Введение к работе
Актуальность исследования. Современная исследовательская деятельность, будучи включена в обширный социальный контекст получения знания, расширяет границы научного поиска с области единственного, действительного, истинного до множественных миров возможного. Ныне предмет науки определяется вместе с условиями своего существования, в которых опосредуются связи теории с действительностью. Понимание научного факта ставит проблему двойной герменевтики – интерпретации исследовательской деятельности не только при осмыслении выдвигаемой гипотезы, но уже на этапе наработки эмпирических данных. Это позволяет говорить о понимании как об универсальной процедуре научной деятельности, чьи механизмы лежат в основе удостоверения истинности знания, а также способов его апробации – от эксперимента и критики источников в науках с классическим типом рациональности до использования концептуально необходимых в неклассической и постнеклассической науке принципов соответствия, дополнительности и когерентности.
Изучение социокультурной динамики понимания и обусловливающих её механизмов становится актуальным по нескольким причинам. Во-первых, познавательная деятельность, следующая неклассическим и постнеклассическим идеалам рациональности, требует постоянного усилия интерпретации. Философская и методологическая рефлексия всё более обретает характер герменевтического сопровождения процессов, которым придаётся статус научного познания. Благодаря рефлексии вырабатываются критерии оценки, нормы построения исследовательских и коллекторских научных программ. В ситуации, когда знание и власть составляют две стороны одного вопроса: кто решает, что есть знание, и кто знает, что нужно решать, – герменевтический подход, направленный на самопонимание субъекта, открывает историко-культурные источники значения и понимания.
Наука не может иметь дела с объективной реальностью самой по себе; мир изучаемых и одновременно конструируемых ею объектов опосредован мыслительной и предметной исследовательской деятельностью, а значит, представляет некоторую концептуальную и операциональную картину действительности, задаваемую субъектом познания и не существующую без соответствующего социокультурного контекста. Динамика его развития от традиционалистской к модернистской и постмодернистской культуре получила соответствие в классическом, неклассическом и постнеклассическом типах рациональности и создаваемых на их основе картинах мира. Исследование неравновесных, нелинейных, стохастических процессов заставило отказаться от задачи построения целостной, неизменной в своих законах научной картины мира: субъект познания стал частью описываемой реальности, сложные, саморазвивающиеся, системные объекты относительны к средствам познания, рациональность начала пониматься, прежде всего, как рациональная деятельность. Тем не менее, опасность исторического релятивизма, связанного с осознанием того, что наука это продукт исторических существ, может быть снята при условии философско-культурологического и логико-гносеологического анализа рефлексивных механизмов социокультурной динамики понимания. Этот анализ позволяет гносеологу и методологу науки объективировать исследовательскую позицию субъекта научного познания.
Во-вторых, понимание остаётся одной из самых актуальных проблем на протяжении всей человеческой истории. Г.-Г. Гадамер определил феномен понимания как основной человеческий феномен. Однако уже Аристотель полагал не требующим доказательств, что к знанию люди стали стремиться ради понимания, а не ради конкретной пользы. Ф. Шеллинг разделял уверенность в том, что «философия есть философия лишь для того, чтобы обрести общее понимание, убеждённость в своей правоте и тем самым общее одобрение». Надындивидуальная природа понимания как предмета онтологии, порождённого системно-ценностным историко-культурным контекстом, обусловливает практическую значимость понимания в достижении инвариантности ключевых определений языковой картины мира и тем самым необходимую роль понимания в формировании толерантного нравственного сознания. И наоборот: реализация понимания на индивиде или группе людей, личностная интерпретация понятий той или иной аксиологической системы есть следствие «доброй воли» – ментальной толерантности самого субъекта.
В-третьих, вопрос о том, возможно ли рассматривать понимание как единый социокультурный и ментальный феномен, а не только как человеческую способность понимания – один из наиболее актуальных вопросов как социальной философии и философии психологии, так и герменевтики, эпистемологии и гносеологии. В этом плане философия предстаёт как непрестанное разборчивое усилие понимания. Если в научной деятельности встречаются ситуации, когда использование понятий, законов и других форм знания и мышления возможно без понимания, то предметно-практическая деятельность, носящая социально-значимый характер, например, политическая власть и государственно-правовое управление, предполагает понимание совершаемых действий, а не одно только безответственное умение осуществить или не осуществить их в действительности. С этой точки зрения, исследование актуально: 1) в социально-философском аспекте, поскольку выявляет и разрабатывает механизмы социокультурного взаимодействия субъекта власти и смысла с субъектом действия и коммуникации, реализующим волю и понимание как собственную возможность бытия; 2) в гносеологическом аспекте, поскольку позволяет осмыслить комплексный характер взаимоотношений рефлексии, понимания и коммуникации в едином контексте мыслительной и предметной деятельности; 3) в герменевтическом плане, поскольку содержательно реализует одну из фундаментальных установок герменевтики на то, что понимание и согласие первичны по отношению к непониманию и для того, чтобы восстановить разрушенное понимание, мы должны этим пониманием располагать.
В-четвёртых, как и сознание, понимание выступает в роли нечто, что между нашими головами – вопрос о познающем субъекте, понимающем или непонимающем смысл текста (действия), снимается и заменяется проблематикой существа, бытие которого заключается в понимании. В этом контексте актуальность изучения понимания ставится в один ряд с интересом к таким объектам, как язык, толерантность, мышление, и имеет значение не только для герменевтики и семиотики, но и для всего комплекса гуманитарных и социальных наук. Анализируя нерефлексивные и рефлексивные механизмы, мы имеем дело с индивидуальным состоянием понимания, сущность которого, как социокультурного и ментального феномена, может быть определена лишь на пути мультидисциплинарного исследования. Актуальность данного анализа состоит в том, что философия психологии, включая в онтологию бессознательное, ставит определение сознания как проблему. Понимание, как и мышление, осуществляется в языке, объективном и не зависящем от ментальных состояний субъекта. Поскольку употребление знаков ещё не обозначает их понимания, но если мы что-либо понимаем, мы всегда используем знак, исследование интенциональности и аспектуальности сознания возможно, только если нам известны свойства языка, границы которого, как и границы познаваемого мира, есть не что иное, как горизонты понимания. Они принимают очертания благодаря социальной практике людей, которые употребляют знаки и создают тексты, пользуются языком как формой жизни.
Проблематика исследования. Исследование направлено на выявление, описание и гносеологический анализ механизмов, обеспечивающих существование понимания в мышлении и культуре. Феноменально понимание дано как прагматически значимое присвоение либо конструирование в диалоге смысла – инвариантного остатка знаков и текстов, общезначимое содержание которых объективируется в навыках и умениях совместной деятельности. В то же время понимание есть не что иное, как феномен сообщаемости смысла в коммуникативных системах «Я – Я» и «Я – ОН», объективируемый в коллективной предметной деятельности. Будучи одним на всех, общим пониманием, понимание конституируется в совместной предметной деятельности и одновременно является фактом психической жизни индивида. Проблематика понимания состоит в этой двойной его феноменальности – как части социокультурного опыта и как факта «внутренней» жизни сознания, при этом в философских и научных исследованиях описание той и другой феноменальности понимания осуществляется, как правило, на различных теоретических языках. Проблема, постановке, рассмотрению и решению которой посвящено исследование, состоит в определении и анализе общего основания двойной феноменальности понимания. Наиболее важными для нашего исследования являются три аспекта данной проблематики, в пространстве которых она получила разработку в истории философии и методологии науки: 1) понимание как феномен культуры, его социокультурная динамика; 2) понимание как ментальный феномен, обусловленный механизмами сознательной жизнедеятельности, и 3) понимание как предмет семиотики и философии языка.
Степень разработанности проблемы. Целесообразно различать два уровня использования термина «понимание». Первый – в том смысле, в каком его употреблял Р. Декарт, – в значении интуиции, непосредственного пассивного умозрения истины когитальным «я». Об интуиции речь заходит всякий раз, когда в слове «понимание» содержится психологический оттенок усвоения смысла, которого, к примеру, нет в слове «объяснение». Метафизичность понимания присуща понятию «дивинаторного понимания» у Ф. Шлейермахера, «ощущению бытия» у Р. У. Эмерсона, проблематике единства грамматической и психологической интерпретаций у В. Гумбольдта. В более поздней традиции понимание как метафизическое присвоение смысла мы находим у Г. Зиммеля, полагавшего, что понимание как специфический метод гуманитарных наук есть форма вчувствования («Einfhlung»), у Э. Гуссерля в видении сущностей («Wessenheiten»), которые, отрешась от всего психического, мы как бы впускаем в себя, у А. Бергсона в «проникновении в длительность» («dure»), а также в «понимающей социологии» М. Вебера, фундаментальной онтологии М. Хайдеггера, концепции «личностного знания» М. Полани, у С. Л. Франка, Н. О. Лосского, Г. Риккерта, Т. Адорно, Э. Фромма. Второй уровень подразумевает деятельное начало в сознании, способность к творчеству, то, что И. Кант называл продуктивным воображением при продуцировании абстракций и способностью суждения при их применении, а Н. А. Бердяев – творчеством смысла, активным осмысливанием. В формулировке П. Рикёра, понимать означает проделывать лежащую в основе семантической инновации дискурсивную операцию. Таким образом, на первом уровне мы имеем дело с результатом мыслительной и предметной деятельности – актом понимания, экзистентным состоянием данности смысла в сознании, его присвоением. На втором – с экзистенциальным стремлением понять, интенцией понимания, процессом мышления, носящим эвристический характер и направленным на достижение понимания.
Как феномен культуры, понимание впервые начинает рассматриваться в трудах Ф. Шлейермахера, В. Дильтея, Э. Кассирера, Э. Гуссерля. Считалось, что задачи интерпретации, поставленные немецкими герменевтиками в центр философской проблематики, присущи наукам о духе и тем самым свидетельствуют о глубочайшем дуализме между миром природы, который следовало объяснять, и миром культуры, который следовало понимать. Тем не менее, попытки превратить понимание в исследовательский метод социальных и гуманитарных наук, аналогичный методу объяснения в естествознании, не увенчались успехом. Связано это с тем, что объяснение подразумевает знание предмета, интерпретация же основывается на прагматически значимом присвоении смысла, его передаче и конструировании в диалоге и коммуникации. Феноменология Э. Гуссерля, следуя логике открытия Ф. Брентано интенциональности сознания, деонтологизирует реальность, усматривая во всякой объективности процессы объективации, а в мире смыслов, данных в сознании, – одно лишь открывающее само себя бытие. Таким образом, феноменология была полностью идентифицирована Э. Гуссерлем с эгологией без онтологии, что привело к выводу о метафизическом одиночестве эго и исключило исследовательскую возможность разрабатывать феноменологию понимания в его социокультурной динамике.
Важным этапом на пути построения онтологии понимания явились работы М. Хайдеггера и, прежде всего, «Бытие и время», в которой а-историчная феноменология Гуссерля была перенесена в исторический контекст. В известном смысле последователями Хайдеггера были не только Г.-Г. Гадамер и Р. Бультман, но также Р. Барт, Р. Рорти, Ж. Деррида и др. Гадамер разработал философскую герменевтику, позволяющую находить исторические источники понимания в имеющем природу социальной практики поле предпонимания, а также задавать или устанавливать «горизонты понимания» – предельно возможные условия интерпретации. Р. Барт развил тезис об историчности понимания в области семиотических механизмов идеологии. Р. Рорти, указывая на антиисторичность историко-философской доктрины Хайдеггера, критически использовал его тезисы в постаналитическом понимании контингентности исторического развития. Исходя из исторической герменевтики ранних работ Хайдеггера и герменевтики бытия позднего творчества, Фуко, Деррида, Делёз начали деконструкцию основных понятий онтологии и тем самым встали на путь переосмысления возможностей понимания.
Благодаря этим усилиям в современной западной философии идея адекватного понимания человеческих выражений и действий, будь они символическими, интенциональными или обусловленными конвенционально, утрачена, как по линии Хайдеггер–Гадамер–Рорти, так и по линии Хайдеггер–структурализм–Деррида. Как следствие, герменевтическая рефлексия нередко подменяет рациональное познание интуицией. Понимание определяется контекстуально и, по выражению К.-О. Апеля, не умеет больше ничего, как только быть всегда другим. Вместе с тем несомненный теоретический интерес представляет вывод П. Рикёра, сделанный им для эпистемологии новой онтологии понимания: «не существует понимания самого себя, не опосредованного знаками, символами и текстами: самопонимание в конечном счёте совпадает с интерпретацией этих опосредующих терминов», где под термином «понимание» П. Рикёр имеет в виду общее явление проникновения в другое сознание с помощью внешнего обозначения.
Этот эпистемологический итог, выявленный феноменологической герменевтикой, созвучен разработке проблематики культурно-исторических и системно-ценностных предпосылок понимания в работах отечественных философов и учёных: И. С. Алексеева, А. С. Ахиезера, А. В. Ахутина, Л. М. Баткина, М. М. Бахтина, В. В. Бибихина, В. С. Библера, Ю. П. Ивонина, Э. В. Ильенкова, М. С. Кагана, И. Т. Касавина, В. А. Колеватова, П. В. Копнина, А. Ф. Лосева, М. К. Мамардашвили, Е. А. Мамчур, Л. А. Марковой, В. И. Метлова, Ю. М. Лотмана, С. В. Лурье, С. С. Неретиной, А. П. Огурцова, Т. И. Ойзермана, В. Н. Поруса, А. М. Пятигорского, М. А. Розова, Е. А. Рузанкиной, М. Б. Сапунова, А. Л. Симанова, Э. Ю. Соловьёва, В. С. Стёпина, Г. П. Щедровицкого, Б. Г. Юдина и др. В частности, вывод о надындивидуальном механизме существования понимания имеет место в следующих категориальных построениях: в метатеории сознания М. К. Мамардашвили и А. М. Пятигорского, в семиосфере Ю. М. Лотмана, в теории социальных эстафет М. А. Розова, в универсумальных сферах деятельности Г. П. Щедровицкого.
Пути решения проблемы интерпретации, известной в истории философии и гуманитарной науки, в том числе, и как проблема антикваризма и репрезентизма, предлагались С. С. Аверинцевым, Н. С. Автономовой, В. У. Бабушкиным, И. С. Вдовиной, П. П. Гайденко, В. П. Гораном, М. Н. Грецким, А. Ф. Грязновым, М. С. Козловой, М. М. Кузнецовым, Д. С. Лихачёвым, В. И. Молчановым, Н. В. Мотрошиловой, М. К. Рыклиным, М. М. Субботиным, В. А. Суровцевым, В. Н. Сыровым, А. Г. Черняковым, среди зарубежных философов и учёных – Т. Куном, И. Лакатосом, М. Полани, К. Поппером, П. Фейерабендом, Ж. Батаем, Ж. Бодрийяром, Ж. Делёзом, Ж. Деррида, Ф. Лаку-Лабартом, М. Мерло-Понти, Ж.-Л. Нанси. Классическими, хотя и получившими запоздалое признание стали сочинения В. В. Розанова «О понимании», Г. Г. Шпета «Герменевтика и её проблемы», «Внутренняя форма слова», Н. А. Бердяева «Опыт эсхатологической метафизики. Творчество и объективация», С. Л. Франка «Предмет знания. Об основах и пределах отвлечённого знания».
Другой аспект проблематики – изучение рефлексии и ментальных механизмов понимания, описание которых в отечественной традиции философии и науки строилось на основании деятельностного подхода. В работах А. Ю. Агафонова, Ю. К. Бабанского, Г. С. Батищева, А. А. Брудного, А. В. Брушлинского, Н. Н. Вересова, Л. С. Выготского, П. Я. Гальперина, Ю. В. Громыко, В. В. Давыдова, Д. И. Дубровского, А. В. Запорожца, В. П. Зинченко, П. И. Зинченко, В. А. Лекторского, А. А. Леонтьева, А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурия, В. К. Нишанова, А. А. Пузырея, В. М. Розина, С. Л. Рубинштейна, А. А. Смирнова, В. С. Швырёва, Д. Б. Эльконина деятельность рассматривается как необходимое условие становления рефлексивного субъекта понимания и достижения общего понимания в коллективе. Общей концептуальной основой и отправной точкой этих исследований явились тезисы К. Маркса о Л. Фейербахе, раскрывающие человеческую природу посредством общественной практики.
Марксистская диалектика и идущая от Э. Гуссерля и неокантианцев Г. Когена, П. Наторпа, Э. Кассирера критика исторических процедур феноменологического описания и естественной установки сознания, в которой субъект и объект противопоставлены друг другу как познающее и познаваемое, послужили предпосылками для разработки Г. П. Щедровицким, Н. Г. Алексеевым, Б. А. Грушиным, Э. В. Ильенковым, В. А. Лефевром, В. Н. Садовским, Э. Г. Юдиным принципов мыследеятельностного подхода к мышлению и механизмам рефлексии, определяющих субъект и объект в качестве участников кооперативных структур сознания и опосредующих их выявление способом мыслительной и предметной деятельности. При таком подходе формирование предмета исследования, соответствующего слову «рефлексия», происходит благодаря культурным значениям или смыслам, преобразованным в совокупность «фактов» и фиксирующих их эмпирических и теоретических понятий. Последние задают представление о рефлексии, способное охватить все противоречащие или несовместимые друг с другом ситуации и установки, в которых она возникает. Рефлексия изучается как совершенно особая связь кооперации, в которой второй акт мышления производится по поводу достаточно сложного первого акта, включающего коммуникацию, процессы понимания текста и восстановления через текст и с помощью текста предметов мысли и деятельности.
Исследование рефлексивных механизмов понимания, таким образом, тесно сопряжено с философией сознания, традиция которой в западном философствовании берёт начало от Платона и Аристотеля, имеет продолжение в философии Декарта, Спинозы, Лейбница, Беркли, Юма, Канта, Фихте, Гегеля, в ХХ веке представлена в логическом бихевиоризме К. Гемпеля и Г. Райла, в двухаспектной теории Б. Рассела и П. Стросона, физикализме О. Нейрата, когнитивизме У. Найссера и Д. Мэндлера, в теории тождества Д. М. Армстронга, функционализме Д. Деннета, внутреннем реализме Х. Патнэма, аномальном монизме Д. Дэвидсона, элиминативизме Р. Рорти, в теории речевых актов Дж. Остина и эмерджентизме Дж. Сёрла.
Дж. Сёрл полагает, что ментальные состояния имеют несводимо субъективную онтологию и подлинной онтологией ментальных состояний является онтология от первого, а не от третьего лица. Фундаментальное отличие материалистического подхода к сознанию от предлагаемой Дж. Сёрлом онтологии состоит в том, что основание сознания ищется не внутри организма (к примеру, в мозге или системе нейронов), а вне него – в окружающей организм среде. Описывая мыслительную деятельность, мы обнаруживаем в ней обусловливающую её социальность. Именно социальный характер сознания становится первым шагом на пути к его изучению, в то время как Дж. Сёрл предполагает начинать с того, что мозг – просто вещь, и мозг обуславливает сознание, причём «процессы в мозге обуславливают сознание во всех его проявлениях.
Наиболее близкой к отечественной традиции построения объективной онтологии сознания и понимания представляется позиция У. Куайна и Д. Дэвидсона. По мысли Д. Дэвидсона, общность убеждений нужна как базис коммуникации и понимания. Философствование, выявляющее эту общность, проясняет смысл деятельности и освобождает рефлексию из пут вещных гипостазированных представлений. Только тогда мы осознаём всё, что прежде полагали объективно существующим, как наше знание о своей деятельности, осознаём также и то, что референция входит в наши намерения как их неотъемлемый компонент. Как показал У. Куайн, даже наши изначальные объекты – тела – уже являются теоретическими, а значит, мы говорим о них на определённых онтологических языках, заведомо содержащих в себе семантические, синтаксические, прагматические предпочтения и доминанты.
Отсюда, ещё один аспект проблематики понимания разрабатывается в семиотике и философии языка. К положению о том, что язык это речевая деятельность, взятая в функции образца, в истории и философии науки был проделан путь от трудов Ф. де Соссюра, А. А. Потебни, Н. С. Трубецкого, Ю. Н. Тынянова, Л. Ельмслева, Р. О. Якобсона до Р. Барта, В. В. Иванова, Ю. М. Лотмана, В. Н. Топорова, Б. А. Успенского, Л. В. Щербы, с одной стороны, и от Г. Фреге, Ч. Пирса, Б. Рассела, Р. Карнапа, Ч. Морриса, Дж. Остина, Л. Витгенштейна, А. Айера, У. Куайна, К. Леви-Строса, Н. Гартмана, Ж. Пиаже, Л. С. Выготского, Ж. Лакана, Дж. Г. Мида, М. Бубера, М. Хайдеггера, Г.-Г. Гадамера, М. М. Бахтина до Э. Бетти, Р. Ингардена, Э. Хирша, В. Штегмюллера, У. Эко, М. Фуко, Э. Левинаса, Г. Х. фон Вригта, П. Рикёра, Ст. Тулмина, К.-О. Апеля, Н. Хомского, М. Даммита, Н. Гудмена, С. Крипке, Х. Патнэма, Д. Дэвидсона, Я. Хинтикки, Л. Кольберга, Ю. Хабермаса, А. А. Леонтьева, с другой.
В настоящее время разработкой философской проблематики языковых средств социальной коммуникации и понимания занимаются Г. А. Антипов, А. В. Бессонов, А. А. Грякалов, С. С. Гусев, М. С. Дмитриева, О. А. Донских, В. В. Знаков, А. А. Ивин, В. В. Ильин, М. В. Лебедев, В. С. Малахов, Б. В. Марков, В. Л. Махлин, Л. А. Микешина, А. П. Огурцов, М. В. Попович, А. В. Родин, Г. И. Рузавин, З. А. Сокулер, Г. Л. Тульчинский, А. И. Уёмов, В. П. Филатов, В. В. Целищев, Ю. В. Шатин и др. Философскому исследованию методологической рефлексии и рефлексивных механизмов мышления, обучения, интеллектуального развития и дискурсивной практики понимания посвящены работы А. И. Авраменкова, Н. Г. Алексеева, Г. И. Богина, Н. И. Жинкина, В. К. Зарецкого, Н. И. Кузнецовой, И. С. Ладенко, В. А. Лефевра, А. И. Новикова, Г. И. Петровой, В. И. Разумова, В. М. Розина, М. А. Розова, С. С. Розовой, В. П. Фофанова, Г. П. Щедровицкого, П. Г. Щедровицкого, А. А. Яковлева.
Объектом диссертационного исследования выступает понимание как социокультурный и ментальный феномен. Предмет – рефлексивные механизмы, обеспечивающие существование понимания в мышлении и культуре.
Цель диссертационного исследования – феноменологическое выявление, философско-методологическое описание и логико-гносеологический анализ рефлексивных механизмов социокультурной динамики понимания.
Исследование исходит из гипотезы, что двойная феноменальность понимания основывается на рефлексивных механизмах индивидуальной и надындивидуальной мыслительной деятельности, обеспечивающих его социокультурную динамику, а также эвристическую направленность ментальных процессов. Определение понимания как прагматически значимого присвоения инвариантного смысла знаков и текстов указывает на синтактико-семантическую сущность процесса понимания – мы понимаем смысл, представленный культур-интентумами, и ничего иного. Смысл объективирован в знаках и текстах, текстуальна вся реальность существования человека. В то же время понимание не было бы общим, если бы смысл совместной мыслительной и предметной деятельности не передавался от одного её участника другому. Понимание, как феномен сообщаемости смысла, разделено между участниками коллективной мыслительной и предметной деятельности – дискурсивной практики – и характеризуется не только интенциональностью, отвечающей на вопрос что, но и аспектуальностью, отвечающей на вопрос как. События понимания, обходящиеся без рефлексивного выхода, тем не менее, не могут наступить в ситуации, в которой отсутствует рефлексивный субъект деятельности и коммуникации. Механизмы нерефлексивного понимания работают как «свёртка» и редукция процессов рефлексии к традиционному и вошедшему в привычку коммуникативному действию.
Для достижения поставленной цели и проверки выдвинутой гипотезы необходимо решить следующие задачи:
1. Средствами историко-философского и культурологического исследования выявить основные мировоззренческие интенции понимания, оформление которых было завершено в истории культуры западной цивилизации и актуализация которых происходит в современности;
2. Исходя из феноменальности понимания как объективно существующего социокультурного феномена и субъективного феномена человеческой ментальности, а также основываясь на деятельностной онтологии социальности, предпринять попытку сведения двух феноменальностей понимания к общей основе – дискурсивной практике, в которой индивидуальная и коллективная мыслительная и предметная деятельность сплетена с соответствующим словоупотреблением;
3. Эксплицировать и описать процессы и механизмы, связывающие обе феноменальности понимания в единый социокультурный и ментальный феномен;
4. Рассмотреть особенности двух способов объективации смысла – гипостазирования и рефлексивной объективации, приводящих к пониманию;
5. Выявить роль понимания как процедуры, имманентно присущей всем формам познания и потому свидетельствующей о единстве науки;
6. Выявить основные типологические причины непонимания между субъектами коммуникации, предметной и мыслительной деятельности;
7. Сформулировать основные языковые средства дискурсивной практики понимания.
Эмпирическим материалом философско-культурологического исследования интенций понимания, оформление которых в культуре в целом завершено, послужили работы классиков философской и научной мысли. Интенции понимания, складывающиеся ныне в практическом поле предпонимания, изучались по работам современных отечественных и зарубежных философов, методологов науки и учёных, руководствующихся неклассическим и постнеклассическим идеалом рациональности. Исследование рефлексивных механизмов понимания опиралось преимущественно на многочисленные факты научной и методологической рефлексии, взятые из материалов классической и современной научной литературы.
Методологической основой исследования стал деятельностный подход, позволяющий не только описать понимание как социокультурный и ментальный феномен, но и объяснить природу его социокультурной динамики. Исследование строится в соответствии с постнеклассическим идеалом научности, утверждающим «открытость» системы знания, относительность истины в зависимости от употребляемых для её получения средств, обосновывающим диалогичность исследовательской позиции, свободу творческого мышления субъекта познания и актуальность его ответственности за поставленные цели и принятые решения. Принципы системного подхода использовались при анализе науки как системы с рефлексией, а также в целях изучения сознания как феномена системы мыслительной деятельности, имеющей коммуникативную целостность и структурную организованность. Системный подход был реализован также и при описании языковых средств рефлексивного понимания. Метаязыком анализа феноменальности понимания стал аппарат описания топологических свойств фигур и траекторий, нашедший применение, в частности, в работах Г.-Г. Гадамера (круг понимания), Ж. Лакана (кольцо Мёбиуса), Ю. М. Лотмана (система пространственных характеристик текстов культуры).
Теоретической основой диссертации послужили концептуальные разработки феноменальности понимания в философской герменевтике Г.-Г. Гадамера, мыследеятельностной методологии Г. П. Щедровицкого, теории речевой деятельности Л. С. Выготского, археологии знания М. Фуко, модели динамической идентичности человеческой самости П. Рикёра, универсальной семиотике Ю. М. Лотмана, теории социальных эстафет М. А. Розова, теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса. Исследование реализует топоцентрическое видение феномена понимания, обнаруживающее ценностный характер устройства социальной памяти, гносеологические допущения в формировании методологических оснований человеческого познания, в том числе натуралистических представлений о предзаданности объекта исследования субъекту познания и о природе объективной истинности научного знания.
Научная новизна исследования состоит в следующем:
1. Описана феноменология социокультурной динамики понимания, управляемой механизмами смены основных мировоззренческих интенций западной философии и науки на протяжении исторического периода от античности до современности.
2. Осуществлено содержательное описание понимания как единого социокультурного и ментального феномена, общей основой которого является коллективная мыслительная и предметная деятельность. Система понимания описана так, чтобы задать понимание и как часть социальной реальности, в которой возникает мыслящий индивид (поле предпонимания), и как часть предметной реальности его субъективности (поток смыслов, конституирующий реальность ментального как такового). Отсюда следует чёткое разграничение двух планов изучения понимания – социокультурного плана объективной предзаданности понимания индивидуальному человеческому сознанию и ментального плана субъективной интерпретации смысла.
3. Показано, что связь и взаимопроникновение двух феноменальностей понимания, имеющих общую основу, теоретически возможно объяснить двумя противоположно направленными процессами – субъективацией и объективацией, субъективацией содержания социальной памяти и объективацией ментальных содержаний сознания.
4. Противопоставлены два способа объективации смысла: гипостазирование и рефлексивная объективация смысла, функционирующие на одном и том же системном материале предметной деятельности и взаимно дополняющие друг друга при опредмечивании и распредмечивании. Опредмечивание может быть рефлексивным, но, как правило, является нерефлексивным, гипостазирующим значение терминов и суждений. При гипостазировании смысл приобретает статус независимого от человека идеального (в виде некоей субстанциальной сущности – Бога, ангела, идеи и т.п.) или материального (в виде «естественного объекта» или отношения между материальными объектами) бытия. Распредмечивание возможно лишь при условии рефлексивного отношения к ситуации деятельности и коммуникации между субъектами понимания.
5. Выявлено, что основные типологические причины непонимания состоят в подменах смысла субъективным переживанием и понимания – пересказом при нерефлексивном понимании, в подменах рефлексивной объективации гипостазированием, последовательно проведённой рефлексивной объективации – единичным актом рефлексии, распредмечивания – рефлексивной объективацией.
6. Сформулирована универсальная значимость понимания в естественнонаучном, социальном и гуманитарном познании. Понимание, взятое как феномен сообщаемости смысла, является необходимой методологической процедурой в любой исследовательской деятельности, носящей диалоговый характер. Коммуникация «мертва» без понимания и в то же время понимание не существует нигде, помимо коммуникативной среды: благодаря системам коммуникации, происходит трансляция смысла и значения, в том числе, научного знания и понятия. Изучение понимания как социальной «волны» позволяет раскрыть, каким образом рефлексивное понимание задает общий базис для преодоления раскола между науками о природе и о культуре, обусловливает дополнительность и плюрализм методологических традиций в условиях постиндустриального общества.
Положения, выносимые на защиту.
1. Понимание возникает и существует в поле совместного практического действия и имеет природу социальной «волны», захватывающей как индивидуальные человеческие существа, так и социальные группы. Индивидуальному существованию понимания предшествует его надындивидуальное бытие в семантическом поле историко-культурных смыслов-значений (культур-интентумов).
2. Понимание есть явление социокультурной среды, в которой реализуются связи межличностной и общественной коммуникации, феномен прагматически значимого присвоения инвариантного остатка знаков и текстов. В то же время понимание это явление ментальности индивида, в которой осуществляется автокоммуникация, феномен сообщаемости смысла. Единство двойной феноменальности понимания обусловлено общей онтологической основой – коллективной мыслительной и предметной деятельностью, несущей образцы, с одной стороны, словоупотребления, а с другой – практического оперирования с объектами, названными определёнными именами, которые, в свою очередь, сложились в культуре под влиянием господствующих ценностных выборов.
3. Смысл, как инвариантный остаток понимания, не существует вне понимания. Культур-интентумы, или смыслы, интенционально доминирующие в культуре, есть дискурсивно двуединые и в то же время неразложимо-единые, работающие в практическом поле предпонимания, традициях словоупотребления и предметного оперирования семиотические структуры. Каждая эпоха содержит в себе не только саму интенцию понимать что-то и каким-то образом, но и рефлексивные выходы за пределы этой интенции.
4. Сознание субъективно и интерсубъективно одновременно. Понимание – это событие интерсубъективного общения, в котором конструируется отношение субъекта к обществу и истории, к себе самому и возможностям своего мышления. Понимание инвариантно и интерсубъективно. Понимание объективно противостоит интерпретации, интенциональное и аспектуальное содержание которой может быть не определено.
5. Язык, как знаковая система существующий лишь в коллективе носителей, играет роль средства, придающего ход процессам кодировки (раскодировки) текстов-сообщений. Если мы понимаем, то используем при этом одни и те же механизмы и способы понимания, и, описывая, как мы понимаем, мы описываем, как понимает каждый из нас в отдельности. Необходимое условие понимания может быть сформулировано как рефлексивное правило: «Последовательно рефлексировать, чтобы лучше понимать».
6. Классическое естествознание гипостазировало содержание знания в представлении о «естественных объектах», «естественных классификациях», неизменных законах природы. Философия и науки, руководствующиеся неклассическим и постнеклассическим идеалом рациональности, развиваются в многомерном пространстве смыслов, в котором изучается как синхронический понятийный слой в его внутренних логических взаимосвязях, так и диахроническая ось порождения смысла.
7. Языковыми средствами рефлексивных механизмов социокультурной динамики понимания являются стилистические и семантические тропы, позволяющие снять непонимание, найти «основу» для понимания безосновного, определить семантические инновации, без которых реализация инновационных способов мыслительной и предметной деятельности существенно затруднена.
Теоретическая значимость исследования заключается в следующем:
дано определение понимания как социокультурного и ментального феномена;
выявлена общая основа двойной феноменальности понимания;
предложено и содержательно обосновано определение сознания как суперпозиции ассимилирующих друг друга систем понимания и мышления, включённых в общий для них контекст деятельности;
введены и определены термины интенция понимания, культур-интентум, двойная феноменальность понимания;
сформирована новая область культурологических исследований, связанных с выявлением и описанием культур-интентумов;
выявлены основные типологические причины непонимания между субъектами коммуникации, предметной и мыслительной деятельности;
теоретически обоснованы пути решения проблемы, возникающей при построении объективной онтологии сознания и гносеологическом анализе понимания и состоящей в потере самого феномена субъективности сознания, когда невозможно определить его место в онтологии реальности, традиционно формулируемой от третьего лица, с позиции наблюдателя;
осуществлён логико-гносеологический анализ диахронных процессов гипостазирования языка (на примере понятия «естественный объект»);
описаны основные языковые средства дискурсивной практики понимания;
обозначен круг научных и научно-философских проблем, которые могут стать предметом самостоятельных диссертационных исследований.
Практическая значимость исследования определяется высокой степенью применимости полученных разработок феноменальности понимания в целях профессионального и высшего образования, обучения инновационным методам деятельности, интеллектуального развития специалистов самого различного уровня и рода занятий. Пути достижения общего понимания, выявленные на основе анализа рефлексивных механизмов, являются одними и теми же в разных социальных практиках – от публичных выступлений и политических компромиссов до практики узкоспециализированного научного исследования. Результаты исследования могут быть использованы при подготовке методик обучения толерантной речевой коммуникации, рассматривающих понимание как необходимое условие ментальной толерантности по отношению к системе ценностей другого социального субъекта. Реализованный в исследовании общеметодологический подход важен с точки зрения значимого взаимопонимания в повседневной коммуникативной практике и коммуникативном действии как единственной альтернативы насильственному воздействию людей друг на друга и может быть использован при создании учебно-методических пособий для учителей школ и преподавателей средне-специальных и высших учебных заведений.
Апробация работы. Задача изучения понимания как социокультурного и ментального феномена была поставлена на методологическом семинаре кафедры философии Новосибирского государственного университета экономики и управления. Теоретические разработки обсуждались на заседаниях кафедры философии Новосибирского государственного университета.
Основные положения и выводы, сделанные в ходе диссертационного исследования, были изложены на Международном симпозиуме «Философия образования Востока и Запада: развитие диалога», НГПУ (25–27 октября 2006 г.), Международной научно-практической конференции «Формирование профессиональной культуры специалистов XXI века в техническом университете», СПбГПУ (21–23 октября 2008 г.), Международной научной конференции «Проблема смысла в философии и культуре русского Серебряного века», г. Дрогобыч (15–17 мая 2008 г.), Всероссийской конференции «Модернизация национальной системы высшего образования и проблемы интеграции вузов России в мировое образовательное пространство», НГТУ, НГУЭУ, СПбГУ, НГПУ (20–22 сентября 2005 г.), Всероссийской конференции «Человек в условиях неопределённости», НГУ (18–19 мая 2006 г.), Всероссийской конференции «Человек и его мир в эпоху постмодерна», НГУ (8–9 ноября 2007 г.), Всероссийской научной юбилейной конференции «Интеллект, культура, образование», НГПУ, ОГУ, НГАСУ, СибАГС (16–18 сентября 2008 г.), Межвузовской научной конференции «Существует ли вузовская наука?», НГУЭУ, НГТУ (сентябрь 2005 г.) и др.
Содержание исследования отражено в 34 научных работах, из них 3 монографии, составляющих в совокупности 46,8 п.л., 11 статей в журналах, рекомендованных ВАК РФ, 15 статей в сборниках научных трудов, 5 работ в сборниках международных, всероссийских и региональных конференций.
Структура диссертации. В соответствии с задачами и методологией исследования диссертация состоит из введения, трёх глав и заключения. Библиографический список содержит более 350 источников. Общий объём диссертации 377 страниц.
