерапии [106]. В Институте маскотерапии, учреждении альтернативной психиатрии, в поиске новых способов воздействия на патологическое начало разработан метод, заключающийся в создании скульптурного портрета. Врач-скульптор пластически определяет проблему одиночества - это яйцо, самая обособленная (аутичная) форма жизни. Образ пациента будто скрыт в яйцеобразной форме, он присутствует там с самого начала. Характерно, что все пациенты идентифицируют себя с этой первоначальной формой. Олицетворяя еще далекую от сходства пластическую массу, они называют ее Я (В поисках портрета -«Где я?», во время работы - «Не колите меня»). Фактором излечения становится самоидентификация посредством материализации утраченного пациентом зеркального двойника. В дополнение отметим, что самосознание развивается также в условиях множественной идентификации. Пока скульптурный двойник не сформировался окончательно, больной идентифицирует себя с врачом, воплощающим это завершение и предстающим двойником пациента (случаи бре-дообразования - идеи двойничества, близнечества, идентификация по профессиональному признаку). Далее - сравнение своего отражения с отражениями других пациентов, своего автопортрета с другими автопортретами и т.д. Такая атмосфера стимулирует восстановление внешнего и внутреннего диалога. Здесь уместно вспомнить эксперимент Л. Выготского, в котором дети не общались друг с другом, а говорили каждый с собой, но непременно в присутствии других таких же детей, и это помогало превратить внутреннюю речь во внешнюю.
Ритуал, искусство, игра и арт-терапия: диалектика культурных форм
Обратимся к исследованию коммуникативных процессов и отношений в групповой арт-терапии при функциональном соотнесении их с такими культурными формами как игра, ритуальная практика и художественные формы постмодерна, рассматривая одновременно арт-терапию в контексте игры, артикулируя одновременно игровой элемент вышеназванных культурных форм.
Состояние групповой психотерапии и групповой психиатрии, по замечанию Я. Морено [104], вполне объяснимо, если обратиться к истокам соматической медицины, предпосылка которой такова: центр физического нездоровья находится в индивидуальном организме, следовательно, физическое заболевание человека не предполагает совместного с ним лечения его близких. Когда психиатрия вырабатывала собственные методы лечения, она использовала именно медицинский принцип. Экстраиндивидуальное влияние было исключено. В лице психоанализа индивидуалистический подход получил свое подтверждение, «группа» имплицитно рассматривалась Фрейдом как эпифеномен индивидуальной психики. Предполагалось, что если прошедших психоанализ индивидов поместить в группу, то они образуют социально адаптивную организацию; социальные, сексуальные, экономические, политические и культурные отношения не будут составлять для них никакого затруднения. Демонстрации психоанализа были столь осязаемы, что потребовалось время, «вложения» из сфер антропологии и социологии, разработанность той же психодраматической методологии, чтобы изменилась направленность внимания терапии.
Под влиянием психодинамического подхода, придающего значение символическому образу как проявлению переноса и контрпереноса, продолжительное время основное внимание было обращено на конечный изобразительный продукт и связанные с ним ассоциации. Активность пациента /членов группы и психотерапевта ограничивалась либо внутриличностными процессами (меж 149 личностная и общегрупповая ориентации исключены), либо вербальными интерпретациями (акциональный элемент также исключен), - психодинамическая теория подчеркивает значимость вербализации аффекта, нежели его поведенческого выражения. Однако, современная арт-терапия и другие направления терапии творчеством связаны с различной коммуникативной направленностью, востребующей различное соотношение вербальных и невербальных компонентов (преимущественно - последних). Э. Сепир подчеркивал важность взаимодействия, в том числе значительную роль его неязыковых элементов. Ф. Пёрлз придавал большее значение терапии в группе по сравнению с индивидуальной терапией, проповедуя общинную терапию («гештальт-киббуцы»). В сущности, становится понятным, что сознание лично, но также сверхлично, социально в метафизическом смысле слова. Противоположное солипсизму, оно есть сознание, предполагающее взаимодействие [19, с.73]. Итак, исторически развитие методологии проективной психологии шло в направлении от осознания стимула, прежде визуального, к исследованию коммуникации.
Групповая арт-терапия отличается как от индивидуальной арт-терапии, так и от групповой вербальной психотерапии. Опасности, связанные с эксплуатацией психотерапевтических отношений, значительно ниже, так как пациент менее зависим от терапевта. Множество петель обратной связи соединяет членов группы не только с ним, но и друг с другом, а также с изобразительной продукцией - как своей, так и других. Фактор внутригрупповых коммуникативных процессов и отношений приобретает большое значение. Терапевтические ценности пронизывают всю систему отношений в группе. Каждый пациент способен выступить терапевтом для другого. Функция целительства приближается к своей открытой структуре.
Хотя арт-терапия связана прежде с созданием визуальных образов, это не означает, что в ней не могут быть использованы методы драма-, музыко- и тан-цедвигательной терапии. Более того, использование возможности применения различных модальностей в сочетании определило в настоящее время тенденцию к интеграции арт-форм. По мнению отдельных авторов (Ш. Макнифф и др.), поведение членов группы в ходе арт-терапевтической сессии много напоминает поведение участников драматерапевтического процесса, который, в свою очередь, имеет следующие закономерности: - интерактивный характер работы с наличием аудитории в лице членов группы. Драма сама по себе является действием, направленным на сплочение людей; - формирование драматической дистанции, предлагающей переход из обыденной реальности в драматическую; - использование драматически-ролевой экспрессии, дополняющей вербальный, проективно-знаковый/проективно-символический и сенсомоторный способы коммуникации и предлагающей идентификацию с различными ролями и ситуациями. Поведение участников носит характер самопрезентации; - ролевое развитие и трансформация; - ритуальный характер действий [ 1 ]. Динамика перехода из обыденной реальности в драматическую связана с понятиями дистанции драматической и формы драматической. Более расширительное понятие «дистанция эстетическая» предполагает такую организацию художественного произведения, которая подчеркивает его условность, внеположенность субъекту восприятия при сохранении иллюзии его реальности. Так, живопись, работая в линейной перспективе, создающей иллюзию трехмерного пространства, в то же время помещает картину в раму и т.п., тем самым дистанция эстетическая делает произведение предметом рефлективного, т.е. размышляющего, восприятия. В гносеологическом плане условность указывает на нетождественность образа и его объекта. В пути бесконечного «движения изображения к изображаемому» меняются формы дистанции эстетической, доходя до крайних, «мертвых» точек: отождествление произведения с действительностью (некоторые формы авангардизма), либо отрыв «мира искусства» от реального мира (абсолютное искусство).
