Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. ТРАНСФОРМАЦИЯ КАК КОНФЛИКТНЫЙ ПРОЦЕСС 18
1 . Содержание и конфликтологические особенности трансформации 18
2. Конструктивность конфликтологической парадигмы в анализе процессов трансформации в россии 41
3. проблема субъекта общественных изменений и модели конфликта 69
ГЛАВА II. КОНФЛИКТНЫЕ ПРОЦЕССЫ В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ И СОЦИАЛЬНОЙ СФЕРАХ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА 102
1. Конфликтогенные факторы трансформации экономической системы России 102
2. Конфликты в социальной сфере как следсвие непоследовательности системных реформ: многообразие проявавлений (от социального взрыва до необходимости поиска социального контракта) 126
ГЛАВА III. КОНФЛИКТЫ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ СФЕРЕ ОБЩЕСТВА 151
1 . Онтология политической конфликтности российского общества 151
2. Конфликты в государственно-административной сфере 191
3. Особенности этнополитических конфликтов российского социума 215
4. Социально-политические конфликты в регионах: основные тенденции и типы 239
ГЛАВА IV. ХАРАКТЕР ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ГОСУДАРСТВА И ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА В УСЛОВИЯХ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ РОССИИ 269
I. Место и роль конфликта в системе взаимодействия гражданского общества и государства
(понятие и типология протоконфликтов) 269
2. Генезис и спектр взаимоотношений государства и гражданского общества: от конфронтации к партнерству 288
3. Социальное партнерство как модель поиска баланса интересов, учета взаимных ожиданий и адаптации корпоративной идентичности в рамках трансформационных процессов 295
4. Роль публичной сферы и публичной политики во взаимодействии государства и гражданского общества 306
5. Проблемные точки взаимодействия органов государственной власти и «третьего сектора» (по материалам эмпирического исследования в регионах рф) 318
заключение : 339
список литературы 351
- Содержание и конфликтологические особенности трансформации
- Конфликтогенные факторы трансформации экономической системы России
- Онтология политической конфликтности российского общества
Введение к работе
Период реформаторского романтизма, сопровождавший ход общественно-политической трансформации, давно закончился. «Революция ожиданий», породившая иллюзии о скором демонтаже коммунистической системы и триумфальном вхождении в цивилизованное сообщество стран демократии и свободного рынка, оборачивается сегодня полным протрезвлением и набирающим темп глухим недовольством населения, вкусившего вместо обещанного демократического процветания горькие плоды общественной деградации. Со всей очевидностью можно констатировать, что многие постсоветские страны, в том числе Россия, вступили в длительный этап социально-политического кризиса, застопорившего поступательный ритм демократического транзита. Причем надо признать, что большей частью кризис носит системный характер, порождая масштабную ломку и переориентацию практически всех общественных институтов - экономических, социальных, политических. Поэтому сегодня со всей остротой встают проблемы совместимости и жизнеспособности демократических институтов и ценностей с антикризисными мероприятиями, воссоздающими хотя бы приемлемые условия для возможной стабилизации, разработки и исследования вопросов, связанных с политической модернизацией и теми социальными конфликтами, кризисами, социальными взрывами, которые могут сопровождать общество на пути трансформации от тоталитаризма к демократии.
Понятия социального и политического конфликта, равно как и кризиса, их методология, практический инструментарий эмпирического исследования, позволяющего прогнозировать и на этой основе минимизировать их негативные, разрушительные последствия, в нашей отечественной литературе начали разрабатываться не так давно, с начала 1990-х гг.1 А методологическая и практическая потребность в исследовании специфики российской трансформации, в том числе и политической, сквозь призму накопившихся напряжений, «дисфункций» и противостояний, представлена весьма ощутимо2. В социологическом и политологическом
1 См.: Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Проблема конфликта. Аналитический обзор, междисциплинарный библиографиче
ский указатель. М, 1992
2 См.: Куда пришла Россия?.. Итоги социетальной трансформации. Международный симпозиум 16-18 января 2003г. М:
МВШСЭН.2003
сообществе зримо зреет запрос на новый теоретико-методологический инструментарий, позволяющий идентифицировать элементы социальной динамики в сложившихся общественно-политических реалиях, которые сумели бы противостоять тому варианту стабилизации складывающейся политической системы, которая ведет к стагнации и усилению авторитарного синдрома. «Необходимы новые направления анализа, которые позволили бы вывести дискуссии о демократическом транзите из того поля, которое строится вокруг власти как единственной точки отсчета и единственного организующего центра. Исследования общества, особенно мино-ретарных групп, отношений и процессов, которые не вписываются в доминирующий тип «господства-подчинения», могут и должны привести не только к поиску реальных альтернатив развития, которые сейчас остаются вне поля зрения исследователя, но и к формированию этих альтернатив. Иное развитие невозможно без субъектного действии, которое, в свою очередь, не может основываться на представлении о сущем как единственно возможном»1. Об этих же настроениях свидетельствуют дискуссии, развернувшиеся в рамках межсекционных заседаний прошедшего в феврале этого года III Всероссийского конгресса политологов, имевшего в своем названии сакраментальный смысл «Выборы в России и российский выбор»: «Мы все сейчас являемся соучастниками растянувшегося «выбора» - в пользу того, чтобы сделать выбор постоянным и неокончательным, чтобы научиться принимать современный мир, в котором демократия, федерация, гражданское общество и прочие «ценности» сочетаются со своими альтернативами и образуют ан-тиномичное единство» . Одним словом, переход к демократическому обществу, к новым формам политической свободы заставляет нас научиться жить в мире конфликта, который является единственным способом актуализации противоречивых тенденций общественного развития и их разрешения. Но оправданность обращения к парадигмальным возможностям теории конфликта имеет и свои внутренние ограничения — деструктивная конфликтность подрывает устойчивость жизнедеятельности общества, усиливает хаотичность функционирования и изменения его институциональных и структурных основ. Именно поэтому современная конфликтологическая парадигма, предложенная западными исследователями, безусловное
1 Т.Е. Ворожейкина Стабильна ли нынешняя Россия? - в сб. Куда пришла Россия?, с. 57
2 М.В. Ильин Российский выбор: сделан, отсрочен, отменен? — Политические исследования, 2003, № 2, с.163
предпочтение отдала проблемам контроля и разрешения конкретных конфликтных ситуаций, постоянно возникающих в жизни открытого, демократически организованного общества. Именно в этом качестве социальные конфликты и сопровождающие их кризисы могут рассматриваться как необходимые регуляторы общественного развития, позволяющие общественно-политической системе перейти от нежизнеспособных форм развития к более прогрессивным. И задача исследовательской мысли состоит в том, чтобы помочь превратить конфликты и кризисные состояния в максимально-позитивный фактор, трансформировать разрушительные и стихийные реакции на болезненный переход в конструктивное созидание новых форм1.
Современный процесс глобализации как новый мегатренд совершенно по-новому расставил акценты в соотношении понятий «стабильность-динамика», он усилил функциональную зависимость социально-политической стабильности от динамических процессов. Чем динамичнее развивается общество, тем более оно стабильно. Стабильность застойных обществ иллюзорна. Она чревата взрывом и распадом системы. Постсоветская Россия сполна пережила этот урок. В конце XX века, когда процесс глобализации вовлекает в орбиту ускоренного модернизации все большее число стран, связка «динамизм-стабильность» становится все менее опосредованной, более прямолинейной. Чем полнее социальная система интегрирует изменения, и чем активнее она, в свою очередь, инициирует их, тем успешнее справляется с дестабилизирующими факторами, возникающими в ходе развития. В тех же случаях, когда скорость изменений превосходит адаптационные возможности системы, она либо искусственно временно поддерживается тоталитарными методами, либо сразу рушится. Таким образом, чрезмерно высокая степень стабильности предполагает жесткую сопротивляемость изменениям - как вне, так и внутри системы. Оборотная сторона этой качественной характеристики - ослабленная способность адаптироваться к меняющимся условиям существования, что ведет к гибели. Гораздо выше жизнеспособность динамических систем, в которых степень стабильности, обеспечивая самосохранение, не является непреодолимым препятствием для назревших изменений. Стабильность в динамических системах покоится
1 См.:К. Apitz Kriesen, Konflikten, Katasrophen. — Dusseldorf, 1987
на совокупности неустойчивых равновесий между системообразующими и систе-моизменяющими процессами. Динамическое равновесие существует также между элементами (подсистемами) самой системы, различающимися как по удельному весу, так и по выполняемой роли1.
Следовательно, конфликтологическая парадигма может выступать концептуализирующей основой исследования процессов трансформации российского общества, концентрируя наше внимание на источниках общественных изменений, их многовариантности и нелинейности, открытых горизонтах исходов.
В целом, переход к цивилизованным формам разрешения и регулирования конфликтов, включению их в механизм саморегулирования и самоорганизации общества, связан с изменением типа социальной и политической системы. Поэтому задача использования позитивного потенциала конфликтов может решаться в условиях общества, переживающего процессы политической и экономической трансформации, только в рамках «сверхзадачи» создания гражданского общества, правового государства, формирования демократической политической культуры.
Таким образом, актуальность данного исследования диктуется следующими обстоятельствами:
о на общеметодологическом уровне остро назрела потребность в развитии методологии и теоретической основы для конфликтологического анализа процессов российской трансформации, учитывающей накопившиеся точки различных напряжений, дисфункций, активных противоборств, создающих возможность для прорыва новых альтернатив общественно-политического развития и формирования самой способности жить в условиях поддержания динамического равновесия, гарантирующего общество от стагнации и деструкции. Соответственно, основными задачами анализа представляются выявление вызывающих эти ситуации факторов и детерминант и разработка регулирующих их социальных и политических технологий;
о на теоретическом уровне существует потребность в обобщении и концептуализации накопившегося материала по исследованию различных типов и видов конфликтов, сопровождающих общественно - политическую трансформацию Рос-
1 См.: Обновление и стабильность в современном обществе. М.: Издательство «Весь мир», ИСП РАН, 2000, с.5-25
сии. Происходящие трансформационные процессы стимулировали конфликтность всех социальных структур общества, а радикальная модернизация политической системы существенно обострила проблемы конфликтного самоопределения российского социума: ему предстоит определиться по коренным вопросам формирования общественного строя и моделей институционализации власти, выделения приоритетов в экономической системе, способных обеспечить процветание страны, найти свое место и сформировать систему национальных интересов в меняющейся системе мирового порядка и глобализирующемся сообществе. Цена этому конфликтному выбору - выживание общества. Надо сказать, что контекст, в котором происходит выбор альтернатив развития - кризис идеи демократии в мире, столкнувшейся с современными вызовами глобализации;
о на прикладном уровне весьма актуальным является, с одной стороны, мониторинг и экспертиза реальных процессов российской конфликтности, разработка специальных инструментов такого исследования и анализа, а с другой, - задача обеспечения конфликтологического менеджмента, то есть формирования квалифицированных навыков и практических способностей компетентного и цивилизованного обращения с конфликтной ситуацией. Конфликтологическая компетентность приучает в этом случае к большему профессионализму, культуре взаимодействия, предоставляя инструментарий всесторонней диагностики конфликтной проблемы и широкий набор технологий воздействия на ее решение, а различные стороны конфликта ориентирует на признание альтернативных позиций, на уважительный диалоги совместный поиск компромисса.
Степень научной разработанности проблемы.
Исследованию собственно конфликтных аспектов процесса трансформации за рубежом и в отечественном обществознании посвящено не так много работ. Гораздо шире изучались темы политической модернизации и демократического транзита, где эта проблематика проходит как часть большой проблемы описания сложностей и противоречий самого процесса перехода тоталитарных обществ в демократические. Среди исследователей можно назвать работы зарубежных авторов А. Степана, X. Линц, Ф. Шмиттера, Г. О'Доннела, Дж. Хигли, Р. Понтера, А. Пшевор-ского, С. Хантингтона, А Турена, В. Бане, С. Терри, Т. Л. Карла, Дж. Мунка и К.
Лефф, Дж. Дьюи, А. Лейпхарта, Д. Растоу , Ф. Риггса и др. Среди отечественных исследователей отметим В. Гельмана, А. Мельвиля, Л. Шевцову, Б.Капустина, А. Соловьева, М. Ильина, Р.Сакву, Г. Дилигенского, И. Клямкина, Ю. Леваду, Т. Заславскую, В. Ядова, В. Федотову, К. Холодковского, Г. Вайнштейна, Ю. Красина, А. Галкина и др2.
Многие фундаментальные положения конфликтологической парадигмы успешно разрабатывались в рамках социологической и политической науки. Выделяются труды - Г. Зиммеля, Р. Дарендорфа, Л. Козера, С. Липсета, Ст. Роккана, М. Дюверже, Дж. Сартори, Я. Щепаньского, И. Валлерстайна, М. Амстутца, Р. Даля, С. Хантингтона, Дж. Тернера, Й. Галтунга, Л. Крисберга, Дж. Бертона, Э. Азара3, А.В. Дмитриева, В.Н. Кудрявцева, А.Г. Здравомыслова, Е.И. Степанова, А.К. Зайцева4 и др.
Гораздо больше написано работ по исследованию отдельных типов конфликтов - политических (Глухова А.В., Запрудский Ю.Г., Лебедева М.М., Тимофеева Л.Н., Чумиков А.Н., Фельдман Д.М.5 и др.), этно-политических (Тишков В.
1 Bunce V. Should Transitologists Be Grounded? - Slavic Review, 1995, vol. 54 ,№ 1; Huntington S. The Third Wave: Democra
tization in the Late Twentieth Century. Norman: University of Oklahoma Press, 1991; Karl T. and Schmitter Ph. Modes of Tran
sition in Latin America, Southern and Eastern Europe. - International Social Journal, 1991, № 43; Linz J. Transitions to Democ
racy. - The Washington Quarterly, 1990, vol. 13, № 3; O' Donnel Delegative Democracy. - Journal of Democracy, 1994, vol. 5,
№ 1; Stepan A. Democratizing Brazil. Problems of Transition and Consolidation. New York, 1987; Terry S. Thinking About
Post-Communist Transition: How Different Are They? - Slavic Review, 1993, vol. 52, № 2; Przeworski A. Sustainable Democ
racy, Cambridge, 1995;
2 Гельман В. Трансформация в России: Политический режим и демократическая оппозиция. М, 1999; Мельвиль А. Де
мократические транзиты: теоретико-методологические и прикладные аспекты. М., 1999; Шевцова Л. Посткоммунисти
ческая Россия: логика трансформации и перспективы. М.:Московский Центр Карнеги, 1995; Дилигенский Г. Политиче
ская институционализация в России: социально-культурные и психологические аспекты. — МЭиМО, 1997, № 7; Саква Р.
Режимная система и гражданское общество в России. — Полис, 1997, № 1, Федотова В. Г. Модернизация и глобализа
ция: образы России в XXI веке. М., ИФ РАН, 2002; Капустин Б. Конец транзитологии? О теоретическом осмыслении
первого посткоммунистического десятилетия. - Полис, 2001, № 4; Заславская Т.И. Социетальная трансформация в Рос
сии. М., 2002, Ильин M.B. Российский выбор: сделан, отсрочен, отменен? - Полис, 2003, № 2; Красин Ю.А., Галкин А.А.
Россия: Quo vadis? М..ИС РАН, 2003 и т.д.
3 Ральф Дарецдорф Современный социальный конфликт. Очерки политики свободы. М., РОССПЭН, 2002; R. Dahrendorf
Sociale Klassen und Klassenkonflict in der industriellen Gesellschaft. English ed., 1959; Krisberg L. Sociology of Social Con
flict. New Jersey: Prentice-Hall, 1973, XIV. Burton J. Dukes F. Conflict: Practices in Management, Settlement and Resolution.
N.Y.: Martin's Press, Inc., 1990.; Козер Л. Функции социального конфликта. М., Идея Пресс, 2000; Azar Е.Е. The Manage
ment of Protracted Social Conflict. Theory and Cases/ England: Dartmouth Publishing Company Limited, 1990; Gaining J. Cul
tural violence -Journal of Peacee Research, 1990, vol. 20, № 3; С. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций М., 2003
4 Дмитриев А.В. Социальный конфликт: общее и особенное. М.: Гардарики, 2002; Зайцев А.К. Социальный конфликт
М., 2000; Здравомыслов А.Г. Социология конфликта М., 1994; Степанов Е.И. Конфликтология переходного периода:
Методологические, теоретические, технологические проблемы. М.: ИС РАН, 1996; Дмитриев А.В., Кудрявцев B.H.,
Кудрявцев СВ. Введение в общую теорию конфликтов. М., РАН, 1993 и др.
5 Глухова А.В. Политические конфликты: Основания, типология, динамика (теоретико-методологический анализ). М.:
Эдиториал УРСС, 2000; Запрудский Ю.Г. Социальный конфликт: политологический анализ. Ростов-на-Дону.: Изд. Рос
товского университета, 1992.; Тимофеева Л.Н. Политическая конфликтология. Учебно-методическое пособие. М.:
РГАС, 1996; Чумиков А.Н. Социально-политический конфликт: теоретические и прикладные аспекты. М.: Институт
молодежи, 1995; Лебедева М.М. Политическое урегулирование конфликтов: Подходы, решения, технологии. - М.: Ас
пект Пресс, 1997; Фельдман Д.М. Конфликты в мировой политике. М., 1997.
А., Дробижева Л.М., Паин Э.А., Денисова Г. Н., Авксентьев В.А.1 и др.)
Рассмотрение особенностей конфликтности переходного общества представлено в работах выше названных авторов - Дмитриева А.В., Глуховой А.В., Рахманина B.C., Запрудского Ю.Г., Тимофеевой Л.Н., Романенко Л.М. и др., но как часть иных теоретико-методологических задач.
К системному анализу взаимовлияния разнотипных моноконфликтов в условиях трансформации социология и политология только подходят. Впервые эта идея была предложена в середине 1980- х.гг. основателем нового - резолюционистского - направления в конфликтологической мысли Дж. Бертоном, который призывал при анализе конфликтности современных общественных процессов исходить из так называемого адисциплинарного подхода: разрешение и предотвращение конфликтов, по его мысли, является адисциплинарной проблемой, «то есть синтезом отдельных отраслей знания или итогом взаимодействия между отдельными дисциплинами»2. В отличие от междисциплинарного подхода, адисциплинарный подход не признает никаких границ знаний и предполагает целостное понимание феномена социального конфликта. Он в каждом конкретном случае конфликта помогает определить, каким должен быть приемлемый уровень или уровни анализа, единица или единицы анализа и какие области науки в своей совокупности являются для его адекватного понимания и разрешения наиболее подходящими.
Похожая попытка сделана в монографии директора Центра конфликтологии ИС РАН Степанова Е.И. «Конфликтология переходного периода: Методологические, теоретические, технологические проблемы» (М., ИС РАН, 1996), написанной на основе обобщения исследовательских проектов. Однако в этой работе целостного анализа взаимовлияния различных конфликтов друг на друга нет. Заметным шагом в направлении системного анализа конфликтности российского социума стали работы А.Г. Здравомыслова «Социология конфликта. Россия на путях преодоления кризиса» (М., 1994) и «Социология российского кризиса» (М., 1999), где представлена панорама современных массовых конфликтов в России, осмысленная в исто-
' Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: в 2 ч. Ставрополь, 1996; Дробижева Л.М., Аклаев А.Р., Коротеева В.В., Солдатова Г.У. Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х гг, М., 1996; Дробижева Л, Паин Э. Особенности этнополитических процессов и становление этнической политики в современной России — в сб.: Политические и экономические преобразования в России и на Украине. М, 20003; Денисова Г. Этническая социология. Рос-тов-на-Дону, 2000;Тишков В.А. Россия: от межэтнических конфликтов к взаимопониманию —Этнополис, 1995, № 2. 2 Burton J. Dukes F. Conflict: Practices in Management, Settlement and Resolution. N.Y.: Martin's Press, Inc., 1990. p. XI.
рическом контексте и сквозь призму социологических теорий конфликта и консенсуса. Автор показал некоторые механизмы взаимопроникновения разнотипных конфликтов, что заслуживает особого внимания.
Попыткой комплексного анализа процессов влияния экономической конфликтности общества на политическую является коллективная монография Центра конфликтологии ИС РАН «Экономика и политика в переходном обществе: кризис взаимодействия» (отв. ред. Никовская Л.И.; М., ИС РАН, 2000), в которой рассмотрены проекции взаимного влияния политических конфликтов на особенности проявления коллизий в сфере экономики.
Интересной попыткой дать целостную характеристику развития конфликтности трансформирующегося российского социума является небольшая работа ученых РАГС В.И. Василенко, Д.Т. Жовтун и Е.Л. Петренко «Управление модер-низаторскими процессами и характеристиками» (М., Изд-во РАГС, 2002), в которой сделан шаг к определению понятий «конфликтность социума», «острота конфликтности общества» и определены дескриптивные средства описания комплексной конфликтности модернизирующегося общества.
Попытки целостного рассмотрения различных конфликтов транзитного общества очень продуктивны. Разнотипные конфликты стимулируют, провоцируют и усиливают друг друга, что порождает появление нового интегративного эффекта проявления конфликтности, обладающего неким иным качеством, чем моноконфликты сами по себе.
Цель и задачи исследования. В диссертации поставлена цель проанализировать теоретико-методологические основания исследования конфликтности в общественно-политической сфере общества и, опираясь на них, раскрыть специфику российской политической трансформации, в том числе под углом зрения выявления причин наблюдающегося ее отклонения от основных моделей демократического транзита.
В соответствии с этой целью автор ставит перед собой следующие задачи:
Определить концептуальные и содержательные границы продуктивности конфликтологической парадигмы для анализа процессов социально-политической динамики.
Рассмотреть политическую трансформацию как конфликтный процесс, опираясь на создание комплексной модели конфликтности трансформации, вскрывающей механизмы взаимопроникновения разнотипных моноконфликтов, которые, в свою очередь, предопределяют динамизм и подвижность общего тренда общественно-политических преобразований.
о Исследовать проблемы субъекта процессов политической трансформации в России сквозь призму субъектной характеристики конфликтного взаимодействия и сопоставление классовой, групповой и элитистской моделей конфликтов.
о Концептуально раскрыть и описать онтологию политического конфликта современного российского общества, определив в ходе реализации этой задачи основные факторы, которые способствуют снижению позитивного потенциала конфликтности и препятствуют эффективному продвижению демократических реформ.
о Проанализировать характер, типы и способы конструктивного урегулирования конфликтов в системе государственного управления как особого вида политической конфликтности.
о Рассмотреть особенности этнополитических конфликтов российского социума и возможности их позитивного урегулирования, исследовав взаимосвязи этого типа конфликтности с проблемами административной реформы, в рамках которой возможен компромисс между укреплением российской государственности и развитием принципов демократического федерализма.
о Выявить сущность, причины и типологию политической конфликтности на региональном уровне с использованием эвристических возможностей конфликтологического мониторинга.
о Исследовать место и роль конфликта в системе взаимодействия государства и гражданского общества в историко-ретроспективном и функциональном аспекте, позволяющем актуализировать позитивный потенциал обоих этих субъектов взаимного оппонирования.
о Раскрыть феномен межсекторного социального партнерства как интегральной технологии поиска и реализации баланса интересов социально-политических субъектов при урегулировании конфликтов в экономической и социальной сфере.
о Исследовать зоны напряжения во взаимодействии органов государственной и муниципальной власти и «третьего сектора» (негосударственного, некоммерческого) в интересах определения индекса конфликтности для профилактики и мониторинга интеракционных трендов.
о Проанализировать структурные и институциональные условия, оптимизирующие взаимодействие власти и «третьего сектора» через концепты публичіюй сферы и публичной политики.
Объект исследования: конфликтные процессы общественно-политической трансформации в современной России.
Предмет исследования: комплексная, сложно-составная природа конфликтности политической трансформации, которая детерминирует ее дифференци-рованность и многолинейность, неоднозначность исходов; исследование социально-политических отношений с точки зрения диалектического взаимодействия социальной динамики и стабильности, анализ политических форм урегулирования макросоциальных конфликтов.
Методологической основой диссертационного исследования является междисциплинарный подход, сочетающий в себе способы и методы социологических исследований, методы системного, структурно-функционального, субъектно-деятельностного анализа и обобщения, концепцию социального пространства и полей П. Бурдье, современные разработки отечественных и зарубежных специалистов в области конфликтологии, транзитологии, построения гражданского общества. При этом диссертант исходит из того, что трансформация в целом и демократический транзит в особенности имманентно конфликтны. Причем природа этой конфликтности состоит в комплексном, взаимопроникающем характере разного рода конфликтов, создающих особое пространство сложно-составных конфликтов, придающих особый динамизм и сложность процессам демократического транзита.
Эмпирическая база исследования состоит из следующих взаимодополняющих разделов:
о результаты опросов и анкетирования лидеров некоммерческих организаций (выборка целевая, N=100) из более, чем 10 регионов России, выполнявшихся по специально разработанным вопросникам в течение 2002- 2003 годов;
о результаты опросов служащих государственных и муниципальных организаций и учреждений из различных регионов страны (выборка целевая, N=100), проведенных диссертантом в течение того же периода.
«результаты эмпирического исследования социально-политической конфликтности в режиме мониторинга в течение 2000-2002 годов на примере Нижегородского региона (квотная выборка составила 560 единиц наблюдения).
о результаты репрезентативного социологического исследования демократических ценностей в структуре общественного сознания, полученные в 1993-1994 гг. сектором Методологии анализа социальных процессов ИС РАН (в котором работал автор) на материале всероссийской выборки, репрезентативной по основным социально-профессиональным и демографическим показателям населению России.
о материалы, полученные автором в ходе подготовки и проведения многочисленных тренингов для некоммерческих организаций по широкому спектру тем (технологии конструктивного урегулирования конфликтов; взаимодействие органов государственной власти и общественных ассоциаций в рамках межсекторного социального партнерства; эффективные коммуникации и связи с общественностью в деятельности некоммерческого, негосударственного сектора).
Научная новизна исследования определяется следующими основными исследовательскими результатами:
» для описания и воспроизведения комплексной природы процессов политической трансформации впервые предложена динамическая модель морфологического анализа сложно-составных конфликтов. Показано, что пространство сложно-составного конфликта образуется пересечением полей разнотипных конфликтов -политических, экономических, социокультурных и т.д., образуя пульсирующую и подвижную структуру конфликтного взаимодействия. Разнотипные конфликты в условиях высоко динамичной трансформации стимулируют и взаимно усиливают друг друга, что порождает дополнительный эффект синергетического свойства. В силу этого сегодня недостаточно изучать отдельные и рядоположенные социальные конфликты, оставляя без внимания факт возникновения качественно нового феномена - пространство сложно-составного конфликта, не акцентируя внимания на механизмах и аспектах его развертывания и регулирования. С помощью пред-
ложенной динамической модели морфологического анализа социальной конфликтности проанализирована целостность и дифференцированность российской трансформации, неоднозначность и противоречивость ее осуществления.
впервые на макроуровне исследована проблема субъекта конфликтного взаимодействия и показано, что конфликт, основанный на групповых интересах (в сравнении с классовым и элитистским) более способствует поддержанию динамического равновесия в обществе и реализации позитивного потенциала политического конфликта, так как отличается гибкими внутригрупповыми связями и подвижными межгрупповыми барьерами в общественно-политической системе. Он содействует формированию в политических системах альтернативных политических институтов и хорошо налаженной ротации политических элит, отработанного механизма выборов, что позволяет членам общества принадлежать одновременно к различным социальным статусным группам, политическим организациям и движениям, ощущая свою значимость и устойчивость. Классовые и элитистские модели конфликта более тяготеют к вертикальной поляризации общества, что усиливает «разрывные» линии взаимосвязи «верхов» и «низов», делает жесткой дихотомию «господство-подчинение» и снижает возможности диалоговой пластичности и гибкости политической системы.
о на основе дескриптивного анализа политической трансформации в России рассмотрен характер и детерминанты главного конфликта демократического транзита: между монополизирующейся политической властью и плюрализмом гражданских интересов, за которыми стоят общественно-политические группы гражданского общества, вызванные к жизни ходом демократических преобразований политической сферы.
о доказано положение о том, что непременным условием осуществления демократических реформ в России должен стать постоянный диалог общества и государства, раскрепощение личности и гражданской самоорганизации общества. Только этот вариант исключит логически вытекающую из насильственного навязывания «сверху» десинхронизацию общества и власти, элиты и народа, которые вели к масштабным социальным конфликтам, ибо методы волюнтаристского социального экспериментирования «сверху» себя уже полностью исчерпали к исходу
XX века.
о Предложена и обоснована типология конфликтов в административно - государственной сфере, выделены критерии их образования и предложены механизмы их регулирования.
о представленные результаты многолетнего мониторинга региональной конфликтности позволили выявить эффект «отражения» общеполитической специфики протекания политической конфликтности на уровне региона, а также идентифицировать слабость и недостатки институционализации социально-политического конфликта и рыхлую структурированность субъектов конфликта, а потому и слабую предсказуемость поведения конфликтующих сторон.
о исследована противоречивая природа взаимодействия государства и гражданского общества, которая изначально предполагает наличие «дремлющего» конфликта в их взаимоотношениях, обозначенного нами как феномен протоконфлик-та. В работе впервые дается типология возможных форм протоконфликтов, возникающих во взаимоотношениях государства и гражданского общества и указываются способы их урегулирования.
о показано, что общественные ассоциации и гражданские инициативы, образующие структурные элементы некоммерческого, негосударственного («третьего») сектора отечественного социума, являются более гибким и оперативным звеном укрепляющегося гражданского общества в России и инициатором поиска новых форм взаимодействия государства, бизнеса и некоммерческого сообщества. На основе эмпирического анализа доказано, что на региональном и местном уровне организации «третьего» сектора в своем взаимодействии с органами региональной и местной власти все больше эволюционируют от корпоративной модели представительства интересов в сторону технологий политических сетей, предполагающих больший демократизм и взаимную ответственность сторон.
о разработана качественная шакала конфликтности (КШК), содержащая спектр из 9 различимых и измеримых характеристик междсекторных взаимодействий, упорядоченный по степени нарастания конструктивности (от конфронтации и разнолгасий (левая часть) через игнорирование до разового сотрудничества и постоянного партнерства (правая часть)). Применение КШК в ходе эмпирических ис-
следований характера взаимодействия региональных и местных органов власти и некоммерческих организаций в десятке регионов РФ позволило выявить следующие особенности: - для территорий и муниципалитетов, где присутствует ярко выраженная система несовпадающих позиций и проявленных интересов участников, основанная на ценностных расхождениях и отличиях, четко наблюдается бимодальный характер распределения суждений участников конфликтных взаимодействий на КШК, когда имеются два пика, позиционированные в левой и правой частях шкалы; - для муниципалитетов, где существует налаженная и плодотворно работающая система механизмов взаимодействия (межсекторного социального партнерства) характерно либо полное отсутствие острых противоречий, или отсутствие ярко выраженного пика в первой части КШК, но одновременно имеется унимодальное распределение оценок участников взаимодействий в правой части шкалы.
Теоретическое и практическое значение результатов исследования.
Полученные теоретические выводы и рекомендации диссертации могут способствовать формированию более четкого и реалистичного представления о характере и механизмах российской политической трансформации, а также о путях оптимизации ее осуществления, особенно в ситуации нестабильного общества а также содействовать совершенствованию практической деятельности институтов государственной власти, политических партий, общественных организаций и других субъектов гражданского общества в целях достижения подлинного гражданского согласия в отношении путей дальнейшего развития страны, ее будущего на пороге нового тысячелетия. Следовательно, теоретико-методологическая значимость результатов исследования показывает, что концептуальные возможности теории конфликта позволяют по-новому посмотреть на противоречивые процессы общественно-политической трансформации, на ее «вялотекущий», постоянно «застревающий» характер течения в России, поскольку предшествующий аналитический опыт показал, что исследование трансформации только с позиций теорий модернизации и неомодернизации недостаточно, так как из поля зрения выпадают источники и механизмы самих общественно-политических изменений, актуализирующихся в наборе определенных конфликтов, а точнее - в самом способе конфликтности, которая носит комплексный, сложно-составной характер. Помимо этого, знание
основ конфликтологии - как науки о сущности и механизмах разрешения и упреждения конфликтов - может стать неотъемлемым элементом политической культуры, поскольку это достаточно мощное и современное оружие, при помощи которого в перспективе можно ограничить наиболее экспансионистские поползновения власти и государства в целом в сферу интересов и деятельности гражданского общества и облагородить саму политику. Знание конфликтологии может научить умению самоорганизовываться, чтобы защищать свои интересы, учету интересов противоположной стороны в процессе конфликтного взаимодействия, культуре диалога и восприятию аргументации контрагента конфликта, поиску зон согласия в процессе выработки компромиссного решения. Среди прочего, оно призвано сформировать в обществе и соответствующий нравственный климат, когда разнообразие взглядов, позиций, интересов - при условии их конструктивного взаимодействия - будет цениться выше, чем сегодня. Главное же состоит в том, чтобы «открывая», легитимизируя конфликт, привить обществу иммунитет от его деструктивных, разрушительных, насильственных форм, тем более, что именно преобладание таких форм в нашем недавнем и далеком прошлом дискредитирует само понятие конфликта и серьезно препятствует формированию конфликтологической парадигмы мировосприятия в России.
Материалы диссертации могут быть использованы для подготовки учебных пособий, преподавания специальных курсов в рамках политической конфликтологии, политологии, политической социологии в высшей школе, в иных учебных структурах, обеспечивающих повышение профессиональной квалификации.
Содержание и конфликтологические особенности трансформации
Современное российское общество находится в процессе глубоких общественно-политических перемен. Их результативность пока рождает больше пессимизма, чем позитивной удовлетворенности. По мнению большинства исследователей, посткоммунистические перемены явно застопорились, страна находится в точке выбора путей преобразований и серьезного внутреннего общественно-политического самоопределения, происходящего под влиянием неоднозначных процессов глобализации1. В повестке дня стоят коренные вопросы развития: в чем национальные интересы России, какова суть преобразовательного проекта и какой общественный строй и форму власти он предполагает, какая экономическая модель обеспечит процветание обществу, каково место России в глобализирующемся мировом сообществе и т.д.? И самая главная проблема общественно-политического процесса - это стремление удержать происходящие перемены в рамках эволюционной смены приоритетов, обеспечить приемлемую стабильность, снизить деструктивный накал конфликтных столкновений. Думается, взгляд на проблемы политической модернизации сквозь призму теории конфликтов позволит пролить дополнительный свет на неоднозначные вопросы демократического транзита.
Сегодня преобладающими концептами, объясняющими суть процессов общественного развития и изменения, выступают различные модификации теории модернизации. Модернизация описывает переход традиционного общества в современное. Период популярности классической теории модернизации пришелся на 50 - 60е гг. XX столетия, когда широкую известность получили работы Мариона Леви, Эверетт Хаген, Талкотта Парсонса, Нейла Смелзера, Даниэля Лернера, Дэвида Аптера, Шмуэля Айзенштадта, внесших вклад в разработку проблематики модернизации. Не имея возможности изложить подробно эволюцию теории модернизации, выделим ее основные модификации. Первая модернизация была осуществлена Западом при его переходе от Средневековья к Новому времени. Сформировался уникальный тип органически - инновационного развития, при котором ис 1 Галкин А.А., Красин Ю.А. Россия: Quo vadis? - М.: Изд-во ИС РАН, 2003; Мельвиль А.Ю. Так что же случилось с «российским выбором»? - Политические исследования, 2003, № 4, с.161-165; Уфимцев В.В. А был ли выбор? — там же, с. 165-169 точник развития был внутренним, изменения осуществлялись органически, на основе собственных потребностей. Механизмом развития выступила инновация. Мо-дернизационное развитие приобрело самостоятельный, поступательный, с локальной цикличностью характер. Социо-культурные предпосылки этого развития обеспечила протестантская этика, ментальная целерациональность.
Результативность подъема многих стран Запада вдохновила многие незападные страны, которые взяли Запад за образец и, таким образом, вступили на путь догоняющей модернизации. Россия была в ряду таких стран. Догоняющая модернизация существенно отличалась от западной. Это был неорганически - мобилизационный путь развития, включивший в свою орбиту страны доиндустриального развития. У догоняющей модернизации, следовательно, был внешний источник развития - успешный пример Запада, воспринимавшийся как основной критерий для решения проблем преодоления отсталости и решения внутренних задач. Характер преобразований - догоняющий, неравномерный, имеющий циклический характер -возвраты назад и новое обращение к модернизации. Механизм развития - мобилизационный. Темпы развития медленные. Духовные предпосылки преобразований -прозападные ориентации продвинутых слоев элиты, попытка «привития» западных ценностей на свою почву, вера в прогресс, стремление войти в семью стран Западной Европы. На пути такой модернизации достигнуты некоторые успехи, но, вместе с тем, процесс оказался незавершенным.
Третью попытку модернизации осуществили страны Юго-Восточной Азии. Их тип развития комбинированный - органически-неорганический, мобилизацион-но-инновационный, осуществляемый без радикального изменения идентичности. Механизм развития - мобилизационно-инновационный. Темпы развития быстрые, но в течение короткого периода, который сменяется стагнацией. Культурные основания преобразований - традиции, семейные, коллективистские, религиозные ценности, желание лучшей жизни.
Следовательно, классическая теория модернизации адекватно описала мо-дернизационный опыт Запада и способствовала модернизации ряда не западных стран, которая осталась незавершенной. Она оказалась плохо применимой к Юго-Восточной Азии, к развитию новых индустриальных стран в этом регионе, не сумела обеспечить модернизацию стран третьего мира. Попытка ее применения к посткоммунистическим странам оказалась неудачной, доказав тем самым, что времена классической модернизации и присущей ей стратегии догоняющего развития как универсальной тенденции пришел конец. Идеи модернизации подверглись серьезной критике в конце 60-х, начале 70-х гг. XX столетия. Прежде всего за абсолютизацию линейности и одновариантности развития, излишний детерминизм, телеологичность, резкое противопоставление традиции и современности, отсутствие анализа рисков подобной трансформации и интереса к положению нижних слоев общества, которые могут оказаться ее жертвой. Современное же применение теории классической модернизации рассматривается как реанимация этноцентризма и источник этноконфликтов1.
С 80-х гг. XX века началась полоса возрождения теории модернизации в рамках проектов «теории неомодернизации», связанной с попытками посткоммунистических обществ «войти» или «вернуться» в Европу, то есть в современный западный мир. Реанимированная теория модернизации учла опыт посткоммунистического мира и сформулировала новое его видение. Унифицированный процесс модернизации заменяется ее более разнообразным, многоликим процессом. Все яснее осознается, что темпы, ритм и последствия модернизации в различных областях социальной жизни различны и что в действительности наблюдается отсутствие синхронности в усилиях по модернизации. В целом картина модернизации становится менее оптимистичной. Опыт посткоммунистических стран потребовал больше внимания обратить на неизбежные отступления или даже провалы на пути преобразований.
Конфликтогенные факторы трансформации экономической системы России
В то же время нельзя отрицать, что существует определенный тип недемократического режима, например, азиатская прокапиталистическая автократия, способная развиваться быстрее, чем какой-либо другой тип демократии. Но это пока лишь гипотеза, которую необходимо проверить, сопоставив экономический рост недемократических стран Восточной Азии в период 1961-1990гг. с темпом роста некоторых быстро развивающихся демократических стран в 50-х и 60-х гг. (например, Япония, Западная Германия, Италия).
Из этих размышлений очевидно, что единственным экономическим оправданием авторитаризма служит фактор мобилизации общественной экономики, как единственный фактор, способствующий быстрому экономическому росту. Но он не снимет проблемы социальных и политических издержек такого типа роста и не гарантирует эффективности капиталистической модели. Сочетание авторитаризма и олигархического капитализма в России вряд ли снимет тот масштаб социального неравенства, который установился в обществе. А чересчур большое экономическое неравенство ведет к неравенству шансов для участия в политической жизни, что явно противоречит духу демократии. Далее, такое сочетание вряд ли будет способствовать стабильному функционированию общества, так как олигополия тормозит развитие малого и среднего бизнеса, вытесняя его на периферию экономической жизни. В третьих, такое сочетание более склонно к применению насилия и полицейских мер, потому что плюрализм социальных интересов в такой композиции по определению невозможен. Следовательно, вышеописанный сложно-составной конфликт экономической трансформации приведет к росту напряженности, конфронтации и отчужденности от власти, а не к долгосрочному процветанию экономической системы. «Задавливаемый», потенциал конфликтности может подвести общество к очередному системному кризису. Возрастет конфликтность в борьбе за власть, замедлится процесс демократизации. Общество опять станет перед выбором между демократией и неототалитаризмом.
Все эти годы происходило стремительное размывание индустриальной базы страны. Иллюзии относительно легкого и быстрого нарождения самостоятельного класса собственников развеялись весьма быстро. Даже те не столь многочисленные частные предприниматели, которые начали, было, утверждаться - сначала через кооперативы и аренду еще в горбачевское время и затем трансформировались в обычных бизнесменов - были, в конечном счете, маргинализированы. Все попытки среднего предпринимательского слоя консолидировать свои ряды и политически организоваться встречали жесткое сопротивление со стороны альянса высшего чиновничества и прикормленного государством крупного бизнеса. Вопреки многочисленным клятвенным заверениям и торжественным декларациям правительства о поддержке частного предпринимательства, оно фактически ничего не делало в этом направлении и не обеспечивало даже самых общих условий для функционирования самостоятельного частного бизнеса. В этом отношении весьма характерны данные опросов среди 3600 фирм в 69 странах мира, приводимые в «Докладе о мировом развитии. 1997» МБРР. Более 75% бизнесменов СНГ жаловались на непредсказуемость политики правительства и его законодательных уложений (этот пункт имел наивысший рейтинг); более 65% - на нестабильность правительства (примерно на уровне Тропической Африки); без малого 80% были недовольны своим ненадежным правовым положением (второй рейтинг по значимости); примерно 88% опасались за свою собственность (здесь мы пальму первенства уступили лишь только Латинской Америке) и около 65% высказали претензии по проводу коррупции (тут мы далеко обошли все регионы мира, включая Азию и Тропическую Африку). Кроме того, 52% опрошенных компаний в СНГ сообщили, что они тратят более 15% своего времени на выяснение отношений с официальной властью по поводу налогов, правил ведения бизнеса и т.д. Это намного больше, чем во всех остальных группах развивающихся стран, и более чем в 5 раз превышает соответствующий показатель по высокоразвитым странам1.
Не лучше, если не хуже, обстоит дело с малым бизнесом, который российские либералы хотели сделать главной социальной опорой новой власти. На деле, после первоначального оживления дело застопорилось и в этой сфере. Начиная с 1994 года количество малых предприятий стало сокращаться (даже с учетом тех, кто действует в рамках «черного» и «серого» рынков), и на данный момент составляет примерно 850 тысяч (6 миллионов человек, или чуть меньше 10% трудоспособного населения). В развитых странах, на которых мы собираемся равняться, доля работников в малых и средних предприятиях колеблется от 46% (Германия) до 78% (Япония) в общей численности занятых1. Фактически государство бросило малое предпринимательство на произвол муниципальных властей, мафиозных групп (забирающих в среднем, по неофициальным оценкам сотрудников Программы ЕБРР для малого бизнеса в России, до 15%-20% прибыли) и правоохранительных органов.
Все сказанное выше наглядно демонстрирует, что в России отсутствует экономическая демократия, которая одна только и может стать основой возникновения подлинной политической демократии. Государство не стремится к обеспечению минималистских условий для формирования среднего класса, упорная борьба которого обеспечила бы демократизацию страны и становление правового государства. Наши ростки «среднего класса» слишком чахлы и придавлены, чтобы осмелиться на серьезную борьбу за свои права. С точки зрения характера социально-экономических процессов трансформации мы до сих пор еще пребываем на заключительных этапах «первоначального накопления» капитала. Если политические условия экономического развития в ближайшем будущем не улучшатся, то мы так и застрянем в точке бифуркации перед решающим качественным прорывом вперед.
Для конструктивного воздействия на процессы экономических преобразований необходимо самое простое — воссоздание работающего института государства, такого, которое из тормоза развития цивилизованного рынка превратилось бы в фактор его развития. Во-первых, необходимо выработать принципы экономической политики, соответствующие подлинной рыночной экономике. Для этого необходим публичный дискурс по поводу программ и целей экономических реформ, которые позволили бы сформировать такие цели и ценности, при которых инициатива «сверху» нашла бы мощную поддержку «снизу». Нужен диалог с многочисленными субъектами гражданского общества, которое в лице бизнес-организаций разного уровня и характера, добровольных гражданских ассоциаций способны придать экономическим преобразованиям массовый и ресурсный потенциал, гибкость и вариативность воплощения, а самое главное — обеспечили бы эф Финансовая газета, 9 апреля 1999 г. фективную обратную связь, что так необходимо для коррекции управленческих воздействий. Другими словами, необходимо развивать и укреплять диалоговые, открытые формы взаимодействия, основанные на принципах социального партнерства в области общественных отношений. Лишь углубление процессов демократизации может служить лучшим гарантом оптимизации экономической трансформации и снижения деструктивности социальной конфликтности в этой сфере.
Во-вторых, государство должно обеспечить правовую основу экономики. В условиях правового беспредела никакая рыночная экономика работать не будет. Бесспорным фактом является то, что с самого начала российским предпринимателям пришлось бороться за свое существование не только с конкурентами на открытом рынке, но и с государством. Не случайно многае адвокаты говорят, что их главная задача - защищать предпринимателей не столько от рэкета, сколько от государства. Государство допустило расцвет экономической преступности в таких масштабах, которые делают развитие нормальной рыночной экономики невозможным. По мнению известного экономического социолога Р.В. РЫБКИНОЙ, «роль государства в развитии российского рынка оказалась разрушительной»1, именно оно в большинстве случаев оказалось генератором многих конфликтных ситуаций в экономическом пространстве современной России. Разрешительная система бизнеса ставит российских предпринимателей в зависимое положение от чиновничества. «Иметь свою руку» в органах административной власти стало одним из условий ведения предпринимательского дела в России. Роль российского чиновника в обществе особая: формально он призван блюсти закон, а на деле он сам и интерпретирует этот закон, то есть решает, кому дать ссуду и лицензию, а кого направить в налоговую инспекцию. Зависимое положение предпринимателя от бюрократического аппарата создает исключительно благоприятную почву для развития коррупции и административных органах власти на всех уровнях.
В еще большей зависимости от государства находится малый бизнес, который страдает от чиновничьего произвола, государственной политики, удушающих налогов, инфляции.
Онтология политической конфликтности российского общества
Переход к демократии в России, составляющий суть политической трансформации, обнажил глубинные противоречия между обществом и государством. И выросли они из многих негативных, «распадных» процессов, сопровождающих этот переход - распад СССР и постоянная угроза территориальной целостности России, экономический спад и разрыв устоявшихся народнохозяйственных связей, отрицательные демографические процессы, характеризующиеся сверхсмертностью населении и пр. Это придало политической трансформации стихийный, неуправляемый характер. Попытки власти консолидировать общество в этих условиях лишь подчеркивают разнонаправленность реально сложившихся социальных практик «верхов» и «низов» общества.
Исследую специфику российской политической трансформации, многие исследователи отмечают ее двойственность и противоречивость. С одной стороны, в стране создан необходимый минимум демократических институтов. С другой - налицо постоянные вторжения власти в приватную сферу, нарушения принципа разделения властей и, главное, отсутствие эффективных механизмов поддержания легитимно принятых норм, принуждения к исполнению законов. Попытки осмыслить сложившуюся ситуацию привели к появлению многочисленных работ о «демократии с прилагательными» - постсоветская демократия в них характеризуется как «дефектная», «заблокированная», «нелиберальная» и т.д.1
Взгляд на процессы политической трансформации сквозь призму теории конфликта, думается, может существенно обогатить объяснительные возможности концепций демократического транзита, а главное - указать на те точки «напряжений» и «конфликтных узлов», развязка которых, возможно, содержит новые альтернативы и «прорывные» моменты преобразовательного движения.
Во многих странах, где политическая система находится в стадии становления, конфликты закономерны, ибо тот вариант модернизации, который получил название догоняющей, обусловливает форсированные изменения, направляемые рукой элиты, стоящей во главе модернизационного процесса. Все это часто наталкивается на сопротивление общества, обостряет конфликты, но в дальнейшем ход развития заставляет устремлять усилия наиболее дальновидной части элиты в русло «системы примирения», при которой стороны стихийно стремятся к взаимной гарантии терпимости к интересам друг друга во имя сохранения стабильности и предотвращения хаоса. Россия, одна из тех стран, которой достаточно болезненно дается достижение общности базовых интересов, проблема легитимности национальной политической системы. Во многом это связано с оценкой сущности того политического режима, который направляет и определяет характер социально-политических трансформаций, тех сил, взаимодействие которых на политическом поле предопределяет конструктивный или дисфункциональный тип поиска консенсуса и согласия с нацией.
Политические конфликты - особый вид социальных взаимодействий, тех, что возникают по поводу политической власти и ее функционирования в обществе. Выделение политических конфликтов в особый вид достаточно обоснованно: политика - это особый самостоятельный мир, отличный от других сфер общественной жизни. Он охватывает государственные и иные общественно-политические организации, механизмы государственной власти и власте-отношения, правовые институты, партийные системы, политическую культуру общества и многое другое, что связано с понятием и реализацией политических решений. Таким образом, политика представляет одну из важнейших сфер жизни социума, включающую деятельность социальных групп и индивидов по артикуляции (осознанию и представлению) их противоречивых коллективных интересов, разрешению конфликтов, выработке обязательных для всего общества решений, осуществляемых с помощью государственной власти. В центре политики стоят проблемы власти, ее обретения, устройства и использования.
Конфликтность таится в самой природе политической власти, призванной согласовывать, координировать различные интересы людей; определять четкие стратегические и тактические цели, мобилизуя для их реализации массы и ресурсы; распределять дефицитные ценности и блага - одним словом, управлять деятельностью своих сограждан. Следовательно, политика как управление конфликтом, означает постоянное примирение несовместимых интересов в контексте социального порядка путем установления консенсуса в обществе. Но она фокусируется не на соблюдении абстрактных прав и идеалов, а на установлении методов урегулирования конфликтов, выработке соответствующих норм, которые были бы приняты обществом. Подобное понимание политики сложилось в политических науках лишь в последние годы. Пожалуй, наиболее показательна в этой связи точка зрения Р. Гудина и Х-Д. Клингельманна, которые характеризуют политику как «ограниченное применение социальной власти»1. По мнению ученых, неограниченная власть является не более, чем обычной грубой силой и не имеет никакого отношения к политической власти как таковой (за исключением отдельных отклонений, сфера действия которых достаточно узка). Сущность политики, таким образом, состоит именно в ограничениях, налагаемых на политических деятелей, и тех стратегических маневрах, которые предпринимаются для того, чтобы не выходить за очерченные ими пределы. Подобное понимание политики формирует новые методологические рамки для исследователей политических конфликтов, специфика которых традиционно определялась через категорию власть, но не через «ограничения в применении власти».
Политика - это инструмент сознательной саморегуляции общества и поэтому она может распространяться на самые различные общественные явления, в том числе на те, которые требуют постоянного властного регулирования (например, вопросы охраны безопасности граждан, развития международных связей и т.д.), а также на те, которые временно приобретают политическую значимость (вопросы употребления языка, государственная помощь в стихийных бедствиях и т.д.).
Политическая, государственная власть, обладание ею, устройство властных институтов, политический статус социальных групп, ценности и символы, являющиеся базой политической власти и в целом данного политического общества - все это составляет объект и предмет политических конфликтов.
Политические конфликты, как и все социальные конфликты, имеют объективное и субъективное измерение. Объективная сторона - это глубинные общественные интересы субъектов, противоречия между ними. Прежде всего, противоречия между политическими интересами, а также, в конечном счете, между социальными и экономическими. Кроме того, на конфликтный политический процесс оказывают влияние потребности и интересы социокультурного ряда, включая и конфессиональный аспект.
Субъективная сторона политического конфликта в значительной степени определяется тем, как осознаются субъектами объективные противоречия в той или иной сфере жизни. Следует отметить, что если противоречие, выступающее основанием политического конфликта, может не осознаваться участниками политических отношений, то сам конфликт всегда осознан и предполагает определенные целенаправленные действия сторон друг против друга. Политическому конфликту предшествует социальная напряженность, формирование скрытой враждебности, страха и подозрения между субъектами будущего конфликта, складывающееся осознание расхождения их интересов, стремление к доминированию или реваншу. Политический конфликт, следовательно, это такой тип взаимодействия, непременным условием которого является совокупность представлений субъектов политического процесса о самих себе (своих мотивах и целях, ценностях и т.д.), оппонентах (их мотивах и целях), социальной среде, возникшей конфликтной ситуации. Именно эти образы конфликтной ситуации, а не сама реальность, являются непосредственными детерминантами конфликтного поведения участников. Это обстоятельство (субъективная составляющая взаимодействия), по мнению известного французского политолога Ж-М. Дэнкена, и является несущей конструкцией всего мира политики: »...мир политики есть очень сложное явление сознания, не лишенное, конечно, связей с внешним миром, но объединенное с ним через многочисленные и сложные отношения, имеющие свою логику и свою собственную динамику»1. Мир политики, по мнению Ж-М. Дэнкена, состоит из фактов сознания, представлений-предрассудков, фетишей, мифов, которые имеют конфликтный и корыстный характер, будучи детерминированными интересами и убеждениями людей. Истина в мире политики не пользуется привилегированным положением.
Другой уровень субъективной стороны данного конфликта - оформление организованности конфликтующих сторон. Политический конфликт отличается от других не только своей сложностью, многомерностью, особо значимой ролью субъективного начала, но и тем, что это всегда так или иначе организованный конфликт. Только посредством политической организации разобщенные граждане становятся единым целым в смысле публичного выражения своих общих требований, взглядов, интересов, только в этом качестве они выступают в роли политического субъекта (партии, движения, группы и пр.). Пока масса не имеет своей политической организации, она не может быть политическим агентом. С другой стороны, любая политическая организация как реально существующий субъект конфликта выступает от имени определенной общности граждан, которые делегировали ей свою волю. Отсюда возможна относительная (а иногда и абсолютная) независимость политической организации, ее отрыв от общности людей, которых она представляет. В этой связи в политическом конфликте возможно раздвоение интересов и целей противоборства: враждебность интересов и целей конфликтующих организаций (скажем, партий) не совпадает с противоречиями между общностями людей, представленными конфликтами.
