Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологические основания исследования психологии политического прогнозирования 18
1.1 Прогнозирование как часть процессов политического управления
1.2 Эволюция форм социально-политического прогнозирования 20
1.3 Типы политических прогнозов, потребности и мотивы политико-прогностической деятельности 31
1.4 Психологический анализ экспертных методов политического прогнозирования 38
Глава 2. Основные подходы к изучению интеллектуальных способностей субъекта прогностической деятельности 48
2.1. Феномен антиципации как предмет психологического исследования 48
2.2 Обзор психологических подходов к исследованию антиципации 50
2.3 Интеллект как психологическая основа профессиональной прогностической деятельности 59
2.4 Психологические особенности деятельности экспертов 71
Выводы теоретической части работы 78
Глава 3. Программа эмпирического исследования психологии политического прогнозирования 79
3.1. Обоснование выбора методов исследования 79
3.2. Описание основных методик тестологического этапа исследования 83
3.3. Описание процедуры тестирования и экспертно-прогностического опроса 88
3.4. Анализ прогнозных экспертных оценок и подготовка данных к статистической обработке 93
Глава 4. Описание и анализ результатов эмпирического исследования 97
4.1 Описание результатов корреляционного анализа 97
4.2 Описание и обсуждение результатов дисперсионного анализа параметров политико-прогностической деятельности 103
4.3. Описание и обсуждение результатов регрессионного анализа данных эмпирического исследования 112
4.4. Факторный анализ структуры ответов на анкету экспертного прогнозирования 120
Выводы эмпирической части работы 130
Общие выводы работы 133
Заключение 135
Список использованной литературы 136
Приложения 145
- Эволюция форм социально-политического прогнозирования
- Обзор психологических подходов к исследованию антиципации
- Описание основных методик тестологического этапа исследования
- Описание и обсуждение результатов дисперсионного анализа параметров политико-прогностической деятельности
Введение к работе
Актуальность нашей работы обусловлена, в первую очередь, серьезными изменениями в сфере разработки стратегических концепций развития различных сфер общественной жизни современной России. После «ревущих» 1990-х годов, когда одним из основных вопросов политической повестки дня было сохранение целостности политико-правового и производственно обменного режимов на всей территории Российской Федерации, иными словами, просто сохранение ее территориальной целостности, то сегодня набор задач для политических элит страны претерпевает существенные изменения. На первый план выходят задачи организации, руководства и последующего управления условиями долгосрочного и поступательного развития страны.
Сегодня российское общество находится на пороге реализации многочисленных долгосрочных проектов и программ развития целых отраслей российской экономики, социальной сферы, масштабных инфраструктурных проектов. В этих условиях качественно повышается необходимость прогнозирования последствий принимаемых масштабных политических решений.
Политическое прогнозирование в современном мире является неотъемлемой частью процесса государственного управления. Как направление научно-практической деятельности оно представляет собой разработку научно обоснованных моделей вероятного состояния политической системы или отдельных ее компонентов в будущем. Основной целью политического прогноза является повышение эффективности политического управления.
Значение верного и своевременного стратегического прогноза развития страны трудно переоценить, история многократно это доказывала. В частности, в истории России можно выделить ряд ключевых моментов, когда все дальнейшее развитие страны могло пойти по принципиально иному пути. Не касаясь общефилософских и собственно исторических аспектов многогранного вопроса о роли личности в истории, затронем лишь его психолого-политический компонент.
От решений первых лиц государства, будь то царь-самодержец, генеральный секретарь или президент страны, в такие моменты зависит ход исторического процесса, точно также как от малейшего толчка зависит вся последующая траектория развития динамически неустойчивой системы в момент бифуркационного выбора [41]. При этом, именно неверный социально-политический прогноз ситуации в стране (или его отсутствие) зачастую не позволял выявлять сложности и проблемы при реализации стратегических планов и программ с одной стороны, и повышать эффективность их реализации с другой. Современный уровень развития теоретико-исторических и макросоциологических концепций уже позволяет сегодня говорить об истории в сослагательном наклонении [65].
Несколько конкретных исторических примеров из истории России позволят проиллюстрировать как данный тезис, так и актуальность нашей работы в целом. В нашей работе термин «стратегический прогноз» используется как синонимичный «долгосрочному социально-политическому прогнозу». В то же время под политикой мы понимаем, согласно Остину Ренни, не столько сферу публичной политики, сколько процесс управления какой либо сферой общественной жизни в целом, в том числе экономического управления.
В 1882 г. в России вышла серия статей публициста В.П. Воронцова под общим названием «Судьбы капитализма в России». Врач-хирург по образованию, Воронцов в своих работах исключительно точно спрогнозировал дальнейшее развитие экономико-политической ситуации в стране к концу XIX-началу XX веков. В связи с неверно выбранной моделью развития экономики России Воронцов предрекает нарастание народных волнений и с большой вероятностью последующий за этим социальный взрыв, при условии сохранения выбранного стратегического курса развития страны. Ряд идей Воронцова в последующем нашли отражение в программе развития «государственного капитализма» СЮ. Витте, но половинчатость и незавершенность реформ не позволили правительству избежать нарастания
социальной напряженности в обществе и последовавшей за этим смены политико-правового режима [67].
Много позже, в начале 1920-х годов, Советом народных комиссаров был принят план привлечения в молодую советскую республику масштабных инвестиций в форме массового представления концессий на разработку полезных ископаемых крупным иностранным компаниям. Реализация данного плана во многом зависела от успеха Генуэзской конференции весной 1922 г. На ней советская делегация должна была представить этот план европейским компаниям. Прогнозы советского экономиста Е. Преображенского, опубликованные в этот же период, доказывали, что без западной помощи Россия не сможет поднять экономику страны, оказавшуюся в плачевном состоянии после первой мировой и гражданской войн. О катастрофических затратах людских и материальных ресурсов в случае попытки самостоятельной модернизации экономики говорил и знаменитый российский экономист Н.Д. Кондратьев, поскольку именно в начале 1920-х Россия входила в понижательно-депрессивную фазу длинного экономического цикла. Однако, по ряду причин, немаловажная из которых - двойственность и непоследовательность позиции советской делегации, данный стратегический план реализовать не удалось. Во многом поэтому такие беспрецедентные в истории, масштабные преобразования как план индустриализации страны, ГОЭЛРО, коллективизация села были реализованы с такими ужасающими для советского народа людскими потерями [67, с.103-115].
Не касаясь важнейшей и одной из самых трагичных глав в истории России -Великой отечественной войны, упомянем о том перепутье на котором оказался СССР после победы в ней.
У Советского союза после ВОВ появился уникальный исторический шанс войти органической частью своей экономики в мировое хозяйство, в единый мировой рынок разделения труда. В конце войны в 1944 году на конференции в американском городе Бреттон-Вудсе, где были созданы МВФ и Мировой банк реконструкции и развития, советской делегации в ходе переговоров удалось
7 добиться для СССР значительной квоты в этих мировых финансовых институтах. Однако, И.В. Сталин принял решение не участвовать в работе данных организаций, оказавших, как мы теперь знаем, огромное влияние на развитие всей мировой экономики после Второй мировой войны. Из-за отсутствия долгосрочного научного прогноза развития страны, Сталиным был взят ошибочный стратегический курс на создание искусственной социалистической системы государств, во многом за счет и без того подорванных войной экономических ресурсов Советского союза. [67, с.166].
Для объективной и беспристрастной исторической оценки ближайших к настоящему времени исторических событий - эпохи перестройки, распада СССР и последующих масштабных преобразований во всех сферах общественной жизни стран постсоветского пространства, безусловно, должно пройти значительное время. И в то же время, нужно отметить что и эти события могли пойти совсем по иному сценарию, имей политическое руководство СССР в начале 1980-х верный долгосрочный прогноз развития страны. В 1982 году под руководством Ю.В. Андропова была создана засекреченная группа специалистов-экономистов при Межведомственном совете по изучению опыта социалистических стран - членов СЭВ. Группа разрабатывала возможные модели изменения как экономического курса страны, так и альтернативные модели политико-правового режима в стране. По свидетельству одного из участников этой работы, Т.И. Корягиной [67, с.179], реализовавшаяся в СССР модель структурных преобразований, известная нам под терминов «перестройка», была вероятно худшим из множества возможных вариантов реформ. Группа разработчиков работала недолго, так и не обогатив своими моделями и многочисленными прогнозными разработками политическое руководство страны. В противном случае и новейшая история России могла сложиться совсем по иному.
Расхожая мысль о невостребованности исторических уроков современниками подтверждается из поколения в поколение, из эпохи в эпоху. Ошибочный выбор лиц принимающих политические решения (ЛППР) из-за
8 неверного социально-политического прогноза, его отсутствия или его игнорирования политическим руководством государства, приводит к стратегическим ошибкам, способным изменить облик целых исторических эпох.
Сегодняшний этап развития российского государства, его экономики, масштабные преобразования практически во всех сферах общественной жизни резко повышают важность прогнозирования последствий принимаемых политических решений. Реализуемые сегодня плановые и программные документы, такие как «Энергетическая стратегия Российской Федерации на период до 2020 года» (распоряжение правительства РФ от 28.08.2003 №1234-р), «Концепция развития лесного хозяйства Российской Федерации на 2003-2010 гг.» (РП РФ от 18.01.2003 №69-р), «Транспортная стратегия Российской Федерации на период до 2020 года» (одобрена на заседании Госсовета РФ 29.10.2003), «Федеральная целевая программа Культура России (2006-2010 годы)» (РП РФ от 15.09.2005 № 1432-р) и целый ряд других документов определят изменения в жизни многих миллионов граждан РФ на годы вперед.
В этом же ряду можно назвать принятие в формате федеральных законов и начало реализации четырех масштабных и долгосрочных национальных проектов, а также недавний переход правительства на процедуру разработки и утверждения проекта трехлетнего бюджета Российской Федерации.
Значение прогнозов последствий реализации подобных планов и программ невозможно переоценить. Уже давно известно, что прогноз в областях, поддающихся регулированию и управлению должен быть ориентирован не на предсказание будущих событий, а исключительно на повышение эффективности принимаемых управленческих решений [11].
Разработкой таких прогнозов занимаются конкретные люди, специалисты-управленцы, со своими психологическими особенностями, профилем способностей, свойствами мышления, складом личности. От эффективности работы этих людей во многом зависит успешность реализации многих плановых и программных разработок. Постепенный переход режима работы
9 правительства от указов, постановлений и распоряжений к программной и проектной форме управления требует привлечения все большего числа специалистов аналитического и прогностического обеспечения программных разработок. А в перспективе, в связи с объективными трудностями увеличения числа управленческих кадров, из-за принятой к реализации административной реформы, необходимо стремиться к повышению производительности и эффективности труда существующих управленческих единиц.
Целью нашей работы является выявление взаимосвязей между успешностью решения политико-прогностических задач и компонентами структуры интеллектуальных способностей субъектов прогностической
деятельности.
К основным задачам работы мы относим:
- изучение теоретико-методологических подходов к исследованию
будущего, как специфического объекта исследования;
- описание психологических особенностей основных групп методов
политического прогнозирования;
изучение подходов к исследованию прогнозирования (антиципации), как специфической способности человека и виду человеческой деятельности;
разработка программы эмпирического исследования психологических аспектов политического прогнозирования;
- проведение исследования взаимосвязей компонентов структуры
интеллекта и показателей успешности политико-прогностической
деятельности.
- на основе результатов исследования, выработка рекомендаций по
повышению эффективности политико-прогностической деятельности экспертов
и экспертных групп.
о чем говорит недавняя практика принятия правительством РФ программ социально-экономического развития Российской Федерации на среднесрочную перспективу (2005-2008 годы).
Предмет исследования:
- когнитивные способности и особенности мышления субъекта политико-
прогностической деятельности.
Объектом исследования стали студенты старших курсов обществоведческих специальностей ВУЗов Санкт-Петербурга. Общий размер выборки на разных этапах исследования составил 213 человека. Выборка была составлена из студентов старших курсов гуманитарных ВУЗов Санкт-Петербурга, в соответствии с теоретическими положениями нашего исследования.
Также объектом исследования стали тексты политических прогнозов участников исследования.
Теоретико-методологической основой кандидатского исследования стали следующие концепции:
теоретические основы и методические подходы к исследованию будущего, изложенные в работах И.В. Бестужева-Лады и Э. Янча [93], в частности описание разработки и использования в управленческой практике основных видов прогнозов - поисковых и нормативных;
работы в области разработки и применения политических прогнозов А.А. Кокошина и С. Армстронга [31,114];
- теоретические подходы к исследованию антиципации в структуре
человеческой деятельности Б.Ф. Ломова, Е.И. Суркова и Л.А. Регуш [39, 69];
- концепции структуры интеллекта Д. Гилфорда и В.Н. Дружинина [19, 26];
- подход к исследованию политики, как деятельности по производству
систем власти А.И. Юрьева [91]. Также в качестве теоретического постулата
нашей работы мы приняли положение А.И. Юрьева о структуре политической
деятельности, как отражении психологической потребности человека в
ориентации [91, с.86].
Основные гипотезы исследования:
1. Существует порог развития интеллектуальных способностей, только
превышение которого позволяет эксперту успешно решать политико-
прогностические задачи.
2. Продуктивность решения поисковых и нормативных политико-
прогностических задач в большей степени зависит от общего индекса
интеллектуального развития субъекта деятельности, чем от отдельных
компонентов структуры его интеллекта.
Существуют различия между показателями успешности разработки поисковых и нормативных прогнозов, в их связи с компонентами структуры интеллектуальных способностей экспертов.
Конвергентные интеллектуальные способности в большей степени влияют на успешность политического прогнозирования, чем дивергентные способности.
5. Результаты экспертного опроса позволят выявить мнение экспертов об
основных тенденциях развития социально-политической ситуации в стране, в
частности будет обнаружено усиление этатистских тенденций в российской
политики.
Методы, использованные в работе:
методы диагностики интеллектуальных способностей - прогрессивные матрицы Равенна, тест структуры интеллекта Р. Амтхауэра и тесты диагностики дивергентного мышления Е.Е. Туник;
методика самооценки психических состояний - активации, интереса, тонуса, напряжения и комфорта, разработанной Н.А. Курганским;
метод анкетирования - авторская анкета информированности экспертов и авторский вариант экспертного прогностического опросника;
групповой метод согласования мнений экспертов - модификация метода «Дельфи»;
- анализ продуктов деятельности экспертов (текстов экспертных
прогнозов);
- методы математико-статистической обработки данных - первичные
статистики, корреляционный анализ, дисперсионный анализ, факторный
анализ, регрессионный анализ.
Научная новизна и теоретическая значимость нашего исследования обусловлены тем, что в отличие от подавляющего большинства работ выполненных в рамках отраслевого прогнозирования (И.В. Бестужев-Лада, В.В. Глущенко, Э. Янч) и обеспечения профессиональной политической деятельности (АА. Кокошин, С.Г. Туронок, Дж. Армстронг), где субъект прогностической деятельности как объект анализа практически не рассматривается, в нашей работе мы анализируем профессиональную прогностическую деятельность с позиций психологической науки, оценивая когнитивную сферу и особенности мышления субъекта деятельности.
С другой стороны, в ряде отечественных и зарубежных исследований опережающего отражения человека и прогнозирования как специфической деятельности (Л.А. Регуш, А.Г. Асмолов, А.В. Брушлинский) зачастую используются искусственно сконструированные тестовые задачи, далекие от реальной практики прогностической деятельности. Использование в психологическом исследовании реально применяемых прогностических методов и процедур позволяет соотнести методические подходы прогностики с такими психологическими категориями как интеллект, свойства мышления, психические состояния.
Сфера публичной политики в России, как это ни парадоксально, до сих пор носит во многом закрытый, кулуарный характер, что зачастую заставляет политических психологов использовать в своих работах дистантные методы исследования, существенно ограничивая тем самым область применимости их результатов. В нашем исследовании используются очные методы диагностики интеллектуальных способностей потенциальных экспертов, что повышает
13 точность их оценки и позволяет лучше спрогнозировать успешность их профессиональной деятельности.
Новизна работы определяется также выбором для исследования реального временного и историко-политического контекста - эксперты разрабатывали краткосрочные прогнозы развития политической ситуации в РФ (период упреждения - 1 год), что позволяет соотнести их с объективными изменениями текущих политических тенденций в условиях смены больших электоральных циклов.
Положения, выносимые на защиту
Структура профессиональной политико-прогностической деятельности является отражением человеческой потребности в ориентации и реализуется через актуализацию мотива в контроле над событиями и людьми.
Существует нижний порог развития интеллектуальных способностей экспертов по тестам Равена, ТСИ Р. Амтхауэра и тестам дивергентных способностей, лишь превышение которых позволяет субъекту политико-прогностической деятельности демонстрировать минимально необходимую продуктивность.
Показатели точности и продуктивности политико-прогностической деятельности в большей степени зависят от уровня развития конвергентных способностей экспертов, чем дивергентных.
Подбор экспертов и экспертных групп для аналитико-прогностического обеспечения политических решений требует учета уровня развития компонентов структуры их когнитивных способностей и информированности.
Прогнозы большинства экспертов отражают ситуативное усиление этатистских тенденций в развитии российской политической системы.
Методическая и прикладная значимость результатов исследования.
Нами в исследовании были использованы модификации методик согласования экспертных мнений - «Дельфи» и модификация методики ненаправленного интеллектуального поиска «мозговой штурм». Данные методы экспертного прогнозирования широко применяются в реальной практике подготовки и реализации политических, и более широко, управленческих решений. Ориентация при подборе экспертов по оценке их когнитивных способностей, а не только на их профессиональные знания, опыт и самооценку компетентности позволит, на наш взгляд, существенно повысить качество аналитико-прогностического обеспечения управленческих решений. Результаты исследования позволяют по новому взглянуть на процедуры подбора, отбора и расстановки управленческих кадров, исходя их объективно стоящих перед ними профессиональных задач, с одной стороны, и интеллектуального потенциала, определяющего предельные возможности претендента, с другой.
Апробация работы
Основные теоретические положения работы обсуждены на заседаниях кафедры политической психологии Санкт-Петербургского государственного университета, изложены в 6 публикациях, общим объемом 1,65 п.л. и отражены в выступлениях автора на следующих конференциях:
1. Научно-практическая конференция «Предназначение Санкт-Петербурга»,
Санкт-Петербургский государственный университет, 2000 год;
Научно-практическая конференция «Санкт-Петербург: из будущего в настоящее». Санкт-Петербургский государственный университет, 2001 год;
Научно-практическая конференция «Ананьевские чтения - 2004». Факультет психологии Санкт-Петербургского государственного университета, 2004 год;
4. Научно-практическая конференция «Ананьевские чтения - 2006».
Факультет психологии Санкт-Петербургского государственного университета,
2006 год;
5. Международная научно-практическая конференция «Психология
совладающего поведения». Костромской институт педагогики и психологии,
2007 год.
Также материалы, послужившие основой ряда теоретических положений диссертационного исследования были представлены и обсуждены на круглом столе в информационном агентстве «Росбалт» - «Стратегическое прогнозирование процессов интеграции и распада государства» 04.11.2004. Обсуждение прошло с участием ряда известных Санкт-Петербургских ученых и экспертов.
Основные результаты исследования были использованы при разработке и прочтении на факультете психологии СПбГУ авторского курса лекций «Психология политико-экономического прогнозирования». Ряд теоретических положений работы был использован при чтении курса лекций «Психология экономического сознания и политического поведения».
Мы предполагаем, что результаты, полученные в ходе эмпирического и экспериментального исследований могут быть полезны для как для психологов, изучающих когнитивные способности и особенности мышления экспертов, так и для специалистов административно-управленческого звена и действующих политиков - в качестве рекомендаций по подбору персонала для аналитико-прогностического обеспечения политических решений. В подтверждении данного предположения об использовании результатов исследования, нами было достигнуто предварительное соглашение с представителем администрации Санкт-Петербурга.
Основные положения диссертационного исследования изложены в следующих публикациях:
1. Политическое прогнозирование как предмет психологического
исследования // Вестник Санкт-Петербургского университета, сер. 6. 2006, вып.
4, с. 227-235 , 0.30 п.л.
2. Методология стратегического прогнозирования по материалам фабрик
мысли // Стратегическая психология глобализации (Психология человеческого
капитала) / под ред. А.И. Юрьева, СПб, 2006, с. 242-258, 0,4 п.л.
3. Стратегическое прогнозирование процессов интеграции и распада
государства. Материалы круглого стола фонда «Единство во имя России». Под
ред. А.И. Юрьева. - СПб, 2004, с. 5-41, 0,8 п.л.
Моторин Д.И. Влияние фантастической литературы на массовое сознание // Предназначение Санкт-Петербурга. Тезисы научно-практической конференции. СПб. Издательство СПбГУ, 2001, с. 131-133, 0.1 п.л.
Моторин Д.И. Об источниках эмпирических данных в политической психологии // Ананьевские чтения - 2006. Тезисы научно-практической конференции / Под ред. Л.А. Цветковой, А.А. Крылова. - СПб.: Издательство СПбГУ, 2006, с. 308-310, 0,1 п.л.
Моторин Д.И. Устойчивая картина будущего как фактор адаптации к стрессу // Психология совладающего поведения. Материалы международной научно-практической конференции / Под ред. Е.А. Сергиенко, Т.Л. Крюкова -Кострома.: Издательство КГУ им. Н.А. Некрасова, 2007, с. 49-52, 0,15 п.л.
Структура и объем диссертации
Текст диссертации состоит из введения, четырех глав, заключения, списка литературы и приложений. Также текст содержит выводы теоретической, эмпирической частей исследования и общие выводы работы.
Первая глава состоит из четырех параграфов и посвящена методологическим и теоретическим проблемам исследования будущего социальных систем как специфического объекта исследования. Описаны источники формирования картин будущего социально-политической системы в массовом сознании и их историческая эволюция. Также в главе приводится
17 психологический анализ основных групп методов политического прогнозирования.
Вторая глава диссертационного исследования состоит из четырех параграфов и посвящена роли опережающего отражения и его частного случая - прогнозирования, в психической жизни человека. В ней последовательно описана история исследования антиципации и собственно прогнозирования как специфической человеческой способности в трудах отечественных и зарубежных авторов. Подробно освящена роль когнитивных способностей в решении прогностических задач. Описана специфика политико-прогностической задачи и ее отличие от задач подобного типа. Последний параграф посвящен психологическому анализу деятельности экспертов и влиянию на ее продуктивность когнитивных способностей.
Третья глава, состоящая из четырех параграфов, описывает программу эмпирического исследования психологии политического прогнозирования. В ней приведено обоснование выбора методов эмпирической части исследования, приводится описание основных психологических методик, применявшихся на этапе тестирования, а также процедур проведения прогностического опроса участников исследования. Отдельный параграф посвящен описанию контент-анализа текстов экспертных оценок.
Четвертая глава посвящена описанию и последующему обсуждению результатов статистической обработки эмпирических данных. Четыре параграфа главы содержат, соответственно, описание результатов корреляционного, дисперсионного, множественного регрессионного и факторного анализов полученных данных. Параграф о факторном анализе результатов также содержит описание корреляционных связей между содержанием политических прогнозов респондентов и параметрами их психологического описания.
Эволюция форм социально-политического прогнозирования
Междисциплинарный характер исследования психологических механизмов политического прогнозирования требует, на наш взгляд, анализа истории изучения форм и методов социально-политического предвидения, как чрезвычайно специфического предмета исследования. Предметная область нашей работы находится на стыке политической психологии, политических исследований и теории управления, и прогностики, которая в свою очередь является сравнительно молодой, междисциплинарной областью исследований. Поэтому анализ исторических закономерностей эволюции взглядов на будущее общественных процессов в целом, и сферы публичной политики в частности, даст возможность понять и оценить сегодняшний потенциал технологий прогнозирования развития социально-политических процессов и их общий вклад в общественное развитие. Важность учета механизмов эволюции взглядов на будущее развитие общественных процессов в массовом сознании в процессе адаптации личности к изменениям в современном образе жизни мы уже отмечали в одной из своих работ [48].
На заре становления человеческой цивилизации за формирование системы представлений о будущем отвечали космологические мифы, содержавшие первые концепции стадиальности или цикличности развития окружающего мира [42]. Мышление первобытного человека на относительно поздней стадии своего развития выработало представление о будущем времени, как о чем-то отличном от актуального настоящего. Чрезвычайно трудно происходило постепенное осознание понятий о длительности времени и цепи событий в нем, как логически-связанном, причинно-следственном процессе. Затем постепенно к настоящему начинает прибавляться иное время, пока еще не прошлое и не будущее, в котором действуют боги, мифические герои и различные сверхъестественные существа. Естественно, на этой стадии развития человека представления о развитии и даже о изменении со временем общественных отношений еще отсутствовали. Будущее из-за так называемого эффекта «презентизма» первобытного мышления в целом представлялось абсолютно таким же как и настоящее. Методы воздействия на мир в будущем времени присутствовали лишь в форме магических действий и ритуалов и пока еще исключали осознанную и целенаправленную деятельность человека как самостоятельный фактор изменений.
Согласно И.В. Бестужеву-Ладе, эволюция представлений об ином мире и возможных моделях общественного устройства в ином времени шла разным темпом по трем основным направлениям: по религиозному, литературно 22 утопическому и философско-историческому [64, с.25]. С появлением великих мировых религий функция формирования и поддержания устойчивых представлений о будущем общественных изменений переходит к церкви. И еще пять столетий назад церковь как социальный институт обладала практически полной монополией на формирование картины будущего как отдельного человека, так и всего общества в целом.
Можно достаточно условно выделить две основные религиозные концепции общественно-исторических изменений. Согласно возникшей в 1-м тысячелетии до н.э. индуистско-буддистской концепции, человеческая история являет собой постоянную смену циклов упадка, от мифического «золотого века» к неизбежному «концу света», затем сотворения нового мира и последующего бесконечного повторения этого цикла. Полный цикл, согласно данным представлениям, длится миллионы лет.
Сформировавшаяся позднее и менее идеологически развитая иудаистско-христианско-мусульманская концепция, сформировала взгляды о будущем, как о неизбежном втором пришествии «спасителя-мессии», и установления «царства божия», с наступлением последующего «конца света» и перехода жизни людей в качественно иное состояние. Так для христианской цивилизации историцистская по своему характеру концепция второго пришествия как будущего всего общества, и концепция загробной жизни как личного будущего человека, разделялись подавляющим большинством населения западного мира еще несколько столетий назад.
Уже в 1-м тысячелетии до н. э. на основе, но зачастую и в тесной оппозиции к религиозным концепциям будущего появляются первые утопические произведения. Утопический взгляд на будущее общество принципиально отличался от религиозного тем, что движущей силой развития в них впервые становится разумно мыслящий и действующий человек с его свободой воли, приходящий на смену сверхъестественным силам, богам и провидению. Большая часть утопий уже в античное время была посвящена проблематике будущего устройства общества и относилась к предметной области современных социально-политических наук. К таким произведениям можно отнести работы Платона, Конфуция, Лао-Цзы. Кроме социальных утопий появляются социально-технические, описывающие последствия внедрение тех или иных инновационных технологий в производство и быт людей, пацифистские, описывающие будущее людей без войн и социальных противоречий и антиутопии, живописующие картины нежелательного будущего развития человеческого общества.
Особенно бурное развитие жанр социально-философской утопии получает в эпоху Возрождения. Поэтому моментом возникновения утопии как самостоятельного жанра, описывающего социальный идеал и предвосхищающий будущее устройство общества, условно считается начало 16 в., как время публикации одноименной книги Т.Мора. В последствии такие произведения как «Левиафан» Т. Гоббса, «Город солнца» Т. Кампанеллы, «Новая атлантида» Ф. Бэкона, «История севарамбов» Д. Вераса, «Фрейландия» Т. Герцки, в некотором смысле и историцистская, по мнению К.Поппера [58, с.62], концепция развития общества, изложенная К. Марксом в «Капитале» и многие другие, в нормативном ключе формировали представления ученой публики, а затем и широких масс, о возможном и желательном будущем общественного и политического развития. Многие произведения утопического характера в конце 18-го - начале 19-го веков, т.е. в поздний период развития этого жанра общественной мысли, имеют тесную связь с идеологией просветительства (Руссо, Монтескье, Гольбах, Дидро, Гёте, Шиллер, Джефферсон, Радищев, Герцен, Чернышевский), при этом они уже содержат вполне конкретные политические программы реализации соответствующих идеологических установок [64, с.28].
Обзор психологических подходов к исследованию антиципации
Исследования антиципации проводились не только в рамках психологии, но и в смежных научных дисциплинах. Впервые в отечественных исследованиях понятие о влиянии фактора будущего времени на поведение при разработке теории условных рефлексов ввел И.П. Павлов. В его же исследованиях временного рефлекса и динамического стереотипа данный фактор в поведении животных был исследован экспериментально. Однако теоретическую базу психофизиологического подхода к исследованию антиципации были заложены позднее в работах Н.А. Бернштейна [20] и П.К. Анохина [7]. Теория функциональных систем П.К. Анохина и базовые принципы биологической активности и описание уровней организации движений Н.А. Бернштейна оказали существенное влияние не только на последующее развитие психофизиологии, но и ряда других дисциплин, в частности кибернетики. Схемы «функциональной системы» П.К. Анохина и функциональная модель построения движений Н.А. Бернштейна структурно схожи. В обоих моделях специфическую роль сличения реальной ситуации и цели действия играют «акцептор результата действия» и «модель потребного будущего», соответственно. По сути, оба компонента данных объяснительных моделей играют прогностическую роль при выполнении соответствующих действий.
Схожие идеи позже были высказаны Е.Н. Соколовым в предложенной им концепции «нервной модели стимула» [74]. Также психофизиологические механизмы антиципации были исследованы в работах В.М. Русалова, Т.Ф. Базылевич. Обширный обзор работ на эту тему приведен в монографии Д.А. Ширяева [88]. В данных исследованиях внимание авторов сфокусировано в основном на природных предпосылках и психофизиологических механизмах антиципационных способностей. Уже в исследованиях П.К. Анохина была отражена картина зарождения анатомических и психофизиологических предпосылок антиципации в фило- и онтогенезе. Без понимания ранних эволюционных этапов формирования данного свойства психики становится невозможным исследование антиципации как способности человека.
Ряд современных исследований на эту тему показывают [10],[57], что обнаруженные психо- и нейрофизиологические механизмы антиципации, характерные именно для данного вида активности, не сводимы без существенной потери содержания к другим схожим психическим явлениям. Так, давно известно, что одним из электрофизиологических проявлений антиципации является так называемая волна ожидания (Е-волна), открытая Г. Уолтером - это медленное негативное колебание, предшествующее появлению стимула, обнаруживаемое в основном в лобно-центральных отделах коры головного мозга. Эти и многие другие исследования позволяют говорить об антиципационных способностях человека, как о самостоятельном феномене, полноценно проявляющем себя на психофизиологическом уровне организации психических процессов.
Вторыми по порядку изложения, но отнюдь не по значению, можно назвать исследования прогнозирования, выполненные в рамках деятельностного подхода. Соответственно, авторами большинства исследований в рамках данного подхода были отечественные ученые, такие как А.В. Брушлинский, Л.А. Регуш, А.Г. Асмолов, Т.В. Корнилова и другие. Для работ, выполненных в рамках данного подхода при описании феномена антиципации, характерно использование категориального аппарата и концептуальных положений теории деятельности. Для данных исследований характерно рассмотрение прогнозирования и как самостоятельной деятельности, с анализом всей сложной ее структуры - мотивов, целей, средств, действий и т.д., а с другой стороны, включение антиципационного аспекта в структуру других видов деятельности, например мышления [13]. Исследование антиципационного аспекта мышления даже позволило А.В. Брушлинскому сделать вывод о том, что мыслительные процессы всегда сопровождаются некоторым предвидением их результатов, т.е., «в ходе мыслительного процесса должно быть обеспечено хотя бы некоторое предвосхищение неизвестного (искомого) больше чем на один шаг вперед. Иначе детерминированность поисков просто невозможна» [13, с.39]. Также в рамках данной концепции выполнено много работ по исследованию формирования и проявления механизмов антиципации в педагогической деятельности [68],[70],[85].
Однако вершиной исследований антиципации в рамках деятельностного подхода, без преувеличения можно назвать монографию Б.Ф. Ломова и Е.Н. Суркова [39]. В данной работе впервые полно показана уровневая иерархическая структура антиципационных способностей. Освящен системный характер антиципации, включенность опережающего отражения во все основные функции психики, выделяемые авторами работы - в когнитивную, регулятивную и коммуникативную. Показано проявление антиципации практически на всех уровнях фило- и антропогенеза. Особое внимание в работе уделено многомерности и системному характеру опережающего отражения в психической жизни человека. В связи с этим он пишет «проблема антиципации как бы пронизывает всю проблематику психологической науки. Она в той или иной форме возникает при изучении и психических процессов и психических состояний и психических свойств человека» [39, с.З]. Важность данной работы состоит для нас еще и в детальном описании проявления антиципации на своем высшем уровне - уровне речемыслительных процессов, где процесс опережающего отражения проявляется в форме целенаправленной осознанной деятельности, для которой ведущими «являются процессы, в которых человек оперирует знаками и знаковыми системами» [39, с.250].
Исследования антиципации в рамках когнитивно-поведенческого подхода до недавнего времени проводились лишь зарубежными авторами. «Вероятностное ожидание» Э.Брунсвика, «организация (схема) прошлого опыта» Ф.Бартлетта, «гипотеза», в теории Дж. Брунера и Л. Постмана, «динамическая установка» Ф. Оллпорта - эти и ряд других терминов и объяснительных конструктов использовались различными представителями необихевиоризма для объяснения многоаспектного феномена опережающего отражения. Среди представителей данного направления можно также назвать У. Найссера, Д. Миллера, Ю. Галантера, К. Прибрама, Дж. Келли и других. Детальный анализ необихевиористских и когнитивистских концепций, связанных с объяснением природы и свойств опережающего отражения, приведен как в работе Б.Ф. Ломова и Е.Н. Суркова [39, с.5-31], так и в обзорной статье А.Г. Асмолова [9, с.60-111]. В последней работе также подробно освещен вопрос о соотношении феномена антиципации и «установки», концепция которой продолжительное время разрабатывалась в грузинской школе психологии. А.Г. Асмолов подчеркивает общность методов изучения и даже критериев классификации уровней установки и антиципации.
Описание основных методик тестологического этапа исследования
Тест структуры интеллекта Рудольфа Амтхауэра был разработан в 1953 году, после чего претерпел ряд модификаций и редакционных изменений (последняя была проведена в 1973 году). Методика предназначена для измерения уровня интеллектуального развития лиц в диапазоне возрастов от 13 до 61 года. Тест разрабатывался прежде всего для диагностики уровня общих способностей при решении задач профессионального тестирования.
Амтхауэр понимал под интеллектов единство нескольких психических способностей, проявляющихся в различных видах деятельности. Соответственно, в методику были включены задания на измерение уровня развития следующих компонентов структуры интеллекта: вербального, счетно-математического, пространственного (геометрического и стереометрического) и свойств кратковременной памяти. Таким образом, тест состоит из 9 разделов (субтестов), которые направлены на измерение следующих интеллектуальных способностей: 1. «Логический отбор» - исследование индуктивного мышления и общей эрудированности, а также уровень владения языком. 2. «Определение общих черт» - измерение способности к абстрагированию, а также оперированию вербальными понятиями. 3. «Аналогии» - анализ комбинаторных способностей. 4. «Классификация» - измерение способности выносить суждения о принадлежности объекта к определенному классу. 5. «Счет» - измеряет уровень развития практического математического мышления. Состоит из арифметических задач прикладного характера. 6. «Ряды чисел» - оценка индуктивного мышления, способности к выявлению абстрактных закономерностей. 7. «Выбор фигур» - измеряет уровень развития пространственного мышления, а также наглядных комбинаторных способностей. 8. «Кубики» - также оценивает особенности пространственного мышления, но уже при мысленном манипулировании объемными объектами. 9. «Запоминание слов» - оценка способности сосредотачивать внимание и сохранять в кратковременной памяти компоненты вербального материала.
Общее время ознакомления испытуемых с инструкцией к методики и выполнения девяти субтестов - 90 минут. Общий объем стимульного материала, бланков инструкций и листов ответов составляет 24 страницы. Тест позволяет измерять уровень интеллектуальных способностей при групповом тестировании. Бланки заданий и ключ к обработке результатов взяты из методического пособия по использованию данного диагностического инструмента под редакцией Ж.А. Балакшиной и Т.В. Прохоренко [78].
Методика «шкала прогрессивных матриц» Дж. Равена была создана в 1936 году, в последствии подвергшись ряду модификаций. При выполнении заданий методики у испытуемого задействованы три основных психических процесса -внимание, воображение и мышление. Сегодня данная методика не считается сугубо интеллектуальным тестом. При ее выполнении большое значение имеет уровень концентрации внимания, характеристики его объема и распределения. Тем не менее, тест Равена считается одной из наиболее прогностических методик для исследования характеристик невербального интеллекта [62]. Считается что при работе испытуемых со стимульным материалом влияние культурных факторов и образования на успешность решения заданий минимально.
Тест состоит из 60 таблиц с графическим стимульным материалом, сгруппированных в 5 серий, различающихся по ключевому принципу организации заданий. Серия А - материал организован по принципу установления взаимосвязей в структуре рисунков. Серия В - требует нахождения аналоговой связи между парами фигур. Необходимо подобрать недостающий фрагмент к каждой фигуре. Серия С - построена по принципу прогрессивных изменений в фигурах матриц. Требует нахождения принципа их постепенного усложнения. Серия D - необходима перегруппировка фигур в матрице, происходящая в горизонтальном или вертикальном направлении. Серия Е - организована на принципе разложения фигур основного изображения на ряд простых элементов. Время выполнения задания строго ограничено двадцатью минутами. Тест также можно использовать при групповом тестировании. Общий объем стимульного материала, бланка ответов и инструкции - 13 страниц. Материалы методики взяты из пособия по практической психологии под редакцией В.Б. Шапаря, А.В. Тимченко и др. [61, с.409]. Батарея тестов для изучения творческого (дивергентного) мышления была разработана Е.Е. Туник в середине 1990-х годов. Большинство тестов батареи являются модификацией тестов Дж. Гилфорда и П. Торренса. Из семи субтестов, предлагаемых Е.Е. Туник, мы приняли решение использовать в нашем исследовании только пять, как отвечающие критерию возрастных ограничений. Из пяти, четыре предполагают ответы испытуемых в вербальной форме и один в графической. Нами были выбраны следующие субтесты: 1. «Использование предметов» - предложение вариантов способов употребления предмета, отличных от обычного; 2. «Заключения» - высказывание предположений о последствиях развития гипотетической ситуации; 3. «Выражение» - составление предложений из четырех слов, каждое из которых состоит из указанных букв; 4. «Словесная ассоциация» - приведение наибольшего числа определений для общеупотребительных слов; 5. «Составление изображений» - рисование и наименование произвольных объектов, с использованием определенного набора фигур. Ответы на субтесты, данные испытуемыми, оцениваются по трем показателям, установленным в исследованиях Дж. Гилфорда: а) Беглость (легкость, продуктивность) - характеризует продуктивность творческого мышления и определяется общим числом ответов; б) Гибкость - характеризует быстроту переключения творческого мышления и определяется числом классов (групп) данных ответов; в) Оригинальность - оценивает своеобразие творческого мышления, необычность способов решения проблем и определяется числом редко приводимых ответов, оригинальностью их структуры.
Каждый их пяти субтестов оценивается по двум или трем показателям. Также вычислялся суммарный показатель уровня развития дивергентных способностей испытуемого, путем суммирования баллов по показателям беглости, гибкости и оригинальности. Бланки субтестов, правила обработки результатов и инструкции к бланкам взяты из методического пособия по использованию тестов измерения дивергентного мышления, под редакцией Г.И. Акинщиковой [79]. Бланки субтестов, применявшихся в нашем исследовании приведены в Приложении 1.
Методика оценки пяти параметров психического состояния (активации, интереса, эмоционального тонуса, напряжения и комфортности), была разработана на факультете психологии ЛГУ в 1990 году Н.А. Курганским и др. Данный диагностический инструмент построен на основе результатов факторного анализа показателей самооценки испытуемыми своего состояний, с использованием модифицированного стимульного материала к методике САН (самочувствие, активность, настроение). Отличие от методики САН состоит в процедуре разработки стимульного материала - с помощью факторного анализа выделены шкалы пяти указанных психических состояний, независимо от семантической специфичности отдельных слов и состояний.
Описание и обсуждение результатов дисперсионного анализа параметров политико-прогностической деятельности
Дисперсионный анализ является статистическим методом обработки данных, позволяющим выявлять степень влияние отдельных факторов на результаты эмпирических и экспериментальных исследований [29, с. 178]. Предположения о связи интеллектуальных способностей и успешности политического прогнозирования, сформулированные в нашей работе в виде гипотез № 2,3,4 и 5, требуют оценки именно влияния отдельных компонентов структуры интеллекта испытуемых на параметры успешности этого вида деятельности.
Мы исследовали силу влияния интеллектуальных способностей участников нашего исследования, диагностированных по методикам Равенна, Р. Амтхауэра, дивергентного мышления и анкеты информированности о политических событиях, на точность и продуктивность поисковых и нормативных прогнозов, соответственно. Исходным материалом для проведения дисперсионного анализа служили данные по четырем выборкам, полученным путем деления всей совокупности данных по показателям точности и продуктивности политического прогнозирования. Данная процедура осуществляется программой SPSS автоматически, однако мы в качестве характеристики первой группы для всех процедур дисперсионного анализа выбрали критерий неспособности испытуемых разработать политический прогноз. Таким образом, в первую группу из четырех вошли участники исследования с нулевым или отрицательным показателем точности (средний балл) и продуктивности (сумма баллов) политического прогнозирования.
Для удобства иллюстрирования и большей наглядности презентации полученных результатов, на каждой из диаграмм приводится результат двух туров дисперсионного анализа. В качестве зависимых переменных, на оси ОХ отложены средние значения показателей успешности политического прогнозирования в четырех группах. А в качестве независимых переменных выступают показатели интеллектуальных способностей и информированности, данные по которых обозначены на оси 0Y.
В таблицах перед диаграммами представлены средние значения показателей интеллектуальных способностей и информированности в четырех группах, разделенных по критериям точности и продуктивности политического прогнозирования. Во всех таблицах в скобках после численного значения показателя обозначены номера групп, отличия дисперсий которых статистически значимы для данной группы.
Динамика изменения точности нормативного политического прогнозирования в группах весьма схожа с изменением точности поискового прогнозирования. Заметно влияние всех исследованных интеллектуальных способностей и информированности на точность прогнозов. Первая группа испытуемых отличается по всем четырем показателям от всех остальных групп. Также заметно появление «площадки» или уплощения динамики показателей на всех диаграммах, говорящих о некотором пределе влияния компонентов структуры интеллекта и информированности на точность обоих видов политического прогнозирования. Наиболее заметна тенденция к достижению пределов влияния на точность прогнозирования у показателей информированности испытуемых и их интеллекта, измеренного по тесту Равена.
Значительно отличается структура влияния интеллекта испытуемых и их информированности о политических событиях на продуктивность высказывания точных поисковых и нормативных прогнозов (сумма баллов). В таблице 6 и на рисунках 13 и 14 приведены данные и показана степень влияния независимых переменных на интегральный показатель успешности обоих видов политического прогнозирования.
Особенно заметны изменения в группах по показателям дивергентного мышления и информированности экспертов. Четвертые группа по обоим из этих показателей статистически значимо отличаются не только от первых, но и от групп со средними показателями продуктивности точных поисковых прогнозов. В целом заметно влияние всех компонентов структуры интеллекта на продуктивности поискового прогнозирования. Группа испытуемых, не сумевших разработать политические прогнозы, значимо отличается практически от всех остальных групп по всем четырем показателям.
Влияние интеллектуальных способностей и информированности на продуктивность высказывания участниками исследования точных нормативных прогнозов отражено в таблице 7 и иллюстрирующих ее данные рисунках 15 и 16. Также заметны изменения в интеллектуальных способностях и информированности с ростом показателя продуктивности. Первая группа также значимо отличается от остальных по тестам интеллекта Равенна и Амтхауэра. Необходимо отметить различия четвертой группы по показателям дивергентных способностей и информированности, что наглядно проиллюстрировано на диаграммах. Так средняя информированность в четвертой группе выше данного показателя первой группы более чем в двое (!), а разница в показателях дивергентных способностях между этими же группами составляет более 30%. Несколько менее выражены различия в группах по показателям интеллектуальных способностей, диагностированных с помощью методик Равенна и ТСИ Амтхауэра.
