Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. СТАНОВЛЕНИЕ ЛИЧНОСТИ И. В. КИРЕЕВСКОГО И ЕГО ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ
1.1. Специфика формирования самосознания русского общества XVIII-начала XIX вв. 16
1.2. Жизненный путь и динамика творческих исканий И. В. Киреевского 23
ГЛАВА 2. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ УЧЕНИЯ О ЛИЧНОСТИ В ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ И.В. КИРЕЕВСКОГО
2.1. Воззрения ранних славянофилов на смысл и цели научного творчества 69
2.2. Источники формирования основ научной картины мира и психологических воззрений И. В. Киреевского 72
2.3. Особенности психологического созерцания И. В. Киреевского 79
2.4. Проблема экзистенции души человека в творчестве И. В. Киреевского 92
ГЛАВА 3. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ УЧЕНИЯ О НАРОДЕ В ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ И. В. КИРЕЕВСКОГО
3.1. Основные понятия в учении И, В. Киреевского и особенности методологических подходов 104
3.2. Генезис психологии западноевропейской общности народов в учении И. В. Киреевского 121
3.3. Модальная личность западноевропейского психологического типа 139
3.4. Генезис психологии русского народа в учении И. В. Киреевского 142
3.5. Модальная личность восточноевропейского психологического типа 161
ЗАКЛЮЧЕНИЕ И ВЫВОДЫ 167
БИБЛИОГРАФИЯ 169
- Специфика формирования самосознания русского общества XVIII-начала XIX вв.
- Воззрения ранних славянофилов на смысл и цели научного творчества
- Основные понятия в учении И, В. Киреевского и особенности методологических подходов
Введение к работе
Практика социальных преобразований последних десятилетий сформировала отчетливый запрос на восстановление духовных оснований и нравственных смыслов отечественной культурно-исторической традиции, что потребовало научного осмысления экзистенциально-психологического аспекта жизнетворчества человека (см. исследования К. А. Абульхановой-Славской, В. М. Аллахвердова, Ю. В. Александровой, В.. В. Большаковой, Б. С. Братуся, Е. П. Буданцевой, А. Н. Ждан, В. В. Знакова, А. А. Мелик-Пашаева, В. И. Панова, В. А. Пономаренко, В. В. Рубцова, А. Д. Червякова, В. Э. Чудновского, В. Д. Шадрикова, Е. Д. Яхнина и др.). В условиях поиска адекватных методологических средств решения этой задачи научная психология встала перед необходимостью укрепления гуманитарного направления своих исследований и возвращения на новом уровне к уникальному культурному опыту религиозно-философского постижения психической реальности (см. работы МЛ. Дворецкой, МИ. Воловиковой, А.А. Гостева, В.А. Елисеева, В.А. Кольцовой, А.Н. Моргуна, В.А. Соснина, А. Д. Червякова).
В истории отечественной науки проблема роли духовных смыслов, сохраненных культурно-исторической традицией, для формирования психологического плана личности конкретного человека и народа впервые была поставлена И. В. Киреевским (1806-1856). Направленность творческих поисков мыслителя определяло стремление найти за проявленным «внешним» не проявленное «внутреннее» и раскрыть творческую деятельность души, - ту внутреннюю борьбу требований природы и запросов духа, уникальный вариант взаимопреломления которых и порождает феномен психологии личности человека и народа в ее духовно-нравственной неповторимости. Своей установкой на духовные смыслы существования личности и нравственные критерии ее самосознания учение И. В. Киреевского предвосхитило научные положения религиозно-философской мысли «серебряного века» и основные доминанты современной экзистенциальной психологии. Однако психологические аспекты учения И. В. Киреевского практически неизвестны современной истории психологии, поскольку были вытеснены социально-политической интерпретацией его идей и не подвергались научному историко-психологическому анализу.
Научно-библиографический анализ разработанности проблемы показал, что, несмотря на присутствие всех элементов научной теории (предмета исследования, методологии его рассмотрения, сформулированной концепции), учение раннего славянофильства, основы философии и гносеологии которого принадлежат И. В. Киреевскому, никогда не воспринималось только в этом качестве. Обращенное к духовно-нравственным аспектам бытия личности и народов оно долго оставалось предметом идеологических дискуссий. Полемику с западниками середины . XIX в. - В. Белинским, А. Герценом, Т. Грановским, Н. Чернышевским, Д. Писаревым и др. - сменила журнальная полемика начала девяностых годов. В ней приняли участие В. Соловьев, Н. Страхов, А. Пыпин, А. Киреев, К. Бестужев-Рюмин, П. Виноградов, П. Милюков, Н. Михайловский, С. Трубецкой, Л. Тихомиров и др. Затем в спор вступили народники и марксисты. В результате него за славянофилами закрепилась характеристика охранителей феодально-крепостнических порядков (Плеханов, 1926). На рубеже веков в работах Н. Бердяева, С. Венгерова, Л. Владимирова, М. Гершензона, В. Завитневича, В. Лясковского, Н. Колюпанова, М. Таубе, П. Флоренского, В. Херсонского и др. интерес переместился в направлении личного творчества славянофилов. Большинство работ, принадлежащих философам русского зарубежья (Н. Арсеньев, Н. Дорн, В. Зеньковский, И. Ильин, С. Левицкий, Н. Лосский, П. Милюков, Ф. Степун, Г. Флоровский) отличает религиозно-мировоззренческий контекст размышлений авторов и рассмотрение славянофильства в общем процессе формирования национального самосознания русского народа. Советские ученые в 1930-40-х гг. осуществили попытку в определенной мере освободиться от стереотипа плехановского определения. В работе Н. Державина за 1939 г. была дана оценка идеологических установок славянофильства как либеральных и подчеркнут внутренний мотив их творчества - любовь к своему народу {Державин, с. 127 // Историк-марксист, 1939). Настоящим событием оказалась дискуссия об экономических взглядах славянофилов 1941 г, развернувшаяся в стенах Института истории АН СССР. В докладе С. Дмитриева, прозвучавшем там, славянофильство рассматривалось как сложное противоречивое явление, к числу положительных сторон которого были отнесены борьба за отмену крепостного права, признание роли общины, либерально-экономические тенденции, но все это - на фоне негативной дворянско-консервативной монархической позиции его представителей (Дмитриев, 1941). Положительное отношение к славянофилам высказал Н. Штейн, увидев в них поборников сельской общины, воспитывающей дух солидарности в народе (Штейн, 1948). Как идейное направление, исповедующее бесконфликтную форму либерально-промышленного развития России и противостоящее социалистической идеологии, характеризовал славянофильство в своем экономическом исследовании Н. Цаголов (Цаголов, 1956). Определение «консервативные либералы», предложенное в 1962 г. Ю. Карякиным и Е. Плимак, было новой формой его идеологического понимания (Карякин, Плимак, 1962). Самостоятельную научную позицию в этой дискуссии заняли А. Галактионов и П. Никандров. Авторы заявили, что славянофилы впервые остро поставили проблему особого пути развития России, сохранения и преумножения самобытной русской культуры; само явление славянофильства было определено ими как «форма национального сознания» (Галактионов, Никандров, 1966). Дискуссия 1969 г. развернулась уже на страницах журнала «Вопросы литературы». Позициям С. Покровского, А. Дементьева, В. Кулешова, А. Янова, относивших славянофилов к откровенным крепостникам, религиозным реакционерам и создателям культа социального идолопоклонства были противопоставлены позиции Б. Егорова, А. Иванова, Л. Фризмана, Е. Маймина, С. Дмитриева, С. Машинского, отметивших положительную роль славянофильства и необходимость его конкретных научно-исторических исследований. Определенностью отличалось мнение В. Кожинова, указавшего существо славянофильства в утверждении принципиальной самобытности исторической судьбы и культуры русского народа в сравнении и с Западом, и с Востоком (Литературная критика.,, 1969). База исследований славянофильского учения в последние три десятилетия пополнилась трудами А. И. Абрамова, Т. И. Благовой, А. А. Галактионова, Е. А. Дудзинской, А. Ф. Замалеева, В. К. Кантора, В. И. Керимова, В. А. Кошелева, К. Н, Ломунова, В. С. Малахова, М. А. Маслина, П. Ф. Никандрова, С. Н. Носова, А. М. Пескова, Т. Ф. Пирожковой, С. Н. Пушкина, В. В. Сербиненко, В. И. Холодного, С. С. Хоружего, Л. Е. Шапошникова, В. Г. Щукина, Н. И. Цимбаева, Ю. 3. Янковского, и диссертационными исследованиями К. М. Антонова, Е. А. Ауловой, Н. А. Волкович, А. В. Гвоздева, В. Н. Жукова, В. Н. Засухиной, И. С. Разумовского и др. Начиная с 1980-х годов наметилось изменение тенденции исследований и преобладание собственно научных оснований для анализа творчества ранних славянофилов. В связи с этим появилась возможность систематизировать результаты рассмотрения обширной библиографии последних трех десятилетий на основании проблемологического принципа. А. О. Митрошенковым в содержании всего комплекса проблем были выделены четыре направления, включающие разработку ряда конкретных вопросов. Первое направление исследований - идейно-философская специфика славянофильства: истоки и сущность философии славянофилов, славянофильство как идейное течение. Второе направление - основные проблемы философии славянофилов: онтология и гносеология, историософия и социальная философия. Третье направление - славянофильство как явление русской общественной мысли: вопрос границ явления, славянофильство -консерватизм или либерализм, славянофильство и панславизм, славянофильство и теория официальной народности. Четвертое - учение славянофильства как совокупность творческих идей; славянофилы и современная русская историография {Митрошенков, 2003). Автор обратил внимание на сравнительно небольшое число работ, содержащих анализ философии славянофилов. Психологический ракурс рассмотрения, за исключением очень немногих авторов, практически не был заявлен.
Как проблема определения психологических типов поколений, вступивших на арену общественно-политической борьбы в XIX веке, психологический ракурс был обозначен Д. Н. Овсянико-Куликовским, который считал, что суть вопроса вообще заключалась «не в понятиях, не в идеях», а в различиях склада ума, чувств и воли их представителей. Различие в идеях явилось не причиной разлада лагерей, а лишь следствием «уже существующей розни, обусловленной конечным различием душевной организации» (Овсянико-Куликовский, 1909-1911, с. 23).
Психологический критерий для понимания существенной внутренней стороны противостояния славянофилов и западников был также предложен Г. Флоровским в 1921 г. По мнению автора, представители двух лагерей были, прежде всего, носителями двух различных мировоззрений. Но в качестве самостоятельной разработка указанной проблемы не входила в его замыслы {Флоровский, 1998).
В работе В. Керимова об историософии Хомякова последняя во многом предстает как этнопсихология. Автор затрагивает проблему веры как внутреннего фактора, представляющего собой «неотъемлемую часть, ядро народной психологии» и объясняющего особенности жизни и деятельности народа {Керимов 1989, с. 9).
Н. И. Михайлюкова предложила экзистенциальный ракурс рассмотрения богословских идей А. Хомякова, ближайшего единомышленника И. В. Киреевского, доказывая их методологическое значение для исследований гуманитарного цикла, направленных на решение вопросов гармонизации внутреннего мира личности. По мнению диссертанта, акцентируя внимание «на тех элементах природы человека, которые подавлялись рациональной психологией», экзистенциализм становится союзником современной науки «в анализе характера человеческого существования во всех его проявлениях» {Михайлюкова, 2005, с. 24).
В работе С. Воробьевой, без углубленной разработки и в качестве постановочного «психологический подход» прямо назван особенностью историософии славянофилов. «Внутренний мир человека, его душа становятся центром познания... Чувство - основа исторического исследования. Славянофилы утверждают проявление в чувствах божественного закона. При этом психологизм исторического сознания наделяется нравственным значением» {Воробьева, с. 188 // Русская философия.., 2001).
В числе авторов, обращавшихся к исследованию религиозных, философских, историософских, эстетических, биографических аспектов, жизни и творчества И. В. Киреевского входят К. М. Антонов, Н. Барсуков, П. Бартенев, К. Н. Бестужев-Рюмин, Т. И. Благова, А. В. Гвоздев, М. О. Гершензон, В. В. Зеньковский, А. К, Каатс, 3. А. Каменский, В. Н. Катасонов, А. Ю. Кинчи, Г. Князев, И. М. Концевич, В. С. Костелов, В. А. Котельников, А. И. Кошелев, П. Н. Линицкий, Н. О. Лосский, А. Г. Лушников, В. Н. Лясковский, Ю. В. Манн, Д. И. Писарев, Г. В. Плеханов, В. Б. Рожковский. Ф. Руло, В. И. Сахаров, С. М. Соловьев, Ф. Терновский, А. С. Хомяков, С. Четвериков, А. М. Шарипов и др.
Первая работа, в которой излагались взгляды И. В. Киреевского, связанные, в сегодняшнем понимании, с психологической проблематикой, принадлежит А. С. Хомякову. В его статье «По поводу отрывков, найденных в бумагах И. В. Киреевского», написанной в 1857 г. дается не просто их описание, но подлинное творческое развитие. Она остается самой яркой попыткой философского анализа идей мыслителя последнего периода его жизни (Хомяков, 1861-1873).
П. Линицкий, касаясь психологической стороны проблемы цельности духа, трактовал ее с позиций приближения к греческому идеалу гармонии духа и тела, позитивность которого автор противопоставлял требованиям христианской аскезы, выдвинутым в учении И. В. Киреевского (Линицкий, 1882).
Н. П. Колюпанов рассматривал психологический аспект воззрений И. В. Киреевского в сопоставлении с «теорией типичных способностей», созданной в средневековой Европе, основную мысль Киреевского о собирании способностей души он интерпретировал как описание действия воли в человеке (Колюпанов, 1894).
Монография А. Г. Лушникова (1918 г.) представляет собой наиболее развернутое исследование философского наследия мыслителя. В нем впервые получает обоснование положение о святоотеческих источниках творческого мировоззрения мыслителя и интеграции на их основе достижений западноевропейской интеллектуальной культуры. Автор доказывает, что зрелость научного мышления связана с овладением Киреевским содержательных и гносеологических аспектов учения о человеке Исаака Сирина, Григория Панамы, аввы Фаласия, аввы Дорофея. Предприняв самое подробное, исторически выверенное, описание динамики основных творческих идей Киреевского, автор, в силу внутренней логики самого процесса анализа, приходит к психологической формулировке представления о философском идеале цельности, характерного для миросозерцания Киреевского, «основные черты» которого «сводятся к устойчивому равновесию и гармоническому развитию психических сил человека» (Лушников 1918, с. 119).
Собственно о психологической постановке проблем, связанных с анализом личного творчества И. В. Киреевского впервые заявил М. О. Гершензон, обративший внимание на разработку внутреннего плана явлений как неотъемлемую характеристику содержащегося в нем подхода. Автор предложил обобщение психологических интуиции основоположника теории славянофильства на уровне образа «душевного ядра», которое «замкнуто в себе..., представляет самочинную внутреннюю организацию в человеке, действующую по неизвестным законам, оно открыто всем влияниям, но перерабатывает их с величайшей сложностью, и только то, что в нем свершается есть подлинная, сущая реальная жизнь человека, оно... представляет собой тот внутренний канал, который соединяет дух человека со всей мировой сущностью - бытием и волею Бога. В этом внутреннем ядре человека живут и борются без забрала в своем подлинном виде, дух добра и дух зла». (Гершензон, 1910, с. 17). Но ошибочная авторская интерпретация с позиций «эмоционализма», по определению В. В. Зеньковского, высших смысловых категорий учения И. В. Киреевского заложила тенденцию принципиально неверного его понимания. Через сто с лишним лет известный историк и исследователь славянофильства Н. И. Цимбаев обосновал вывод о том, что на основе интерпретаций Гершензона происходило «упорное искажение славянофильского учения» и взглядов Киреевского (Цимбаев, 1997, с. 67).
Как о последователе святоотеческой антропологической традиции в подходе к внутреннему миру человека, написал об И. В. Киреевском в 1948 г. богослов, философ и психолог В. В. Зеньковский. Не принимая точки зрения М. Гершензона, он выделил представления мыслителя об эмпирической сфере души с многочисленными отдельными функциями и глубинной ее сфере, «лежащей ниже порога сознания, где центральную точку можно назвать глубинным "я"», и подчеркивал динамичный характер развиваемой им антропологии (Зеньковский, 1999, с. 251).
R О. Лосский в «Истории русской философии», вышедшей в 1951 году, особо подчеркнул субъективный план при рассмотрении творчества И. В. Киреевского. Им был сделан акцент на факторах веры и убежденности, которые характеризовали мировоззрение самого мыслителя. В основе рассмотрения автором центральной духовно-психологической проблемы учения Киреевского лежали представления об особых состояниях познающего духа - мистической интуиции и созерцании. Они понимались как достижимые гармоническим целым всех духовных сил - разума, чувства, эстетического смысла, любви, совести и бескорыстного стремления к истине. Н. О. Лосский указал на прямую зависимость идеи непосредственного единства структуры внутреннего мира человека, развиваемую Киреевским, от идеи консубстанциальности, выраженную в догмате о Пресвятой Троице. «Тот факт, что различные части программы Киреевского осуществлены многими русскими философами.., говорит о существовании удивительного сверхэмпирического единства нации и о том, что Киреевский был истинным выразителем сокровенной сущности русского духа» (Лосский 1991, с. 28)
С позиций медицинской психологии был проведен анализ особенностей жизненного пути и личности И. В. Киреевского английским исследователем А. Глисоном, который пришел к выводу о том, что религиозность мыслителя была выражением невротического симптома, вызванного страхом перед грядущими изменениями русской жизни (Gliason, 1972).
В ракурсе задач настоящего исследования необходимо указать на важность следующих работ, созданных в последнее десятилетие. Историко-философское исследование святоотеческих корней концепции цельного духа И. В. Киреевского, выполненное А. В. Гвоздевым (Гвоздев, 1999) и культурологическая реконструкция идеи цельного духа в творчестве мыслителя, проведенная В. Б. Рожковским (Рожковский, 2004), не являются собственно психологическими исследованиями, но содержат большой фактический материал, который своим содержанием, на наш взгляд, прямо подводит к постановке вопроса об исследовании психологических аспектов воззрений И. В. Киреевского.
К. М. Антонов, автор диссертационного исследования философско-антропологического аспекта учения И. В. Киреевского, резюмируя полученные им результаты, делает вывод о психологическом потенциале изученного содержания и указывает на возможность использования идей Киреевского в социально-психологическом ракурсе «при разработке таких проблем как становление личности, ее самоидентификация, адаптация в обществе» и проблемы «преображения человеческой личности» (Антонов, 1999, с. 171).
Проведенный научно-библиографический анализ констатировал практическое отсутствие исследований, направленных на рассмотрение психологических аспектов учения И. В. Киреевского, и выявил высокую степень значимости постановки и рассмотрения данной проблемы.
Цели исследования: научная реконструкция психологического содержания учения И. В. Киреевского; восполнение общей картины истории становления русской психологической мысли и определение места и роли научного наследия И. В. Киреевского в контексте современной гуманитарной психологии.
Задачи исследования.
Провести психолого-историческую реконструкцию:
• творческого становления личности и формирования психологических і воззрений И. В. Киреевского;
• специфики понимания им психологической феноменологии и способов ее познания;
• психологических представлений мыслителя о динамике внутренней жизни человека;
• круга понятий и особенностей методологических подходов И. В. Киреевского в постановке проблемы психологии народа;
• воззрений И. В. Киреевского на фундаментальные факторы генезиса психологии народа;
• комплекса специфических черт западноевропейского и восточноевропейского психологических типов, выявленных И. В. Киреевским, в понятийно-терминологическом соотнесении с представлениями современной психологии.
Объект: концепции личности и народа в творческом наследии ранних славянофилов.
Предмет: психологические аспекты духовно-нравственного учения о личности и народе И. В. Киреевского.
Методологические основания исследования составили: принцип историзма, принцип аутентичности материала источников, принцип интегративности историко-психологиеского анализа, принцип творческой конструктивности идей, а также положения классиков и современных исследователей теории и истории психологической науки, представителей русской философской и религиозной мысли и историков культуры, предложивших стратегии понимания явлений интегральной духовно-психологической природы, доказавших научную значимость их исследования и разработавших варианты методологических подходов их рассмотрения.
По выводам академиков РАО К. А. Абульхановой-Славской и В. Д. Шадрикова, историзм науки уже не может пониматься, либо как утверждаемая позитивизмом поступательно-накопительная непрерывность исторической связи, либо как дискретность - отрицание новым знанием предшествующего, с позиций современной методологии науки он предстает как «непрерывность познания в сохранении и решении проблем данной науки» {Абульханова-Славская, Шадриков, Татенко 2005, с. 5).
Своеобразие психологического созерцания и психологических :% аспектов творчества такого оригинального мыслителя, каким был И. В. Киреевский, являются сложным предметом для исследования. До недавнего времени они не могли быть аутентично рассмотрены в рамках научного подхода. Но современные представления: а) об «уровневом» строении методологии историко-психологического познания и фундаментальных ее основах (теории познания, диалектическом учении о методе, характеризующих сущность познавательного процесса, его формы, пути и методы) и онтологии, раскрывающей «особенности исследуемой реальности», а также понимание «психологического познания как «развивающегося и поступательного процесса в его стадиальности, реальной динамике и альтернативности, опосредованности объективными и субъективными условиями и факторами», предложенные проф. Кольцовой В. А. (Кольцова 2004, с. 48 - 49, 317) и сформулированные ею на основе творческого обобщения результатов анализа идей выдающихся зарубежных и отечественных ученых, таких как Б. Г. Ананьев, А. Н. Ждан, М. В. Соколов, Б. М. Теплов, М Г. Ярошевский и др.; б) обоснование религии в качестве источника психологического познания, в) выдвижение требования необходимости расширения источниковой базы истории психологии и включение в нее произведений святоотеческого наследия, доказанные в работах А. А. Гостева, М. Я. Дворецкой, В. А. Елисеева, В. А. Кольцовой, A. H. Моргуна, В. А. Соснина, заставили, не отвергая, по-новому отнестись к возможностям конвенциональных стандартов научного мышления, и заложили потенциал методологической адекватности для изучения сложных историко-психологических явлений.
С выходом первой монографии «Теоретико-методологические основы истории психологии» (Кольцова, 2004), исследования по истории генезиса русской психологической мысли, неотделимой от религиозно-нравственной компоненты, обрели реальный научный базис. В случае конкретного исследования появилась возможность аутентичного понимания творчества и методологических подходов И. В. Киреевского посредством выявления и рассмотрения гносеологической преемственности базовых принципов анализируемой теории и духовно-нравственных смыслов отечественной традиции и культуры познания.
Методы исследования: метод психолого-исторической реконструкции; идиографический метод; метод контекстного анализа; ; метод систематизации психологических идей; метод герменевтического истолкования; биографический метод.
Источники исследования: труды И. В. Киреевского, эпистолярное ; наследие, дневники, архивные документы, труды представителей раннего славянофильства и оппонентов данного направления, критические труды, посвященные анализу философского, историософского, культурологического, литературно-критического аспектов творческого наследия ранних славянофилов, мемуарная литература.
Научная новизна исследования.
В работе осуществлена научная реконструкция психологического плана учения И. В. Киреевского; проведен анализ первоисточников формирования научной картины мира и психологических воззрений мыслителя, выявлены и сформулированы их содержательные и гносеологические основания; предложен вариант научного рассмотрения комплекса его онтологических, антропологических представлений и знаний святоотеческого опыта; описана герменевтика взаимосвязи онтологического и психологического уровней. Выявлено и соотнесено с современными научными представлениями характерное для воззрений И. В. Киреевского понимание смысла; систематизированы психологические воззрения на динамику внутренней жизни и механизмы ее регуляции, показана роль веры как принципа психологии в анализируемом учении; воссозданы представления И. В. Киреевского о структурных уровнях психического и экспрессивных референтах нравственно-психологической зрелости личности. Проведен анализ историософии И. В. Киреевского в аспекте проблемы генезиса психологии народа, проанализирована специфика методологических подходов и понятий, использованных мыслителем при рассмотрении данной проблематики; выявлен и описан механизм динамики нравственных представлений русского народа; выделены и соотнесены с современной, концепцией описательные характеристики специфического комплекса индивидуально-психологических черт, отличающих, в контексте учения Киреевского, представителей западноевропейской и восточноевропейской народных общностей.
Теоретическая значимость.
На основании результатов проведенного исследования объективно; восполняются представления о генезисе отечественного психологического знания и реальной исторической преемственности интеллектуальных достижений, формируется адекватное представление об историко- культурных и духовно-нравственных традициях русской науки в целом и московской психологической школы. Теоретически значимой является попытка содержательного и терминологического соотнесения методологически-концептуального аппарата, используемого И. В. Киреевским, и понятийного аппарата современной науки. Предложенные мыслителем стратегия методологического исследования и модель психики, ориентированные по основанию фактора нравственности, выделенные в ходе психолого-исторической реконструкции его наследия, являются актуально значимым вариантом обогащения смыслового поля гуманитарного направления современной научной психологии.
Практическая значимость.
В поле научной психологии вводится новый источник комплексного знания о внутреннем мире человека. Полученные результаты могут использоваться как материал для разработки учебных курсов по истории психологии, исторической психологии, этнопсихологии, общей психологии, психологии личности. Выявленное в данном учении понимание человека, основанное на приоритете духовно-нравственных факторов его психологии и экзистенциальном ракурсе его проблем, может быть использовано в духовно-ориентированной психотерапии.
Надежность и достоверность результатов исследования обеспечивается привлечением выдержавших проверку временем результатов научной рефлексии, зафиксированных в классических трудах религиозных философов; применением комплекса фундаментальных методологических и теоретических принципов современной общей, исторической, социальной психологии и истории психологии; адекватностью базы анализируемых исторических источников.
Положения, выносимые на защиту:
1. Учение И. В. Киреевского обладает конкретным психологическим содержанием и может рассматриваться в контексте истории развития гуманитарно-психологического знания.
2. В воззрениях И. В. Киреевского психологическая феноменология представлена как цельное духовное явление, структурированное по основанию нравственности. ;
3. В понимании И. В. Киреевского смыслообразующим для генезиса психологии личности и народа выступает фактор веры.
4. Воззрения И. В. Киреевского на духовные смыслы бытия личности и нравственные критерии ее самосознания предвосхитили представления современной экзистенциальной психологии.
Апробация работы.
Результаты исследования неоднократно обсуждались на заседаниях Научного архива ПИ РАО и на научных конференциях: «Провинциальная ментальность: Российское сознание: психология, культура политика», Самара; «История психологии и историческая психология: состояние и перспективы развития», Москва; «Актуальные проблемы истории психологии на рубеже тысячелетий», Москва; «История психологии в Беларуси: состояние и перспективы развития», Минск; «Образование и религия в предотвращении экстремизма в современном мире», Воронеж; «IV Московские встречи по истории психологии», Москва; Юбилейной научной конференции ИП РАН «Современная психология: состояние и перспективы исследований», Москва; «Источниковедение истории отечественной психологии (К 90-летию Психологического института им. Л. Г. Щукиной)», Москва; 2-ой межрегиональной научной конференции по истории психологии. Н. Новгород (1996,1997,2001 - 2006 гг.).
Специфика формирования самосознания русского общества XVIII-начала XIX вв.
Для сознания русского общества1 первой четверти XIX века характерна существенная трансформация системы оценок западноевропейской жизни, ее культуры и науки. Смыл и значение процесса внутренних изменений были выявлены В. В- Зеньковским, определившим их как «разрушение общерусской культурной психологии» (Зенъковский, 1955, с. 12) и своеобразного комплекса гетеротипических черт русского самосознания: русские мыслили себя европейцами, их этническая самоидентификация основывалась как на представлении о собственной самобытности, так и на представлении о себе как европейском народе. Потому генезис русского самосознания всегда был неотделим от генезиса осознания отношений Россия - Западная Европа. Психологический уровень проблемы определялся динамикой двух разнонаправленных внутренних тенденций - «вовне» и «вовнутрь», лежащих в основе неразрывной диады мотивов «вестернизации-самобытности», которые определяли установки сознания на открытость к усвоению инокультурного материала или на стремление к раскрытию «своего», и выступали психологическими константами в истории становления самосознания русских людей. Актуализация каждого из мотивов зависела от экзистенциальной значимости событий, контекст которых осваивало сознание общества в определенный исторический период. Степень этой актуализации выступала референтом изменения ценностных ориентиров, избранных личностью (общностью) в качестве регуляторов своей жизнедеятельности. В течение XVIII века все более нивелировалась интенсивность мотива самобытности. По свидетельству исторических источников, ярко выраженной чертой психологии русского дворянства первой половины века был патриотизм. Однако содержание составлявших его нравственно-социальных представлений, по сравнению с предшествующим веком, уже достаточно трансформировалось, испытав воздействие секуляризованных западноевропейских идей, и строилось не на идеале «Святой Руси», а на пафосе идеи просвещенной империи. Боровшийся за самостоятельность русской мысли и независимость отечественной науки великий М. И. Ломоносов в теоретическом плане сам уже следовал в русле утверждений Декарта и Лейбница, уравнивая Евангелие и научное изучение природы в качестве двух способов Божественного Откровения, фактически отходя от отечественной традиции познания (Левицкий, 1996, с. 32). Для сознания подавляющей части дворянства второй половины XVIII века вестернизация выступала однозначно желательным фактором. Сформировался особый тип образованного русского человека (по существу, духовного диссидента), для которого отчужденность от материнской культуры осознавалась как личное достоинство и необходимый признак высокого уровня образованности. Самобытность русского сознания проявлалась в способе усвоения западноевропейского культурного эталона. Произошло его расщепление на два законченных в самих себе содержания - внешний просветительский феномен и морально-этический феномен - и их избирательное локализованное усвоение. Для определенной части русского общества Запад был интересен своим просветительским идеалом, который впитал в себя и «рационализм и сентиментализм, свободолюбие и культ революции, искание "естественной" и "разумной" религии и религиозное бунтарство, широкий гуманизм и откровенный эгоцентризм, -все это слагалось в законченную систему, отмеченную верой в человека, в прогресс, в возможность перестройки жизни на разумных началах, все это антиисторично, предпочитает эволюции революцию, всегда приковано к земле и обвеяно в то же время творческим оптимизмом» (Зеньковский, 1955, с. 14). Другая часть русских людей стремилась приобщиться к морально-этическому идеалу, привнесенному масонами. В нем она усматривала пример объединения земного и небесного, чуждый суете внешних освободительных идей; ее вдохновлял пафос духовного избранничества, напряженной внутренней борьбы, личного совершенствования и «очищения сердца»3. В практике масонства русский человек пытался удовлетворить свои духовные искания, дать пищу творчеству своей души. Потому идеология масонского движения - новой эзотерической церкви, стремившейся подменить собой (религией «просвещенного» типа) традиционное церковное христианство, - в большинстве случаев русским человеком просто игнорировалась. Вследствие усвоения масонского идеала только на уровне представлений о «свободной религиозности» в высших слоях российского общества получили широкое распространение «разнообразные оккультные течения» (Сербиненко, 2005, с. 46). Таким образом, в целом для сознания русского образованного общества XVIII века было характерно локальное и некритичное усвоение и нравственно нейтральное отношение к внутреннему содержанию смыслов западноевропейских идей, что выразилось в одновременном принятии и рационалистического культа «просвещенного разума» и культа мистического «тайного знания».
Воззрения ранних славянофилов на смысл и цели научного творчества
Особенности учения раннего славянофильства во многом определялись спецификой воззрений его создателей, и в первую очередь И. В. Киреевского, на смысл и задачи научного творчества. Наука мыслилась ими универсальным способом познания истинных законов бытия. Они подчеркивали необходимость корректного отношения и сохранения преемственности достижений интеллектуальной и нравственной культуры человечества, из которых на протяжении эпох слагалась картина представлений о мире и человеке. С позиций их подхода, знание не могло признаваться истинным только на основании признака его принадлежности исторически новой научной теории. Любая из научных методологий, считали они, должна подвергаться взвешенному критическому анализу. Она легко превращается в средство редукции реального жизненного феномена, если тот как предмет познания своей многомерностью превышает методологические возможности формальнологического анализа, понимаемого как синоним «научности». Ранние славянофилы первыми предприняли попытку доказать, что господствовавший в науке рационализм, к середине XIX столетия логикой своего внутреннего развития исчерпал односторонность собственного подхода, и «отвлеченность» традиционного научного мышления пришла в противоречие с требованиями самой жизни, выдвинувшей задачу нравственного осмысления явлений. Потому наука, чтобы остаться созидательной силой общества, должна была пересмотреть свои концептуальные основания, определить свое место и роль в системе действительных координат бытия, в глобальности «общественных событий, проникнутых всемирной значительностью и сменяющихся одно за другим с быстротою театральных декораций» (Киреевский, 1998, с. 314). По их мнению, она встала перед необходимостью рефлексии христианских истоков своего мышления и на новом качественном подъеме эюизненного, а не отвлеченного от жизни, сознания должна обратиться к тому источнику знания, который в неискаженной форме был сохранен
Православием. Славянофилы не считали себя открывателями христианских корней европейской науки. Критический анализ философских систем, предпринятый ими, доказательно вскрыл преемственность подобного научного подхода: наука уже «признала, что новый европейский мир создан христианством» (Хомяков, 1861-1873, т. 1, с. 148). Осуществляя попытку построения интегративной научной картины мира, они прибегли к научной рефлексии специфических факторов отечественной традиции миросозерцания, ввели в контекст научного, исследования и раскрыли их психологическое значение. Учение И. В..Киреевского, уже полтора столетия являющееся предметом научного интереса и источником актуальных гуманитарных идей, своей жизнеспособностью доказало критериальную и прогностическую состоятельность избранных мыслителем научных подходов. Ведь смыслы православия не зависимы от этнопсихологических, индивидуально психологических и пр. различий. Они задают точки духовного роста любому сознанию, и человек, то есть «мыслитель, мыслеживущий» (Хомяков, 1861-1873, т. 4, с. 349), руководствуясь ими, получает реальную возможность обретения духовно-психологических позитивов своего существования. «Самостоятельность суждений, серьезная нравственность убеждений, русский ум и сердце», исключали саму возможность для них отношения к науке, как развлечению или игре ума абстрактными формулами (Андреев 1915, с. 8). Они утверждали, что свободный разум человека, очищенный от всего наносного, относительного и случайного, необходимо стремится к достижению полноты истины. Потому характерный способ мышления, выработанный отечественной интеллектуально-нравственной традицией, цельность духа И. В. Киреевский считал единственно адекватным для познания сложных многоаспектных проблем, разрешения которых требует от науки сама жизнь. Критерием знания у ранних славянофилов выступает соборное сознание, поскольку «только оно, не подвластное историческим заблуждениям, сохранило в себе истину в ее первозданной полноте и чистоте» (Киреевский, 1998, с. 220). У славянофилов не вызывало сомнения, что следование творческому духу православия является необходимым условием свободы научной мысли и точкой верификации практической эффективности научных подходов. Очень близкие по смыслу утверждения впоследствии будут высказаны П. Астафьевым, Н. Бердяевым, И. Ильиным, Н. Лосским, С. Франком, В. Эрном. В плане изучения проблемы методологии ранних славянофилов исследователи традиционно останавливались на выявлении и рассмотрении взаимосвязи гносеологических позиций данного учения с подходами, созданными классической немецкой философией (Бестужев-Рюмин, 1862; Скабичевский 1870; Ковалевский, 1916; Песков, 1994;, Muller, 1966; Walicki, 1975 и др.). Однако в ряде работ, особенно последнего времени, прозвучало требование необходимости рассмотрения православных основ этого учения в целях его объективного всестороннего анализа (см., напр., Галактионов, Никандров, 1966; Goerdt W., 1968; Руло, 1992; Hughes М, 1994; Благова, 1995; Шарипов, 1997; Антонов, 1999; Гвоздев, 1999; Жуков, 2000; Безлепкин, 2001; Рожковский, 2004; Холодный, 2004; Деорецкая, 2004; Катасонов, 2005 и др.). В свете выдвинутых требований методология И. В. Киреевского и славянофилов предстает как образец самобытного преобразования общепринятых принципов научного видения и одна из первых попыток создания нравственно ориентированной научной парадигмы. «Лучше западников впитали в себя славянофилы европейскую философию, прошли через Шеллинга и Гегеля - эти вершины европейской мысли той эпохи. Главная заслуга и своеобразие не в том, что они были независимы от западных и мировых влияний и черпали все лишь на Востоке, а в том, что они впервые отнеслись к западным и мировым идеям творчески и самостоятельно, т. е. дерзнули войти в круговорот мировой культурной жизни» (Бердяев, 2005, с. 380).
Основные понятия в учении И. В. Киреевского и особенности методологических подходов
Для И. В. Киреевского характерно понимание народа как соборной личности, находящегося в сопроницаемой взаимосвязи с Первобытием и обретающей смыслы собственного существования как.результат осознания личного аспекта этой взаимосвязи в процессе своего жизненного творчества. «Справедливость, нравственность, дух народа, достоинство человека, святость законности могут сознаваться только в совокупности с сознанием вечных отношений человека» {Киреевский, 1998, с. 480). Результаты этого осознания мыслились составляющими комплекса основных «убеждений» народа как самосознающей личности.
В контексте учения И. В. Киреевского статус смыслообразующего и генерирующего для сознания общности начала имело убеждение: «основание жизни народа есть убеждение» (Киреевский, 1911, т. 1, с. 6), народ - «живое взаимно-действие убеждений, разнообразно, но единомысленно стремящихся к одной цели» (Киреевский, 1998, с. 283). Убеждение понималось как внутренний надсознательный фактор, эксплицированный в формах «стремления» народных чаяний, направленности «основных интересов» этнофоров, в нравах, обычаях, языке, способе мышления, «понятиях сердечных и умственных», в религиозных, общественных и личных отношениях народа (там оке, с. 35). Киреевский утверждал вторичность любых внешних факторов в качестве основы традиций бытовой культуры этноса, подчеркивая, что главная причина - «в известных духовных устремлениях нации», в характере ее убеждений (Киреевский, 1911, т. 2, с. 231). Убеждение выступало носителем нравственного смысла народного бытия, который неосознанно присутствовал в коллективном сознании этнического субъекта, проникая «всю душу, весь склад ума», весь его «внутренний состав» (там же, с. 266) и, с определенной степенью осознания (истинного или ложного), проецировался в совокупности индивидуальных представлений этнофоров. Общность внутреннего смысла их совокупных убеждений И. Киреевский сравнивал с «нравственным воздухом», которым сознательно или бессознательно дышал каждый из них (Киреевский, 2002, с. 88).
Само убеждение, по Киреевскому, не универсально и имело оттенки внутрисмысловои организации, или особый, присущий только данному убеждению, характер. В контексте идей автора, специфичность психологических характеристик этнической общности - это отражение специфичности его убеждений. Отсюда, суть феномена межэтнической дифференциации в различии установок сознания его этнофоров, который лишь косвенно может быть объяснен причинами иного порядка. Именно своеобразие внутренних смыслов генерирует особенности характера народа, уникальность склада его личности, его представлений о мире, внутренней организации процесса познания и установок его практической деятельности. Таким образом, специфика внутрисмысловои динамики коренного убеждения является основанием особого характера народа и глубинным фактором мотивации сферы уникальных жизненных воззрений этнофоров.
Киреевский указывал на созидающую активность коренного убеждения в истории жизни народа. «Надсознательное» по природе, оно не сразу дается разуму человека как осознанное целостное понятие, но всегда переживается субъектом как ощущение внутренней силы и как желание («надсознательное влечение») постичь основу своего бытия. Сначала «несознанная мысль», как писал Киреевский, бывает воплощена в истории, выстрадана жизнью поколений, и затем, по мере развития народа, осознанна «как плод» всей предшествующей истории. В контексте идей И. В. Киреевского, историческое бытие народа являлось развернутым во времени процессом самопознания народом своего коренного убеждения, т. е. процессом самосознания, самоопределения и становления его соборной личности.
Процесс самосознания осуществлялся в разных сферах общественного сознания - науке, искусстве, ремеслах и пр. - творческими усилиями конкретных личностей. Интегративныи результат совокупньк внутренних усилий, писал И. Киреевский, «обычно и называют просвещением». В силу специфики личной одаренности каждого акты рефлексии выступали в индивидуализированных формах интеллектуальных размышлений, поэтических звуках, действиях практического характера и т. д; были индивидуальны по типам структурализации своего содержания - систематизированный комплекс понятий образованного интеллектуала и фактически «безотчетные» представления малограмотного крестьянина. Однако Киреевский указывал на их имплицитную взаимосвязь, обусловленную принадлежностью единому познающему духу народа: «между ними лежит та же внутренняя постепенность, та же органическая последовательность, какая существует между семенем, цветком и плодом одного дерева» (там же, с.27). Киреевский подчеркивал единство внутреннего сознания народа и соотнесенность всех составляющих его элементов: «все отрасли просвещения, находясь в живом сопроницании, составляют одно неразрывное согласованное целое» (там же, с. 28). Различные сферы жизнедеятельности народа представали как разномодальные познавательные способности его личности, от уровня и характера развития которых зависела адекватность актов самопознания, или образованность народа. Специфическая продуктивность их познавательной активации передается Киреевским через образ «лестницы умственного развития»: объективируясь в конкретных творениях искусства, науки, ремесел и т. п., основное убеждение народа понималось как восходящее «от безотчетных влечений до последних ступеней сознания».
