Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Государственная культурная политика: когнитивные модели и поиск оптимальной модели культурной политики для современной России
1.1. Теоретико-методологические основания анализа государственной культурной политики
1.2. Рыночная и патерналистская модели культурной политики в странах Западной Европы и США
1.3. Государственная культурная политика в России: историческое измерение
1.4. Проблема выбора оптимальной модели государственной культурной политики России
Глава 2. Субъектное измерение государственной культурной политики: теоретический анализ
2.1. Субъектно-деятельностный подход к изучению государственной культурной политики: субъекты и акторы
2.2. Администраторы и менеджеры как новые акторы культурной политики в современном российском обществе
2.3. Субъекты и акторы культурной политики: динамика рыночных перемен 117
Глава 3. Акторы государственной и муниципальной культурной политики в российских регионах: политико-культурный портрет
3.1. Современный руководитель регионального органа культуры России: основные черты политико-культурного портрета
3.2. Политико-культурный портрет региональных администраторов культуры
3.3. Муниципальные управленцы сферы культуры Северо-Запада России 167
3.4. Структура неформальных связей управленцев культуры 183
Глава 4. Государственная культурная политика современной России в оценках ее региональных акторов
4.1. Региональные акторы о динамике государственной культурной политики России
4.2. Проблемы региональной культуры: поиск путей решения 201
4.3. Задачи региональных органов культуры в условиях рыночных реформ 221
4.4. Взаимодействие сферы культуры с институтами власти и бизнеса 227
4.5. Различия во взглядах на государственную культурную политику российских и западноевропейских администраторов
Глава 5. Акторы государственной культурной политики: представления о профессии, особенности ценностных ориентации и образ идеального управленца
5.1. Профессиональная идентичность и представления о профессионализме 248
5.2. Администраторы и менеджеры культуры: особенности ценностных ориентации
5.3.Образ успешного управленца в сравнении с самооценками 288
Заключение 324
Библиографический список 338
- Рыночная и патерналистская модели культурной политики в странах Западной Европы и США
- Администраторы и менеджеры как новые акторы культурной политики в современном российском обществе
- Политико-культурный портрет региональных администраторов культуры
- Проблемы региональной культуры: поиск путей решения
Введение к работе
Актуальность темы исследования обусловлена растущей сложностью и многообразием политического пространства современной России, происходящими в регионах поливариативными политическими процессами. Необходимо осмысление, описание и анализ динамики реальных перемен, характеризующих культурную политику на региональном уровне как политический процесс осуществления управленческого воздействия государства в области культуры.
Разработка новых подходов к анализу государственной культурной политики в региональном измерении актуализирует задачу содержательного и эмпирического исследования концептуальных основ формирования направлений государственной культурной политики, ресурсного потенциала акторов культурной политики в России и развитых странах Европы. Подобное сравнение может выявить, в чем состоит специфика российской государственной культурной политики, осознать причины, тормозящие ее развитие в нужном направлении в нашей стране. Это, в свою очередь, позволит оценить, каким должен быть оптимальный социально оправданный вариант при выборе модели государственной культурной политики России, адекватной складывающимся экономическим, социальным и политическим предпосылкам, существующим сегодня в российском обществе.
Проблематика сравнительного анализа государственной культурной политики на международном уровне пока не получила адекватной теоретической и эмпирической интерпретации в российской научной политологической литературе. Более того, сам термин «культурная политика» не имеет конвенциального толкования, как у зарубежных, так и у российских ученых. Между тем, глубина различий в подходах к рассмотрению данного вопроса российских и западных исследований обусловлена как методологической и эмпирической сложностью, так сложившейся привычкой интерпретировать происходящее в нашей стране как специфический «российский путь». Это
свидетельствует о необходимости поиска новых путей решения данной проблемы, учитывая ее практическую и политическую значимость для России.
Значение компаративных политологических исследований государственной культурной политики и ее субъектов не следует недооценивать. Сравнительные межстрановые исследования могут стать необходимым фундаментом для разработки перспективных моделей государственной культурной политики, помогут осознать, каким путем следует идти России уже в ближайшем будущем, исходя из понимания того, что общего и специфического есть в культурной политике России и стран Европы. Особую значимость в этой связи приобретает сравнительный анализ концептуальных основ государственной культурной политики и мер по ее практической реализации, как это видят сами субъекты культурной политики.
Актуальность данной работы не сводится только к методологической составляющей. Не менее важна политическая составляющая, позволяющая учитывать реальный социально-политический потенциал, которым располагают субъекты и акторы регионального уровня для реализации в современной России социальных реформ, в том числе и в сфере культуры. Это тем более важно, если принимать во внимание возрастающее значение региональных политических исследований, обусловленных необходимостью тщательного анализа и учета специфики политических институтов и субъектов регионального уровня. И это вполне оправданно. Сегодня регионы пытаются действовать на поле социальной политики все более самостоятельно, ориентируясь, прежде всего, на собственный экономический и культурный потенциал.
Изменения культурной политики, инициируемые федеральным центром, для получения ожидаемого результата должны учитывать не только общегосударственные цели, но, в большей степени, соответствовать ожиданиям самих субъектов культурной политики, их готовности проводить эти изменения в жизнь. Однако пока задача поиска консенсусных моделей взаимодействия только сформулирована для исследований, но отнюдь не решена.
Поэтому многие преобразования предпринимаются Центром «вслепую», без учета реальной ситуации, сложившейся в регионах, что заметно снижает темпы проводимых преобразований.
В основе концептуальной проработки новой культурной политики должны лежать ответы на целый ряд важных для государства вопросов: как должна строиться новая модель культурной политики, отвечающая современным российским реалиям; какие концепции, идеологические приоритеты и культурные ценности должны быть положены в ее основание; насколько эта политика должна быть уникально российской или формироваться в рамках глобальных тенденций, существующих в экономически развитых странах мира. Для поиска концептуальных решений поставленной проблемы особое значение приобретает изучение культурной политики на региональном уровне. Осознание того, как строится культурная политика на местах, как она понимается субъектами и акторами, отвечающими за ее реализацию, может способствовать выработке наиболее адекватных стратегий государственной культурной политики в России.
Степень разработанности проблемы. В специфическом контексте радикальных трансформаций в России проблемы современной государственной культурной политики остаются новыми, актуальными и все больше привлекают внимание российских ученых. Можно констатировать, что в последние десятилетия в этой области интенсивно трудились историки, философы, культурологи, с начала 1990-х гг. активно подключились юристы, экономисты, социологи, специалисты в области управления. Как политическая категория культурная политика является относительно мало исследованной.
Проблемы культурной политики привлекают особое внимание исследователей в течение последних сорока-шестидесяти лет. Научная литература, прямо или косвенно имеющая отношение к вопросам государственной культурной политики, весьма многообразна и разнородна. В основу теоретической базы исследования культурной политики легли концептуальные по-
ложения, изложенные в трудах зарубежных ученых Т. Адорно, М. Драгиче-вич-Шешич, А. Жерара, Д. Адамса и А. Голдбарда, М. д'Анджело и П. Весперини, А. Визанда, К. Мерсера, Д. Тросби, А. Пикока, А. Пика, Ф. Матарассо, Ч. Лэндри, Ф. Бьянчини, С. Манди, Г. X. Шартрана, М. Д. Шустера и других [89; 183; 337; 341; 342; 335; 350; 351; 355; 357; 358; 363; 367].
В отечественной науке существует немало серьезных исследований по проблемам культурной политики общетеоретического и методологического характера. В советское время появились работы А. И. Арнольдова, В. П. Иванова, М. Т. Иовчука, Л. Н. Когана, И. В. Кондакова, Т. А. Кудриной, И. Н. Лисаковского, Ю. А. Лукина, Э. С. Маркаряна, В. М. Межуева, А. К. Уледова, В. Б. Чурбанова [15; 111; 119; 140; 147; 148; 181; 197; 206; 303]. В них отражен подход к теории и практике управления сферой культуры, характерный для социалистического государства. Несмотря на идеологические ограничения, многие из этих работ не утратили научной значимости до сих пор. Первые попытки теоретического осмысления понятия культурной политики, представленные в публикациях Т. В. Беловой, Н. П. Заренка, Е. Н. Соколова, Т. Н. Томко, А. В. Фадина, В. У. Фохт-Бабушкина, В. Б. Чурбанова, А. И. Шендрика, относятся к концу 1980-х -началу 1990-х гг. В этих работах большое внимание уделяется роли государства в формировании культурной политики, в то время как иные субъекты и их взаимоотношения не рассматриваются. Культурная политика в этих исследованиях предстает как нерасчлененный предмет исследования [14; 22; 229; 238; 279; 306; 322; 323].
Впоследствии появляется цикл работ, авторы которых - Б. С. Ерасов, В. Н. Жидков, О. И. Карпухин, Э. А. Орлова, А. Я. Рубинштейн, В. В. Савельев, К. Б. Соколов, СВ. Шишкин - рассматривают, наряду с общими, также частные проблемы культурной политики [101; 126; 228; 247; 262; 293; 294; 327]. Появление подобных исследований стало шагом вперед. Однако они не смогли дать целостного представления о проблемах разра-
ботки и осуществления механизмов культурной политики как политического процесса осуществления управленческого воздействия государства на область культуры.
Особого внимания заслуживают исследования, посвященные культурной политике в условиях реформ (И. А. Бутенко, К. Э. Разлогов, И. И. Горлова, А. В. Каменец и др.) [68; 122; 167; 169; 170]. В них обосновывалась необходимость смены управленческой парадигмы в сфере культуры, а также построения новых принципов культурной политики. Общую цель этих работ можно охарактеризовать как выявление новых тенденций социокультурного развития.
В последнее десятилетие возросло количество диссертаций, посвященных проблемам культурной политики (А. С. Балакшин, Т. Г. Богатырева, Н. Г. Денисов и др.) [20; 26; 82]. Симптоматично, что авторы ряда работ (А. К. Акчурина, Н. Н. Гришина, И. Ф. Денисенко, А. И. Дымникова и др.) [9; 67; 74; 80; 97] обращаются не только к государству как важнейшему субъекту культурной политики, но и к иным акторам, действующим на этом поле. Усилился интерес к зарубежному опыту взаимоотношений в области культуры. Публикации самых последних лет свидетельствуют о желании утвердить научный подход к изучению культурной политики, в целом, и региональной культурной политики, в частности; все заметнее становится стремление исследователей преодолеть господствовавшие ранее идеологические стереотипы [19; 27; 83; 96; 103; 156; 164; 172; 248; 269].
Определяющее значение для изучения субъектов и акторов культурной политики имеет субъектно-деятельный подход, как особая методология анализа политических систем и процессов. Важное место здесь принадлежит концепции субъекта С. Л. Рубинштейна и его учеников - А. В. Брушлинско-го и К. А. Абульхановой-Славской [3; 4; 33; 34; 257]. Проблемы субъекта активно разрабатывали В. А. Ядов, Т. И. Заславская, А. С. Ахиезер, Э. В. Сайко, такие известные зарубежные исследователи как А. Турен, П. Ансар, М. Вебер, Т. Парсонс, Р. Будон, М. Крозье, Н. Луман и др. [18; 39; 105; 106; 182;
231; 232; 265; 296; 302; 332; 338; 345]. В разное время к различным аспектам проблемы действующего субъекта - личности руководителя - обращались отечественные исследователи Л. И. Уманский, Л. М. Дробижева, Л. И. Евен-ко, А. Л. Журавлев, Н. И. Лапин, А. И. Кравченко, А. И. Пригожий, А. И. Соловьев, А. В. Тихонов, А. Е. Чирикова, Е. Б. Шестопал, В. В. Щербина и др. [11; 193; 240; 242; 276; 283; 286; 320; 326; 317]. Не менее важными для анализа субъектов и акторов культурной политики в контексте формирования государственной политики являются труды, посвященные исследованию государственной и муниципальной службы современной России (О. В. Гаман-Голутвина, А. В. Дука, В. С. Комаровский, О. В. Крыштанов-ская, Н. Ю. Лапина, А. В. Понеделков, Л. В. Сморгунов, А. И. Соловьев, А. М. Старостин, А. Е. Чирикова, Л. И. Якобсон и др.) [24; 47; 65; 71; 72; 73; 81; 115; 145; 187; 205; 252; 267; 283; 321; 334].
Тем не менее, уровень разработанности проблемы субъектов и акторов культурной политики остается недостаточным. Авторы описывают наиболее проблемные аспекты, опираясь на понимание необходимости поиска инте-гративного подхода, новых понятийных категорий, но, в конечном итоге, поставленной задачи не решают. Изучение государственной культурной политики, ее субъектов и акторов предполагает всестороннее исследование ряда проблем, часть из которых являются специфичными для нашей страны, часть - общими, характеризующими современный этап исторического развития.
Одной из главных проблем является традиционное для России понимание культуры как сферы неполитической. Это выводит ее из области приоритетных направлений социального развития. В сознании региональных элит и лиц, принимающих политические решения на федеральном уровне, культура выступает неким дополнительным, вторичным фактором развития, решение проблем которой можно безболезненно отложить до лучших времен. Едва ли нужно объяснять, к каким реальным последствиям приводит такой подход.
В науке рассмотрение политики и культуры как составляющих общественной системы имеет широкое распространение и глубокие корни - как в позитивистской традиции западного мышления, так и в марксистско-ленинской традиции. Предполагается, что культура не способна оказать значительного воздействия на процессы, формирующие политические отношения в обществе. Однако многие западные и российские исследователи признают необходимость пересмотра традиционных представлений о государственной культурной политике.
Цель и задачи исследования. Основная цель диссертационной работы состоит в разработке теоретических оснований формирования субъектно-ориентированной региональной культурной политики современной России и в последующей эмпирической проверке уровня готовности действующих на региональном уровне акторов к реализации ее общественных целей.
Для достижения вышеуказанной цели в работе были поставлены следующие задачи:
обобщить и систематизировать сложившиеся в мировой и российской науке подходы к изучению государственной культурной политики и оценить их возможности для определения оптимальной модели культурной политики для современной России;
обосновать понятийный аппарат и основные положения субъектно-деятельностного подхода применительно к региональной культурной политике России;
раскрыть динамику изменений акторов культурной политики регионального уровня в рыночных условиях, выявить межстрановые различия в системе представлений администраторов и менеджеров культуры относительно внешних и внутренних ресурсов управленческой деятельности;
оценить состояние и выявить динамику системы представлений руководителей государственных органов культуры регионального уровня в период рыночных реформ;
определить и обосновать основные проблемные зоны, существую-
щие в сфере культурной политики различных стран Европы и России посредством использования серии интервью с управленцами Европы и России разных иерархических уровней управления сферы культуры;
представить социокультурные различия воззрений отечественных и зарубежных управленцев сферы культуры с учетом их представлений о культурной политике в целом, особенностях профессионализации, оценке (и самооценке) качеств, посредством которых осуществляется управление в сфере культуры;
провести сравнительный анализ представлений об успешном управленце культуры российских (на примере Северо-Запада России) и европейских администраторов и менеджеров культуры.
Методологические и теоретические основы исследования. Работа выполнена в рамках системной методологии, совмещающей социетальныи и компаративный подходы. Предложенный методологический принцип позволяет объединить изучение масштабных общественно-политических трансформаций, характерных для России и стран Европы на поле современной культурной политики и локальных региональных практик. Для решения поставленных задач были использованы субъектно-деятельностный, структурно-функциональный, кросскультурный и политико-культурный подходы, исторический анализ.
Эмпирическую базу диссертации составили осуществленные в 1996— 2004 гг. исследования субъектов культурной политики Северо-Запада России, а также субъектов культурной политики Европы различного иерархического уровня.
Анкетным опросом, выполненным в технике рейтинговых шкал, за восьмилетний период исследований были охвачены различные группы управленцев в области культуры; всего на опросные листы ответили 1532 респондента, из них 1412 - россияне, а 120 - из разных стран Западной, Центральной и Восточной Европы.
Проведен анализ биографий 88 руководителей региональных органов
культуры, 125 работников органов культуры региональных администраций, а также 140 руководителей муниципальных (районных и городских) органов культуры семи субъектов Федерации Северо-Запада России (республик Карелия и Коми, Архангельской, Вологодской, Мурманской, Новгородской и Псковской областей).
Для сбора информации в 1999-2004 гг. был также использован метод интервью с субъектами культурной политики и ведущими российскими и зарубежными экспертами. Всего проведено 119 глубинных интервью, в том числе с руководителями сферы культуры регионов России (16); с сотрудниками управленческих команд различных областей и республик, в том числе зарубежных (25); с руководителями муниципальных органов культуры России (18); руководителями организаций культуры (25); с зарубежными администраторами и менеджерами культуры (27), экспертами - ведущими российскими и европейскими культурологами (18 интервью).
Достоверность и обоснованность результатов исследования определяются: комплексным использованием теоретических и эмпирических результатов для понимания процессов, происходящих на поле государственной культурной политики; сопоставлением субъектно-деятельностного подхода к анализу культурной политики с объективными данными статистики; сопоставимостью результатов проведенных автором эмпирических исследований с результатами изысканий отечественных и зарубежных ученых; когерентностью полученных теоретических выводов апробированным концепциям.
Основные гипотезы исследования. Для России с ее высоким уровнем региональной дифференциации ни одна из действующих ныне моделей государственной культурной политики - ни патерналистская, ни рыночная, -не может быть использована как базовая для всей страны. Их следует позиционировать как имеющие право на сосуществование в различных пропорциях в разных по социально-экономическому положению регионах. Не существует неизменной эффективной универсальной модели на все времена, поэтому государственная культурная политика должна с течением времени
пересматриваться, как и концептуальные идеи, которые лежат в ее основе.
В России государство длительное время стремилось преодолеть поли-субъектность и унифицировать культурные процессы, отказываясь от учета в своей политике регионального многообразия. Рыночные реформы актуализировали новые вызовы и способствуют выбору субъектно-ориентированной государственной культурной политики, что выдвигает на первый план действующие субъекты культурной политики регионального уровня.
Поскольку именно региональные и муниципальные субъекты и акторы культурной политики, реализуя политику «на местах», во многом предопределяют сегодня содержание и направленность культурной политики в России, особое значение приобретает анализ характеристик их политического сознания, политической и профессиональной идентичности, управленческих стратегий и соответствующих моделей поведения.
Научная новизна диссертационной работы определяется разработкой авторской концепции субъектно-ориентированной культурной политики на региональном уровне, обоснованием на ее базе основных категорий (единиц) анализа и параметров субъектно-деятельностного и политико-культурного подходов к изучению деятельности руководителей сферы культуры. В работе, на основе авторского подхода получены следующие научные результаты:
критически обобщены и систематизированы существующие концепты и модели государственной культурной политики, демонстрирующие возможности для оптимизации культурной политики современной России;
доказано, что в условиях России не может быть востребована только патерналистская или только партнерская модель государственной культурной политики, что обусловлено высоким уровнем социально-экономической дифференциации российских регионов и различными темпами адаптации населения к рыночным условиям;
обоснована необходимость использования в разных по социально-экономическому положению регионах различных моделей культурной поли-
тики, учитывающих как приоритеты государства, так и региональную специфику в сочетании с предпочтениями местных сообществ;
раскрыты ограничения существующих описаний субъектов государственной культурной политики. В научный оборот введены новые понятия «администраторы» и «менеджеры культуры», благодаря которым удается снять часть ограничений, более четко определить и описать особенности осуществляемых ими функций в сфере культурной политики региона;
на основе авторских эмпирических данных построен политико-культурный портрет руководителей (администраторов) культуры регионального и муниципального уровней, позволяющий установить характер изменений персонального состава управленцев, изменений в их политическом сознании, политической идентичности и моделях профессионального поведения;
установлено, что базовые характеристики региональных администраторов культуры (в т. ч. возраст, образование, управленческий стаж, номенклатурный опыт, каналы рекрутирования и др.) существенно не отличаются от параметров, характеризующих представителей других сфер государственной службы, за исключением более ярко выраженной тендерной асимметрии;
эмпирически доказано наличие инвариантных характеристик у администраторов культуры как номенклатурного, так и рыночного периодов; выявлен существенно важный фактор дифференциации - продолжительность реального опыта управленческой работы;
выявлена и описана (на материалах эмпирических исследований) динамика влияний рыночных изменений на представления субъектов культурной политики (на примере Северо-Западного региона) относительно проблемных зон, характерных для региональной сферы культуры в настоящее время, негативных тенденций, наблюдаемых в сфере культуры, возможных шагов по их нейтрализации;
на основе наблюдений доказано, что вектор проблем культурной политики постепенно смещается из пространства дефицита внешних ресурсов к формированию осознания важности личностных и профессиональных ресурсов развития для самих управленцев в сфере культуры региона;
осуществлен сравнительный анализ социокультурных ориентации и установок руководителей органов культуры России, Западной и Восточной Европы, в т. ч. их ценностных предпочтений, личностных и профессиональных качеств, востребуемых для работы в условиях своих стран и регионов, с учетом доминирующих образов успешного управленца и собственными самооценками. В ходе проделанной работы установлена относительная синхронизация образа успешного управленца для всех трех групп администраторов культуры при существенном характере расхождения в самооценках у представителей этих групп. Это не позволяет, однако, утверждать, что российские управленцы демонстрируют существенное рыночное отставание от зарубежных специалистов государственной и муниципальной службы.
Теоретическая и практическая значимость исследования определяется актуальностью полученных результатов, прежде всего, для выбора оптимальной модели государственной культурной политики России в региональном измерении. В диссертации представлена методология выявления и системного анализа тех управленческих практик, которые сегодня являются основными в российских регионах при построении и осуществлении той или иной модели культурной политики.
Анализ стратегии трансформации государственной культурной политики и ее субъектов в ходе рыночных преобразований позволит:
1. Привлечь внимание исследователей и специалистов в области государственного управления социальной сферой к необходимости поиска нового политического консенсуса между центром и регионами, к разработке новой концептуальной модели государственной культурной политики, учитывающей многообразие регионального российского пространства и неравномерность динамики рыночной трансформации акторов, отвечающих за ее
реализацию в регионах. Предлагаемая в данной работе концепция способствует преодолению одностороннего взгляда на субъекты и акторов культурной политики регионального уровня и недооценки их вклада в реальное управление. Она позволяет осуществить комплексный анализ социально-политической реальности в субъектном поле регионального управления сферой культуры и предложить ряд схем по решению проблем достижения управленческой эффективности. Субъектная концепция государственной культурной политики позволяет более адекватно оценить происходящие в регионах процессы, определяет более глубокий и развернутый взгляд на происходящие здесь перемены.
Выдвинутая концепция имеет непосредственное отношение к политико-управленческой практике. Она позволяет с учетом знания реального состояния субъектного ресурса в области государственной культурной политики планировать дальнейшие преобразования в социальной сфере, проектировать способы управленческого воздействия государства на формирование региональной культурной политики.
Материалы проведенного исследования могут быть использованы для совершенствования образовательных программ в области политологии, государственного и муниципального управления, предоставляя новые возможности для разработки и углубления содержания учебных курсов. Они могут быть полезны для региональных институтов в связи с осознанием ими места и роли региональных субъектов в реализации культурной политики.
Апробация результатов исследования. Отдельные положения работы были изложены автором в выступлениях на заседаниях координационного Совета Министерства культуры РФ, коллегии Министерства культуры РФ, координационного совета по культуре ассоциации «Северо-Запад», международных конференциях министров культуры стран Баренцева Евро-Арктического региона (Архангельск, сентябрь 1998 г.; Оулу, Финляндия, май 2002 г.).
Основные положения, выводы и рекомендации, содержащиеся в диссертации, докладывались и обсуждались на различных отечественных и международных семинарах, в частности «Forum Marinum» (Турку, Финляндия, март 2002 г.)», «Содействие экономическому росту через инвестиции в культуру: новые возможности, партнерские программы, международные проекты» (Санкт-Петербург, февраль 2004 г.), «Культура на границах» (Ясная Поляна Тульской обл., март 2004 г.), «Культурная политика и развитие культурных индустрии в Северо-Западном регионе» (Вологда, апрель 2004 г.), «Современные образовательные практики для российских менеджеров культуры: опыт и перспективы» (Москва, август 2004 г.), на семинарах проекта «Cultural Service Desk» (Тарту, Эстония, январь 2005 г., Рованиеми, Финляндия, апрель 2005 г.); на всероссийских и международных конференциях и симпозиумах: «Культура и медиа: вступая в XXI в.» (Архангельск, январь 2001 г.), «Экология северных территорий России. Проблемы, прогноз ситуации, пути развития, решения» (Архангельск, июнь 2002 г.), «Культура как фактор мировой политики» (Москва, февраль 2004 г.), III международный форум «Государственная власть и местное самоуправление в России: история и современность» (Санкт-Петербург, июнь 2004 г.), «Человек, культура и общество в контексте глобализации современного мира» (Москва, октябрь 2004 г.) и др.
Ключевые положения диссертации представлены в двух монографиях автора «Региональная культурная политика пореформенной России: субъектное измерение» (СПб.: СЗАГС, 2005) и «Региональные управленческие отношения в сфере культуры: поиск новой управленческой парадигмы» (М.: ИС РАН, 1996) общим объемом 28,5 п. л., а также в 60 статьях общим объемом 56 п. л., опубликованных в российских и зарубежных изданиях.
Диссертация обсуждалась на заседании кафедры политического анализа факультета государственного управления Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, на котором принято положительное заключение о рекомендации работы к защите по специальности 23.00.02 - по-
литические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии.
Структура диссертации включает введение, пять глав (18 параграфов), заключение, список использованной литературы.
Рыночная и патерналистская модели культурной политики в странах Западной Европы и США
В настоящее время в зарубежной науке представлено большое число типологий моделей культурной политики, что объясняется разными основаниями к определению ее целей, механизмов реализации и результатов.
Так, А. Моль, предлагая в качестве основания для классификации со-циостатические и социодинамические характеристики моделей культурной политики, различал следующие ее группы: I. Социостатическая (популистская; патерналистская и эклектическая) и И. Социодинамическая.
Социостатическая модель описывает устойчивые цели культурной политики и ее институты. Среди ее подвидов популистская («демагогическая») политика, которая ставит целью максимальное удовлетворение культурных потребностей наибольшего числа людей; в соответствии с патерналистской («догматической») моделью, право и основные каналы распространения культурных ценностей принадлежат определенной партии, религиозному течению или государству в целом; задачей эклектической политики является обеспечение каждого человека индивидуальной культурой, представляющей собой неискаженное отражение, «хорошую» выборку из более общей гуманитарной и гуманистической культуры. Социодинамическая политика, в противовес социостатической, пытается соответствовать непрерывному процессу изменения культуры. Социодинамическая культурная политика может иметь два направления: прогрессивное и консервативное. В первом случае субъект такой политики стремится ускорить, во втором - наоборот - замедлить ход эволюции культуры [213, С. 342-346].
Предложенная А. Молем классификация моделей культурной политики, во-первых, не является исчерпывающей и, во-вторых, не учитывает политической специфики государства, в которой реализуется, т.е. не принимает в расчет собственно субъектов реализации культурной политики. Указанные ограничения снимаются в концепции М. Драгичевич-Шешич [90, С. 26-31], которая в качестве критерия выделения моделей рассматривает, с одной стороны, характер политического устройства государства, с другой - место государства и других акторов в реализации культурной политики. Вводя эти два базовых критерия, М. Драгичевич-Шешич получает четыре модели, принципиально различающиеся между собой.
1. Либеральная культурная политика, основополагающая характеристика которой - частное владение средствами производства и распространения культурных товаров. Рынок культурных товаров играет здесь решающую роль. Центральное место на нем принадлежит культурным индустриям и их стандартизированным культурным продуктам, созданным для большинства членов общества - аудитории массовой культуры. Роль частных фондов является решающей и для развития искусства.
Предложенная М. Драгичевич-Шешич модель либеральной культурной политики, однако, не содержит анализа роли государства. На какие уступки частному сектору идет государство, как сочетает оно установку на достижение социально значимых целей со стихией свободного рынка? Эти вопросы остаются без ответа.
2. Государственная бюрократическая или просветительская культурная политика. Ее неотъемлемая черта - доминирование государства, которое посредством аппарата (законодательного, политического, идеологического) и финансов контролирует сферу культуры. Такая модель была типичной для социалистических стран, где планировались не только материальные и финансовые вложения. Институт «социального заказа» придавал культурной творческой активности соответствующие содержание и стиль. Подобная политика превращала писателей в «инженеров человеческих душ» и направляла художников «украшать» самые большие городские здания рисунками, воспевающими прогресс и достижения общества. Доминирование институциональной культуры и традиционных культурных учреждений ставило под угрозу креативно-инновационное направление. Вместе с тем государство гарантировало финансовую защиту сферы культуры.
3. Национально-освободительная культурная политика. Она наиболее типична для бывших колоний, а также для государств Восточной Европы. Основная ее черта - развитие или утверждение оригинальных культурных традиций, подавлявшихся в колониальный (или в социалистический) период. Это может сопровождаться неприятием произведений искусства предшествующих периодов, отрицанием культуры национальных меньшинств, альтернативного и экспериментального искусства. Для культурной политики стран третьего мира характерна постановка задачи подъема общекультурно го уровня на фоне конфликта между элитной культурной моделью европеизированного меньшинства, ориентированного на универсальные культурные ценности, и популистской моделью, основывающейся на традиционных национальных ценностях, часто связанных с религией.
Приведенная оценка слишком пессимистична и сфокусирована на негативных сторонах модели. В расчет не принимается то обстоятельство, что национально-освободительная культурная политика все же направлена на развитие национального самосознания, хотя, конечно, избранные методы могут принимать крайние формы.
4. Культурная политика переходного периода. Анализ этой модели у М. Драгичевич-Шешич представляет особый интерес. Отличительной чертой подобной политики является то, что в ее рамках даже демократические ориентиры реализуются через структуры государства, не способные в одночасье отказаться от командно-бюрократических методов. Это приводит к противоречивым последствиям: культурная политика чаще всего смещается в сторону национализма, «закрывает» культуру от цивилизованного мира. Именно такая модель, по мнению М. Драгичевич-Шешич, была свойственна Сербии конца XX в. [92].
М. Пахтер и Ч. Лэндри предлагают выделять пять типов культурной политики, их разделение основано на оценке характера инструментального потенциала культуры, производимого в рамках каждого конкретного типа, а не на «внутренних позициях культуры или культурных институтов». При этом авторы отмечают, что нередко встречаются комбинации представленных пяти типов [184, С. 53].
Администраторы и менеджеры как новые акторы культурной политики в современном российском обществе
Развитие рыночных отношений в России существенным образом сказалось не только на ее экономике, но и, прежде всего, на группе управленцев отраслей, традиционно находившихся под бюджетной опекой государства. Управленческий персонал сферы культуры в российских регионах оказался в условиях рынка той группой специалистов, которые вынуждены были на ходу менять правила игры. Самые существенные изменения касались двух важных направлений: во-первых, необходимо было строить работу без идеологического контроля партийного образца, во вторых, следовало отказаться от яростного сопротивления коммерциализации культуры, поскольку государство как в начале реформ, так и в последние годы не способно было содержать сферу культуры и регионального, и федерального уровней.
Необходимость соответствовать новым - рыночным - условиям потребовала от лиц, принимающих решения в сфере культуры (в т. ч финансовые), перейти к управлению по модели минимизации затрат. Довольно быстро стало ясно, что стратегия экономии ресурсов не в состоянии решить проблемы, накапливающиеся в сфере управления культурой. Российские реформы, показали, что надежды реформаторов на быструю и значительную поддержку культуры со стороны спонсоров не сбылись. Рыночные модели выживания культуры, полностью или частично работающие в западных странах, для России оказались неэффективными.
Отечественные управленцы культуры оказались вынуждены искать новые, не ориентированные на быструю экономическую отдачу, принципы работы в рыночных условиях. Необходимо было перейти от модели минимизации затрат к модели формирования в сфере культуры новых принципов управленческой деятельности, адекватных условиям рыночных отношений.
Россия - не единственная страна, в которой переход к рынку сопровождается новыми требованиями к управленческому профессионализму. Западноевропейским и американским аналитикам и исследователям давно знакома проблема различий управленческого профессионализма администраторов и менеджеров культуры в условиях рынка. Для России это новые понятия, реально не используемые или используемые весьма узко как в теоретическом, так и практическом плане. Поэтому важно проанализировать, может ли предлагаемое различение понятий работать в наших условиях и что оно способно дать для осознания характера перемен, происходящих в сфере культуры.
Опираясь на работы российских и зарубежных исследователей, постараемся дать базовые определения вводимых понятий. М. Вебер известен не только как создатель теории бюрократии, «объяснявшей причины возникновения и распространения новых типов управления в современном обществе», но и как исследователь, предложивший понятие «рационального бюрократа» (управленца, подчиняющегося рациональным принципам), долгое время определявшее направленность многих экономических и социологических исследований. Безусловно, М. Вебер не делил управленцев на бюрократов и менеджеров [318, С. 9]. В его толковании природа бюрократии определялась наличием современной иерархической организации, ресурсы которой не тождественны сумме ресурсов, входящих в нее индивидов. Важнейшими критериями, на основании которых М. Вебер предлагал идентифицировать современного бюрократа, выступают: круг обязанностей, наличие иерархической соподчиненности, меритократические принципы подбора и т. д. «В этих координатах, - замечает М. Ф. Черныш, - бюрократ становится строгим исполнителем организационной воли, реализующим собственный, личностной интерес за рамками своих официальных обязанностей. Такое деление жизни на разные сферы крайне редко встречается в среде российской бюрократии, где личный интерес и интерес организации причудливым образом переплетаются, либо подпитывая друг друга, либо конфликтуя, и таким образом нарушая динамику той организации, где это происходит» [318, С. 11].
Анализируя концептуализацию понятия «менеджер», М. Ф. Черныш замечает: «Содержательное определение позиции менеджера принадлежит А. Файолю. С его точки зрения, менеджер - это калькулирующая машина, обладающая тремя важными свойствами: а) рациональным мышлением, побуждающим оценивать окружающий мир, условия и результаты своей деятельности через призму логических связей; б) образованием, дающим возможность выявлять макро- и микротенденции в той сфере, в которой он действует; в) способностью планировать, то есть ставить задачу, находить средства для ее решения и предвидеть получаемые результаты» [318, С. 11-12].
Опираясь на эти качества, менеджер в процессе управления должен осуществлять следующие основные функции: предвидение, понимание как упреждение возникающих на рынке ситуаций; организацию, трактуемую как создание материальных предпосылок для руководящей деятельности; распорядительство, рассматриваемое как деятельность по формулированию и доведению до подчиненных приказов и распоряжений; координацию, рассматриваемую как необходимость объединять в рамках общей деятельности подразделения, имеющие разное назначение; контроль как необходимость следить за выполнением заданий, переданных на более низкие уровни системы управления.
В сущностных характеристиках бюрократа и менеджера заметны различия, однако суть этих различий во многом определяется тем, каков круг конкретных функций, реализуемых бюрократом и менеджером в непосредственной деятельности. Закономерен вопрос: различаются ли между собой бюрократы, управляющие сферой культуры на своей территории как иерархическим институтом власти, и менеджеры, руководящие конкретными организациями культуры?
Рассмотрим, как именно концептуально описываются в западной литературе особенности этих групп управленцев, и что это дает для понимания культурной политики государств. Западные - особенно европейские - аналитики достаточно часто используют понятийные категории «администратор» и «менеджер» культуры. В Европе подобное разграничение профессиональной принадлежности управленцев в культуре получило развитие в 1960-е гг., когда доминировавшая идеология демократизации культуры (сочетание лозунга «культура для всех» с лозунгом «культура для каждого») способствовала усилению позиции культурного работника как политика, посредника и организатора.
Политико-культурный портрет региональных администраторов культуры
Слабая степень влияния на карьерный рост и организационные трудности приводят к ослаблению мотивации к повышению уровня квалификации и компетентности администраторов. Налицо комплекс факторов, который требует специального анализа, но ясно, что если образование не будет востребовано, служащие перестанут наращивать эту важную составляющую социального капитала.
Во многом это обусловлено тем, что работа по повышению квалификации персонала «носит стихийный характер. Она не обеспечена ни с правовой, ни с научно-методической, ни с организационной сторон. Нет специалистов, подготовленных для работы в этом направлении, нет работы с кадровым резервом специалистов, претендующих на развитие карьеры» [61, С. 152-153]. Немаловажную роль здесь также может играть не всегда высокий уровень предлагаемых форм повышения квалификации, что подтверждается данными ряда исследований [319, С. 50-51].
Не исключено, что определяющими в данном случае являются не объективные факторы, а внутренняя мотивация управленцев, их готовность наращивать свой профессионализм. Так, только 15% госслужащих, опрошенных Н. В. Долговой, отметили ее как высоко для себя значимую [245].
Какой опыт в управленческих командах наиболее востребован? Согласно нашим данным, каждый второй сотрудник управленческих команд (55% женщин и 47% мужчин) работал в организациях культуры. Треть из прошедших эту школу (33%о) трудились в музеях и в организациях по сохранению наследия. Около четверти (24%) - в учреждениях досуговой сферы и информационных службах. Почти каждый пятый - в сфере образовательных учреждений культуры и искусства. Менее востребованы работники театральных и концертных организаций (11%), библиотечной сферы (8%), учреждений кинофикации и кинопроката (6%). Хотя пришедших из театрально-концертной сферы в командах относительно немного, большая их часть (71%) были руководителями в своих организациях. Наименьшая доля с опытом руководящей работы приходится на самую многочисленную группу 162 пришедших из музеев и сферы наследия. А всего первыми руководителями организаций культуры были 26% администраторов.
Наибольшая среди региональных администраторов с опытом работы в организациях культуры - группа выпускников вузов культуры и искусства (см. рис. 6). Число педагогов почти совпадает со средним по выборке. Доля обладателей дипломов о высшем управленческом, юридическом, экономическом, т. е. относительно новом образовании в рассматриваемой группе значительно уступает среднему показателю.
Наряду с теми, кто попал в команды благодаря опыту работы в организациях культуры (таких, как отмечено выше, около половины), почти каждый четвертый оказался в региональных органах культуры благодаря номенклатурному опыту, формировавшемуся или в политических институтах или в других отраслях исполнительной власти. В прошлом они работали в органах КПСС, ВЖСМ или в исполнительной власти. Мужчины преимущественно - в партийных структурах, женщины - в комсомольских и «советских» органах. Доля региональных администраторов культуры с опытом партийной работы невелика; скорее всего, это связано как с естественным выбытием, так и с не самым высоким уровнем оплаты труда. Собственно, и в партийных структурах они занимали низовые должности. Невысокие посты занимали и те, кто до прихода в региональные органы культуры работал в других органах исполнительной власти. Сегодня эти сотрудники в самом работоспособном возрасте - 49 лет у мужчин и 47 - у женщин.
Оценивая уровень востребованности своего номенклатурного опыта, большинство из них отмечают его чрезвычайную важность для сегодняшней работы. Номенклатурный опыт развивает «чувство локтя» и умение предчувствовать опасность. Остальные сотрудники команды факт наличия у своих коллег опыта номенклатурной работы оценивают не столь однозначно. «Конечно, эти люди неглупы, многие вопросы им решать легче благодаря сложившимся когда-то связям. Они дисциплинированы и ответственны... С другой стороны, прежняя работа как-то их надломила, они умеют хорошо давить, но - они не созидатели... А эта их включенность в «иерархию», случись что - они с легкостью предадут», - считает один из респондентов.
Стаж работы в региональных органах культуры работников, имеющих номенклатурные корни, составляет девять с половиной лет, в т. ч. у мужчин - более восьми, у женщин - более десяти лет. Это свидетельствует, что женщины с номенклатурным опытом раньше мужчин парашютировали в сферу культуры, и им удалось там «прижиться». Действительно эта группа женщин пришла на работу в региональные органы культуры в 28 0 лет, тогда как мужчины - в 38—45 лет. 37% «номенклатурщиков» (75% мужчин и 24% женщин) сразу заняли в органах культуры первые руководящие должности, 23% - пришли руководителями среднего звена, и лишь 40% (практически все - женщины) - специалистами.
Образовательный уровень у управленцев с номенклатурным прошлым довольно высокий, и получали образование они, как правило, в молодости (мужчины - в возрасте 21-30 лет, женщины - 22-35 лет, т. е. чаще всего еще до того, как приступили к работе в региональных органах культуры). Тип образования «номенклатурщиков» - в основном педагогическое. Его имеют 37% представителей данной группы. Немалая доля (17%) - с экономическим образованием; это преимущественно сотрудники экономических служб региональных органов культуры. 17% лиц с номенклатурным опытом имеют высшее управленческое образование, полученное чаще всего на базе СЗАГС.
Проблемы региональной культуры: поиск путей решения
В 1996 г. два из трех первых мест в рейтинге проблем респонденты отдавали финансовым вопросам. Самым важным им представлялось происходившее сокращение государственного финансирования учреждений культуры, что вполне закономерно. Именно первое пятилетие реформ привело к последовательному осознанию того, что подобное положение отнюдь не ре зультат случайного процесса, но следствие социально-экономического состояния регионов и России в целом. Помимо того, у федеральных и региональных элит отсутствовала ясная позиция относительно развития культуры, что выражалось в остаточном принципе финансирования этой сферы и в отсутствии ясных перспектив изменения ситуации в будущем. «Государство последовательно сокращало свое участие в поддержке отечественной культуры, полагая, что формирующийся рынок решит возникающие проблемы»
[307, С. 8], однако работники культуры не могли с этим согласиться. Они ожидали совсем иной отдачи от осуществления в стране радикальных социально-экономических трансформаций [288, С. 70].
Отказаться от расчета на «невидимую руку» государства, казалось, было просто невозможно. Неслучайно, вслед за проблемами-лидерами у администраторов следовали отсутствие ясной концепции развития культуры России и несформированностъ отраслевой нормативно-правовой базы. По-прежнему доминировало представление о том, что правила игры предлагаются центром. У этого убеждения был и вполне прагматический аспект: трудно формировать пространство действия, когда нет уверенности, что все территории живут по аналогичным правилам. И хотя уже тогда региональным культурным политикам было очевидно, что не только финансовые проблемы затрудняют выживание культуры в новых условиях, определиться с надлежащим образом действий в то время было достаточно сложно.
Второе пятилетие реформ изменило ситуацию значительно, хотя реальные процессы реформирования сферы культуры в России так, по сути, и не начались. К 2001 г. управленцы уже ясно осознали, что надежды на государство вряд ли оправданны. Несмотря на действия, предпринимавшиеся региональными властями, их ожидания по поводу помощи со стороны центра иссякли. По-видимому, именно с этим связано определенное падение значения проблемы неэффективности моделей взаимодействия между центром и регионами. Снизилась и острота отсутствия ясной концепции развития культуры России. Во-первых, «Министерство культуры РФ не стало центром формирования концепции правового обеспечения сферы культуры» [64, С. 173], во-вторых, приходило понимание региональной специфики развития. В представлениях людей из провинции Россия все более атомизиро-валась, постепенно переставая быть государством с одним центром. В 2004 г. эти тенденции проявились еще явственней.
В 2001 г. наиболее высокий ранг имела проблема низкой заработной платы работников культуры. По сравнению с 1996 г. ее значение выросло, что соответствовало общероссийским тенденциям. Участники опроса все в большей степени идентифицировали себя в качестве субъектов рыночной экономики, для которых заработная плата должна быть адекватна трудовому вкладу. Дисбаланс между ожидаемой и реальной заработной платой не мог не стимулировать движение по направлению к депрофессионализации.
Управленцы отходят от ранее типичного для работников культуры убеждения, что все проблемы можно решить в «центре» или в офисах вышестоящих начальников. Они начинают ориентироваться на работу в условиях рынка, включающую «персонализацию ответственности», хотя, по мнению некоторых исследователей, чувство «личной ответственности за себя и своих близких пока не стало доминирующим» [234, С. 172]. Именно этим, возможно, обусловлен впечатляющий рост значения проблемы неготовности самих работников культуры к работе в условиях рынка. Таким образом, администраторами была осознана крайне важная проблема. Культура нуждалась в другом подходе как со стороны лиц, принимающих решения, так и со стороны самих работников культуры. Сошлемся на высказывание бывшего министра культуры Республики Карелия Т. Н. Калашник: «Должен быть другой взгляд на культуру - как на одно из решающих условий развития региона, как на учреждения и организации, способные зарабатывать себе на жизнь» [278, С. 68].
2004 г. закрепил четко обозначившиеся в 2001 г. тенденции в осознании проблем культуры. Первую ранговую позицию вновь заняла низкая заработная плата. Вторую - неготовность самих работников культуры к работе в новых условиях, третью - состояние нормативно-правовой базы. Показателен устойчивый от года к году рост значимости проблемы неготовности управленцев к работе в рыночных условиях. Незначительно, но повышается признание неэффективности моделей взаимодействия между центром и регионами, областным и районным уровнями управления сферой культуры. Возврат значимости данной проблемы на уровень 1996 г., вероятнее всего, объясняется вновь начавшимся процессом пересмотра правил, регулирую щих взаимоотношения центра и регионов, и возросшими сомнениями администраторов в том, что центр будет проводить реформу с учетом региональных интересов.
В целом, насколько можно судить на основании полученных данных, процесс рыночной адаптации в культуре в настоящее время вступил в фазу стабилизации. Учреждения культуры переходят к стратегиям, в рамках которых основное значение приобретает опора на собственные силы и собственный ресурсный потенциал. Идет процесс адаптации руководителей культуры к рыночным отношениям. Они начинают иначе смотреть не только на проблемы, но и на собственные возможности в их решении. Даже проблема не-сформированности нормативно-правовой базы развития культуры приобретает иное звучание, связанное с принятием на местах законов и других правовых актов, регламентирующих региональную культурную политику. Несмотря на то, что уровень исполнения подобных законов остается не высоким, сам факт их наличия, подтверждающий право культурных политиков на те или иные шаги в своих регионах, оказывается весьма полезным.
